***
На следующее утро Джерард проснулся поздно, ещё долго валяясь в постели. Он нежился под лучами солнца, пока не открыл глаза: Фрэнка рядом с ним не было, а по всей комнате был беспорядок, будто здесь всё перерыли воры. Тогда Джерард лениво приподнялся на локтях, но его ноги всё ещё болели от вчерашнего продолжения вечера, так что он вставал очень медленно, также не торопясь надевая свою шелковую пижаму. Он слышал, как льется вода в ванной, и побрел туда, придерживаясь за поясницу. — Ты проснулся, Ангел? У тебя всё в порядке? До сих пор выглядишь уставшим. Собирайся, мы уходим отсюда. — Чего? Уходим из монастыря? Но ты здесь работаешь… — Тише-тише, не двигайся так резко, а то ещё хуже будет. Фрэнк обмазал все лицо пеной для бритья, он стоял перед зеркалом с бритвой, второй рукой придерживая полотенце на бедрах. Джерард чувствовал от него прохладную влажность, когда подошел ближе, а также ощущал необъясняемую радость в его глазах, какую-то легкость и свободу, с которой он проговаривал каждое слово. Фрэнк чуть приобнял его за талию, оставляя отпечатки мокрых рук на пижаме, и во все зубы улыбнулся, даря ему быстрый поцелуй. — Уже нет, я решил бросить всё это. Я добился того, чего хотел, и сейчас я хочу сбежать отсюда настолько далеко, как это возможно. Конечно же, с тобой. Я думаю, это поможет мне оставить все плохие воспоминания, связанные с монастырями. Ты заметил тот беспорядок в комнате? Я искал свой дневник, чтобы сжечь его. — Фрэнк, мне так жаль… Пока Фрэнк говорил, он всё сильнее сжимал талию Джерарда, которому не так часто говорил откровенные вещи, но сейчас был уверен, что это лучший момент для побега, который зрел в его голове уже несколько месяцев. Джерард смотрел на то, как он бреется, смывая с щек и подбородка белую пену, совсем не зная, что ему сказать, чтобы не расстроить сильнее. Фрэнк задумчиво обернулся на Джерарда с начисто выбритым лицом. — Я думал, что ты меня разлюбил, и уже не согласишься на такое, но этой ночью ты показал, что не бросишь меня. Советую не брать много вещей, я не знаю, какой путь нам предстоит. — Я тебя люблю. Смущенный Джерард поцеловал мужчину в щеку, выбравшись из его объятий, тут же кинулся в комнату, не переставая улыбаться. Теперь и он чувствовал некую свободу — всё-таки он так давно не был за забором монастыря дольше одного вечера, и часто думал о том, как его молодость постепенно загнивает в этой скучной рутине, а его сердце всё рвётся наружу, за пределы этой строгости и послушания. Он звонко хлопнул ладонями, принимаясь собирать свой маленький рюкзак с одеждой. Джерард был уверен, что выходит отсюда совсем другим человеком: казалось, за такое короткое время он успел не только миллион раз полюбить и разлюбить человека, которого год назад бы просто боялся, но и узнать куда больше о своей семье, о которой всегда имел такое нечеткое представление. Джерард ни о чем не жалел, выходя из монастыря под пристальным взглядом окруживших их монахов. Некоторые из них радовались, некоторые плакали, не желая упускать такого Отца, но больше всех были довольны охранники. Один из них до сих пор лечил свои переломы. И Джерард блистательно улыбался им во все зубы, махая рукой: он надеялся, что больше никогда не увидит этих черных ряс и золотых икон. А Фрэнк? Фрэнк ни о чем не жалел: он смотрел только на довольного Джерарда, каким никогда его не видел, и удивлялся своей очередной гениальной идее. Отпустить свою прежнюю власть для него оказалось легче, чем можно подумать, ведь ещё давно он начал догадываться, что эта должность совсем не соответствует его поведению, пусть и чувствовать контроль над целой системой монастырей было приятно. Это доставляло ему куда большей ответственности, которую, как можно понять по предыдущей ночи, он совсем не выдерживал. И он тоже улыбался, переступая за ворота монастыря: даже воздух здесь был свежее. Джерард крепко сжал руку Фрэнка, а потерявшийся