***
Молли Уизли смутно понимала, что жестокое обращение с детьми существует, но лично она никогда не сталкивалась с ним. Ее родители были невероятной парой, воспитывавшей ее, и ее братьев и сестер с любовью, заботой и теми ошибками, которые каждый родитель рано или поздно, но совершал в какой-то момент. Ее муж, Артур, был воспитан примерно так же. По правде говоря, ближе всего из того, что она знала, была история Сириуса Блэка, но она не знала подробностей. И лично Молли не могла искренне поверить, что такое возможно. Как мать, отец или любой другой член семьи могли так поступать с ребенком? Однако Молли больше не могла этого отрицать. Сначала она с тревогой обнаружила, что утром трое ее детей исчезли из своих постелей. Огорчение росло вместе с отсутствием записки — Билл всегда оставлял записку, когда тайком сбегал из дома, чтобы она не сильно волновалась, и в кого близнецы такие… а еще пропал Форд Анджела. Ну ничего, как только они вернутся, она задаст им трепку. Так, поглощенная своими мыслями, она пропустила дополнение, которое они принесли с собой, пока не услышала всхлип. Фред или это Джордж? На спине он нес крошечную девочку. Размером с Джинни, с копной — знакомых, таких знакомых — вьющихся черных волос и ярко-зелеными глазами. Молли не нужно было видеть шрам, чтобы точно знать, кто этот ребенок. И она быстро задалась вопросом, почему она испугалась? Почему она здесь? Почему Фред несет ее? Почему-почему-почему… А потом ее мальчики заговорили все разом. Она давно привыкла к тому, что они говорят одновременно, и уже легко могла отбирать необходимую информацию, столь щедро предоставленную ей сразу из нескольких источников, но просвещать своих детей о данном умении она конечно не спешила. Она пыталась объяснить им, что не понимает, когда они говорят одновременно, главным образом потому, что голоса становились слишком громкими, когда они все пытались перекричать друг друга, чтобы услышали именно их. На этот раз Молли держала рот на замке, слушая эту ужасную историю. — У этого моржа на окне были решетки… — Он схватил ее и попытался вытащить из машины, находясь на втором этаже… —…Напугана до полусмерти, мама, мы не можем позволить ей вернуться… — …Закапала кровью, и она беспокоилась об этом, а не о боли… —…Нуждается в медицинской помощи, она все еще сильно ранена, мама и… — Стоп! — слово звучало как приказ, но достаточно тихо, чтобы не напугать бедную девочку. Ее мальчики мгновенно замолчали, когда Молли шагнула вперед, стараясь сосредоточится в данный момент на главной проблеме (шаг за шагом, одна проблема за другой, по порядку). Самым важным в данный момент, были травмы. — Джордж сходи за моей аптечкой, Фред отнеси ее на кушетку, посмотрим на ее ноги. — Мальчики бросились врассыпную, Рон оказался рядом с девочкой. Молли вспомнила письмо, которое она получила накануне Рождества от перепуганного Рона о том, что его лучшая подруга никогда не получала подарков. Тогда она заподозрила неладное, но отбросила эту мысль, сосредоточившись на том, чтобы девочка получила джемпер, такой же как у ее детей и их друзей. И теперь, когда она задумалась о том, что эта девочка осталась совсем одна на железнодорожной станции в прошлом году, даже не зная, куда ей нужно идти, чтобы сесть на поезд… о нет, бедняжка, ситуация явно была даже хуже чем казалось. — Приятно познакомиться, Холли, — сказала Молли максимально умиротворяющим голосом, когда Джордж вбежал в комнату с набором зелий. — Рон довольно много говорил о тебе, — и он был не единственным, близнецы бесконечно болтали о том, как она летает, и даже Персиваль иногда говорил о ней. — Все будет хорошо, обещаю. Холли покраснела и бросила на Рона такой огорченный взгляд, что Молли мысленно рассмеялась. — А теперь могу я взглянуть на твои ноги? — Да, мэм, — сказала Холли, позволив Молли взять ее босую ногу в руку и посмотреть на болезненно глубокие порезы. Сделав это, она внимательно посмотрела на почерневшие синяки на ногах ребенка, они совпадали с теми, что находились на ее предплечьях и в данный момент не были скрыты одеждой. Молли сохраняла приятное выражение лица, болтая с детьми, чтобы успокоить