Долиною смертной тени

Сяо Синчэнь мало знал о мире, что начинался у подножия горы, на которой он вырос, но отчего-то его постоянно тянуло туда. Он часами смотрел на догорающий над морем закат, сидя на крыше, и размышлял о том, какие земли могли быть за этим бескрайним темным полотном. Какие люди там жили? Какие звери бродили по лесам? Как выглядели цветущие поля и шумные города? Баошань Саньжэнь старалась ответить на каждый из бесконечных вопросов, но Сяо Синчэню все равно было недостаточно. Он усердно совершенствовался и достиг прекрасного результата, но чувствовал, будто весь его талант абсолютно неважен, если он не может быть полезен кому-то. Блаженная жизнь на вершине горы, лишенная всяких волнений и тревог, совсем не привлекала пылкого юношу, который грезил тем, чтобы дарить другим добро и протягивать руку помощи. Его величественная наставница, прожившая не одну сотню лет среди людей, всячески предостерегала воодушевленного ученика о том, что мир может оказаться совсем не таким, каким он себе его представляет, и что вернуться обратно он уже не сможет. Но с каждым днем Сяо Синчэнь все больше укоренялся в своих помыслах и в конце концов, преклонив колени перед наставницей, попросил открыть для него ворота и благословить в далекий путь. Баошань Саньжэнь помнила о трагической судьбе двоих своих учеников, решивших однажды спуститься с горы и, глядя на сияющие от предвкушения глаза Сяо Синчэня, знала, что этот юноша может крепко обжечься. Сяо Синчэнь с диким восторгом исследовал неизведанные ранее места, бродил по лесам и посещал небольшие деревушки, помогая побороть нечисть. Он был любознателен к миру, но довольно осторожен, так как помнил слова своей наставницы. Яркий и добродетельный снаружи, внутри он был твердым и непоколебимым, умевшим отстоять правоту и свою честь. За короткий промежуток времени столь талантливый юноша заработал себе громкую славу, а используемые им техники никому не удавалось повторить. Кто бы мог подумать, что суровый и холодный Сун Цзычэнь увидит в Сяо Синчэне своего друга, и случайное знакомство покажет им, что судьба неспроста свела их пути вместе. За долгими разговорами они придут к общей мечте и так загорятся ею, что уже не смогут разлучиться. Два праведных даоса построят свой путь и будут нести свет людям, заставляя тьму прятаться по углам. Сяо Синчэнь не придаст никакого значения встрече с дерзким адептом клана Цзинь на рынке, и его образ быстро растворится в воспоминаниях о сотнях таких же случайных лиц. Но строки в Книге Судьбы уже будут написаны. Сяо Синчэнь никогда не ждал оплаты за свое добро — будь то монеты от простых людей или слова благодарности. Для него главной наградой было внутреннее ощущение гармонии и спокойствия, будто он нашел свое место в этом огромном мире и теперь движется прямиком на пути к своей мечте в компании преданного и понимающего друга. Сяо Синчэнь был действительно счастлив, и порой ему хотелось рассказать обо всем своей наставнице, но, решив остаться среди людей, он навсегда отрекся от нее. Он разделил множество звездных ночей рядом с Сун Ланем и десятки раз чувствовал его спину, прикрывающую тыл в бою. Сяо Синчэнь тогда понял, что родство определяется не только кровью, и некоторые люди, словно предназначенные судьбой, могут занять весьма важное место в нашей жизни. Первый раз Сяо Синчэнь почувствовал как разрывается его сердце, когда увидел ослепленного и обезумевшего от горя Сун Цзычэня. Ползая по земле средь руин своего храма, он кричал и плакал в голос, проклиная кровавого демона, который за одну ночь устроил настоящий ад за стенами храма Байсюэ. Люди гибли один за одним, духи и темные твари разрывали их, пили кровь, вырывали сердца и втаптывали в землю, огонь жадно облизывал стены храма, с яростным шипением поглощая священные письмена и нарушая покой богов. Дикие вопли отчаяния не стихали в голове Сяо Синчэня, даже когда Сун Лань заснул под действием снадобий, и резвый экипаж вез их в сторону Неизвестной Горы. Юный даочжан впервые ощутил эту невыносимую боль