Большая миссия маленького А-Юаня

      Вэй Ин думал, что больнее всего будет, когда они будут ругаться. Когда Лань Чжань поверит в то, что ему изменяли, что его партнер, с которым они занимались любовью и провели столько часов в нежных объятиях друг друга, был с ним нечестен. Что он прохвост, который крутит богатыми мужчинами, чтобы иметь собственную выгоду. И разве секс с красивым парнем — не выгода? Зарплата няни ничтожна, но что, если на большее у него и ума не хватает! Пожить в хорошей квартире, отметить на ура день рождения, получить дорогие подарки и внимание обеспеченного приятного человека — разве мало? А когда этого перестало хватать, он нашел еще одного. Когда это началось? Пару недель назад, а может, тройку. Где встретились? В клубе, ведь Вэй Ин завсегдатай. Есть и фото, и свидетели, и Лань Чжань совершенно «случайно» увидел сообщения, которых не должен был видеть, и застал его с поличным за изменой. И дядя Лань Цижэнь подтвердит, ведь он предупреждал племянника о Вэй Ине.       Вэй Ин кричал и смеялся Лань Чжаню в лицо, ощущая себя попавшим в дурную комедию, будто перепутал двери и вошел не в ту. Ведь в его реальности он должен был поцеловать А-Юаня перед сном, лечь в постель с Лань Чжанем, заняться с ним любовью и провести остаток жизни вместе. В комедии, сценарий к которой написал сам дьявол, издевавшийся над ними, Вэй Ин кривил губы в холодной ухмылке. Застуканный за «изменой» он бросался обвинениями Лань Чжаню в лицо.       — Лань Чжань-а, ну, о чем ты? Ни в каком колл-центре я ни дня не работал. Я познакомился с Лю Хенгом, и, раз уж появилось время, решил убить сразу двух зайцев. Ну прости, А-Чжань, но мне нужны деньги, а у тебя столько нет. Цзян Чэн не в курсе, но я в долгах как в шелках.       — Ты хочешь сказать, что был со мной только ради денег? — лицо Лань Чжаня было белым как мел, его практически трясло не то от злости, не то от горя, когда Вэй Ин говорил ему, переворачивая с ног на голову все, что можно.       — Ты же знаешь, Лань Чжань, я на все готов ради своей семьи, — его голос едва не дрогнул, ведь тут он был абсолютно честен. Ведь Лань Чжань и А-Юань тоже были его семьей, и ради них он готов был отрезать себя от семейства Ланей, чтобы не дать отцу и сыну расстаться. — Но, конечно, с тобой я был не только ради них. Такому, как я, нечасто попадаются такие любящие и заботливые партнеры, да еще и с детьми. Жаль было втягивать в это А-Юаня, но ты уж прости…       Звонкая пощечина, от которой загорелось лицо, оборвала его монолог. Вэй Ин заставил свои губы дрогнуть в насмешливой гадкой улыбке. Он был отвратителен сам себе, не представляя, как сможет посмотреть в зеркало после этой сцены, как вообще когда-либо вступит с кем-то в отношения. Нет. Никаких отношений. Никогда больше. Лучше он всю жизнь будет один, чем позволит еще раз вляпаться в это. Тем более, что такую рану, которую он нанес себе сам, едва ли удастся когда-то исцелить. Вэй Ин себя знал. Он будет ковырять ее до крови снова и снова, не давая зажить, чтобы напоминать о том, что бывает, когда все идет слишком хорошо.       — Убирайся, — голос Лань Чжаня, дрожащий от гнева, был едва слышен.       И Вэй Ин ушел, больше не сказав ни слова. Его игра в этой сцене была окончена, у него больше не было реплик и не было сил держать маску. Он заставил себя идти по улице спокойным шагом, боясь, что Лань Чжань выглянет в окно или бросится за ним, но в этом не было нужды. Лань Чжань не пошел, и Вэй Ин несколько часов брел через половину города до своего дома.       