***
— Ну? Что скажешь? — Джин сидел напротив Юнги, подперев подбородок рукой. Юнги теперь был в черной безразмерной футболке и черных джинсах, за пояс которых эта самая футболка была очень небрежно засунута. Расслабленный и увлеченно ковыряющийся в тарелке, явно изводя Джин ожиданием реакции, потому что по Юнги было видно, что ему не терпелось эту тарелку подчистить. — Вкусно, Ким Сокджин. Очень вкусно, Ким Сокджин. Ты очень хорошо потрудился. — И Юнги позволил себе закончить начатое с нескрываемым аппетитом, под взглядом теперь очень самодовольно улыбающегося Джина. — А ты почему не ешь? — Не хочется. — Джин вздохнул, и Юнги поднял на него полный сомнения взгляд. — Что это такое? Слушай, я однажды прошел через токсичные отношения с едой, когда мы оба не могли смотреть друг на друга, и я тогда дошел до очень нехорошего состояния, последствия которого пришлось подчищать у врача. — Ты что, заботишься обо мне? — На лице Джина было то же сомнение, что и на лице Юнги, которое теперь, правда, сменилось чем-то другим, что заставило его закатить глаза. — Это очевидные вещи, и ты вроде не настолько глупый, чтобы этого не понимать. Он звучал как строгий родитель, без какого-либо намека на вредную издевку, и Джин решил, что к его словам можно прислушаться. — Меня просто выбила из привычного распорядка работа над фильмом. А потом добило то, что я смог дорваться до игр. Хочешь похудеть — играй в игры. Но я не хочу похудеть. Вообще, я до этого сидел на диете и набирал вес в спортзале, чтобы чувствовать себя хорошо и также хорошо выглядеть, но… — Да ты итак выглядишь хорошо, даже теперь. Это не мотивация. — Юнги сказал это вскользь, но Джин задержался на этом замечании подольше. — Еда и сон — это залог всякого успеха. Будь ты писатель, или музыкант, или инженер, или… Давай, присоединяйся. — Ты забыл спорт. Хотя, судя по твоему телосложению, в жизни ты его не забываешь. — Джин поднялся и отправился к плите, чтобы оформить тарелку с обедом и для себя. — А что не так с моим телосложением? — Юнги оглядел себя, потом только поняв, что нарывается на комплимент. — У тебя крепкие плечи и руки. Явно тренируешь бицепс, трицепс и дельты. В пользу этого говорят и грудные мышцы, тоже в тонусе. И спина у тебя в хорошей форме, судя по тому, что я успел разглядеть, пока ты щеголял тут в рубашке. — Джин рассуждал как фитнес-тренер, а не как вдохновленный увиденным обыватель, потому что как обыватель он рассуждал только про себя, в тот момент, когда впервые увидел Юнги в костюме. — У меня серьезный опыт тренировок. — И разглядывания меня в рубашке. Я уже понял. А еще понял, что стоит продолжать ходить в зал, потому что, судя по всему, результат все-таки есть… — Юнги еще раз быстро оглядел себя. — Спасибо за комплимент. — Констатация факта, только и всего. — Джин пожал плечами, затем прямо посмотрев на Юнги, который уже успел возгордиться внутрь себя. — Только не думай ничего такого! — Такого это какого? — Юнги невинно округлил глаза, затем хитро их сузив. — Это ты вслух сказал, что я горяч в офисном прикиде. И почему ты не упомянул мои ягодичные мышцы? Что-то мне подсказывает, что когда ты пялил на мой зад, ты не инспектировал крой брюк… — Ой, всё! — Джин закатил глаза, но при этом порозовел от смущения. — Какой же ты несносный, это ужас. — Взаимно. — Юнги улыбнулся, наконец, совершенно закончив с трапезой и сыто откинувшись на спинку стула. — Приятного аппетита. — Спасибо. — Джин буркнул это уткнувшись взглядом в тарелку, думая о том, что Юнги забыл уточнение «большие ягодичные мышцы», потому что именно они эффектно округляют зад. Но Джину не стоит об этом думать и уж тем более не нужно говорить об этом вслух.***