в своих мыслях мужчина наконец взглянул на своего мужа, завидев несколько маленьких слезинок под его зелёными глазами, и он тут же нежно поцеловал его, не в силах долго противостоять обаятельной улыбке, которая не будет сходить с его губ ещё очень и очень долго. Розовые и оранжевые лучи заката ослепляли их, окутывали своим свечением, пока они сливались в долгом поцелуе и не замечали быстро проносящихся мимо машин, сигналящим им вслед, пока не оторвались друг от друга, тут же щурясь от предельно яркого солнца. У них было много денег, пара рюкзаков на плечах и целая вечность времени. — Мне так страшно, что мы будем делать дальше? — Не переживай, мы не пропадём. Доедем до ближайшего штата, остановимся в отеле. С таким прошлым я не пропаду. — Все твои привилегии…? — Я уже их лишен, но Папа Римский меня просто так не оставит. Он был очень расстроен моим уходом. Фрэнк закурил, откидываясь на кресло грузовика, водителя которого они уговорили довести их за бесплатно, и им повезло, ведь он оказался очень религиозен, и просто побоялся отказывать такому высокопоставленному лицу. И Фрэнк затягивался, рассказывая ему о своей службе в монастыре, очень самоуверенно расставив ноги, пока Джерард подскакивал на каждой кочке, словно дикарь разглядывая город вокруг. Все люди были такими простыми и довольными, такими разными в одежде, причёсках, макияже, и всё это удивляло его так, будто он пробыл в монастыре всю свою жизнь. Джерарду хотелось скорее окунуться в мир обычных и свободных людей, играть, как уличные музыканты, одеваться, как парни, подшофе выходящие из бара, и даже научиться краситься так, как эти миловидная девушка, посмотревшая на них через окно. — И что, вы правда пили шампанское с Папой Римских в Ватикане? — Да, у них это называется рабочий визит. Скажите, где мы сейчас? — Проезжаем границу с Нью-Джерси… — Джерард! Нью-Джерси! И Джерард вздрогнул от того, как больно и резко Фрэнк сжал ему руку, выкрикивая название штата, где он вырос. Да, Фрэнк рассказывал про своё детство и того священника, который как раз служил в самой большой церкви их штата. И Джерард видел, с какой тоской и боязнью мужчина рассматривал дороги и улицы своего родного города, видел в его глазах страх, который расширял зрачки и ноздри. — Если ты не хочешь здесь оставаться… — Нет, Джерард. Мы останемся здесь. Я должен похоронить своё прошлое. Настроенный крайне решительно, Фрэнк, схватив Джерарда за руку, выпрыгнул с сидения грузовика, утягивая его за собой на какую-то небольшую грязную улицу, где на мужчину сразу же обратилось много глаз местных жителей, а как оказалось позже, он успел стать здесь настоящей знаменитостью, и все надеялись, что Отец приехал, чтобы служить в церкви в Нью-Джерси. Фрэнк расталкивал зевак-взрослых и детей своими широкими плечами, а Джерард еле прорывался через эту толпу, задыхаясь от быстрой ходьбы. Вскоре они дошли до какого-то неприметного отеля, где кое-как скрылись от своих преследователей в уютном номере, где могли отдышаться от такой погони. — И что будем делать дальше? — Поужинаем. — Фрэнк, я про ближайший месяц! Джерард упал на широкую скрипучую кровать, выглядывая в окно, где из дома напротив на них смотрела пара очень заинтересованных стариков. Первое впечатление о новом месте для парня было скомканным: после Нью-Йорка этот небольшой штат казался ему не таким красивым, каким-то грязным и серым. Фрэнк задёрнул шторы, проследив за взглядом Джерарда, шарящим по улице. — Мне будет несложно найти хорошую работу. Не думай об этом, Джерард, расслабься, наконец. И не смотри так в окно, дай этому штату шанс, хорошо? Фрэнк буквально стоял перед Джерардом на коленях, смотря на него умоляющими глазами, словно ребенок, который что-то натворил, и вот просит прощения. И Джерард правда не понимал, с чего священник так резко решил уйти из монастыря, имея там всё, что ему нужно, но он всегда был готов поддержать своего