— Вставай!
Цзян Чэн был, как обычно, добр, взяв на себя функцию будильника. Содрав с брата одеяло, он отвесил спящему на животе Вэй Ину звонкого шлепка по заднице. Годы практики не прошли даром — тело Вэй Ина выработало стойкий иммунитет к любым способам побудки, и обычно он реагировал на них до скучного одинаково. В последнее время даже не вспоминал, как именно, но, судя по тому, как потом нудил Цзян Чэн, все также уныло. А точнее:
— Еще пять минуточек, и я встаю.
— Знаю я твои пять минуточек! Где пять, там и пять раз по пятьдесят пять, — бурча вполголоса, чтобы не разбудить сестру, Цзян Чэн решил не тратить больше время на бессмысленные действия. — Только попробуй проспать до обеда, Вэй Ин!
— Я уже встаю, честно-честно, — для убедительности Вэй Ин даже поднял с подушки голову; свисающие на лицо волосы скрыли от Цзян Чэна его закрытые глаза.
Стоило двери в квартиру захлопнуться, как он рухнул обратно в подушку, пошарил рукой по кровати, не обнаружил одеяла и решил, что сойдет и так. Не неженка, не замерзнет.
К тому времени, когда Вэй Ин сладко потянулся, чувствуя себя отдохнувшим, часы показывали пятнадцать минут десятого.
«Это, конечно, не пять минуточек, но и не обед, так что А-Чэну не к чему будет придраться!»
С кухни раздавался звон посуды, работал музыкальный канал, и А-Ли тихо мурлыкала под нос мелодию, занятая готовкой завтрака. Пока разум еще не до конца проснулся, можно было полежать пару минут, представляя, что никаких проблем в жизни их семьи нет. Обычное утро выходного дня, отец и мачеха уехали по делам, сестрица решила порадовать братьев омлетом с дайконом и устричным соусом. Вот-вот она придет, чтобы разбудить их. Вэй Ин уже проснулся, а Цзян Чэн, теперь упрекающий его в лежебокости, еще спит и видит десятый сон, закутавшись в одеяло с головой. И прежде, чем А-Ли позовет звонким голосом их обоих, Вэй Ин успеет нарисовать Цзян Чэну на лице усы фиолетовым фломастером: раз уж мачехи нет, некому упрекнуть его в ребячестве.
Вэй Ин хмыкнул в подушку: братец долго терпел его шутки, пока в один совсем не прекрасный для Вэй Ина день не отомстил. Экзаменаторы не оценили разрисованное лицо проспавшего по вине отключенного будильника ученика.
Сестра вдруг перестала петь, с кухни послышался ее сиплый кашель, и сладкие фантазии Вэй Ина пошли глубокими трещинами. Раздался тяжелый вдох, и Вэй Ин сел в постели; сердце заколотилось под горлом, растрепанные волосы лезли в лицо. Он хотел тут же рвануться на кухню, но заставил себя оставаться на месте, приводя собственное дыхание в порядок и прислушиваясь. Сестра прошагала к окну, шаркая ногами, звякнул баллончик ингалятора, послышалось шипение и грубые вдохи. Какое-то время он все еще сидел истуканом, замерев, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Дыхание А-Ли успокоилось. Она больше не пела, но Вэй Ин слышал, как она вернулась к плите и продолжила возиться с посудой.
Он на секунду рухнул обратно, позволив волосам закрыть половину лица. Сестра не любила, когда они с Цзян Чэном при каждом микроприступе бросались к ней с вытаращенными глазами и устраивали суету. Наверное, ее это пугало больше, чем собственное состояние, с которым она научилась справляться, пока были лекарства и деньги на врача. Их испуганные лица и беготня делали все только хуже.
Они с А-Чэном уже давно не дергались так, как поначалу, но вчера Вэй Ин провинился, и слова брата заставили его переживать о состоянии А-Ли сегодняшним утром чуть больше, чем обычно.
— Сянь-гэгэ, вставай. Завтрак уже готов, — она заглянула в комнату, улыбаясь, и Вэй Ин не мог не ответить ей тем же.
— Я самый счастливый брат на свете, сестрица, ты знала?
— А как же! Ведь у тебя есть я!
Раньше они завтракали за столом всей семьей, а теперь собрать даже их троих в одном месте в одно время было трудно. Место Цзян Чэна пустовало…
— Может, поешь со мной за компанию?
— Что-то не хочется, гэгэ, — сестра чуть склонила голову к плечу и пододвинула к нему тарелку с булочками. — Ешь, у тебя впереди целый день.
— Будто у тебя его нет! Ты все приготовила, а я все съем — нечестно! Возьми хоть кусочек, ну, ради меня, — он надул губы, едва не разваливаясь на столе, протягивая ей зажатый между палочек кружок морковки.
Она явно колебалась между собственным отсутствующим аппетитом и желанием угодить Вэй Ину. Ее бледные губы улыбнулись чуть шире, и она позволила положить себе в рот кусочек морковки.
— Ну, вот! Теперь мне хотя бы не придется врать А-Чэну, что я покормил тебя. Еще один кусочек яйца, ломтик хлеба, три лапшичины — и это будет практически завтрак!
А-Ли согласилась только на кусочек яйца, но лучше было это, чем ничего. Если бы Вэй Ин ел столько, сколько она, он бы вообще не смог встать, однозначно. То, что сестра умудрялась полдня порхать по квартире, казалось ему сверхъестественным.
«Нет, просто А-Ли — сильная девушка!»
— Признайся, ты практикуешь инедию! Поэтому словно светишься изнутри, когда улыбаешься!
— Ты раскусил меня, братишка.
От улыбки на ее впалых щеках появились милые ямочки, и Вэй Ин почувствовал себя чуть лучше. Обычно А-Ли не унывала, но в последний месяц ее состояние ухудшилось, и она провела несколько дней в больнице. Никто из них не любил больницы — они всегда означали неприятности. Настроение А-Ли и Вэй Ина падало до унылых шуток и блеклых улыбок, а Цзян Чэн из режима «бурчащего мужика» переходил в режим «невыносимого старого брюзги». Порой они с сестрой готовы были вешаться от его дотошных придирок и попытки создать вокруг А-Ли «умиральные» условия. Так называл их Вэй Ин, пытаясь прекратить попытки Цзян Чэна уложить сестру в постель и найти границы братской установки: «ВРАЧ СКАЗАЛ, ЧТО ЕЙ НЕЛЬЗЯ НАПРЯГАТЬСЯ, ТЫ ЧТО, НЕ СЛЫШАЛ?!»
Они с сестрой мудро решили, что вставать с постели, есть за столом, читать, сидя в кресле, и даже ходить на прогулку в парк — не относится к излишнему напряжению. А-Ли хотела ухаживать за своими цветами, сама заваривать чай, обедать с ними на кухне и заниматься рукоделием. Цзян Чэн хотел сидеть над ее постелью с выражением страдания на лице, кормить с ложки и каждые полчаса спрашивать, как она себя чувствует.
— Если бы ты со мной так возился, я бы помер от твоей заботы, видят небеса.
— Если бы ты заболел, я бы через тебя перешагнул! Больно надо с тобой возиться!
— Ну да, ну да.
А когда однажды Вэй Ин внезапно слег с тяжелой лихорадкой из-за гриппа, Цзян Чэн торчал возле него как приклеенный. Сквозь бред он помнил, как тот то ругался, то успокаивал, помогал добраться до туалета, чуть ли не кормил с ложечки, заперев А-Ли с ее слабым здоровьем в спальне, чтобы она не заразилась. Пару смутных дней спустя Вэй Ину стало лучше, и он проснулся посреди ночи от того, что Цзян Чэн рыдал, уткнувшись лицом в его постель. От страха, что случилось нечто ужасное и непоправимое, Вэй Ин тотчас же почувствовал себя исцеленным — прошел и жар, и кашель, и все на свете, когда он вскакивал, чтобы поднять сидящего на полу брата и узнать, что стряслось.
