Не время умирать

– Ты и здесь постарался. Не расскажешь, как тебе удалось выбить такое удачное место прямо под носом у полиции, м, Исин? – пробует выведать Сяо Чжань и прыжком преодолевает расстояние между крышами, распугивая всех голубей. Оторвавшись от хлипких и немного отсыревших после ливня строительных досок, что лежали на выступе, он группируется в воздухе, мягко приземляется на ноги и продолжает бег. До участка, окружённого жилыми домами, осталось совсем ничего. Однако в спешке забыв свои перчатки, Сяо Чжань уже не сможет спуститься так быстро, как хотелось бы, и без них выигранное им время теперь не имеет никакого смысла. Он нечасто пользовался чёрными ходами, убеждённый, что трубы на то и рассчитаны, чтобы делать спуск вниз максимально быстрым (хоть и небезопасным), но в этот раз по-другому никак. Придётся положиться на лестницу и то, что выход к ней всё-таки не заперт. Исину как-то удалось договориться с техническим персоналом, который обслуживает в доме впереди всю сеть вентиляции, и это настораживало. В их городе никто не склонен помогать просто так, даже если это касается самой обычной вещи, вроде оставленного в замочной скважине ключа, которым воспользуется бегущий. Эта предусмотрительность на шаг вперёд не переставала Сяо Чжаня поражать: вот уж точно, главное не деньги, а умение удачно заключать сделки, ведь любой вход и он же выход всегда будет им полезен. Стало быть, Исин не просто прощупал почву на непредвиденные случаи, он точно знал, что что-то подобное обязательно произойдёт. Помимо остального, Сяо Чжань хотел бы поинтересоваться, а не из-за Ибо ли тот так побеспокоился обо всём и прорыл чуть ли не подземные ходы, чтобы у них была возможность подобраться к полиции вплотную? Исин подметил что-то, что Сяо Чжань в упор не замечал? – Поменьше суйся туда, где тебе не рады, и тогда, может быть, узнаешь. Вперёд, потом налево. Красная дверь будет прямо перед тобой, не пропустишь, – слышится в ухе вместе с приглушённым стуком по клавиатуре. Без лишнего прямо и по делу, ничего нового. – Значит, никогда не узнаю, – сдаётся Сяо Чжань, зная, что проще из мёртвого вытащить ответы, чем добиться чего-то от Исина. Позарез нужная ему дверь оказывается всё-таки открытой. Сяо Чжань толкает её плечом, теряясь из-за мелькнувшей перед глазами темноты. От громкого хлопка, что сотрясает здание с первого по двадцатый этаж, Сяо Чжань отшатывается и хватается за стену, чем-то пачкая ладонь. Думает перевести дыхание, потому что силы уже на исходе, но не даёт слабине и шанса. Тут же отталкивается от стены и сбегает вниз по ступенькам. Дыхания на полноценный вдох не хватает, но к чёрту всё. Поблажек не давал даже Джексону, когда на тренировке требовал не ныть и выжимать из себя всё до последнего; себе так тем более не позволит сойти с намеченного пути. Понимая, что сейчас придётся действовать исключительно по ситуации, Сяо Чжань переходит на режим автопилота: плана как такового у него нет, и нужно придумать что-то выполнимее «выбраться целыми». Ничего не выйдет, если он не обдумает хотя бы примерную последовательность своих шагов; любые неожиданности могут привести к провалу, а ему не хочется ни самому падать, ни тащить за собой Ибо, только не его. В этой пропасти их будет ждать что угодно, кто угодно, только не спасение, и на выручку придёт нестерпимое как боль желание поскорее умереть. Те вещи, которыми их всегда пугали, теперь кажутся Сяо Чжаню куда реальнее, чем пару месяцев назад. Ибо столько времени прятал его за своей спиной, что теперь, когда уже предстоит защищать его самого, Сяо Чжань костьми ляжет, уйдёт на тот свет, да неважно что, но бросит вызов обстоятельствам, жизни и будет стоять до последнего. Сделает это далеко не ради себя, не ради Ибо, а для них обоих, для будущего, которое никто ему с билбордов не пообещает. Сяо Чжань создаст его