Отец, Вы грешник?

      — Куда же Отец мог подеваться? Его не было на наших молитвах уже неделю, сестра.       — Джулия, не переживай, просто он очень занятой человек. Наверняка он сейчас ездит по школам, просветляя детей, или же помогает епископу.       Джерард еле сдержал нелепый смешок, представляя, чем на самом деле мог заниматься священник всё это время. Тем не менее, он не переставал надеяться, что инциндент после молитвы не будет поводом выгнать его. И сейчас он боялся представить, что будет дальше.       — Сёстры, только не ввязывайтесь в спор. Лучше помогите мне закончить вышивку, осталось пару стежков и портрет будет готов.       Джерард подошел ближе к говорящей девушке, разглядывая вышивку. На ней был изображён Апостол Пётр — первый папа римский по утверждениям католиков. В детстве Джерарду он казался смешным за счёт слишком уж неопрятной седой бороды. Он взял вышивку в руки, продолжая дело сестры.       — Джулия, будь осторожна, не уколи палец. Постой, это ведь тебя тогда при всех вызвал к себе Отец?       Да, он успел стать звездой за время своего недолгого пребывания здесь: после того короткого разговора Фрэнк, не думая, что все посчитают это странным, хвалил монашку перед всеми остальными, рассказывая, как прекрасно она исповедовалась предыдущим вечером. Но почти все вокруг понимали, что нужно было сделать, чтобы тебя хвалил сам Фрэнк.       — Да, я просто открылась ему, рассказала обо всем, что можно считать грехом, и ему понравилась моя честность. А ты про что?       Сёстры встретились злыми взглядами, оценивающе разглядывая друг друга. Джерард выкинул вышивку из рук, не выходя из своего драматичного образа, о котором не забывала Катрин, которая прямо сейчас осуждающе посматривала в их сторону, стоя в другом конце коридора. После того вечера они лично больше не говорили.       — Я наслышана о том, что Отцу Фрэнку очень тяжело угодить, а ты только пришла, а уже…       — Обвиняешь меня во лжи? Как некрасиво, сестра!       Джерард совсем немного повысил голос и развернулся на одних пятках, быстрыми шагами удаляясь прочь от десятков любопытных глаз, ожидающих от него ответа. Он спускался по лестнице и широко улыбался, зная, что в очередной раз заставил окружающих завидовать. Даже короткие перепалки были единственной пищей для развлечения, которого здесь совсем не было. Поэтому он выбирал конкуренцию.

***

      В очередной раз он вставал на колени, чтобы рассказать Господу, как прошёл его день. Это становилось таким привычным разговором, сравнимым с общением с собственными родителями, только безответным. Джерард научился абстрагироваться от окружающих, целиком уходя в своё сознание, которое, словно на ладони, излагал небесам. Моменты молитвы были единственными, когда он мог не притворяться и не врать.       — Спасибо, секретарь, если это нужно, закупайте больше продуктов, пока нас спонсируют. И ещё…       Фрэнк остановился на пол пути, взглядом встречая молящегося Джерарда, и его удивил не сам факт молитвы, а то, что от него больше не исходило этой странной черноты, пачкающей его душу. Он стоял и искрился, от него так и веяло чистотой и теплом, Фрэнк видел, как его слова одно за другим струятся от губ и взлетают высоко под купольный потолок, просачиваются через него и продолжают свой путь всё выше.       Он остановился прямо посреди зала, заставляя всю его свиту, идущую позади, врезаться друг другу в спины, и схватился за сердце, чувствуя, как оно начинается биться всё быстрее, пока он не отводит взгляд от этой невероятной картины. Фрэнк сел на скамейку, потому что собственные ноги отказывались его держать, желая устремиться навстречу к его самой странной находке за всю карьеру — Джерарду. Но такое действие прерывать было нельзя.       