это тело любимого он сухой тростник хрупкий такой, так тихо стонет-поёт долго любовь собирали целый костёр ждём теперь, кто первым горящую спичку бросит но я не дам сгибать тебя ветру не дам целовать тебя пламени разреши мне тебя унести даже не знаю - чтобы спасти? из тебя сделаю лёгкую дудочку я беречь любовь твою буду привяжу покрепче к запястью там, где кожа нежнее всего с тонкой красной нитью срастается а ты не дашь сгибать меня ветру? не дашь целовать меня пламени? А. Ядвинский
Шум океана словно приближался, двигался, нарастал, как огромная волна медленно и неумолимо, обрывая все другие звуки — ветер, шорохи, крики птиц, хруст камней под ногами. Латиф купался в этом поглощающем шуме, наслаждался им и не мог скрыть улыбки. Солнце почти село, и они с Матео, выйдя из сада, прошли след в след по небольшой тропе к подножью лестницы, ведущей к маяку. — У тебя такой довольный вид, — обернувшись, заметил Матео. — Бывал здесь раньше? На маяке? — кивнул он в сторону башни. Латиф отрицательно мотнул головой: — Нет. На маяке я не был, но в детстве как-то пару раз довелось заглянуть к Перри в сад, — немного застенчиво улыбнулся он. — Значит, вы давно знакомы? — начав подниматься по крутой лестнице вверх, спросил Матео, чуть повышая голос, чтоб перекрыть рокот волн. — Нет! — так же пришлось выкрикнуть Латифу. — Мы с соседскими ребятами донимали Перри, лезли за ограду. Мы думали, там что-то загадочное... Он как-то поймал меня, но не ругал, а вылечил раненую ногу и сказал тогда, что мы еще встретимся, — чуть запыхавшись выкрикивал он. — Вот и встретились, выходит... — Перри никогда не ошибается, — кивнул Матео, пробираясь все выше и выше ко входу в маяк. — А ты? — прокричал ему в спину Латиф. — Ты давно с ним? Ты его родственник? — предположил он, рассматривая, как Матео ловко поднимается по лестнице и как ветер хлещет его волосы, рассыпая их по плечам. — Я с Перри пять лет. Он нашел меня и стал учить. Я обязан ему всем! — остановившись на небольшом плато у входа в башню, Матео протянул Латифу руку, и когда тот не задумываясь принял ее, он потянул Латифа на себя, помогая преодолеть последний выступ, и резко прижал к своей груди. Замерев на мгновение, он бережно откинул со лба Латифа растрепавшиеся кудри, все еще не выпуская его из этих объятий, и посмотрел так, что Латиф вздрогнул, подумав, что тот вот-вот его поцелует! — Ты очень красивый... — лаская взглядом, тихо сказал Матео и ослабил хватку, позволив Латифу высвободиться. — Матео... Я... — запнулся Латиф и посмотрел с тревогой. — Я не понимаю тебя. Ты... Мы знакомы пару часов, а ты ведешь себя так, будто... Не знаю... Прости, если я ошибаюсь, но мне показалось, что ты... — он не договорил, покраснев почти до кончиков ушей, не в силах выжать из себя то самое «хочешь меня». — Извини меня, — улыбнулся Матео и подошел к ограде на небольшой узенькой смотровой площадке, с которой как на ладони был виден пролив, скалы, линия горизонта, сейчас почти пурпурная. Ветер трепал его волосы и край мантии, пальцы сжали перила. — Я несдержан, — чуть поморщился Матео, — но это оттого, что я так долго ждал тебя, так долго мечтал об этом дне. Латиф подошел ближе и тоже встал у ограждения, совсем рядом. Четкий профиль Матео на фоне темнеющего неба был словно рукописный. — Я не понимаю, — выдохнул Латиф. — Ты расскажешь мне? Расскажешь, что это все значит? — Конечно, — повернулся к нему Матео. — Я отвечу на любой твой вопрос. Когда-то давно я дал обещание самому себе, что больше никогда никому не солгу, не причиню вреда ни словом, ни делом, что буду жить честно и с открытым сердцем. Поэтому я не хочу ходить вокруг да около, не хочу таить свои чувства и намерения, — он порывисто взял руку Латифа и положил его ладошку себе на щеку. — Я искал среди тысячи звезд на небе твое лицо. Я ждал тебя. Звал. И вот ты пришел. И я не намерен упускать ни минуты из времени рядом. Я обещаю, что расскажу тебе всё. О себе, о тебе, о нас, — он сместил ладонь Латифа себе на грудь, и тот почувствовал, как бьется его сердце, быстро-быстро, безошибочно взволнованно. — Я расскажу всё, ничего не скрою, но сейчас, — он мягко улыбнулся, — нам надо включить маяк, а потом тебе следует отдохнуть и поесть. Да и твои братья будут волноваться. Латиф рефлекторно обернулся на сад Перри, оставшийся позади внизу. С высоты башни маяка дом старого чародея казался совсем маленьким и очень уютным. — Я уверен, что вы пробудете здесь какое-то время, и у нас еще будет возможность узнать друг друга, — неохотно отпустив руку Латифа, сказал Матео. — Больше всего на свете я хочу стать твоим другом... Хотя бы другом, пока... — опустив глаза тихо добавил он, и Латиф снова смутился, но беспокоился уже не так сильно. Он поверил Матео, чувствовал в нем уверенный покой, заботу, открытость и... желание любить. Всё это было как ураган, тайфун, цунами, но это было, и Латиф покорно принял чувства Матео как данность. Он не обманет, он расскажет что-то небывалое