Оказалось, ничего.
Просто есть пределы человеческой выносливости.
И образ старого брюзги Цзян Чэна сразу заиграл новыми красками привлекательности. Лучше пусть бесится из-за всего и гундит, чем это. Никому не будет лучше, если каждый из них покажет свои настоящие чувства.
— Только посмей при А-Ли пустить слезы, я тебя за волосы оттаскаю.
— Кто кого еще оттаскает!
Они уснули тогда на одной кровати как в детстве, когда засыпали вместе, потому что Вэй Ин читал младшему братишке книгу или рассказывал на ночь сказку. И, конечно, Цзян Чэн никогда не позволил бы себе заплакать при А-Ли и расстроить ее еще больше, но они оба знали: лучше не проверять маску другого на прочность. Их мир слишком хрупкий.
— Раз уж сегодня выдалось такое хорошее утро, почему бы нам не заняться твоей прической?
Волосы А-Ли все еще были распущены, и он решил воспользоваться моментом. Идти к Не Хуайсану спозаранку было бессмысленно, а значит, у Вэй Ина есть пара часов, чтобы провести их с сестрой прежде, чем придет Вэнь Нин.
Сестра воодушевилась.
— Давай! А потом — твоей.
Они перебрались в спальню к зеркалу, и, пока пальцы Вэй Ина работали над ее прической, он рассказал о том, что приключилось вчера. И о противной Вэнь Линцзяо, и о встрече с малышом А-Юанем и его красавцем-отцом, о кафе и потерянном телефоне.
— Почему ты не предложил ему встретиться еще раз? Он бы понял, что ты замечательный.
— Ах, сестрица, — он рассмеялся. — Это только для тебя я самый лучший брат на свете, потому что умею тебя смешить и заплетать тебе волосы. У нас, мужиков, все совсем по-другому! — он драматично вздохнул, задирая нос.
— Как по-другому? Вот он тебе понравился, а ты понравился его ребенку, они пригласили тебя в кафе, а ты ушел, решив, что недостаточно хорош. Даже шанса ему не дал.
— Ну, понимаешь, сестра, — он принялся аккуратно водить по оставшимся не заплетенными волосам расческой. — Господин Лань богатый, образованный, воспитанный мужчина, а я безработный, бедный дурачок Сянь. Мне к нему и на хромой кобыле не подъехать. Такие мужчины встречаются с такими, как я, только чтобы провести хорошо время в постели. А я все еще надеюсь вступить со своим избранником в брак, а не просто перепихнуться за задернутой шторкой, чтобы не осудила общественность. К тому же, он был женат на женщине, так что его сексуальная ориентация так и осталась для меня под вопросом. Хотя сначала мне показалось…
— Сянь-гэгэ, — сестра повернулась, и ее волосы выскользнули из его ладоней. Взгляд был добрым, но строгим. — Теперь ты садись на мое место.
Она резво встала, и Вэй Ин занял ее табурет. В зеркале, облепленном по краям детскими наклейками, отражался его растрепанный вид. Домашняя мятая рубаха, нечесаные с утра волосы, уродливый ожог под левой ключицей, выглядывающий из ворота. Кисть сестры на фоне его волос выглядела тонкой и бледной, с темной сеточкой вен, словно фарфоровая. Расческа казалась слишком большой в ее маленькой руке, но Вэй Ин знал, что эта хрупкость отчасти иллюзорна. Пальцы ласково пробежались по его голове, забрали одну прядь и принялись расчесывать, разделяя спутанные волосы.
— Мой любимый добрый братец, у тебя лисье чутье на людей. Ты бы никогда не помог человеку, чью душу очернили гордыня и надменность, кто может использовать другого как игрушку, кто полон презрения и лицемерия. И то, что он был в браке с женщиной, еще не значит, что он не смог бы вступить в брак с мужчиной.
Волосы прядь за прядью опускались аккуратными волнами на плечи. Размеренные движения и нежный голос сестры завораживали.
— Может быть, многие обеспеченные мужчины и женщины думают плохо о бедных, но, если ты думаешь, что все люди при деньгах одинаковые, то ты ничем от них не отличаешься, гэгэ.
— Точно! Я забыл за пазухой свою платиновую банковскую карточку! — он шутливо приложил руку к груди, но сестра заставила его снова сесть спокойно.
— Ты все решил за вас двоих, ничего о нем не зная. А если бы вы встретились еще пару раз, он узнал бы тебя получше, — она разделила его волосы на три равные пряди и начала заплетать в тугую косу. — Узнал бы, что ты все делаешь для своей семьи, что ты талантлив, не уступаешь ему в интеллекте и, конечно, с тобой не соскучишься.
Она улыбнулась ему в отражении, опуская заплетенную косу на плечо, поправила челку, прикрыла ворот рубахи, обняла за плечи, оставив свою теплую тонкую ладонь лежать на его груди напротив сердца. Сейчас она казалась почти прежней: юной и красивой, полной доброго света, который источали ее золотисто-карие глаза. Рядом с такой А-Ли и Вэй Ин выглядел иначе. Почти выпускник колледжа, практически лучший работник компании, еще немного — и он пинком ноги распахнет дверь своей новой просторной квартиры, в которой они с Лань Чжанем могли бы заниматься умопомрачительным сексом прямо на персидском ковре на полу.
Стук в дверь вернул его на грешную землю.
— Наверное, это Вэнь Нин, — сестра обняла его еще крепче, наклонившись и поцеловав в ухо. — Ты самый лучший, Сянь-гэгэ. Уверена, у тебя все будет хорошо.
И она пошла открывать.
Вэй Ин вытащил из вазочки пластиковый цветок лотоса, сунул себе за ухо, покрасовался.
— Лань Ин, приятно познакомиться, я — мама этой маленькой редиски А-Юаня. А молчаливый загадочный красавец — мой муж.
Он рассмеялся над самим собой. Пора было идти к Не Хуайсану и слезно умолять одолжить ему денег до конца месяца. Главное — не уточнять до конца какого месяца, а вернуть Вэй Ин всегда успеет.
Кафе «Белый пион», в котором работал Не Хуайсан, встретило Вэй Ина вывеской «Закрыто», но это ничуть не смутило последнего. По четвергам они открывались только после обеда, а был еще полдень. Вэй Ин протопал мимо запертой двери ко входу для персонала. Не Хуайсан работал здесь давно, и также давно они были знакомы, а потому все работники кофейни и ее хозяин Цзинь Гуанъяо тоже знали Вэй Ина.
Он помахал рукой паре работяг с кухни и протопал в зал для посетителей. Не Хуайсан обнаружился за стойкой, протирающим стаканы.
— Сан-сю-ю-ун, приветик! — со смешком протянул Вэй Ин, а когда друг поднял голову, буквально рухнул на стойку и завопил: — ТЫ ЧТО, ЕМУ ПРИЗНАЛСЯ?!
На симпатичном и довольно женственном лице Не Хуайсана красовался здоровенный фингал ниже левого глаза, замазанный хорошим слоем тональника, но просвечивающий даже через косметику. Лиловый и совсем свежий, поставленный не то вчера вечером, не то нынче утром.
Стоило Не Хуайсану увидеть орущего Вэй Ина, как он вытаращил глаза и отчаянно замахал на друга руками.
— ТШШШ!!!
— Точно, — Вэй Ин хохотнул, ничуть не сбавляя тона. — Если бы ты брату признался, одним синяком не отделался, он бы тебе ноги переломал.
— Да не ори же, прошу, Вэй-сюн!
