Поздний цветочек

– Шото, – с кровати послышался испуганный возглас, – с тобой всё хорошо? Я волнуюсь, – Изуку закусил губу, внимательно наблюдая за альфой. Тодороки ходил по комнате туда-сюда и страшно хмурился, тяжело дыша. Ему стало нехорошо, он попил воды и зажег свечку. – Всё в норме, – Шото тяжело выдохнул, опершись рукой на стену. – Ложись-ка спать, – он обернулся, с заботой во взгляде улыбнувшись. По телу разливался жар, голова постепенно начала идти кругом. Он прекрасно знал эти ощущения, но не хотел верить, что это именно оно. Нет-нет! Только не сейчас. Зачем? Ещё рано! – М, а ты? – О-ох, – Тодороки сдавленно застонал, зажмурив глаза. Мидория вскочил с постели и подбежал к нему, схватив за руку. – Ты бледный! И плохо выглядишь! – запричитал он. Альфа дернулся, отшатнувшись. Веснушчатое лицо удивленно вытянулось. – Изуку, извини, – Шото поморщился. Он не хотел его обидеть. – Просто… кажется, у меня начинается гон, – тихо признался он. Омега вздрогнул. Он неловко улыбнулся, быстро заправив прядь за ухо. – М… и что теперь? – его голос прозвучал глухо и скованно. Тодороки печально вздохнул. Вот-вот и он перестанет себя контролировать. В горле першит, сердце ускоряет бег. К паху приливает кровь, становится жарко. – Извини, пожалуйста, – он протянул руку, положив её мужу на плечо. Тот вздрогнул. – Ч-чего? – его брови в напряжении изогнулись. – Э… то есть, прости, я не могу здесь находиться, – проговорил тяжело Шото. – Твой запах, – он прикрыл глаза, медленно вздыхая. По спине прошлась дрожь, – сводит меня с ума. Я… м, я не могу себя контролировать, – альфа повел носом вновь. Мидория испуганно отошел на шаг, прижав ладони к груди. – Шото, ты меня… п-пугаешь. – Нет-нет-нет! Прости! – Тодороки схватил его за руку, – я хочу сказать, что не могу здесь находиться, и извиняюсь за то, что вынужден из-за этого тебя покинуть. – А… ой… – Изуку потупил взгляд, – и куда ты пойдешь? – Ну, к отцу. Переночую у него.. на несколько дней останусь. Ты же один тут справишься? – Д-да, – омега энергично закивал головой. – Но, Шото, что ты скажешь! – Придумаю чего-нибудь… – Тодороки выдохнул. Ему жутко хотелось прикоснуться к Мидории сейчас, повалить его на кровать, прижать к простыням. Но нет. Он встряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Его запах усиливался, перед глазами начали прыгать цветные точки. Изуку такой красивый. Его аромат кажется ещё вкуснее. Теперь острее чувствуется, что он ещё не взрослый. Шото вновь встряхнул головой. Не взрослый, но альфа хочет только его. – Ладно, я… – омега закусил губу, – приду завтра тебя проведать... – Спасибо, – Тодороки слабо улыбнулся и потянул его за руку, крепко-крепко обняв. Мидория испуганно задрожал. Но вскоре успокоился, обняв мужа в ответ. Тот зарылся носом в его волосы, прикрыл глаза. Он готов был стоять так вечно. Его руки осторожно скользили по телу Изуку, прижимали его ближе. Омега спокойно стоял, доверительно его обнимая. Альфа с радостью думал, что они стали ближе. – М, Шото, – Мидория вздрогнул, закусив губу. Тодороки прижимался слишком сильно, трогал его за поясницу, то и дело соскальзывая пальцами ниже. Он никогда себе такого не позволял, это всё из-за гона. – Секунду, – альфа сделал над собой усилие, отодвигаясь от него, и через секунду вновь прижался, заключив мужа в железных объятиях. Изуку шумно выдохнул. Ему не было больно, но эта напористость пугала. Обычно Шото совершенно другой: спокойный, уважающий его желания. – Т-ты себя как чувствуешь? – Ммм, – Тодороки прикрыл глаза. Он прекрасно чувствовал, зачем Мидория это спрашивает. Боится. Беспокоится. – Шото? – омега отодвинулся, внимательно посмотрев мужу на лицо. Он неловко улыбнулся. – Я… М, мне приятно, когда ты меня обнимаешь, – шепотом сказал он. Альфа удивился. – Но я всё-таки чутка волнуюсь. П-пока ты в таком состоянии. – Я сейчас уйду. Сейчас-сейчас… – Тодороки прижался носом напоследок к его шее, собираясь отпрянуть и уйти, но не