и, может, это перевернет судьбу... — Как же здесь красиво, — окинул Латиф простертый перед ними морской пейзаж. Он решил на время сменить тему — слишком ярко горели глаза Матео, слишком сладко ныло в груди от этого взгляда. — Да. И я полюбил этот край, — Матео тоже стал смотреть на бесконечную гладь воды. — Хотя он и принес мне много бед... Но я свыкся с этим ветром и холодом и теперь не представляю для себя иного дома. — Так ты не из этих мест? — вскинул брови Латиф, кутаясь в мех накидки. Солнце село и холод стал пробираться под воротник. — Я цыган, — тряхнул волосами Матео, будто конской гривой, в которую цеплялись руками испокон веков его кочевые пращуры. — Меня подбросили лет в пять под дверь кухни охотничьего замка местного лорда. С тех пор я северянин, — он пожал плечами. — Но я помню и другое... Отголоски, образы. Оливковые деревья, зеленые поля, сладкие виноградники. Жара и горячая кожа отца, грубая, почти коричневая от солнца. А еще я помню запах навоза, — рассмеялся он. — И фырканье лошадей. Повозки и песни у костров. Плохо, но помню. — А где же твои родители? Ты знаешь о них? — спросил Латиф и тут же осекся, подумав, что это бестактно —вот так вот выспрашивать, возможно, о самом сокровенном. Матео снова пожал плечами. — Я помню, что мы много ездили... Помню руки отца и запах матери. Они оставили меня здесь. Подбросили в самый богатый дом, видимо, надеясь, что ко мне будут милосердны... Впрочем, так и было, — немного криво усмехнулся он. — Думаю, они так пытались защитить себя, — добавил он. Латиф с интересом посмотрел на него, ожидая продолжения. Матео выдохнул и, развернувшись к морю спиной, вытянул вперед руку в направлении плато. Земля чуть задрожала под ногами, и Латиф увидел как в воздух поднялись все до единого мелкие камушки, рассыпанные по настилу. Матео легко повел рукой, и камушки сложились в аккуратную пирамиду, а через мгновение по мановению его ладони вновь рассыпались, остро врезаясь обратно в землю и тут же превращаясь в проросшие из камня ландыши. Латиф завороженно ахнул — это было невообразимо красиво. — Я стихийный маг, — повернувшись к нему, пояснил Матео. — Раньше я этого не знал, и родители мои не знали, но, видимо, догадывались, что со мной что-то происходит. Сила моя была... Я не мог контролировать это и был опасен для своих, да и для всех, в общем. Даже для самого себя. Я этого не помню, но знаю, что так было. Мои родители хотели меня защитить. Они не знали как поступить, как меня сдерживать, и потому отдали туда, где, по их мнению, мне могли оказать помощь, — Матео замолчал и посмотрел на свои руки, посмотрел так, будто видел впервые. — Долгие годы моя сила оставалась для меня загадкой. Я не знал себя, не понимал своих возможностей и страдал от одиночества. А потом... — он нахмурился и поджал губы, — потом я встретил Перри, — выдохнул он. — И жизнь моя переменилась. Теперь я знаю кто я, знаю что могу и, главное, зачем. Перри многое мне дал. Обучил. Он открыл мне совершенно новый мир. Теперь я так много могу! Но главное, сейчас я приношу пользу, у меня есть предназначение и дело. Моя жизнь перестала быть бессмысленной. Я лечу людей, я могу их оберечь, я могу дарить им радость своих предсказаний и делиться своими знаниями. Я наконец-то не пустое место... Латиф затаив дыхание слушал и внутренне подрагивал. Судьба Матео, то, что он приоткрыл о себе — было словно другой стороной медали его собственной судьбы. Полное бессилие против небывалого могущества. Отказ из жалости и отречение из ненависти. Забота и гнев. Но... И там, и там исход один — сиротство, страх, одинокое существование в неизвестности и попытках понять суть своего бытия, желание прибиться, познать мир в душе. — Мне так жаль... — дрогнули губы Латифа, и он накрыл ладонью руку Матео, зная, что тот поймет, точно поймет, что это не жалость и даже не сочувствие, не пустые слова вежливости в беседе, нет. Это глубоко внутри, реки сострадания, океан нерастраченной близости, мгновенное узнавание — сквозь тысячи дней, миллионы лиц и имен... — Мне тоже жаль... — словно эхом отозвался Матео, и Латиф увидел, как в краешке глаз у него заблестела непролившаяся, словно застывшая навсегда слеза. И сами глаза были хоть и черны углем, но будто седые... Возможно, на двоих у них было больше столетия страданий. — Пойдем внутрь. А то ты совсем промерз, — ласково поправив меховой ворот Латифа, позвал Матео в неприметную боковую дверь, что вела в помещения маяка. — Там есть печь и вид не хуже, — улыбнулся он. — Я пока сделаю все, что нужно, а ты отдохнешь и погреешься. Латиф рассеянно кивнул и пошел следом, все еще цепляясь мыслями и сердцем за этот ускользающий момент, когда он держал Матео за руку, смотрел в его прозрачные глаза и ощутил вдруг близость к правде вещей... Драко медленно ходил по комнате и рассматривал многочисленные колбочки и склянки, расставленные на столах, пучки трав и цветов, ступки и перетертые в них ягоды. Он неспешно передвигался