***
— Хиро сказал, что я сегодня могу к тебе не приезжать, но я уже настроился поесть твоей стряпни. — Юнги был весел и, кажется, очень доволен собой, возникнув на пороге квартиры Джина, со шлемом и крошечным картонным пакетом в руках, который тут же вручил. — Что это? — Джин сразу заглянул внутрь, увидев там картонную коробочку, в которой, на поверку оказались шоколадные конфеты. Ручной работы, о чем свидетельствовала фольгированная наклейка. — Это… Хиро купил и просил тебе передать. — Юнги пристроил шлем, затем принявшись за кроссовки. — Сказал, что тебе теперь нужно больше вдохновения, чем обычно. А ты любишь шоколад. — Он, очевидно, теперь должен быть с тобой, потому что эти конфеты… — Джин приблизил к глазам крошечную этикетку. — Были сделаны двадцать три минуты назад. Если я правильно ориентируюсь по часам. — Ешь и не задавай лишних вопросов. — Кажется, Юнги теперь смущался, судя по тому, каким деланно возмущенным был его голос. — Какой на сегодня план? Он выпрямился, ожидая не увидеть Джина, который обычно в это время уже находился в гостиной или на кухне, но теперь Джин стоял на том же месте, сделав шаг ему навстречу. — Это ты купил конфеты, чтобы загладить свою вину. — По голосу и очень серьезному взгляду Юнги сразу понял, что находился в опасности. Пусть и не смертельной, но все же чувствительно пробежавшейся холодком вдоль позвоночника. — Узнал у своего друга, что я был у него с утра, понял, что твоя шалость удалась и теперь… — Вообще, формально, Хиро мне не друг, а отец. — Юнги знал, что теперь было самое время совершить отвлекающий маневр, потому что, судя по всему, Джин его шалость оценил не так высоко, как он надеялся. — Приемный отец. Они с мамой поженились когда мне было пятнадцать. Я просто не называю его отцом, потому что у меня есть биологический отец, но я очень люблю и уважаю Хиро и считаю его своим самым лучшим другом. Увидев, что теперь на лице Джина застыло удивление, недоумение и слишком натурально отыгрываемый шок, Юнги улыбнулся. — Достаточно того, что папой его называет Мамору — мой несносный маленький брат, которому восемь лет, которого я нежно люблю и который теперь гостит и бабушки с дедушкой в Японии. Но, несмотря на все это, ты должен понимать, что Хиро обратился ко мне не потому, что я его сын, а потому что я действительно профессионал. Юнги сделал шаг вперед, ожидая, что теперь Джин все же последует по своему обычному маршруту, но Джин лишь отставил коробку с конфетами. Угрожающе отставил, угрожающе для Юнги, в которого, вновь вернув себе самообладание, бросил полный справедливого негодования взгляд. — Я чуть со стыда не сгорел, Мин чертов Юнги! — Он сделал еще шаг вперед, и Мину чертову Юнги не оставалось ничего, как сделать шаг назад, впечатлившись очень вкрадчивой, но при этом угрожающей интонацией голоса недовольного писателя. — Ну не сгорел же. Вон какой красивый… — Юнги улыбнулся, но Джин, кажется, на его улыбку отвечать не собирался. — Да брось, я знаю Хиро и насколько он лоялен ко всему. Он бы не стал падать в обморок или сильно ругать тебя или еще что-то… — Ты долбаный извращенец, понял? — Джин, на этот раз опасно приблизившись к Юнги, который уже спиной подпирал входную дверь, удостоверившись, что ручка осталась где-то сбоку, не угрожая нежным ребрам, тряс перед ним указательным пальцем. — Сам скажешь своему отцу, что это была твоя идея и твое творчество. Он наверняка тебе посочувствует, что ты «так долго один», что пишешь такое. Как посочувствовал мне. — И это обидело тебя больше всего, да? — Юнги некоторое время следил за пальцем, неосознанно, затем попытавшись поднять глаза в