Отец, Вы грешник?

      Джерард стоял перед зеркалом в легкой пижаме из шифона, такой мягкой и комфортной телу. Глаза его были закрыты, потому что в отражении его ждал сюрприз — новая прическа. Уже полчаса он не раскрывал их по приказу Фрэнка, который только что отложил в сторону ножницы и уселся позади него на край кровати. Пальцами он провёл по ноге Джерарда в знак того, что он может открыть их.       Стрижка не была слишком короткой, но значительная часть его густых волос осталась на полу. Слегка мокрые пряди доходили до его подбородка, а некоторые оставались на уровне ушей, вместе образуя хаос, созданный руками, кажется, бывшего парикмахера. Джерард неуверенно улыбнулся самому себе и поправил волосы, перекладывая их на одну сторону. Ещё немного он покрутился, разглядывая стрижку со всех сторон, а Фрэнк не сводил с него глаз, наконец жестом приглашая к себе на колени.       — Нравится?       — Да, Отец, спасибо. Я так рад видеть Вас сегодня ночью, это очень неожиданно.       Джерард нежно уложил руки на крепкой шее, чуть ёрзая на коленях Фрэнка, двумя руками держащего его за тонкую талию, просвечивающую сквозь майку. Эту пижаму он подарил ему при последней встрече, она была куплена им не так давно в Греции. Страшно было упоминать, сколько она стоила, но ещё страшнее то, откуда взялись эти деньги. Они разглядывали друг друга в голубом свете луны.       — Я соскучился и приехал так быстро, как только смог. Прости, что разбудил тебя.       — Отец, когда Вы уже поцелуете меня?       Джерард сам не знал, как решился прошептать этот вопрос прямо сейчас, сразу же стыдливо отводя взгляд, он заскользил руками по мускулистой обнаженной груди. Фрэнк едва заметно ухмыльнулся и потянул острый подбородок обратно на себя, заставляя парня снова встретиться взглядами. Он прищурился, ища в них шутку, но Джерард был абсолютно серьёзен и даже немного обижен. Тогда мужчина заставил его усесться поудобнее, ещё ближе притягивая к себе, отказываясь больше противиться этому безумию.       Лёгкое касание губ перерастало в более глубокий и страстный поцелуй, хоть Джерард и не умел этого, он лишь поддавался ловкому языку Фрэнка, пока тот забирался холодными руками под майку, вызывая у парня легкие подергивания. Джерард разорвал поцелуй, выгибая спину и за ней же шею, он откинул голову, позволяя Фрэнку касаться своих плеч. Мужчина не убирал свои руки, зубами спуская лямки майки, чтобы открыть для своих ненасытных губ и острые ключицы.       — Холодно, мне холодно… Господи… Не останавливайтесь, прошу…       Джерард прерывал каждое слово сдавленным мычанием, обхватывая ногами спину Фрэнка, который уже помог ему справиться с мешающей майкой. Он водил пальцами по белоснежной груди, пока напряжение между их непроизвольно потирающимися бёдрами все нарастало, и кровать начинала поскрипывать от всё более решительных движений. Джерард крепко вцепился пальцами в чужую спину, безжалостно царапая её короткими ногтями.       — Ангел, помнишь ли ты, что Бог сулит таким, как мы?       — Неправедные Царства Божия не наследуют. Ни блудники, ни идолослужители…       Джерард отрывисто вскрикнул, когда Фрэнк принялся целовать его грудь, не обходя крайне чувствительные соски, а затем безжалостно сжимал бёдра, вызывая во всем теле приятную покалывающую боль.       — …ни мужеложники…       Фрэнк всё больше заводился, когда парень на нём извивался словно змея. Сейчас он был настоящим Змеем-искусителем, заставляющим его двигаться всё дальше и дальше в своём грехопадении. Он подхватил парня под бёдра, направляясь к подоконнику, усадил его туда, несколько мгновений дослушивая его цитирование Библии и любуясь изящным силуэтом.       — Не обманывайтесь: ни прелюбодеи, ни малакии.       — Верно, хороший из тебя ученик.       Джерард лукаво улыбнулся, когда Фрэнк подошёл к нему вплотную, руками медленно раздвигая его ноги, поглаживая чуть подрагивающие колени. Он поднимался выше, наконец снимая ненужные шорты, отбросил их подальше, губами прильнув к разгоряченному телу, которое успел согреть своими долгими ласками. Казалось, уже не осталось нетронутого им сантиметра кожи.       — Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным…       Джерард зарывался пальцами в короткие и жесткие волосы, направляя новые и новые поцелуи так, как ему хотелось, иногда вместе и с нежными касаниями губ получая неожиданный укус, вырывающий из его губ тихое ругательство.       —…подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга…       Спиной он прислонился к холодному окну, создающим контраст тактильных ощущений с тёплыми губами. Но все эти мелочи перебивались тянущим возбуждением внизу живота, разжигающим костёр где-то между его бедренными костями, которые сейчас крепко сжимал Фрэнк, чьё терпение всё стремительнее кончалось.       — Джерард, что ты со мной делаешь?       Парень лишь облизнул пересохшие губы и потянулся за следующим поцелуем, крепко сжимая в своих ладонях чуть щетинистое лицо мужчины, который снова подхватил его на руки и, не разрывая их крепкое слияние языков, чуть покружил в воздухе, тут же укладывая на кровать: на чистые белоснежные простыни, которым этой ночью предстоит смяться до неузнаваемости.       — Отец, пожалуйста, войдите в меня, я больше не могу…       — Тсс, ты ещё не до конца пересказал мне собственные грехи, давай же. Это приказ. Ты ведь хочешь от них избавиться? Это могу только я.       Фрэнк постепенно отдалялся от лица Джерарда, отрывая и свои руки от его тела, как бы дразня. Парню это совсем не нравилось, но он позволил себя распластаться на кровати во всей своей красоте, потягиваясь руками за голову, в то время как Фрэнк вернулся к нему уже со свечкой в руках, показывая свои серьёзные намеренья.       — И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму — делать непотребства, так что они исполнены всякой неправды…       Пока Джерард с трудом выговаривал слова, прикрыв тяжелые веки, Фрэнк стоял над ним, начиная капать на разгоряченное тело не менее обжигающим белым воском, оставляя на груди капли, складывающиеся в рисунок креста.       — Блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы…       — Исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия… Продолжай же.       Джерард и поверить не мог, что воск будет так приятно расплываться на теле, закатывал глаза от удовольствия, нетерпеливо поджимая ноги, но Фрэнк над ним выглядел как никогда серьёзным и сосредоточенным, выполняя этот странный ритуал. И вот уже одна свечка практически сгорела, но он не остановился, продолжая делать тоже самое со второй, он занес её над тонкими руками.       — Злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды…       Горячий воск стекал по телу Джерарда, оставляя красные пятна-ожоги, по которым Фрэнк проводил пальцами, и боль тут же проходила, оставляя только приятное жжение. Он никогда не думал, что будет испытывать удовольствие от боли, но эти покалывания вперемешку с шептанием Фрэнка выводили его за пределы прежде известных ему приятностей. И только он сдвинул руки, чтобы коснуться себя, мужчина тут же отдернул их.       — Скажи, я разрешал тебе двигаться?       Фрэнк быстрыми движениями и голыми руками разорвал ту самую шелковую майку, которая не успела долго прослужить, привязывая непокорные руки к изголовью кровати. Джерард оказался обездвиженным: он не смел и не хотел говорить ничего против, лишь нетерпеливо наблюдая за тем, как Фрэнк роется в тумбочке в поисках смазки, которой им не хватало в предыдущий раз. Джерард водил ногами по торсу мужчины, вызывая у того легкий румянец.       — Нашёл. Что-то ты активно задвигался, уже успел заскучать?       Несмотря на нескрываемую кровожадность в голосе Фрэнка, он заметно сдерживался, когда касался Джерарда, старался растягивать его максимально медленно, хоть и смотрел на него так, будто сейчас нападёт прямо как зверь. Джерард раздвинул свои ноги, а после и вовсе закинул их на плечи мужчины, своими ладонями придерживая руки Фрэнка, показывая, как ему приятней, и когда становится больно.       — Ты бы знал, как я хочу быть с тобой жёстче, но ты еще не готов, Ангел, я боюсь тебя сломать лишним касанием.       — Отец, быстрее… Тогда всё было прекрасно, в той душевой...       — Быстрее? Может, я зря тебя жалею?       Фрэнк вошел в него резко, не предупреждая, и Джерард так же быстро распахнул глаза, и с первыми, самыми тяжелыми движениями, он глубоко дышал, слабо постанывая, а Фрэнк помогал, двигаясь самостоятельно. Они часто оба замирали, одним взглядом спрашивая друг друга, можно ли продолжить, и Фрэнк снова хватал его бёдра, делая легкий толчок, от которого новая стрижка Джерарда подпрыгивала на кровати, прикрывая ему глаза.       — Почему ты так трясёшься? Я ведь только начал.       — Так войдите глубже, Отец.       Джерард в этот момент оживился, почувствовав, что Фрэнк испытывает его терпение, решил показать, что он гораздо более стойкий, чем кажется, и игриво улыбнулся, обхватывая мужчину за поясницу. От неожиданности и такого боевого настроя Фрэнк неуверенно замер, почувствовав подвох в этих словах от парня, который ещё недавно плакал после похожих просьб. Но сдерживать он себя никогда не умел и не собирался.       — Командовать здесь буду я, запомни.       И Фрэнк вошёл во всю длину, заставляя тело под собой содрогнуться словно от удара молнии, он толкался быстро и отрывисто, и Джерард не успевал расслабиться, крича сквозь зубы, он даже не мог схватить руками мужчину, ведь его связанные запястья лишь безвольно болтались, постукивая о деревянную кровать, которая начала скрипеть ещё громче. Джерард упирался ногами в кровать, чувствуя, как теряет связь с реальностью от перенасыщения, от яркого оргазма, который сопровождался широкой улыбкой на его довольном лице, обрамленным потными черными волосами. Фрэнк остановился следом, и парень чувствовал, как наполняется горячей жидкостью.       — Почему ты так дрожишь?       — Фрэнк, ещё, я хочу ещё.       Мужчина уселся, облокотившись на изголовье, следом за этим усаживая на себя Джерарда, который ещё не понимал, что происходит, он был слишком расслаблен и едва двигался, его удерживали только собственные привязанные руки и ладони Фрэнка на талии, обводящие свежие ожоги. Он вопросительным взглядом смотрел на мужчину, чья голова находилась прямо у него между локтей.       — Так ты же хотел ещё, давай, подвигайся сам. Или думал, мы всегда будем в одной позе?       Но Джерард и тут не растерялся, немного поерзав, постепенно начал насаживаться на член, при этом очень женственно изгибаясь, и луна все продолжала светить так же ярко прямо на его рельефный торс, пусть и не сравнимый с мышцами Фрэнка, который лишь наблюдал за этим действием со стороны, как наблюдал за молитвой.       Священник был уверен, что секс между мужчинами чем-то схож с молитвой: все к этому приходят по-разному, занимаются так, чтобы никто об этом не узнал, могут подвергаться непониманию со стороны сверстников, взрослых, особенно, если они молодые. Он считал, что эти действия противоположны, но оба ведут к душевному спокойствию и открытию, принятию себя самого. Всегда, с детства, эти два понятия были для него неразличимы.       И Фрэнк не мог поверить, что Господь запретит ему любить мужчину, с которым они вместе организовали такой чистый и непорочный союз, ведь секс нужен вовсе не для физического наслаждения, а для духовного сближения, становления единой плотью, окончательной стадией понимания и доверия, особым отличием романтической любви от прочей другой.       — Отец, о чем вы так задумались, Вам не нравится?       — Мне очень нравится, двигайся дальше.       И Джерард довольно хихикнул, получив похвалу в свою сторону, больше ни на секунду не останавливался, пошло открывая рот с каждым движением, он ритмично дышал прямо в губы Фрэнку, потираясь своим носом об его. Мужчина смотрел на него словно завороженный и не хотел останавливать Джерарда, который впервые перед ним выглядел таким раскрепощенным и уверенным, готовым на всё, и всё таким же податливым.       