сам, ведь Ибо – его семья, и этого уже не отнять. Но мало одной веры в успех. И пока Сяо Чжань мечется от одного плана к другому, то уже подбегает к двери с выходом в переулок. Уйти оттуда вбок – и будет полицейский участок, а там центральный вход, где пройти можно только по пропуску, которому из воздуха не взяться. Но это не должно стать особой проблемой – кто ищет, тот всегда найдёт. Или же, очевидно, разыщет вход с другой стороны. Открытое окно для него – что дверь, важно просто не создать лишний шум и оказаться внутри без свидетелей. Не так-то просто обернуться тенью среди белого дня. Но Сяо Чжань проскользнёт, не впервой. Сольётся с окружением и нанесёт удар туда, где его совсем не ждут. Лишь бы успеть убраться от ударной волны. С Ибо. Как можно дальше. Куда ноги несут и глаза глядят. Вместе. Сяо Чжань слегка напирает на дверь, не до конца открывает и придерживает её ногой, выглядывая на улицу настолько, насколько позволяет небольшая щель. Весь вид закрывают стоящие рядом к выходу мусорные баки, но даже так он ни с чем не спутает припаркованную ближе к выезду на дорогу полицейскую машину – и вот это уже больше похоже на проблеск надежды. Он выходит наружу, перебарывая отвращение, поглубже вдыхает воздух, что пропах недавно высохшей краской, и со слабым щелчком всё так же тихо прикрывает дверь. Его движения размеренные, только импульсивность чересчур безумствует в голове: Сяо Чжань собирается по-быстрому понять, что ему даёт эта машина, и осмотреть салон через тонированные окна, но с запозданием обнаруживает, что водительская дверь открыта. Рядом с ней коп, а у него как не было, так и нет никакого времени сидеть в засаде. Поэтому Сяо Чжань решил не думать, а действовать. – Ты молчишь, и мне это не нравится, – голос разума никто не приглашал, но Исин любит появляться в самый неподходящий момент и вселять в Сяо Чжаня сомнения. Только для этого уже поздно: тот поступает, как должен. Как уже давно было пора. – С чего ты взял, что я буду много говорить? – не понимает Сяо Чжань и нападает, с разбегу пытаясь обезвредить тут же потерявшего равновесие копа. Сбивая с ног, он вместе с ним впечатывается в стену и согнутой в локте рукой пережимает горло. Пока коп медленно, но верно теряет сознание, Сяо Чжань очень старается не растерять терпение окончательно, ведь ему неслабо так досталось от своей же самоуверенности. Коп ничего не успел понять, а вот Сяо Чжань едва ли мог выдержать такой вес, проехался лопатками по кирпичу дома и чуть было не прокусил из-за этого язык. Поэтому до Исина быстро доходят недовольные слова, сдавленные и произнесённые сквозь сжатые зубы. Но был бы он из тех, кого это может хоть как-то испугать... – Ты не волнуешься, – с задержкой отвечает Исин; у Сяо Чжаня сложить два плюс два выходит туго. К чему гэ всё это говорит?.. Кое-как отдышавшись, он отпускает неподвижное тело копа и поднимает голову к небу. То, как Сяо Чжаню сковывает горло от сделанного, даёт свой ответ. Действительно, не волнуется. Но когда это на самом деле так, то Сяо Чжань говорит, и так много, что Исин по связи не стремится тыкать в него палкой и проверять, остался ли ещё кто-то на том конце. Да и, спустившись на двадцать этажей ниже, сам признаёт: ага, как же, не волнуется. Первым делом подводят трясущиеся от страха колени, на которые он сейчас же и опирается. И, опуская глаза, рассматривая форму копа, которая ему уж точно пригодится, Сяо Чжань говорит себе, повторяет, что боится, но не за здоровье чуть не задушенного им человека, а за то, как скоро и кто обнаружит, что машина, рядом с которой всё это произошло, не выехала на патруль. – Поверим в то, будто так оно и есть, – на выдохе произносит Сяо Чжань. Если вселить в эту ложь немного уверенности, то, выходит, и бояться нечего. Да. Жил во лжи, поживёт ещё. И переживёт даже этот опустошающий его страх.