глаза, но вынужденно задержавшись на возмущенно поджатых губах. — Это месть. Ты меня травмировал, когда я был настолько добр, что прокатил тебя на своем байке. — Плевать. — Джин отошел от Юнги, наконец, направившись в свою гостиную, оставив теперь после себя лишь легкий парфюмерный шлейф, который Юнги тут же втянул носом. Всё же пах он катастрофически приятно. — Джииин… — Юнги улыбнулся, схватив конфеты и двинув вслед за Джином. — Можешь заниматься, чем хочешь — я не собираюсь с тобой разговаривать. — Он занял привычное место на своем кресле, на этот раз поставив белый MacBook на свои колени. — Мне нужно оправиться от того стыда, что мне пришлось испытать. По твоей вине. — А мы будем обедать? — Юнги, кажется, нисколько не смущало то, насколько категорично был настроен Джин, и он устроился на своем обычно месте за столом, пусть и без компьютера напротив. — Будешь обедать дома. — Джин теперь надел на нос свои очки и строго надул щеки. — С тобой. — Юнги улыбнулся, скрестив руки на груди. — Сам с собой. И с тем бредом, что ты написал, от моего имени. Надеюсь, у тебя получится вздрочнуть, потому что я после этого завязал бы с сексом раз и навсегда. — А если я скажу, что писал это с мыслями о тебе? — После этого предположения, Джин поднял на него такой убийственный, не имеющий ничего общего с игривым флиртом взгляд, что Юнги решил не продолжать в этом направлении, лишь глубоко вздохнув. — Что ж, если ты отказываешься со мной говорить, настало самое время для того, чтобы узнать, под что обычно дрочишь ты. — И Юнги, который все же не мог смириться со своим положением, уверенно направился к личному компьютеру Джина. — Или же убедиться в том, что ты невинный агнец. Если на твоем ПК я не найду ни следа порно, честное слово, я тут же звоню Хиро и извиняюсь за то, что так грязно тебя подставил. Джин молчал и сохранял невозмутимое спокойствие. Потому что он знал, чего не знал Юнги, а именно пароль от его системы. Поэтому он лишь больше углубился в диван, все же отставив свой MacBook и обратив внимание на телефон, где его ждали старые добрые «три в ряд». —Так, посмотрим. — И Джину следовало бы вспомнить, что Юнги однажды видел, как он при нем вводил пароль, потому для Юнги теперь не составило никакого труда войти в систему и уже даже загрузить браузер. — Я не буду рыться в скаченных. Первым делом надо посмотреть историю поиска. Джин был горд собой, что сохранял такую бескомпромиссную стойкость ко всем жалким провокациям, потому продолжал играть, игнорируя начавшее что-то подозревать чувство самосохранения. — Ого, очень интересно… — Юнги, с помощью поиска, нашел в истории упоминания одного очень известного порно-ресурса, сразу же открыв ссылку, до этого предусмотрительно выключив звук, чтобы раньше времени не взволновать до сих пор слишком беспечного Джина. — Тебе нравится помягче, да? Метки… — Юнги внимательно скользил по закладкам. — Нежный секс, петтинг, минет, массаж, римминг, … Ну-ка. И Юнги загрузил последнее видео, которое было в просмотренных и добавленных в избранное, все еще не потрудившись включить звук. Немного ненужных и всегда особенно раздражающих разговоров, потом пылкие чувственные поцелуи с неторопливым раздеванием и со столкновением со всеми косяками и одвирками (разумеется, в порыве ленивой страсти, а не приступе дезориентации), и, наконец, кровать. Ну да, разумеется. И Юнги, наконец, включил звук на полную мощь именно в тот момент, как один из молодых людей взял член своего коллеги в рот. И Джин тут же, с тихим и недоумевающим «Какого?!» вскочил с кресла, по дороге к Юнги споткнувшись о край ковра, нетерпеливо выругавшись. Он