***
Высоцкий проснулся с удивительно хорошим настроением. За окнами стояло морозное январское утро, а солнце мягко освещало макушки заснеженных елей, лиственниц и кедров. «Сказочная Тайга», как выражался Саша Козлов, приветливо «улыбалась» призрачным жителям шуршанием веток и пением редких неперелетных птиц. Понежевшись ещё пару минут в кровати, Владимир, как порядочный житель Советского Союза, поднялся и размялся. Но вдруг, в комнате послышался тихий скрип двери. В проёме показался Цой. Довольный, улыбающийся, но тоже ещё немного растрёпанный и заспанный. – Уже проснулся? – мягко спросил он, подходя ближе к мужчине, – я-то думал хоть раз тебя спящим застану, – ближе к животу Высоцкоко легли большие ладони, а на плечо улеглась голова, – сегодня день такой хороший. Но зима, в отличие от тебя, мне все ещё не нравится. В Ленинграде лучше было. – Ну, в Москве и Ленинграде не только тебе хорошо жилось, – сказал Высоцкий, оборачиваясь лицом к собеседнику и улыбнулся, притянув мужчину ещё ближе к себе, лекго поцеловав куда-то ближе к носу. – А давай-ка потанцуем чутка, – предложил Виктор. – Без музыки? – удивлённо спросил Владимир, немного приподнимая брови. – Я — живой магнитофон, – ответил Цой, улыбаясь собственной шутке. – Ну тогда давай потанцуем, магнитофон, – согласился Высоцкий и принял нужное положение. Витя, тихо напевая какую-то песню, подтянул Володю поближе к себе, загребая в объятия и опуская голову на его плечо. Медленно вальсируя, мужчины продолжали свой диалог. – А мы можем остаться вдвоем на весь день? Я так не хочу отпускать тебя, – прошептал Цой на ухо Высоцкому. – Было бы прекрасно, но ты же знаешь Яну и Смерть как свои пять пальцев. На день рождения «отца коттеджа рокеров» эти двое вызвонят абсолютно всех, ещё и на ночь оставят, – ответил ему Владимир, напряженно выдыхая, – я и сам не хочу всего этого. – Давай закроемся в комнате и выходить не будем, – с грустью в голосе, но все ещё с надеждой, теплившийся внутри предложил Виктор. – Вить, так тоже не получится, хотя очень бы хотелось. Ставлю на то, что если Яна не сможет сделать все так, как хочет, то заставит «золотое трио» выломать дверь или залезть к нам через окно и открыть дверь изнутри, – усмехаясь собственным мыслям, сказал Высоцкий, отводя голову так, чтобы смотреть Цою в глаза, – у нас есть ещё часа четыре до того, как Яна проснется и часов пять-шесть до того, как «трио» проснется и опохмелеет, чтобы выломать дверь. Так давай проведём эти четыре часа спокойно и вместе. – Ну, если по другому никак, то давай, – печально проговорил Виктор и притянул Володю к себе, затягивая в поцелуй. – Вот с чего надо было начинать утро, – довольно прошептал Владимир, приближайся к Вите, чтобы ещё раз поцеловать, – настроение поднимается сразу. Ещё раз хочу. – Да хоть десять, – улыбнувшись сказал Цой, настроение которого тоже значительно поднялось. Он наклонился, приобнимая Высоцкого за талию, чтобы поцеловать его ещё раз, потом ещё, ещё и ещё пару раз. Чтобы было удобнее и разница в росте никак не мешала, молодые люди перебрались на кровать. Дверь открылась, за ней показалась Луна и Янка. Постояв в проходе ещё пару минут, она покашляла, затем ещё раз. Но осознав, что ее не слышат, ну или не хотят слышать, начала думать, все ещё стоя в проходе в комнату, опираясь на дверной проем. В ее голове родилось две идеи: тихо уйти и сделать вид, что она ничего не видела и не знает или хорошенечко напугать увлечённых друг другом мужчин. Но, решив сжалиться над имининнком, она ушла, тихо закрыв дверь. Но не учла одно. Кошка. Этот маленький кошмар, о котором Яна благополучно забыла, пока думала, пробрался в комнату к Высоцкому, забрался под кровать и уснул там. А уже после ухода девушки, проснулся от поскрипования кровати и вылез, начав тереться