от стола к столу, разглядывая полки и их содержимое, несколько картин, разложенные тут и там стопки книг и астрономические карты. За ним неторопливо по пятам ступал Варг, и Драко небрежно то и дело касался его шерсти, лаская загривок. Волк был расслаблен и дышал мирно, источая спокойствие и безмятежность, и потому и Драко, несмотря на то, что место, где он перевоплотился, было ему не знакомо и точно не являлось очередной таверной или постоялым двором, чувствовал себя в безопасности — раз Варг не тревожится, значит, и ему нечего опасаться. Комната, да и весь дом буквально вибрировали изнутри магией, всё здесь было наполнено мудрой силой, и Драко, затаив надежду, предполагал, что они наконец-то достигли своей цели — дошли в Дорсет и к маяку. О том еще говорило и то, что в окне мерцал отблеск тяжелого желтого луча. Вдали, но не слишком далеко, явно был источник этого мигающего света, и более всего это теплое прерывистое подмигивание походило именно на луч маяка. Драко ждал. Часы ненавязчиво тикали. Было тепло, и на столе стоял поднос с остатками нехитрого ужина. Драко пригубил вина и встал у камина — его беспокоило только отсутствие Латифа, но тонкая магия их связи сообщала Драко, что его милый брат где-то поблизости и в добром здравии, а значит, и это не причина для волнения. Прошло не менее получаса, прежде чем в боковую дверь деликатно постучали и не дожидаясь ответа распахнули ее. Драко, окинув пристальным взглядом вошедшего, безошибочно признал в нем хозяина дома, того самого старца, о котором так много говорил ему Латиф. Чародей вошел, не торопясь нарушить молчание, и тоже стал не стесняясь рассматривать Драко — его строгий дорожный костюм, распущенные волосы и изящные кисти рук, глубоко погруженные в загривок Варга. — Да-а-а-а... — улыбаясь протянул наконец старик и подошел ближе. — И звезды, и ваш супруг говорили мне, что вы будете... — он неопределенно повел рукой, словно очерчивая вокруг фигуры Драко витиеватый вензель. — Меня зовут Драко Малфой, — чуть склонил голову Драко и замер в ожидании. — Оу... — вскинул бровь старик. — Ваше имя говорит само за себя, сокол! — хохотнул он довольно фамильярно, и Драко против воли ощерился, не удержав безразличия на лице. — Позвольте и мне узнать с кем имею честь?.. — процедил он, сузив глаза и мгновенно вытягиваясь будто в струну. — Перри... — наблюдая за ним с ироничной улыбкой, представился старик. — Персиваль Локсли, — гордо вскинул он подбородок и сел в кресло, указав мимолетно и Драко на кресло напротив. Драко с полминуты молчал и будто ушел в себя, глубоко в память, извлекая оттуда давно позабытые знания. — Ваше имя тоже говорит мне о многом, — наконец произнес он и, приняв приглашение, церемонно сел в кресло возле Перри. — А вот на вашего супруга оно не произвело ровно никакого впечатления, — лукаво улыбнулся тот и задорно покачал ногой, аккурат возле головы примостившегося рядом Варга. Драко снова дернул уголком губ. Он не терпел показной эксцентричности, которую раз и навсегда обозвал для себя кривлянием, а человек, сидящий напротив него, явно был из той породы людей, что не сильно утруждают себя деликатностью и манерами, более того, намеренно игнорируют их. — Мой Гарри никогда не был силен в истории магического мира, — взяв себя в руки, спокойно ответил Драко. — Впрочем ему это простительно. Когда мы изучали Вас... — он метнул в Перри многозначительный взгляд, — мой муж был занят более важным делом... Он спасал мир, — елейно улыбнулся Драко и вновь запустил свои пальцы в черную шерсть Варга, ласково поглаживая его между ушей. — Я не в обиде, — рассмеялся Перри. — Вина? — привстал он с места и разлил по бокалам остатки из графина. — Значит, вам обо мне рассказали звезды?.. — с несдерживаемой ухмылкой спросил Драко, играя бокалом в руке. За всю жизнь и учебу он не слышал и не встречал никого из прорицателей и астромагов, кто был бы и правда наделен истинным даром провиденья. Так... спиритические бредни, вызывавшие в Малфое лишь презрительное недоумение. Чтение звездных карт было одной из тех наук, которую наукой он не считал. А дар... Кто знает?.. — Я вижу, вы скептически относитесь к прорицанию и провиденью? — улыбнулся Перри. — Что ж, я не удивлен. Настоящих чтецов звезд ничтожно мало, а тех, кто обладает действительным даром видеть по ним будущее, и вообще... Возможно, я теперь и один такой. Хотя нет, конечно, есть еще Матео, — хмыкнул он. — Чуть позже я вас представлю, — добавил он, понимая, что имя Матео Драко ничего не говорит. — Я хотел бы узнать, что рассказал вам Гарри, — устав от этих пикировок, выдохнул Драко. — И где Латиф? — О, о маленьком хулигане можете не беспокоиться, он скоро придет, — отмахнулся Перри и глянул на часы. — А насчет того, что мне известно... — он скользнул взглядом от Драко к Варгу и обратно, — то все! И даже больше. Уж точно больше, чем вам сейчас, — усмехнулся он. Драко напрягся и гульнул желваками по лицу, едва сдерживая себя, чтоб