сдержался, целуя. Изуку задрожал, его тело расслабилось. Шото почувствовал это, держа его в руках. Мидория сдавленно что-то запищал, он уже привык к ласкам, поцелуям и прикосновениям. Даже сам порой лоснился. И вот сейчас он вновь расслабляется, его дыхание учащается. Альфа слышит это краем уха, внутри всё трепещет. Он улыбается, думая о своем омеге. Как же ему всё же повезло, что они смогли быть вместе. Он доверяет и не боится! – Ах, Шото, – Изуку закусил губу и что-то промычал, – пожалуйста, тебе так будет только тяжелее уйти. И ты ведь… ну, понимаешь, что нехорошо может это кончиться. Я совсем не против с тобой… Но мне же пока нельзя, ты знаешь! Тодороки опешил. Он диким усилием воли отстранился, спрятав руки за спину, те вне воли хозяина тянулись к такому желанному телу. – Т-ты х-хочешь сказать, что… – альфа уставился на него, его голос вновь стал нормальным, хотя доселе ужасно хрипел, – что совсем не против сделать это… ну… со мной?! – он просиял. Мидория жутко покраснел и отвернулся. – Я хочу сказать, чтобы ты скорее уходил! – засмущался он и убежал обратно на кровать. Шото растекся в глупой улыбке. Он взрослый и серьезный, но рядом с Изуку не может себя контролировать. Особенно сейчас. От объятий ему стало только хуже: в штанах было откровенно тесно, по всему телу то и дело проносилась дрожь. – Ухожу, – Тодороки пошатнулся, разворачиваясь, и через силу побрел к двери. Все чувства обострились в разы, в носу першило. В голове всплывали дурные, откровенно непристойные мысли. Он пытался держать себя под контролем, но в груди разгорался настоящий пожар. Его тело одновременно было страшно вялым, расслабленным и встревоженным, ощетинившимся. Сейчас, если столкнется с другой альфой, будет вести себя более агрессивно, чем обычно. Шото добрел до дома своего отца, кулаком постучал в дверь. Свежий воздух вынес из легких остатки грушевого аромата, дышать стало чуть легче. В избе послышались шевеления, после в сенях – звук шагов. На дворе стояла ночь, вряд ли его будут рады видеть. – Кто там? – пророкотали за дверью. – Это я, Шото, – пропыхтел альфа, тихо постанывая. Сейчас ему было совсем не до отца и его придирок. – Выгнали тебя, что ли? – донесся веселый голос. Энджи сразу же открыл. Он нахмурился, осмотрел его с ног до головы, удивился и впустил в дом. – Нет. Шото прошел в избу медленно, пошатываясь. – Я сразу-то подумал, что вы поссорились! – воскликнул весело Энджи, сажая его на кухне за стол. Шото рассеянно кивнул. – Н-нет. – Ну а зачем бы ещё в ночи тебе ко мне приходить? Не за солью же, правильно! За ней поутру ходят, – засмеялся Энджи. Со дня свадьбы последнего сына он не прекращал радоваться. – А тут ты. Значит, случилось чего. Вот я и подумал, что выставил твой омега тебя! – Выставил? – Шото подпер щеку рукой, вздыхая. Здесь пахло только едким, мускусным запахом отца, ему стало чуть легче. – Ну, конечно! Если вы поссорились, как удержитесь на одной территории? Кто-то один обязательно должен уйти. – И почему это должен быть именно я? – кисло уточнил Шото. Он и так понимал, почему, но голова отказывалась соображать. – Ну не омеге же в ночь на улицу идти! – возмутился Энджи. – Во-первых, опасно слишком для здоровья, мало ли что. Во-вторых, кто ж знает, мало ли он уже беременный! А от условий для жизни не пригодных ребенка-то потеряет! И кто будет виноват? – Кто? – Ты! – Почему я? – возмутился Тодороки. Он наморщил нос, пытаясь сообразить. Изуку не беременный. Хотя так или иначе на улицу его никто бы не погнал. – Ну как почему? Кто его на улицу выгнал? – Не я. Да вообще, никто! – Ну это же так, гипотетически, – Энджи вздохнул. – А так, сын, наука-то в чем. Если омега в избу въехал, всё! Считай, это уже его дом! – С чего бы? – Шото оскорбленно насупился. Изуку он готов был отдать всё, вплоть до своей жизни. Что там какая-то изба. Но другие омеги? Нет-нет, он их, конечно, ценит всех и уважает, но отдавать им свой дом, который он с таким усердием