о ноги Цоя, стоящего на полу и нависающего над Володей, изрядно его напугав. – Володь, – обратился он к другу, – а Луна, я надеюсь, с тобой в комнате спала? – Нет, с чего ты взял? – спросил Высоцкий, – она ж всегда спит с Летовым, Доцей или Чумой, а потом за Янкой ходит хвостиком. – Володь, – Виктор напрягся, – нас засекли походу. Только вот непонятно кто именно. Кошка в комнате. – Блядь, – выругался бард, заметив котенка, довольно усевшегося на подоконник рядом с цветами, – тут и гадать не надо, кто нас засек. Она любит Летова, Яну и Смерть. У Летова похмелье, он даже при желании раньше двух дня не встанет, его отметаем. Смерть на смену уже ушел и ещё не вернулся скорее всего. Остаётся только Янка. За Чумой, Доцей, оставшейся частью «трио» и другими ребятами она не ходит. Знает, что ее только эти трое кормят. – И что мы ей скажем? Может у нее хватит ума ничего не спрашивать и не упомянать все это? – спросил Цой, все ещё косясь на кошку. – Не факт. Она ж любопытная, спросит по любому обо всем и сразу. И поэтессам разболтает, – недовольно предугадал действия Дягилевой Высоцкий. – Очередная морока, – так же недовольно, даже несколько зло сказал Витя, – ну раз она ушла, значит оставила до неопределенного времени. Ну, или же есть вероятность, что это не она, а например Сашка Козлов, Чума, Доца или кто-то такой, кому в целом-то, абсолютно по барабану на наши отношения. – Думаешь? Мне кажется они бы постучались. Только у Яны привычка без стука входить, – диалог продолжался, причем явно не в приятном русле, – ещё скажи это кто-нибудь из «трио» с похмелья к нам забрел. – Не, ну это вообще на грани фантастики, – ответил Цой, прикусывая нижнюю губу, – ладно, пока об этом волноваться рано. Время только десять утра. Предлагаю ещё часик признаков жизни не подавать, а там разберемся. – Ладно, – согласился Володя, шумно выдыхая, – ну, раз у нас есть ещё час, то предлагаю продолжить начатое, – он вновь закинул руки на плечи товарищу. – А с кошкой что делать? – спросил Виктор, косясь на животное, мирно сидевшее на столе и сверлившее взглядом горшок с каким-то цветком. – А тебя она смущает? – скептично вопросил Высоцкий. – Ну, разве что немного, – отвлечённо ответил Витя, приближаясь к барду и затягивая его в поцелуй.***
Сказать, что время протекло незаметно — ничего не сказать. Стрелки часов показывали, что сейчас одиннадцать часов двадцать минут утра. Осторожно высунувшись из щелочки приоткрытой двери, убеждаясь, что в правом и левом крыле коридора, рядом с лестницей, у дверей комнат никого нет, Цой тихо вышел из комнаты Высоцкого, очень сильно надеясь, что никого не встретит по пути и не нарвется на лишние, неприятные вопросы. Следом за ним, спустя десять минут вышел и сам хозяин комнаты. На первом этаже их встретила Янка и кошка, успевшая выбежать раньше обывателей соседних комнат. Девушка, размешивающая сахар в кофе, покосилась на мужчин, севших рядом на диван, но пару минут молчала, смотря то на мужчин, то на кошку, то на чайную ложечеку, почти полностью утонувшую в стакане с горячим напитком. Спустя пару минут молчания, она сказала: «Пока что, я вас не видела, вы меня не видели. Позже поговорим намного серьезнее. Не хочу портить сегодняшний день. И ещё, я решила, что никого звать не будем. Максимум – поэты. И то, с ними надо аккуратнее быть. В последний раз я снова нашла в комнате трио наркотики» – после этих слов она ушла на второй этаж. За ней побежала Луна, явно жаждующая ласки, но ее не получающая. Музыканты выдохнули. Находиться на кухне стало легче, выйти на крыльцо и скурить пачку сигарет за раз больше не хотелось, а кошка не напрягала своим слишком игривым настроением. – Я считаю, нужно покурить, – выдохнув, сказал Цой, напряжение которого конечно значительно спало, но явно не до