мигом закрыл глаза Юнги, одновременно с этим убрав его руку с мышки и сразу же остановив проигрывание видео. — Тебе нечего стесняться, Ким Сокджин. Отличный сексуальный вкус, без извращений, но… очень чувственный. — Юнги взялся пальцами за прикрывающую его глаза руку, но вопреки ожиданиями, он не стал ее одергивать, просто накрыв ее свой ладонью. — Нежный секс с обилием предварительных ласк — это очень гурманский выбор. И меня даже не смущает обычно чтимый среди неопытных подростков петтинг — в этом все равно что-то есть. Особенно, если по любви. Тогда есть очень много чего, приятного и приносящего вполне взрослое удовольствие... — Я не собираюсь это обсуждать с тобой. — Джин теперь быстро подчищал историю браузера, чтобы затем, как только со всеми уликами и прочим было покончено, загрузить игру, чтобы пресечь другие попытки проникновения в его частную жизнь. — Вставай. — Я не могу. Ты придавил меня своей обидой. — Юнги взял все еще находящиеся на его лице пальцы в свою руку, мягко и почти бережно убрав их. — Я не обижаюсь на тебя — на умственно несостоятельных бесполезно обижаться. — Джин, который теперь смотрел на Юнги сверху вниз, скрестил руки на груди, надув губы и настойчиво избегая смотреть в сторону Юнги, который почти победно улыбался. — Сегодня я назначаю тебе выходной: можешь играть в яблочные истории сколько влезет, а я приготовлю обед. Джин думал, смотря теперь в находящееся за спиной Юнги окно, раздраженно и напряженно раздувая ноздри от вырывающегося наружу негодования. — Вкусный обед. — Джин, наконец, опустил на него глаза, и Юнги уверенно кивнул. — И помоешь посуду. — И ты перестанешь мне раз и навсегда припоминать мою милую выходку. — Он поднялся, теперь находясь с Джином почти лицом к лицу. — Милую? Тебе стоит перечитать то, что ты там написал. — Джин закатил глаза, в то время как Юнги, уверенной рукой на талии, которая сопровождалась другой такой же на плече, стал направлять его в кресло. — Садись и не бухти. А то растеряешь весь азарт. Джин уселся, и не успел Юнги двинуть в направлении кухни… — Садись рядом и смотри, как я играю. — Джин, очень эффектно вытянувшись, поставил рядом с собой другой стул. — А потом мы вместе будем готовить. — Как скажешь. — Это совсем было не похоже на наказание, и Юнги очень охотно согласился, потому что ему нравилось смотреть, как играл Джин. Юнги нравилось наблюдать за тем, как сосредоточен и захвачен процессом он был в этот момент. — Может, я дам и тебе попробовать. — Джин до сих пор пытался выглядеть справедливо возмущенным и даже гневающимся, но у него это выходило все хуже, и в его голосе, как и во взгляде, все отчетливее на первый план выдавалось его обычно присущее ему, когда он не вредничал и не острил, очарование. Мягкое, спокойное, подернутое нежным румянцем очарование, которое так волшебно сочеталось с его мужественностью. Волшебно контрастировало с его мужественность, придавая ему… то, чему все сложнее было противостоять, не желая признаваться себе в очевидных вещах. — Джин. — Юнги устроился на стуле, облокотившись на стол, ожидая, когда Джин обратит на него внимание. — Извини. Я не хотел тебя расстраивать — только заставить краснеть. Джин смотрел на Юнги прямо, и в его взгляде еще угадывалась досада и раздражение по поводу случившегося, но потом на губах появилась улыбка, пусть и достаточно сдержанная. — Ты заставил краснеть и своего приемного отца. И, честно признаться, мне кажется, он испытал больший шок, чем я. Я больше шокировался, когда узнал, что ты его сын. Отвлекающий маневр Юнги явно удался. — Как нибудь я расскажу тебе эту увлекательную историю. А пока… Персиковый босс.***