Джин стоял перед кабинетом своего отца, не решаясь повернуть ручку и открыть дверь. Он знал, что ему предстояло услышать, но он до сих пор не мог определиться с тем, как именно изменится его жизнь после этого. Но… Оттягивание этого момента никак не способствовало тому, что окончание у этой истории будет счастливым. — Мама сказала, что ты хочешь поговорить со мной. Джин сразу заметил, что его отец был больше чем не весел — он походил на грозовую тучу, которая вот-вот готовилась разродиться немилосердным по своей силе дождем. С градом. Который весь обязательно попадет в Джина, оставляя болезненные синяки на его и так стремящейся к самоуничтожению уверенности в себе. — Да, ты завтра же улетаешь в Англию. Вопрос решенный, и я не собираюсь выслушивать от тебя возражения. Если ты откажешься ехать добровольно, я собственноручно оформлю из тебя бандероль, которую отправлю третьим классом. Чтобы по дороге из тебя выбилась вся дурь. Джин обреченно вздохнул. У его отца были не только богатство, слава и влияние, но также безграничная власть. Патриархат. Жесткий и непримиримый. И даже если теперь Джин начнет ставить ультиматумы, страдать от этого будет только его мама, которая вновь будет разрываться между двух огней, терзаемая любовью к мужу, которая подкреплялась не страхом, но беспрекословным уважением на грани добровольного подчинения, и любовью к сыну, который был для неё самым родным человеком, потому что именно она этого человека родила. Отец всегда уверен, что всё в итоге будет так, как он сказал. И у него были на то реальные основания. — Что ты молчишь? — Он смотрел на Джина прямо, из-под своих черных густых, низко нависающих над глазами бровей. — А что я могу сказать? Точнее… Что ты готов будешь выслушать от меня без предубеждения? Я прекрасно знаю, что ты не хочешь слушать мои оправдания. — А какие ЭТОМУ могут быть оправдания? — Отец скрестил руки на груди, откинувшись на спинку своего зеленого кожаного кресла. — Ну-ка, я хочу послушать. Начинай. — Любовь. — Джин сказал это на выдохе, и не оценив творившийся в его душе трагизм, отец громко рассмеялся. — Из-за любви рождаются дети. Ты появился, потому что я любил, люблю и буду любить твою мать. У любви всегда есть итог, и этот итог потом неизменно дает начало новой любви. Какой итог будет у твоей любви? Состаришься в одиночестве, потому что у такой «любви» нет верности. Это дурь, Джин. Вот и все. Жажда разнообразия, приключений и грязи. Мы, наверное, слишком хорошо тебя воспитывали и слишком тщательно о тебе заботились, что ты теперь решил изваляться в дерьме, потянув за собой и нас с матерью. Это твоя благодарность? — Не смей так говорить о… — Джин чувствовал, что в нем, вопреки его собственной воле, начало разгораться раздражение, которое он пытался сдержать, до боли сжав кулаки. Потому что его раздражение не вызовет в отце ничего кроме холодной агрессии, которая еще дальше уведет его от способности хоть сколько-нибудь трезво смотреть на ситуацию. — Не смей мне указывать! Я говорю то, в чем уверен. — Внезапно мужчина смягчился. — Джин, разве ты не хочешь детей? Разве ты не хочешь, чтобы у тебя была полноценная семья? Семейный очаг. Разве мы не успели за все этой время с мамой убедить тебя в том, что это прекрасно и совершенно необходимо для счастливой жизни? — У меня может быть полноценная семья с Тэхеном. И… — Так, стоп! А кто такой Тэхен? — Юнги с сомнением смотрел на Джина, оторвавшись от клавиатуры ноутбука. — В смысле? Это возлюбленный главного героя, ради которого он потом пройдет через всякие испытания, будет страдать, чтобы потом, по закону жанра, жить с ним долго и счастливо. — Джин с недоумением смотрел на Юнги, который, кажется, не был до конца удовлетворен этим ответом. — У него есть реальный прототип, верно? — К чему этот вопрос? — Джин удивленно поднял брови. — У него есть реальный прототип. Ким Тэхен. Актер, который сыграл главную роль в фильме, снятом по моей книге. — Аааа… — Юнги неожиданно облегченно выдохнул. — Извини, что прервал. Продолжай. — И с которым я встречаюсь