killing butterflies

— Нова, стой, — Флок попытался ухватить девушку за запястье, но она увернулась. Выхватив ручки от привода, Гроссман оглянулась и бросила: — Обещаю, еще увидимся! В глазах Форстера мелькнула обида, однако он улыбнулся и одними губами сказал: — Взаимно. Последнее, что увидела Нова – это то, как блеснула её серьга в пальцах юноши. С этой проблемой предстоит разобраться позже, сейчас гораздо важнее достигнуть эпицентра стрельбы. На адреналине ноги несли её с невероятной скоростью, Гроссман оттолкнула в сторону зазевавшегося горожанина и выпустила крюки от УПМ в ближайший дом. Корпус нехотя поддался рывку, поясница тут же отозвалась ноющей болью. Она села на корточки на краю крыши, прислушиваясь. Череда выстрелов продвигалась с востока на запад. Судя по их непрерывному грохоту, нападающих было больше десяти. «Дело плохо». Разбежавшись, девушка с помощью привода перепрыгнула на соседнюю постройку. Кровь стучала в ушах, мышцы сводило судорогой от перенапряжения. Двигаться нужно бесшумно, не привлекая внимания, но черепица предательски хрустела под подошвой сапог, только благодаря неведомым силам, она ни разу не споткнулась. Впереди уже мелькали, подобно назойливым мухам, чёрные точки сражающихся. Несколько человек на УПМ полетели за кем-то в белой рубашке. Его движения почти не улавливались взглядом обычного смертного. — Это, однозначно, капитан, — Софи остановилась рядом и дёрнула младшую сестру за шиворот, вынуждая её скрыться за коньком крыши. — Неудивительно, его в обычной жизни не всегда увидишь, нужно вниз посмотреть. — Пф, — старшая сестра усмехнулась, — ты всего на три-четыре сантиметра выше Леви. — Мне ли тебе рассказывать, что эти три-четыре сантиметра могут сильно ударить по мужскому самолюбию? — Не рановато ли тебе рассуждать о мужском самолюбии? — с осуждением поинтересовалась Соф. — Я подберусь поближе, а ты подстрахуй меня. Ближний бой – это не твоё. — Я вообще-то про рост, — хохотнула Нова, хотя вряд ли сестра её услышала. С лязгом вытащив лезвие, Софи перепрыгнула на крышу, расположенную ближе всего к нужной им улице. Гроссман прищурилась, чтобы лучше рассмотреть обстановку. Леви скрылся за углом в переулке, уводя за собой большую часть преследователей. За ними осталось пустое пространство, заполненное взвесью пороха, к которому стремился ещё один рой полицейских. Военные в незнакомой чёрной форме перепрыгивали со стены на стену, спускались вниз, поднимались на крышу и обстреливали что-то внизу. Девушка понимала «что-то» - её друзья. Нова закрыла глаза и сконцентрировалась на слухе. Звонкие хлопки не прекращались, напоминая ей о недавнем пожаре на пороховом складе, за этим оглушительным оркестром едва различались топот копыт и грохот деревянных колёс. — Как минимум, одна повозка, — прошептала Гроссман и тут же встрепенулась, — хватит стоять столбом. Нова подобралась, как можно ближе, чтобы остаться незамеченной для полицейских, но увидеть происходящее. Как она предполагала, одна повозка и пять всадников. Даже на расстоянии она чувствовала отчаяние и страх разведчиков. Среди замыкающих девушка увидела знакомую косу. Гроссман застонала, Софи присоединилась к отряду, но у неё была очень хреновая позиция. Пальцы двигались на автомате. Сквозь зубы Нова тщательно проговаривала каждое действие, понимая, что спешка только погубит всё. Оттянув ремень мушкета, она перехватила левой рукой цевьё, перекинула огнестрельное оружие через плечо и надежно установила его с опорой на приклад. «Дыши, девочка, ты делала это тысячу раз». С характерным щелчком Гроссман открыла приемную камеру, вытащила патрон из нагрудного кармана и вставила его. Рука дрогнула, когда затвор послушно встал вниз. Нагретый от солнца ремень впивался в кожу ладоней, пока она наматывала его для стабилизации. Нове казалось, что целая вечность и восемнадцать минут ушли на то, чтобы зарядить ружье для единственного выстрела. Она осторожно выглянула из-за печной трубы в надежде не увидеть там