Казалось, это будет продолжаться вечно: вверх и вниз, хрип и стон, вдох и выдох, поцелуй и укус. Казалось, это происходило всю ночь, и их не могла остановить даже сильнейшая усталость и напряжение в теле. Казалось, этой ночью они поняли друг друга лучше, чем когда-либо, нашли идеальный подход, окончательно сблизились.       — Фрэнк, останься со мной, не уходи.       — Тише-тише, Ангел, засыпай.       Джерард чувствовал себя более чем безопасно в объятьях Фрэнка и хотел верить, что мужчине тоже нравится засыпать с ним, пусть и внешне он, как и обычно, был холоден. Пусть кровать в его комнате была узкая, это им никак не мешало, и даже ветви деревьев, скрипящие по окну, не могли нарушить их крепкого сна. И Джерард бы с удовольствием не просыпался, если бы знал, что с утра окажется всё в том же щемящем одиночестве.       Он открыл глаза и, не заметив рядом с собой Фрэнка, вскочил с кровати, прикрываясь легкой и до сих пор мокрой простынкой. Джерард сидел на кровати и смотрел на себя в зеркало: следы воска ещё никуда не сошли, он снова был украшен яркими пятнами, которые скрывал за плотным платьем.       Знаешь, ты мой первый послушник, которому удалось так глубоко залезть в сердце...       Фрэнк зря надеялся, что в этот момент Джерард уже спал: тот слышал каждое слово, сопровождающиеся легким поцелуем, и сейчас с горечью вспоминал, уже без прежней улыбки всё то, что сказал ему Фрэнк, и вот, снова так просто ушел, хоть и обещал остаться. Или не обещал? Он ведь этого так и не сказал, правда?       В тебе всё особенное и не так, как у других, с тобой не так…       Джерард вцепился в свои волосы, которые больше не мог накручивать на пальцы целыми прядями, и кинулся одеваться, чувствуя, что вот-вот расплачется. Но чтобы ни случилось, он не мог забывать про свою войну с обитательницами монастыря, он не мог показываться перед ними в таком виде. Он начал продумывать план незаметного ухода.       Ты не представляешь, какие у меня крупные планы на тебя, у тебя голова закружилась, узнай, что я готовлю...       Джерард хватался за голову каждый раз, когда в ушах проскальзывал голос Отца, чей образ преследовал его во снах и наяву, того, вокруг кого крутилась вся его жизнь: он чувствовал, что совсем скоро превратится в Катрин, станет такой же марионеткой без собственной воли, если сейчас не покажет свой характер. Тысячу раз изо дня в день он винил себя за то, чему он поддается, а затем снова шёл навстречу.       Спасибо Господу, который привел мне Ангела, мы так давно не виделись...       — Заткнись! Откуда ты знаешь меня!       С громким криком Джерард ударил в зеркало, не желая больше видеть отражение Фрэнка за его спиной. Он знал, что находится в комнате один, но в то же время постоянно чувствовал здесь присутствие Священника, где бы тот ни был, он будто никогда не покидает стен этого монастыря, наблюдает за ним, пытается заговорить. Джерард чувствовал себя одержимым.       Парень уже подошёл к окну, готовя веревку с постельного белья, чтобы безопасно спуститься по ней из окна своей комнаты. Никаких вещей у него с собой не было, так что никаких сложностей быстро сбежать отсюда не было. Сейчас все монашки отправлялись на завтрак после утренней молитвы, так что никто не должен был его услышать.       Шаг. Оттягивает назад крепкой хваткой, опаляет горячим дыханием и ругательствами. Прижимает крепче к себе, умоляет ничего с собой не делать. В ответ он лишь брыкается, будучи уверен, что это просто очередная галлюцинация, попытка любящей Фрэнка частички сердца остановить его. Сумасшествие и беспорядок.       — Фрэнк, ты чертов обманщик! Ты всегда пропадаешь и потом появляешься, я не понимаю, что тебе от меня нужно! Кто ты для меня?       — Джерард, я был с тобой всю ночь, я всего лишь спустился на молитву, решил не будить тебя. Если бы ты сейчас был спокоен, то узнал, что я собирался делать тебе предложение.