в эту субботу. — Это было сказано с особенно многозначительной интонацией, и Юнги вновь пришлось поднять голову. — А что тебя удивляет? — Удивляет? Нет, меня не удивляет. Пф, ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудиться. Это было… Простое любопытство. Продолжай. Джин еще пару мгновений смотрел на Юнги, затем вернувшись в свое воображение. — Не произноси при мне это имя! Ты забудешь его, и я приложу к этому все усилия! — Мужчина треснул по столу кулаком так, что перевернулась подставка с простыми карандашами, но Джин лишь улыбнулся, поднявшись со своего места. — Посмотрим. Посмотрим, отец, стоило ли это всё того, что ты потеряешь единственное сына. — Джин, стой! Я еще не закончил! — Мужчина вскочил, в то время как Джин спокойно обернулся. — Мне нужно собирать вещи. Завтра я улетаю. По твоему приказу. Всего доброго, отец. И Джин пулей вылетел из ненавистных ему, пропитанных властью и влиянием отца стен, затем стремительно сбежав по лестнице и под недоумевающим взглядом матери выскользнув на улицу. Лил дождь, но его это нисколько не смущало, и он, не замечая, как тяжелые холодные капли медленно, но верно впитываясь в легкую рубашку, забирали из его тела тепло, бежал… К нему. Он бежал к их месту, и он точно знал, что он будет ждать его там. И он ждал. Он сидел на скамейке, низко опустив голову, локтями упираясь в колени и не замечая постепенно усиливающийся дождь, оставляющий на его светлом пиджаке уродливые разводы. — Тэ! — И тут раздался выстрел! Отец рванул вслед за сыном, вооружившись наганом, и пришил его любовничка, чтобы сынок смог родить ему наследника, посредством какой-нибудь чистопородной женщины! — Юнги теперь только слушал, отставив в сторону MacBook, и выглядел при этом очень самодовольно, как будто вдруг посетившая его мысль был не просто гениальной, а... чертовски гениальной. — Слушай, это мой сюжет. И в нем не будет никаких убийств. О чем мне по-твоему писать, если любовь всей моей жизни убьют в начале книги? — Джин очень активно недоумевал, как-то совершенно неосознанно начав говорить за своего предполагаемого главного героя. — Он тебе действительно так нравится? — Юнги смотрел так прямо и так нетерпеливо ожидая ответ, что можно было подумать, что теперь решалась чья-то жизнь. И Юнги потом только понял, что этот вопрос был неуместен в рамках нового сюжета, однако, Джин, кажется, не смог уловить его истинный посыл. — Не перебивай меня, понял? И конспектируй! На меня в коем-то веке снизошло вдохновение. Тэхен молниеносно поднялся, торопливо убирая своими длинными красивыми пальцами с лица мокрые, прилипшие к коже волосы, пытаясь одновременно с этим протереть глаза от дождя, чтобы удостовериться, что это была не слуховая галлюцинация. Он пришел на это место без надежды, что сможет увидеть Джина, и теперь, когда глаза подтвердили то, что это действительно был он, Тэхен бросился навстречу своей любви. И… — Его сбивает машина. Прям насмерть, прям с размазанными по бамперу мозгами! За рулем сидела мать главного героя, которая больше не могла выносить то, что творилось в семье из-за этого гомосексуального любовничка ее любимого сына, от которого она мечтала заполучить внука! И… — И я тебя выгоню сейчас, если ты не перестанешь. — Джина, кажется, начала раздражать слишком вдохновенная инициатива Юнги, и тот послушно замолк. Их не смущал дождь. Для них теперь значение имели только объятия, крепкие, которые не могли согреть остывшие тела, но утешали душу. Тэхен отстранил от себя Джина, своими красивыми большими руками обрамив его мокрое от дождя лицо, пальцами убрав с лица волосы. С момента их взаимного признания прошло больше трех месяцев, но он до сих пор как будто видел его впервые, испытывая непередаваемое в своем счастье волнение. Родные черты, родные глаза, в которых блестели все те чувства, которые они с самого начала делили на