🌒
На тренировках, которые они с Морозовым комфортно друг для друга проводят вдвоём, находиться стало много интереснее и продуктивнее. Не сказать, что девушка теперь выслушивает часовые лекции, но и в немой тишине тоже больше не плавает, ударяясь о скалы чужого безэмоционального равнодушия. Александр если и говорит, то короткими осмысленными фразами вроде: «Руки не могут существовать отдельно от тела». «Ты не исполнишь дорожку шагов в заданном ритме, пока не начнёшь контролировать ноги от бедра до самых кончиков пальцев». «Естественно, ты упадёшь с прыжка, если будешь хоть немного сомневаться и терять уверенность в заходе на него». Кто-то бы подумал, что Морозов в подобной ситуации мог смело возомнить себя тренером, но, наблюдая со стороны, Алина быстро уяснила, Александр проговаривает любое наставление в том числе и для себя самого. Скорее, даже в первую очередь. Он тоже самую малость, но, к счастью Старковой, обвыкся, поэтому часто, не издавая ни звука, одними губами что-то говорит себе под нос, даже не задумываясь о том, что девушка, хоть и просто тренируется рядом, но всё же присматривает за ним. Ей важно быть спокойной за своего коллегу, соответственным образом она волнуется за Оретцева и Альфреда. Как и в тот вечер, Морозов нередко оглядывается по сторонам, ещё чаще оборачиваясь слишком резко — на достаточно большой скорости, а иногда и вовсе сникает так, будто кто-то действительно стоит рядом и отчитывает за халатно проделанную работу. Вызывает ли подобное жалость? Алине хотелось бы ответить, что нет, хотелось бы ничего не чувствовать в данной ситуации, но конкретный ответ найти трудно. Она невольно осознаёт, что скоро будет месяц, как они тренируются вместе, но девушка твёрдо понимает, что в состоянии фигуриста не продержалась бы, наверное, и дня. На её прямые вопросы, если Старкова и пытается, Александр почти не отвечает, но зачастую, не скрывая, задумывается над услышанными фразами и уделяет им несколько минут своего внимания. Она не приходит к нему вечером — всё-таки не хочется ограничивать человека в его душевном спокойствии и безопасности. Слишком очевидно, любое человеческое присутствие рядом — стресс для Морозова. — Почему ты разговариваешь со мной? Не теперь, когда это касается профессиональной точки зрения. Почему ты заговорил со мной изначально в тот день? — выравнивая дыхание, решилась наконец Алина, когда фигурист отъехал от бортика, стирая одним пальцем с губ несколько капель воды. До прихода партнёра и тренера на арену оставалось ещё достаточно времени. Она подъехала чуть ближе, но осталась на приемлемом для них расстоянии, как теперь делает и всегда. В такие моменты девушка всегда по привычке начинает заламывать пальцы или кусать губы, но уже давно не обращает внимания на незначительную боль в костяшках или металлический привкус во рту. Зато, как и прежде, легко замечает, что губы у мужчины тоже искусаны, но в большей степени обветрены подобно всей коже лица. На последнем виднеются только розово-синие крапинки ранок, созданных искусственным холодом катка и ветром на большой скорости, и сероватые мешки под глазами — у самой Алины такие же. Если она из-за своей извечной бессонницы не высыпается, то что говорить об Александре, который, как говорят, даже ночует на катке. Девушка уже не удивится, если и эти слова не лишены правды. — Потому что ты хочешь, чтобы я говорил, — с минуту Старковой как и всегда казалось, что он так и не ответит, оставив девушку в созданном ей монологе, счёт которым та давно потеряла. Не в этот раз. Удивление скрылось за тенью сомнения. — Какая тебе разница, чего я хочу и о чём думаю? — если говорить честно, то Алине без всякого грубого подтекста правда интересно. Она бы не обиделась, если бы Морозов так и не ответил, если бы однажды вообще не заговорил. Девушка свыклась с мыслями о возможном — более неудачном развитии событий, но раз обстоятельства сложились по-другому, то ей действительно хочется знать чуть больше. Мужчина выглядел искренне озадаченным. Слишком серьёзным в своей излюбленной аристократичной позе — с заведёнными за спину руками. — Не знаю, но мне не всё равно, — произносит он своим глубоко охрипшим голосом как само собой разумеющееся, словно и нет в этом ничего такого, а здесь стоят не Александр Морозов и Алина Старкова. Будь всё перечисленное так — было бы проще. Алина однажды подумала о том, что фигурист курит, но для спортсмена такого уровня это будет далеко не самым удачным выводом. О курении свидетельствовал бы примитивный запах, но от Александра если