кто я? кому я предназначался? птичье сердце вечная память это все, что я теперь значу посмотри, как я отворачиваюсь посмотри, как я возвращаюсь посмотри посмотри посмотри на бескровные руки мои кто-то стреляет в меня на три но ведь лучше уже не будет глупый мир, где ты меня любишь где мой рай помещается в шкаф я связал нам свитер из трав, из капризной лесной крапивы получился прекрасный свитер чтобы снова с тобою встретиться и на небе лебеди лебеди снова лебеди и все мы мир, где ты меня любишь умещается в узелки умещается в мои сны а я кто же я ведь мой выбор давно очевиден мир, где я люблю тебя самый жестокий мир что ты когда-либо видел Южное Юи
Гарри и Драко провели в постели все тихое, томное утро. Утомленные, они нежились в объятиях друг друга на границе между легкой дремотой и явью. Шум океана из окна баюкал их волнами покоя и радости, ветер трепал занавеску, как белый парус. Они пропустили свое обычное раннее купание, не желая разъединяться и на миг, лежали тесно прижавшись горячими обнаженными телами друг к другу. Гарри целовал Драко в чуть влажный висок и шептал милые глупости, рассказывал мягким шепотом о том, как перенесет его через порог дома после их свадьбы, как будет любить его всю жизнь и носить на руках до последнего вздоха, о том, как они поедут в свадебное путешествие в Рим, и Драко там затмит своей красотой все античные статуи, а как иначе, ведь он совершенство, богоподобное чудо, его, Гарри, чудо. Драко хихикал и начинал рассказывать Гарри о солнечном Аполлоне, о красоте форм и линий, о росписях великих мастеров, иногда прерываясь, чтобы поцеловать солоноватое плечо или его длинные пальцы. Не желая вставать, он призвал с кухни блюдо с охлажденными ягодами и, развалившись на Гарри сверху, прижавшись влажным животом к его животу, стал кормить того с рук сочной ледяной клубникой и вишней, сцеловывать их сок с улыбающихся губ и дальше рассказывать об узких улочках Рима, о площадях, о фонтанах, о том, как мечтает он увидеть это все вновь, но теперь уже глазами счастья, глазами любви, вместе с Гарри, ходить за руку по тенистым проулкам и вдыхать сладкий воздух вечного города. Он говорил, что хотел бы остаться там на несколько месяцев, пропитаться искусством, узнать так много, и как здорово было бы вечерами подолгу рисовать все, что они увидели за день, пить самое чудесное вино в мире, читать стихи, сидя на открытой террасе с видом на площадь Навона. Гарри принимал ягоды, раскатывал их во рту, целуя алые от сока пальцы Драко, и тихо смеялся, одобрительно поддакивая, и обещал, что все так и будет, что все всегда будет так, как Драко захочет, даже если он вообще задумает переехать в Италию. Почему нет? Он ничего не имеет против, лишь бы тот был счастлив. — Ну нет, — урчал Малфой, прижимаясь щекой к широкой груди и мирно выдыхая. — Жить я могу только в Британии. — Он провел пальцами по фигурной линии бицепса Гарри. — Здесь моя семья. — Драко замолчал и задумчиво стал водить по предплечью, выводя легкий узор на коже. — Знаешь, — приподнял он голову и посмотрел Гарри в лицо, тут же целуя ягодные губы, — у меня ведь тоже есть «Я с тобой». В нашей семье он есть у всех и для меня приготовлен тоже, — Драко провел пальцами по кулону, что свисал с цепочки на его шее. — Я хочу, чтобы и у тебя он был. Это важно. Гарри медленно, лениво перевернул Драко на бок и обнял со спины, утыкаясь лицом в ложбинку между шеей и плечом. — Я тоже этого хочу, — сказал он. — Хочу принадлежать тебе. — А что, это отличная мысль! — Драко резко сел в кровати, откидывая ногой простынь. — Я уже несколько недель думал о том, что нужно повидать родителей и все же ознакомить их с изменениями в моей жизни. Сегодня пятница. По пятницам они всегда дома. Традиция — день семьи. Момент самый подходящий. — Ты думаешь? — приподнял бровь Гарри. — Я не уверен... — он замялся, утягивая