То, что Не Хуайсан — гей, в округе, наверное, знала каждая собака. Вэй Ин откровенно не понимал, как можно было принять это нежное создание с девичьим личиком и большими глазами, падающее в обморок от вида крови и вечно разводящее драму, за натурала. Единственным человеком, кто не знал всей правды и отрицал очевидное, был старший брат Не Хуайсана — Не Минцзюэ, который, сколько Вэй Ин знал семью Не, пытался вырастить из младшего «настоящего мужика». Настоящий мужик все никак не получался, но Не Минцзюэ был из тех людей, что проломят стену башкой (своей или чужой), но добьются своего. Брат не сдавался, а Не Хуайсан вот уже который год (с тех пор, как не без помощи Вэй Ина определился со своей ориентацией) все собирался с духом, чтобы признаться гэгэ, что выбить из него «эту бабскую дурь» никак не получится. Проблема была в том, что Не Минцзюэ славился нравом крутым и вспыльчивым, и Сан-сюн благоразумно опасался за сохранность своих конечностей.
Однако ж со временем всем надоело бояться Не Минцзюэ и его возможного гнева, так что над Не Хуайсаном начали подшучивать. В их небольшом мужском кругу ему дали кличку «Негейка» (с легкой руки Вэй Ина, разумеется). Вэй Ин философски рассуждал, что однажды правда все-таки всплывет и лучше, если Не Хуайсан признается сам. Не Хуайсан считал, что лучше игнорировать проблему до тех пор, пока она сама как-нибудь не разрешится. Но проблема все не разрешалась, что неудивительно: жили братья раздельно и виделись хоть и регулярно, но не так, чтобы подолгу. А грозная высокая фигура Не Минцзюэ появлялась на горизонте, только чтобы вновь взяться за воспитание брата. И никакое блеяние Не Хуайсана о том, что он уже совершеннолетний и разберется как-нибудь сам, и вообще не всем же быть крутыми, действовали на Не Минцзюэ меньше, чем никак.
— Сан-сюн, слушай… — но договорить Вэй Ин не успел.
Откуда-то из подсобных помещений послышался знакомый громоподобный рев Не Минцзюэ, и на этот раз пришла очередь бледнеть самому Вэй Ину.
— НЕ ВЭЙ ИНА ЛИ Я СЛЫШУ, А-САН?!
Все знали, что Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо дружат, но обычно Вэй Ину везло, и он ни разу не пересекся с братом Сан-сюна в кофейне. Увы, сегодня был не его день. Он вскочил со стула и заметался по залу, слыша громкий топот тяжелых сапог со стороны подсобки.
— Прячься скорей, прячься! — Не Хуайсан, кажется, был на грани обморока, но поманил Вэй Ина к себе за стойку.
Тот перескочил прямо через бар, нырнул вниз под столешницу, и Не Хуайсан задвинул фанерную перегородку, запирая друга в душном маленьком пространстве. Часть косы Вэй Ина осталась торчать снаружи, зажатая между дверцей и стенкой, пока он, согнувшись в три погибели, старался дышать потише.
Не одному Сан-сюну господин Не обещал сломать ноги…
Двери с грохотом распахнулись, и Не Минцзюэ ворвался в зал.
— Где эта сучья жопа, А-Сан?!
— Да о чем ты, брат, ха-ха? — Не Хуайсан нервно рассмеялся, и Вэй Ин словно наяву видел, как он зажимается и чешет в затылке. — Я Вэй Ина уже года два не видел, с тех самых пор как… ну, как…
— Вот и славно! — кулак Не Минцзюэ грохнул по столешнице так, что у Вэй Ина, прячущегося под ней, зазвенело в голове.
Он незаметно втянул кончик косы внутрь, стараясь слиться с темнотой своего убежища.
— Если я увижу, что этот пидор хвостатый крутится рядом с тобой, я переломаю ноги сначала ему, а потом тебе, чтобы неповадно было со всякими гомосеками общаться, понял?!
Вэй Ин стиснул зубы, проглатывая накатившие злость и обиду.
«Говнюк! Будто и так мало сделал мне «хорошего»! Я стал жертвой, а мне еще и ноги грозятся переломать!»
— Гэгэ, ну, ты же знаешь, Вэй-сюн же не хотел... Он не виноват… — Не Хуайсан попытался в который раз промямлить что-то в оправдание друга, за что уже начавший потеть в душном пространстве Вэй Ин был ему немного благодарен, но спорить с Не Минцзюэ было все равно, что проходить сквозь бетон.
— Ага, как же! Не виноват! Не хотел! Очень много чего он хотел вместо того, чтобы работать! Нужно было поменьше жопой своей вертеть, — Не Минцзюэ затих, а потом его голос раздался над самой столешницей: очевидно, он перегнулся через бар к брату. — А на лице у тебя что? Это что, косметика?!
Сквозь щель между дверцей и стенкой Вэй Ину было видно, как Не Хуайсан сделал шаг назад.
— Н-н-нет, просто тональник. Не могу же я-я-я выйти на работу с этим вот… с синяком на пол-лица.
— С чего это не можешь? А ну, иди сюда!
Вэй Ину было видно, как мелькнула здоровенная крепкая лапища Не Минцзюэ, схватила Сан-сюна за руку и притянула ближе к стойке.
— Размалевал себя как баба, а ну, дай вот эти салфетки.
— Не надо, не трогай, гэгэ!
— Сейчас я смою с тебя всю эту гадость! Будешь выглядеть как настоящий мужик!
— Ай-ай, больно-больно! Не дави! ШШШ! Гэгэ, ну не трогай!
— Так-то лучше! — Не Минцзюэ хлопнул брата по плечу так, что у того едва не подогнулись колени. — Хватит ныть, а то сейчас под второй глаз синяк поставлю для симметрии.
— Минцзюэ-сюн? — послышался мягкий, приветливый голос Цзинь Гуанъяо, и Вэй Ин взмолился всем богам, чтобы хозяин кофейни наконец увел своего приятеля куда подальше, войдя в их с Хуайсаном бедственное положение. — Я заждался тебя. У младшего господина Не еще есть дела.
— Да какие у него дела! Смотри, он вчера подрался! — Не Хуайсана снова безжалостно притянули к стойке, демонстрируя синяк на скуле. — Не парень, а зверюга.
— Я уронил гантель на лицо в тренажерном зале, — проблеял Не Хуайсан, и Вэй Ин под стойкой заржал, едва успев зажать себе рот, чтобы не выдать свое убежище.
— Иногда, чтобы быть мужиком, надо не упоминать некоторых подробностей, — судя по звукам, Не Минцзюэ со всей братской любовью и рвением наставника обнял Не Хуайсана за шею.
— Оставь мальчика в покое, Минцзюэ-сюн, и пойдем, — господин Цзинь не отставал.
— С вами хорошо, но дела не могут ждать. Я поеду, Цзинь-сюн, присматривай за моим сопляком.
— Как обычно, Не-сюн.
Послышался звон колокольчика над дверью, поворот ключа. Для верности они выждали еще несколько секунд, чтобы Не Минцзюэ успел сесть в машину, и Вэй Ин буквально вывалился из своего укрытия.
— Фух! Я думал, задохнусь там! Какие черти привели его сюда с утра пораньше? Господин Цзинь, — он учтиво поклонился хозяину кофейни.
Отряхиваясь и приводя в порядок растрепавшиеся волосы, Вэй Ин, красный от духоты и смеха, выскользнул из-за барной стойки и сел обратно на стул.
— Уже час дня, господин Вэй, ваше чувство времени, как обычно, вас подводит, — Цзинь Гуанъяо усмехнулся, кивнул Не Хуайсану и ушел в подсобку, не имея ничего против того, что Вэй Ин самым наглым образом мешал его бармену работать.
— Это твой брат любит рано встать и на завтрак жрать сердца своих врагов, а к обеду сломать кому-нибудь хребет. Как ты с ним жил всю жизнь? — Вэй Ин оперся одной рукой о стойку, с откровенным сочувствием глядя на Сан-сюна, рассматривающего в косметическое зеркальце свой синяк.
Тот тяжко вздохнул и ничего не ответил.
— Сан-сю-ю-юн, — Вэй Ин решил, что время пришло — сделал щенячьи глаза, разваливаясь по барной стойке все больше и вытягивая губы в трубочку. — Одолжи мне денег до конца месяца.