их всех. Но внутренне она уже строила планы. Если это было жестокое обращение, если все было так плохо, как рассказывали ее дети, Молли должна была что-то сделать. Она должна быть уверена, что Холли никогда не вернется в тот дом к тем людям. К счастью, у нее, скорее всего, будет время до следующего лета, чтобы разобраться в этом, составить правильный план и поговорить с нужными людьми. Сара, без сомнения, согласится помочь, а у Амелии гораздо больше опыта, чем у Молли… Ей придется поговорить с Артуром, как только он вернется домой. Они, вероятно, могли позволить себе еще одного ребенка, а Молли всегда хотела еще одну девочку. — Ну вот, — она плавно отстранилась назад, — как ты себя чувствуешь? — спросила Молли. — Гораздо лучше, мэм. — О, дорогая, пожалуйста, зови меня просто Молли. — Хотя стоит держать в уме то, что Молли приложит все силы, чтобы когда-нибудь, рано или поздно, девочка назвала ее «мамой». — А теперь отдохните здесь, все четверо. Мне нужно кое с кем связаться по камину, а потом мы поговорим о завтраке. Они кивнули, и ее мальчики расслабились, поняв, что у них не будет неприятностей из-за спасения их друга. Их не накажут. Но в следующий раз ей придется подчеркнуть необходимость записки. Она скажет Биллу, что будет лучше, если это сделает он, а не она, учитывая их возраст. Серьезно. Все восемь ее детей приложат руку к тому, что она поседеет раньше времени.***
После катастрофы, случившейся в начале лета, жизнь Холли стала немного спокойнее. Молли и Артур приняли ее присутствие с легкостью и без единой жалобы. Ее поместили в комнату Джинни и дали пару старых ботинок Рона, чтобы заменить те, которые она была вынуждена оставить. Остальная ее одежда была сшита из одежды мальчиков, в основном Перси, который в ее возрасте тоже не блистал ростом, а не Рона, который был довольно высоким. Холли была сильно смущена, когда Молли протянула ей одежду, но не смогла сказать «нет», учитывая, что одежда Перси сидела гораздо лучше, чем одежда Дадли. В середине месяца Гермиона навестила их, и Рон удивил ее слегка запоздалой вечеринкой по случаю дня рождения. Большинство ее подарков были одеждой, но Холли нравилось, что она вообще праздновала день рождения, впервые за всю жизнь, как она сказала Рону. Ее комментарий был еще одним дополнением к растущему списку забот о семейной жизни Холли, о котором сама девочка пока ничего не знала. То лето было лучшим в ее жизни после того, как ее приняли в семью «Уизли». Она отпраздновала свой первый день рождения, была принята настоящей любящей семьей. Ей давали минимальную работу по дому, и то, только после того, как она сказала, что хочет чем-нибудь помочь, она играла и посещала дом Ли с близнецами. Она учила песню за песней у Уизли и даже посещала одну из ежемесячных маггловских встреч с песнями с Перси. Вдобавок ко всему, последние две недели лета Гермиона тоже гостила у них, и ей приходилось спорить со своими друзьями о языке, на котором пела ее родственная душа, который, по предположению Гермионы, был из другого мира, доступного через редкий тип магии. Холли была полна решимости найти его, когда они вместе направлялись в Хогвартс, или, по крайней мере, попытаться. Их и дюжину других семей остановили у ворот платформы, когда она наугад закрылась на двадцать минут раньше, что привело к скандалу. Несколько семей не смогли попасть на платформу, и все они опоздали на поезд. Шумиха и разбирательство с министерством были знатными. Всем ребятам нужно было лететь прямо в школу за несколько часов до прибытия остальных учеников. Лично Холли это показалось странным, но она не думала, что это было направлено на нее, пока месяц спустя на нее не напал смертоносный бладжер. Проклятая штуковина раздробила ей руку, а потом из-за их нового профессора защиты у нее исчезли все кости. Каким-то образом близнецы смогли сообщить своим родителям об этом. В результате Холли стала свидетелем того, какими яростными могут быть Молли и Артур в попытках защитить кого-то. Она не могла понять, что кто-то так беспокоится о ней, особенно когда Локхарта чуть не отстранили за то, что он сделал. Рон тоже не смог ничего объяснить, он