в груди, которая не поддавалась никаким лекарствам и с каждым мгновением становилась лишь сильнее. Он смотрел, как единственный близкий ему человек обессиленно сжимается в комок и стонет от боли, и плакал от невозможности облегчить эти страдания. Когда Сяо Синчэнь оказался перед воротами обители своей наставницы, он уже принял решение. — Великая наставница, госпожа Бессмертная! — он уперся лбом в пол, преклонившись перед ее ногами. Испуганный и потерянный, этот юноша пытался укрыться от чувства вины, медленно съедающего его изнутри. — Прошу, вы должны мне помочь! Этот ученик нарушил правила, но ему больше некуда было идти! — Я предупреждала тебя, А-Чэнь, — тихо ответила Баошань Саньжэнь, с грустью смотря на трясущегося от слез ученика. — Тебе не стоило покидать гору. — Я сожалею… Наставница, умоляю вас, моя ошибка разрушила жизнь ни в чем не повинного человека, помогите мне исправить это! Сяо Синчэнь поднял на неё свои покрасневшие и заполненные слезами глаза, отчаянно цепляясь за подол её одежд. Бессмертная долго вглядывалась в его лицо, надеясь увидеть там хоть каплю сомнения, но она знала, что этот юноша с самого детства был слишком настойчив в своих желаниях. Если Сяо Синчэнь выбрал для себя что-то, он всё равно сделает это. Даже если ему придется собственными руками вырвать себе глаза. Прожив не одну сотню лет, Баошань Саньжэнь все равно не смогла спокойно слушать душераздирающие крики, вырывавшиеся из охрипшего горла ее ученика. Он не отступил и не испугался. Заливаясь кровавыми слезами, Сяо Синчэнь собственноручно лишил себя глаз и тут же упал без сил, не справившись с болью. Наставница как могла облегчила его состояние, но жутким ранам, скрытым под опущенными веками, уже никогда не суждено было зажить. Сяо Синчэнь отказался слушать просьбы Бессмертной остаться на горе и не возвращаться в мир, сказав, что он уже нарушил данное им обещание и привёл в священное место чужака. Если бы он остался жить в храме своей наставницы, непременно бы корил себя каждый день своей жизни за допущенные ошибки и бессмысленное существование. Сяо Синчэнь ещё мог быть полезен людям, но вместо былого огня в его душе теперь тлели лишь едва теплые угли. Рядом не было дружеского плеча, а мечта о собственном ордене была похоронена под руинами Байсюэ, и одинокий даос каждое утро искал новые причины, чтобы начать этот день. Сяо Синчэнь теперь скрывал свое имя, для всех он остался прославленным учеником Баошань Саньжэнь, безупречным заклинателем и сострадательным благодетелем. Этот образ не имел ничего общего со слепым странником, склонившим голову к земле. Шуанхуа был скрыт под белой тканью, и никто больше не мог увидеть за спиной этого юноши его былую славу. В одиночку выживать было тяжело, а не имея возможности видеть мир глазами, так вообще невыносимо. Сильно обострившийся слух и повышенная чувствительность кожи помогали Сяо Синчэню, но всё же он не мог избежать случайных столкновений с прохожими и коварные выбоины, встречавшиеся на пути. Первые месяцы давались даосу особенно сложно, он медленно следовал от одной деревни к другой, собирая все попутные просьбы о помощи, и старательно пытался избегать тяжёлых мыслей в своей голове. Но каждую ночь, скрываясь от мрака в сараях и дровяниках, а порой и на голой земле, он думал о своём единственном друге, оставшемся далеко отсюда. Смогла ли Баошань Саньжэнь восстановить его зрение? Как много времени займёт его лечение? Сможет ли Сун Цзычэнь однажды простить Сяо Синчэня? Но все эти вопросы так и останутся жить в голове даочжана и никогда не сорвутся с его губ. Судьба в один день решит, что пережитые этим юношей страдания ещё не в полной мере раздавили его сущность. Коварная старуха хрипло рассмеётся, оскалив гнилые зубы, и когтистыми пальцами впишет новую строчку в книгу, а затем жирными мазками добавит чужое имя на страницу, и эти иероглифы вдруг засочатся кровью, складываясь в пропитанное тьмой «Сюэ Ян». Когда Сяо Синчэнь встретил наглую и болтливую девчушку А-Цин, он не был в восторге от её