— А что случилось с твоей работой мороженщиком? — Не Хуайсан поморщился, трогая синяк, и наконец закрыл зеркальце, оборачиваясь.
Фиолетовый цвет ярко контрастировал с бледной кожей и придавал Не Хуайсану жалкий вид побитой собаки.
— Что-что? А то ты не знал, какой говнюк этот Вэнь Чао! Конечно, с твоим братом не сравнится, больно мелочный. Мне даже не заплатили за последнюю смену.
Пользуясь участливым видом Не Хуайсана, тут же забывшего о своем синяке, Вэй Ин рассказал и ему о случившемся во всех красках. Потом упомянул Лань Чжаня с сыном, увлекся, замечтался. Глаза Не Хуайсана загорелись, как и его собственные. Они оба были одиночки в поиске, и обоим не слишком-то везло. Ситуация Вэй Ина не давала ему шанса на длительные отношения — на это просто не хватало времени. А Не Хуайсан был настолько неразборчив в людях, что легко влюблялся во всех подряд и также быстро оказывался рыдающим у Вэй Ина на плече по поводу очередной потерянной любви.
Наконец поток жалобных историй, обязанных вызвать у Не Хуайсана приступ милосердия, иссяк, но глаза друга уже горели подозрительным огоньком.
— Вэй-сюн! Вчера в тренажерке…
— Что ты вообще там делал? — Вэй Ин принялся грызть орешки из миски, поставленной на стойку другом.
— А, да все гэгэ опять. Хотел, чтобы я накачал мышцы, ну, и все такое…
— Спорю, ты уронил себе гантель на лицо, потому что засмотрелся на чей-то зад, — Вэй Ин показал на него пальцем, и Не Хуайсан покраснел до корней волос.
— Он оказал мне первую помощь!
— Шлепнул тебе на лицо пакет со льдом?
— Довел до раздевалки, а потом… пригласил на свидание в клуб!
— Ага, очередной левый чел, которого ты видел пять минут от силы, и…
— Ты сам не лучше, — Не Хуайсан шлепнул его по руке. — Не завидуй!
Вэй Ин закатил глаза, схватился за сердце и уже хотел произнести драматичную речь (уж кому-кому, а Негейке он точно не завидовал!), но в этот момент кто-то подошел к нему сзади. Чьи-то руки обвились вокруг его талии, и теплая плоская (очевидно, что мужская) грудь притиснулась к спине. Неизвестный скользнул щекой по его плечу, прижался к уху и оставил на скуле влажный поцелуй.
Вэй Ин усмехнулся, решив, что кто-то из ребят тоже заглянул к Не Хуайсану, и обернулся. Взгляд уперся в пару светлых глаз, растрепанные волосы, забранные в хвост, и совсем молодое лицо семнадцатилетки. Какой-то юнец продолжал обнимать его, как ни в чем не бывало, одна его рука уже скользнула Вэй Ину под рубашку, а губы тронула самодовольная соблазняющая улыбка.
— Эээ, ты вообще кто такой, а? — так-то Вэй Ин был не против знакомств, но редко кто средь бела дня начинал с ним знакомство таким образом.
— Эй-эй, ну, ты чего, А-Юй!
— А-Юй? — Вэй Ин вздернул одну бровь, вопросительно глядя на парня.
Между его губ мелькнули белые зубки, и он притерся к Вэй Ину еще плотнее, почти шепча на ухо соблазнительным голосом:
— Хочешь, я покажу тебе кое-что интересное?
— Что, прямо тут? — даже Вэй Ин слегка растерялся.
— Не обращай внимания, Вэй-сюн, это Мо Сюаньюй… Он как бы это… — Не Хуайсан постучал пальцем по виску. — Ты ему, кажется, нравишься.
— Вэй-сюн такой хороший, — Мо Сюаньюй продолжал прижиматься к Вэй Ину, положив голову ему на плечо и заглядывая в лицо снизу вверх. — Вэй-сюн посмотрит, что покажет А-Юй?
— Хах, дружок, что-то я тебя тут раньше не видел.
Мо Сюаньюй прекратил шариться у Вэй Ина под рубашкой; чужие пальцы скользнули по его руке, все еще лежащей на барной стойке. Под задранным расстегнутым рукавом на коже Мо Сюаньюя виднелись шрамы.
— Это потому, что раньше меня тут не было, — он продолжал ластиться к Вэй Ину, невозмутимо остающемуся на месте, словно ничего необычного не происходило. — Посмотришь на кое-что, что есть у меня, м? — он снова улыбнулся и ткнулся носом Вэй Ину в ухо.
От него вкусно пахло острыми специями: очевидно, он выскользнул из кухни, пока Вэй Ин и Не Хуайсан были заняты болтовней. Вэй Ин бросил на друга вопросительный взгляд, тот состроил жалобную моську и пожал плечами: кажется, он понятия не имел, что хочет показать молодой господин Мо. Оставалось надеяться, что это что-то приличное — кто знает, чего ждать от этих психов.
— Ну давай, показывай, чего ты там хотел.
Мо Сюаньюй тут же отскочил, выпрямился и принялся расстегивать не по размеру широкую безрукавку, надетую поверх рубахи.
— А-Юй, ты что творишь, бесстыжий! — Не Хуайсан замахал на него руками, краснея и пытаясь предотвратить прилюдное оголение.
Вэй Ин со смехом остановил друга.
— Да не мешай, дай ему раздеться.
— Господин Цзинь будет недоволен… — но блеяние Хуайсана никто уже не слушал.
Молодой господин Мо расстегнул только безрукавку (рубашка на нем и так была не застегнута), сунул руку за шиворот, пошарился там, глядя в лицо Вэй Ина со шкодливой улыбкой, и вдруг одним резким движением вынул наружу…
— Кролик? — Вэй Ин хохотнул, глядя на мягкий комок, который А-Юй держал на вытянутой руке.
— У меня еще один есть, только он сбежал! Ха-ха-ха! — Мо Сюаньюй захохотал, разжал пальцы, и Вэй Ин едва успел поймать испуганного кроля в свои объятия. — Подарю кролика Вэй-сюну! Вэй-сюн нравится А-Юю! — он прыгнул вперед, обнимая и Вэй Ина, и кролика, снова поцеловал Вэй Ина в щеку.
— Вот ты шальной, А-Юй! — Вэй Ин со смехом почесал кролика за ухом. — Не могу его взять, у моей сестры астма, ей станет плохо, если я принесу этого красавчика домой. Позаботься о нем сам, приятель.
Казалось, А-Юй ничуть не огорчился возвращенному подарку, снова поцеловал Вэй Ина в щеку, забрал кролика, поцеловал и его пару раз в пушистый бок и белый лоб, потянулся к Не Хуайсану, но тот отошел в сторону, отмахиваясь.
— Не надо, у меня синяк.
— Сан-сюн, не говори Вэй-сюну, что я дурак. У меня есть справка из психиатрической больницы, что я не тупой! — он ткнул пальцем в Не Хуайсана, прижимая другой рукой кролика к груди. — Иначе Вэй-сюн не будет любить меня, а он любовь всей моей жизни.
— Да-да, хорошо-хорошо, а где твой Цзинь-гэгэ? Почему ты тут? — Не Хуайсан оглянулся в сторону кухни как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и вышел Цзинь Гуанъяо.
На этот раз его улыбка была несколько грустной. Увидев его, Мо Сюаньюй несколько раз попрыгал на месте, словно сам стал кроликом, снова подскочил к Вэй Ину и вцепился ему в локоть, кладя голову на плечо и прижимаясь боком к его боку.
— А-Юй, идем, я просил тебя не выбегать в зал.
— Не хочу идти! Вэй-сюн разрешил мне остаться здесь! Я пойду домой с Вэй-сюном!
— Это просто напасть какая-то, я нарасхват! Почему за меня так не хватаются красивые богатые мужчины, а только дети и люди со справкой из психиатрической больницы? — Вэй Ин со смешком вздохнул, глядя на Хуайсана, тот пожал плечами, растерянно переводя взгляд с Мо Сюаньюя на Цзинь Гуанъяо.