***

К управлению полиции Сяо Чжань подъезжает в прямом и переносном смысле совсем другим человеком: форма с чужого плеча сидит на нём как своя. На секунду он даже понимает Ибо, который в какое-то дежурство, занятое его поимкой, доказывал, что ничем одежда копа по удобству не уступает одежде бегущего. Почему это так врезалось в его память, как чёртов воротничок в горло, – неизвестно, но многое из того, что Сяо Чжань слышал от Ибо, каким-то образом накапливалось. И хотя, возможно, особо никакой ценности эта информация про форму не несла – даже неважно, что всё это удобство оказывается таки неправдой – Сяо Чжань, заехав на полицейской машине в подземную парковку, на подходе к лифту подумал, что совсем ничего ему не натирает. Ибо же терпел это дежурство за дежурством; а для него главное – одёргивать пальцы от верхних пуговиц и не показывать никому свой дискомфорт. Таких тут ловят сразу. Когда к нему в лифте на этаж выше, оттесняя в угол, присоединяются ещё копы, Сяо Чжань думает, что побыть в чужой шкуре – это уже как-то слишком. Но ему нужно встать на место Ибо и понять, каково учитывать всё, чтобы не разоблачили. Видели только то, что он хочет показать. Каждая деталь важна. Помнить о маскировке, сливаться, кучу раз напоминать себе: достать нужно только одного, одетого так же, как они здесь все, только бы не упустить и... Не отпустить. До самой земли. Сяо Чжань выходит на пятом этаже. Он сознательно не осматривается по сторонам, потому как это выдало бы в нём человека, который ходит здесь впервые. Ноги сами ведут в нужном направлении. Точнее – ведёт голос Исина, указывающий, куда надо свернуть и где его ждут комнаты для допроса. В остальном же Сяо Чжань полагается на свои глаза и уши: те видят только подозрительное отсутствие людей за матовыми стёклами и слышат такую же не внушающую доверия тишину. Добрая половина отдела куда-то подевалась, и Сяо Чжаню не от большого любопытства интересно, где они все. Стоп, он же хорошо перевязал копу руки найденной в бардачке изолентой, не мог же тот так быстро очухаться и поставить всех на уши. Сяо Чжань замечает, что к его шагам прибавляются ещё одни, не такие приглушённые, как от его пружинящей подошвы кроссовок, более громкие, как от каблука. Он бросает взгляд за спину и замечает-таки единственного на этаже копа, не спеша идущего к лифту с какой-то едой, завёрнутой в бумагу. Сяо Чжань оказывается с ним один на один и понимает, что становится только заметнее, без дела слоняясь по коридору. Обернувшись, он встречается взглядом с ещё двумя вышедшими из-за угла. Зажат с двух сторон. Вдох. Они заняты каким-то спором: один активно жестикулирует, что-то безостановочно рассказывая, второй просто осматривает Сяо Чжаня с ног до головы уж больно устало и незаинтересованно. Без подозрения. Наверное, своих проблем хватает, особенно когда над ухом кто-то зудит. Замешательство остаётся незамеченным. Выдох. В итоге, он разминается и с ними. Спасло лишь то, что те явно куда-то торопятся. – Если где и оставили твоего копа, то точно в комнате для допросов, вряд ли кто станет заниматься им в обеденный перерыв. Думаю, не сразу даже кинутся искать, если он исчезнет, поэтому найди уже свою пропажу и выметайся оттуда, – разобрал Сяо Чжань, но не понял. – Как тебе, понравилось услышать слово в слово то, что ты сам использовал при задержании преступников? «Всё сказанное может быть использовано против вас в суде», ха. Неслабо так бьёт по самолюбию, да, Ибо? Сяо Чжань застывает, будто наткнувшись на преграду, и думает, что лучше бы он почувствовал проходящий по спине холод, нежели замешательство, которое вот-вот лишит его рассудка. Исин говорит одно, пытается вытащить хоть слово, пока Сяо Чжань слышит только помехи. Не может же треск в ухе звучать слишком знакомым голосом. Его парализовал тот самый яд, который два года назад распространялся по всем нервным окончаниям, и в этот раз он