компании. Привыкший к одиночеству даочжан теперь испытывал весьма ощутимый дискомфорт, находясь с кем-то рядом, и всегда старался сократить общение с людьми к минимуму. Но А-Цин увязалась за ним как утёнок за мамой-уткой, и Сяо Синчэню оставалось двигаться дальше, терпеливо отвечая на череду вопросов. На самом деле, даже такая компания немного отвлекала его от раздумий, и потому юный даос не стал отвергать её. Но глупый обман, совершённый этой хитрой попрошайкой в надежде выжить не шёл ни в какое сравнение со злом, поджидавшем Сяо Синчэня в высокой траве на обочине дороги. Вопреки добродушному виду, даочжан не был наивным юнцом и быстро понял, что в мире достаточно злых и лживых людей. Вот только суровые испытания жизни и полнейшее разочарование в самом себе значительно ослабили его защиту. Сяо Синчэнь был слишком подавлен и расстроен, чтобы подумать о том, что в глубоком овраге его может ждать ядовитая змея, притаившаяся там с раскрытой пастью. Но разве мог он пройти мимо раненого и едва живого человека? Даочжан не спрашивал его имени, потому что в ответ обязательно надо было сказать свое, и тогда прошлое снова стало бы дергать Сяо Синчэня за широкие рукава, напоминая об утраченном. Он рассчитывал, что этот случайный путник покинет его как только встанет на ноги, но спустя пару недель незнакомец вдруг заметно потеплел и даже предлагал свою помощь, несмотря на ещё незажившие шрамы. Сяо Синчэнь подумал, что задержаться в городе И на какое-то время было бы не так уж и плохо, а переждать холода с такими же, как и он, бездомными будет намного проще. Даочжан ничего не знал о простом быте и, хоть и выполнял некоторые поручения наставницы в храме, всё же привык видеть приготовленный кем-то ужин на столе и без стеснения получать новый комплект одежды, когда старый приходил в негодность. Однако, незнакомец, которого он приютил в похоронном доме, многое знал о жизни и ловко справлялся с трудностями. Он довольно вкусно готовил, умел прибираться и стирать вещи, немало знал о заклинательском мире, но упорно утверждал, что сам боится сражаться с тварями и потому может лишь помогать даочжану со стороны. Ночные охоты стали первым шагом к их сближению, и Сяо Синчэнь вдруг почувствовал давно забытую поддержку в бою, которая на короткий миг озарила его сердце. Новый друг был груб в манерах и речи, но умел за пару минут вывести даочжана на громкий хохот и заставить стыдливо покрываться румянцем от двусмысленных шуток. Он не говорил о себе почти ничего, но и Сяо Синчэнь избегал подробных рассказов о своей жизни, превращая их в байки и не называя никаких имен. Вот только Сюэ Ян знал, о ком говорил даочжан в своих рассказах, и какие события он описывал, сочиняя сказки по просьбе надоедливой малышки А-Цин. Сяо Синчэнь вдруг заметил, что дни летят гораздо быстрее, когда не приходится решать все заботы в одиночку, а ночью в полной темноте он слышал где-то рядом мирное дыхание. Он больше не был одинок, и это осознание постепенно укоренялось в сознании даоса. Утром звонкий голос А-Цин снова отчитывал таинственного друга за дерзкие вопросы, а тот в ответ лишь называл ее «слепышкой» и лукаво смеялся. Перед сном они вместе ужинали и болтали ни о чём, а однажды, уже засыпая, Сяо Синчэнь услышал тихое «доброй ночи» где-то над ухом. В этой фразе не было ничего особенного, но она была сказана с непривычной нежностью и даже… грустью, а легкий поток воздуха принёс аромат свежей травы и терпкий запах лаванды. Была в его внезапно обретённом друге некая двойственность, но Сяо Синчэнь слишком мало знал об этом человеке, чтобы судить о нём. Он не видел его лица, но по голосу мог сказать, что этот юноша был примерно его возраста или чуть старше, а, столкнувшись однажды с ним в дверном проёме, Сяо Синчэнь неосознанно положил руки на крепкие плечи и определил, что сам он был чуть выше ростом, чем этот забавный незнакомец. Отношения между ними медленно теплели, будто пригретый первыми весенними лучами снег. Очень тяжело доверять кому-то, когда ты был пережёван жизнью и выплюнут на