чем-то и пахнет, то морозной свежестью — иронично мягкой прохладой. Такой осязаемый эффект формируется зимним утром, когда стоит крепкий мороз и светит солнце, а воздух приятно щекочет лёгкие. Или опять же, всё перечисленное напоминает девушке петрикор — запах после дождя. — Если дело касается только желания, то на самом деле очень многие хотят, чтобы ты говорил, — продолжает Алина, по-доброму усмехаясь. Очевидная глупость, отчего в холодно жестоком взгляде кварцевых глаз сейчас проскользнула ребяческая неуверенность. Старкова зачастую замечает, что высказывания или вопросы, полностью лишённые смысла, Морозову не нравятся — их он просто игнорирует, поэтому и другой реакции ожидать не приходится. Девушка всё ещё удивлена, как за такой достаточно большой отрезок времени никто не узнал, где на самом деле находится Александр. Видимо, он предельно хорошо следит за своей безопасностью. А она невольно вспоминает нелишённые правды слова партнёра. «Наверное, мы могли бы одни его фотографии продать за огромные деньги». Это, к сожалению, действительно так. В социальных сетях бывают целые волны тех, кто купит за любые деньги различную информацию о фигуристе. Алину в описанных людях всегда ужасало другое. Им неважно твоё творчество, неважны любой величины достижения и соответственно неважна проделанная для той или иной сферы деятельности работа. Они одержимы именно тобой. Внешностью, славой, личной жизнью, количеством денег и возможностей. И это то, что поистине должно ужасать. — Есть разница, — Александр двигается чуть в сторону, увлекая девушку за собой вдоль бортика и делая тембр голоса чуть тише, — ты хочешь, чтобы я говорил, потому что видишь в этом пользу и можешь вынести из сказанного что-то новое и важное. Я вижу, что мои слова для тебя не безрезультатны. Они действительно помогают и, как минимум, ты пытаешься их понять и придаёшь им истинное значение. Остальные хотят, чтобы я говорил, потому что это даст им чувство преимущества. Сделает их особенными в глазах других, а меня более простым для общего понимания. Неважно, что я скажу, всё будет иметь один и тот же эффект. Морозов со скрежетом под шум техники развернулся на лезвиях коньков, чуть ускорившись, чтобы находиться к Алине лицом. По правде говоря, было в этом что-то необычное. То, как внутри тебя самого становится легко и тепло оттого, что в одно мгновение на все твои вопросы ответили. Девушка не узнала особенно много, но жар всё равно прилил к наверняка порозовевшим щекам, потому что всё стало немного понятнее. Под чужим взглядом, так и успокаивающим своим «видишь, насколько всё в некотором роде просто», пришлось чуть склонить голову, улавливая взглядом блестящую белоснежную поверхность и тёмные отражения в ней. Старкова старается от фигуриста не отставать, пока они безмятежно катаются по кругу в спонтанном спокойствии на несколько минут. Интересно, что он видит? Читает ли в её в тёмных глазах сменяющие друг друга эмоции, как пытается это делать она? Уделяет ли внимание деталям? — Я мог бы молчать, Алина, — девушка и сама не знает почему, но каждый раз вздрагивает, когда Александр произносит её имя. Это не высокое обращение Мала и не то, как тянет имя мистер Оллред, оно просто другое с его уст. — Но понимать меня без слов будет тяжелее. И всё в этой интонации говорит о том, что вот сейчас можно позволить проскользнуть тени улыбки на лице, где-то схитрить в своём постоянстве, но нет. Последние его слова Старкова и сама осознала изначально. Мужчине проще молчать. Он так общается, проявляет эмоции и существует тоже в тишине, без своего необычного голоса. И именно этому изначально хотела научиться Алина. Морозов, конечно, немного упростил ей задачу, но и от себя самого не отказался.🌒
Последние полчаса вечерней тренировки. Обычно к этому времени девушка настолько измотана, что не получается обращать внимание на что-либо, кроме голоса тренера и рук партнёра, обыденно покоящихся на талии. Как и они все, Альфред устал к концу рабочего дня, поэтому на то, чтобы в неизвестно какой раз объяснять принципы необходимой поддержки, у него совсем не остаётся терпения. Алине, стоящей рядом с Малом, достаётся чуть меньше, ведь у Оретцева задачи в своём плане труднее — на высокой скорости поднять, определённым образом перехватить, удержать некоторое время, аккуратно спустить и, тем более, не уронить. Александр, видимо, только пришёл, неизвестно, сколько успел услышать, но всё же ни от кого не скрылось то, как он не выразительно хмыкнул, впервые за вечер проезжая мимо. Тренер в этот