killing butterflies

Приглушенный крик растворился под потолком, а каменные стены тут же проглотили боль Санеса. Я задержал дыхание и сжал зубы, будто вместо полицейского в подвале пытали меня. Криста, точнее Хистория, затряслась, Армин вздрогнул, а Эрен поморщился. «Что ты корчишь эти тупые физиономии? Всю кашу заварили из-за тебя. Мне пришлось терпеть дерьмо с переодеваниями только для безопасности задницы Атакующего титана. Чтобы ты сделал на моем месте? Как обычно бы, верещал о своей бесполезности и ждал спасения от Микасы. Говнюк», - злость скрутила пустой желудок в жгут, и я стёр пот со лба: — Я думал, что сражаюсь с гигантами, а теперь не понимаю, кто наш враг. И почему мы во всё это ввязались? «Бесит. Бесит рожа Йегера, который отсиживался в тёплой комнатке, бесит недосказанность в речах Эрвина Смита, бесит, что вместо погони за титанами мы переворачиваем с ног на голову всё человечество». — Согласно плану Главнокомандующего мы узурпируем власть, но это, наверное, не всё. «Ты в своей Шиганшине нахватался таких словечек или вычитал в записках Смита?» — Но мы уже мятежники. Что же будет, если у нас не получится? «И Саша туда же. Ходячий словарь заумных терминов, а не отряд Леви. «Узурпация», «мятежники», что ещё вы выкинете?» Закрыв глаза, я раздражённо выпалил: — Нас повесят. Будем болтаться в петле перед честным народом. — Жан, прекрати, — Армин положил руку на мой локоть, — мы знаем, что вам пришлось пережить с Новой, ты слишком возбужден. Не представляю, что было бы со мной, будь я на её месте. Не успел я покрыться пятнами от мысли, что бы испытал Армин, окажись он в доме рыбака вместо Новы, как привычный скулёж Санеса перекрыл девичий визг «хватит». Как по команде мы с Конни вскочили со своих мест, и стулья синхронно упали на пол. Прежде закрывающий уши Спрингер прошептал: — Это же Нова. Они и её…? «Блять. Слишком много вопросов. Я смалодушничал. Мне не хватило ни сил, ни смелости, чтобы ворваться в подвал, оттолкнуть от неё офицеров и вытащить в безопасное место. Точно также я смотрел на домогательства Чака - такой же беспомощный и бесполезный, как Йегер. Чего я тогда ему завидовал? Опять вопросы без ответов». — Вы плохо знаете мою сестру, — из тени показалась Софи. Её широкая улыбка пугала. — Сядьте на свои места и ждите дальнейших распоряжений руководства. Огоньки керосиновых ламп скользнули по её заострённым чертам лица. На первый взгляд они были идентичны с Новой. Одного роста, худощавые, бесцветные. Только присмотревшись, можно было в младшей Гроссман разглядеть веснушки и ямочки на щеках, когда она смеялась. Более открытая, искренняя. Я заметил её в первый день отбора в рекруты Кадетского корпуса. Она испугано жалась к старшей сестре, и их тандем походил на мать-наседку, притащившую своё чадо на важный праздник. Это впечатление в мгновение рассеялось, когда на построении Нова буквально лбом упёрлась в Киса Шадиса. Я увидел в этой девчонке дьявола. Её бравада опасно граничила с полным отсутствием мозгов и отсутствием инстинкта самосохранения, и я был уверен, что Гроссман проявит небывалую смелость. Однако разочарование не заставило себя ждать. Та, что была готова плюнуть в лицо верхушке военных, испуганно хлопала глазами при виде титанов. Так ли волновало меня её благополучие? Не особо. Я был занят успехами Йегера. Этот придурок даже умудрился отхватить самую живучую девушку. Аккерманов не так-то легко убить; их обглоданный труп не придётся тащить через весь город в братский костер. И я не буду корить себя за то, что опять не уберёг слабака. Но Микаса продолжала талдычить писклявым голосом «Эрен». Как бы я не старался сконцентрироваться на ней, взгляд всегда цеплялся за непослушное гнездо из кудрей Гроссман. Для меня было загадкой, как в обладательницу такой миловидной внешности, Всевышний умудрился затолкать воплощение безродного бродяги. Нова могла грязными после тренировки руками схватить булку хлеба, подавиться от шутки Конни, закашляться, обдав всех градом крошек, и тут же, изящно перебросив косу через плечо, с прямой спиной сесть за стол. Отвратительно завораживающе. Её непосредственность сложно назвать детской: Гроссман либо не придавала значения таким мелочам, либо не воспринимала