двоих, сумев переступить через все преграды, выстроенные на их пути непримиримым обществом. Или не все… — Что он сказал? — Я уезжаю завтра. — Глаза Джина предательски покраснели, но его слезы теперь скрывал продолжающий сыпать с неба дождь. Тэхен опустил голову, глубоко вдохнув, но забыв выдохнуть. — Я… — Я люблю другого. — Юнги очень серьезно рассуждал. — Подожди, не гневайся. Сам посуди, если он теперь признается в любви, это будет обычная сказочка со счастливым концом. А здесь… Интрига. Разочарование в любви, после которого счастливый конец будет только счастливее. — И какой может быть счастливый конец после разочарования в любви? — Джин смирился с тем, что ему не дадут закончить, потому решил дать возможность Юнги аргументировать свое слишком настойчивое вмешательство. — Он встретит другого. Будет морозиться от него, помня о своей неудавшейся любви, а потом вдруг прозреет. А тот, в кого он будет потом обязательно влюблен, потом в конце концов сможет как-нибудь убедить отца, да так убедит, что тот даст сыну благословение на брак. Прикинь?! Это можно будет так хорошо обыграть и разыграть, что я уже готов взяться сам за написание этого сюжета. — По-моему, это слишком банально. А вот провести эту любовь через все испытания… — Джин задумчиво закатил глаза к потолку. — О, это, разумеется, не банально. Ну да. Ну, точно. Это всего лишь на всего сюжет восьмидесяти процентов мыльных опер. Такого в жизни не бывает. — Если бы ты не стал дожидаться свою любовь, за которую нужно было бы еще побороться, не значит, что такого не бывает. — Джин скрестил руки на груди, пока Юнги очень активно протестовал лишь мимикой, готовясь вслух выпустить свое негодование. — Это с чего это ты взял? Что вообще за оскорбительное предположение?! Да я… — Да, Чимин мне успел рассказать, и я тем более не понимаю, чего ты ерепенишься. — Джин недоумевал, а потом вдруг серьезно задумался. — Вообще, вся эта задумка очень… Нет, мне не нравится. Удали. Безвкусица какая-то. — Так, а что еще тебе рассказал Чимин? — Юнги был заинтригован, при этом явно очень скептически настроен, почему-то не предполагая, что Пак Чимин после всех своих обломов мог выдать ему положительную характеристику. — Спроси у него. А пока… Развлеку тебя жизненным сюжетом — что-то мне подсказывает, что тебе будет интересно. Иногда Джин думал, что у него социопатия, когда появлялся в общественных местах, вынужденный лавировать между сбивающимися в группки и почему-то постоянно перемещающимися людьми. Но потом он обязательно находил знакомое лицо, и все становилось не так грустно. Пока это знакомое лицо не покидало его для того, чтобы поздороваться с кем-то. И теперь Джин стоял рядом с большой красочной афишей, предназначенной для фотографий в день предпремьерного показа фильма, сценарий к которому был написал при его непосредственном участии. Он ощутил на своем плече руку и облегченно выдохнул. — Ты выглядишь слишком растерянно для человека, который заварил всю эту кашу. — Знакомый спокойный бархат низкого тембра, который принадлежал актеру, исполнившему главную роль. — Пойдем. Сделаем пару фото и отправимся в зал. — Привет, Тэ. Я… — Джин уже придумал аргументы против того, чтобы вновь светиться в фотовспышках, так как он уже успел запечатлеться на фото со сценаристом, с главным режиссером, со сценаристом и главным режиссером вместе. И теперь явно не было нужды в том, чтобы вновь позировать вооруженным голодными объективами журналистам. Но рука уверенно направила его в кадр, и теперь любое сопротивление выглядело бы комично. Джину оставалось только улыбаться, что он, собственно и делал. — Видишь, это было не страшно. — Тэхен тепло улыбнулся, затем взяв Джина за руку. — Пойдем, пока все самые лучшие места не заняли. Ким Тэхен был настолько уверен, насколько красив, сексуален и непосредственен во всех своих проявлениях. Его любили все: от объективов фотокамер до именитых дизайнеров и раскрученных брендов всего на свете, которые расталкивая друг друга локтями, стремились предложить ему наиболее выгодный рекламный контракт. Просто потому, что Ким Тэхен был вызывающе хорош во всём. Абсолютно. — Жаль, что ты редко приходил на съемочную площадку. — Удостоверившись, что Джин удобно устроился, Тэхен занял соседнее место, теперь развернувшись к нему и расположив свою руку на спинке его кресла. Джин не переставал смущаться в его обществе. Не потому, что он был излишне не уверен в себе или что-то такое, что непременно заставляло бы его опускать глаза при общении с людьми. Просто Ким Тэхен обладал супер силой — смущать своим присутствием. Смущать в хорошем смысле. Смущать своей харизмой и обаянием, которые, в сочетании с безупречной внешностью, составляли очень опасный коктейль, только пригубив который ты непременно рисковал напрочь лишиться чувства самосохранения. — Да, я тоже желаю об этом, но мне все равно удалось посмотреть киноиндустрию изнутри. — Джин улыбнулся, пока Тэхен продолжал смотреть на него прямо, задумчиво и при этом явно заинтересованно. Как будто у него к Джину было какое-то конкретное дело. — Ты свободен в эти выходные? Вопрос прозвучал как будто без какого-либо подтекста, но в случае Ким Тэхена подтекст мог появиться в любой момент, совершенно неожиданно, именно тогда, когда ты не будешь к нему готов. — Я сейчас работаю над новой книгой… Но да, формально я свободен. — Джин кивнул, но достаточно неуверенно, чтобы Тэхен смог что-то заподозрить, хитро улыбнувшись. — Если ты не хочешь провести со мной время, с этим нет никаких проблем. Или если у тебя есть более приятная компания. — Тэхен явно из желания поддержать и успокоить мягко положил свою большую и красивую руку Джину на бедро, затем ею быстро скользнув к острому колену. — Нет. Нет, я с удовольствием проведу с тобой время. — Джин улыбнулся, и Тэхен поспешил улыбнуться в ответ, на этот раз, очаровательно, без хитрости и сексуальности — широко и квадратно, как умел только он. — Ура! Мне всегда хотелось пообщаться с автором сюжета фильма, в котором я играю! Это же, по-моему, безумно интересно — послушать все от первоисточника, без каких-либо посторонних интерпретаций и искажений. — Вдруг Тэхен снова стал серьезным. — А после показа ты что делаешь? Джин решил, что теперь была его очередь проявить инициативу, а не сидеть розовым от смущения, боязливо принимая слишком ненавязчивые и приятные знаки внимания. — Приглашаю тебя выпить. У нас уже оформилась компания, и тебя в ней явно не хватает. — Отлично, я за! Пусть я и не пью, но… — Тэхен хитро сощурился. — Уверен, это будет интересно. И красиво. — Ну, с твоим присутствием, разумеется. — Джин беззлобно ухмыльнулся, обратив внимание на вдруг загоревшийся экран, который явно уже был готов к тому, чтобы показывать нетерпеливой публике очень интересное кино. — Даже без меня. Но с тобой. — Сказанное прозвучало неожиданно близко от уха Джина, но когда он повернул голову, Тэхен уже смотрел в киноэкран, откинувшись на мягкую спинку кресла. — А как называется фильм? — Юнги смотрел в экран своего смартфона, явно пытаясь что-то выяснить. — Под одинокой луной. — Джин потянулся, затем о чем-то задумавшись. — Слушай, а ведь это действительно может быть интересно. Сделать упор не на сюжете как таковом, а на чувственном посыле. Описать все так обстоятельно… Возможно, мне может это удаться, тем более, что теперь у меня больше романтического опыта. Но Юнги не слушал, теперь разглядывая и быстро перелистывая фотографии с предпремьерного показа фильма «Под одинокой луной», снятого по бестселлеру пера Ким Сокджина. И он сразу узнал на одном из снимков в статье какого-то наверняка уважаемого интернет-издания Ким Сокджина, в темно-сером смокинге, который профессионально тонко подчеркивал все достоинства