строил именно для Изуку! – А с того! Он приедет, заполнит собой, считай, все пространство. Навоняет всюду запахом своим и тебя, да-да, тебя заставит мебель перетаскивать так, как ему нравится! Кувшинов нарасставляет, цветочков всяких. У нас так с твоей мамой было, – ностальгически проговорил Энджи. Шото улыбнулся краешками губ. Пускай Изуку меняет убранство дома, как ему нравится. Лишь бы счастливый ходил, довольный. О маме Шото практически не знал ничего. Отец не любил о ней вспоминать: слишком болезненно. Сам Шото ничего толком не помнил. Только лишь её теплые руки и мягкий запах сливового дерева. Такой душистый, кислый. – Так чего, собственно, у вас случилось? – спросил Энджи. – Ежели не ссорились, то чего пришел? Тодороки вздрогнул. Он поморщился, еле сдерживаясь, чтобы не упасть лицом в стол. В дали от Изуку ему стало легче. Организм расслабился, видимо, осознав, что спариваться ни с кем сейчас не будет. Но Шото неосознанно всё ещё искал полненькую фигурку взглядом по дому, хотя и понимал, что Мидории тут нет. – У меня гон, – без предисловия вздохнул Шото. – Это я вижу, – Энджи поморщился. – Но в чем дело? Разве ты не должен сейчас быть, ну, рядом с омегой своим? Даже не рядом, а… я бы сказал в... – Отец! – Тодороки перебил его, всполошившись. Столь личные вещи он не был готов обсуждать ни с кем. Энджи рассмеялся. – Ладно, не злись. Так чего? Зачем ты здесь? Может, поссорились всё же? Побоялся он тебя к себе пускать, прогнал? – М, – Шото недовольно нахмурился. Не нравились ему такие предположения. Вообще страшно было думать, что Изуку его прогонит куда-то. – В шею гнал тебя! – вновь рассмеялся Энджи. Несмотря на позднее время суток, он был полон сил. – Не гнал он меня! Не боится он меня! – уверенно воскликнул Тодороки, ударив ладонью по столу. Одинокие ложки, что лежали на нем, подпрыгнули. Наверное. – Хм, – Энджи насупился. – Тогда что ты здесь забыл, сынок? – поинтересовался он с прищуром. – К омеге своему иди, внуков мне сделайте. – Я не могу, – Шото затих, подперев подбородок рукой. – Не могу. – Почему? – Энджи нахмурился. Внимательно осмотрел сына, принюхался. – У тебя же гон, тем более, я вижу, как сильно ты его любишь. Что за причина такая загадочная заставила тебя уйти? – его голос понизился. Шото сглотнул, напрягшись. Вот-вот и Энджи догадается. Он далеко не дурак. Только сейчас он вспомнил, что так и не придумал оправдание для отца. Его поведение выглядит со стороны странно. Крайне странно. – Я… – Тодороки поежился, – Изуку, он… – альфа отвернулся, боясь, что по его глазам всё будет понятно. Правду говорить не стоит, точно не стоит. Не поймут. И Мидория ругаться будет, обидится, расстроится. Расстроится… это совсем жутко. – Что с ним? Он болеет? – Н-нет, – Шото мотнул головой. Хорошая теория, но слишком подозрительная. Чего ж они молчат? Чем болеет? Да и не стал бы, скорее всего, Шото куда уходить в свой гон, если бы Изуку заболел. Ну не смертельно же. – Сын, – в голосе Энджи появилась сталь, – в чем дело? – Я боюсь ему навредить, – честно сказал Тодороки. Молчать дальше нельзя, а врать он совсем не умеет. Энджи удивился. Он неопределенно качнул головой. – Что ты имеешь в виду? – его брови сдвинулись к переносице, – не впервой ведь, не так ли? Шото сглотнул. Он кивнул, лихорадочно соображая. Если всё вскроется, проблем они не оберутся. О Мидории пойдут сплетни, мол, взрослый какой, а до сих пор не тек ни разу. Видать, больной. Навредить. Навредить… как навредить? Ежели уже делали это, то чего бояться? – Изуку беременный, – выпалил Шото, вздрогнув. Он напрягся, боясь, что отец различит его ложь. Но это было первым, что пришло на ум. – Правда?! – Энджи просиял. Он вскочил, подбежал к удивленному донельзя сыну и крепко обнял его, хорошенько встряхнув. Шото облегченно выдохнул. – Д-да. Мне сложно себя контролировать с-сейчас, поэтому боюсь, что на ребенке как отразиться, – пробормотал Тодороки. – Ну да, ну да, – Энджи махнул рукой, – мало