Первый круг: Птица счастья

      Этой ночью всё всегда встаёт с ног на голову, думает Ворона.       Долгий вечер, перетёкший в Самую Длинную они с Псом встретили, сидя в комнате Третьей, слушая песни Дракона, а потом ушли за настойкой в Четвертую, да так и не успели вернуться.       — Ночь всякой хрени, — хрипло ругается Доктор за спиной Вороны, когда они неожиданно оказываются подхваченными толпой, несущейся в сторону мужского туалета. Оттуда Ральф в сопровождении вожака выводит Рыжего — залитого кровью, с ошалелым, звериным взглядом, забитого и испуганного. Приглядевшись внимательнее, Ворона замечает, что и сам Р Первый выглядит не лучше — с раной на лице, тоже в крови, весь взбудораженный. Замыкает их процессию спокойный, как удав, Стервятник, от которого Вороне сразу же становится не по себе.       — Нужно держаться вместе... — краем уха слышит он голос Пса, но того оттесняет толпа, и Ворона, выскользнув из неё, по темноте отправляется вслед за удаляющимся огоньком стервятникова фонаря.       Они идут тёмными коридорами, лишь пару раз им встречаются мутные окна, через которые в комнату с улицы попадает тусклый свет. Ворона жмётся к стенам, боится, что Папа Птиц их услышит-увидит-учует. В спину его толкает Доктор — тому, быть может, просто интересно.       Вместе они незаметно скользят вслед за Стервятником, Рыжим и Ральфом.       Те идут впереди, и огонёк света Стервятника удаляется от Доктора и Вороны вместе с ним, но Доктор сокращать расстояние не спешит.       — Мы останемся одни. Без света, — шёпотом говорит Ворона, взволнованно дёргая брата за растянутый рукав олимпийки, — я не хочу оставаться один в Самую Длинную один в темноте, Доктор!       — Ты не один, — рассерженно шепчет брат, стряхивая Ворону с себя.       Процессия Стервятника уже удалилась, скрывшись за углом, а они всё стояли в коридоре. Шаг за шагом Доктор тянет его к проёму, за которым начинается прямой путь к лазарету.       — Ты когда-нибудь думал, куда ты пойдёшь потом?       — Думал... — не слишком уверенно тянет Ворона, потупившись, но продолжает довольно уверенно: — Пёс говорил, что нашёл в Наружности дом, где мы сможем какое-то время пожить, после... ну, ты сам понимаешь...       — В Наружности?! — не дослушав, неожиданно шипит Доктор, больно дёргая Ворону за руку, так, что рукав джемпера трещит по швам, — а что ещё Пёс тебе говорил?!       Ворона испуганно отступает, изо всех сил пытаясь освободить руку из цепких пальцев брата, но всё тщетно — Доктор крепко смыкает пальцы на холодном запястье капканом.       — Ты никуда не пойдёшь, — отрезает он, — с ним ты никуда не пойдёшь.       Ворона вдруг замечает, как сгустились тени вокруг, даже бледный, мерцающий свет луны, иногда освещавший их путь, теряется. В мраке глаза Доктора будто горят ещё ярче.       Он чувствует, как ноги неожиданно вязнут в размытой влажной земле, и останавливается. Воздух, густой воздух Дома, знакомый до одури вдруг веет сыростью, и, замерев, Ворона не решается двинуться.       — До-октор, — жалостливо зовёт он.       Тёплая рука брата касается плеча, и её сильная хватка чувствуется даже через ткань растянутого джемпера.       — Я здесь, — клокочуще произносит он, и в поле зрения Вороны появляются рыжие-рыжие волосы. Из темноты вслед за ними появляется бледное худое лицо с огромными золотыми глазами — они будто разгоняют темноту вокруг, становится не страшно.       — Пойдем, Ворона, здесь сыро, ты заболеешь, — хрипловато говорит Доктор и подталкивает Ворону ближе к тёмному проёму перед ними — не то дверному, не то между деревьями.       