меня, как мужчину. Яркое воспоминание током прошлось где-то в области паха, и я повёл плечами. Чистоплюй Леви обязал всех новобранцев да и офицеров драить новый штаб, и, отбрехавшись от мытья полов, я вызвался носить вёдра с водой. Но лучше бы забился в какой-нибудь дальней комнатке чердака и оттирал пятно вековой давности. Стоя на четвереньках, Нова поднырнула под тумбу. Я склонил голову вбок и подумал, какой извращенец решил сделать столь низкие и непрактичные ножки у мебели. Гроссман выпрямилась и поправила волосы так, чтобы кончик завязанного на затылке хвоста скользнул по поясу брюк. Какой извращенец придумал такие брюки для формы военных? Швы плотно врезались в кожу бёдер, выгодно подчеркивая каждый изгиб. Я посильнее сжал ручку ведра, концентрируясь на ощущениях от металла. — Наконец-то! Этой водой только грязь развозить, где тебя черти носили? — Нова откинулась назад, прогнувшись в пояснице. Три расстёгнутых пуговицы на рубашке, нет, четыре. Лучше бы меня черти дальше носили по всем задворкам подальше от этой комнаты. Она вытянула ногу, разминая затёкшие мышцы. Её пальцы рисовали круги на внутренней поверхности бедра, а я болезненно сглатывал фантазии, где Гроссман так же выгибается подо мной. За такие мысли полагается пятьдесят отжиманий – наша договорённость между парнями. Я представлял Нову без всей этой лишней одежды у себя на коленях. Как мои руки исследуют её кожу, как она от удовольствия запрокидывает голову, как я наслаждаюсь её стонами и вздохами, просящими о большем. До ломоты внизу живота. Сколько раз я гонялся за Микасой, чтобы потом всё равно мысленно раздевать Гроссман? — Бля, всё это неправильно, — я пнул опрокинутый стул и засунул руки в карманы. Все в комнате посмотрели на меня с пониманием, полагая, что я высказался по поводу плана Эрвина Смита, только Софи Гроссман смерила меня полным презрения взглядом.

***

— Нова, собирай ногти, — Ханджи протянула девушке алюминиевый разнос. Гроссман трясло крупной дрожью. Крови было столько, что инцидент с Чаком казался ей милым и невинным аттракционом. Джер Санес обмяк и тяжело дышал, его изуродованные пальцы бороздили подлокотники кресла, оставляя за собой алые дорожки. Он скулил. Хриплый, надрывный стон крался вдоль заплесневелых стен подвала. Так нужно. Их обоих затащили сюда в качестве наказания. Санеса связали, её посадили на колени, как главную зрительницу спектакля. Недавно капитан Леви был на премьере Гроссман, теперь её очередь посетить его представление. Это этикет. Так положено. Ногти с отвратительным хрустом покидали своё законное место и менее трагично падали на каменный пол. Нова считала каждый щелчок. Восемь. Она больше никогда не ослушается приказов. Девять. Лучше бы Чак перерезал ей глотку. Десять. Достаточно рук. Может, Ханджи забыла, что на ногах тоже растут ногти? — Аккуратнее собирай, — бросил Леви, — от большого пальца к мизинцу. Гроссман подавила желание поделиться с окружающими желчью из желудка и разложила желтоватые кусочки, как требовали офицеры. Глухой удар, и вой Санеса поднялся на октаву. Нова едва не прижала проклятый разнос к груди, удивляясь кровожадности второго непрошенного свидетеля зверств. Лицо Моблита не выражало ничего, кроме сосредоточенности, он остервенело вцепился в спинку стула, чтобы он не опрокинулся. Ещё удар, и дерево угрожающе затрещало. — Кажется, так они поступили с Пастором, — капитан брезгливо вытер руки краем передника. — Это всё ради защиты мира внутри стен, — Гроссман обескуражено захлопала глазами - Санес ещё был в состоянии внятно говорить тем, что осталось от его лица. — Вы знаете, почему за этой стеной никогда не было войны? Мы защищаем центр мира нашими грязными руками. Каждый раз, когда возникает угроза, мы устраняем её. Слишком умных учителей, старых механиков, которые собирали оружие, способное убить короля, безмозглых парочек, пытающихся улететь, и блядей, что живут в имениях за городом. Вы должны благодарить нас! — За что? — Нова испуганно попыталась поймать в воздухе соскользнувший с губ вопрос, но он с эхом повис в пропитанной смрадом атмосфере. Со смесью недоумения и пренебрежения Леви посмотрел на девушку и тут же отвернулся. Их фанатичное желание превратить Санеса в отбивную