— Простите, господин Вэй…
— Да о чем вы, господин Цзинь, Мо Сюаньюй был очень мил и подарил мне кролика, — он обнял бедного дурачка за плечи, погладил по растрепанным волосам на затылке. — Иди, А-Юй, потом еще поболтаем как-нибудь.
— Ха-ха! Я так и знал, что Вэй-сюн в меня влюбился! Влюбился-влюбился! Ха-ха-ха! — хохоча и прыгая как кролик, он вырвался из чужих объятий, проскакал по залу, продолжая нести чушь, и только потом ушел вслед за Цзинь Гуанъяо, уводимый им за руку, словно на заклание.
— Это что было? — Вэй Ин бодро развернулся к Не Хуайсану. — «Цзинь-гэгэ»? Я жду подробностей!
Не Хуайсан почти перегнулся через стойку, и Вэй Ин приблизился, навострив уши.
— Тут такое было! Это Мо Сюаньюй — сводный младший брат господина Цзинь! Он его в жизни не видел и вообще понятия не имел о его существовании. Отец их умер несколько лет назад и оставил все в наследство Цзинь Гуанъяо. А пару месяцев назад объявилась некая госпожа, заявившая, что ее племянник тоже наследник и имеет права на долю в бизнесе. Ну, какой бизнес — одна кофейня, семейное дело, — Не Хуайсан покачал головой. — Притащила беднягу А-Юя. Он тогда как пришибленный был от каких-то таблеток. Конечно, на такого дурачка никто бы не стал оставлять никакое наследство, эта госпожа хотела получить что-то с господина Цзиня как опекунша А-Юя. Она предложила сделать тест ДНК, чтобы доказать, что Цзинь Гуанъяо и А-Юй родственники. Тот согласился, и тест подтвердил их родство. Но вместо того, чтобы получить деньги, госпожа и своего дурачка лишилась. Цзинь Гуанъяо попросил моего гэгэ о помощи, и они пришли к госпоже Мо с органами опеки, чтобы доказать, что с А-Юем плохо обращаются. Так его и нашли дома, привязанным к кровати. Кажется, эта опекунша с сыном морили его голодом и били, он совсем дикий был вначале, даже укусил господина Цзинь. В общем, ты моего брата знаешь… Он этой мадам все высказал в такой форме, что она и рта раскрыть не посмела. А-Юя отправили в больницу, а когда выпустили, Цзинь Гуанъяо оформил над ним опеку. Мне кажется, он и сам не рад, что решился на такое благородство. С ним одни беды, но не бросать же его, в самом деле.
— Да, жизнь у парня явно не сахар.
— Он сначала тихий был, а когда освоился, начал ко всем приставать, — Не Хуайсан покраснел. — Лезет ко всем обниматься и целоваться, руки под одежду сует, кроликов где-то нашел, а как-то с фикусом у двери полчаса обнимался, признаваясь ему в вечной любви, как тебе сейчас. Он нам всех клиентов так распугает. Господин Цзинь его не выпускает в зал, но он иногда сбегает. За ним глаз да глаз нужен.
— Весело тут у вас.
Вэй Ин хлопнул по столу, раздумывая, что, наверное, сумасшедшим быть в некоторой степени даже проще: никаких к тебе требований, никаких обязательств. Дурак, чего с тебя взять? Иди обнимай, кого хочешь, целуй, в любви признавайся. Может, прикинуться чокнутым, отыскать Лань Чжаня и запрыгнуть на него? Потом показать справку или кролика.
«О какой ерунде только думаю?»
— Сан-сюн?
— М?
— Ты дашь мне денег или нет?
Не Хуайсан возвел очи к потолку, подумал о чем-то, потом вдруг снова наклонился, складывая ладони в молитвенном жесте и жалостливо изгибая брови.
— Вэй-сюн, прошу, сходи сегодня со мной в клуб, присмотри за мной, а? Вдруг, правда, я опять попаду впросак, а ты на подхвате будешь. Можешь тогда деньги не возвращать.
Сразу стало как-то гадко и совестно на душе.
— Негейка, ну, что ты сразу, а? Конечно, я тебе все верну, как только смогу. А в клуб я с тобой и так схожу, по-дружески. Только если ты за меня заплатишь.
— Идет! — Не Хуайсан засветился от счастья, а Вэй Ин подумал, что Цзян Чэн точно его распнет завтра утром.
***
— Что это с вами обоими случилось? Вы что, поругались?!
Лань Чжань понятия не имел, каким образом брат с одного взгляда все понимает по его лицу, но так было с самого детства. Он единственный, кто был столь проницателен. Когда Лань Чжань до несварения желудка переживал перед экзаменом, к которому был плохо подготовлен, все остальные считали, что он единственный, кому наплевать на эту мирскую суету. Когда Лань Чжань был зол на неудачи в работе, коллеги думали, что ему все равно, потому что птице его полета нет дела до мелких неурядиц. Когда он радовался успехам А-Юаня в саду, стоящие рядом родители сочли Лань Чжаня чересчур строгим отцом, которого не трогают похвалы воспитателя. Малознакомые люди считали Лань Чжаня равнодушным и холодным человеком, коллеги — замкнутым, знакомые — занудным. Некоторые думали, что высокое самомнение не позволяет ему снизойти до улыбок и общения с людьми иного склада ума или социального положения. Но Лань Чжань знал, что ни одна эта характеристика не имеет к нему никакого отношения. Просто он не любил показывать свои эмоции посторонним людям. К чему другим знать о том, что он зол или расстроен? Если речь идет о работе — куда лучше провести конструктивный разговор. Если о семье — то все педагогические книги твердили, что руганью и криком контакта с ребенком не наладить и адекватного члена общества не воспитать. Выражать радость так же бурно, как некоторые: громким смехом, улыбкой до ушей и трескотней, Лань Чжань не умел, считая это по-детски неуместным в обществе взрослых людей. Да и состояние восторга скорее присуще детям, только-только познающим мир, а не взрослым с их горой забот.
В беседе с ровесниками он старался оставаться максимально нейтральным в выражении эмоций, но брат, няня и детский психолог убедили его, что он должен как-то показывать свои чувства А-Юаню, и если Лань Чжань не хотел смеяться над детскими глупостями, ругать его и выражать свою любовь всяческим тисканьем, то ему стоило хотя бы выражать это словами. По мнению Лань Чжаня, фразы «я люблю тебя», «я скучал по тебе», «я горжусь тобой» были не в состоянии описать его чувства, в устах людей слишком обесцененные в отличие от поступков. Поэтому он делал для А-Юаня все, что мог как отец. И потому единственное мнение, которое по-настоящему задевало Лань Чжаня, звучащее из уст знакомых или чужих людей — что он плохой отец.
А-Юань был самым дорогим в его жизни человеком, хотя, конечно же, Лань Чжань никогда не сказал бы такой банальности вслух. Но разве это не очевидно? Единственный ребенок своего единственного родителя… Лань Чжань делал для него все, что положено делать родителю ради своего чада. А-Юань жил в хорошем доме, был одет и сыт, у него была куча игрушек и книг, няня, занятая его обучением, и друзья в детском саду. И отец, который работал, чтобы у А-Юаня все это было.
После очередной истерики А-Юаня на детской площадке, во время которой Лань Чжань остался стоять истуканом, понятия не имея, как успокоить словами рыдающего и катающегося по земле трехлетку, пока остальные родители бросали на него неодобрительные взгляды и шушукались, брат тоже каким-то образом все понял, будто у Лань Чжаня на красных от унижения щеках была еще и бегущая строка с описанием его позора.
— У него просто такой возраст, все дети и родители через него проходят.
— Я не доживу.
Это было глупостью, но в тот момент Лань Чжань был уверен, что уже забывший о своих капризах, лопающий конфеты А-Юань вырастет круглым сиротой, взятым на воспитание своим дядей, как и они с гэгэ когда-то.