перебитый отряд Леви. К счастью, её сосредоточенность сыграла на руку скорости, и сослуживцы сдвинулись буквально на пятнадцать-двадцать метров. Полицейские окружали их отряд. Насчитав всего шесть противников, девушка выдохнула - не такое плачевное положение. Один их них предпринял попытку вновь напасть и прицелился в замыкающего. В Софи. — Ах, ты ж, сука, — процедила Нова. Шагнув вперёд, девушка установила палец на спусковой крючок. Отдача неприятно врезалась в плечо, выстрел на долю секунды оглушил. Но от открывшейся картины хотелось заорать и одновременно прочистить желудок. Мужчина лет тридцати даже не понял, что произошло. Из бордового аккуратного отверстия во лбу потекла струйка крови, рыхлое месиво головного мозга разбрызгалось по кирпичной кладке позади него. Гроссман потянулась за вторым патроном, но елейный голос за спиной заставил её замереть в оцепенении: — А кто это у нас? Холод ствола упёрся в затылок. Единственное, о чём успела подумать Нова — это то, что она сглупила, обнаружив себя из-под тени печной трубы. «Хотя бы я успела спасти Софи». Гроссман неспешно развернулась на сто восемьдесят градусов. Дуло обреза неприятно скользило по выбритым вискам. Губы незнакомца растянулись в улыбке. Говорят, перед смертью должна пронестись вся жизнь перед глазами – ничего подобного не произошло. Девушка увидела только единственную картинку: она – маленькая девочка с косичками на полу в детской, а рядом с ней её мать. Мама кормит её с ложки и печально улыбается. Тогда ей приснился кошмар, о котором сейчас уже Нова забыла. Помнила только, что с рассветом пришла в родительскую спальню в поисках утешения. Герда крепко обняла её, потрепала по голове и предложила позавтракать. Какое глупое, нелепое видение перед смертью. — Ах, — Гроссман успела только втянуть живот, чтобы лезвие, пронзившее полицейского, не задело её. Недоумение в глазах мужчины сменилось смертельной пустотой. Он обмяк и упал вбок. Микаса с отвратительным звуком вытащила меч из его плоти и скривилась. — Софи сказала, что приведёт тебя, — она вытерла лезвие о штанину. — Ты опрометчиво поступила. — Кто бы говорил об опрометчивости, — Нова ещё раз пощупала живот на предмет целостности и слабо улыбнулась, — спасибо. Не успела Гроссман снова потянуться за патроном, как твёрдая рука Микасы остановила её: — Не сейчас. До ворот из города осталось немного, мы должны сбежать. — Сбежать? — девушке пришлось задавать вопросы набегу, — а как же Эрен? — Планы поменялись. Чёрт! События замедлились, превратившись в череду отрывистых картинок. Мусор упал с края крыши, где они затормозили с Аккерман. Пальцы Новы сжали дуло мушкета вместе с тем, как Микаса замахнулась лезвием. Она забыла, что ружьё не заряжено, понимала, что Микаса не успеет, видела, как мушкет Жана упал на брусчатку, осыпав её искрами. Внутренности в грудной клетке сжались до размера дула, направленного на Кирштайна, и тут же рассыпались раскалёнными иголочками по всему телу от звука выстрела. Гроссман зажмурилась, пытаясь унять панику, страх от увиденного и уже знакомое чувство. Чувство, которое она испытывала при убийстве Чака. Его трудно было назвать яростью, злостью или ненавистью. От онемевших холодных пальцев расползалась сила. Находясь в заточении долгое время, голодная и желающая свободы, она норовила разорвать тело собственной хозяйки. Софи утверждала, что ближний бой не для Новы, сила диктовала свои условия. Безрассудство ледяной змеёй обвилось вокруг костей, и Гроссман выхватила из кейса лезвие. Поле зрения сузилось до спины одного из полицейских, который медленно, даже лениво двигался на приводах. Покрутив в пальцах меч, Гроссман удивилась – он был очень легким. Стена дома напротив приближалась также быстро, как рос пульс. Только боль в локте вернула её к реальности. Осколок сломанного лезвия упал на тротуар, по кирпичной кладке потекла кровь. Нова похолодела от осознания, что не расшиблась об стену, потому что тело полицейского смягчило удар. Вытащив