Он думал, что больнее всего будет во время их ссоры. Но в тот момент все чувства отключились. Вместо Вэй Ина с Лань Чжанем ругалась его деревянная кукла с карикатурным лицом. Какой-то больной кукловод дергал за ниточки, заставляя мышцы Вэй Ина двигаться: мерзко улыбаться, насмешливо изгибать брови, скрещивать руки на груди и говорить Лань Чжаню гадости.       Больно было до… Те несколько дней, в которые Лань Чжань так и не рассказал ему об ультиматуме дяди. В которые Вэй Ину пришлось целовать любимые губы, зная, что уже на следующей неделе они больше не соединят свои уста друг с другом. Больно было брать А-Юаня за руку и говорить с ним о всякой чепухе по дороге из сада, смеяться и шутить, как ни в чем не бывало, зная, что в эти выходные Вэй Ин не останется у них ночевать, и они не пойдут в парк, и не будут есть мороженое перед телевизором.       Больно стало после… Когда Лань Чжань поверил ему. Еще бы. Господин Лань Цижэнь и Вэй Ин постарались на славу, обеспечив доказательства, но разве сердцу это объяснишь? Оно билось в груди, воя от боли: «Как он мог поверить, что я такой?»       Это было так глупо… Вэй Ин сделал все, как надо, он поступил правильно. Он сделал Лань Чжаню больно, а теперь злился на него за то, что тот позволил так легко себя ранить. Разве может нормальный человек вообще выдержать все эти противоречивые чувства: боль и гнев, и вину, и любовь, и желание вскрыть себе грудную клетку и выдрать из нее кровоточащее сердце, и вернуться, ползая на коленях, объясняя, что это все вранье и игра, и никогда не возвращаться, чтобы не видеть больше бледного лица любимого человека, чьи чувства он так жестоко растоптал? Может, дядя Цижэнь был сволочью, которая судила о людях по страничкам в соцсетях, но Вэй Ин, получается, был не лучше. Сам проложил себе кривую дорожку и втянул в неприятности еще и хорошего человека.       «Ты знал, знал, что все этим закончится, Вэй Ин… Дурак. Зачем позволил себе так влюбиться? Доволен? Теперь отлично себя чувствуешь? Мало того, что сам хочешь утопиться в луже, еще и извалял в грязи других людей, которые просто шли мимо тебя в парке. Кто просил тебя лезть?..»       Они с Лань Чжанем не заслуживали несчастья, но такова была жизнь. Тот, кто сильнее и старше, в любой момент мог прийти и отобрать у тебя все. И иногда нужно было отпустить, а не сражаться. Ради других.       К тому времени, когда Вэй Ин добрался до дома, было уже одиннадцать вечера. От усталости гудели ноги, от боли кружилась голова. За весь свой путь он не пролил ни слезинки, шагая по полупустым улицам, глядя невидящим взором перед собой. Он надеялся, что Цзян Чэн уже спит и у него будет целая ночь, чтобы как-то смириться со своей потерей, как-то объяснить завтра, что они с Лань Чжанем расстались, но переживать не о чем. Конечно, Вэй Ину грустно, но так получилось… Он думал, что у него хватит сил на еще одну маску. И не из такого дерьма выбирались, ну, где он не пропадал?       Но стоило Цзян Чэну, выглянувшему из-за спинки дивана, с доброй насмешкой спросить:       — Я думал, сегодня тебя за бочок будет кусать Лань Ванцзи. Неужто так соскучился по нам с А-Ли?       Как последние ниточки, держащие красивый лживый фасад, лопнули. Он так и остался стоять у двери, не в силах ни шагнуть вперед, ни выйти. В глазах запекло от просящихся наружу слез, но и без них, наверное, он выглядел мало похожим на себя обычного. С лица Цзян Чэна тут же слетела улыбка, с его колен на пол упала книга, пока он перепрыгивал через спинку.       — Что случилось? Гэгэ, ты чего?! — в его глазах плескался страх, когда он подскочил к Вэй Ину, схватил его за безвольно опущенные плечи, заглядывая в лицо. — Вы что, поругались?       Как Вэй Ин мог посмотреть в глаза даже родному брату, когда он только что совершил такую постыдную жестокость, сколь бы правильной она ни была? Поэтому он глядел мимо, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. Они лились сплошным потоком, будто внутри прорвало плотину. За ними не было видно толком ни их захудалой квартиры, ни Цзян Чэна.       Ладонь брата легла на его щеку, заставляя повернуться. Вэй Ин невольно дернулся, опуская веки. Он едва узнал свой голос: сиплый, будто последние несколько часов он кричал, а не шел молча по улице.       — Мы расстались.       «Вранье! Ты оскорбил его, унизил, обесценил ваши чувства! Это Лань Чжаню впору рыдать, а не тебе. Даже не смей жаловаться!»       — Что?! — Цзян Чэн так громко вскрикнул, что сам себе чуть не врезал (А-Ли уже спала). Он встряхнул Вэй Ина. — Как так?! Все же было хорошо только сегодня утром! Как можно было разругаться в хлам за несколько часов?!       Брат таращился на него широко распахнутыми глазами, но Вэй Ин не мог больше ничего сказать. Всхлипывая и трясясь, он ненавидел себя за все случившееся, только теперь вспомнив еще и о том, что снова лишил их семью стабильного заработка. Он отпихнул руки Цзян Чэна, закрывая глаза ладонью, и тут же почувствовал, как его втягивают в грубые объятия.       «Не смей, не смей принимать его помощь! Ты, негодяй!»       Но Вэй Ин не мог сопротивляться. Он обхватил Цзян Чэна поперек груди, уткнулся в его теплое напряженное плечо и разрыдался в голос. Одна ладонь брата огладила его спину, вторая легла на затылок, зарываясь в растрепанные волосы. Цзян Чэн прижался щекой к его уху, и по его голосу Вэй Ин мог понять, что он болезненно хмурится.       — Я так и знал, что он обидит тебя. Я же предупреждал, что все плохо кончится, Сянь-Сянь, — он говорил тихо, только для Вэй Ина, чтобы не добавлять шума и не разбудить А-Ли.       Вэй Ин хотел сказать, что все не так: это он обидел Лань Чжаня, и никто, кроме него, не виноват, что господин Лань Цижэнь нашел столько поводов отвадить его от семейства Ланей. Но смог только крепче вцепиться в футболку брата, до боли сжимая пальцы.       — Этот Лань Чжань тебе не пара.       Ладонь Цзян Чэна заскользила по его спине с особой яростью, словно пытаясь выцарапать из тела Вэй Ина любовь к Лань Чжаню, который в глазах Цзян Чэна за секунду стал врагом номер один. Этого брату было не занимать: ему все равно, что случилось; если Вэй Ин рыдал из-за очередной любовной неудачи — виноват был его партнер. Почему-то в любовных делах Цзян Чэн был всегда категоричен.       — Типичный заносчивый богач! Он еще пожалеет, что ты больше не будешь жечь его кастрюли и кормить его перченой дрянью! Я ему ноги сломаю, если увижу! — Цзян Чэн совсем разошелся, яростно шепча на ухо.       Он обнимал Вэй Ина за плечи, укачивая и утешая, надеясь, что его злость и обида за плачущего брата помогут залечить его душевные раны.       «Ты не понимаешь, А-Чэн… Если бы я не сделал этого… Если бы я послушал тебя с самого начала… Лань Чжань тут ни при чем… Это все ради А-Юаня…» — Вэй Ин говорил, но говорил только в своей голове, наружу выходили только слезы и всхлипы до тех пор, пока голова не начала раскалываться от боли, пока он не начал съезжать вниз по телу А-Чэна, ослабив хватку трясущихся пальцев.       — Пойдем. Хватит убиваться по этому говнюку. Идем, умоешься. Я отведу тебя, ну же.       Вэй Ин с трудом оторвал зареванное лицо от чужого плеча, прячась за растрепанной челкой. Было больно смотреть на свет, лицо казалось опухшим. Обнимая за плечи, Цзян Чэн завел его в ванную, где они с трудом поместились у раковины. Зашумела вода, напоминая Вэй Ину, как несколько недель назад он стоял вот так в квартире Лань Чжаня, помогая ему вымыть руки, поскольку болеющий А-Юань не захотел слезать с отца. Мокрая ладонь Цзян Чэна скользнула по его щеке, стирая слезы и разгоняя красноту. Вэй Ин не стал смотреть на себя в зеркало, уткнулся взглядом в струю воды из-под крана, пока брат безуспешно пытался смыть с него очередную неудачу.       — Не реви, гэгэ. Пошел на хрен этот Лань Чжань!       Вэй Ин с трудом заставил себя наглотаться воды прямо из-под крана, чтобы можно было вытолкнуть хоть какие-то слова через истерзанное рыданиями горло.       — Это все моя вина, А-Чэн. Только моя. Прошу, не звони Лань Чжаню. Просто… — горло предательски сжалось, но он заставил себя проглотить очередной всхлип. Достаточно и того, что у Цзян Чэна половина футболки залита его слезами. — Просто забудь все это, ладно?       Он кое-как распрямился и обернулся, наконец набравшись смелости взглянуть в лицо брата. Странно было видеть Цзян Чэна больше растерянным и скорее наигранно злым, чем наоборот: обычно он рвал и метал молнии от души, искренне ненавидя всех бывших парней Вэй Ина, которые ему чем-то не угождали. Но, кажется, сегодня он больше был огорчен, чем разозлен.       Конечно, Вэй Ин ведь не просто с парнем расстался, он еще и работу потерял. Опять.       — Как скажешь, гэгэ, — А-Чэн не стал спорить, его рука все еще лежала на плече Вэй Ина, согревая и утешая.       Они вернулись в гостиную, и Цзян Чэн ногой пихнул свой диван, раздвигая и без слов предлагая Вэй Ину лечь сегодня рядом. Он думал отказаться. Не хотелось проснуться утром и обнаружить, что рядом спит брат, а вовсе не Лань Чжань. Но от мысли, что придется спать в полном одиночестве в объятиях своих кошмаров, становилось плохо до тошноты.       Вэй Ин ощущал свое тело деревянным и чужим. После выплаканных слез стало чуточку легче. Как будто все внутри замерло, закостенело, перестав двигаться и бушевать.       Подумаешь, расстался с парнем. Как будто в первый раз. Как будто не переживал он уже кучу таких расставаний. И ничего, все потом возвращалось в норму.       Он пялился в темный потолок остекленевшими глазами, пока А-Чэн запирал дверь, приносил ему таблетки и переодевался ко сну. Когда погас свет и брат улегся рядом, так же глядя в потолок, Вэй Ин почувствовал себя еще чуточку лучше.       Они молча лежали плечом к плечу, рассматривая темноту. Вэй Ин знал, что голова Цзян Чэна полна вопросов, но он не был готов отвечать на них сегодня, если вообще когда-нибудь наберется смелости рассказать обо этом постыдном кошмаре. А ведь завтра вопросы возникнут еще и у А-Ли, и она, в отличие от брата, тепло заглядывая гэгэ в лицо и наливая ему горячий чай, будет выспрашивать подробности.       Лань Чжань нравился им. Но Вэй Ин снова все испортил, просто являясь самим собой. От самого себя было тошно.       Он повернулся на бок, укрываясь с головой, и Цзян Чэн тут же оказался рядом. Прижался грудью к спине, положил руку поверх одеяла, обнимая за талию, прижался лбом к затылку. Может, Цзян Чэн ничего не понимал в романтических отношениях с девушками, но зато он умел быть хорошим братом. Хоть с этим Вэй Ину в жизни несказанно повезло.              