Но, естественно, от стыда и унижения не умирал еще ни один родитель, и Лань Чжань продолжал совершенствоваться как отец. А-Юань пошел в лучший детский сад, который Лань Чжань мог себе позволить, летом они ездили на отдых, и на день рождения у А-Юаня был большой праздник.
Единственное, чего Лань Чжань не мог дать своему сыну — это новую маму. А-Юань иногда вспоминал об этом, как бы вскользь упоминая, что у других детей есть мамы, что с мамой было бы лучше, что мама бы то, мама се. Но при одной мысли о том, чтобы снова жениться на женщине, Лань Чжань ощущал приступ тошноты и паники. Делить свою жизнь с человеком, который ничем тебе не нравится, не возбуждает в постели и в принципе ведет себя как существо с другой планеты, было худшим опытом в его личной жизни. Развод, несмотря на все неприятности, которые он принес в жизнь Лань Чжаня, был верным решением. Освобожденный из заключения неудачного брака, Лань Чжань дал себе слово, что больше никогда не сойдется с женщиной. Даже ради А-Юаня.
Увидев, как сын бросается к своему вчерашнему кумиру-мороженщику с криками «Мама!», Лань Чжань на секунду выпал из реальности. Почему-то он ни разу не думал о том, что партнер-мужчина мог бы занять место матери ничуть не хуже женщины. Если он умеет ладить с детьми и успокаивать их истерики, веселить и воспитывать, то чем муж хуже жены? Брак с любимым мужчиной, который мог бы заниматься домашним хозяйством и воспитанием А-Юаня, выглядел куда привлекательней. Особенно, если сам А-Юань, кажется, был ничуть не против мамы другого пола.
Обо всем этом Лань Чжань, конечно, размышлял только гипотетически. Такие решения ведь нельзя принимать на ходу. Брак — это не чаепитие между написанием отчета и презентацией проекта. Это то, к чему люди идут годами, если речь не о деловом союзе: сначала знакомятся, дружат, потом влюбляются, проверяют свои чувства на прочность, живут какое-то время вместе, чтобы освоиться, и только потом, если все хорошо…
— Где-то в тот момент, когда они идут оформлять пенсию, престарелый жених наконец делает своему избраннику предложение: обручальное кольцо и завещание на случай преждевременной кончины, — Лань Сичэнь не удержался от вздоха, и Лань Чжань тогда решил, что больше не будет обсуждать с братом свои взгляды на отношения и личную жизнь. — А-Чжань, любовь — это головокружительные американские горки, а не прямая лестница к Небесным вратам в Таньмене.
Лань Чжань ничего не ответил. Он был абсолютно не согласен, однако решил с братом не спорить.
Но вчерашний день, в самом деле, скорее напоминал дурацкий парк аттракционов, чем адекватный путь взрослого человека. Сначала Вэй Ин, так легко сладивший с А-Юанем, не то посмеялся над Лань Чжанем, не то пофлиртовал с ним; потом А-Юань загнал Лань Чжаня в угол своим нежеланием отпускать Вэй Ина и вынудил пригласить молодого человека в кафе — не идти же на попятную, тем более, они доставили столько хлопот, — и вот итог. Телефон Вэй Ина в куртке А-Юаня, спрятанный в потаенном кармане, куда он никак не мог попасть случайно.
«Это судьба!» — шептала чокнутая часть подсознания Лань Чжаня, подкормленная повысившимся либидо.
«Посмотри на себя! О чем ты думаешь? Ты ужасный отец! Твой сын — вор! Где ты его упустил?» — вопила разумная часть Лань Чжаня, хотя подобную истерию неправильно было бы называть «разумной».
Он так и не смог сомкнуть за ночь глаз, а утром положил перед завтракающим сыном чужой телефон. Взгляд Лань Чжаня был красноречивее слов, но для верности он все же задал свой единственный вопрос, в котором, как он надеялся, прозвучало достаточно горечи разочарования и раздражения:
— Это что?
А-Юань сунул в рот полную ложку каши и промолчал.
И эти два слова были всем, что они сказали друг другу тем утром.
— А-Чжань, А-Юань? — Лань Сичэнь почти испуганно заглядывал им в лица, которые они старательно отворачивали друг от друга.
Лань Чжань молча помог сыну снять рюкзак, тот так же молча забрал у него из рук пакет со своими книгами.
— Я вернусь в половине шестого, — Лань Чжань посмотрел на брата, тот растерянно открыл рот, собираясь что-то спросить, но Лань Чжань уже скрылся за дверью.
***
Воровать — плохо. Обманывать — плохо. Сегодня А-Юань был плохим сыном, и его мучила совесть. Мучила крутящим животом и свербящими под веками слезами.
Вчера идея украсть у Сянь-гэгэ телефон казалась замечательной. Окрыленный собственными мечтами о новой классной маме, А-Юань как-то не подумал о том, как именно он сможет передать телефон своему не разбирающемуся в свиданиях отцу. Сначала он думал просто предъявить вечером телефон папе и спросить, когда тот позовет Вэй Усяня на новую встречу. Но дома А-Юаня ждал «взрослый мужской разговор», все-таки настигший его за утренние слезы и истерику в луже. Отец тоже больше хотел спать, чем разговаривать, и выглядел рассеянным: по крайней мере, он чуть не надел на А-Юаня пижаму задом наперед. И, тем не менее, его отчитали. Без криков и угроз, как делали это некоторые шумные матери и злые отцы на детской площадке или в саду. Спокойно и разочарованно, как умел только отец, он поведал А-Юаню, как был огорчен его поведением. И глаза у отца были такими печальными, что А-Юаню, уже забывшему о своих утренних неприятностях, стало так совестно, что он обнял родителя руками, ногами и даже головой попытался, стискивая его шею и горячо шепча на ухо, что больше так не будет и вообще теперь станет самым лучшим сыном на свете.
И только когда отец поцеловал его в лоб и улыбнулся уголками рта — такой улыбки был достоин только А-Юань, больше никому отец не улыбался, — а потом вышел из спальни… только тогда А-Юань снова вспомнил о том, что лежало в его кармане.
А-Юань вдруг усомнился, что отец порадуется украденной вещи, даже если это означало еще одну встречу с Вэй Ином, который, без сомнения, понравился им обоим, даже если папа не говорил.
«Скажу, что он уронил, а я подобрал!»
Решив так, А-Юань перевернулся на другой бок, пряча ладони под подушкой. На него с укором смотрел светящийся в темноте динозаврик, приклеенный на обои.
«Нет, скажу, что сам ничего не знаю!»
Он повернулся на спину — на потолке светилась зеленоватая круглая луна. От такой яркой и круглой ничего не укроется. Также как не скрыть правды от отца. А за вранье можно получить еще одно наказание.
«А-Юань, я в тебе разочарован. Ты же обещал мне…» — на глаза воображаемого отца наворачивались слезы, а может, это на глаза самого А-Юаня они навернулись, но он заставил себя втянуть все, что навернулось, обратно в глаза и в нос заодно.
Он яростно утер рукой лицо и отвернулся к той стене, на которой не было наклеек. Ну что это такое? Так старался ради самого лучшего дела на свете — ради мамы, а теперь струсил и ревет!
«Покажу телефон молча и ничего не скажу! Он сам все поймет!» — приняв решение, он наконец с облегчением уснул.
А утром обнаружил, что часть его плана уже не требуется. Старенький, потертый телефон лежал на столе, смотря разряженным экраном в потолок. Весь сон слетел с А-Юаня быстрее, чем от просмотра мультфильмов. На глазах отца не было никаких слез, он поджимал губы, ожидая ответа, его лицо в утреннем пасмурном свете выглядело мрачным и бледным.
А-Юань набил полный рот каши, чтобы удержать рвущийся все разболтать и повиниться язык, и смолчал.
«Ничего, ничего тебе не скажу. Сам все поймешь».