— Ты мог не приходить — я писать больше не буду. — Джин открыл перед Юнги дверь, затем сразу скрывшись в своей просторной гостиной. — Пошло. Всё. В пизду. Юнги, испытывая крайнюю степень недоумения, тщательнее обычного расположил на плоской деревянной поверхности шлем, затем принявшись за расшнуровывание кроссовок. Просто чтобы выгадать время прежде чем дать какую-то реакцию. Потому что это было неожиданно. Практически форс-мажор. — Сильное заявление. — Юнги увидел Джина на кресле, с закинутыми ногами и телефоном в руках. — Будешь кофе? Если будешь — ты знаешь, где его добыть. Юнги до этого не приходилось видеть Джина таким… Раздраженным. Серьезным. Агрессивно собранным. Готовым в любой момент взорваться самым неприглядными образом и самыми нелитературными словами. И в этот момент он вдруг перестал источать обаяние, начав транслировать во вселенную что-то… Что-то сильное, особенно в момент, когда он поднял на Юнги свой взгляд. Какой-то слишком прямой, похожий скорее на удар, чем на будничное проявление внимания. И Юнги невольно почувствовал себя лишним или виноватым. Но он знал, что Джин теперь не думал о нем ни то, ни другое, потому решил заняться кофе. Для них обоих. И для Джина покрепче. — Почему? Вот ты мне скажи, почему в общей массе чего-то более или менее положительного и приятного… Я не говорю хвалебного, потому что понимаю, что не гений… Всегда найдется кучка зловонного… Вот прям зловонного, Юнги, я не шучу. — Джин, потеряв свой телефон в кресле, скрестил руки на груди и надул губы. И у Юнги отлегло. — Возьми, мистер писатель, и расскажи мне, наконец, что случилось. Только без эмоций. — Юнги решил, что теперь может позволить себе устроиться на ковре, облокотившись спиной на стоящий перпендикулярно креслу диван. До этого, разумеется, передав Джину, который лишь благодарно кивнул, ароматно крепкую чашку кофе. — Недавно состоялась премьера фильма, снятого по моей книге. И я, на кой хер вообще полез, наткнулся на критический отзыв. Вообще, соотношение негативных и положительных отзывов семьдесят восемь процентов в мою пользу, но… Я не мог пройти мимо этого, подсвеченного красным… Высера. — Слово «высер» переплюнуло и козявки, и сосаться. Я восхищаюсь. — Юнги не знал, что именно могло теперь разрядить атмосферу, потому решил быть собой — до драки вряд ли дойдет, но в любом случае, у него будет физическое преимущество. — Ну, потому что по-другому я не могу это назвать. — Джин сделал первый глоток, затем еще один, и еще, как будто совершенно игнорируя тот факт, что кофе до сих пор достаточно горячий. — Я не буду тебе цитировать, но смысл примерно такой. Нельзя винить актеров и режиссера, если у них на руках дерьмовый сценарий. И речь не об адаптации моей книги, а о самой книге. Он, сука, критикует МОЙ ЖИЗНЕННЫЙ ОПЫТ. Дело было серьезное и очень личное. Юнги уже придумывал наводящие вопросы, но Джин продолжил сам. — Наивность. Излишне наивные размышления, не имеющие ничего общего с жизнью. То есть, по его мнению, осознав, что мне нравятся мальчики и что мое это стремление никто не поддерживает, я должен был непременно скинуться с моста, непонятный и неузнанный, чтобы это было жизненно?! Какого, блять, черта?! Неужели, только наивные дураки, обнаружив в себе чувства, надеяться на то, что они закончатся большой и чистой любовью?! Вот скажи мне, Мин Юнги, неужели когда тебе встречается человек, который тебе нравится, ты сразу начинаешь думать о том, по какому поводу вы поругаетесь и навсегда забудете друг друга? Ведь это ТАК ЖИЗНЕННО! Ведь все влюбленные пары рано или поздно расстаются, и ты