пугало. Как пугала и позиция полицейского. Его заученные, вдолбленные в головной мозг идеалы, неказисто вписывались в реальность. Они посчитали нормой то, о чём с уверенностью вещает с трибуны сильнейший. Всех неугодных, любопытных и чрезмерно наивных сбрасывали в колодец. Если бы король посчитал наличие носа преступлением, то сотня безносых вершителей порядка без вопросов учиняли правосудие. Никто бы не стал разбираться в причинах отсутствия носа. Есть ненавистный орган — отправляйся на плаху. Пропустив мимо ушей последний диалог между Санесом и офицерами, Гроссман не заметила, как последние покинули подвал. Стало тихо. Казалось, полицейский перестал дышать. Нова прищурилась в надежде разглядеть в заплывших глазах признаки жизни; к счастью, грудная клетка Санеса встрепенулась от судорожного вдоха. Загнанный в угол, он напоминал заржавевшую шестерёнку в городских часах. Крохотную, незаметную деталь, благодаря которой жители знали, что уже полдень. Большинство уже не обращали внимания на привычный звук в двенадцать ударов, однако, как только часы замолкли, местный комитет по благоустройству города утонул в жалобах. Спустя сутки часовщик заменил испорченную шестерёнку на новую. Стрелки часов вновь плавно побежали, горожане на мгновение порадовались привычному порядку, и рутина вернула всё к задуманному сценарию. За исключением той самой погнутой железки, которой суждено было сгнить на помойке. Таким же был Джер Санес. Если Разведотряд выведет из строя один механизм, представители власти обязательно найдут ему замену. Санес всхлипнул. Нова не знала, о чём он думал, но несколько слезинок на его ресницах вынудили её нахмурить брови. При ней мужчины плакали только в пасти титанов, но никак не от действий других людей. Девушка поднялась и на цыпочках подобралась к пленному. Напуганный, трясущийся, он зажмурился в надежде скрыть слёзы. Обычный человек со своей семьей и жизнью, но заплутавший в лабиринтах навязанных идеалов. Гроссман хотела было его потрясти за плечо, однако Санес широко распахнул глаза. За дверью слышался громкий разговор. В отличие от полицейского Нова не знала третьего в беседе. Какой-то Ральф. По голосу ему было под сорок, а нарочитая бравадность в его голосе выдавала нервозность. «Комфортная камера, двухразовое питание…». Нова покосилась на Санеса. Побледнев, мужчина с ужасом всматривался в тонкий лучик света из приоткрытой двери. — Это Ваш напарник? — спросила Гроссман. Санес не ответил. Видимо, для диалога необходима физическая сила. Полицейский снова прикрыл глаза, словно смирился пойти на свидание с Костлявой. — Гроссман, отойди от заключённого, — скомандовал Леви, распахнув дверь. — И снова здравствуй, Санес! — улыбнулась Ханджи. «Антракт закончился», — подумала Нова и опустилась на пол. Угрозы майора были убедительными, но ещё убедительней казалась непонятная штука в её руках. Изощрения сулили длиться долго, однако хрип Санеса прервал всё раньше времени: — Семья Рейсс… Настоящий королевский род. Рот Гроссман непроизвольно открылся. «Это же было очевидно». Однако то, с какими лицами переглянулись Леви и Ханджи, подсказывало девушке, что они, наконец, схватили ту самую жертву. Их охота за правдой сопровождалась лаем собак и выстрелами из ружей, но добычей оказался банальный заяц. Нова с разочарованием поджала губы: она рисковала собой ради кабана, а получила на посеребрённой тарелке ушастого травоядного. Скучно. Санес хныкал, кричал на Ральфа, который вальяжно прошёл вслед за ним в камеру. Джера обвели вокруг пальца, ему обидно. Как разочарованный мальчишка, которому испортили все игрушки, он изрыгал проклятья в сторону напарника. Ральф — актёр второго плана в спектакле Разведотряда, введённый режиссером для того, чтобы окончательно сломать главного героя. Его несколько реплик с торгами о комфорте камеры позволили трагедии сделать новый виток: Санес усомнился в собственных убеждениях. Гроссман с долей сочувствия смотрела, как слёзы полицейского пропитывали солёной влагой повязку на лице. Даже взрослые запутались. Сотню лет короли расставляли фигурки по игровому полю, внутри которого люди, а снаружи – титаны. Всё должно находиться на своих местах: крестьяне в полях, Полиция в городах, Гарнизон