любимого мужчину, так что и сейчас согласно кивал. В дверь раздался стук, и Фрэнк, быстро поцеловав мягкие ладони Джерарда, выбежал из номера, оставив того наедине со своими впечатлениями. — Эй ты, «святой», сюда подойди, есть разговор. В дверном проеме соседнего номера Фрэнк заметил понурые лица давно знакомых ему бандитов, с которыми ему ни раз приходилось драться просто для того, чтобы они не подходили близко к монастырю. И сейчас он, злобно выдохнув и крепко сжав кулаки, подошёл к ним ближе, всем видом показывая, что на разговор совсем не настроен. Их всегда покидала решительность, когда они видели мужественный силуэт Фрэнка, и тогда они превращались из авторитетов криминального мира в простых испуганных крыс. — Ну, только быстрее, у меня есть дела поважнее. — Хозяин очень рад, что ты ушёл со своей должности, но просил не спускать с тебя глаз, передать: если ты попробуешь занять роль епископа здесь — он сделает то, что и обещал. — Ну а вы передайте, что он этого не дождется. Я выполнил свою часть сделки и больше не хочу видеть вас повсюду за мной, таскаетесь как хвост. Фрэнк невероятно устал от всех своих секретных миссий в этом бандитском болоте, постоянного общения с подобными людьми, которым искренне желал смерти, но ничего поделать нельзя: жизнь и спокойствие Джерарда ему были дороже всех богатств, и если бы его заставили сделать выбор между своей должностью или Джерардом, он, конечно, без всяких раздумий, отдал бы всё, что имел, сбежав подальше от этих преступников, которые увязались за ними даже в другой штат. И Фрэнк вернулся в их номер предельно злым и грустным, обдумывая всё, что ему пришлось сделать за полгода. Он участвовал в перепалках и отдавал круглые суммы, откупаясь от призраков прошлого родителей Джерарда. — Эй, Фрэнки, что-то случилось? У нас не хватает денег? Я могу пойти работать куда угодно! Джерард присел рядом с Фрэнком, поглаживая его по напряженным плечам и спине, а тот продолжал прикусывать губы так, будто боялся сказать что-то не то, будто готов был прямо сейчас расплакаться или закричать. — Джерард, на что ты готов ради меня? — Ты о чем? Да на всё. Фрэнк поднял красные глаза на Джерарда, который смотрел на него крайне непонимающим взглядом, и легко усмехнулся, ведь тот даже не понимал, что он делал ради него всё это время. И мужчина погладил его по щеке, умиляясь такой решительной реакции: парень тут же стал серьезным, будто по одному приказу был готов идти убивать ради него. Они сидели на полу, напряженно разглядывая друг друга. — Тогда сейчас я хочу попросить тебя сходить со мной в то место, куда я никогда не наведаюсь один. — Ты хочешь… увидеть того священника? — Он уже давно умер, я просто хочу помолиться там. Джерард не решался заговорить с мужчиной всю их долгую дорогу, лишь крепко сжимая его ладонь в своей, потому что Фрэнк был крайне задумчив: он смотрел прямо перед собой, изредка моргая, словно пытаясь очнуться от плохого сна, периодически разочарованно выдыхал и шел медленно, как будто опасаясь приблизиться к церкви. И когда белый фасад уже показался перед глазами, он ускорил шаг, и под конец они практически забегали в открытые ворота, а затем и в распахнутые двери, остановившись только перед толпой других молящихся людей. Старик-священник читал молитву, и Фрэнк послушно закрыл глаза, устремив их к золотистому потолку, он не отпускал руку Джерарда, и тот чувствовал, как мужчина дрожит, как он задерживал дыхание, боясь расслабиться, и одними губами что-то шептал, чуть громче повторяя «Господи». Джерард тоже принялся молиться, не за себя, а за Фрэнка, и он желал ему только одного — освободиться от груза прошлого и ужасного первого опыта, мысли о котором заставляли дрожать и его. Они стояли так близко, что Джерард чувствовал, как воздух, выдыхаемый Фрэнком, развивает его волосы. Когда молитва закончилась, и священник задул свечу в своих руках, захлопывая библию, позволил