нуля. – Поддерживаю, – поддержал идею Высоцкий, такой же напряжённый и нормально не куривший с восьми утра. Бард и рокер вышли на любимое всеми курильщиками крыльцо, накинув на плечи лёгкие куртки, явно не подходящие по погоде. Почти синхронно мужчины достали сигареты, которые им доставал Смерть, из пачек. Виктор достал спички. Чиркнул серной головкой о коробок, поднес свою сигарету к сигарете Володи и подпалил. Музыканты закурили. Дым, проникавший глубоко в лёгкие вместе с морозным воздухом по непонятным причинам все ещё успокаивал и расслаблял, хотя зависимы мужчины были уже много лет. – Янка сказала, что никого звать не хочет. Удивительно. Как думаешь, она слышала наш разговор? – спросил Витя, туша сигарету о перила крыльца и кидая ее в воздух, зная, что через пару секунд она бесследно исчезнет в небытие. Как будто ее и не было, как будто не было дыма в лёгких, не было терпкого запаха табака, не было спичек, не было коробка, о который прошла головка, высекая искорки, словно не было лиц, поднесенных друг к другу настолько близко, что их разделяло расстояние в две сигареты. – Очень сомневаюсь, – ответил бард, стряхивая лишний пепел с кончика табачной палочки, – скорее всего просто ничего не понимает, устала, ну или расстроилась. Женская душа сложна и тонка, но нежна, как самый дорогой китайский шелк. Что-то в прекрасных созданиях мы понять не можем, да и не должны наверное. Мы должны просто помогать и поддерживать, когда это требуется. Но сейчас я думаю, Яночку лучше не трогать. Она должна осмыслить все сама. – Да Володь, ты прав, – Виктор прикрыл глаза, взял руку друга в свою, губами прикоснулся к костяшкам, которые потрескались из-за мороза, а после положил ладонь на свою щеку, – ну, раз уж Яна дала нам шанс, давай проведём твой день вместе. Прогуляемся. – Ну конечно, – принял предложение бард и потянул Цоя обратно в дом, – холодно. Давай поедим и оденемся теплее. – Хорошо, – согласился Витя, следуя за товарищем. Музыканты, довольные и покурившие, вновь зашли в дом, скинули куртки. Виктор подошёл к холодильнику, где мужчин ожидал завтрак, приготовленный заранее. На плите стоял чайник, который кипятила Дягилева, чтобы попить кофе и, вода в котором была все ещё очень горячей. Цой залил кипятком два пакетика черного чая в больших белых кружках и добавил сахар. В микроволновке быстро разогрелась яичница. – Ты заранее приготовил яичницу? – вопросил Володя, – как на запах не собрал ещё половину дома? – Так я готовил в семь утра, – ответил Виктор, – в это время все ещё без задних ног спят, ничего не разбудит. – А чего тогда сразу в комнату не принес? Романтик фигов, – не желая обидеть, продолжал задавать вопросы Высоцкий. – Ну я вообще-то не планировал задерживаться у тебя, – увиливая от четкого ответа, сказал Цой, – сказал Смерти, что если он уйдет, а меня ещё не будет, поставить яичницу в холодильник, он как раз собирался уходить, когда я готовить закончил. Ты ешь, ешь, не думай ни о чем. – Тьфу на тебя, только путаешь меня. Но за завтрак спасибо большое, – Владимир потянулся через стол и поцеловал сидящего напротив Виктора в щеку, – сегодняшнее утро было более чем прекрасным. Очень надеюсь, что дальше все так и пойдет, – он поднялся со стула, забирая тарелки со стола, – посуду помою, соберёмся и пойдем, хорошо? – Хорошо, – кивнул головой Витя, отправляясь на второй этаж в свою комнату, чтобы найти максимально теплую одежду, в которой типичный житель северной столицы России не замёрзнет в тайге. На лестнице Цою, по несчастью, повстречалась Янка. Но ничего особенного не сказала, только улыбнулась, добавила, что случайно подслушала конец разговора и пожелала удачной прогулки, напоминая о том, что темнеет рано и лучше вернуться до пяти, ну максимум шести вечера. Резкие перемены Виктора несколько напрягли, но не напугали. Девушка достаточно часто и резко меняла свое настроение и мнение о тех или иных вещах. Проводив Цоя взглядом, сказала Высоцкому все примерно тоже самое и уселась на диван с кошкой и книгой под боком.***