Драко обратно в свои объятия, и тот послушно рухнул в кольцо крепких рук. — Я уверен. Чего тянуть? Не приглашение же им официальное присылать? — он звонко рассмеялся и сильно прижался к Гарри. — Отец многим тебе обязан. Если б не ты... — Да перестань, — буркнул Гарри. — Нет, не «перестань». Ты спас его. Он знает, что ждало бы его, если б не твое покровительство. А мама… Она всегда поддерживала меня и будет счастлива тем, что счастлив я. А я счастлив, — Драко положил свой острый подбородок на грудь Гарри и сделал смешные умильные глазки. — Так счастлив! — выдохнул он Гарри в подбородок. — Но, право, пора рассекречиваться. Я жажду благословения предков! — кривлялся он и щекотнул Гарри под мышками. — Аристократ я или кто? — Ладно, мой кронпринц, — перехватил Гарри щекочущие его ладони. — Пойдем в логово Малфоев, но учти, ты тогда должен будешь пойти и к моей семье. — В Нору? — рассмеялся Драко и сдул беспечно прядь волос со лба. — Угу, — поддакнул Гарри, — В Нору, в Нору. — Что не сделаешь ради любви, — наигранно вздохнул Драко. — Конечно, я пойду, конечно, пойду, Гарри. А как иначе? Я теперь везде за тобой пойду, хоть в Нору, хоть в преисподнюю. — Хорошо, малыш, — Гарри сел и провел пятерней по своим волосам. — Я так понимаю, раз мы идем в мэнор, придется сменить шорты и майку на костюм и причесаться, — подмигнул он растянувшемуся в постели Драко. — Увы, — хихикнул тот. — Это всего на пару часов. Вернемся и будем опять ходить голышом. — Сутки, — пришпилил Гарри. — Хоть неделю, — соглашался Драко, тоже вставая с постели. — Надень синий, тройку. Он тебе безумно идет. — Еще бы, — ухмыльнулся Гарри, — это ведь ты его купил. — Вот именно. Целуй перстень, — игриво дернул бровями Драко. — Это в последний раз! — схватил его Гарри за руку и поцеловал в ладонь, крутанул его словно в танце и, шлепнув по голой попе, легко подтолкнул в сторону душа. — Собирайся. Раньше выйдем — раньше вернемся. Хочу сегодня любить своего будущего мужа в океане на закате. Как же он жалел потом, что не придумал тысячу причин, чтобы не ходить, чтобы остаться в том доме, не надевать костюм, не покидать их рапсовый рай... ведь... на закате того дня Гарри Поттер впервые обернулся Варгом и уже больше никогда не касался своего любимого. Сколько раз, как речной жемчуг, перебирал Драко эти воспоминания и корил себя, не понимал, почему, почему его обычно так чутко чувствующее опасность сердце не дрогнуло тогда?! Почему не дало сигнал, не сжалось, предупреждая о грядущем горе? Ведь он всегда, с малых лет, был так чуток к своей интуиции, всегда слушал эти тонкие, неуловимые голоса чего-то необъяснимого, доверял им и часто был отведен от края именно благодаря этой своей странности. Мало кто знал, но Драко был страшно суеверен, мнителен до крайности, так отчего же, отчего в тот день не насторожился он на пороге их дома, услышав далекий крик ворона. Почему не попятился, не повернул назад, когда в небе увидел белый крест из тонких линий облаков. Почему все внутри молчало, когда он, взяв руку Гарри для аппарации, чуть порезал палец о край его запонки. Сердце, глупое сердце молчало, потому что было слишком полно любовью, оно было оглушено счастьем, рвалось нежностью и не чувствовало ничего, кроме блаженства. Он смотрел в изумительные глаза Гарри Поттера и замирал в этом древнем колдовстве, в любовании — строгий синий костюм, идеальный, сапфир в манжетах, белый до хруста воротничок, что оттенял загар, заласканные пунцовые губы, бархат ресниц. О чем он мог думать в тот момент, кроме как о том, что его любимый прекрасен, как юный Тион, силен, как Ахилл, и верен, как Прометей. Ни тени сомнения не мелькнуло в Драко, ни крупицы тревоги не испытал он в тот миг. Он был влюблен до смерти, он носил сердце «Я с тобой», он уже принадлежал Гарри и хотел поделиться своей радостью со всем миром. Драко с