обочину безо всякого сожаления, но Сяо Синчэнь на протяжении долгого времени ощущал приятную заботу и искреннюю заинтересованность, и в один день его юное сердце дрогнуло. Он стоял у стола и неумело нарезал морковь, желая накормить трудившихся весь день соседей по несчастью и похоронному дому. Хотя его навыки в кулинарии и раньше оставляли желать лучшего, но, лишившись зрения, он и вовсе стал беспомощен в этом деле. Однако Сяо Синчэнь всегда отличался упорством, граничившим с упрямством, так что усердно впивался тупым лезвием в несчастный плод. — Даочжан, — он не услышал шагов, поэтому теплое дыхание, коснувшееся шеи, и резкий запах лаванды заставили юношу вздрогнуть. — Ты же можешь пораниться так, а я не хочу снова обрабатывать твои пальцы. — Дорогой друг, — Сяо Синчэнь ощутил, как к его спине прижалось другое тело, и чужая ладонь накрыла его пальцы. — Мне правда неловко, что ты так часто готовишь для нас еду. — Разве я говорил, что мне сложно это делать? — Сюэ Ян уверенно направлял нож в руке даочжана, нашептывая ему слова на ухо. — Ты отлично управляешься с мечом, а я так не умею. Ничего страшного, если в ответ я буду полезен на кухне. Сяо Синчэнь чувствовал, как подрагивают его пальцы, накрытые горячей ладонью. Чувствовал, как от горячего дыхания над ухом тело захлестнула волна мурашек, а спина нагрелась от прикосновения. Потеряв зрение, он обрёл обостренное чувство осязания, и потому сейчас просто застыл, ошеломлённый таким фейерверком ощущений. Сяо Синчэнь мало знал об отношениях между людьми. Особенно о тех, что выходили за рамки дружбы или простого уважения. Он редко задумывался о том, как странно могло бы выглядеть совместное проживание трех ничем не связанных людей под одной крышей, не решаясь спорить с судьбой. У даочжана не было планов на будущее, и он старался просто жить одним днем, доверяя свою жизнь воле небес. Если он всё ещё находился в этом мире, значит, для чего-то был нужен здесь, и пока в его жилах текла кровь, Сяо Синчэнь готов был идти дальше. Правда, со временем его шаги становились все мельче и неувереннее, череда одинаково унылых и окутанных тьмой дней постепенно высасывала из него все силы. Первый год пролетел быстро, Сяо Синчэнь научился увереннее справляться со своим недугом, неизменно занимался духовными практиками и боролся с нечистью, постоянно появлявшейся в окрестностях города И. Сюда не добирались руки ни одного из орденов, поэтому его ничуть не смущало, что Шуанхуа то и дело волнительно вибрировал, едва почуяв темную энергию. Неведомый друг за это время хоть и показывал непростой характер, всё-таки начал прикладывать больше стараний, и в итоге стал постоянным спутником даочжана на ночной охоте. Вот только малышка А-Цин всё также спорила с ним и обзывалась, но никогда не отказывала в просьбах Сяо Синчэня, а он смиренно терпел её капризы. Но несмотря на постоянные заботы и дела, каждый вечер он непременно вспоминал Сун Цзычэня и их прошлую жизнь, полную приключений и светлых моментов. Сяо Синчэнь тосковал по тем временам, даже если его мысли могли перекинуться на что-то другое, глубоко в подкорке разума болезненные спазмы не смолкали ни на минуту. И непременно стабильная, но несчастная жизнь стала надоедать, сколько бы юный даос себя ни обманывал, он чувствовал себя чужим в этом месте и в этом моменте. Обломки погибших мечтаний слишком болезненно впивались в сердце, а разбитые надежды царапались внутри головы. Сяо Синчэню было всего двадцать, и впереди у него могла бы быть невероятная жизнь, наполненная яркими впечатлениями и добрыми делами. Но одно дело вслепую бороться с навками и ходячими мертвецами, дальнейшее же совершенствование предполагало под собой чтение множества книг и запоминание новых техник, для чего нельзя было обойтись без зрения. Сяо Синчэнь так и остался стоять на месте, к тому же теперь он едва ли мог правильно написать хотя бы самый простой талисман, и в этом случае его мастерство даже сделало шаг назад. Чем больше он думал об этом, тем более никчёмным и жалким себя