Сокола взмах крыла

Словно раненый зверь, Я бесшумно пройду по струне. Я не стою, поверь, Чтоб ты слезы лил обо мне. Чтоб ты шел по следам моей крови во тьме — По бруснике во мхе, До ворот, за которыми холод и мгла, Ты ведь знаешь, там холод и мгла... Наталья О'Шей

      Время зимой течет медленнее, тянется густой поземкой, совсем неспешно отсчитывая минуты и часы. Словно дает передышку, убаюкивает, качает, дарит возможность замереть и не торопиться, подумать и отдохнуть. Но промедление это может быть как отрадой, так и досадным обстоятельством.       Для Гарри Поттера это небыстрое, ленивое, мирное выжидание было тяжким.       Все внутри него горело и стремилось действовать, желало скорейшего разрешения и победы. И он не мог уже терпеть, не мог сосредоточиться ни на одном предложенном ему деле, не мог даже толком насытиться или поспать. Страсть бурлила в нем как огненная лава, и он извел Перри своей суетой и нетерпением.       — Я шарахну тебя Петрификусом!* — гневно ворчал старый чародей, в очередной раз утомившись от ерзания и вздохов Гарри. — Какое-то наказание, а не великий маг! Ты всегда был таким? Бедные твои учителя! — сокрушался Перри. — Как ты вообще с таким шилом в заду смог чего-то добиться и победить армию тьмы?! Мартышка!       — Мне много помогали, и у меня было много хороших друзей, — смеялся Гарри. Брюзжание Перри развлекало его и частенько отбрасывало в старые деньки. Перри многим напоминал ему профессоров школы — не кого-то конкретного, но будто совокупность качеств мелькала то и дело в этом могучем колдуне, то суровой мрачностью Снейпа, то непосредственным добродушием Хагрида, порой мудростью Дамблдора и строгой сердечностью Минервы Макгонагалл, дружеской, родной теплотой Люпина и даже иногда самодовольством и напыщенной похвальбой Локонса. Все это калейдоскопом мимики, жестов и слов мелькало, сменялось в Персивале Локсли и несмотря ни на что согревало Гарри. Он видел в Перри друга, соратника, наставника и опору. Ведь даже великим магам порой хочется почувствовать себя мальчишкой!       Песчинки времени стали врагом почти для всех обитателей дома. И Гарри, и Перри, и, конечно же, Драко, каждый в той или иной степени мечтал ускорить их течение, прокрутить сильнее колесо судьбы и как можно скорее оказаться в нужной точке отсчета.       Для Матео и Латифа ситуация была ровно противоположной.       Они так же с замиранием сердца отсчитывали часы и минуты, так же бранили неумолимые рассветы и закаты, но не за их медлительность и протяжность, а за молниеносность и ежесекундную убыль. Время для них летело стрелой, безжалостной часовой стрелкой, каждым своим законным кругом приближающей разлуку.       — Мы увидимся еще? — иногда с тоской спрашивал Латиф, слушая предсонное мирное дыхание Тео под своим ухом.       — Все повторяется в мире, любимый, — ласково шептал Матео. — Люди, звери, растения и камни. И мы с тобой уже когда-то были, любили друг друга много веков назад и много столетий спустя вот мы здесь. И наши сердца стремятся друг к другу, потому что мы всегда были вместе и даже не помня знаем это.       — Так мы увидимся снова? — настаивал Латиф. Он любил слушать Матео, любил его хриплый, многогранный голос, красоту и вдумчивость его слов, но юное сердце желало ясности, хотело знать наверняка.       — Я никогда не ошибаюсь в чтении звезд, Латиф, — улыбнулся в темноте Тео и сильнее прижал его к себе. — Никогда, мой метеор...       — И?! — Латиф капризно вскинул бровь и несильно ущипнул Тео под лопаткой.       — Ты переборешь то, что гложет тебя, — мягко ответил Тео. — Переродишься. Я знаю. Я видел это. И тогда...       — Как? Как это будет? — взбудораженно вскинул лицо Латиф.       — Как и любое рождение, — дрогнул голос Матео. — Через боль и кровь.       — Твои слова меня пугают, — ластился Латиф сильнее, словно ища в телесной близости защиты.       — Не стоит боятся будущего. Оно изменчиво, — тихо успокаивал его Тео, плавно лаская кончиками пальцев теплое плечо. — Любое событие, слово сейчас может поменять все в грядущем. Возможно, именно в эту минуту происходит что-то, что перевернет все. Мы не можем с полной уверенностью знать, что будет, лишь надеяться, что в нужный час примем правильное решение.       — Я ничего никогда не решаю. От меня ничего не зависит, — выдохнул Латиф, бережно наматывая себе на палец прядь волос Матео.       — Ты очень ошибаешься, — улыбнулся тот. — Возможно, ты и есть самое главное звено в цепочке всех событий.       — Не хочу больше об этом думать, — высунул Латиф голову из-под простыни. — Лучше поцелуй меня...       Вечером накануне отбытия в Уилтшир ни один из обитателей дома у маяка не спал.       Драко в последний раз навестил свои цветы в оранжерее, простился с каждым ростком, ласково награждая их самыми нежными словами и похвалой. Позже, в доме, он хотел было собрать свои вещи, но отыскав в комнате старый их вещмешок, передумал. Глядя на эту зачарованную, полную всевозможного скарба суму, он совершенно ясно в очередной раз осознал, что как бы ни сложилось все в ближайшие двадцать часов, он больше не хочет нести этот груз, не хочет возврата к прошлому. Будь что будет! Это финал их истории. Конец. Все решено. В Риме веди себя как римлянин! И не стоит больше заботиться о дороге, ночлеге и провианте. Две палочки, мантия и стопка писем — вот и все, что он взял с собой.       Варг, ходивший в эту ночь за Драко по пятам, уныло сложил свою лобастую черную морду на вещмешок и заскулил.       — Так надо, малыш, — погладил его Драко. — Ты же знаешь, он нам больше не пригодится.       Волк еще покружил вокруг сиротливо лежащего на полу мешка и тоже вышел из комнаты, что много дней подряд делили они с Драко каждый в свой час. Их последнее прибежище. Маяк, что освещает путь, и не все ли уже равно куда?       Проходя мимо покоев Перри, Драко заметил свет из-под двери и, остановившись, негромко постучал.       — Входи, — не замедлил ответ, и Драко с Варгом зашли внутрь.       — Вам тоже не спится? — улыбнулся Драко, присаживаясь в кресло и притягивая Варга поближе к себе — нынче он особенно тяжело переносил расстояние меж ними и передвигался по дому стараясь ни на миг не выпускать шерсть волка из рук. Тот скалился, рычал, но терпел, не отходил далеко и сам порой подставлял вострые уши под беспокойные пальцы хозяина.       — Не спят по ночам обычно влюбленные, хворые и старики, — хохотнул Перри. — А я... Я влюбленный больной старик, так что я вообще никогда не сплю.       — Влюбленный? — удивился Драко и бегло бросил взгляд на портрет, что висел над секретером. Он видел его и раньше, но никогда не решался спросить о том, кто та прекрасная дама, что изображена на холсте. — Это она? — вкрадчиво кивнул он на портрет.       — Да, — с затаенным восторгом кивнул Перри и уставился на дивный лик леди в пышном старомодном платье. — Моя северная звезда. Мой яхонт. Ее давно уже нет среди живых, но она по-прежнему единственная, — горько улыбнулся старик.       — Почему вы не были вместе? — спросил Драко, зная из рассказов самого Перри, что он никогда не был женат.       — Судьба. Долг, — пожал плечами тот. — Жизнь, — выдохнул. — Вначале думал, что мне это не надо. Потом думал, что есть вещи намного более важные. Потом, что это уже не нужно ей... — он потянул свою сухую, но все еще крепкую руку к портрету. — Потом трусил позвать и … состарился. И стал думать, что я слишком дряхлый и сморщенный, чтобы желать ее. И слишком виноват перед ней. А потом она умерла, — он подошел к окну и посмотрел в темноту ночи, замерев на пару мгновений и не решаясь обернуться, чтобы не показать увлажнившихся скупо глаз. — Страшнее слова «никогда» лишь слово «поздно», — шумно сглотнул он воздух и обернулся. — Вся моя жизнь сплошной черновик, сокол. Глупый, неумелый черновик.       Перри сел в кресло напротив Драко и тепло посмотрел на него и на примостившегося у его ног Варга.       — Знаешь, — мягко сказал он, — я так много повидал, испытал, чувствовал, греховничал, да чего только не было... А вот на склоне лет только и помню ее черные глаза и прохладную руку на моем лбу, легкую, ласковую. Только это и помню из счастья. Так-то, мой мальчик, — усмехнулся он и приманил к себе початую бутылку вина. — Власть, золото, успех, все сокровища Британской короны были у моих ног, и что в итоге мне было нужно и мило? Что желанней всего по сей день? Ее ладонь на моих глазах... хотя бы в последний час.       — Мне так жаль, — опустил глаза Драко, не зная, что сказать — сердце его сжала тоска и жалость к этому могучему, одинокому старцу.       — Не стоит жалеть о былом. Лучше делать выводы, — рассмеялся Перри и смачно глотнул вина прямо из горлышка бутылки. — Никогда не отпускай его от себя, — утерев рот ребром ладони, выдохнул он и посмотрел на Варга. — Вам так повезло.       — Это то, чего я боюсь больше всего, — сильнее вжал Драко руку в холку волка. — Боюсь потерять Гарри.       — Позволь утешить тебя в этом, сокол, — хмельно улыбнулся Перри. — Я знаю точно, что вы всегда будете вдвоем. Всегда.       Драко нервно встрепенулся — никогда еще Персиваль Локсли не говорил так прямо о будущем. Он и сейчас не сказал, пожалуй, ничего конкретного, но и этого было вдосталь для истерзанной сомнениями и страхом души Драко. Главное вместе! И тут уже нет места для рассуждений — в мире или за его пределами. Вместе. С Гарри. Всегда вдвоем. Это было все, чего желал Драко и что хотел бы знать о своей судьбе.       — Ну что ж... — Перри встал и широко раскинул руки. — Простимся? До рассвета пара часов. Вот-вот придет Тео. Не люблю долгих сцен. — Драко подошел ближе и старик сердечно, крепко обнял его. — Удачи тебе, сокол. Береги себя. Береги любовь. Помни, что самое важное. И вот еще что, — уже почти на пороге остановил он Драко. — Ты можешь доверять Матео. Он дерзок, пылок, порой темен, но душа у него светлая. Он похож на тебя, — лукаво улыбнулся старик, и Драко, уже переступив порог, обернулся и низко поклонился ему, вкладывая в этот безупречно-галантный жест всю свою благодарность за все, что сделал для них этот невероятный человек.       — Прощайте, сэр Локсли, — сказал Драко напоследок и, прихватив Варга за кончик уха, пошел по коридору не оглядываясь, но чувствуя всем телом, как до последнего провожают его добрые, цепкие, усталые глаза великого чародея.       В гостиной Драко прилег на ковер прямо возле очага и поманил, увлек к себе Варга. И когда тот растянулся рядом, Драко обнял его, вжался всем телом в изогнутую лохматую спину, уткнулся лицом в жесткую шерсть на мощном загривке и заплакал, тихо, беззвучно. Он обнимал волка все крепче, закинул на него ногу, вплелся в него пальцами, дыханьем, биением сердца и говорил едва раскрывая губы, так, что было слышно только ему самому:       — Всегда вдвоем. Всегда, Гарри. Ты и я. Всегда вдвоем. Где ты, там и я. Ты только не геройствуй там, ладно? Дождись меня. Дождись. Куда бы не попал, дождись меня, и будем вдвоем. Ты и я. Ты и я. Ты и я... — слезы сдавили гортань, и Драко перестал шептать, но внутри себя всем сердцем, всей душой, как молитву, как заклинание, как самый верный псалом он повторял и повторял: «Ты и я, Гарри. Ты и я...»       