не тряхнуть хорошенько глумливого старикашку. И плевать, что тот легенда магического мира, что сильнейший волшебник своего времени, что был придворным главным колдуном короля и когда-то обладал властью не меньшей, чем сам правитель. В учебниках писали, что в свое время ни одно решение не принималось без одобрения Персиваля Локсли! Но времена меняются. Великий астромаг был разжалован, изгнан со скандалом, еще в дни детства Драко о нем все почти позабыли, и лишь параграф в учебнике напоминал о былой славе. И вот теперь... эта глушь, забвение. Но, судя по всему, властные привычки Перри, нажитые им столетиями, не утратили своей силы, и он по-прежнему мнит себя вершителем судеб. Видимо, все эти мысли так или иначе отразились во взгляде Драко, потому как собеседник его вдруг перестал улыбаться и, откинувшись на подголовник, прикрыл глаза, сморщился и устало потер переносицу. — Простите, Драко... — мирно произнес он, раскрыв глаза. — Я просто немного взвинчен, и возраст дает о себе знать. Простите мне мое словоблудие. Я обещал Гарри ввести вас в курс дела и позаботиться, а сам... Что тут скажешь?.. Уединение. Отвык беседовать с представителем аристократии, — вздохнул он. — Я все сейчас расскажу, — чуть подался он вперед. — Только вначале скажите, вы голодны? Устали? Может, желаете принять ванну? Драко смущенно потупился. Он тоже вдруг почувствовал нелепость своих пререканий и язвительных мыслей. — И вы меня простите, сэр Локсли. Я вел себя как идиот. Я подозрителен до крайности и оттого неучтив. Возможно, это тоже потому, что я редко говорил с людьми вообще последний десяток лет. — Начнем сначала? — протянул ему руку Перри. — С удовольствием, сэр, — почтительно принял сухую, жесткую ладонь Драко и немного поклонился старцу. И следующие полчаса он не проронил ни слова, лишь менялись цвет его лица и оттенок глаз — от печально-пыльно-серого до лихорадочно-приглушенно-кварцевого к нечеловечески бледной сныти под конец. — Простите... — едва шевеля губами, почти белыми и похолодевшими, прошептал Драко, когда рассказ Перри подошел к части о затмении и возможности преодолеть проклятье. Он дернул пуговицы на воротнике, ослабляя его давление на шею, и судорожно схватил ртом воздуха, будто задыхался все это время. — Подождите, сэр, я не могу... не могу дышать... Перри вскочил с кресла и быстро, не по-стариковски бодро метнулся к столу, прихватив с него небольшой фиал. — Выпей это, — приложил он флакончик к губам Малфоя и почти насильно влил в его рот немного розоватой жидкости. — Это успокоит, — мягко приговаривал он. — Вы оба столько вынесли... — он пригладил волосы Драко так же ласково, как часом раньше поглаживал Гарри. — Немудрено, что так реагируете, — улыбнулся Перри, отходя к окну и распахивая его настежь. Снаружи моросил мелкий дождь, и пахнуло свежестью и прохладой. — Прервемся... — тревожно глянул Перри на Драко, но тот соскочил с своего места и, подойдя вплотную, вцепился обеими руками в его ладони. — Нет! Нет, умоляю! Скажите... Это правда? Это все... Это правда?! — голос его сбился, он весь дрожал и тряс руку Перри, как ветку яблони. — Успокойся, сокол, успокойся, — приобнял его Перри и медленно повел обратно к огню. — Всё правда. Всё сбудется. Я помогу. Помогу вам, — и Драко, рухнув в кресло как подкошенный, закрыл лицо руками, не в силах сдержаться. На колени ему положил голову Варг и тоже тихо заскулил. — Не могу я на вас смотреть, — буркнул Перри и вышел из комнаты. Чужие откровенные страдания, это не прикрытое ничем горе смущало. Видеть этого прекрасного гордеца таким беззащитным, распахнутым в своей печали было неловко. — «Эти двое... Никогда не видел такой любви...» — с восхищением подумал Перри. Он вернулся спустя пару минут с полной бутылкой виски в руке. — Вот! — потряс он ею над головой. — Тридцать лет выдержки! Лучший в этом графстве. Достойный повод, — он откупорил бутылку и понюхал горлышко, удовлетворенно зажмурившись. — Ну-ка, сокол, отлипни от своего красавца, мы еще не все обсудили. Перри присел у ног Драко, прямо рядом с Варгом, и сунул ему под нос стакан с виски. Драко встрепенулся, поднял лицо и, вдохнув неожиданный резкий запах спиртного, поморщился, фыркнул, но стакан принял. Он совсем не аристократично утер лицо, глаза и нос рукавом рубахи, покрасневшие веки чуть припухли, а взгляд был прозрачным. — Подытожим, — громко, с веселой искрой сказал Перри и стукнул своим бокалом о бокал онемевшего Драко. — В ближайшие три недели я предлагаю вам свой дом в качестве укрытия и приюта. Здесь вся твоя семья будет в полной безопасности. А когда настанет срок, я перемещу вас в Уилтшир... — Вы знаете даже это? — шмыгнув носом, удивился Драко. — Малфои древнейший род, — хмыкнул Перри. — Конечно, я знаю, где их гнездо. — Нам нельзя перемещаться в анимаформе, — сделав ядреный глоток, выдохнул шумно Драко. — Это детали. Придумаем что-нибудь, — отмахнулся Перри. — Главное теперь выждать время. Успокоиться. Набраться сил... Всё