по периметру стен, а Разведотряд в пасти гигантов. Однако Эрвин Смит развернул вектор заинтересованности своего подразделения на сто восемьдесят градусов и начал искать правду внутри стен. Нова вдруг осознала, Разведотряд – это не исследование новых территорий и поиск способа уничтожить титанов. Их основная задача – установить истину, как в Лесу гигантских деревьев, так и в штабе военной верхушки. Удивительно, что за столько лет существования Корпуса, это понял только Командующий Смит. — Существует порядок, в котором исполняются роли, — прохрипел Санес, вторя размышлениям девушки, — как только один отыграл своё, появляется другой, чтобы занять его место. Неудивительно, что, такие как мы, ходят по земле. Ханджи с раздражением оглянулась на полицейского: — Помимо таких как вы, захлебнувшихся в невежестве и лживом мировоззрении, есть люди, которые знают, что за любым преступлением следует наказание. Она подошла к Нове, а ладони её помощника опустились на плечи девушки. — Вы, наверное, заметили, что здесь ещё один свидетель, — Гроссман сглотнула, офицеры вспомнили о её существовании, — её непослушание и импульсивность привели к преступлению, за которое полагается наказание. С коротким выдохом Ханджи наступила на голень Новы. Несколько вспышек перед глазами, и Гроссман взвизгнула. Она почувствовала, как каждый протектор подошвы прошёлся по её едва затянувшемуся шву. Девушка дёрнулась, в попытках высвободиться, но Моблит крепко держал её, а лишние движения причиняли ещё больше боли. — Мы разные, Санес, — майор перенесла вес на ногу, голеностопный сустав Гроссман отвратительно хрустнул. — Вы творите полнейшую дичь и покрываете друг друга, оправдывая себя благими целями для человечества. Мы за проступки наказываем даже своих. Нова сжимала зубы так, что услышала скрежет эмали. Сердце колотилось, периодически пропуская несколько ударов, в ушах звенело, мышцы на ноге напряглись до судороги под коленом. — Прекрати, Ханджи, она же ребёнок, — вмешался сидящий в тени Ральф. Ханджи негромко рассмеялась и убрала ногу, Нова с облегчением расслабилась. — Из-за той системы, что вы поддерживали из поколения в поколение, этот ребёнок и сотни таких же, как она, лишились детства очень давно. В её преступлении виноваты и вы. Женщина пнула разбередившуюся рану Гроссман. Она снова безрезультатно попыталась высвободиться из оков Моблита, слёзы брызнули из глаз, и девушка всхлипнула. Пульсирующий жар распространялся по голени, казалось, штанина стала влажной, видимо, швы всё-таки разошлись. Ещё один удар гарантирует перелом. Но разбушевавшаяся Ханджи не планировала пока останавливаться и замахнулась вновь. — Хватит! — закричала из последних сил Нова и испуганно сжалась. — Пожалуйста, хватит. Я… Я больше не ослушаюсь приказов. — Ты же понимаешь, что это не сработает после убийства двух полицейских. Кстати, Санес, эта девчонка прикончила ваших приятелей. Как думаешь, следует поверить в искренность её раскаяния? Она же ребёнок. Санес молчал, опустив голову, Гроссман тяжело и быстро дышала. Наконец, сбросив с себя руки Моблита, она обхватила пылающую ногу и прижала к груди. Качаясь из стороны в сторону, девушка беззвучно рыдала. Как щенок, избитый дворовыми мальчишками, Нова не могла за себя достойно постоять. Обида вперемешку с болью и унижением расползалась кипятком по телу, Нова заскулила. Частью разума она понимала, что получила за дело, но от избытка досады её трясло. — Но как я сказала, в её преступлении виноваты вы и действующая система. Кто повинен в том, что собаки заболели бешенством? Собаки или человек, впустивший в поместье заражённых крыс? Нова, можешь встать? Гроссман шмыгнула носом и осторожно пощупала голень. Ткань брюк была сухой, наверное, на адреналине ей почудилось, что швы разошлись. Неуверенно кивнув, она оперлась на протянутую руку Ханджи и ойкнула от неприятного импульса в ране. Хромать Гроссман всё-таки будет. — И, знаешь, в чём еще разница между нами, Санес? — майор открыла дверь из подвала, выпуская вперёд подчинённую. — Одни будут распускать сопли, проклиная судьбу и сослуживца, а другие встанут и пойдут вперёд. Нова с сомнением посмотрела на ступеньки, которые сейчас были для неё ещё одним серьёзным препятствием. Ноги