сказал ей, что она просто должна привыкнуть. Она подозревала, что ее замечание о том, с какой неловкостью Локхарт смотрел на нее, ни капли не улучшило ситуацию и не сбавило их гнев. Затем был целый скандал с голосом в ее голове. Нет, не голос ее родственной души. Он больше походил на шипение и был полон решимости убивать снова и снова. Совсем не странно слышать голос в своей голове, но голос, который не поет? Голос, который твоя родственная душа, казалось, не замечала? Это было немного странно. Однако Холли уже надоело быть уродкой, поэтому она никому ни слова не сказала о том, что услышала. Вместо того чтобы сосредоточиться на Комнате, покушениях на ее жизнь и странностях родителей Рона, Холли сосредоточилась на странном языке своей родственной души. Первый намек на это она получила в «Истории магии» после зимних каникул. Холли ударилась головой о стол и беззвучно застонала. Урок истории профессора Бинса тянулся бесконечно долго, и ее мозг медленно, мучительно разъедал сам себя из-за отсутствия стимуляции, пока не была произнесена одна единственная фраза. Холли вскинула голову, едва не врезавшись головой в поникшего Рона, который собирался заснуть у нее на плече. —…Высшие эльфы покинули наш мир ради другого, — объяснил Бинс своим неизменным нудным тоном, из-за чего остальной класс даже не понял, что профессор хоть на пару слов отошел от темы про гоблинов. Гермиона чуть не устроила сцену, когда Холли бросилась делать заметки о неожиданно важном уроке истории. Обе девушки ловили каждое его слово. — Неизвестно, как и почему они ушли, но мы знаем из наших историй и знаков (суеверий) в магически могущественных областях, что это действительно произошло. — Затем профессор Бинс вновь принялся крутить свою любимую старую шарманку о проклятых войнам Гоблинов. — И это все?! — потребовала Холли, заставив класс вздрогнуть и проснуться. — Но ведь есть еще какая-то информация? Как они туда попали? Откуда мы это знаем? Что это были за знаки? Мы можем последовать за ними? Существует ли целое множество миров?! — Холли бросала вопросы один за другим, как будто стреляла из пулемета, а профессор ее игнорировал. — Сэр! — потребовала она. Призрак потянулся, что-то записывая на доске, его голос гудел, а внутри нее нарастал разочарованный крик, когда сзади кто-то прочистил горло. Холли обернулась и увидела, что Парвати смотрит в ее сторону, а после спокойно сказала: — Если хочешь узнать больше о высших эльфах, я бы посоветовала обратиться к профессору Флитвику, у него три магистрантских работы, и одна из них посвящена эльфийской истории. — Правда? — весело спросила Холли. Большая часть класса повернулась, чтобы посмотреть на них, теряя интерес к профессору ради гораздо более интересного разговора, в котором Холли Поттер потеряла самообладание. — Откуда ты это знаешь? — спросил Рон, дополнив вопрос Холли. — Моя сестра, Падма, одержима эльфами. — Парвати пожала плечами, — она все говорила и говорила о встрече с ним, когда мы ехали в Хогвартс. На самом деле это не имеет значения, суть в том, что он может ответить на некоторые ваши вопросы о высших эльфах. — А ты что-нибудь знаешь? Что-нибудь можешь рассказать? — Немного, наверное, в основном то, что мне рассказала Падма. Давай посмотрим. — Парвати задумчиво постучала себя по подбородку, затем кивнула, — так, очевидно, Высшим эльфам нужно было много магии, чтобы выжить, так как их тела сделаны из магии, и они нуждаются в ней для своего бессмертного существования. Так что мнооооого лет назад, когда Мерлин еще был жив или примерно в то же время, магия начала постепенно истощаться в нашем мире. Ее было достаточно для людей и большинства других магических существ, но для высших эльфов этого было недостаточно, поэтому они должны были уйти в мир с большим количеством магии, иначе они бы все просто умерли. — А потом? — спросила Лаванда, когда они начали собираться вокруг, чтобы послушать речь Парвати. — Тогда, э-э… Значит, они создали какой-то портал; очевидно, какая-то ведьма нашла его несколько сотен лет назад, во всяком случае, он спрятан глубоко в магически могущественном лесу, и его прямое местоположение