людям расходиться, Фрэнк не открывал глаз, словно он находился в каком-то глубоком трансе, и одна за другой слезы бежали по его щекам, утекая за шиворот кофты. Джерард тряс его руку, пытаясь привести в чувства, но тот будто не чувствовал ничего, что реально, находился совсем в другом мире, и выходящие люди оглядывались им вслед, перекрещиваясь. И когда Джерарда уже очень сильно пугало всё это, он привстал на цыпочки и начал легко трясти Фрэнка за плечи, повторяя его имя. — Фрэнк, пожалуйста, Фрэнк… И наконец тот распахнул глаза так, словно находился в долгом крепком сне: его лицо было каменно-невозмутимым, он не произнес ни слова, лишь крепко и уверенно перехватил руки Джерарда, и они оба замерли. Парень второй раз видел Отца плачущим, а тот в сотый раз видел его до жути напуганным. Кажется, на улице прогремел гром и показалась гроза, и только тогда они выходили из давно опустевшего монастыря, каждый утирая свои слезы, смешавшиеся с дождем. — Не пугай меня так, пожалуйста, ты не должен становится заложником своих страхов, это все давным-давно прошло, никто не может навредить тебе. — Зато может тебе, Джерард. Я давно смирился со своим прошлым, но не могу поверить, что стал куда хуже того урода. У меня всё зашло слишком далеко.Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
27 августа 2021 г. в 13:16
Фрэнк очень устал за день: он мотался из одного монастыря в другой, проверяя, всё ли здесь хорошо перед тем, как он уйдет. Всё должно быть идеально, иначе не оставит это место, которому посвятил всю свою жизнь, то, о чем мечтал. Свою гордость он успел осуществить. И вот он вернулся в приватную комнату для исповедования, понимая, что свои грехи он может доверить под суд только Господу, и никто больше не должен об этом узнать.
— Господи, всё то, что я натворил, никогда не подлежит твоему прощению, я самый безобразный человек, который только мог претендовать на место в Рай.
Фрэнк, встав на колени, приклонялся головой всё ниже к полу, шепча каждое слово в покорно сложенные руки, едва открывая пересушенные губы, он боялся открывать крепко сощуренные глаза, будто бы прямо сейчас может увидеть перед собой грозный лик Господа.
— Я совершил все грехи, которые только описаны в Библии, и мне нечем их искупить, и сейчас, когда я решился на то, чтобы избавить мир от такого человека, я готов встретить любое наказание после смерти.
Фрэнк дрожащими руками зажег свечу, чтобы видеть хоть что-то в ночном мраке, достал из кармана медицинский скальпель, который сегодня украл из медкомнаты в женском монастыре. Он широко засучил рукава и уже занес орудие над рукой, но тут, будто остановленный божественной силой, замер.
— Господи, прошу, дай мне уйти тихо и незаметно, не нарушая чужого покоя, чтобы никто меня не вспоминал…
Он не мог пошевелиться, а скальпель не хотел опускаться вниз, он лишь блистал своим девственно-чистым лезвием в непроглядной темноте. Тогда Фрэнк разжал свой кулак, и ему показалось, что скальпель висел в воздухе целую вечность, не желая падать на холодный пол, но, когда он опустился — издал громкий металлический звук, и дверь в его неприкосновенную комнату открылась. Фрэнк сначала даже не обернулся: он сидел спиной к двери, и его обезумевший взгляд не отрывался от этого странного лезвия, которое не дало ему совершить то, к чему он был уже готов.
— Фрэнк, Фрэнки, ты меня слышишь? Какого черта ты собрался сделать?
Фрэнк медленно повернул лицо на плачущего Джерарда, который со спины обхватил его своими тонкими руками, сжимая в ладонях плотную ткань черной рубашки. Казалось, одной ногой он уже был абсолютно в другом мире, и сейчас он застрял где-то на границе, не в силах управлять своим телом и мыслями. Джерард не отпускал его, своим хлюпающим от слёз носом зарываясь в складки тканей на плече Фрэнка.
— Ответь мне хоть что-нибудь, я волновался, неужели ты правда это собирался сделать? Почему ты не подумал обо мне?