грозился добраться до самого сердца. Всё... всё только в его голове, там и должно остаться. Но Исин. Он пробует сконцентрироваться на Исине, это он, и неважно, что слова не те, расходятся, двоятся и заставляют сжимать кулаки. Сяо Чжань же обещал, что это никогда не выйдет за пределы его воспоминаний – губительный голос, несущий месть, полный выдуманной справедливости. Он ведь обещал Ибо, а тот – ему. Но прямо в затылок продолжает настойчиво врезаться этот голос, который будто бы обрёл за время силу. И яд уже не просто льётся в уши, он... Въедается под кожу. – Ты хоть что-то бы для приличия сказал, не каждый же день ловим кротов вроде тебя. Не подтвердил ничего, но и свою вину отрицать не стал, на тебя как-то не похоже. Быстро ты сдался. Согласись, любопытно выходит: сажал за решётку отбросов, а так внезапно сам им оказался. Какое это предательство с твоей стороны – связаться с бегущими. Сдались они тебе. А главное – сдался ли ты им? Кто тебе поможет теперь? Ты, конечно, не беспокойся, тебе до суда бы дотянуть, а там – тюрьма, заслужено пожизненный отпуск. Я столько улик на тебя наскрёб, поверь, судья мои труды точно оценит. Но заговорить... о, поверь, тебе придётся. Сяо Чжань не видит себя со стороны, но отлично представляет лицо того, кто втаптывает если не остатки, то ошмётки гордости, на которую неизвестно сколько раз плевали: с теми способностями, что были у Ибо, не у каждого бы получилось так долго скрываться, заметать следы и водить по ложным. Молчание – никакое не золото; это сила, полученная из унижения себя ради защиты другого. Для того, чтобы понять, почему Ван Ибо не отпирается и следует, куда ведут, Сяо Чжаню и думать не нужно. Любое слово – это слово против, а на хромую попытку вывести его из себя Ван Ибо вряд ли собирается вестись. Сяо Чжань с его выдержкой очень хорошо знаком. Он и сам бы не стал обнажать зубы – перебить чей-то триумф не так сладко, как затмить полностью, а побег Ибо этому копу чести не сделает. Из-за этого тот в свою же ловушку попадает: вскипает, бесится, что не получается ничего, а они уже почти у комнат допроса, чтобы там повеселиться. Сяо Чжань собирался прервать это веселье. Не может Ибо – сможет он. И... как там коп, наёмник или кем бы он ни был, спросил? Сдался ли ты им? Ибо не просто сдался кому-то. Он нужен бегущему, чьё имя на несколько дел потянет, чьё слово может испортить кому-то жизнь, разрушить её бесповоротно. Растерзать кого-то голыми руками – это не порезаться о правду, которая другим глаза мозолит: люди всегда боялись и будут бояться тех, кто может открыть миру их самые страшные тайны. – А что насчёт твоего бегущего... – то его бегущий уже здесь, чтобы заткнуть одного пустослова. Сколько же самообладания в Ибо, если для Сяо Чжаня это становится последней каплей? Достаточно только вдохнуть, чтобы развернуться и оценить, куда и кого можно впечатать лицом в стену. По бокам от идущего с опущенной головой Ибо шагают ещё двое. Те самые пешки, пушечное мясо, которым когда-то был и является этот самый коп, с победой и ликованием держащий руку на плече почти что заключённого. Беря одного неожиданностью, Сяо Чжань резким выпадом вперёд хватается за одежду на талии и отталкивает к стене, упираясь туда же носком своего кроссовка. Пока второй наконец включается и реагирует, Сяо Чжань уже несётся на него с телом первого копа, по отточенной до совершенства схеме оказываясь за спиной. Из рук первого выпадает пистолет, его Сяо Чжань отпихивает ногой куда подальше, наступая на кисть. А пистолет второго, без применения лежащий в кобуре, оказывается в его собственных руках. Управляемый злостью, Сяо Чжань выпускает пар на тех, кто мог помешать ему вести разговор с основной их проблемой – Чо Сынёном, который, похоже, не способен ни на что кроме красивых разговоров. Долгое время Ибо позволял другим вытирать о себя ноги, так почему сейчас Сяо Чжаню так просто прощать за