Это был их самый молчаливый завтрак за всю жизнь А-Юаня. Не дождавшись ответа, отец не стал ни спрашивать снова, ни устраивать «взрослый мужской разговор». Он просто отвернулся и продолжил заниматься своими делами. Телефон остался лежать между ними на кухонном столе — чужеродный и такой же тихий, как отец.
По пути к дяде Сичэню А-Юань подумал, что, наверное, нужно было хотя бы намекнуть отцу про свидание и обмен телефонами. Ведь он может и не догадаться вовсе. Но время было упущено. А-Юань чувствовал это по тому, как быстро шагал отец, не собираясь подстраиваться под детский шаг А-Юаня, как не кивнул контролеру в автобусе в качестве приветствия, как сильнее сжал руку А-Юаня на светофоре, но не сказал привычного «стой рядом».
Кажется, у А-Юаня были большие, очень большие проблемы. И только дядя Сичэнь мог спасти его от надвигающегося бедствия. Ведь он-то, в отличие от папы, во всем разбирался куда лучше. На дядю была вся надежда.
За чашкой теплого чая и лепешек с сиропом А-Юань, болтая ногами на слишком высоком для него стуле, взахлеб рассказал дяде Сичэню все, что случилось вчера после их ухода. Словно сообщая великую тайну, он наклонился через стол к дяде и прошептал:
— Папа сказал Сянь-гэгэ свое первое имя.
— Вот как? — дядя был впечатлен, даже отставил кружку с чаем и внимательно посмотрел на А-Юаня.
— Да. И он даже не стал ругать Сянь-гэгэ за то, что тот рассказывал ему за столом о туалетных кабинках в торговом центре.
— Звучит действительно необыкновенно, — дядя рассмеялся. — И что же случилось, раз утром вы пришли такие расстроенные друг другом?
— Ммм, ничего, — А-Юань завозил куском лепешки по тарелке, размазывая остатки сиропа: дядя хоть и был очень понимающим и добрым, но навряд ли похвалит А-Юаня за украденный телефон. — Господин Вэй Усянь ушел домой.
Дядя Сичэнь все еще выжидательно смотрел на А-Юаня, делающего вид, что в его тарелке происходит нечто интересное. Лепешка в его руках уже раскрошилась, а сироп размазался и подсох, и все это едва ли было съедобным, но А-Юань продолжал, как говорила няня, «издеваться над едой».
— И-и-и… что ты сделал? — проницательность дяди заставила щеки А-Юаня покраснеть, как у редиски. — А-Юань?
— Укрл тлфн, — он пробубнил это в чашку чая, надеясь, что и это как-нибудь дядя сам расслышит своим чудо-чутьем, но дядя не расслышал. И А-Юань с глубоким вздохом, возведя глаза к потолку, как это делают взрослые, сказал громче: — Я украл его телефон!
Рот дяди Сичэня приоткрылся и прежде, чем он сказал, как сильно разочарован, слова посыпались из А-Юаня как кубики лего из коробки.
— Ты сказал, что на свидании люди обмениваются телефонами. Я все ждал-ждал, а они ничем не обменялись! Ведь папа ничего не знает о свиданиях! А я не мог ему сказать. А Сянь-гэгэ, наверное, тоже не знает о свиданиях. А ты говорил, что взрослые не любят, когда я умничаю. И я сам решил забрать его телефон. Потому что я хочу, чтобы Вэй Усянь стал моей мамой! И папа хочет! Просто он не говорит! Но он никогда не говорит! Никогда не говорит, что любит меня, но я-то знаю, что он любит. Ведь я его сын! А Сянь-гэгэ не знает! Я ему сказал, но он все равно не понял. Ведь сказал я, а не папа. Дядя Сичэнь!
Лицо дяди покрылось легким румянцем, и он растерянно рассмеялся.
— А-Юань, я же не имел в виду, что они обмениваются телефонами буквально. Только номерами.
А-Юань не видел разницы. Неужто дядя не поможет ему? Неужто он так и останется без мамы Сянь?! Конец света продолжался…
— Что ж, вижу, в этом есть и моя вина. Неудивительно, что А-Чжань был так расстроен, — дядя рассеяно почесал в затылке. — Не припомню, чтобы брат кого-то приглашал в кафе и называл свое первое имя первому встречному. Видимо, этот Вэй Усянь в самом деле такой чудесный, как ты его описываешь.
— Да! Он такой! Такой!!! — от чувств, которые его переполняли, А-Юань чуть не начал заикаться; забытыми оказались и остатки чая, и лепешка, и даже конец света.
Дядя Сичэнь выглядел так, словно у всей затеи А-Юаня был шанс.
— Поглядим, что за мама Сянь, — дядя достал свой планшет и вышел в сеть, А-Юань соскочил со своего стула и перебрался на тот, что стоял рядом, заглядывая взрослому через плечо. — Ах, да, — словно опомнившись, тот обернулся и посмотрел на А-Юаня самым строгим взглядом, на который был способен. — Ты же знаешь, что поступил нехорошо, обокрав свою потенциальную маму?
А-Юань смиренно опустил голову.
— Я не буду смотреть мультики целую неделю и буду есть один суп и лапшу.
— И больше никогда так не поступишь, даже если тебе это будет казаться хорошей идеей.
— Не поступлю.
— Вот и славно, — дядя потрепал его по макушке. — А теперь поищем в социальной сети вашего нового знакомого. Может, нам повезет.
***
Мало того, что Лань Чжань не выспался, так теперь ему еще и не работалось. Вместо того, чтобы заниматься проектом, он поймал себя на том, что уже несколько минут пялится в одну точку на экране, что для такого человека, как Лань Чжань, было из ряда вон выходящим событием.
«Это все от недосыпа…»
Лежащий в верхнем ящике стола чужой телефон без слов ответил: «Ну-ну».
Утомленный ночными переживаниями и утренней ссорой с сыном, Лань Чжань больше не мог размышлять о своих родительских промахах. Несколько чашек крепкого чая, таблетка обезболивающего и старательные попытки отбросить переживания о поведении сына все-таки возымели эффект. Он взбодрился, переключился и теперь спокойно мог паниковать в другом направлении.
Телефон Вэй Ина все еще был при нем и никуда сам деваться не собирался. Можно, конечно, выбросить его и сделать вид, что они с А-Юанем не имеют никакого отношения к гнусному воровству. Но это было так же подло и некрасиво, как и то, что сделал А-Юань. Отец должен быть примером сыну и вернуть украденную вещь, принеся Вэй Усяню компенсацию и личные извинения. Молодой человек лишился работы, а они еще и обокрали его — все выглядело довольно паршиво. Учитывая, что вчера весь день они доставляли бедолаге одни неприятности, отнимая его время, Лань Чжань чувствовал себя максимально некомфортно.
Точнее, о комфорте сегодняшним днем вообще не могло идти и речи. Даже одежда кололась на складках, спинка офисного кресла больно впивалась в лопатки, а поверхность стола натирала кожу рук. Комфорт и Лань Чжань были далеки нынче, как Солнце и Нептун.
«Американские горки…» — в памяти, как нарочно, всплыл насмешливый голос Лань Сичэня, но какое отношение вся эта не в меру дурацкая ситуация имела к любви?
Еще пару часов Лань Чжань старательно увлекал себя работой, которая шла так медленно и тяжко, что снова начала ныть голова. В конце концов, он резко дернул ящик стола, из-за чего проходящая мимо женщина вздрогнула от неожиданности, и Лань Чжань сразу ощутил себя еще более выведенным из равновесия.
«Уже люди начинают оборачиваться…»
— Здравствуйте.
От его приветствия женщина вытаращила глаза, испуганно поклонилась и умчалась прочь.
Ну да, в обычное время Лань Чжань бы максимум слегка кивнул ей.
«Американские горки».