Спустя час мужчины наконец отправились на прогулку-свидание. Отойдя достаточно далеко от дома, музыканты взялись за руки, обтянутые перчатками, даже через них чувствуя тепло друг друга. Мороз слегка бил по щекам и носу, но это особо не мешало. Снега не было, так что на радость Виктору, и шапку надевать не пришлось, и прическа осталась в первозданном виде. Лёгкие черные вихры слегка неопрятно спадали на шею и лоб, придавая музыканту очень узнаваемый вид. Настолько узнаваемый, что наверное даже бурый мишка, верный друг русского народа внезапно сказал бы на человеческом языке: «Ого, это же Виктор Цой». Высоцкий, засчет разницы в росте прижался поближе к другу, чтобы было, во-первых, теплее, во-вторых, романтичнее. Лёгкий шум снега, спадающего с тяжёлых еловых лап, хруст под ногами, на которых были надеты теплые зимние берцы, яркое, но не греющее солнце, отливающее на снегу искрами, создавали приятную, можно даже сказать необычно уютную атмосферу. По сравнению с вечной суетой дома рокеров, природная тишина была немного странной, но очень приятной. Находясь наедине, музыканты расслабились настолько, насколько позволяло доверие, выстроенное за время, проведенное вместе. Внезапно Витя остановился. Под его ногой хрустнула непонятно откуда взявшаяся веточка. Вместе с ним встал Володя. Развернувшись лицом к товарищу, Цой наклонился и приблизился к губам Высоцкого, прикасаясь прохладными перчатками к шее, а тёплыми, сухими и слегка потрескавшимися губами к губам друга. – Я хотел этого с самого завтрака, извини, – извинился Виктор, заливаясь краской. – Ну так и сказал бы, – Владимир стянул перчатки, чтобы лучше чувствовать кожу возлюбленного и положил ладони на щеки, притягивая Цоя к своим губам и затягивая поцелуем, – мне очень нравится тебя целовать. Но сказать честно, зимний лес такое себя место для подобных ласк. Но Витя начать ещё одно предложение не дал. Да это предложение и не нужно было. Соприкосновение губ, ощущения от которых обострял холодный воздух, были куда приятнее и понятнее тысячи слов. Ведь никакие слова не могут передать чувства, как бы не старался писатель, поэт или обычный человек. Ни в каких стихах, ни в какой прозе не передать настоящую любовь так, как она передается через прикосновения, поцелуи, заботу друг о друге. Ничто не сможет передать ощущение прикосновения, трение сухой, горячей кожи о чужую, холодную и бархатистую. Ничего не передаст прикосновения губ к губам, сплетение языков, лёгкую нехватку воздуха и ощущение эйфории просто от нахождения любимого человека рядом с собой. – Я тебя люблю, – сказал Виктор три простых слова, в которых не было скрытого смысла или чего-то ещё. «Я тебя люблю» – это тот случай, когда скрытый смысл искать не надо. – Я тебя тоже очень сильно люблю, – ответил Высоцкий притягивая мужчину к себе за талию, чтобы ещё немного сократить пространство друг с другом и ещё раз поцеловать, передавая всю нежность, ласку и тепло, горящее в сердце, душе и мозгу. Внезапно, мужчины вновь оказались дома. В одной из комнат по соседству (какой именно не важно, важно сократить расстояние ещё чуть-чуть и стянуть пальто и шарф, в которых стало черезмерно душно). – Вот ведь собака, – ругнулся Высоцкий,– как же мне надоели эти пальто. Дай мне почувствовать твою кожу. Цой послушно стянул пальто и шарф, поддаваясь натиску объятий возлюбленного и подаваясь навстречу холодным рукам, залезшим по кофту. – Я хочу провести с тобой эту вечность, – прошептал Витя в губы другу и снова затянул в долгий поцелуй,– с днём рождения, мой любимый бард.