ли, выкидыш. Нам таких сюрпризов не надо! – он погрозил сыну пальцем. Тот неопределенно кивнул. От мысли о беременности Мидории по телу разлилось приятное тепло. Жаль, что пока что это неправда. Пока что. – В-вот, поэтому я ушел. – Сын, так что это получается, – Энджи нахмурился, а Шото напрягся, – он не укушенный у тебя? – Что? – Не укушенный? – повторил Энджи. – Не помеченный в смысле! Ты ж так его любишь, зачем этот момент откладываешь? Если б укушенным он у тебя был или ты у него, то твое тело под его цикл подстроилось бы. И не было бы всяких таких бы казусов. У него течка – у тебя гон, у него затишье - и ты в спокойствии. А так, эх, – мужчина махнул рукой. Шото сладко улыбнулся. Он никогда не задумывался о том, чтобы укусить Изуку, хотя возможностей предоставлялось множество. И тот, скорее всего, даже против не был бы. Но всегда ранее Мидория казался слишком недосягаемым, Тодороки боялся даже мечтать о таких вещах. Он грезил свадьбой, но старался смотреть на вещи здраво. Укусить Изуку. Укусить… Его нежная кожа, мои острые зубы. Сама эта мысль вызывала дрожь в теле, сладость. Внизу живота что-то скапливалось тепло, что-то скручивалось. Ему хотелось визжать, когда он думал об этом. Особенно сейчас, во время гона. И не только метку поставить, лучше ещё сцепиться с набухшим узлом на пару часов. И пусть после Мидория ходит и гнездится, постепенно округляясь. – Сынок, а как ты понял, что беременный он? – спросил весело Энджи, выводя его из рассеянных мыслей. Шото вздрогнул. Он встряхнул головой, пытаясь сообразить. – Так… э… да! Твои предположения верными оказались. Все симптомы сходятся! – Вы повитуха звали? – насторожился Энджи. Шото, поняв, что, если ответит утвердительно, придется ещё знахаря уговаривать соврать. Нет, лишние сложности. – Э… – он мотнул головой. – Хм, – Энджи вздохнул, – скажи своему омеге, пусть сходит. Не хочется раньше времени радоваться. – Да-да, – Шото кивнул, радуясь, что его обман так удачно сложился. Нужно будет ещё Изуку предупредить. Тот точно сложившуюся ситуацию воспримет нормально, он-то понимает, что правды сказать нельзя. Энджи ещё несколько минут радовался, а после загнал сына спать. Тот и так уже дееспособным не был. На следующее утро Шото проснулся… уже далеко не утром. Он лениво разлепил глаза, устало посмотрел в окно. Солнце стояло уже высоко, люди вовсю работали. Тодороки был бы рад к ним присоединиться, но его организм протестовал. По телу всё ещё бежали волны, в горле стоял жар. Полночи он занимался черти чем. Лежал, ворочался, старался не запускать руки в штаны, но не получалось. Перед глазами всплывали воспоминания об Изуку. О том, как они парились вместе в бане... Альфа, вспомнив об этом, вспыхнул и медленно сел, потирая виски. Сердце всё ещё стучало страшно быстро. Он умылся, привел себя в божеский вид. Отца дома не было, наверное, в кузницу ушел. Шото ничего не оставалось, как продолжать бесцельно валяться на кровати. На столе Тодороки обнаружит ещё слегка теплый овощной суп. Самое то в его состоянии. На нём остались остатки запаха Мидории. Он был здесь… Принес это. У Шото приятно защемило сердце, он растекся по стулу. Быстро съел, практически выпил суп и вернулся обратно в постель. Энджи, проявляя внимание к его положению, уступил свою кровать, сам переночевав на полу. Подстелил что-то там, чтоб холодно не было. Альфа заулыбался, подумав вдруг, что Изуку должен был пересечься с его отцом. Но, если это так, то… Энджи всё ему рассказал! Точнее, просто мог поздравить с беременностью. Мидория бы не понял, о чем речь, и всё бы рассказал. Правда бы вскрылась… Энджи появился через пару часов, и по его поведению Шото понял, что отец ничего не знает о его лжи. Заснуть вновь после у Тодороки не получилось. Он лежал, переполненный мечтами об Изуку. Как тот сейчас там? Справляется ли с хозяйством? Скучает? От этих мыслей Шото стало только жарче. Он снова сходил умыться. Его гоны никогда не отличались сильной