будет хорошо, сокол, — улыбнулся Перри. — Всё будет хорошо, — и похлопал его по ладони. Под треск огня и утробное урчание разомлевшего в тепле Варга Драко и Перри еще долго неспешно беседовали. Драко постепенно успокоился, перестал нервно подрагивать, и глаза его вновь наполнились цветом и светлой грустью. Легкие безобидные шутки Перри расслабили его, тихий, степенный голос, морщинистое улыбчивое лицо и лучистые глаза располагали к откровениям, и Драко незаметно для себя стал говорить из сердца. Он рассказал о своих ощущениях в момент обращения, о вечной снедающей тоске, о не покидающем его страхе за Гарри и их переписке длинной в года. О той отраде, что дарит каждая буква этих писем, и печали, таящейся в каждом слове. И он говорил о любви, о той, что без края, о её чуде и силе. Ему было не стыдно так пылко поведать почти незнакомцу о своих чувствах, он видел в Перри единодушие соратника. Драко казалось, а может, так и было, что сам Перри когда-то тоже испытал страсть, познал боль ожога любовной истомы и её потерю, возможно. Мудрые белесые глаза смотрели на него с пониманием, сочувствием и... оттенком зависти. Не злой, ни капли. Но они кусали жадным осадочным томлением былого. Так смотрят обессилевшие старцы на юных атлетов, вспоминая свои ратные подвиги, так вздыхают поседевшие почтенные дамы, глядя на стройные кипарисовые станы прелестных дев на выданье, так старые псы провожают взглядом едва заматеревших щенов, идущих на свою первую охоту на дичь. Это отблеск былых побед, утраченного, уже невозвратимого, но все еще живого в памяти, обманчиво ощутимого духом, но увы, уже невозможного ни телом, ни исходившимся сердцем. «Мы были и перестали — теперь мы почти легенды...» Дверь скрипнула, и в холл ворвались словно ветер и шторм весны Матео и Латиф. Матео, чуть приобнимая Латифа, держал над их головами полу своей мантии, укрываясь тем самым от дождя, что, видно, застиг их на обратном пути с маяка. Вся ткань накидки и их лица, и кончики волос Матео были в мелкой россыпи капель, что тут же засияли, переливаясь в свете огня. Оба юноши были румяны и запыхались от бега. Как два лучника-эфеба ворвались они в уютный покой комнаты и наполнили ее своей молодостью, смехом, свежим воздухом и запахом трав и яблок. Дверь за ними хлопнула, и, все еще смеясь, Матео стал отряхивать мантию, стягивая ее с Латифа, и попутно стряхнул капли и с его волос, небрежно приглаживая взбунтовавшиеся от влаги вихры. И Латиф отвечал ему взглядом, полным улыбки и дружелюбия, каким-то тайным общим. Он незаметно льнул к Матео психофизикой тела, наклоном головы, разворотом плеч — он был с ним. В этот момент, в этот час Латиф и Матео были вместе. Все еще смеясь беспричинным, бессмысленным смехом, каким только и смеются в юности, когда просто рады, что рядом, что узнали, нашли, что услышали и увидели, что попали в такт, в сердцебиение и под этот дождь, все еще смеясь от простого, самого простого счастья найти своего, и Латиф, и Матео одновременно наконец-то развернулись лицами к камину, и тут же будто выключили звук, щелкнуло невидимым рубильником. Матео вдруг упрямо свел брови и резко скинул мантию прямо на пол, обрывая улыбку, словно птицу в полете, а Латиф на мгновение удивленно замер как перепуганный тушкан, забегал глазами по комнате, ища в ней Варга, и отчего-то зарделся. Но уже спустя пару секунд он пришел в себя, сердце его привычно стукнуло в ребра, ловя милые душе переливы жемчуга волос Драко, и он кинулся к нему. Теперь его счастливая улыбка принадлежала только Драко. Тот тоже, опомнившись от недолгого замешательства и раскрыв объятия, вжал Латифа в себя так сильно, словно они не виделись много дней. Латиф уткнулся ему в шею и горячо зашептал, как всегда на ходу пьянея от аромата кожи и ее гладкой белизны: — Драко... Я так рад... Мы дошли... Мы смогли... Гарри, он... Перри... Все хорошо? — сбивчиво бормотал он и плавился без стеснения в руках, так сильно сжимавших его, так приятно гуляющих по спине. Драко, обрадованный встречей не меньше, уже собирался ответить, как вдруг наткнулся на тяжелый, нестерпимый взгляд Матео. Тот смотрел на него зубами и углем. Бездвижно стоял он там же, возле двери, опустив плетьми руки, и кусал Драко взором до кости. Секундное удивление в Драко сменилось молниеносным отпором — он выдержал этот громкий взгляд и, не отпуская от себя Латифа, через его плечо резанул словно мечом Матео снизу-вверх, останавливаясь на его лице и вонзаясь в глаза непримиримым боем хищника. Это длилось считанные секунды, но обоим, и Драко, и Матео, этого хватило, чтобы понять друг друга. — Не слишком ли ты беспечен, учитывая обстоятельства, гулять так поздно с незнакомцем? — оторвавшись от Латифа, посмотрел Драко ему в лицо с легким укором. — Впрочем, ты достаточно взрослый и умен, чтобы самому решать... — смягчился он, видя, как загорелись щеки Латифа, а глаза расширились паникой. — Exactement, il est libre de décider où et avec qui il peut