нежностью окинул еще раз взглядом всего Гарри целиком. «Маме он понравится, — подумал он, разглядывая точеное лицо, темные отросшие кудри. — Разве может он кому-то не понравиться?!» Полуденное солнце искрило в зеленых глазах, что смотрели на него с той же лаской и немыслимой нежностью. Его любимый, его сердце, его муж — отныне и навсегда. Они аппарировали вначале в Лондон и долго, пристрастно выбирали цветы для хозяйки дома. Гарри немного нервничал и часто брал Драко за руку, тут же успокаиваясь от легких поглаживающих пальцев. Его охватил мандраж. Было так чуднО. Жених! Даже слово это вызывало нервный смешок. Он был женихом, он шел просить руки, черт возьми, знакомиться с родителями — заново. Мерлин святой! Есть от чего дергаться. В кондитерской тревога его достигла пика, он взял в руку изящную коробку пирожных и посмотрел на себя в зеркало. Костюм, уложенные волосы прядка к прядке, букет лилий и теперь еще это! Он рассмеялся тогда в голос и стал говорить обо всем этом Драко, и тот тоже прыснул, поправляя ему галстук и нежно шепча в ухо: — Ты идеален. Я люблю тебя. И они полюбят. Это всего пара часов, зато вечером я надену на тебя кулон и заласкаю до смерти, так, как ты любишь. А в воскресенье пойдем в Нору, и уже я буду нервничать и глупо выглядеть, но обещаю, что буду паинькой. Клянусь смиренно есть пирог и восторгаться им и даже помогу мыть миссис Уизли посуду, — он ласково прикусил Гарри мочку уха, запуская тому волну мурашек, и тревога отпустила. Гарри улыбнулся, притягивая его к себе и представляя, как Драко и правда будет стараться понравится всем Уизли, как будет этим смущен и не меньше его самого будет переживать и дергаться, и подумал, что подарить любимому покой и радость, попытаться быть принятым его семьей — это такая малость. Жених! Да и ладно, и пусть, что звучит почти нелепо, он все равно счастлив. Да, он жених, жених самого прекрасного юноши на свете, разве это не дороже всего, разве не стоит пары часов церемонных ковыряний вилкой по фарфору? Драко тихо щебетал всю их недолгую прогулку по Лондону. Рассказывал немного о детстве, о вкусах матери и предпочтениях отца. Он был возбужден, но уверен, и уверенность эта передалась и Гарри, так что к моменту, когда они, не разнимая рук, оказались у величественных ворот мэнора, тревога и мандраж Гарри исчезли совсем. Стоило лишь взглянуть в любимые глаза, и покой разливался по всему телу. Это его судьба, его единственный, остальное не важно. Мэнор был перестроен и казался светлее и проще. Будто бы все здание умыло ключевой водой, даже мрачные ивы вдоль подъездной аллеи выглядели приветливей. Вечернее солнце играло в витражных окнах замка, и радужность эта разбавляла строгий вид строения. В саду пахло свежескошенной травой и пионами, слышался плеск фонтана. Гарри вертел головой и не узнавал это место, словно и не было здесь зла и отчаянья, будто весь замок переродился, принарядился и расцвел. Это приятно удивило и вселило надежду. Все меняется — места, люди, жизнь. Все уже изменилось, так к чему поминать былое? Перед входной дверью Драко замер и словно в нерешительности посмотрел на Гарри. — Все будет хорошо, — мягко сказал тот и взял его за руку. — Я же рядом. Дверь бесшумно отворилась и тут же сама захлопнулась, едва гости переступили порог. Холл был просторный и светлый, высокая лестница вела на второй этаж, цепочкой висели портреты вдоль стены и огромная люстра под сводом потолка. — Мама! — голос Драко разнесся эхом. — Отец! Пальцы его против воли подрагивали в руке Гарри. Послышался шорох, легкие шаги, и на галерее второго этажа появилась Нарцисса — тонкая и прямая, как стилет, гордая осанка, темно-серое платье в пол, высоко убранные волосы — леди, леди во всем! — Драко? — раздался ее голос уже с лестницы. Она быстро спускалась по мягкой ковровой дорожке, что укрывала ступени, и