«Почему ты не подумал обо мне?» — этот вопрос отдавался эхом в ушах Фрэнка, этот голос вырывал его крепкой хваткой из потустороннего мира, а холодные руки, скользящие по щекам, приводили в себя. Фрэнк развернулся, не говоря ни слова, схватил эти дрожащие запястья в свои ладони, поцеловав, чуть улыбнулся одним уголком губ. Джерард выглядел таким же испуганным, как в их первую ночь.
— Я думаю о тебе всю свою жизнь, все двадцать лет, как только ты родился. Ты всегда был под моей охраной и защитой, но ты не знаешь, насколько я страшный человек. Я разрешил все проблемы, которые могли на тебя свалиться, и решил, что это самое время уйти и больше никому не мешать.
— Ты себя вообще слышишь? Тебя нисколько не смущает, что я тебя люблю?
Джерард кричал, и брызги слюней прилетали в лицо Фрэнка, пока тот пытался вырвать свои руки из чужих, брыкался ногами, отползая всё дальше по полу. Он громко и поверхностно дышал, как делал всегда, когда они ссорились, а Фрэнк, как и обычно, был спокойным и старался сблизиться с парнем, который уже отполз до стенки, пытаясь отодвинуть тело напротив руками. Фрэнк смотрел на Джерарда сверху вниз, но тот уже нисколько его не боялся.
— Джерард, Ангел мой, ты понимаешь, что я ужасный человек? И ты уже сам считаешь меня только лжецом. Ты меня не боишься? Я вижу, как ты смотришь на меня, когда мы рядом, и как ты сейчас смотришь на нож.
— Нет. Я тебя не боюсь, Фрэнк. И все те события я хочу оставить в прошлом.
И в доказательство, привстав на колени, Джерард потянулся к Фрэнку за поцелуем, устало улыбнувшись в удивлённые глаза священника, впился в его губы, где его тут же встретил гибкий язык, отвечающий ему не менее смелыми движениями. Фрэнк резким движением прижал Джерарда к стенке, и тот вскрикнул от неожиданности, оказавшись в чужой власти. Фрэнк нисколько не ожидал такого от парня, которого, казалось бы, хорошо знал.
— Это я тебя таким воспитал? Я даже и не думал, что ты так ответишь и среагируешь. В последние дни ты выглядел так, будто только и ждал моей смерти.
— Мне нужно было время, чтобы пережить шок после той новости, я даже общался с тем папиным другом, он подтвердил, что ты сделал очень многое для меня, и успокоил.
— Значит, общался с ним за моей спиной? И что, он успокоил тебя лучше, чем я?
Джерард непроизвольно засмеялся от обиженного лица Фрэнка, которое тот состроил, приподняв брови и чуть надув губы, а мужчина чуть крепче сжал его талию, как обычно делал, когда ревновал его. Фрэнк ревновал практически каждый день, так что Джерард нисколько не удивился такой реакции, его скорее это умиляло.
Как они могли оставаться вместе такое долгое время? Джерард всю жизнь был хрупким, а Фрэнк — его полной противоположностью, и никто бы не подумал, что первый сможет так долго находиться рядом со вторым, мириться с его характером, любить, несмотря на это. Джерард сам не знал, что произошло с ним той ночью, но, когда он в очередной раз смотрел в эти красные глаза, понимал, что любит. Любит, чтобы тот ни сделал.
— Давай ты полежишь в горячей ванной и просто расслабишься, ладно? — заботливо предлагал Джерард, пока Фрэнк молча смотрел в окно, думая, не зря ли был спасён.
В ванной Джерард аккуратно перебирал волосы мужчины, обильно намыливая шампунем, а тот сидел как ребёнок, поджав ноги к груди, и выглядел абсолютно безжизненным.
— Прости, что заставил плакать. Снова, — безэмоциональным голосом извинялся Фрэнк, перехватывая мокрую руку парня.
— Ты мог просто поговорить со мной. Я не знаю, как ты мог решить, что я хочу твоей смерти...
И в следующее мгновение Джерард с криком полетел следом в ванную, оказываясь напротив Фрэнка, крепко прижимающего к себе. Джерард хотел ругаться, чувствуя, как намокает его одежда, но вместо этого только молча обнял в ответ, чувствуя, как сильно бьётся сердце в груди, к которой прижался Фрэнк.