это? С чего ему не захотеть развязать свои руки и дать под дых каждому? Самому заслонить от ударов, что Ибо терпел за двоих. А пистолет только поможет в этом. Он не медля снимает его с предохранителя и направляет на врага, которому в прошлую встречу так и не осмелился заглянуть прямо в глаза. Но встречается Сяо Чжань с другими, не менее злыми и потерянными, чем его собственные. В Сяо Чжане смелости столько не помещается, сколько неразбавленного страха, с которым Ибо его рассматривает, – будто ощупывает, даже ничего не делая, и Сяо Чжаню хочется бросить да цел я, цел. За тобой пришёл. Но понимает, что взгляд Ван Ибо говорит с ним не как прежде и не то что сотрясает всё внутри – просто травмирует снаружи. По ране в секунду, что Ибо не моргает, беззвучно шевеля губами. Быстро исполосовывая Сяо Чжаня, когда опускает глаза чуть ниже, заглядывая прямо в дуло. И у кого тут пистолет, на кого он его, чёрт возьми, направляет? Тогда Сяо Чжань осознаёт, что целым отсюда уже не уйдёт. Слёзы, что едва держатся, лишь бы не сорваться вниз по щеке, делают глаза Ибо до того стеклянными, что Сяо Чжаню приходится сильнее перехватить оружие в своей руке. – Что ты здесь делаешь?! – раздражение Ван Ибо одним махом перечёркивает весь контроль над ситуацией, всё разом обрушивается: будто это не время неподходящее, место, даже не этот вопрос, а сам Сяо Чжань. Нетрудно смириться с тем, что Ибо не верит в его появление; сложно увидеть, что на него и не надеялись. Но Сяо Чжань никогда не бросал слов на ветер. Не было пустых, ничего не значащих обещаний, как и Ибо не был пустым местом, чтобы Сяо Чжань вот так просто взял и посчитал, будто его жизнь хоть немного дороже того, что они должны быть вместе. Сяо Чжань спрашивал Ибо, на что тот готов, если ситуация обернётся не в их пользу, что он сделает, если придётся выйти из образа справедливого полицейского. Получится ли у него оставить всё в далёком прошлом. Стать другим. Пришло время проверить, чего же стоит тогдашнее «я справлюсь». В полёте никогда не разбивается один, если прыгнули двое. И если парить в воздухе им осталось недолго, то Сяо Чжань хотя бы смягчит неотвратимое падение. – Прекрати уже прятаться за его спиной, ублюдок! Мне нужно знать, куда стрелять, чтобы спустя два года сделать с тобой то, на что тебе со мной духа не хватило! – кричит Сяо Чжань, Ибо от удара дула по затылку наклоняет голову, и виновник всех их бед наконец-то являет своё истинное я. Никто не мог оправдывать поступок Сяо Чжаня, как и винить за него. Особенно тот, кто к званию отброса был намного ближе, чем они оба: наёмники пригрели себе место в полиции, процесс гниения, как оказывается, заразен. У Сяо Чжаня руки чешутся проехаться по физиономии, что не так давно, возомнив себя вершителем их судеб, смела распинаться о том, чего достойна полиция. Не всем суждено в полицейской форме стать умнее, зато она прибавляет наглости. Что ж, для того, чтобы уподобиться ему, Сяо Чжаню никакая другая одежда не нужна. Немного решимости вполне достаточно. – Не говори такие обидные слова, пока твой горячо любимый коп с пистолетом у головы. Мой палец и соскользнуть случайно может. В прошлый раз нужно было не давать ему мучиться и стрелять чуть выше. Или... хм, я промазал тогда? – задумчивое лицо наёмника подмывает Сяо Чжаня ляпнуть, что прицел у того хреновый, да, но не память: те, кто забывает старые обиды, не делает всё для того, чтобы отомстить за унижение затоптанной гордости. – Прости, Сяо Чжань, уже не вспомню. Сейчас-то я могу исправить эту оплошность. Никаким сюрпризом твой приход не стал, так что я как мог тянул с задержанием. Ибо даже успел поработать над отчётом по твоему делу... – Сынён... – сконфуженно подаёт голос Ван Ибо и даже не пытается что-то отрицать. Но тут-то Ибо должен дать отпор. Не просто выдавить из себя то, из-за чего выражение лица Сяо Чжаня меняется в несколько раз быстрее, чем он успевает