изящная ее рука скользила по перилам. — Драко, какой сюрприз, — она подошла к сыну и поцеловала его в лоб. — Мистер Поттер, — обратилась она к Гарри и настороженно улыбнулась. — Мама, не волнуйся. Гарри наш гость. Мы пришли... — он замялся. — А где отец? — Я здесь, сын, — громом раздался голос Люциуса откуда-то справа, и в арке появилась фигура в темном. Нарцисса вздрогнула и обернулась, она отступила на шаг от Драко и с тревогой посмотрела на Гарри. Люциус медленно подошел ближе, встал возле жены и с нечитаемым выражением лица уставился на прибывших. Молчание угнетало. Словно воздух сгустился и стал тяжелым, как перед грозой. — Оказывается, слухи правдивы, — надменно поднял бровь Люциус. — Ты был неосторожен, сын. О вашей интрижке сплетничает весь Лондон, и, как я вижу, не безосновательно. — Отец, все не так, — сделал шаг вперед Драко, но Люциус вскинул свою трость вперед, преграждая тому путь к сближению. — А как? Я вижу то, что вижу. Ты приходишь в дом с ним, — он ткнул тростью в застывшего Гарри. — Бесцеремонно являешься на порог нашего дома в компании самого отъявленного наглеца! — Отец! — Драко вскинул руки. — Послушай, прошу, послушай меня. — Я и так знаю все, что нужно. Ты перешел все границы, сын. Ты позоришь свое имя и себя сомнительной связью. — Отец! — почти прорычал Драко. — Что «отец»? — Люциус метнул убийственный взгляд в Гарри. — Он полукровка, он мужчина, он наш враг! — Враг?! — дернулся как от удара Драко. — Отец, что ты говоришь? Он спас меня. Он спас тебя, всю нашу семью, весь мир, в конце концов... — Ты лишился разума, Драко. Разума и стыда. Ты позоришь свою семью и честь. Стать любовником Поттера... Его подстилкой! — Мы не любовники, — зло зашипел Драко и рванул с шеи галстук и ворот рубахи. На коже блеснуло золотой искрой, он нежно погладил гладкое золотое сердце. — Мы не любовники, я не подстилка. Я люблю Гарри, и он... Звонкая пощечина оборвала его на полуслове. Рука Люциуса хлестко вдарила по щеке Драко так, что голова у того по инерции дернулась влево. — Как ты посмел! — рычал Люциус в лицо сыну. — Глупец! Как посмел!? Ведь это не отменить. Безумец! — слова вылетали из его рта вместе с гневной слюной. Позади послышался тихий всхлип Нарциссы, и этот звук будто вывел до того обомлевшего от всей сцены Поттера из ступора. Он резко встал между Драко и Люциусом, оттесняя того грудью. — Довольно, — твердо сказал он и одной рукой прижал к себе Драко, а вторую вскинул перед собой, отстраняя Люциуса. — Пошел вон, щенок! — взревел тот и замахнулся тростью, но Гарри перехватил ее и с силой оттолкнул от себя, заставляя Люциуса пошатнуться. — Мы уходим, — резко сказал Гарри и повернулся к словно остекленевшему Драко. — Мама... — позвал тот. — Мама, пожалуйста… — Нарцисса с болью во взгляде отвернулась к окну. — Мама, мне нужен мой амулет. Вы должны отдать мне мое по праву. — Твое?! — крикнул Люциус. — Твое по праву? Нет у тебя здесь больше прав! До тех пор, пока ты не одумаешься... — Что бы ты ни сказал, отец, я останусь с Гарри. Мы будем вместе, хочешь ты этого или нет. Люциус замер, по его лицу пробежала странная тень, искажая гадкой улыбкой. — Будете вместе? — протянул он. — Не думаю... — он резко вскинул вынутую из трости палочку и почти зловеще, на грани слышимости произнес: — С первым лучом зари и последним всполохом заката ни рядом, ни врозь, птицею в небе и зверем в чаще, до тех пор, пока не наступит день без ночи и ночь без дня, не встретятся больше никогда на земле. Нарцисса вскрикнула и прижала ладони ко рту, заглушая всхлип ужаса. В ногах Гарри и Драко появился темный вихрь и вмиг окутал их под все набирающие силу слова Люциуса. Он резко махнул палочкой, словно мечом рассекая воздух, и произнес что-то на латыни, вихрь исчез, рассеиваясь густой темнотой вокруг. Люциус засмеялся глухо и хрипло. Нарцисса, окаменев, все так же стояла у окна, зажимая рот рукой. Гарри прижал к себе Драко и, словно укрывая собой, стал пятиться к двери. — Бегите, бегите, пока есть время! — смеялся Люциус и еще что-то кричал им вслед, но оба уже не слышали. На деревянных ногах они вышли за порог, и Гарри, все так же прижимая к себе Драко, аппарировал на Гриммо. В сердце у обоих поселился страх, хотя они еще и не догадывались, что ждет их через несколько часов, едва зайдет солнце.***