чувствовал. А однажды в своих размышлениях он пришёл к тому, что рано или поздно его безликий друг покинет это место и заберёт с собой все те крупицы тепла и поддержки, к которым Сяо Синчэнь так привык за пару лет. Вырастет и А-Цин, быть может, даже найдёт какую-то простую работу и кров, и тогда даочжан будет вынужден двигаться дальше, а сил на это у него оставалось всё меньше. Куда он пойдёт? Как будет выживать один, воспринимая этот мир наощупь? К чему ведёт это жалкое существование? Сяо Синчэнь хотел бы, чтобы сейчас дверь в похоронный дом открылась, впуская свежий весенний воздух, и одинокую тишину нарушило знакомое «Ты ждал меня, Синчэнь?». А затем крепкая рука Сун Цзычэня легла бы на его плечо, и тогда страх и безысходность сбежали бы под натиском светлой дружбы. Тоска и горькое чувство вины по-прежнему сопровождали даочжана, и больше всего он хотел бы узнать, что Сун Лань простил его, и между ними всё ещё могло быть как раньше… Но этому уже было не суждено случиться. Сяо Синчэнь не заметил, в какой момент его тяжёлые мрачные мысли стали вытекать из пустых глазниц густыми струйками крови. Он не услышал собственных рыданий и не понял, как оказался на коленях, содрогаясь всем телом и отчаянно обнимая себя за плечи. Было так больно и страшно, что он полностью погрузился в эти вязкие чувства, словно увязнув в тёмной топи. — Помоги мне, — едва слышно сорвалось с бледных губ между всхлипами. Кровь рубиновыми каплями падала на белоснежные одежды, растрепавшиеся волосы липли к влажным щекам. Сяо Синчэнь хотел бы просто перестать существовать, раствориться в воздухе и не чувствовать эту боль каждый день, пребывая в постоянной темноте. — Даочжан! — глухой стук упавшей на пол корзины вернул юношу в реальность, и он в панике принялся вытирать ладонями кровавые слезы, ещё больше пачкая бледное лицо. — Нет, не надо… уходи, — будто в бреду шептал он, боясь, что кто-то увидит его слабость… Что именно этот человек увидит Сяо Синчэня таким, и чувство отвращения навсегда поселится в их отношениях. — Почему ты плачешь? Тебе больно? — мягкий тихий голос раздался над самым ухом, сильные руки потянули даочжана вверх, заставляя подняться на ноги. — Я могу тебе помочь? — Перестань… оставь меня! — Сяо Синчэнь попытался вырваться из крепкой хватки, руками упираясь в чужую грудь. — Прошу, уйди! — Не уйду, — резким рывком Сюэ Ян сломал оборону даоса и прижал его к себе, лишая возможности оттолкнуться. Он обнял его, захватив в кольцо рук, и молча ждал, пока Сяо Синчэнь перестанет биться в истерике. — Почему ты это делаешь? Я же сказал, отпусти! — даочжан несколько раз дёрнулся, но всё же обмяк, положив голову на плечо Сюэ Яна и содрогаясь от судорожных всхлипов. — Всё в порядке, — тёплая ладонь коснулась волос Сяо Синчэня. — Я не уйду, если тебе плохо или больно. Ведь ты не оставил меня, когда я умирал в одиночестве. Мы вместе пережили столько трудностей, разве что-то способно меня напугать? — Сюэ Ян медленно гладил даочжана по голове, обнимая его левой рукой так, чтобы пальцы оставались на весу. — Просто скажи, что мне сделать, чтобы тебе стало лучше. Сяо Синчэнь вздрогнул и вцепился пальцами в край рубашки обнимавшего его юноши. Неужели он совсем не испытывает отвращения или разочарования при виде такой жалкой картины? Почему, несмотря на жёсткий характер, явно воспитанный не в лучших условиях, он вдруг становится таким терпеливым и заботливым рядом с даочжаном? Почему не обвиняет его в слабости и не жалеет из-за тяжелых увечий, а просто ждёт, пока утихнет буря, клокочущая внутри у Сяо Синчэня? И почему молодой даос так отчаянно жмётся ближе, комкая грубую ткань между пальцев, не желая покидать эти объятия? — Давай я помогу тебе умыться? А потом мы вместе сходим к реке, и отстираем пятна с твоей одежды? — легкая хрипотца от волнения зазвучала в голосе Сюэ Яна. Сяо Синчэнь кивнул и неохотно отстранился, теряя приятное тепло. Сюэ Ян тут же засуетился, усадил даочжана на стул и поставил на стол кадку с нагретой на солнце водой. Он поднёс руку к лицу