Глазами Люцифера

Мне предстояло за считанные сутки построить целый цех. От бессонных ночей и бесконечных приказов раскалывалась голова. Но я держался в строю и часто ловил взгляды подчинённых на себе. Они знали, как тяжело мне давалась эта стройка, хоть и сами делали тоже не мало. Усложнял ситуацию вечно мозоливший мои глаза выскочка–Варул, со своими бесполезными советами. — Вот сюда надо было поставить плиты. А на крышу поставить десять людей. И вообще, козырёк наверху криво стоит, как будто его не уравнивали. Клянусь, каждую секунду, которую он говорил, я представлял, как можно было бы его убить. — Иди куда шёл. — Ах, да, — он сделал шаг и тут же развернулся, — я направлялся к Сатане, он хотел поговорить со мной. Опять. Что будет на этот раз? Каждый день они о чем-то мило беседовали. О чем? Со мной Отец никогда не хотел разговаривать. А с этим упырем был счастлив встретиться даже несмотря на кучу дел. От злости мои глаза наливались кровью. Я сжимал кулаки так, что белели костяшки. Почему меня это так бесило? На плечо легла рука: — Успокойся. Он специально тебя травит. Демьян был единственным, кто мог разгадать мои эмоции. Видимо, прислуживание моему Отцу долгие годы давало о себе знать. — Я знаю. Он ведь пытается. Ублюдок. — Ревнуешь? От этого вопроса по телу вонзилось тысячу иголок. — Нет. — Ты — наследник. Тебя никто не заменит. Не бойся этого никогда. Лучше тебя кандидата не найдётся. «Разве речь сейчас про трон?» — Да. Я знаю, — я перевёл взгляд на новый цех. Строительство шло полным ходом, — давай не будем отвлекаться. В ответ он лишь сочувственно вздохнул, но я сделал вид, что не заметил. Не знаю, как это было возможно, но мы успевали в сроки. Пару раз в день Отец проходил мимо меня, задавал вопросы о продвижении и горделиво уходил прочь. «А с этим придурком целый день лялякаешь.» Когда последние штрихи были сделаны, я облегченно вздохнул. — Благодарю вас, что выполнили такую сложную и одновременно необходимую работу вместе со мной, — я видел, как их лица, измождённые, испачканные в грязи и поту, старались сохранить благородный вид, — вы были хорошими работниками, выполняли свои обязанности в нужной мере, какими и были в роли солдатов по сей день. В знак ваших трудов хотел сообщить, что вас ждёт поощрение в виде недельного отпуска. За бесконечную службу вы заслужили. Можете расходиться. Они лишь молча кивнули, но в их глазах читалась улыбка и ответная благодарность. Солдатам запрещалась излишняя эмоциональность. Когда Отец принимал готовый цех, то его реакция была весьма неоднозначной. Как и ожидалось. Он бродил по залам, внимательно наблюдая за каждым сантиметром помещения, чтобы найти, к чему придраться. Когда изъянов не было обнаружено, он поспешно удалился, напоследок произнеся грубое: — Я не рассчитывал, что ты что-то вообще сможешь построить. «Пожалуйста. Обращайся», — ответил я в голове. Я это сделал. Сделал. Придя наконец в комнату, я рухнул на кровать и провалился в глубокий сон. Каникулы кончились, но возвращаться сразу в школу не хотелось. Я решил остаться дома ещё на несколько дней. У меня были незаконченные дела. На самом деле, я боялся уезжать. Боялся, что Варул займёт мое место и я останусь в стороне. Вечно находившийся около ноги Отца парень вызывал у меня отвращение, в то время как сам Отец был от него в восторге. Оставить их вдвоём — значит добровольно позволить Варулу забрать моё место. А я слишком долго его добивался, чтобы отдать какому-то напыщенному индюку. «Я уехал, дорогая Элана. Убежал от своих чувств, в надежде спастись. Помогло ли? Не буду врать — я разбит и растоптан. Моя сердечная рана затягивается днём и разнывается ночью. Скулит, как самая одинокая дворняжка. А сам я потерян, дезориентирован в пространстве. Моряки уже смеются надо мной, давая прозвище «зевака». Но мне всё равно! Я люблю тебя! Как жаль, что ты не прочитаешь, не услышишь этого из моих уст. Потому что, на самом деле, я не готов это принять. Пускай моя рана будет болеть: я знаю свой путь и буду ему придерживаться. Сердце — не голова, дорогая Элана, а я предпочитаю второе. Как бы там ни было, надеюсь, вы найдёте мужа, сможете его