Некоторые из монашек всё же прервали молитву, услышав родной голос и развернувшись лицом к священнику, принимались молиться за его благополучие. Несколько из монашек заплакали от радости, шепотом упрашивая Отца почитать им вслух. Но Фрэнк даже не опускал на них взгляда, ожидая, когда на него, наконец, обернётся Джерард, который делал вид, что не замечает его.       Когда время молитвы кончилось, Джерард медленно встал, не обращая внимание на своё учащающееся от страха дыхание, он всё ещё боялся посмотреть на Фрэнка и стоял к нему спиной. Священник тем временем, жестом отгоняя от себя всех своих послушниц, шёл прямо к Джерарду, не сводя с него глаз. Свита и монашки с неодобрением наблюдали за ними. Сестра Катрин отрицательно и разочарованно мотала головой.       — Джерард, не говори ни слова. Как только я сделаю шаг — иди за мной.       Фрэнк шептал эти слова в чёрные волосы, когда подошёл так близко, что мог своей грудью чувствовать биение сердца напротив. Он положил руки на узкие плечи, легко их сжимая, и Джерард едва заметно кивнул, соглашаясь. Что ему оставалось делать, когда с сотню глаз были уставлены на них, когда те самые сгорающие с зависти монашки наблюдали, как миллиметры между ними сокращаются.       Фрэнк сделал шаг влево, настойчиво разворачивая Джерарда за собой, и они направились прочь от всех этих людей: священник быстрой и уверенной походкой, а послушник за ним, едва успевая догонять. Оба они молчали прямо до того момента, пока не дошли до душевой. И Фрэнк любезно приоткрыл перед смущенным до краски на лице Джерардом дверь, пропуская его вперед. Фрэнк прошёл следом, усаживаясь на лавочку и доставая из кармана пачку сигарет.       — Отец, объясните всё! После того Вы просто исчезли, а сейчас… Сейчас Вы просто молчите.       Джерард стоял перед ним, пытаясь заглянуть в опущенное вниз лицо. Он постепенно выходил из ступора, и умиротворение внутри менялось на гнев, который он испытывал всю неделю до этого, только недавно успокоившись. Отец сидел всё также молча, медленно поднимая на него горящие глаза, те самые, которые он видел в первую их встречу.       — Да Вы хоть понимаете, что я испытал? Я всё это время мучился, думал, что это всё значит. Зачем Вы исчезли? Теперь я чувствую себя грешником.       Фрэнк резко вскочил со скамейки, словно обожжённый, и их лица оказались совсем близко, он, словно зверь, вглядывался в распахнутые глаза своей обезоруженной жертвы. Пускай он выглядел невероятно злым, его рука очень нежно прошлась по чужой щеке, тут же обхватив подбородок, и он принялся говорить монотонно, будто гипнотизируя.       — Ты не представляешь, как изменился за эту неделю, ты очистился, в моих глазах ты теперь как белый лист. В тебе сейчас нет ни капли дурного и грешного, не смей нарекать себя таким. Я никогда не делал того, что может навредить другому. Я принял тебя, как посчитал нужным и не жду благодарности, но почему после всего, что я сделал, ты ещё недоволен?       Джерард потерял дар речи, его губы были будто заморожены от этих слов, и он бы упал в обморок, если бы вторая рука Фрэнка в этот момент не оказалась на его талии, притягивая едва дышащее тело к себе. Вокруг было, как и подобает этому месту, темно, и горело только несколько заранее подожжённых свеч, в слабом свете которых их глаза встретились, не в силах даже моргнуть.       — Не бойся меня — это всё, чего я у тебя прошу. Просто доверься мне, сейчас. Как ты мог подумать, что я тебя оставил?       — Простите, Отец…       — Извиняться уже не нужно, ты достаточно молился. Я хочу для тебя только одного. Я приготовил здесь всё для того, чтобы порадовать тебя.       