Обласканные солнцем | Сборник драбблов

      Даже если “Рассвет” не считалась эталоном тишины и спокойствия, Дилюка вполне устраивало простое отсутствие шума на ее территории. Для работы над документацией днем и возможностью высыпаться ночами — практически идеальное место. Было до тех пор, пока некоторые из особо одаренных господинов не решили устроить из его винокурни площадку для детских забав.       Все, казалось бы, началось совершенно спонтанно: Дилюк собирался отправиться в Мондштадт, дабы узнать о продажах вина в таверне, и сразу на входе еле миновал поставленную почти у дверей винную бочку, коих меж виноградников было не счесть. Расспросы прислуги и самих негодников привели к тому, что его владения оказались слишком хороши для ныне популярных “пряток”. В детстве Дилюк и сам любил порезвиться, поиграть, но сейчас он совсем не ребенок, а его дом и главный источник дохода оказались в заложниках дурацкой игры.       — Ты преувеличиваешь, — говорит Кэйа одним вечером, сидя за барной стойкой перед Дилюком, — дай детишкам поиграться, все равно им свою энергию девать некуда. Будь я свободней по времени, и сам бы сыграл.       — Тогда хорошо прячься, иначе я тут же сломаю тебе ноги.       Возможно, Дилюк и правда немного приукрасил свое раздражение этой ситуацией. По сути, что тут такого? Безобидная игра, да и как часто он сам бывает дома? Ситуация наверняка под контролем домашних. Работа не оказывается под угрозой.       В отличие от его сна.       Каждое пробуждение Дилюка сопровождалось громким счетом Охотника и попытками Мятежников спрятаться на крыше, размышляя, что водящий настолько глуп, что не додумается добраться до них так высоко. Топот ног игроков заставлял мужчину сжимать пуховое одеяло и шумно выдыхать через нос, устремляя взгляд в потолок. Еще один такой звук — и он за себя не отвечает.       Предупреждениям прислуги, через которую Дилюк передал свою претензию, вняли практически все.       Практически.       Новое утро для Рагнвиндра началось с нехилого стука в окно, заставляя того мгновенно открыть глаза и повернуться в сторону источника звука, видя то, что, кажется, может присниться только в глупом сне.       — Итэр, какого черта?       Путешественник слышит чужой голос и крепче хватается за створку, слыша, как Охотник почти досчитал до нуля.       — Прости, что разбудил, я… я потом все объясню, обещаю! — сразу же оправдывается Итэр, понимая, что сейчас он просто в полнейшем замешательстве.       Втянутый однажды в эту игру своими друзьями совершенно случайно, с каждым новым разом — и быстрым нахождением — уровень азарта в крови повышался до предела, заставляя блондина находить места для пряток куда изощренней. В этот раз он обдурил сам себя, решив спрятаться в окне открытой комнаты.       Жаль, что он не подумал сначала посмотреть, есть ли в ней кто-нибудь…       Дилюк хмурится и скрещивает руки на груди, подойдя ближе. Осталось десять секунд, путешественник явно не успеет спрятаться лучше, а терпение мужчины давно лопнуло.       Разглядывая несчастного игрока перед собой, Дилюк хмыкает.       — Я тебя сам спрячу.       — Ага… стоп, что?! — Итэр не успевает ничего сказать, как его буквально затаскивают внутрь, усаживая на подоконник. Меж чужих бедер Дилюк устраивается без проблем, ловя на себе смущенный и взволнованный взгляд путешественника. — Дилюк, что ты делаешь?!..       — Беру плату за утреннее беспокойство.       Дилюк прижимает Итэра к себе за бедра крепко и резко, заставляя того потерять равновесие и прижаться лопатками к подоконнику, издав сдавленный стон. Наклонившийся к нему владелец винокурни накрывает губы путешественника глубоким поцелуем, не давая сказать ни слова, только и слыша попытки подать голос и заканчивающийся счет, указывающий на начало игры. Итэр краснеет и жмурится, сжимая обнаженные плечи Дилюка, и даже если поцелуй сводит его с ума, он все еще пытается заговорить, нехотя отстраняясь и гулко выдыхая.       — П-подожди…       — Хочешь, чтобы тебя нашли первым? — Итэр слегка оборачивается, слыша, как Беннетт бегает по винокурне в поисках Мятежников, — постарайся не выдать себя.       — Дилюк…       Итэр понимает, что не в силах подавить собственный голос, особенно когда мужчина упирается своим напряженным пахом между его ног, заставляя снова издать приглушенный короткий стон. Стоит отдать должное — с каждым новым поцелуем и прикосновением Дилюка у Итэра пропадает всякая возможность издать хотя бы небольшой звук, не то, что сказать целое слово. Румянец украшает скулы и щеки, а сам блондин от касания к своей талии и бедрам вспыхивает, словно спичка. Дилюк, впрочем, знает, как удержать пламя.       Справедливости ради, когда один из игроков оказывается найден, Дилюк, не отрываясь от зацелованных доселе губ путешественника, прикрывает слегка окно шторой, тем самым загородив Охотнику видимость. Вновь опуская ладонь на тело Итэра, Дилюк скользит пальцами под верх одежды, чуть приподняв края топа, добираясь подушечками до соска, и от касания блондин выгибается, приглушенно стоная в поцелуй мужчине. Отрываться друг от друга с каждым разом не хочется все больше, и чем быстрее Итэр это понимает, тем сложнее ему контролировать собственный голос.       Дилюк его дразнит, когда податливо толкается бедрами в пах парня, притираясь. Итэр чувствует чужой стояк, вздрагивает и оказывается во власти нового поцелуя, ощущая, как язык мужчины изучающе ласкает его рот, а к тому времени находится уже второй игрок. Теперь Итэр — единственный, и он под большим прицелом.       — Д-Дилюк, п-пожалуйста… — шепчет Итэр в губы мужчины, обнимая его за шею и перебирая распущенные огненные волосы, — я… если мы так продолжим, то…       — Ты себя выдашь?       Вопрос ставит в тупик, Итэр невольно сглатывает ком напряжения, и этим невинным замешательством Дилюк пользуется, толкаясь бедрами вновь и одновременно обхватывая пальцами бусину соска под чужой одеждой, откровенно дразня. Путешественник еле успевает приглушить стон, закусив губу и зажмурившись, но будь у него возможность, будь они при других обстоятельствах, Итэр позволил бы себе простонать в губы Дилюка.       И второй обязательно захочет этого снова и снова, накрывая уста поцелуем. Жадным, собственническим, проводя языком по искусанной ранее губе и слегка оттягивая, чтобы та налилась изнутри кровью. Вид зацелованного Итэра, лежащего на подоконнике, такой краснеющий и тяжело дышащий, возбужденный и чертовски милый, пытаясь себя не выдать в этой глупой игре… Дилюк ощущает забытый дурман вожделения, совершенно не собираясь отказываться от возможности насытить их обоих новой лаской.       — Дилюк!.. А-ах…       — Игра скоро закончится, — шепчет в губы Дилюк Итэру, выпрямляясь и стягивая с парня низ одежды и раздвигая чужие ноги, наслаждаясь не столько видом обнаженного Итэра, сколько его смущением. Краснеющее лицо, приоткрытые в учащенном дыхании губы, мурашки, что бегают по коже… само очарование. Дилюк и сам Охотник, поймав самого желанного Мятежника в своей жизни.       И отпускать его просто так он не собирается еще долго.       Итэр слышит, как Беннетт уже зовет его, хотя игра продолжается, но путешественник не в силах даже повернуться и посмотреть в окно, выгибаясь под прикосновениями мужчины, вздрагивая и закрывая себе рот, когда тот постепенно проникает в него одним пальцем, растягивая долго и осторожно. Его прорывает на стоны, на дрожь, и сколько бы времени не проходило, он совершенно забывается в ощущениях, упираясь затылком в подоконник.       Время игры подходит к концу, и Беннетт, ставя руки в боки, лишь пожимает плечами, смотря на Эмбер и Венти, которых он нашел ранее.       — Кажется, Итэр в этот раз спрятался слишком хорошо. Может, попробуем его поискать в другом месте?       — Неудивительно, если он уже давно ушел, пока ты, Бенни, пытался его найти.       — Ничего подобного! — мальчик хихикает на замечание и надеется, что с Итэром действительно ничего за время игры не случилось, решив поискать его с другими в другом месте.       Дилюк замечает уход непрошенных гостей, получая власть в свои руки.       — Ваши шалости подошли к концу на сегодня, — хмыкает он, уже несколько минут двигаясь в Итэре двумя пальцами, — боюсь, им придется еще долго тебя искать.       — Д-Дилюк… Ах!..       Итэр постепенно расслабляется и позволяет принять в себя третий палец, пока он сам кусает ребро ладони, все еще подавляя голос и стоны.       — Все еще боишься, что тебя услышат? — на кивок Дилюк слегка улыбается, совсем незаметно, после чего убирает чужую руку и заменяет ее собой, целуя и без того замученные лаской губы.       Пальцы спустя время проникают достаточно спокойно, чтобы заменить их членом, давно пульсирующим от возбуждения. Дилюк гулко выдыхает, держа основание и дразняще касается головкой входа, наблюдая, как Итэр вздрагивает и скулит от нетерпения. Мужчина не тот, кто будет заставлять его терпеть, и потому входит в путешественника, устраивая его ноги на сгибе своих рук. Впиваясь пальцами в напряженные бедра, Дилюк толкается снова, почти до основания, задерживаясь и давая Итэру привыкнуть к себе, прокладывая дорожки из поцелуев по щеке к шее.       — Дилюк! Б-боже, а-ах!..       — Можешь не сдерживаться, — шепчет тот, приблизившись губами к уху, после чего обхватил мочку зубами на мгновение, наливая тело блондина новыми мурашками.       Толчки размеренные, неспешные, и Дилюк наслаждается каждой секундой, каждым стоном, что слетает с этих до невозможности красивых и мягких губ. Стоило ему выпрямиться и крепче обхватить бедра путешественника, снова и снова вгоняя в него свой член, Итэр прогибается в пояснице, глотая воздух, уже не имея сил скрываться от нарастающего до предела желания. Голос срывается на более громкие стоны, и Дилюк дуреет от того, насколько Итэр может быть громким, сладким. Его хочется всего до безобразия, и с этой затуманенной мыслью Дилюк толкается быстрее, приподнимая края чужого топа, чтобы обнажить грудь Итэра.       — А-ахм! Ах!.. А-ах… — Итэр все еще не теряет попытки сказать что-нибудь, но слова не вяжутся на языке, а пальцы рук так и тянутся сжать яркие локоны на затылке, когда Дилюк наклоняется к нему и ласкает соски, чуть прикусывает, обводя языком. Итэр сходит с ума под ним, прикрывая глаза с новым стоном, двигаясь с ним в унисон. На подоконнике и без того становится ужасно неудобно, а потому приходится на время лишить себя удовольствия и выпрямиться, с глухим стоном выходя из тела Итэра.       — Дилюк?.. Ах! — Итэра ловко поворачивают со спины на живот и прижимают все еще оголенной грудью к подоконнику, пока Дилюк устраивается сзади, без промедления вгоняя член снова, вынуждая блондина сорваться на протяжный стон.       Итэр выгибается под ним, ноги подкашиваются, и все, что его спасает — подоконник, за который он хватается, пока его буквально трахают, держа за бедра и талию. Дилюк и сам не скрывает румянец на щеках — от одного вида такого Итэра под ним сносит крышу, и ни о какой дурацкой игре не идет более речи. Вся его голова забита желанием брать путешественника, упираться в нужную точку внутри него и доводить до дрожи, пока не останется сил.       Дилюк наклоняется к Итэру, приподнимая за подбородок и дразня ласками ухо, обхватывая зубами хрящевой завиток и мочку.       Сквозь стоны и тяжелое дыхание Итэра Дилюк опускает одну руку к члену парня, обхватив основание и лаская быстро, размашисто двигая, с наслаждением вслушиваясь в его судорожные стоны. Не жалея себя, мужчина двигается почти жестко, вгоняя член до шлепков и ощущая, как силы постепенно оставляют его, заменяя оргазмической негой. Эту волну ощущений Дилюк разделяет с громко стонущим путешественником, нашептывая ему что-то на ухо, и чем больше Итэр слышал, тем сильнее хотел кончить, сводя колени вместе и жмурясь, толкаясь в чужую руку. Пол качается, и Дилюку на это все равно, пока он прижимает к себе уставшего, мокрого от пота и краснеющего до сих пор Итэра, одаривая его очередным поцелуем.       — Дилюк…       — Если я… если я увижу тебя в этой игре, я за себя не ручаюсь.       Дилюк сглатывает ком приятного напряжения, выходит из подрагивающего тела и смахивает локоны волос со лба, осторожно утягивая путешественника в свою постель, успевшую остыть от отсутствия хозяина на ней. Прохлада перины расслабляет, а под объятиями Дилюка Итэр, пытающийся восстановить дыхание, проваливается в сон, так и не дав своим друзьям найти себя тем днем.       Он и не пытался больше прятаться на винокурне, разве что по одной причине — сдаться своему собственному Охотнику добровольно.