Чужой мобильник скользнул в руку, за ним — зарядка с разными разъемами. Лань Чжань подключил один конец провода к компьютеру, а второй воткнул в разряженный мобильник. Экран радостно мигнул, включаясь. Лань Чжань вдруг подумал, что если на мобильнике стоит пароль, то и всем терзаниям совести конец. Он просто не сможет войти в систему и сообщить кому-то из знакомых Вэй Ина, что хочет вернуть телефон.
Странное чувство затопило от затылка до пяток. Не то облегчение, не то разочарование — Лань Чжань не успел разобраться. Мобильник поприветствовал его рабочим столом с уже знакомой фотографией, не потребовав никакого пароля.
Чувствуя себя крайне неуютно из-за того, что приходится копаться в чужом телефоне, Лань Чжань нажал на кнопку «Контакты» и ощутил, как вытягивается собственное лицо. Он даже перепроверил, туда ли зашел, но папка в самом деле называлась «Контакты». У обычных людей номера телефонов были подписаны если не именами, то: мама, начальник, моя любовь, доставка на дом… У Вэй Ина среди контактов значились: «Любимая тефтелька», «Прекрасный лотос», «Негейка», «Не брать трубку, если звонит этот номер», «какой-то парень», «Верховный заклинатель», «тот самый рис», «Призрачный генерал» и далее-далее-далее. Список контактов выглядел бесконечным, и среди них не было ни одного имени! Набор невнятных кличек, фраз и иероглифов, в которые Вэй Ин ткнул пальцем, чтобы сохранить контакт. Кому из них можно было позвонить?! И как обращаться? «Здравствуйте, Верховный заклинатель, могу ли я услышать Вэй Усяня?» «Алло, это Призрачный генерал?» «Простите, это вы Тефтелька?»
— Господин Лань, вы в порядке? — у его стола замер помощник, растерянно вытаращившийся на Лань Чжаня.
Тот поднял взгляд на молодого человека, с трудом соображая, чего тот хочет.
— Что?
— В-вы в порядке?
— Отнесите, пожалуйста, вот эти бумаги господину Го, — Лань Чжань протянул ему папку с законченной сметой, и парень, все еще таращась на него, поспешил убраться прочь.
Лань Чжань снова вернулся к экрану телефона, растерянно крутя список контактов туда-сюда. В конце концов, он зашел в журнал вызовов.
Двадцать девять пропущенных вызовов за вчерашний день от абонента «Любимая Тефтелька».
Что ж, с этим хотя бы можно было работать. По крайней мере, эта Тефтелька точно была на короткой ноге с Вэй Усянем и, очевидно, волновалась о нем весь вечер, что они провели в кафе.
Лань Чжань вышел на лестницу, чтобы его никто не беспокоил, и нажал на вызов. В голове мелькнула мысль: а вдруг эта Тефтелька — парень Вэй Ина? Не будут ли у него неприятности?..
Прежде, чем он успел надумать лишнего или, наоборот, разумного, в трубке раздалось злое рявканье:
— Внимательно слушаю, кто ты такой и почему у тебя мобильник Вэй Ина, скотина ты позорная?!
«Точно его парень…» — противно подвывал ревнивый голосок внутри, чувствующий себя обманутым и использованным.
— Здравствуйте. Мой ребенок случайно забрал телефон господина Вэя, и я хотел бы его вернуть. Скажите, где я могу встретиться с Вэй Усянем?
На той стороне замолчали, слышался звон посуды и чьи-то крикливые голоса.
— Ребенок? — голос парня звучал растерянно и напряженно. — Какой еще ребенок?
Вдаваться в подробности Лань Чжань не хотел, но не ответить было невежливо.
— Мой сын. Вэй Усянь угощал его вчера мороженым.
— Угощал? А это не из-за вашего ребенка его вчера выперли с работы и не заплатили?
Лань Чжань почувствовал, как по лицу и шее растекается горячая краснота. Он, конечно, заплатил Вэй Ину за оба мороженых, но, если бы Лань Чжань был его начальником и увидел, что тот за милую душу предлагает посторонним товар в качестве угощения, покидает свое место у кассы без разрешения и пачкает выданную форму детскими грязными ногами, он был бы не очень доволен таким сотрудником. Ощущать себя причастным еще и к чужому увольнению было в высшей степени неприятно. Чувство дискомфорта уже пересекало все возможные границы дозволенного для Лань Чжаня.
— Эээ, я… не могу быть в этом уверен…
— Вот как? — Тефтелька, очевидно, пришел к каким-то своим выводам, его голос все еще сочился ядом. — Из-за вас Вэй Ина выгнали с работы, вы украли его телефон, да еще и… Постойте-ка, уж не с вами ли он шлялся еще два часа после работы вместо того, чтобы идти домой? Я не ошибусь, если скажу, что вы высокий красавчик-гей?
«Он что, Сичэнь-гэ?!»
Разговор все уходил и уходил в какое-то неправильное русло, от которого сердце Лань Чжаня забилось чаще.
— Я хотел бы вернуть телефон.
В трубке выругались куда-то в сторону, а потом Тефтелька снова вернулся к Лань Чжаню.
— Что ж, господин Красавчик, надеюсь, вы осознаете, что мой брат — ходячая катастрофа, связавшись с которой, вы лишитесь спокойного сна и огребете полный букет неприятностей, поскольку Вэй Ин притягивает их к себе, как магнит иголки.
Тефтелька продолжал распинаться, расписывая во всех подробностях и красках прелести общения с Вэй Ином, но Лань Чжань перестал вслушиваться после слов «мой брат». Значит, Тефтелька не его парень, а сам Усянь, получается, гей, как и Лань Чжань. Теперь уже точно, из первых уст.
«Стой-стой, ты разве не должен думать, как вернуть телефон и загладить свою вину перед этим парнишкой, а потом уйти в закат на поиски своей настоящей любви?! Стой! С которой вы сначала будете дружить… Стой-стой! Потом проверять чувства… Да погоди!»
«ПРОСТО УЗНАЙ, ГДЕ ЕГО НАЙТИ! НА МЕСТЕ РАЗБЕРЕШЬСЯ!»
— …Он невыносимый, безалаберный…
«…И еще ты должен будешь сначала собрать на своего избранника досье, посоветоваться с братом, узнать получше его окружение…»
«Все эти гадости звучат так очаровательно…»
— …А если ты думаешь, что вам что-то светит вместе, так знай: Вэй Ин будет до старости ждать своего принца, так что если ты не идеальный мужик, а я уверен, что ты обычный прохиндей, заманивший моего брата ребенком, которых он так любит, то тебе не светит ничегошеньки. А если ты его обидишь, то я найду тебя и выбью тебе все зубы, господин Красавчик.
«…Вот и брат его уголовник, и сам он кошмар ходячий. А свою любовь ты будешь выбирать тщательно, перебрав по косточкам каждый…»
«Сначала завалишь его в постель, а там уже видно будет!»
— Меня зовут Лань Ванцзи, приятно познакомиться.
— Ты меня вообще слушал, парень? — Тефтелька тяжко выдохнул, очевидно, осознавая всю тщетность своих попыток достучаться до Лань Чжаня. — Ладно. Хочешь неприятностей — твои проблемы. Я предупреждал. Он собирался пойти к своему приятелю в кафе «Белый пион». Уже там, наверное. Если не застанешь, то отдай телефон бармену со смазливой мордой, он передаст.
— Премного благодарен, господин…?
— Цзян Ваньинь. Эй… — его голос вдруг сделался подозрительным. — Как я подписан у этого паршивца в телефоне?
Помощник, отвлекший Лань Чжаня пять минут назад, решил вернуться в отдел пешком, а не на лифте. При виде начальника он поспешил к нему, размахивая какими-то бумагами, и Лань Чжань решил завершить разговор:
— Любимая Тефтелька. Мне пора, до свидания.
На этих словах глаза помощника расширились, он споткнулся об очередную ступеньку и рухнул прямо Лань Чжаню под ноги. Подняв на начальника взгляд, он кое-как встал, красный как помидор.
— Извините, что прервал ваш… эээ… разговор. Вам передали…