из его спины то, что осталось от меча, девушка закрыла глаза и вздрогнула от отвратительной смеси хруста и хлюпанья, противник упал лицом вниз и разбился. Повиснув на крюке, Гроссман оттолкнулась ногой от стены и развернулась. Было тихо. Ни стука колёс, ни топота копыт, ни фырканья лошадей. Даже выстрелы стихли также как сила, требующая уничтожить любую опасность. Возможно, Нова оглохла, и ей хотелось бы ещё ослепнуть, чтобы не видеть последствия перестрелки. Но она видела только трупы полицейских, плачущего Армина и Жана, вцепившегося в края повозки. В съехавшей набекрень шляпе и с глазами на половину лица он выглядел забавно и в других обстоятельствах Нова рассмеялась бы над приятелям, но с губ сорвался ни то стон, ни то хрип. — Хватит рыдать, — твёрдый голос вернул Гроссман к реальности. Леви затормозил около повозки, двумя ударами меча перерубил оглобли и освободил лошадь. Выглядел он хуже, чем весь отряд вместе взятый. С рассечённой брови не останавливалась кровь, заливая половину его лица, некогда белая рубашка превратилась в месиво из грязи и пыли, порванный рукав был наспех подвёрнут до локтя. Только сейчас Нова поняла, что капитан обращается не только к Армину, но и к ней. И без того отёкшие глаза из-за сломанного носа саднило от слёз. — Софи, у нас почти нет времени, чтобы покинуть город, — Леви скинул всё ещё находящегося в прострации Кирштайна с повозки и рявкнул, — Жан, если ты планируешь дальше наслаждаться видами родного города, я с удовольствием предоставлю эту возможность. В пяти километрах к юго-востоку заброшенная конюшня, как только удостоверюсь, что за нами нет хвоста, догоню вас. — Нова, — Софи остановила свою лошадь напротив сестры и с сочувствием посмотрела на неё, — Звёздочка должна быть неподалёку, мы оставили её в соседнем переулке. Позови её. Армин, я тебя умоляю, хватит плакать, поплачем, когда будем в безопасности. Рассудительность Софи восхищала, только дрожащие руки, сжимающие поводья, выдавали её страх. Даже будучи пятнадцатилетней девчонкой, не прошедшей боевую подготовку, она сосредоточено тащила сопротивляющуюся Нову к эвакуационному пункту. Однако то, что творится на душе у самого близкого человека, младшая Гроссман могла только догадываться. Поднеся большой и указательный пальцы к губам, Нова отдёрнула руку, будто это огромный таракан. По локоть она была полностью испачкана в крови, а резкий запах железа и серы вызывал рвотный рефлекс. Улица закружилась перед глазами, смешиваясь в разноцветный вариант пыток для вестибулярного аппарата. Чтобы хоть как-то остановить эту карусель, девушка упёрлась ладонями в колени, оставив на штанине красные следы. Проще было бы заснуть два пальца в рот не для свиста, а для того, чтобы прочистить желудок. Но, чёрт возьми, он был пустой. — Соф, позови Звёздочку, — прохрипела Гроссман, оседая на землю рядом с трупом полицейского, — я не умею свистеть с помощью левой руки, а правую… Лучше отрежу, чем засуну её в рот. — Сейчас вообще не время выпендриваться! — закричала Софи. Она неотрывно смотрела на ворота, которые должны стать для них путём к спасению. — Она не усидит в седле в таком состоянии, ещё немного и нафиг потеряет сознание, — Конни подъехал ближе и вытащил ногу из стремени, — запрыгивай. Гроссман машинально схватилась за протянутую руку приятеля и вскарабкалась. Остатки сил испарились, как только тепло, исходящие от лошади и Спрингера коснулись её кожи. Устало прислонившись лбом в плечо Конни, девушка прикрыла глаза. — Держись крепче. — Я замараю тебя. — Ты думаешь, это главная проблема? — от горькой усмешки корпус юноши дрогнул, — обними меня. Нова не видела лицо Конни, но прекрасно слышала, как быстро бьётся его сердце, чувствовала, как нервно он разминает плечи. — Извини, — Нова сильнее сжала бока лошади бёдрами, чтобы не свалиться, — я доставляю много неприятностей. — Неприятностей? — переспросил Спрингер, оглядываясь через плечо. — Даже не в состоянии сама ехать верхом. — Зато ты убила