Сокола взмах крыла

Эй, маска, я тебя знаю! Ты тот, кто придет за мной, Ты тот, кто стоит у края, Как страж, за последней чертой. А время память не лечит... Как сорок смертей назад, Я помню прямые плечи И дерзкий упрямый взгляд. Так что, мне уже собираться? Ах, ты не ко мне в этот раз... Сегодня не мне купаться В хмельной глубине твоих глаз. Руки мимолетная ласка - Как ветер по листьям плюща... Атласная алая маска Над черным крылом плаща.

      Это был момент, который обычно называют решающим, поворотным, определяющим судьбу и тебя как личность. В какие-то секунды Латиф вдруг осознал, что он взрослый, что он может и должен что-то решать, делать, помогать, спасать, действовать. Как вспышка полыхнула внутри него решимость и странная сила духа, которой он в себе и не подозревал. В голове мельтешили сотни мыслей о нем самом как человеке, о Гарри, о том, кто он, этот мужчина, лежащий сейчас в луже собственной крови, что сделал для всех, для него в частности, обо всем масштабе его личности и трагедии погибнуть вот так — на улице, в безвестности, у дверей грязного кабака, по вине глупого мальчишки, даже не простившись с тем, кто всего дороже.       Мысль о Драко полоснула Латифа как скальпель, из него мгновенно вытекли весь хмель, бравада, дурь и слабость. Руки, перепачканные в крови, перестали дрожать и зашарили по карманам пропитавшейся алым куртки Гарри. Латиф нащупал мешочек с деньгами, сжал его в кулаке и, скрипя зубами, проревел, обращаясь к старику, что беседовал с ним в кабаке и вышел теперь вместе с еще несколькими мужчинами из таверны:       — Помогите мне отнести этого человека в гостиницу, — жестко. — Быстро и незаметно. Я заплачу, — он решительно посмотрел на столпившихся зевак и показал им кошелек. Звук брякнувших монет сделал свое дело — старичок и еще один парень из тех, что только что пили за счет Латифа, обступили Гарри с двух сторон. — Поднимем его и перенесем в номер, — Латиф укрыл голову Гарри капюшоном. — Со стороны будет выглядеть будто он просто перебрал, — быстро соображал он и озвучивал приказы. — И ни звука, слышите?! — зыркнул он на старика. — Иначе я вас в червей превращу, — пригрозил Латиф, надеясь, что те поверят в его воображаемые способности.       Латиф посмотрел на красную полосу над крышами, понимая, что если в Гарри еще теплится жизнь, он вот-вот обернется в Варга. Нельзя было допустить этого на улице, нельзя, чтобы кто-то узнал его тайну, ради них же самих, ради Гарри, ради Драко.       — Живее!! — командовал Латиф и стал приподнимать обмякшее тело Гарри Поттера.       Откуда берется сила и смелость в такие моменты, Латиф не знал, но внутренний голос кричал ему, что он поступает верно. Эта внутренняя убежденность в своей правоте и подспудное чувство зарождающегося стыда придали ему решимости и жесткости. Он приказывал своим спутникам всю их недолгую, в несколько домов, дорогу до постоялого двора.       — Держите крепко и осторожно. Аккуратнее, черт вас дери!!! — шипел он на них уже у входа в гостиницу.       Скользнув внутрь первым, он уверился, что портье сосредоточенно что-то читает и на его появление отреагировал сухим кивком. Латиф кивнул в ответ и поманил своих сопровождающих, намеренно идя впереди и тем самым скрывая своей фигурой обзор для портье.       По лестнице поднимались тяжело, но и тут Латиф проявил сообразительность и, нырнув под Гарри спереди, почти уложил его себе на спину, вытягивая вверх. Рубаха тут же пропиталась теплым и влажным, но Латиф, помимо собственного страха, в этот момент почувствовал еще и слабое сердцебиение Гарри.       В номере было сумеречно. Латиф велел уложить Гарри на постель и зажег свечи. Его спутники мялись у входа, и Латиф, торопясь и желая скорее спровадить их, вынул деньги из мешочка и, отсчитав каждому по пять монет, процедил сквозь сжатые, почти уже сведенные от напряжения, челюсти:       — Хоть слово кому скажете о том, что произошло, я найду вас и убью, — глаза его горели, и в эту минуту даже он сам не усомнился бы в правдивости своей угрозы.       Мужчины закивали и спешно покинули номер, а Латифу оставалось лишь уповать на их трусость и собственную убедительность.       В комнате воцарилась полная тишина. Та тишина, что страшнее любого крика. Латиф скинул куртку и ринулся было к вещмешку. Он знал, что там сокрыта куча полезных вещей, и надеялся найти хоть что-то, что могло помочь остановить кровотечение. Раз Гарри еще жив, то, скорее всего, жизненно важные органы у него не задеты, но это не отменяло того, что он мог просто истечь кровью, а как остановить этот процесс, Латиф не знал.       