aller. (Вот именно, он волен сам решать, куда и с кем идти.) — негромко сказал Матео, поднимая с пола свою мантию и бережно развешивая ее на спинке стула. — Quelle compétence non négligeable est pour un serviteur! Tu parles français? (Какое нетривиальное умение для слуги! Ты говоришь по-французски?) — тут же отреагировал Драко и сузил глаза до кошачьих. — Я не слуга, лорд Малфой, — уже по-английски громко ответил Матео и неспешно подошел к огню. — А я не лорд, — усмехнулся Драко и вопросительно посмотрел на Перри. — Нет-нет, сокол. Матео не слуга, это верно, — встрепенулся тот. — Он мой ученик и невероятно способный. Порой теперь я и сам обращаюсь к нему за советом, — гордо вскинул Перри лицо. — Позвольте представить вас, — вспомнив о приличиях, добавил он. — Матео Райвен, мой преемник, стихийный маг земли и лучший провидец из всех, кого я знал, — галантно повел он рукой в сторону Матео. — А это лорд Драко Малфой, Матео. Наш зачарованный сокол. Теперь он супруг Гарри Поттера, но, думаю, ты всё это знаешь и без меня, — улыбнулся он ученику и так же изящно указал на Драко. — Вот и познакомились, — хлопнул Перри в ладоши после недолгого напряженного молчания. — Церемонии, надеюсь, оставим позади. Нам делить кров еще несколько недель, и потому я очень хочу, чтоб все мы нашли общий язык и понимание, — он строго посмотрел на Матео, и тот нехотя кивнул и отвернулся к огню. — Вот и славно, — просиял улыбкой Перри. — Не пора ли отужинать? — окинул он взглядом всех разом и распахнул двустворчатые двери возле лестницы. Комната, куда пригласил всех Перри, сильно отличалась от той, в которой они пребывали все это время. Это был просторный зал со сводчатым потолком, украшенным росписью в виде звездного неба. Большая хрустальная люстра свисала с тяжелой балки и освещала все пространство, играя радужными отблесками по стенам, обтянутым темно-синей парчой. На стенах зала не было ни шкафов, ни полок, только несколько заплаканных воском канделябров и с десяток картин с изображениями сцен охоты и разных пейзажей. В центре стоял длинный стол, весь заставленный разнообразной едой и сервированный словно для светского приема. Все блюда были еще горячими и дымящимися — струйки ароматного пара поднимались над серебряными подносами, распространяя приятный запах специй. Стоило им переступить порог, как резные стулья сами сдвинулись от стола, свет стал еще ярче, а укрывающие угощения купола исчезли сами собой. — Добро пожаловать! — громко пригласил всех Перри, а сам сел во главе стола. — Я очень рад нашей встрече, друзья, и преисполнен надеждой, что время, проведенное под нашей крышей, не станет для вас тягостным. Драко галантно кивнул и сел по левую руку от хозяина дома. Матео сел напротив. Варг лениво растянулся у входа и, положив морду на лапы, прикрыл глаза, но по тому, как иногда подрагивали его уши, было ясно, что он не спит. Латиф нерешительно помялся у края стола, выбирая себе место. Он уже было сделал несколько шагов в сторону стула рядом с Матео, но остановился и, обогнув комнату, все же расположился рядом с Драко. Ужин был превосходный. И Драко, и уж тем более Латиф не помнили, когда в последний раз ели что-то подобное. Еда просто таяла во рту. Они ели хрустящих тушеных в масле раков, нежно поджаренную птицу, смоченные лимонным соком и орошенные оливковым маслом листья салата, сладострастно-пунцовую малину и запивали все это чуть горчащим будоражащим Кьянти. Они наслаждались вином, наслаждались пищей, наслаждались красотой и удобством обеденного зала. Беседа вначале текла неспешно и неловко, но обаяние Перри, его радушие и пара бутылок красного сделали свое дело, и уже спустя час заалевшие губы Драко хмельно улыбались, Латиф пьяно хихикал и даже иногда поддевал Драко локтем, а Матео расслаблено покачивался на стуле и смотрел уже не злым зверем, а хитрой лисицей, но благодушно в сторону Малфоя и совершенно неприкрыто влюбленно в сторону Латифа. Отчего у того ухало вниз все внутри, словно с большой высоты, и он постоянно отводил глаза, но спустя пару минут вновь поднимал их на Матео и, снова натыкаясь на этот пожар, опять летел, летел, летел и так снова и снова, пока не закружилась голова, и по всему телу не разбежалась сладкая щекотка. Тело Латифа реагировало на взгляды и голос Матео слишком бурно. Истомившееся недозволенным, желающее ласки и страсти, пробудившееся для огня близости, оно горело каждым дюймом. Матео был словно искуситель, сам по себе, одним своим существованием он будоражил фантазии Латифа одну порочнее другой. Всё естество его откликнулось на зов Матео, на его признание, на его плывущее в глазах через дымку хрусталя бокала «Только мой!» Латиф будто слышал эти слова, мог поклясться, что слышит, мягко, прямо над ухом, тихо-тихо, но громче, чем крик раненого зверя. И Латиф любовался им — любовался и подсознательно сравнивал Матео с Драко. Если Драко был рекой, студеной водой и туманом над ней, ускользающей нимфой воздуха, ледяным