момент образно показывал и объяснял Малу, что тот делает не так, и одному Морозову известно, что его самого в этой ситуации побудило обратить на происходящее внимание. Старкова, уже плохо соображая, просто надеется, что партнёр ничего не услышал. Она слишком хорошо его знает и прекрасно понимает, что за подобным последует. — Чего тебе? — всё-таки услышал. Оретцев вывернулся из-под руки девушки и обратился к Александру. — Пришёл с новыми силами, ещё и подначивает, — как уже и заключила Алина, один Морозов знает, почему он сам так отреагировал, может, на то вообще не было никакой причины. Но соответственно вымотанному Малу с уже давно подогретым раздражением к одиночнику, после распаляющих замечаний тренера много не надо было, чтобы начать скандал. И, видимо, одна Старкова помнит, чем чуть не закончилась похожая ситуация в прошлый раз. Александр остановился недалеко от них, но в его плечах и лице поселилось напряжение, словно его одёрнули, прямо схватив за руку. Алина же пытается чуть оттянуть партнёра за одежду и поглаживает по его влажным сейчас волосам, чтобы успокоить. — Хватит, Оретцев, — предупреждает его Альфред, чуть сильнее переклонившись через бортик. Прежне в глазах Оллреда едва уловимая злость, а сейчас уже и нарастающая паника. — Что, Оретцев? — утрируя, Мал наигранно вскидывает руки. Контраст эмоциональности каждого виден сразу. Сердце у Старковой бьётся всё быстрее. — Пусть он сам попробует, а потом будет реагировать на то, в чём совершенно ничего не понимает! Я с удовольствием посмотрю, как у него это получится! Несмотря на усталость, полностью туманющую разум, в помещении Алина всё ещё остаётся самой адекватной. Руки тренера непроизвольно сжались, будто он прямо сейчас был готов на кого-то броситься. Или за кем-то. Оретцев в своей речи указал на Морозова рукой и так её и не опустил, а сам Александр замер в прежне немых и совершенно непонятных остальным эмоциях. То ли его настолько задели слова, то ли он счёл услышанную глупость полнейшим безумием. Девушка уже дышала через раз и не знала, кого придётся останавливать первым. Алина даже сначала не поняла, что произошло, потому что отчего-то Морозов теперь двигался совершенно бесшумно. Он, видимо, принципиально объехав Мала, встал прямо за её спиной — буквально на расстоянии вытянутой руки. Старкова оборачивалась пару секунд, но тянулись они назло много медленнее. Руки дрожат, потому что девушка не выносит любые конфликты, ей со всей серьёзностью становится страшно, что кто-то из близких пострадает. Ноги заметно ослабели из-за страха и очевидной усталости. А Александр на неё смотрит… Мягко. Мягко, но решительно. Будто за свои дальнейшие действия ответственность несёт один он. А мягкость в холодных глазах — его вынужденные извинения. Ему не надо было вытягивать руку или что-то говорить. И так предельно ясно, почему Морозов сейчас здесь стоит. Это предложение, и у Алины без сомнения есть выбор. Она оборачивается на Альфреда в немом вопросе, всё-таки он её тренер, подобные происшествия касаются его тоже и не в самую последнюю очередь. Александр перевёл взгляд вместе с ней. Теперь в его глазах читалась толика своеобразной усмешки, чему мистер Оллред явно не был удивлён. Скорее, он сейчас полностью погрузился в быстрые раздумья о том, что ему делать с происходящим. — Вы серьёзно взвешиваете все «за» и «против» ? — снова вклинился в безмолвный диалог Мал. — Так вот, я против, — Старкова почувствовала на своём предплечье тяжёлую ладонь, быстро оттаскивающую её чуть в сторону. Из-за истощения пришлось поддаться. Не было ничего удивительного в том, что Морозов даже не дёрнулся. Это было предложением на ребяческий вызов Оретцева, а не попытка в нелепом соревновании завоевать девушку. Казалось, отказ в этой ситуации одиночника вообще не волновал, он просто был уверен, что сможет то, в неумении чего его сгоряча обвинили. — Вы с ума сошли! Даже если поднимет, вдруг уронит? — кто тут сошёл с ума, Алина уже была готова оспорить, не обращая внимания на реакции остальных. Но не успела начать, как её окликнул Альфред. — Алина, подойди, — мужчина вновь склонился к бортику, подзывая её чуть ближе, чем обычно. Скольжение после эмоциональной встряски даётся легко, поэтому девушка, не слыша голос Мала позади, быстро оказалась рядом с тренером, чуть пригнувшись. — Если не боишься, — Альфред шепчет, видимо, поглядывая на Александра, но лица последнего, стоя спиной, Старкова сейчас всё равно не видит, — можешь попробовать. Он тебя не уронит, будь в этом, пожалуйста, уверена. Но