держится в строжайшем секрете. Невыразимцы — единственные, кто знают, где он; но они защищают его, и физически не могут сказать, где находится это место, ну, знаете, чтобы сохранить его в тайне. Есть одна малоизвестная группа, которая клянется, что когда-нибудь нам он понадобится, чтобы сбежать от магглов, думаю, вы слышали о таких фанатиках. — Все стали активно кивать. — Значит, они могут путешествовать по нескольким мирам? — спросила Гермиона. — А у этих Высших эльфов другой язык, не такой как у нас? — Холли бросила взгляд на Гермиону и быстро поняла, могла ли ее вторая половинка быть эльфом? — Понятия не имею, это ты должна спросить у Флитвика. — Парвати закатила глаза: — Всего я не знаю. Холли решила именно это и сделать, как только закончатся уроки, она схватила Гермиону и Рона и потащила их к кабинету чар. У Холли была своя миссия, своя цель, Гермиона просто сгорала от вопросов, а Рон… танцевал. Девочки ловили его движения краем глаза, Рон был на шаг позади и внезапно останавливался, чтобы станцевал небольшую джигу, начав петь не особо сдерживая свой голос: — Волшебное чувство, становится таким сильным~. Гермиона и Холли замедлили шаг, чтобы взглянуть на него, когда он улыбнулся им и быстро объяснил: — Я подумал, ну, родственной душе Холли, кажется, всегда нравится, когда она поет с ней, я решил попробовать то же самое. Тем более что она такая тихая во время каникул. — Рон весь перерыв переживал из-за девочки, которая только шепотом пела во время летних и зимних каникул, вплоть до этого дня. — Эту я не знаю, иначе присоединилась бы к тебе, — сказала Гермиона, чья родственная душа была противоположностью соулмейта Рона, он никогда не пел в течение года, только на каникулах. Хотя было и исключение. Магглы, как они с Холли знали, пели песни, чтобы помочь рассказать своим половинкам, где они находятся. Магическое сообщество делало это по-другому: их традиции включали школьные песни, которые Гермиона считала глупыми. У каждой магической школы была своя мелодия, и исходя из этого, предполагалось, что родственные души ведьм или волшебников должны быть магами, но, как ясно доказала Холли, сто процентной гарантии не было. Хотя формально песня, которую слышала Гермиона, была волшебной; единственное, что пела ее родственная душа в течение учебного года, стоит заметить, что далеко не первый год, — гимн Дурмстранга. Она знала, что он отправился именно в эту школу и обладал магией — что бесконечно раздражало ее вопросами о том, как она найдет его на такой потенциально большой территории. Они обнаружили, что вторая половинка Рона в прошлом году отправилась в Хогвартс; что ничего не доказывало, но успех идеи с школьными песнями работал. Хотя они узнали, что она должна была в одном потоке с ними, раз она начала петь песню, которая была… немного полезной. Рон крутанулся на месте и, взяв Холли за руку, потянул ее в танец: — Она пела эту песню всю неделю, может быть, кто-то другой ее этому научил? Сомневаюсь, что дома. — Он нахмурился, думая об этом. Возможно, он делал поспешные выводы, но это не могло быть совпадением, что и его родственная душа, и Холли молчали, когда были дома. Рон не мог перестать думать о том, что он узнал о семейной жизни Холли, и представлял в этой же ситуации свою вторую половинку. — Родители ее этому не учили, она такая же, как ты, Холли, дома никогда громко не поет. Это заставляет меня задуматься… — Рон замолчал, заметив выражение лица Холли, и мысленно выругался: он зашел слишком далеко, он знал, что лучше не поднимать эту тему… — Что скорее всего, она не поет громко, когда находится дома, потому что ей это запрещено, — закончила Холли, чувствуя, что ее настроение ухудшается, она не хотела принимать или даже думать об этом, но после того, как она увидела родителей и семью Рона, то, как они относились друг к другу, заставило ее начать понимать, что то, что у нее было, было далеко не нормально. Но она не могла принять это, потому что принять это означало… означало, что ее тетя, ее единственные живые родственники по-настоящему презирают ее. — Прости, Холли, — прошептал Рон. Он весь год говорил с Чарли и Биллом о жестоком