обязательно, слышишь, обязательно должен это учитывать, когда влюбляешься. А если ты не учитываешь — ты наивный идиот, понял? Примерно как я. Юнги продолжал сохранять молчание, но для него уже очевидным становился тот факт, что это была критика ради критики, а не конструктивное указание на увиденные недостатки. — Джин, тебе не нужно воспринимать это всерьез. Всегда найдется люди, которые бросят в тебя говном и скажут, что ты сам обосрался. Уж прости за столь нелицеприятную метафору. — Заметив, что Джин явно прислушивался к его словам, Юнги продолжил. — Вот ты говоришь, что больше писать не будешь, а я ведь тоже проходил через это. Да, однажды меня настолько не похвалили, что я зарекся садиться за инструмент. — Серьезно? — По голосу Джина было понятно, что он немного смягчился, и теперь смотрел на Юнги скорее удивленно, чем агрессивно. — Абсолютно. Мне тогда было двадцать, и я участвовал в городском конкурсе от своего музыкального колледжа — у меня классическое музыкальное образование, если что. Так вот, я исполнял то, что написал сам. Я был настолько вдохновлен, я настолько прикипел душой и пальцами к этой музыке, что всерьез полагал, что это шедевр. А потом услышал рассуждения двух сторонних преподавателей, которые приехали со своими учениками, что это посредственность, пригодная только для отработки техники. — Уроды. — Джин сказал это с таким искренним чувством, что Юнги пришлось улыбнуться, хотя он не собирался. — А ты что? — Ну… Я развернулся и ушел, не дожидаясь награждения. Потом катался на качелях и говорил с Хиро, который ради этого отлучился с важных переговоров. Он ни черта не смыслит в музыке, но даже он смог меня настроить на то, что недооцененный талант все равно талант, а он был уверен, что я совсем не заурядный, а наоборот. И теперь я пишу для Sony music, и до сих пор никто не жаловался на мою музыку — скорее, даже наоборот. А я доверяю этим гениям музыкальной индустрии больше, чем тем, кто, возможно, злится и критикует только потому, что отчаялся реализовать собственные амбиции. А ты… Доверяй Хиро, потому что он — гений издательского дела, и, можешь быть уверен, будь ты действительно никчемным, он бы не носился с тобой. А он тебя действительно ценит. И вдруг Джин улыбнулся, в то время как Юнги удивился. — Мистер Такаги по началу запрещал мне читать критические отзывы на мою книгу, самолично отбирая для меня лишь конструктивную критику. А потом, когда продажи стали неуклонно расти, а я стал увереннее в том, что мне удалось написать что-то стоящее, почти перестал так заботиться о моей самооценке. Но… — Джин вновь стал серьезнее. — Как можно критиковать чьи-то переживания? Как можно подойти к кому-то, кто плачет, и начать ему затирать о том, что по таким поводам, вообще-то, слезы лить глупо и нужно выбрать причину посущественнее. — Сам понимаешь, что это глупо, но почему-то расстраиваешься. — Юнги ободряюще улыбнулся, и Джин было собирался улыбнуться в ответ, но почему-то передумал. — Хочешь посмотреть мой фильм? Потому что я хочу услышать от тебя критический отзыв. Мне кажется, ты не из тех людей, которые будут выбирать выражения лишь потому, что дают оценку лично знакомому им человеку. — Ты хочешь меня пригласить в кино? — Юнги очень искренне удивился, в то время как Джин задумался. — Ну, вообще изначально этого в планах не было, но если ты настаиваешь… — Он хитро улыбнулся. — Вообще-то, это ты первым заговорил о том, чтобы посмотреть фильм, а я просто… Настаиваю. — Юнги решил, что может себе позволить быть приглашенным в кино даже после того, как сам того не ведая, напросился. — Отлично. Тогда завтра мы смотрим мой фильм.