даоса, чтобы снять повязку, но застыл в неуверенности на полпути. — Даочжан… твоя повязка… — Придётся поменять, — горько вздохнул Сяо Синчэнь, дрожащими пальцами потянув за конец некогда белой ткани. Ему было стыдно, он чувствовал себя грязным и понимал, что выглядит сейчас очень мерзко с размазанной по лицу кровью. Он крепче сомкнул веки, заставляя кровавые слезы сорваться с подрагивающих ресниц, и позволил Сюэ Яну приподнять его лицо за подбородок. — Если глупышка А-Цин поймёт, что ты расстроен, то точно не замолкнет со своими вопросами, пока не свалится от усталости, — усмехнулся Сюэ Ян. — А я уверен, что ты сейчас не захочешь на них отвечать, поэтому нам лучше вернуться сюда к вечеру. Сяо Синчэнь ощутил осторожные прикосновения мокрой ткани на своей коже и шумно выдохнул, отпуская остатки накрывшей его истерики. Мягкими, но уверенными движениями Сюэ Ян очищал бледную влажную кожу от кровавых разводов, опаляя её своим тёплым дыханием. Его рука дрогнула, когда он спустился к длинной шее даочжана, стирая тонкие алые струйки, собравшиеся в ямке между ключиц. В полной тишине было слышно лишь их дыхание и взволнованное биение двух сердец. Это было слишком откровенно для Сяо Синчэня, и чувства, нахлынувшие на него в этот момент, были абсолютно новыми. Доверие, понимание, принятие… и что-то, что не поддавалось никакому объяснению. Сяо Синчэнь не в первый раз переживал приступы отчаяния, но он всегда старался спрятаться и не показывать никому свою слабость. Он не хотел признавать, что здорово ошибся в своей жизни и теперь вынужден отдавать слишком большую цену за это, что ему тоже бывает страшно и одиноко. Никто не знал, как болели раны на его душе и раны, сочившиеся кровью на теле. Сяо Синчэнь не хотел признавать, что даже сильные люди однажды ломаются. — Идём, даочжан, — Сяо Синчэнь почувствовал, как его потянули за руку. Он покорно следовал за Сюэ Яном, не выпуская его ладонь из руки. В этой холодной и непроглядной темноте, окружившей Сяо Синчэня, остался один человек, готовый взять его за руку и повести за собой. «Даочжан, я не оставлю тебя». «Даочжан, скажи, что я могу для тебя сделать». «Даочжан, тебе больно?» Сяо Синчэнь держался изо всех сил, чтобы не расплакаться снова, но на этот раз причина подступивших к горлу слёз была совсем другой. Он думал, что навсегда потерял единственного родного ему человека, думал, что никогда больше не сможет сблизиться с кем-то, боясь навредить или пораниться самому. Но сейчас сердце даоса трепетало совсем не от быстрой ходьбы. Сяо Синчэнь не был одинок, и этот незнакомец без имени и лица готов был принять его, и в редкие моменты радости, и в тяжёлые дни, наполненные печалью. Пока чужая рука уверенно сжимала тонкие пальцы даочжана, у него оставались причины жить. Свежий ветер принёс запах реки и сладкий аромат цветов, солнце согревало своими лучами, прогоняя остатки печали. Сяо Синчэнь слышал журчание воды и чувствовал, как его ноги утопают в высокой траве. Он бы хотел сейчас иметь возможность хотя бы на пару минут снова увидеть этот мир. Посмотреть, как яркое солнце переливается на стремительном течении реки, как пчёлы кружатся над пёстрыми цветами, торопясь сделать тягучий мёд… и узнать, как выглядит этот таинственный человек, подаривший ему новый лучик надежды в жизни. Когда Сюэ Ян закончил отстирывать кровь с верхних одежд Сяо Синчэня и разложил их на солнце, чтобы высушить, он лёг рядом с ним на траву, подставляя лицо солнцу. Где-то рядом стрекотали кузнечики, юркие рыбы с громким плеском выныривали из воды, гоняясь за мошками, на другом берегу в густом лесу звонко перекликались соловьи. Казалось, время остановилось над этой небольшой полянкой на берегу реки. Сяо Синчэнь сложил руки на груди, чувствуя, как внутри в приятном волнении бьется сердце. Они лежали плечом к плечу, и молодому даосу было так спокойно, когда он ощущал рядом это тепло и привычный аромат лаванды. Хотелось снова переплести пальцы, прижаться ближе и переждать этот ужасный кошмар, чтобы затем вновь проснуться в храме высоко