его телосложения, в черной, волшебно и при этом ненавязчиво блестящей шелковой сорочке, расслабленно расстегнутой, без галстука; с безупречной укладкой, открывающей его красивое лицо, и… Безупречным актером рядом. Который очень уверенно держал его за талию, как будто они пришли вместе. Безупречный актер, в безупречном костюме, с безупречной уверенностью в себе, которая отражалась буквально во всём. И Юнги решил не останавливаться на увиденном, загуглив просто имя «Ким Тэхен». Куча профессиональных фотографий, демонстрирующих Ким Тэхена во всей нагло бросающейся в глаза красе. Вот он дерзкий брюнет, хищно выглядывающий из-под густой челки, вот он блондин, интригующе улыбающийся лишь одной стороной рта, хитро сощурившийся и… Ким Тэхен кричал тебе в лицо, насколько он привлекателен, и все что тебе оставалось — заплакать от осознания собственной ущербности и согласиться. Ну ладно, не ущербности. От осознания того, что ты не можешь ничего возразить против. Если Пак Чимин был вызывающе сексуален лишь тогда, когда ему это было нужно, в любой момент профессионально примеряя на себя безупречно продуманный сценический образ, то здесь… Здесь был более серьезный случай. Здесь на лицо была сексуальность природная, естественная, обусловленная бьющим ключом тестостероном. Эволюционисты бы непременно сказали, что это мужская особь, которая с наибольшей вероятностью сможет продолжить свое потомство неопределенное, как ей только пожелается количество раз. И эти безупречные гены, которые итак наверняка успели достигнуть определенного уровня совершенства, будут совершенствоваться и дальше. И даже если Ким Тэхен, по воле злого или незлого рока, не собирался размножаться, он в любом случае уже выиграл генетический джек-пот. — И чем закончился тот вечер после премьеры? — Юнги отложил телефон, теперь прямо смотря на Джина, который отвлекся от своих замыслов и идей, обратив внимание на Юнги. — Мы пили со сценаристом, главным режиссером, художником по костюмам и… — Ким Тэхеном? — Юнги поднял брови, ожидая от Джина услышать подтверждение своей догадки. — Ага. И я чуть перебрал. Это сказалось волнение, я все равно вел себя прилично! — Джин, предупреждая все дальнейшие упражнения в остроумии, в которые мог пуститься Юнги, поднял указательный палец. — Тэ проводил меня, так что все закончилось благополучно. — Чем? — Юнги был любопытнее, чем это было прилично. — В смысле чем? — Джин был искренне удивлен. — Тем, что я лег спать, чем. Чем у тебя обычно заканчиваются дружеские попойки? А… Подожди-ка. Я знаю, чем у тебя заканчиваются дружеские попойки. И Джин настолько хитро улыбнулся, что Юнги сразу начал вспоминать все свои дружеские попойки, чтобы вместе с тем вспомнить, как именно они заканчивались и нужно ли ему теперь краснеть. — Нет, мы с Тэхеном ни разу не целовались. — Джин поднялся, теперь по-человечески устроившись в кресле, облокотившись на его мягкую спинку, а не подлокотник. И Юнги теперь почему-то захотелось спросить у Джина о планах на этот счет, на счет Ким Тэхена и возможных будущих поцелуев, но он успешно проглотил это внезапно возникшее стремление, и вместо этого задумался над тем, что было бы, если бы кто-то решился соединить в одну пару Пак Чимина и Ким Тэхена… Вот это был бы действительно стоящий сюжет. И удивительно удачный, если бы он рискнул воплотиться в жизнь. — Юнги, а тебе понравилось целоваться с Чимином? — Джин спросил это с нескрываемым ехидством, которое, к его несчастью, слишком быстро заменилось нетерпеливым не просто любопытством. — Не помню. — Юнги задумчиво откинулся на спинку стула, повернувшись к окну, за которым во всю светило солнце и радовались жизни щебетавшие птички. — Наверное, стоит повторить. Джин собирался что-то сострить в ответ, но в последний момент передумал. Почему-то теперь эта тема уже не казалось такой уж благодатной почвой для остроумия.