Он сел на корточки возле мешка и будто окунулся в полный вакуум, словно невидимый купол накрыл его целиком. Он думал о Гарри, о смерти, о Драко, о любви и в то же время о всякой ерунде, наподобие того, что скажет хозяйка гостиницы, увидев, что вся постель пропиталась кровью, что простыни запачканы грязью с ботинок, что Фалко наверняка весь день ничего не ел, что его собственная новая одежда вся пропахла потом и страхом, и как же жаль так испортить ее в первый же день, он думал, что свечей слишком мало, и они странно пахнут салом, а он с детства ненавидел этот запах, что цветок на подоконнике почти завял, и его нужно поливать чаще, несмотря на то, что это суккулент, что в кармане Гарри все еще лежит тетрадь с проложенной в ней фотографией, и что и то, и другое наверняка безвозвратно испорчено, и как Гарри расстроит этот факт, ведь это единственное их фото... «Если выживет», — вернула мысль остроту ужаса Латифу.       Он стал высыпать на пол из вещмешка все, что было внутри, разрушая страшную тишину и карточный домик защитных, пустых размышлений. Со стороны кровати послышался стон, и Латиф дернулся как от удара, подскочил и метнулся к постели.       Гарри приоткрыл глаза, его губы были сухие, а лицо белое, как полотно, но он сфокусировал взгляд, и вначале Латиф почувствовал, даже не услышал, а именно почувствовал на своем близко склоненном лице выдох-слово.       — Ты... должен... — шепнул Гарри.       — Что?! — забегал глазами по обескровленному лицу Латиф. — Что?! Что?! Гарри? Что я должен?! Что сделать? — слова, как в лихорадке, пулями вылетали из Латифа.       Гарри сглотнул, челюсти его с усилием разомкнулись.       — Если я... если Варг не переживет эту ночь, если я... не вернусь,— он говорил очень тихо, и Латифу пришлось чуть ли не навалиться на раненое тело Гарри, чтобы различать слова. — Обещай мне, обещай, Латиф, что сделаешь это...       — Что? Что сделаю, Гарри?! — голос Латифа срывался, он изо всех сил пытался понять обрывки фраз.       — Если Варг... если я умру, ты должен свернуть Фалко шею, — Гарри шумно выдохнул, и внутри его горла что-то противно булькнуло. — Ты же охотник, ты должен уметь... Быстро и безболезненно.       Только тут Латиф стал понимать, О ЧЕМ просит его Гарри, что говорит, какое требует с него обещание! Латиф отпрянул и весь затрясся.       — Нет, — крикнул он и вытянул вперед руку, словно пытаясь оттолкнуть сказанные Гарри слова. — Нет!!!       — Да, — зашептал Гарри. — Поклянись, поклянись мне, как если б дал непреложный обет, — в этот момент он попытался поднять правую руку, но она бессильно упала на постель. — Ты сделаешь это, обязан сделать. Жестоко обрекать Фалко на эту полужизнь, которую он ненавидит. Обещай, слышишь, — из горла вновь вырвался этот чудовищный хлюпающий звук.       Латиф опустил голову, все тело словно обмякло, стало как вата, по щекам потекли слезы, безостановочные, длинные, бесполезные слезы.       — Латиф, — прохрипел Гарри, — Латиф, обещай мне... обещай. Ведь он тебе не... — он не успел договорить, тело его подбросило дугой, и он громко застонал.       Латиф вновь кинулся ближе, схватился за холодную, просто каменно-ледяную руку и, преодолевая ком истерики, сбивчиво заговорил.       — Я обещаю, Гарри, я обещаю, — ревел уже навзрыд Латиф. — Обещаю, обещаю, я сделаю, Боже, я сделаю как ты говоришь...       Он резко отбросил руку Гарри, чувствуя, как она стала удлиняться под его пальцами. Выгнутое тело исходило судорогами и менялось на глазах — конечности обрастали шерстью, грудь округлилась, лицо Гарри стало вытягиваться. Ничего страшнее Латиф в своей жизни не видел, но длилось это какие-то секунды, и вот уже в окровавленном, смятом тряпье, бывшем когда-то белоснежным бельем, лежал черный волк, огромный, лобастый, с длинной жесткой шерстью. Он лежал на боку и поскуливал, задние лапы подергивались как от спазма, язык вывалился из пасти, но волк еще дышал, тяжело, прерывисто, но дышал.       — Ва-а-а-рг!!! — истошный вопль позади себя Латиф ощутил всем телом, он прошел сквозь него как смертельный луч, как отчаянный крик агонии, как ржавый кинжал, разрубающий надвое по живому.       Стены содрогнулись, с потолка посыпалась белая пыль, с полок повалилось все, что на них лежало. Латиф обернулся, инстинктивно присев и укрыв голову руками.       В середине комнаты стоял Драко. Его обнаженная грудь вздымалась, волосы рассыпались по плечам, все тело дрожало, руки сжимались и разжимались в кулаках. Полные отчаянья и боли глаза стали черными, заполняя этой темнотой все его лицо, всю комнату, наверное, даже улицу, все вокруг. Лицо Драко, искаженное яростью и страданием, сейчас не было красивым, не было даже похоже на человеческое лицо, оно застыло языческой маской разъяренного бога огня и внушало дикий, животный ужас. Латиф забился в угол, чувствуя, как тяжелая волна магии прошла сквозь него, сквозь весь воздух, наполняя комнату жаром.       