***

             После того, что случилось, Лань Чжань метался по квартире, как раненое животное, не находя себе места, не в силах ни сесть, ни лечь. Не зная, что ему нужно: кричать? Драться? Рыдать? Для начала необходимо было просто дышать, потому что как он ни старался, сколь глубоко бы не втягивал воздух, его все равно было мало.       Он распахнул настежь окна, впуская в дом промозглый осенний ветер. Стало зябко, и его затрясло от холода. А может, оттого, что внутри все звенело от боли. В последние дни Лань Чжань ощущал себя натянутой струной. Он разрывался между работой, адвокатом и дядей, пытаясь разобраться, как лучше действовать, не вовлекая до самого последнего момента Вэй Ина и А-Юаня в этот омерзительный судебный процесс.       Дядя облил грязью Вэй Ина, нарыв на него целое ведро помоев, которое выставил перед Лань Чжанем на стол. В памяти всплыли слова адвоката, и Лань Чжаню стало тошно от мысли, что тот мог быть прав. Он гнал от себя эти гадости каждый день, но они возвращались вместе с пробуждением, вползали в сердце смутной тревогой и в конце концов обрели реальность. Он взглянул на пару снимков, послушал историю дяди о профессоре и компании Не Минцзюэ. Не Минцзюэ? Брат Не Хуайсана? В памяти смутно вертелись слова Вэй Ина в кафе, страдающего от похмелья.       — Я не верю ни единому слову, господин Лань, — он с отвращением отпихнул от себя груду бумаг, но дядя не стал забирать ее обратно.       Лань Чжань хотел бы услышать эти истории от Вэй Ина. Ведь наверняка тому было что рассказать. И если он не рассказывал, значит, просто не пришло время. Вэй Ин был молод, он имел право совершать ошибки, почему Лань Чжань должен был судить его, да еще и за глаза? Но адвокат, услышав о компромате, вцепился в Лань Чжаня мертвой хваткой, прося принести материалы. Он убеждал привести Вэй Ина или, по крайней мере, поговорить с ним, а потом…       А потом стало поздно. И Лань Чжань увидел своими глазами то, от чего никак нельзя было отвернуться. Вэй Ин в объятиях другого мужчины, смеется и милуется с ним за спиной у Лань Чжаня. Свежие фотографии, раздобытые дядиным соглядатаем, присланные на почту. Переписка в телефоне, комментарии в социальных сетях. Это был удар под дых, которого Лань Чжань никак не ожидал от того, кого считал своей родственной душой, самым лучшим, самым любимым, самым родным человеком на свете.       — Это все из-за денег.       Вэй Ин говорил, усмехаясь, и Лань Чжаню казалось, что его сердце безжалостно сдавливает когтями какой-то демон с лицом Вэй Усяня. Это не могло быть правдой! И если бы Вэй Ин просто бросил ему это в лицо, наверное, Лань Чжань не поверил бы. Но у него были доказательства, к которым Вэй Ин и предоставил объяснение, не стесняясь в грубых выражениях. Как загнанная в угол крыса, он начал бросаться на Лань Чжаня, кусая и раня словами, пока Лань Чжань не оборвал этот поток гадостных откровений пощечиной.       Возможно, стоило врезать кулаком. Возможно, лучше себе.       Как мог он попасть в такую историю? Неужели Лань Чжань так ослеп от любви, что не увидел: он пригрел на груди змею? Он пытался связать улыбающегося Вэй Ина с А-Юанем на коленях и его слова о корысти, измене и «сексе с красавчиком» и никак не мог собрать свой мир воедино.       Как может человек так долго и умело притворяться?       Тяжело дыша, дрожа от холодного воздуха, Лань Чжань опустился за стол. Достал из дипломата бумаги, которые несколько дней назад дал ему дядя. Фотографии. На них Вэй Ин в клубе, накрашенный и одетый, как проститутка, зажат между двумя парнями, один из которых лапает его за бедра, а второй целует в шею. Он отшвырнул от себя снимок, на который было тошно смотреть. Взял первый попавшийся лист бумаги и с трудом вникнул в текст. Профессор из колледжа писал объяснительную, в которой доводил до сведения руководства, что Вэй Ин предлагал ему сексуальные услуги взамен хороших оценок.       