обращении, о его признаках и о том, как разговаривать с людьми, которые его перенесли. Сильнее всего на свете он хотел помочь Холли пережить то, что сделали ее подлые родственники. Но он запутался, он понятия не имел, как ей помочь, как справиться с этой ситуацией, и у волшебников не было ничего похожего на маггловских «терра-пистов». — Я просто не хочу, чтобы она так страдала, я не хочу думать о том, что она… — или Холли, — что ей так больно, а я не могу помочь. — Точно так же, как не могла помочь родственная душа Холли. — Иногда ты ничего не можешь сделать, — сказала Холли, ускоряясь, чтобы они не могли видеть выражение ее лица, — иногда люди просто такие. — В ее голове голос ее родственной души зазвучал в счастливой, радостной песне, как будто говоря ей взбодриться. Ее плечи немного поникли, она хотела бы быть такой же расслабленной и уютной, как он. Холли хотела бы делать все, что захочет, хотела бы сбежать, быть свободной, просто… просто… Она покачала головой, когда они подошли к кабинету Флитвика, и Холли постучала, не желая оглядываться на Рона и Гермиону, которые замолчали, обдумывая данную ситуацию. Она постучала в дверь, прежде чем успела поколебаться или передумать, и вошла внутрь, не обращая внимания на выражение их лиц. Флитвик замер за своим столом, увидев детей, заметив покрасневшие глаза Гермионы, которая ничем не могла помочь ни одному из своих друзей. Увидел, как Рон заламывает руки и кусает губы. Увидел разбитое беспомощное выражение лица Холли, которое она стерла в одно мгновение, так быстро, что он был почти уверен, что ему показалось. Почти. — Вы трое в порядке? — он быстро встал и, спрыгнув со стола, направился к ним. — Да, сэр, все в порядке, — инстинктивно ответила Холли. — Пожалуйста, профессор Дамблдор… Я… Может быть, я просто останусь в Хогвартсе? Я не доставлю много хлопот… почему? Это просто… это… ничего, я имею в виду… я просто… нет, сэр. Я понимаю, сэр. — У меня просто есть вопросы о Высших эльфах? Филиус посмотрел на них, заметил, что они пришли в себя, и решил на время оставить все как есть. У него не было доказательств, только подозрения. Ему придется следить за ними, следить за любым признаком того, что что-то не так. Возможно, они были расстроены из-за Комнаты или сплетен вокруг мисс Поттер, многие из его воронят (Когтевранцев) были сильно обеспокоены первым, и он хотел пригласить психолога, чтобы тот навестил их, но его просьба была отклонена. Он знал, что психическое здоровье не было популярным предметом в магическом сообществе, но он ожидал большего от директора и совета попечителей. Возможно, он мог бы убедить других деканов помочь ему в его просьбе, а еще он мог бы поговорить с Минервой о состоянии этих трех конкретных львят. — Конечно. — Он отступил, чтобы сесть и просветить яркие молодые умы по поводу одной из его любимых тем, а заодно сделать себя еще меньше, делая себя психологически ближе к маленьким нервным ребятишкам: — О чем вы хотели спросить? — Портал! — быстро выпалила Холли. — Было ли несколько миров, куда они могли отправиться? Или есть только один? И есть ли у Высших эльфов язык? Знаем ли мы его? Можно ли его перевести? Научиться ему? Филиус сцепил пальцы, сдерживая удивление; он ожидал, что вопросы будут исходить от мисс Грейнджер, которая, по его личному убеждению, должна была попасть на его факультет, по крайнем мере до инцидента с Троллем. Он совсем не ожидал таких вопросов от мисс Поттер, хотя и предполагал, что это не было бы сюрпризом. Ее отметки были идеальными, в намеренном стремлении потерпеть неудачу. Она точно на очко отставала от Рональда Уизли по каждому экзамену, тесту или домашнему заданию. Невероятное количество самоотверженности и ума, которые потребовались, чтобы оставаться на одно единственное очко от мистера Уизли, так точно, но сейчас он был взволнован, увидев, что Холли Поттер проявляет такой интерес к теме, которую он сам так любил. Тем более что до сих пор он никого не смог убедить в ее скрытом интеллекте. Поэтому Филиус начал петь детям свою любимую песню. Он говорил о теориях, связанных с порталом, который никто не видел, кроме невыразимцев. Он