осторожнее и, как закончите, вы с Оретцевым свободны. Жду вас в воскресенье вечером на плановом сборе в моём кабинете. Мужчина тепло улыбнулся и потрепал её по плечу, когда девушка выслушала все наставления. Алина быстро сместилась в сторону, чтобы взять одну вещь из косметички, которую она по обыкновению оставила рядом с бутылкой воды на бортике. Идея, конечно, давно мучила своим маленьким отчаянием в отсутствии возможностей, но раз на Старковой сегодня отрабатывают поддержки, она имеет на подобную «выходку» полное право. Девушка в два шага оказалась рядом с Морозовым, застывшим на том же месте. Правда, начала с другого. Изъяснятся в жестах сложно, но желание того, чтобы фигурист хоть немного склонил голову, тот понял довольно быстро. Чуть наклонился и прикрыл глаза, словно последнее могло его защитить. Алина уже давно хочет собрать его волосы, зная, что любому человеку они определённо мешались бы, а она не желает полететь на лёд с высоты из-за такой неприятности. В последнем нет никакого смысла, ведь в значительной степени девушка уверена, что не упадёт с его рук, но воспользоваться возможностью стоило. Вообще-то, ей не с чего доверять Александру в данном плане. Единственная уверенность скрывалась в словах тренера, но спортсменка нашла её в другом. Она видела, как Морозов катается в своей категории и как ответственно к этому спорту подходит, если он столь уверен в своих силах сейчас, то так тому и быть. В любом случае Алина падала уже не раз, синяки по всему телу почти не ощущаются. Выслушивая возмущения Мала сзади, она ловко собрала густые волнистые пряди в короткий, но плотный хвостик, а остальные оставила спадать на шею, стараясь не касаться чужой кожи, от которой для разгорячённой после тренировки Старковой веяло прохладой. В руках рассыпающиеся локоны ощущались одной перетекающей, приятной на ощупь массой, легко ложившейся в ладонь, будто эти волосы были созданы для того, чтобы их гладили. Либо у неё уже дежавю, либо в этом действительно было что-то знакомое, но на размышления сил уже давно не осталось. Алина чуть не уехала вперёд, когда ей подали руку. Вот так просто, она даже опешила на секунду, в молчаливом вопросе подняв взгляд, будто спрашивая разрешения. Конечно, сухая прохладная ладонь в перчатке — не тёплые руки Оретцева, но сила и техника в ощущениях не измеряется. Пока они ехали к нужной позиции, Александр легко придерживал её за руку, будто это был обыденный интеллигентный жест, достойный девушки, а не преддверие парной работы. Он придвинулся чуть ближе, внимательно слушая подробности элемента, которые Алина как ребёнку старалась подробно объяснить фигуристу, но Морозов уже явно знал и хорошо понимал, что от него на самом деле требуется. Позиция. Старкова поймала на себе успокаивающий взгляд мистера Оллреда, вся усталость мгновенно осела внутри. Первый шаг. На выдохе она почувствовала прикосновение его ладоней чуть ниже талии. Да, всё происходило слишком быстро — в считанные секунды, без времени на то, чтобы размениваться на детали, но какие же они лёгкие… Не слабые, а такие будто касаются тебя лишь фантомно. Широкие ладони, почти спина к сине, отчего в отражении на льду за Алиной высится объёмная тень — та самая, которую в одиночестве она так боится. Отвлекает лишь шумное дыхание над головой, а в действиях мужчины не прослеживается и толики сомнения. Второй. Ещё секунда, поворот, и необходимость оттолкнуться. Третий — последний. Девушка быстро переворачивается в чужих руках, которые сами поочерёдно её подхватывают. Быстро и технично. Даже быстрее, чем они делают обычно. Она не ощущает себя тяжестью, что часто мешает в уверенности при поддержке. Почти ничего не слышно, в ушах как и всегда нестерпимо шумит, а вся арена легко просматривается с высоты пары метров. В изящном изгибе отчётливо ощущается только ветер, обтекающий тело при вращениях. Прикосновения и правда фантомные. Что называется — с лёгкой руки. Сейчас Александр поменяет ладонь, поддерживающую Алину за бок, и она вновь спустится на лёд. Совсем не страшно посмотреть вниз, осознавая, что поддержка поддаётся тому, кто подобного уметь не должен. В действительности страшно осознать, что он вообще не должен никого касаться. Точно, почему она не остановила его раньше? Касания — фантом, как и язык, на котором разговаривает Морозов. Они кажутся таковыми, потому что Морозов делает всё, чтобы их не ощущать. У Старковой проносятся в голове картинки того, как Александр влетел в бортик несколько недель назад. И теперь переживает Алина точно не за себя.