Наверное, он задремал, утомленный своими слезами и убаюканный размеренным, послушным дыханием Варга, потому что, когда Драко в следующий раз открыл глаза, часы уже показывали начало пятого, а значит, оставался лишь час до рассвета. Варг лежал все так же рядом, сложив морду на вытянутые лапы. Он шумно дышал и смотрел перед собой, будто в полузабытье, но не спал, и едва издали скрипнули ступени, волк встрепенулся, дернул ушами и резко сел, задрав острую пасть вверх.       На лестнице послышались шаги...       Драко понял, что время пришло. Со второго этажа уже спускался Матео — он был полностью одет, затянут до последнего шнурка в добротный дорожный костюм, волосы убраны в тугую косу, а лицо юного чародея было полно решимости и ободряющего спокойствия.       И Драко впервые отдал ему должное. Такая сила воли, такой контроль, такая мощь духа, магии и действительно дьявольская красота, немного мрачная, вызывающая, но в совокупности с этим невероятным самообладанием просто сбивающая с ног. Не мудрено, что Латиф так опьянен им. Тут и покрепче духом дрогнул бы.       — Драко, — неожиданно обратился Матео к нему по имени, — пора, — он остановился в дверном проеме и поймал лицом отблеск от свечей, и только тут Драко заметил, что под глазами Тео залегли глубокие тени, что под заострившимися скулами бегают желваки, а взгляд юноши полон отчаянной тоски и горечи. Совершенно точно Матео Райвен был абсолютно спокоен и сдержан внешне, но нестерпимо страдал внутри. — Пусть Варг идет наверх к Перри, — тихо сказал он Драко и обернулся к лестнице, по которой медленно спускался Латиф. — Возьми меня за руку, — протянул он ладонь Латифу, и тот будто нехотя послушался, но взяв Тео за руку, прижался к нему боком, словно пытаясь урвать еще каплю его тепла, крупицу близости, глоточек их счастья.       — Драко? — позвал еще раз Матео и протянул руку и ему. — Ты готов?       Драко встал и еще раз крепко обнял Варга. В молчании он накинул на себя мантию и подошел к Тео.       — Готов, — сипло выдохнул он и вложил свою руку в протянутую ладонь... И едва их пальцы соприкоснулись, как Драко почувствовал то, о чем подозревал всегда, то, что бережно недоговаривал Перри, то, что никогда не демонстрировал и прятал сам Матео — силу! Силу такую, что на миг стало страшно! Под веками Драко будто тени замелькали почти осязаемые струящиеся нити черного, серого и золотого. Неукротимый, невиданный поток. Сгусток энергии, власти, могущества! Драко вздрогнул и со всей ясностью осознал, что Матео Райвен не просто ученик чародея, никакой не подмастерье, не высокомерный юнец-колдун, не просто редкий стихийный маг, нет! Он исключительный! И не просто исключительный, а исключительный темный. Сила, таящаяся внутри этого молодого волшебника, брала свое начало у истоков самых черных вод, но тьма эта подавлялась, стараниями самого же Матео преобразовывалась им в добро. Борьба, беспрестанная, ежесекундная, безостановочная, велась внутри этого человека. Он был уникальный! Возможно, единственный в своем роде. Он был абсолютной тьмой, выбравшей вопреки всему свет! Драко вскинул ошарашенный взгляд на Матео, и тот мягко улыбнулся ему, видя, что он наконец-то действительно разглядел, кто перед ним и кому он вручает свою судьбу. И Драко понял, что он и правда может доверять Матео — ведь тот, кто способен столько лет держать себя в свете, может держать в своих руках целый мир! Что уж говорить о двух дрожащих ладонях. Драко почтительно кивнул Тео и сильнее сжал его руку...       И в комнате дома на маяке остался лишь отголосок тихого вскрика Латифа и негромкого хлопка аппарации.       До затмения оставалось семь часов.