объяснил, почему эльфам не могло повезти с магически сильным миром с одной единственной попытки, и поэтому он написал о других мирах, которые могли бы существовать. Затем он заговорил о языке Высших эльфов, который существовал и на котором могли говорить специалисты, к сожалению, которым он не является. — Если вы хотите выучить язык как таковой, вам придется обратиться к специалисту, — он нежно улыбнулся, увидев их нетерпеливость. — Могу я порекомендовать вам одного? — Филиус поощрял любовь к этой теме, поощрял интеллект, подталкивал к мысли, что они должны делиться этим. — С удовольствием, сэр. Он просиял, это был волнующий шаг вперед, который он сделал для нее: — Конечно, его зовут Джон, и он… (От переводчика: Профессор, вы ли это? Так вот откуда у вас знания об эльфах и других созданиях)***
— Так что же он сказал? — спросил Рон несколько месяцев спустя, другую тему для разговора он просто не смог подобрать. Отсутствие Гермионы давило на них обоих; ее проницательность, слова и присутствие делали их группу цельной, и без нее Рон и Холли будто тонули. — Что язык, который я слышу, не тот, на котором говорят эльфы, но он хочет помочь мне научиться говорить на нем. Очевидно, он неравнодушен к языкам и любит изучать все новые и новые. — сказала Холли, шагая по коридору вместе с Роном — А ты как думаешь? Мы можем ему доверять? — она чуть не спросила дневник Тома Риддла, ожидая ответа. Том был очень умен, и она думала, что он сможет помочь, но дневник был украден сразу после того, как она решила это сделать. Что, как она после поняла, было к лучшему. — Гермиона, наверное, будет в восторге, помнишь, она сказала, что он какой-то знаменитый маггловский писатель или что-то в этом роде? — И правда, она именно это и говорила, — вспомнила Холли. — Интересно, хороши ли его книги. — Лично у нее не было времени читать художественную литературу в большом количестве, но когда Гермиона вернется, она, возможно, займется этим. Это была бы отличная тема для разговора летом. — Я бы с удовольствием попробовал почитать его книги. Они должны быть лучше, чем книги Локхарта. — И не наполненные таким количеством фальши, — Холли рассмеялась, но тут же умолкла, услышав напряженные голоса за ближайшим углом. Они с Роном переглянулись, замолчали и подкрались поближе, чтобы подслушать. В Тайную комнату затащили ученицу, и не просто ученицу, а младшую сестру Рона. — Джинни, — Рон в ужасе выдохнул, пошатываясь, с бледным лицом и трясущимися руками. Он покачнулся, прижав руку к ближайшей стене, и его охватило головокружение. Холли быстро подхватила Рона, не только избежав его падения, но и их обнаружения. Рон в отчаянии посмотрел на нее, и ей хватило одного-единственного взгляда. Она обладала умом Равенкло, хитростью Слизерина и преданностью Хаффлпаффа, но ничто из этого не отменяло ее мужества. Холли схватила Рона за руку и потащила его прочь, ее мозг работал со скоростью миллиона миль в час, когда она собирала все кусочки пазла в единую картину, подбирая все полученные намеки — и конечно; именно поэтому Гермиона была в библиотеке с зеркалом в тот день. Неудивительно, что ее нашли с книгой о магических существах. — Василиск, — прошипела Холли. Голос в ее голове, он был не в голове, он не был частью ее души, это был голос, который она часто слышала в стенах. — Что? Холли, где? — Но как это все происходило? И как еще никто не умер — нет, неправильно. Голос ее родственной души загорелся в песне, новой. Она была энергичная, полная жизни и силы, песня битвы, песня, созданная для того, что она должна была сделать. Губы Холли скривились, чувствуя, как растет ее слабость к нему, он всегда все знал. — Миртл! Я идиотка! Нет, подожди, — она нахмурилась, — все остальные такие же, двенадцатилетний ребенок не должен был быть первым, кто собрал все это дерьмо в одну целую картину. Пошли. — Холли потащила Рона по коридору, а ее мысли устремились вперед. Есть ли у нее время, чтобы достать книгу? Нет, неизвестно, как давно пропала Джинни. Они просто должны справиться с этим сами. Она могла бы пойти к профессору… Она не могла полагаться на взрослых, они были бесполезны и не поверят ей, как