продолжительностью, поэтому уже через пару дней он рассчитывал вернуться к любимому. Раньше гон для Тодороки был настоящим испытанием. Поскольку он только острее вспоминал Мидорию. Его душистый аромат, глупую улыбку. Изуку всегда смешно замирает, когда думает. У Шото более или менее успешно получалось отвлекаться о тоске по Мидории, когда он занимался работой. Строил, например, дом, представляя, как Изуку будет в нем жить и радоваться удобству и размеру. Но во время гона! Оставалось только лежать ничком и страдать. И вот сейчас, выйдя за любимого человека замуж, он всё ещё страдает. Потому что, несмотря на брак, не может быть с ним вместе по ночам. А сейчас не может даже видеть его, любоваться его улыбкой! Тодороки уже смирился с мыслью, что Мидория недосягаемый для него в плане постельных отношений. Но он не может теперь жить, не видя каждый день Изуку, спешащего переодеться во все уличное по утрам. Не может. Привык. Как теперь прождать эти дни? Шото переваливался с боку на бок, нервничал. В голове возникали самые страшные картинки возможного настоящего. Вдруг с Изуку что-то случилось! От переизбытка эмоций он накручивал себя. Промучился до позднего вечера, но так и не уснул. Отец ничего не мог ему посоветовать, лишь с печалью разводил руками. Засыпая в ночи, Тодороки услышал краем уха какие-то шумы, разговоры. Он приоткрыл глаза, в дверях показалась знакомая фигурка. Альфа замер, подумав, что в потемках ему мерещится. – Как он? – донесся взволнованный такой любимый, давно родной голос. – Как обычно. Лежит, – ответил грубый, гортанный. – Я… м, подойду? – тихая поступь шагов. Шото напрягает глаза, не может поверить в увиденное. Кажется, что это всё не по-настоящему. Просто кажется ему. Но силуэт медленно приближался, становясь для его уставших глаз всё более четким. – Изуку! – Тодороки резко вскочил, преисполнившись сил, и накинулся на него с объятиями, заключая в железную хватку. Мидория испуганно вскрикнул. Что-то было у него в руках. Это что-то он уронил. Но Шото такие мелочи не волновали. Он стискивал омегу крепче, боясь, что тот куда-то уйдет, зарывался носом в его волосы, лихорадочно целовал в щеки, агрессивно вдыхая любимой запах. Гон будто набрал силу: дыхание сбилось, в груди потяжелело, вновь появились силы на активные действия. Внутренний зверь зарычал, напоминая о себе. Изуку, что в первый момент напугался, облегченно выдохнул, осторожно приобняв мужа за шею. Его ладони были холодными. – Ш-Шото, я думал, ты спишь, – тихо пролепетал Мидория. – Я собирался, – сдавленно промычал Тодороки, проводя носом вдоль его шеи, – но тут ты… – Молодые люди, я ещё здесь, – послышался позади них смешок. Изуку ощутимо вздрогнул. Шото глянул на отца, его глаза зло блеснули во тьме. – Эм, ой, – Мидория постарался отстраниться, но альфа никуда его не пустил, ревностно прижав ближе. – Я выйду, вы… поговорите, – Энджи качнул головой и удалился. Супруги остались наедине. Тодороки несколько долгих секунд пристально смотрел на Изуку, а после впился в его губы с жарким поцелуем, закрыв глаза. Изуку не сопротивлялся, легко к нему прижавшись. – Я так скучал и переживал, – быстро прошептал Шото, скользя руками по желанному телу. Мидория неловко улыбнулся. – К-как ты тут? – поинтересовался осторожно он. – М, плохо, – Тодороки уткнулся носом в его плечо, вздыхая. – Ох, как ты мне нужен сейчас, – пробормотал он. Изуку снова вздрогнул. – Скоро всё закончится, и ты вернешься… – Останься со мной! – Шото перебил его. Мидория испуганно отступил. – Н-нет! – и виновато улыбнулся, убирая прядь за ухо. – М, не надо. – Изуку, – Тодороки сдавленно застонал, протягивая к нему руку, но сам не подходя. Стоять ровно ему было сложно, он шатался. – М, я буду ждать тебя дома, – постарался успокоить его Мидория. Он отступил назад. – А сейчас… м… ты не такой, как обычно, – пробурчал он. Шото виновато сжался. И вправду, сейчас он чуть грубее, чем обычно, напористее. Вряд ли Изуку это нравится.