драконом, беспощадным, но хрупким, то Матео был темной землей, горячим жерлом вулкана, сердцем ночи, иссиня-черными плодами, их соком, раскаленной медью, шепотом, черным георгином. Они были абсолютно разные, но в то же время словно Осирис и Сет — братья нечеловеческой красоты и силы и такой же боли для Латифа. Несколько часов продолжался их пир и вакхическое веселье. Блюда менялись, бокалы не пустели, смех стал звонче, истории Перри о жизни при дворе все пикантнее. Насытившись, они вышли в гостиную и расположились на мягких подушках прямо на полу, так как всё убранство этой комнаты было выполнено в лучших традициях восточных покоев. Шелк, низкая мебель, мягкие покрывала и меха, кальян и фигурки из слоновой кости и янтаря. — Ваш дом полон сюрпризов, — заметил Драко, растягиваясь на соболином настиле с бокалом в руке. Волосы его разметались по черному меху, смешиваясь с ним, глаза горели в приглушенном свете свечей как два аметиста, рубаха давно была расстегнута на три верхние пуговицы, а войдя в эту окуренную благовониями комнату, он снял и обувь и теперь сводил с ума Латифа белизной своих ступней, их тонкими голубыми прожилками, острой косточкой на щиколотке и аккуратными пальцами. Латиф зачарованно смотрел, как Драко разместился в мягких подушках, и как его дивные ступни погружаются в искрящийся мех, будто в ласковый песок. Словно прочтя мысли Латифа, дремавший до этого момента Варг вдруг встрепенулся и, подойдя к Драко, вначале боднул лбом его колено, а потом широко и влажно лизнул оголенную ступню. — Ce n'est pas trop humiliant pour Harry Potter? (Не слишком ли это унизительно для Гарри Поттера?) — вновь негромко сказал Матео, наблюдая за этой сценой из-под чуть прикрытых ресниц. Латиф, не понимая языка, немного напрягся, Перри ухмыльнулся уголком губ, но промолчал. — Quand tu es... Si jamais tu aimes, tu sauras qu'il n'y a pas d'humiliation dans l'amour. (Когда ты... Если ты когда-нибудь полюбишь, то узнаешь, что в любви нет унижения.) — вальяжно ответил Драко и, обняв Варга, уткнулся ему в шею. — Tu as tort, faucon. (Ты не прав, сокол.) — задумчиво посмотрел на него Матео, и взгляд его шел дальше, глубже, будто он смотрел не на Драко, а в себя самого, в свое прошлое. — Et j'aime maintenant. Et je t'assure... (Я любил однажды. И я люблю сейчас...) — хлестнул он пронзительным взглядом Латифа, который, не зная, чем себя пока занять, стал рассматривать стоящую в нише гитару. — Et je t'assure, (И уверяю тебя,) — перевел Матео взгляд снова на Драко, — même dans l'amour le plus surnaturel, il y a une place pour les ténèbres. Mais je suis heureux que tu ne sais pas de quoi tu parles. Qu'il en soit ainsi. (даже в самой неземной любви есть место тьме. Но я рад, что ты не знаешь о чем говоришь. Пусть так и будет.) — отсалютовал он Драко бокалом, и тот, повторив его жест, ненадолго отвел глаза, словно обдумывая услышанное и примиряясь с ним. Латиф уселся в нише и, вслушиваясь в словно урчащий говор, пытался понять, чей голос ему кажется приятнее, но так и не смог решить. Драко говорил мягко и певуче, было заметно, что язык этот для него всё равно что родной. Матео произносил слова будто чётче, но речь смягчалась его масляным тембром, восковым обертоном, делая её почти музыкальной. Кстати о музыке... Латиф, подхватив обнаруженную в нише гитару, стал наигрывать легкую мелодию. Пальцы его ловко забегали по струнам, хоть уже давненько и не касались их. Еще одно умение, подхваченное им в своих скитаниях. «Песня согревает душу», — говорили ему бродяги в ночлежках, и отчасти так и было. Латиф стал играть чуть громче и бойчее, обращая на себя внимание. — Отличная идея! — вдруг встрепенулся Перри. — Давно в этом доме не звучало лихой застольной песни! Он вскочил со своего места и, едва щелкнув пальцами, уже держал в руке увесистый бубен со светлой кожаной мембраной и ободом из красного дерева. Перри встряхнул колокольчиками, и они зашелестели будто падающие друг на друга монеты. Латиф улыбнулся и, подмигнув Перри, стал ногой задавать ритм и играть уже с ним в такт. Матео блеснул глазами, радостно просиял в сторону Латифа и, вытянув просто руку вверх, тут же сжал в ней воплотившуюся из воздуха флейту, ту, которую Латиф уже видел и слышал ее печальный плач. Но теперь она зазвучала озорной свирелью и мастерски влилась в общую мелодию. Драко удивленно захлопал ресницами и расхохотался, а Варг вскочил на лапы и навострил уши.Что не вечер, то мне, молодцу,
Ненавистен княжий терем,
И кручина, злее половца,
Грязный пол шагами мерит.
Завихрился над осиною
Жгучий дым истлевшим стягом;
Я тоску свою звериную
Заливаю пенной брагой...
Латиф запел, и Перри стал весело подпевать ему, узнав мотив, а Матео, подойдя ближе, стал чуть пританцовывать на ходу.Из-под стрехи в окна крысится Недозрелая луна; Все-то чудится мне, слышится: Выпей, милый, пей до дна!.. Выпей — может, выйдет толк, Обретешь свое добро, Был волчонок — станет волк, Ветер, кровь и серебро.