вообще что-либо предположить. Ибо никогда не говорил, что занимается его делом, ведь Сяо Чжань просил исключить любое упоминание своего имени рядом с его, чтобы их совсем ничего не связывало. Чтобы никто и никогда не узнал лица Сяо Чжаня, если их вдруг поймают. Сяо Чжань очень старается понять, что всё это значит, но не принимает с ходу то, как всё это выглядит. Нельзя вестись и верить всему, что пытается наплести этот грязный рот. Поэтому он хочет закрыть глаза на попытку создать между ними раскол и пролить свет на какое-то там дело, что всё это время (а если это и так, то всё неочевидно ощущается и бьёт по сердцу, как предательство) было под руководством Ибо. Может, его запугали? – Кто же расскажет ему, что все ваши встречи заканчивались в расследовании новыми деталями о бегущих, если тебе, Ибо, лучше сейчас лишними словами не разбрасываться? На тебя, если ты забыл, два пистолета направлено, – Сынён обращается к Ибо, но даже не смотрит на него, змеёй оплетая горло Сяо Чжаня с расстояния. – Прекращай. Я не знаю, что ты себе там придумал, какой идеей болеешь, но неужели тебе так сильно хочется насолить мне, что ты идёшь по головам? Ибо здесь не при чём, если в кого и нужно стрелять, то это в меня. Но мы оба знаем, что ты не можешь. Он и я нужны тебе живыми, – говорит Сяо Чжань, не позволяя голосу дрогнуть под этим давлением. Его порядком достали ничтожные усилия вывести его из равновесия и заговорить зубы. Пора с этим заканчивать, разговор слишком затянулся. – Да, ты прав, – пожимает плечами наёмник, неслабо похлопывая по плечу сморщившегося от боли Ибо, которому от него и так изрядно досталось, и только после, притворно осматривая пистолет, с настораживающей ухмылкой переводит взгляд обратно на Сяо Чжаня, – живыми. Но разве что-то говорилось о небольшом отверстии от пули? Выстрел. Всё смешалось – и запах металла, и его привкус во рту. Сяо Чжань уже не может отделить свой крик от крика Ибо, до него доходит только то, что пальцы сами по себе разжимаются и пистолет каким-то образом исчезает. И что защищать Ибо больше нечем. Кровь, которую он видит на поднятой к лицу ладони, не воспринимается как своя. И если она чужая, то всё гораздо хуже, чем Сяо Чжань себе представляет. Но попытка позвать Ибо с вырвавшимся вместо имени хрипом трещит по швам. Зрение подводит, все звуки бросаются врассыпную, атакуя гудящей тишиной, тогда как ощущение себя и своего тела словно действует по незнакомому плану, убегая как можно дальше. В этой боли слёзы и пуля, в спасении от неё – одна таблетка, от которой Сяо Чжань долгое время назад отказался. В слепой уверенности взрывается хохотом Сынён, в неслышном сомнении медленно исчезает Ибо. Даже когда далеко не чужие руки поднимают лицо и заставляют смотреть в глаза, которые уже не стеклянные – острые – Сяо Чжань всё равно не верит ни во что. Совсем разбитые. В мелкую, впивающуюся в сердце крошку. Они, кажется, даже о чём-то просят. Или это не они, а губы, от которых Сяо Чжань отводит взгляд, потому что те шевелятся слишком быстро. Всё это неправда. Такой сильной боли просто не может существовать, только если не ранили Ибо. Но если вокруг столько обмана, в который его заставили поверить, то, возможно, и боли никакой нет? Сяо Чжань подвергает сомнениям даже её – та была слишком нереальна для того, кто видел её, предостаточно слышал и физически очень много чувствовал. И хотел бы он хвататься за своё сознание, как Ибо, который не перестаёт трясти его за плечо, звеня у самого уха наручниками. Знать бы, куда он денется, где пропадёт и что настигнет Сяо Чжаня следом, но всему этому всё равно не уменьшить той радости, которая провожает его, наконец, в темноту. Сяо Чжань был рад, что успел не просто подумать о Ибо, но и понять, что о нём думают тоже – пусть и через ощущение нескольких слёз, упавших на его кожу. Ведь не могло же это сердце Ван Ибо так быстро стучать под его щекой.