не поверили год назад, ни в чем… Флитвик помог ей связаться с лингвистом, ему можно доверять? — Куда мы идем? — спросил Рон, мчась за ней, когда она вела его в туалет для девочек, он перестал тащиться несколько этажей назад и доверял ей вести его. — В туалет? — Туалет Миртл, она — та девочка, которая умерла в прошлый раз. — Холли остановилась в дверях и посмотрела на Рона. — Это существо — василиск, а вход в туалете… и мы собираемся спасти твою сестру. Она спасет Джинни с Роном, они сами справятся с проблемой. — Помни, — сказала она, глядя на вход и отверстие, ведущее в Комнату, — при малейшем движении немедленно закрывай глаза. Рон выпрямился, уставился в глубину и кивнул. Они спасут его сестру.***
Размытое цветное пятно — вспышка зеленого — резкие, жестокие слова Тома Риддла, когда он по глупости украл палочку Рона вместо ее собственной. Рядом Рон прикрывал Джинни своим телом, отчаянно пытаясь защитить ее, даже если она была уже одной ногой в могиле, а Холли стояла напротив Тома Риддла перед статуей Салазара Слизерина, одним лишь взглядом бросая ему вызов, пока он насмехался над ней, выдавая все свои секреты в безумном монологе, который, как она думала, злодеи не произносят в реальной жизни. Она была спокойна, пока он делал это, сдержанна, пытаясь придумать план, хладнокровна, когда он раскрыл кто он на самом деле, молчала, пока он… — Ты поешь ему и открываешь свои слабости, — безжалостно сказал ей Том. Пока он не ввел в разговор ее вторую половинку. Самая большая больная точка, которая у нее была, верный способ разозлить ее. Холли вспылила, как это часто случалось с ее матерью. — Он — лучшая часть меня, — без колебаний ответила Холли, — а я его даже еще не знаю. — Но узнает; он сохранил ее рассудок, когда она была так мучительно подавлена и обижена. Он был первым человеком, который полюбил ее, и, как ни странно, уже не был единственным, кто это сделал. Он был тем, кто постоянно подталкивал ее петь, желать обнимать его, находить радость, и он делал это, даже не говоря ей ни единого осмысленного слова. Холли знала заклинания только двух школьных лет бесполезного обучения защитой. Она знала, как драться на дуэли, только благодаря тому, чему Снейп научил их на одном катастрофическом дуэльном уроке. Но это не имело значения, потому что у нее был план; Холли просто должна была блефовать. Это был довольно простой план, который осуществился в тот момент, когда Том украл палочку Рона, в тот момент, когда они оба поняли, что Том не был союзником против зверя. Ей просто нужно было, чтобы он произнес одно-единственное заклинание. Если Том не поймет что палочка может дать обратный эффект, тогда… — Так… так давай же, — поддразнила Холли. Они одновременно произнесли заклинания, и красная и зеленая вспышки вылетели из их палочек, осветив окружающее пространство… Том закричал …Палочка Рона ударилась о землю, и Джинни вздохнула.***
— Значит… гиппогриф — это… что это? — спросил Шанкс Роджера, когда они молча стояли у штурвала. Роджер наклонился, положив руки на древко, и наблюдал, как Руж счастливо танцует на носу корабля с кем-то из команды. Она наслаждалась песней, которую они выучили на последнем острове, это была захватывающая боевая мелодия, которая заставляла всю команду петь и танцевать весь день напролет, все они давали знак своим родственным душам, где они были и как далеко они зашли в своем путешествии. Шанкс, естественно, присоединился к группе, но был разочарован еще раз, узнав, что язык был общим, и он не нашел дом своей второй половинки. — Парень, — Роджер устало усмехнулся, — честно говоря, я не могу дать тебе ответы на твои вопросы, я знаю только перевод слова, но не его значение. Чтобы узнать, что это за «вещь», тебе придется самому отправиться на охоту. Шанкс застонал; понять, как перевести их слова на ее язык, становилось все труднее. Его проблемы начались в летние месяцы, когда был целый месяц, когда его родственная душа вернулась к тому, что на протяжении всего этого времени молчала, он никому так и не признался, как сильно это напугало его поначалу, и не признался в том, что это вообще произошло. К счастью, через месяц он