Ступни Драко стали покачиваться в такт песне, и он, отдавшись моменту, стал легонько покачивать головой и плечами. — Станцуй для нас, сокол! — смеясь выкрикнул Перри и позвенел бубном прямо у него над головой, увлекая звуком и настырным ребячеством за собою в центр комнаты. Драко смущенно улыбнулся и качнул головой, щеки его стыдливо зарделись, но тут Варг, аккуратно цапнув зубами за краешек брюк, стал тащить его вслед за Перри.Так уж вышло — не крестись — Когти золотом ковать, Был котенок — станет рысь, Мягко стелет, жестко спать! —
распалялся все сильнее Латиф, и Драко, рассмеявшись, не стал отгонять волка и портить общее веселье. — Хочешь плясать? — ласково спросил он Варга, наклонившись к его будто улыбающейся морде, и тот, отпустив его штанину, сел возле играющих и обмахнулся хвостом.Не ходи ко мне, желанная, Не стремись развлечь беду — Я обманут ночью пьяною, До рассвета не дойду...
Плавно скользнул Драко между Латифом и Перри, заняв середину комнаты и внимания, и стал кружиться — волосы взметнулись солнцеворотом и метелью, ослепили, руки словно крылья разошлись в стороны, гибкие, тонкие...Ох, встану, выйду, хлопну дверью я — Тишина вокруг села — Опадают звезды перьями На следы когтистых лап.
Латиф пел громче. Перри приплясывал по-стариковски возле кружащего лебедем Драко, хлесткого, забывшегося, раскрасневшегося, забирающего дыхание. Варг кувыркался у его ног с бока на бок и иногда, вскакивая, пытался ухватить летящее изогнутое запястье.Пряный запах темноты, Леса горькая купель, Медвежонок звался ты, Вырос — вышел лютый зверь. Выпей — может, выйдет толк, Обретешь свое добро, Был волчонок, станет волк, Ветер, кровь и серебро...
Когда песня кончилась, Латиф в азарте хлопнул ладонью по корпусу гитары, а Перри еще с полминуты тряс бубном над своей седой головой, сверкая глазами, и будто помолодел на этот миг лет на сто. Рассмеявшись, распаленные, запыхавшиеся, все накинулись на вино. — Кто бы мог подумать еще вчера... — задыхаясь, смеялся Драко. — Carpe diem*! — стукнул об его бокал бокалом Матео, и Драко звянкнул своим в ответ. — Люблю такие вечера, — устало выдохнул Перри спустя полчаса веселой, непринужденной беседы. Он оглянулся по сторонам и вдруг заметил, что Латиф и Матео спят. Удивленно вскинув брови, он обернулся к сидящему напротив Драко. — Морфиус, — пояснил тот, всматриваясь в безмятежное лицо Латифа и даже во сне острый, будто заточенный профиль Матео. Заклинание глубокого сна настигло обоих, когда они рассматривали какую-то из звездных карт Перри, и теперь юноши лежали почти голова к голове, будто утомленные лаской возлюбленные. — Зачем ты усыпил их? — удивился Перри, и Драко, вскинув на него полные тоски глаза, сказал: — Ты ведь видел мою судьбу, прорицатель? — глухо почти шептал он. — Расскажи мне, что открыли тебе звезды? Перри долго молчал, вглядываясь в пламя свечей и их теплый отблеск. — Да, я видел, сокол, твое будущее, — наконец произнес он неохотно. — Но тебе ни к чему его знать. Судьба — это предопределение... — Драко вздрогнул и поджал губы, упрямо вонзаясь в старика взглядом. — Но и его можно изменить, — мягко добавил тот. — Когда вступает в борьбу сила любви... — нежно улыбнулся он. — А ты любим! — Перри пронзительно посмотрел Драко в лицо, и в темных его зрачках мелькнула сумасшедшая искра. — Ты этого не понимаешь, но ты счастливейший из смертных, сокол, ибо любим беззаветно, — пламя в очаге и на фитилях на миг вспыхнуло ярче, словно соглашаясь с фатальными словами чародея. — Но бог любви прихотлив, — понизил Перри голос, и свет, мигнув, словно померк в комнате. — Он всегда взымает самую высокую цену за свои дары, и ты должен будешь её уплатить, — сердце Драко сжали тиски страха, он болезненно сморщился. — Но разве я УЖЕ не расплатился за все! — почти задыхаясь выстонал он. — Разве ЭТОГО мало?! — Сокол, — сипло прервал его Перри, — то, что ты переживаешь и проживаешь теперь — это дано. А дальше будет решение и итог. И вот тогда звездная арифметика и предъявит тебе свой счет, — он опустил голову и разжал скрюченные пальцы. — Не скрою, он будет непомерным... — тени от огня поползли по стенам, на мгновение погружая все вокруг в темноту, и сердце Драко поглотил холод неизбежности и отчаянья. — Но не теряй надежды, не теряй веры, — мягко коснулся Перри лежащего рядом Варга. — Судьба — это совокупность решений, а решения — это реакции чувств, а чувства... меняются. — Мои нет! — пылко возразил Драко, прижав руку к груди, будто хотел в доказательство своих слов вырвать из нее свое истончившееся сердце и бросить его к ногам провидца в уплату за то, что никто не мог изменить. — Твои возможно, — печально кивнул Перри. — Но речь и не о тебе, сокол, — склонил он голову в сторону спящих в мехах юношей, теперь причудливо сплетенных меж собой руками и судьбами. — Пора спать, — Перри мягко улыбнулся и, вставая, небрежно, по-отечески похлопал занемевшего Драко по колену. — Я стар. Мне уже не по летам бдить всю ночь, пусть и компания твоя мне так приятна, — сжал он пальцы на остром плече Малфоя. — Так что же... Что же мне... — шепотом, будто сам себе, произнес Драко. — Carpe diem, Фалко, сarpe diem... — уходя прошелестел Перри.