Первый круг: Птица счастья

      Снова душно и как в гробу тесно, снова хочется истошно кричать.       Ворона бьётся, царапая ногтями стены из известняка, и, обдирая нежную кожу на локтях о рефлёную поветхность стен, изо всех сил ползёт вперёд.       Отсюда нет выхода.       Пыль забивается в глаза и в нос, песчаная крошка скрипит на зубах. На ладонях от трения сдирается кожа, по капельке выступает кровь. Во мраке тоннелей Вороне чудится, что она совсем чёрная.       Норы — так назвал это место Ворона. Длинные — почти бесконечные — извилистые, как червивые кишки, и простираются, кажется, на километры.  В них легко сдохнуть, потерявшись без еды и воды. В них, думает Ворона, сдохнуть можно и просто от затхлого воздуха.       Одежда лоскутками цепляется и остается на стенах; какой дьявол сделал их такими, Ворона не знает, но он бы проломил ему голову бутылкой, будь такая возможность.       Пыльное подземелье будто высасывает из него силы — едва ли сто метров удаётся проползти ему прежде, чем уткнуться лицом в острые грани на полу. Пофиг. Пофиг-пофиг-пофиг-пофиг. Нет у него больше сил.       Будь тут Доктор, они бы уже выбрались. Он бы придмал что-нибудь — Док по воздуху бы определил, откуда сквозняк, услышал бы шум или ещё что, он бы не упал замертво без сил, он бы не сдался.       — И ты не сдавайся.       — Легко сказать, — удивительно, но Ворона находит в себе силы ответить. Приподняв голову, он смотрит вперёд — никого. Но задрав голову выше, он встречается взглядом с парой громадных золотых глаз-лун. От них будто исходит свет, разгоняя вокруг них темноту.       — Я не знаю, куда идти, — честно отвечает Ворона, но тут же добавляет: — хотя вот сейчас я бы пошёл за тобой. Ты тут, судя по всему, бываешь.       Глаза прищуриваются, их обладатель улыбается.       — Бываю, — соглашается незнакомец. Хотя у Вороны навязчивое ощущение, что сам незнакомец прекрасно его знает.       С надеждой он смотрит в золотые глаза, но получает отказ — в полумраке качается тень головы.       — Со мной нельзя, — прищурившись, Вороне чудится, будто темное пятно-лицо грустно улыбается, — но, — глаза сверкают в темноте, — ты можешь пройти туда, — пятно-голова снова качается, куда-то направо, — там воздух свежее.       Вороне снова чудится, что незнакомец усмехается, но он не успевает ничего толком разглядеть — ощущение чужого присутсвия пропадает, и он снова оказывается в тоннеле один. К собственному удивлению, больше ему не страшно.       Повернувшись направо, он принюхивается — воздух и правда едва различимо пахнет ветерком.       Он ползёт недолго. Вскоре узкий тоннель становится шире, так что можно идти на четвереньках, и совсем скоро у него получается выпрямиться в полный рост.       Снаружи шумели деревья, кронами упиравшиевся в небо, и ярко светила луна. Выбравшись на свежий воздух, Ворона вдохнул полной грудью и вдруг понял, как сильно устал. Хотелось уйти от душных катакомб подальше, но сил не было. Еле переставляя ноги, он дошёл до большого дуба, корни которого торчали над землёй толстыми канатами. Он лёг между корней, закрыл глаза и забылся сном без сноведений.

***

      Открыв глаза, Ворона не сразу узнал место, где оказался. Поморгав, он привык к темноте — в небе за окном всё ещё висел серебрянный серп луны — и осмотрелся. Он лежал, свернувшись клубком, на диване Перекрёстка. Нехорошее место.       Встав, он понял, что от усталости у него всё ещё болит тело. Медленно он пошёл в сторону комнаты Птиц.       — Ты представляешь, где я был? — взволнованным шёпотом спрашивает у Доктора Ворона, вернувшись. Тот недовольно мычит что-то неразборчивое и злое, ёрзает и кутается в одеяло. Тогда Ворона снова толкает его в бок, и в ответ получает шипение. Но Доктор просыпается.       — Не знаю, где ты был, — хрипло со сна, произносит он, и в темноте его глаза сверкают почти также ярко, как у незнакомца из тоннелей, — но знаю, что если ты не заткнёшься и не ляжешь спать сейчас, я скину тебя на пол.       Ворона обиженно замолкает и отворачивается к стене. Вот всегда так. Брат всегда был таким.       Вскоре он засыпает, и его сон ничто не прерывает до самого утра. Доктор чувствует это спиной. Как и пристальный взгляд золотых глаз из дальнего угла комнаты, оттуда, где клубятся тени, оттуда, где на своей кровати спит их вожак.