в горах и увидеть строгое, но понимающее лицо наставницы. Сяо Синчэнь обменял всю свою жизнь на этот маленький кусочек счастья и больше всего он боялся, что жестокая судьба отберёт у него и это. — Даочжан, — тихо позвал его Сюэ Ян. — Почему ты плакал? — Я… — Сяо Синчэнь растерянно поджал губы, пытаясь подобрать слова. — Мне стало страшно. — Постараюсь больше не оставлять тебя одного надолго. В следующий раз я отгоню все страхи от тебя, — Сюэ Ян довольно хмыкнул и переплёл их пальцы, и от этого жеста у Сяо Синчэня перехватило дыхание. В этот момент раны на его сердце перестали кровоточить, и в кромешной тьме он видел тусклый луч света. С тех пор Сяо Синчэнь старался справляться со своей грустью, и в его жизни появилось больше тепла и прикосновений. Сам он редко решался дотронуться до Сюэ Яна, но тот не отличался обострённым чувством стыда и часто нарушал личное пространство даочжана, не осознавая собственных поступков. Им было хорошо в этом маленьком мире, и они берегли слабый огонёк, даривший тепло их истерзанным душам. Праведный даос и отравленный тьмой демон нашли покой в объятиях друг друга. Старуха Судьба долго и пронзительно хохотала от разыгранной ею сцены. Измученный чередой несчастий Сяо Синчэнь не подозревал, какое представление ждало впереди, а его хрупкое сердце сдавалось под натиском чувств. Страницы Книги Судеб переплелись друг с другом, два имени неразрывно связались, а чернила смешались с кровью. Рваные штрихи перечеркивали старые записи, черные когти царапали строки и смазывали иероглифы, превращая все слова в грязные кляксы. Боль. Кровь. Страх. Сломать. Уничтожить. Разорвать. Убей. Оскверни. Накажи. Закончи месть. Второго удара сердце Сяо Синчэня уже не выдержало. Его жизнь закончилась, когда перепуганная А-Цин раскрыла окружавший всё это время даочжана обман. Всё оказалось ложью. Жестокая пытка длиною в три года в одно мгновение разорвала тонкую душу в клочья. Слезы душили Сяо Синчэня, но он в последний раз обнажил Шуанхуа, пытаясь добиться правды. Он не мог поверить, что Сюэ Ян был способен на такую мерзость, что этот демон в своих подлостях опустился на самое дно. Но его настоящий голос он узнал мгновенно. Сочившиеся ненавистью и презрением фразы вылетали из его рта, пытаясь уничтожить и унизить. Горькое осознание превратило разум в кровавую кашу, а руки дрожали так, что уже не могли сражаться. Последний огонёк погас в душе Синчэня, когда его пальцы нащупали знакомые иероглифы на холодной стали Фусюэ. Он столько времени мечтал об этой встрече, так надеялся, что старый друг прибудет забрать его из этого ада, но оказалось, что Сяо Синчэнь сам спустился на круги Преисподней. Здесь его ждал личный демон, питавшийся горем и отчаянием. «Спасти мир? Да ты не способен спасти самого себя!» Обидная правда ударила в самое сердце. В конечном счёте, Сяо Синчэнь уничтожил жизни стольких людей, хотя мечтал спасти мир от зла. Беспечный глупец. Ему следовало остаться на горе и никогда не покидать стен храма, но он уже не мог исправить эту ошибку. Теперь этот мир высосал из него всё до последней капли, оставив лишь бледную и безжизненную оболочку. Сяо Синчэнь не знал, чем заслужил такую судьбу, но понимал, что больше не сможет терпеть боль. Она была такой сильной, что хотелось разломать грудную клетку и вырвать оттуда раненое сердце, чтобы не чувствовать ничего. «Пожалуйста, пощади». Он стоял на коленях перед своим врагом, умоляя о пощаде. Жалкий и отчаявшийся даочжан когда-то призывал этого подонка ответить за свои преступления, а теперь склонил перед ним свою голову. Этот мир действительно ненавидел Сяо Синчэня. Но сильнее всего этот юноша ненавидел самого себя. Ненавидел за то, что любил. Сяо Синчэнь не чувствовал ничего, когда острое лезвие скользнуло по его шее. Горячая кровь хлынула горлом, и он рухнул на тёплую землю, зная, что теперь всё закончится. Он больше не будет страдать, и никто больше не причинит ему боль. Сяо Синчэнь больше не будет чувствовать себя неправильным и ненужным. Никто уже не разобьёт его сердце.