двух полицейских, это на одного меньше, чем Микаса. Тебе есть чем гордиться. — Убийства людей – повод для гордости? Мы вроде ради другого обучались, — Гроссман бессовестно вытерла остатки слёз об плащ приятеля. Конни одобряюще похлопал её по колену и с улыбкой сказал: — Не знаю, но то, что у вас с Микасой счет 3:2 – прикольно. Значит, ты крутая. Девушка хмыкнула, прежде чем её сознание погрузилось в дрёму. Остатки сил она направила на удержание равновесия и попытки абстрагироваться от последних воспоминаний. И всё же несмотря на всю свою собранность, Нова болезненно застонала, когда лошадь, фыркнув, резко остановилась. Девушка уже потеряла счёт времени и, когда выглянула из-за плеча Конни, увидела постройку. Окна с разбитыми стёклами и крыша, готовая обвалиться в любой момент, не производили впечатления надежного убежища. — Ночью здесь будет холодно, — нахмурился Конни. — Это лучше, чем спать под открытым небом, — Нова спрыгнула с лошади вслед за приятелем и размяла поясницу, — о, здесь есть пруд, мы сможем отмыться. Это была скорее лужа, покрытая плотным слоем кувшинок, но желание смыть с себя остатки сегодняшнего дня превалировало над брезгливостью. Оставив юношей разбираться с костром, притихшие девушки спустились к водоему. — Надеюсь, здесь неглубоко, плаваю я плохо, — Софи осторожно коснулась водной глади, разгоняя белые цветки, — Бр, холодная. — Я тебя вытащу, — сказала Саша, — нам бы ещё найти какое-нибудь ведро для стирки. Конни, найди в конюшне ведро без дырок! — Хорошо! — донёсся из-за кустов голос Спрингера, — Блин, Армин, осторожнее. К всхлипам Армина, добавились характерные звуки - парнишку вырвало. Нова с сочувствием покачала головой, подумав, что Арлерт окончательно превращается в жижу. Солнце садилось, утаскивая за горизонт остатки скудного тепла, от чего вода казалась нестерпимо ледяной. Расползающийся по телу холод оставлял за собой след в виде гусиной кожи, Гроссман задрожала. «Давай, зашли и вышли, приключение на десять минут». Она старалась ни о чём не думать, только машинально шёпотом проговаривала каждое движение, как делала это с мушкетом. Зайти в воду по пояс, отмыть запёкшуюся кровь, окунуться, вытащить из волос растительность, вздрогнуть от водомерки и быстро одеться, пока сердце не превратилось в ледышку. — Что ты там бормочешь себе под нос? — спросила Софи, пока они поднимались обратно к конюшне. — Не знаю, — из-за стучащих зубов речь младшей Гроссман стала нечеткой, — наверное, я схожу с ума. — Мы сошли с ума, когда поступили в кадетский корпус. Возьми, — сестра протянула ей свой плащ, — в этот раз ты всё сделала правильно. — Слабое утешение. От досады Нова прикусила нижнюю губу и выругалась, поскользнувшись на грязи. Наверное, ей стоит подумать обо всём на свежую голову, без эмоций, тошноты и усталости. Но день, как будто нарочно, отказывался подходить к концу. Тишину, которая казалась настолько густой, что её можно было взять в руки и скатать в подобие снежка, нарушал только треск костра и звук закипающей воды в чайнике. Парни и Леви, успевший присоединиться к ним, сухо отказались от импровизированных банных процедур, аргументировав своё решение наступившей темнотой. Нова благодарно кивнула капитану, когда он протянул ей кружку, и села между ног старшей сестры. «Интересно, что произошло с оставшимися полицейскими, и когда Леви успел обработать свои раны?» - вслух свои мысли она решила не озвучивать. Горячий чай неприятно обжёг нёбо, но Гроссман сделала несколько необходимых глотков. Её до сих пор трясло от произошедшего и холодной воды в пруду. Участь чая настигла и сухой крекер, который девушка, давясь, проглотила. Единственное, что она в совершенстве усвоила, хочешь выжить – ешь. — Армин, — Леви сел в круг, — в этой вонючей конюшне у тебя пропал аппетит? Все присутствующие с жалостью уставились на мальчишку, чья кожа гармонично сочетала в себе белые и серые оттенки. В отличие от Новы, он прекрасно справился с задачей «выблевать все впечатления». — Я не понимаю, почему успел попасть в эту женщину первым, — тонкий голос Арлерта на гласных уходил в ультразвук, — ведь она уже прицелилась в Жана. — Она замешкалась, — Софи, которая до этого плела косу младшей сестре, бесцеремонно вклинилась в диалог, — и ты выиграл время. Серые оттенки в цветовой гамме лица Армина стали преобладать. Съёжившись до размеров брошенного котёнка, он отодвинулся от костра и прошептал из тени: — Значит, эта женщина добрее, чем я. — А если бы ты не успел, то Жан не сидел бы с нами, — Соф сильно потянула одну из прядок, и Нова ойкнула.