полюбить. Главное, чтобы я об этом не узнал, иначе тоска по вашей нежной коже и шёлковым волосам опять разрастётся, а ревность к чужому мужчине и вовсе заставит застрелиться.» — Дурак, — я положил руку на лицо, горячо растирая кожу, — просто болван. — Кто болван? Свежий голос заставил меня развернуться, но, когда я увидел, кто это был, то безразлично повернул голову обратно, холодно бросив: — Я думал, я здесь один. Варул заинтересованно опёрся о стеллаж: — Хотел прогуляться по дворцу, узнать новые места, —  он прищурился, заглядывая мне через спину, — что читаешь? Я усмехнулся. — Я по-моему приказал тебе обращаться ко мне на вы. Мне не было видно, но я чувствовал, как он закатил глаза. — Что читаете, господин? — парень язвительно подчеркнул последнее слово. Я не удержался, положил пыльную от времени книгу и произнёс: — Ты – мой подчинённый, не более, — я еле держался на грани спокойствия, — будешь позволять себе со мной разговаривать в таком тоне, я лично выкину тебя за шиворот в темницу, — мои злые глаза устремились на него, — ты понял меня? Он чуть помедлил, подбирая слова: — Я подчинённый твоего Отца, а не твой. После этих слов, я поднялся со стола, взял в одну руку книгу и сжал ее так, что корешок начал потрескивать. Подойдя к нему вплотную, я взглянул на него с высоты своего роста. Он был на 1,5 головы ниже меня. — Боюсь тебя огорчить, оружейник, но Сатана не согласится с тобой, — я говорил это и слегка делал шаг вперёд, отчего он рефлекторно сдавал назад, показывая свою слабость, — большинством дел во дворце распоряжаюсь я, так что смирись со своей ничтожностью. Обстановка вокруг накалилась до предела. Волны ненависти разлились по всей комнате. Парень гневно дышал, стараясь не потерять самообладание. Вместо того, чтобы продолжать с ним разговор, я поднял руку, чтобы поставить книгу на полку и, всё также остававшись в опасной близости к нему, взглянул последний раз в жалкие глаза, коротко усмехнулся и вышел из библиотеки. Кто он такой, чтобы противостоять мне? Оставшиеся выходные прошли как обычно: я тренировался с Отцом, получал от него наказания, а потом проводил время в библиотеке, утопая в строчках книг. Они, казалось, не давали мне окончательно свихнуться между работой во дворце. Варул всё также, надеясь на волшебные силы, пытался доказать свою значимость. Его попытки хоть и бесили, но всегда заканчивались провально. Один раз, когда я шёл в кабинет к Демьяну по поводу очередного перевода из страниц книги, то из главного зала услышал диалог: — Господин, ваш Сын пытался давать мне поручения. Могу ли я спросить, правильно ли это? Я почти не узнавал голос оружейника. Он был таким неуверенным, неестественно высоким и, я бы даже сказал, писклявым. «Не переживай, я тоже дам тебе понять, кто твой хозяин.» — А в чём проблема? — спросил Отец глубоким и непонимающим тоном. В этот момент Варул замялся, сомневаясь в верности своих слов. Он понял, что я не шутил с ним, и теперь ему предстоит признать своё поражение. — Я подумал о том, что вы — мой господин, а значит работаю на вас. В ответ поступило было молчание. Но я уже знал, какое выражение лица было у моего отца: брезгливости и возмущения. — Люцифер отвечает за оружие и состояние моей армии, так что даже Я не такой уж и начальник для тебя, как он, — опять долгое молчание, — ты слишком много о себе возомнил, оружейник. От объёмных разговоров поднимается гордыня? Сам того не заметив, на моём лице появилась победная улыбка. Направившись дальше по своим делам, остаток дня я пребывал в прекрасном настроении. Когда я вернулся в школу, то немного оторопел от происходящего: все бегали из стороны в сторону, словно сейчас начнётся война. Я направился в кабинет Геральда, чтобы узнать, что происходит. Войдя в нужную дверь, я застал его за чтением важных бумаг. При виде меня, он тут же отложил их в сторону, встрепенулся и поприветствовал меня: — С возвращением, Люцифер, — он начал нервно раскладывать бумаги на столе, — как там дела в Аду? Как постройка цеха, о котором ты говорил? — Всё хорошо, — я окинул его изучающим взглядом, — были ли проблемы с моим отсутствием? — Не переживай. Все преподаватели