Тот отчаянно упирается, цепляясь пальцами за горячие ладони, но идти вперёд ни в какую не хочет.       — Оттуда на нас смотрели! Давай пойдём обратно, Доктор, давай обратно!..       — Заткнись! — рассерженно шипит тот, больно вцепившись хваткими пальцами Вороне в плечо, — заткинь и шагай, гадёныш. Вечно ты ноешь! Потом спасибо скажешь!       — Н-нет! Не скажу, — с каждым шагом Ворона ощущает, как сильнее на его плече смыкается железная хватка брата. Доктор толкает его в спину изо всех сил, и у Вороны не хватает сил ему сопротивляться. Изгвазданные жирной болотной грязью ноги скользят по моркрой траве; зацепиться не за что.       — Не скажу! — отчаянно повторяет он на пороге темноты, как вдруг из неё доносится с порывом ветра шелестящий, вторящий ответ:       — Не скажет...       Из проёма веет холодом, как из открытых окон по ночам, и неожиданно пахнет густым, хвойным запахом, как если б там, по ту сторону темноты, разрослась зелёная лесная пуща, а не ряды старых пыльных шкафов.       — Отпусти его, — вновь доносится из темноты, и Ворона не может сказать с точностью, чудится ли ему этот голос сквозь шум ветра в листьях или правда кто-то оттуда шепчет его брату.       — Да щас! — резко огрызается Доктор, грубо толкая Ворону кулаком между лопаток. Тот вскрикивает больше от неожиданности, чем от боли, и затравленно оглядывается на брата через плечо.       — Не пойду, — тихо, но твёрдо заявляет он.       И в то мгновение кажется Вороне, будто тени сгустились вокруг лица его брата.       — Значит не пойдёшь... — бледное лицо темнеет, обрамляясь тенями-перьями, чёрными, как смоль; на лице двумя огромными золотыми лунами сверкают разъярённый глаза. Брат скалится частоколом клыков, рявкает запальчиво: — Если не пойдёшь, так побежишь, Тряпка!       "Тряпка!", — отдаётся перезвоном эха в ушах, и Ворона действительно сам отступает к деревьям, пугливо вжимая голову в плечи. Старая кличка, ужасная кличка. Сколько здесь жил, он всегда старался её забыть.       Он останавливается, заставает, будто примерзнув к земле, и зажмуривается — сейчас он успокоится, и всё пройдёт. Доктор тоже успокоится. Пройдётся наваждение.       Но в плечо бьёт тяжёлая когтистая кисть — Ворона вскрикивает, распахнув глаза, и валится с ног. Брат перед ним высок и тёмен, и в темноте кровожадно сверкает глазами и щербатым полумесяцем ухмылки.       — Не... буду... — отчаянно выдыхает Ворона, жмурясь.       — О-о, Тряпка, да ла...       — Кто здесь?!       Темноту разрезает жёлтый луч Стервятникова фонаря — разгоняет тени. Могильный холод отступает, и ветер больше не дует. Ворона обнаруживает себя валяющимся на полу перед входом в подсобку со швабрами.       — Мальчик мой, какого Дьявола тут произошло? — недовольно спрашивает Стервятник, помогая Вороне подняться. Тому тяжело: одежда промокла и потяжелела, штанины, покрытые комьями грязи, облепили ноги. Заметив это, Стервятник внимательно, долго смотрит на него, пытаясь пытливым взглядом выцепить из Вороны правду — пусть правда и на лицо.       — Марш в комнату, — наконец говорит он. Затем, ободряюще положив руку на плечо, наполовину скрывается в подсобке, а выходит наружу с маленьким карманным фонариком в руке.       — И не бойся темноты.       Мелко вздрогнув, Ворона кивает, приняв фонарик. На проверку щёлкает им раз-два и, немного дёрганно кивнув вожаку, уходит.       Стервятник недолго смотрит ему вслед, следя, чтоб яркий огонёк не блек и не погас за ближайшим поворотом, пока отсветы фонаря Вороны окончательно не покидают темный коридор. Обернувшись к темноте, он сурово осматривает её. Темнота в ответ злобно скалит эфемерные клыки.