— А дальше? Что было дальше? — прервал затянувшуюся было паузу Латиф Каде. — А дальше все стало как сейчас. На закате Гарри обернулся в Варга, — Драко с болью посмотрел на постель, где вытянувшись лежал черный волк. — Он метался в ту страшную первую ночь по дому, натыкаясь на мебель, выл и бесновался. Я был напуган до чертей и растерян, лишь под утро загнав его в комнату и заперев там, я смог осознать, что произошло. — Драко посмотрел пустым взглядом в окно, где уже начинало светать. — Что было следующим днем я по понятным причинам не знаю, но очнувшись после заката в запертой спальне, я застал в доме друзей Гарри. Рон и Гермиона его самые близкие люди. Он позвал их, когда вновь стал человеком, и, не найдя меня и наткнувшись на сокола, призвал их на помощь... Но что они могли? Скоро стало ясно, что жить в городе мы не сможем. Варг ночами выл и ярился. Я... Я не знаю, но после Гарри писал, что не мог видеть клетку, а я так же отказался от идеи держать волка взаперти. Почти полгода мы провели как звери, в цепях, но в один из дней, поняв, что надежды нет, что никто не знает структуры заклятья, и нигде нет даже упоминания о контрзаклятье, мы ушли. Сбежали от тревожной заботы друзей и близких, что, конечно, старались помочь, искали. Артур Уизли, бывший чуть ли не за отца Гарри, даже ходил в мэнор, но куда там... Магия такого рода не запрещена. Я ослушался отца, и это родовое заклятье, такое случается... в подобных семьях, — голос Драко дрогнул, и он потер виски. — Жить в клетке и надеяться на чудо — никто из нас не желал такой участи для другого, и мы сбежали. Держались ближе к лесам, чтобы Варгу было привольно. Поначалу я очень боялся, что он однажды не найдет меня, потеряется в ночи леса, но нет, раз за разом он приходил, возвращался, а порой не уходил вообще, оставаясь у моих ног на всю ночь. Мы стали писать друг другу письма и оставлять их в вещмешке, сначала чтобы сообщать о планах и направлении пути, после чтобы говорить друг с другом, любить друг друга там, на бумаге. За меня Гарри не тревожился, за то, что я потеряюсь, на мне всегда оставался кулон, и Гарри знал где я в любой момент, но это и не важно. Мы оба не потеряли связь, даже в обличье нечеловеческом мы узнавали друг друга, не осознавая себя самих, мы признавали друг в друге хозяев, родные души. С годами связь лишь крепла, да и быт стал привычным. Я уже почти и не помню как жить иначе. Столько лет... — Драко вздохнул и стал заплетать свои дивные волосы в косу. — Мы искали и ищем ответ, разгадку. Годами скитаемся в поисках того, кто знает хоть что-то, может, книгу или хотя бы слухи, но пока... сам видишь, не слишком успешно, — он грустно улыбнулся, и у Латифа защемило в груди, сжалось все от вида чужой светлой скорби, уже такой привычной и приросшей к этому незабываемому лицу будто навечно. — Скоро рассвет, — тихо сказал Драко. — Иди к себе. Я хочу побыть с Варгом вдвоем. Латиф встал и, чуть пошатываясь, пошел к своей комнате. — Береги его, Латиф, прошу тебя. Сделай все, что потребуется, чтобы он выжил, — в голосе Драко прорывалась мольба и страх. Латиф замер у порога, чувствуя словно дежавю от этих слов. Эти двое... Он не мог представить, сколько они пережили, и сколько им еще предстоит пережить, но они так любили друг друга несмотря ни на что, вопреки самой магии, вопреки всему. — Конечно, Драко, я сделаю для вас все, — и он бесшумно затворил дверь.