отнеслись с уважением и поняли тебя. Но лучше подойди к ним ещё раз на досуге. Геральд был особенно нервный, местами даже потерянный. Поняв, что сейчас не лучшее время для расспросов, я попрощался с ним и пошёл брать расписание на предстоящее полугодие. В коридоре меня окликнули. Это была Ости. — Ты вернулся! Надо же. Я продолжил идти, коротко ответив ей: — Да. — Стой! Я хотела поговорить! — она пыталась меня догнать на высоких каблуках. Резко остановившись, она врезалась мне в спину: — Какая твёрдая…— заигрывающий взгляд прошёлся по моему телу. — Ты о моей спине хотела поговорить? — Нет, просто…очень сексуально. Я закатил глаза и процедил: — Не беспокой меня по всякому бреду. Девушка что-то сказала мне в след, но я уже скрылся в коридоре. Сидя на занятии, нам раздавали новые задания для сохранения равновесия на Земле. Моё заключалось в том, чтобы уговорить поставщика наркобарона не сдавать босса в полицию. Не сказал бы, что это было трудно: за каникулы я прочёл пару книг о психологии воздействия на людей, поэтому поставщик по имени Сэм колебался лишь минуту, после чего согласился продолжить работу. — Но, понимаешь, — заговорил худощавый парень, — он убил на моих глазах людей! Он – настоящее животное, разве таким можно быть? — Сэм вопросительно уставился на меня. — Ты пойми, что это тебя не касается. Главное — ты, и только ты. Если выполнил свою работу как надо — здорово, хорошо. Остальное неважно: наплюй на чужие смерти. Они тебя не касаются. Делай что велит, и хватит с тебя. О других думать будешь, сам не поймёшь, как себя потеряешь. — Странный ты чувак однако, но смысл в твоих словах есть, — он протер масляные от моторного масла руки о грязные джинсы. Я издал короткий, язвительный смешок: — Ещё бы. Но если остальные отправлялись на Землю за одним заданием, то у меня их всегда было два. «Миссис Питерс» Прибыв к нужному дому, я коротко постучал и начал всматриваться в окна. Свет не горел. Обычно она открывала сразу. Ещё один короткий стук, и за дверью послышались шаркающие шаги. Когда женщина открыла дверь, то ей потребовалась секунда, чтобы понять, кто перед ней стоит. — Джейк! Дорогой! Как тебя долго не было, плут! — она убрала руки, придерживающие на груди шарф, и кинулась обнимать меня. Я засветился от радости и также крепко прижал её к себе. — На улице холодно, заболеете. Давайте зайдём. Как только дверь захлопнулась, миссис Питерс сразу же возразила: — Мы же договаривались на «ты»! Я ещё слишком молода для таких официальностей! Когда она начинала ворчать, по-своему мило, я не мог возразить в ответ, лишь улыбался и соглашался на всё: — Хорошо. Как твои дела? — Ой, спрашиваешь, — она отмахнулась рукой, — как всегда: сижу дома, старею, пьянею, разгуливаю в путешествиях, — она подтолкнула меня к кухне, — давай, проходи на кухню, я специально для тебя заморозила клубнику. — Обожаю тебя, миссис Питерс. — Конечно обожаешь, я же классная. Впервые за долгое время я искренне засмеялся. Сидя на кухне, она решилась спросить: — Ну что, как твоё Рождество с Отцом? Рядом с ней я был совершенно другим. Таким, каким я сам себя даже не знал. Я не знал, что могу быть таким: беззаботным и счастливым. Я рассказал ей всё: о Варуле, о моих переживаниях, о том, что мы впервые за столько лет поговорили с Мими. О том, что, кажется, она совсем не отвергла своих чувств ко мне. — А что чувствуешь к ней ты? Крутя тёплую кружку в руках, я немного задумался, пытаясь из глубины своей души достать наиболее верный ответ: — Мими мне дорога, очень дорога…но…я даже люблю её, но это больше похоже на любовь к младшей сестре, нежели чем к девушке. — Это нормально, — она посмотрела куда-то вдаль, — любовь иногда бывает очень переменчивой. Мой муж был прекрасным мужчиной, и когда мы только начинали жить вместе, то не могли оторваться друг от друга, так нас сильно тянуло. К сожалению, в последние годы его жизни мы тоже становились как друзья. Нас связывала та любовь, но лишь в тёплых воспоминаниях. Её глаза были словно не здесь, а где-то там, в счастливом прошлом. Немного подумав об этом, я спросил: — Миссис Питерс, ты так часто рассказываешь о своей молодости, но никогда