После этих слов Фрэнк притянул Джерарда ещё ближе к себе, двумя руками сжимая его талию, и парень почувствовал, что мужчина предельно возбужден, и дело здесь идёт вовсе не о исповедовании, но Джерард только послушно выдохнул горячий воздух ему в лицо, ещё крепче прилегая к теплой груди, чувствуя, как кружится голова от всего происходящего.       Злиться дальше было очень тяжело. Этот спокойный голос снова покорял его, сквозь уши проникая к самому сердцу, будто он забирался прямо под кожу, действуя как анестезия для всего плохого. Джерард долго думал над тем, что с ним происходит в присутствии Фрэнка, и остановился на том, что у священника всё же есть больше власти, чем у обычного человека.       — Успокоился? Я хочу, чтобы ты разделся.       Фрэнк уселся на всю ту же лавочку и, широко расставив ноги, закурил, выжидающе поглядывая на Джерарда, словно футбольный болельщик на игре. Джерард, снова покрасневший от нескольких слов, сначала решил, что это шутка. Но когда Фрэнк чуть нахмурил брови, нетерпеливо пододвигаясь ближе, он принялся медленно расстегивать своё платье, первым делом снимая верхнюю черную часть.       — Ну, а дальше? Или тебе помочь?       Джерард, услышав этот уверенный смешок, поторопился, скидывая с себя тонкую и почти прозрачную белую ткань, которую мужчина тут же подхватил, отбрасывая в сторону. Джерард чуть трясся от холода, покрываясь мурашками, но продолжал стягивать с бедер последние остатки ткани, чтобы остаться совсем обнаженным под этим жадным взглядом, хотя и до этого он чувствовал, что Фрэнк будто видит его насквозь, и одежда ему вовсе не преграда.       — Прекрасно. Тебе только крыльев не хватает. Ты подобен ангелу.       Джерард боязливо открыл глаза, непонимающе хлопая ресницами в ответ, будто ему всё это послышалось. Он стоял на цыпочках, потому что каменный пол был слишком холодный, и неловко водил руками по телу, пока тёмные внимательные глаза то поднимались на его лицо, то опускались ниже. Фрэнк докурил, отбрасывая бычок в сторону, поднялся с лавочки, нетерпеливо потирая ладони. Он снова подошёл к Джерарду и, осторожно взяв его под руку, повёл куда-то дальше.       Оказалось, что для него была приготовлена целая ванна, которую сначала он даже не заметил. По бортикам стояли всё те же тонкие белые свечки, а рядом лежала икона. Джерард понятия не имел, что это значит, но ему не нужно было долго объяснять, что нужно сесть туда. А Фрэнк остановился около его головы, больше не говоря ни слова, взялся за чтение молитвы, выгравированной на обратной стороне иконы.       Джерард смотрел прямо перед собой в зеркало, разглядывая пальцы Фрэнка, удерживающее позолоченную пластинку, его серьёзно сдвинутые брови и тени на них, переливающиеся с каждым движением пламени свечи. Святая вода была холодная: он трясся до того момента, пока Фрэнк не опустил свою руку на его голову, всё теми же пальцами крепко сжимая волосы, и по его телу тут же прошла волна необъяснимого тепла.       Уже в следующее мгновенье священник тянул голову на себя, заставляя Джерарда прогнуться в спине и шее, и его лицо было ровно под иконой, чтобы поцеловать её, что он и сделал. Затем Фрэнк перекрестил его другой рукой, заканчивая чтение молитвой привычным «Аминь», и Джерард встретился с его довольным взглядом, следом целуя горячую руку своими синеватыми губами.       — Как ты себя чувствуешь, ангел?       — Мне очень холодно, Отец.       — О, ничего, это поправимо.       Фрэнк медленно обошёл ванну, проводя кончиками пальцев по её бортикам, нагнулся, одним легким движением подхватывая Джерарда на руки, пока вода капала на пол с легким звоном, стекая по плитке, впитывалась в ткань его одежды, оставалась на руках, крепко впивающихся в бледную кожу. Джерард даже не успел поболтать ногами, тут же оказавшись лежащим на узкой лавочке.       — Отец, я никогда не чувствовал того, что сейчас. Я как будто сейчас взорвусь...       — Джерард, ты много чего не знаешь, но мы это быстро исправим. Опиши свои чувства, я хочу это услышать.       Джерард в очередной раз замер, боясь сказать лишнее слово, боясь поднять на него свои глаза. Фрэнк своим телом навис над ним, быстрыми и нетерпеливыми движениями избавляясь от своей одежды. Мужчина дышал также часто, и его руки чуть потрясывались, но он уверенно поставил их за голову Джерарда, из последних сил удерживаясь в таком положении. Его короткие волосы забавно взъерошились, заставляя Джерарда едва заметно улыбнуться.       — Я чувствую, что моя плоть горит каждый раз, когда Вы рядом, когда Вы смотрите на меня или касаетесь. Каждый раз я хочу прикоснуться к себе, хочу прикоснуться к Вам. Хочу, чтобы вы коснулись меня.       — Ангел, как же я рад, что мы наконец нашли друг друга.       Фрэнк говорил медленно, будучи немного озадаченным словами Джерарда, который, в свою очередь, своими руками цеплялся за его, останавливая на широких плечах, бесстыдно любуясь чуть нахмуренным лицом, позабыв, что он находится в полной власти мужчины, всё сильнее налегающего на него сверху.       — Отец, мне так неловко...       И Фрэнк, резко опуская голову, впился губами в бархатные плечи, прикусывая их и тут же целуя, затем опускаясь ниже, прямо на грудь тихо постанывающего Джерарда, чьи руки вольно бродили по его спине, легко царапая её. Вскоре почти всё тело парня от длинной шеи до бёдер было украшено красными следами, которые становились всё ярче и кровавее, когда всхлипы Джерарда были всё громче.       — Апостол Павел говорил, что во избежание блуда каждый должен иметь своего мужа, каждый должен иметь свою жену. Я выбираю тебя, ведь ты не зря выбрал женское имя.       Фрэнк подождал некоторое время, пока лежащий парень немного успокоится, продолжая водить пальцами между укусов, и его брала гордость, ведь теперь это светящиеся тело было помечено им, полностью ему принадлежало, также, как и весь этот монастырь, который отныне имел смысл, если только этот экстаз может длиться вечно.       — Ну же, неужели тебе было неприятно? Расслабься, давай.       Фрэнк ещё не успел договорить, когда уже два его пальца оказались внутри Джерарда, который резко выдохнул, от неожиданности приподнимая бёдра. Он застонал ещё сильнее, и в этом хриплом дыхании не слышалось ничего, кроме боли, что и заставляло Фрэнка продолжать. Джерард поднял на него полные слёз глаза, и возбуждение Фрэнка только усилилось, заставляя продолжать.       — Отец, прошу…       — Тихо-тихо, ты ведь хочешь оставаться таким же чистым, как младенец?       Джерард не мог больше сказать ни слова, тяжесть в животе нарастала, пока грудь горела, и сразу несколько неприятных ощущений мешались, перебивая друг друга, будто соревнуясь в том, что быстрее сведёт его с ума. Страх не давал расслабиться ни на секунду, отчего боль становилась сильнее.       Он попытался вырваться, но одна рука крепко держала его плечо, не давая сдвинуться. Он мог только лежать и терпеть, надеясь, что это скоро кончится. А Фрэнк ухмыльнулся этому наивному порыву, продолжая распоряжаться им так, как хочет.       — Что ты молчишь? Несколько минут назад ты чуть ли не умолял меня, и вот, я делаю это. В свои двадцать лет пора взрослеть и контролировать себя, Джерард.       — Откуда Вы…       Джерард не успел договорить или даже подумать, в это мгновенье Фрэнк вошёл в него, и это оказалось в тысячу раз хуже, чем его пальцы, он просто не сдержал свои вопли, которые наверняка были слышны уже во всем монастыре. Он и не мог подумать, что то, о чем он так сокровенно и долго мечтал, окажется таким неприятным.       — Муж должен давать жене своей то, что ей положено, и так же жена должна давать своему мужу всё, что ему положено, как её мужу.       Фрэнк сначала двигался довольно медленно, бережно придерживая тело за бёдра, ему хватало одной измученной гримасы, чтобы знать, что он победил. Фрэнк не видел смысла в сексе, если не чувствовал превосходства над партнёром, и был готов добиться его любым способом. Он ускорялся, почувствовав, что Джерард успел привыкнуть к этому ритму, заставлял его самого двигаться, потому что не любил, когда партнер слишком пассивен.       — Отец, Вы… Вы слишком глубоко, пожалуйста, медленнее…       — Бог дал нам возможность заниматься сексом не для физического наслаждения, а для эмоциональной близости, помни об этом. Боль вполне нормальна. Почувствуй меня.       Но Фрэнк начал двигаться только быстрее, замечая, что голос Джерарда сильно дрожит, и весь он находится на грани. Его возбуждало всё: парень казался очень хрупким и нежным, поэтому он обращался с ним так жёстко, как только мог, ему невероятно нравился его ломающийся голос и краснеющие щёки. Но больше всему ему нравилось то, что для Джерарда он был первым и единственным.       — Да, я так и знал, что ты тоже захочешь этого. Кажется, ты был создан для меня.       Парень широко распахнул глаза, и струя слез скользнула по щеке, пока он цеплялся за крепкие руки, стараясь их остановить. Но уже в следующее мгновенье он выкрикнул заветное имя, которое ещё никогда не говорил вслух, и излился, откидывая обессиленные руки вниз со скамейки. Фрэнк, наблюдая за этим зрелищем, не мог сдержаться, позволяя белой жидкости медленно стекать по худым ногам Джерарда, которые продолжали подрагивать от напряжения.       На какое-то время они замерли, осознавая происходящее, не смея нарушать этот момент неподходящими словами. Джерард плакал, пока Фрэнк открыто улыбался, пальцами вытирая эти самые слёзы. Оба они совсем не понимали друг друга.       — Ты был очень красив в этот момент, Ангел мой.       — Отец, почему Вы не остановились?       Джерард так и не получил ответа на такой простой вопрос, потому что в следующее мгновенье Фрэнк уже как ни в чем не бывало помогал ему одеваться, заботливо застегивая каждую пуговичку на спине. Он сам еле мог идти, потому что ноги так и продолжали болеть, так что Фрэнк всё так же заботливо нёс его на руках по всему монастырю.       Вот только очнулся он вовсе не в своей комнате, а прикованный наручниками к батарее в самой высокой башне монастыря, той самой для принцесс, будто в темнице. Сестра Катрин смотрела на него, уже готовясь закрывать дверь на замок, жалобным и в то же время довольным взглядом. Она оставляла его здесь в полном одиночестве, сидящем на тонком одеяле всего с одним стаканом воды.        — Какого чёрта происходит?       — Сестра, выбирай выражения. Я всего лишь выполняю приказ Отца.       — Какой приказ? Оставить меня умирать?       Катрин ничего не ответила, тут же послышался скрежет ключа, а за ним и тихое хихиканье других девушек, которые наблюдали за всей этой сценой, а затем и удаляющиеся шаги с тихим шёпотом. Дождь стекал по единственному узкому окну у потолка, и на нём в полной темноте можно было разглядеть только несколько струек воды. Помимо воды, где-то в стенах был слышен писк крыс.       Джерард просто смотрел на дверь, не веря в реальность происходящего. Он был уверен, что Отец на такое не способен. Уверен, что скоро все, кто настроены против него, поплатятся за это. Как он, такой особенный, «настоящий Ангел» мог попасть на этот грязный пол? Отец просил его довериться, и сейчас он не мог так просто выкинуть эти слова из головы. Он доверял.