поймал ее на том, что она шепчет какую-то песню; ему было интересно, делала ли она это раньше, и он просто пропустил это из-за того, как тихо она это делала. Он не мог знать, и в конце концов это не имело значения, когда она снова начала петь после этого. Все, что имело значение, было то, что остановило ее от пения в первый раз, Шанкс был отчаянно рад, что она не позволила этому заглушать ее голос на более долгое время, и постепенно голос становился все более уверенным. — Может быть… Гиппо (Hippo — с англ. гиппопотам, бегемот), как те водяные животные и Грифф? — Он поморщился, мысленно представляя себе какое-то проклятое животное с телом бегемота и какой-то птицы. Шанкс быстро выбросил эту мысль из головы: — А как насчет эльфа? Роджер рассеянно промурлыкал: — Почти уверен, что это те крошечные люди на Дрессроуз… Извини, парень, я должен… кое-чем заняться. — Хм? Хорошо, спасибо за помощь, капитан! Итак… Дрессроуз… у нас есть книга об этом? — Шанкс отвернулся, бормоча что-то себе под нос, и зашагал к маленькой библиотеке Оро Джексона. Роджер проводил его взглядом, подождал, пока Шанкс полностью скроется из виду, и только потом рухнул на руль. Он на мгновение зажмурился, пытаясь прогнать боль. Ничего хорошего из этого не вышло. Теперь, когда Крокус покинул корабль и у него закончились лекарства, необходимые для временного избавления от ожога, он начал ощущать боль все чаще и чаще. Слегка шипя себе под нос, Роджер вонзил пальцы в древко руля и чуть не зажег руку хаки, что уничтожило бы ее, что было бы не очень хорошо. Открывая один глаз — когда он успел его закрыть? — Роджер взглянул на Руж, пока она выкрикивала слова песни, эхом отдававшиеся у него в голове. Роджер попытался выпрямиться, отмахнуться, как всегда, но… нет, его зрение затуманилось, он был слишком активен в этот день… ему нужно было… У него не было времени… Роджер открыл рот и тихо пропел: — Ты мне необходима. В этом мире, полном людей, но среди них есть только один, что может убить меня~. — Он смотрел, как Руж медленно останавливается, ее щеки вспыхнули так же ярко, как и волосы, когда она вспомнила те времена. Он навсегда запомнит встречу с ней, повторяя слова песни, которую тысячу раз пел ей с самого детства. Ту самую песню, которую его мать пела своей второй половинке до того дня, когда та не умерла за целый океан от нее. Ту самую, которую, как он знал, Роджер споет Руж, когда встретит свой конец, ту самую, которую Роджер сразу же запел, когда впервые увидел ее на пристани, с тоской глядящей в море. Ему даже не нужно было видеть, как она поет, чтобы понять: одного взгляда на нее было достаточно, чтобы осознать, что она будет принадлежит ему до конца его жизни. — И если мы умираем лишь раз. Я хочу умереть с тобой~, — Он немного выпрямился, когда она осмотрела корабль и подняла на него глаза. Она была полна энергии и любви; Руж любила плавать под парусом по океану, ей нравилось видеть новые места и изучать новые культуры. Она сама была жизнью и приключениями, любовью и острыми ощущениями. Она одним своим существованием могла заставить его боль исчезнуть. Могла заставить угаснуть мрачные мысли в его голове, о том, чтобы оставить ее одну, молодую, о том, что будет делать команда после того, как болезнь, наконец, заберет его. Глаза Руж встретились с его собственными, и он увидел, как она все поняла. Они с Рэйли читали его мысли, как никто другой, они всегда это знали — она сразу же повернулась к Рэйли, и они оба бросились к нему. Роджер вздохнул с облегчением: Рэйли позаботился о том, чтобы за кораблем хорошо присмотрели ночью. Он прикроет Роджера, и с Рэйли во главе никто не узнает, насколько все плохо. И Руж, его прекрасная жена, будет рядом, когда он улучит момент, всего лишь один момент, чтобы позволить боли проявиться, дать своему телу отдохнуть. — Если мы живём лишь раз. Я хочу жить с тобой~ — пропела ему Руж, вкладывая слишком глубокий смысл в каждое пропетое слово, когда подходила к нему все ближе. Столько времени, сколько она могла украсть у богов, столько счастья, сколько могла потребовать и вырвать из их рук. Она будет жить с ним без сожаления, сколько сможет.