не слушались, плечи подрагивали от рыданий, глаза щипало. Девушка не знала, закончилось ли на этом её наказания, или наверху ждёт Леви с новой порцией пыток. Она поёжилась от мысли, что выйдет после инквизиции капитана инвалидом. «Лучше бы убили или сдали полиции для правосудия». — Нова, мне следовало бы извиниться, — Ханджи забросила руку Гроссман к себе на плечо и потянула подчинённую к лестнице. — Я использовала тебя в качестве ещё одного инструмента для издевательств над Санесом. Однако тебя, правда, надо было наказать. — Всё в порядке, — с натянутой улыбкой соврала Нова, — я в какой-то степени рада, что меня избили вы, а не Леви. — Он был в бешенстве, — Зое засмеялась, будто ярость капитана приводит её в восторг, — мне потребовалось привести много аргументов, чтобы он не устроил над тобой самосуд, — она вдруг стала настолько серьезной, что в секунды лицо майора постарело на лет пять, — правильно ли мы всё делаем? Я доказывала Санесу, что мы абсолютно разные, но сами слепо верим в убеждения Эрвина. — Думаю, Главнокомандующий делает всё во благо, — Гроссман с ликованием перешагнула последнюю ступеньку. Может, ей даже удастся в конце этого бесконечного дня добраться до постели? — Короли Стен тоже делали всё во благо. Как же бесит! Ханджи снова пнула воздух, Нова непроизвольно отшатнулась, но в этот раз случайной жертвой нападения майора стал стол. С грохотом он опрокинулся навзничь, одна из ножек подкосилась. В мгновение отчаяние вытеснило весь воздух из комнатушки. Зое разочарована, Гроссман напугана. Третий незваный гость на их вечеринке негативных эмоций, Эрен, удивлённо уставился на обеих. — Что здесь произошло? — А… это? — Ханджи снова надела на себя маску отрешённой беззаботности. — Таракан пробежал. Неудивительно, мы же в заброшенном форде. Почему ты здесь и где Леви? — Наверху, — Эрен кивнул в сторону еще одной лестницы, и Нова скривилась, — прибыла Нифа с распоряжениями Главнокомандующего. Пока мы вас ждали, я сделал несколько заметок с моими снами и диалогом Имир и Бертольда. — Давай сюда, — майор выхватила у юноши листочек, сложенный пополам, и опустила очки. Йегер неуверенно потоптался у входа, будто решал остаться ему или вернуться к остальным. Покачав головой, он всё-таки подошел к притихшей Гроссман и спросил: — Ты жива? — Нет, — девушка наморщила нос от глупости вопроса, — бегаю по инерции, как курица с отрубленной головой. — Раз язвишь, то точно в порядке, — усмехнулся Эрен, — ты так кричала, будто тебе и вправду голову отпиливали. Ребята беспокоились за тебя, Жан даже порывался спуститься. Нова хотела было спросить, причисляет ли Йегер себя к сострадающим, но слова благополучно застряли в глотке и сбились в комок. «Да, бля-я-я-я», — единственная вменяемая мысль промелькнула в опустевших извилинах Гроссман. Происходящее в подвале совершенно затмило всё, что было до. Наблюдая, как по траектории дуги летит первый зуб Санеса, она тут же забыла о маленьком событии в штабе Троста. «Маленьком событии. Ага, нихрена оно не маленькое». Тусклый свет и синяки под глазами надёжно скрывали пунцовые щёки девушки. Она смущённо опустила глаза, рассматривая забрызганные грязью носки ботинок. Это был стресс, ей просто нужно было немного любви и внимания. Жан же говорил, что он также боролся с переживаниями, а ей захотелось опробовать этот способ. Аргументы в голове звучали не особо убедительно, к тому же ей понравилось. Нова положила ладонь на грудь, чтобы убедиться, что сердцебиение не раздробило рёбра. Кости были целы, но сердце колотилось с бешенной скоростью. Она же в глаза даже не посмеет взглянуть приятелю. А под глазами нос, а под ним губы. Те самые губы, которые исследовали каждый сантиметр кожи её шеи. — Твою мать, — Гроссман стукнулась затылком об стену, выбивая из себя порочные мысли. Последнее, чего ей сейчас хотелось, это идти наверх. И уже не из-за смертельной усталости и боли в ноге. К счастью, её молитвы были услышаны, и перевозбуждённая Ханджи выпалила: — Мне срочно нужно доложить об этом Эрвину Смиту. Нова, ты поедешь со мной. Сможешь поехать верхом? Гроссман подпрыгнула от радости: — Верхом? Конечно, обожаю кататься на конях. Особенно быстро скакать галопом, потрясающие ощущения!