не упоминаешь о своём детстве. Какое оно было? — Ох, Джейк, я, в общем-то и не помню, — она сказала это так легко, словно это была мелочь. — Почему?! — Не знаю, что-то произошло и так получилось, что я не помню себя в детстве. Помню, как стою на вокзале, мне было чуть больше 20, шёл сильный ливень и я, абсолютно потерявшаяся в этом мире, взяла и пошла прямо под ливень, прогуливаясь по городу. Со мной ещё тогда был чемодан, который сейчас стоит в чулане. В тот день я промокла до нитки, и так сильно замёрзла, что пришлось постучаться в первый попавшийся дом, в надежде, что меня приютят на ночь, — она задумчиво вздохнула, углубляясь в воспоминания, — мне открыл дверь сногсшибательный красавчик, который вскоре стал моим мужем. Я непонимающе окинул её взглядом: — Но неужели тебе никогда не было интересно? Она резко стала поникшей и я пожалел, что спросил: — Я пыталась, но было тщетно. Мне посоветовали хорошего психолога, чтобы справиться с этим. Его мой случай не удивил и он объяснил, что возможно это случилось из-за очень сильного шока. — Что это значит?! — Иногда, от сильного шокирующего состояния, мозг пытается избавиться от стресса, убирая лишние воспоминания, — она забрала за ухо местами уже седые волосы, — как-то так. Вместо ответа, я сочувственно взглянул ей в глаза и прошептал: — Мне жаль. Миссис Питерс оживлённо встала из-за стола, словно этого разговора сейчас вовсе и не было: — Ой, брось, — она махнула рукой и одарила меня своей «фирменной» улыбкой, — я прожила такую восхитительную жизнь, так что жалеть будешь кого-нибудь другого, — женщина сложила руки на талии, — ещё клубники? Я улыбнулся. Оптимизм в ней не заканчивался никогда. — Спрашиваешь. Какое-то время мы ещё мило побеседовали, после чего я почувствовал, как пора возвращаться. — Проводишь меня? — При условии! — она резко посерьезнела, так, что я даже запаниковал. — ? — Что вернёшься в гости не через вечность! — Обещаю, — я так отвык улыбаться, что когда прихожу к ней домой, скулы начинают болеть. Я всегда считал, что это хороший знак. Женщина прошла мимо меня, направляясь в коридор. Присмотревшись, я заметил, что она неестественно прихрамывает. — Миссис Питерс? — Да? — Что с ногой? Немного задумавшись, она произнесла: — А, всё хорошо, просто погода меняется, не переживай. «Знала бы она, с кем говорит, не видела бы смысла врать сейчас.» Я утвердительно, совершенно без сомнений, сказал: — Ты врёшь. Она присела на рядом стоящий пуфик и тяжело вздохнула: — Тебе не о чем переживать. — Раз не о чем, то можно и поделиться, не находишь? Миссис Питерс пыталась отвести глаза, чтобы не пересекаться с моими. Не зная, как произнести, она замешкалась. — Миссис Питерс? — Я больна, Джейк. — Можно вылечиться, — непонимающе сказал я. — Джейк…это не лечится. Всё слишком серьезно. Пространство, что окружало меня, потеряло какой-то смысл. Земля уходила из под ног, а рассудок затуманивался. Слова миссис Питерс долетали обрывками: — …врач…..ставили….иагноз… Сердце остановилось в ожидании: — Сколько осталось? — я перебил её леденящим душу вопросом. — Три года. —————————————————————— Стук в кабинет. — Люцифер, здравствуй, ты вернулся? Мисселина уже давно не вела у меня уроки, но именно она была ответственной за посещение и успеваемость школы. — Здравствуйте, да. Я к вам с просьбой. Она облокотилась о стол, сложив руки в замок. Белоснежные волосы накрывала мантия: — Да? — Я должен отказаться от стажирования. У меня появились неотложные дела, поэтому ходить на дополнительные занятия я не смогу. Это будет проблемой? Она подозрительно взглянула на меня, но вопросов задавать не стала, за что мысленно я был ей благодарен. Тогда пришлось бы врать про дела в Аду, а я ненавижу лгать. — Хорошо, Люцифер, как скажешь, — она устремила взгляд в окно, — к тому же, у нас в школе произошли изменения, так что пока проблем хватает и твоё исчезновение не будет заметно. — Какие изменения? — я резко посерьезнел. Мисселина громко набрала воздух. — Серафимы передали, что Шепфа издал новый приказ… — Какой приказ? — ощущение, что она тянет время, начинало нервировать. — Теперь в школе будут учиться обычные люди. — Люди?!