— Прости, Нов. Леви покрутил в руках кружку с бадьёй, которую с натяжкой можно было бы назвать чаем, и сказал: — Софи права. Ты действовал во благо, и твои руки уже запачканы. У Микасы и Новы вовсе послужной список личного кладбища длиннее твоего. Вы как? — В норме, — отрапортовала Микаса, словно ждала этого вопроса. Нова нахмурилась и добавила: — Если бы Соф не драла мне волосы, то вполне. — Ты и так почти лысая, — процедила Софи. Заметил ли Леви её ложь, Гроссман не знала. Как и не знала, насколько отрешённо она выглядела со стороны. Скорее всего, не отличалась от остальных, такая же бледная и мрачная, как поганка, одиноко растущая в корнях дерева. — Это моя вина, — Жан, который отлично справлялся с ролью молчаливого приведения наконец хрипло заговорил, — я тоже замешкался, и своими действиями заставил Армина совершить преступления. — Да, — в равнодушном взгляде Леви на секунду мелькнуло любопытство, — из-за твоей долбанной заторможенности Армин попрощался с завтраком неестественным путем. Но я не могу однозначно утверждать, правильно ли ты поступил, и правильно ли убивать людей. Я сам не знаю этих критериев «правильности». Сейчас ситуация сложилась так, что мы не имеем и малейшего представления о том, как устроен мир внутри стен и за их пределами. Нам нужно восстановиться. Саша, Микаса, Конни и я остаёмся в карауле, остальные отправляются спать, меняемся через три часа. Под синхронное, но вялое «есть» все медленно разошлись по периметру, только Жан напоследок бросил через плечо: — Капитан, в следующий раз я не подведу. Нова упала лицом на покрывало. Слежавшееся сено и отсутствие подушки не смущали её. От усталости ломило даже те кости, о существовании которых Гроссман не знала. Она потянулась в надежде унять неприятные ощущения в коленях и позвоночнике и закрыла глаза. — Будет теплее, если мы ляжем все вместе, — сено зашуршало под весом Софи, когда она опустилась рядом с младшей сестрой, — ночью будет ещё холоднее. — О-о-о, — протянул Кирштайн, даже с закрытыми глазами Нова услышала, как он взбодрился. — Что «о-о-о»? — сухо спросила Соф, — Армин, ты тоже ложись, неизвестно, когда в следующий раз нам удастся поспать. — Ага. Гроссман не удивилась, когда почувствовала, как с другой стороны завалился Жан. Спрятав лицо в покрывало, она закашлялась от запаха плесени и отказалась от этой идеи. Ей оставалось только надеяться, что никто не увидит в темноте, как покраснели её щеки. Да, они часто ночевали в одних палатках и даже под открытым небом во время учёбы в кадетском корпусе, но тогда у всех были отдельные спальные мешки и отсутствие общих воспоминаний, о которых не принято говорить вслух. Сердце забилось чаще, и холод уже не так ощущался. Чтобы хоть как-то провести незримую границу с Кирштайном, Нова повернулась к нему спиной и уткнулась носом в грудь старшей сестры. Нужно было сосредоточиться на сне, однако это удавалось плохо им обоим. Гроссман уже хотела пнуть приятеля за то, что он не прекращал ёрзать. К счастью, через несколько секунд он прижался спиной к ней и, судя по дыханию, заснул. Девушка испытала облегчение и странное, даже неуместное чувство защищённости. Теперь перед глазами не мелькали картинки кровавого месива и мозгов, разбросанных по стене. Почти сразу под равномерное сопение, она провалилась в глубокий сон и лишь на мгновение проснулась от ощущения, как что-то тяжелое опустилось ей на плечо.