Испытывать такое на собственной шкуре было невыносимо, он словно чувствовал боль от ожога везде, по всей коже и даже изнутри, словно его кости плавили и медленно вынимали, минуя телесный покров. Из носа Латифа побежала струйка крови, он услышал, как по лестнице бегут люди, и кто-то отчаянно заколотил в дверь номера. На грани сознания, пытаясь сохранить хоть крупицу слуха и зрения, он ощущал движения Драко в пространстве и различал его голос.       — Акцио! — дверь в этот момент распахнулась, и Латиф увидел стоящего на пороге портье и еще несколько человек, что сбежались на шум и магический выброс.       А дальше Латиф наблюдал за Драко, словно за танцором — тот кружил, будто по сцене, по натертому до блеска полу, и всполохи заклинаний, рассекающие сумрак, были его аккомпанементом.       — Силенцио! Обливиэйт! Люмус Максима! Мобиликорпус! Экскуро! Санентур!.. — и еще много-много непонятных Латифу слов.       Предметы залетали по комнате. Шум на лестнице стих, дверь сама затворилась на засов, стало очень светло и тихо, и только голос Драко, строгий и напряженный, продолжал чеканно отрезать ломтями слова.       Латиф не понимал сколько прошло времени, сознание путалось, но вот внутренняя дрожь отступила, гудение в ушах поутихло, кровотечение из носа прекратилось, и паренек осторожно пошевелился. Ощущения были, словно он попал под лапу дракона и его каким-то чудом не расплющило. Проморгавшись и дав себе пару минут на проверку рук и ног, что он по-прежнему почти не ощущал своими, Латиф медленно пополз в сторону двери.       Вокруг Драко лучилось неяркое сияние, воздух в буквальном смысле искрил, то тут то там пролетали какие-то склянки, бинты, книги, баночки. Латиф наблюдал как завороженный за медленными жестами мага, что орудовал над телом волка. Все мышцы Драко были напряжены и выступали буграми на жилистом теле, он ловко делал немыслимые пассы руками, и от этого серебряных искр вокруг него становилось все больше, его волосы вздымались кверху, будто невидимый ветер обдавал Драко снизу, заставляя трепетать легкую ткань брюк, шелк волос и даже золотую цепочку с сердечком, чуть подбрасывая ее в воздухе.       Латиф заметил, что кровать и белье под Варгом уже первозданно чистые, что торс зверя обмотан тугими бинтами, а вокруг витает тонкий аромат зелий. Густые волны магии стали постепенно стихать, Латиф почувствовал, что уже может дышать глубже, а не урывками, и что конечности его отмерли. К моменту, когда он окончательно смог владеть своим телом и рассудком, стены уже перестали дрожать, искры исчезли, запах трав тоже. На постели, вытянувшись на левом боку, скрючился Варг, пасть его была закрыта, а заостренная морда расслабленно лежала на специально подложенной подушке. Драко сидел подле него на стуле, из его руки торчала игла с трубкой, заканчивающейся такой же острой иглой, воткнутой в верхнюю часть мощной лапы Варга. По трубке бежала кровь, и Латиф охнул, понимая, что Драко вливает в своего волка собственную драгоценную кровь. Лицо его было словно посеревшим, а губы отдавали синевой, под глазами залегли тени, и весь он казался будто много старше. Над кроватью нежно мерцало золотое свечение, укутывающее волка словно в кокон, а над Драко блестела такая же серебряная оболочка, иногда меняющая оттенок на темно-бордовый. Латиф не знал, что все это значит, но понимал, что Драко лечит Варга, отдает ему себя, свою силу, свою кровь и, наверное, и жизнь бы отдал, если б понадобилось.       Едва разлепив губы, Латиф спросил:       — Он выживет?       Драко даже не взглянул в его сторону, он неотрывно смотрел на волка и свободной рукой ласково поглаживал его бок, пропуская меж пальцев черную шерсть. Губы его дрогнули, и он, словно из него вынули стержень, рухнул головой в мягкую шею волка, зарылся в нее лицом и тихо, сдавленно, сквозь прорывающиеся рыдания ответил:       — Не знаю. Я не знаю. Не знаю...       И Латиф, глядя на этот страшный обелиск тоски, вцепился зубами себе в кисть. Он сжал челюсти и до крови вонзился в руку, подавляя крик и собственные беспомощные слезы. Ему было стыдно и тошно, и невыносимо гадко от того, что сейчас, глядя на всю эту сцену чужой, отчаянной, не прикрытой ничем любви, он мог думать лишь о том, что было бы, если б он оставил Гарри там, на тротуаре, оставил бы его умирать? Возможно ли, что этим он смог бы освободить Драко от цепей этой больной судьбы?..