Своя правда

Под руинами чёрных стен я оставил молодость, Где на жарких остатках в огне прорастали лица. Они вышли за мною в ту ночь из окна больницы, Как симптомы. Мой город болен. Мой город голоден. Город спит беспокойно. Тени скользят под веками — Стаи гончих и загнанных — счётчик идёт на сотни. И никто не придёт с фонарём в его подворотни, И никто не потушит пламя палат Снежневского. Голодны его крыши, подвалы, ведь там, внизу меня Ждут друзья и родные с улыбками злобных духов. Почему же из них мне никто не шепнул на ухо, Что спасающий мир заразится его безумием? В баре тихо, и я задремал — неживой и каменный. Тёплым отблеском ламп тает свет на краях столешниц. Светлолицая девушка шепчет: «забудь о внешнем» И ведёт меня в прошлое зыбкой дорогой памяти, К той крупице души — как и прежде смешной и ветренной, Говорит ей: «Очнись. Ты не стёрт и не сломан, просто Видел меньше чудес, чем способен увидеть монстр, Но чуть больше потерь, чем положено видеть смертному» Белоснежные двери серы в предрассветных сумерках, В катакомбах больничных, как пыль, оседают звуки. У моей проводницы внимательный взгляд старухи И отмычки от комнат и душ, что за ними умерли. По моей ли вине? Смерть спускается дымной завесью, В ней безликие монстры играют со мною в прятки, Крючковатые когти видение рвут на пятна. Тает пол под ботинками… «Вспомнил? Так просыпайся же!» Бар по-прежнему светел. Мир будет и вечно был таким — В каше грязи и крови хранящий искру надежды. Сжав сухую ладонь, улыбаюсь почти как прежде, Наблюдая, как в ней без следа исчезают призраки.