Лань Чжань отшвырнул и его. Хотел взять следующий, но сбросил все листы со стола, и они с шорохом усыпали пол. Невыносимо. Убожество. Мерзость!       Если бы Лань Чжань не видел этих снимков, не слышал этих историй — он бы ни за что не поверил, что Вэй Ин может использовать его. Если бы он не застал Вэй Ина за изменой и не услышал его грубостей, он ни за что не поверил бы всей грязи, что лежала в его дипломате. Но все вместе складывалось в одну отвратную картину: Вэй Ин был бессовестным обманщиком, который не погнушался использовать в своих целях даже ребенка. Искусный лжец и обольститель, продающий свои сладкие речи и тело за деньги и услуги. А Лань Чжань был слепым безмозглым дураком, который повелся на невинное молодое личико.       Он схватился за голову, зачесывая растрепавшиеся волосы назад. Застыл на несколько мгновений, потом вскочил с места, отшвырнул стул. Тот с грохотом проехался по полу, и снова стало тихо. Слишком тихо. И это бесило.       Лань Чжань схватил со стола вазу с фруктами и швырнул ее вдогонку стулу. Раздался звон бьющегося стекла — острый, громкий, пронзающий барабанные перепонки. Блестящие осколки на полу напоминали Лань Чжаню то, что осталось от его сердца. От стыда горели щеки. Так подло, так гадко он еще никогда не был унижен. Никогда!       Под руку попалась чашка, кастрюля, электрический чайник, ваза для цветов, подставки под горячее, альбом А-Юаня, перечница и солонка… Все полетело на пол. Лань Чжань безжалостно швырял одну вещь за другой, создавая неимоверный шум, будто это могло заглушить его внутренний крик. Наверное, надо было прокричаться, поругаться с кем-то, хоть завопить в подушку. Но губы Лань Чжаня сжались в тонкую линию, и он не мог произнести ни слова.       Его гнев и боль бушевали внутри, запертые, не находящие выхода в словах или крике. Не было даже слез. И он мог только крушить все, что попадалось под руку, пока ничего не осталось.       Кухня и гостиная напоминали поле битвы. Руины, оставшиеся от чудесного мирка, к которому Лань Чжань успел привыкнуть за пару месяцев.       Как теперь жить дальше?       Внутренний голос горько рассмеялся: «Зато не нужно больше платить адвокату. Дядюшка будет рад, что ты наконец прозрел. И тебе больше не грозит лишение родительских прав!»       Это ничуть не радовало. Лань Чжань съехал вниз по стене на единственном островке чистого пола у двери детской и обхватил себя за колени. Ему казалось, что он только-только отрастил крылья и наконец смог взлететь. Так высоко, как никогда, так легко, как только может летать человек, встретивший своего любимого. И теперь его же любимый тупым ножом отрезал эти крылья по живому, упиваясь его болью и текущей из ран кровью.       Как мог Вэй Ин оказаться таким жестоким и циничным? Человек, который так заботился о сестре и брате, который так нянчил А-Юаня и навещал в больнице раненого дурачка А-Юя?!       Лань Чжань достал телефон и открыл галерею. С каждого фотоснимка на него смотрел Вэй Ин — улыбающийся, обнимающий А-Юаня, корчащий рожи или стоящий в соблазнительных позах. Красивый, нежный, страстный, забавный, веселый… несуществующий? Неужели все это время Лань Чжань жил рядом с выдумкой, которую мошенник Вэй Усянь создал, чтобы втереться в доверие и продать себя подороже?       Но ведь они сблизились благодаря А-Юаню, укравшему телефон! И Лань Сичэню, который пригласил Вэй Ина на работу! И снова А-Юаню, закрывшему их в подвале! Не Вэй Ин был инициатором их встречи и знакомства, он не мог все так тонко просчитать заранее, построить такой сложный план! Это абсурд!       «Может, и не мог, — внутренний голос звучал флегматично. — Но на ловца и зверь бежит. Когда он столкнулся с тобой в третий раз, решил не упускать шанса, вот и все. А ты уже и сам пошел в его лапы…»       По реальности словно прошла уродливая глубокая трещина, которая разделила жизнь Лань Чжаня на ту, в которой у него был любимый, милый, добрый Вэй Ин, и ту, в которой его обманул мерзавец в овечьей шкуре. Он не представлял, что делать теперь… Как заклеить эту трещину, как забыть первого Вэй Ина или второго, или их обоих?       А потом Лань Чжань вспомнил и еще кое о чем. Кое о ком.       А-Юань. Как он скажет сыну, что Сянь-гэгэ больше не придет? Конечно, ребенку ни к чему знать подробности их ссоры, но Лань Чжаню придется что-то сказать. И он не представлял, что будет делать, когда А-Юань расплачется или устроит истерику и будет просить отвести его к Вэй Ину. Ведь тот стал частью его жизни, А-Юань его полюбил — искренне и горячо, как умеют только дети. Ну, и такие дураки, как Лань Чжань.       Да что же такое?!       Он снова вскочил на ноги, по всей квартире хрустели под ботинками осколки и обломки. А-Юаня даже нельзя сюда приводить!       Лань Чжань распахнул дверцу шкафа и достал с верхней полки бутылку. Крепкий алкоголь, который он убрал куда подальше после своего неудачного опыта с катанием по парку, сегодня был как нельзя кстати. Обычно это не помогало решать проблемы, а добавляло новых. Но сегодня Лань Чжань был не способен думать на трезвую голову. Может, будучи не в себе, он найдет решение получше, чем лечь на постель, вдохнуть в последний раз еще сохранившийся на простынях запах Вэй Ина и умереть от остановки сердца.       К тому времени, когда большая часть бутылки оказалась в его желудке, согревая дрожащее тело и сглаживая острые края разбитого сердца, его телефон звонил уже непрерывно. Он отключил звук, но тот все продолжал противно дребезжать, вибрируя на осколках битого стекла, заставляя Лань Чжаня чувствовать зубную боль.       Его нет.       Он умер.       Некому взять чертову трубку. Почему звонящий никак не желает этого понять?       Телефон затих, и Лань Чжань плеснул себе из бутылки еще немного. От выпитого на пустой желудок уже тошнило, голова кружилась, и его вело, а потому подняться с места уже было подвигом. Лань Чжань был не способен на подвиги, поэтому оставался на полу, на сквозняке из распахнутого окна, в окружении осколков.       Мобильник снова завибрировал, и Лань Чжань со всей силы треснул по экрану стаканом. Дисплей пошел трещинами и наполовину погас, но вибрировать не перестал.       — Вашу мать… — обычно Лань Чжань не позволял себе ругательств, но что, черт возьми, делать, если все настолько плохо?       Он умер и имеет право ругаться. Даже матом.       Из-за трещины не видно было, кто звонил, и Лань Чжань просто сбросил. Он с трудом поднялся, кинул трубку в карман пальто, которое так и не снял, и, держась за стену, побрел к выходу. Гэгэ. Вот кто ему был нужен. Лань Сичэнь поможет разобраться в том кошмаре, который свалился на голову Лань Чжаня, потому что он сам уж ничего не понимал. Не помог ни алкоголь, ни просмотры фотографий, ни детский альбом А-Юаня, где они были нарисованы втроем, ни разглядывание компромата на Вэй Ина.       Он остановился в дверях на секунду.       — Может, я в аду?       Вопрос остался без ответа.       С трудом переставляя ноги, Лань Чжань добрался до лифта, чтобы едва не вывалиться наружу на первом этаже. Пол и кабина шатались, издеваясь. Его и так тошнило! Бурча под нос ругательства, он доплелся до места охранницы на первом этаже и уперся лбом в стекло, отделяющее его от женщины в годах, приглядывающей за подъездом. Она смотрела на Лань Чжаня, вытаращив глаза, и он улыбнулся ей, чтобы она не пугалась: да, он выпил, но он не агрессивный.       — Здрасти, гспожа… — Лань Чжань не смог вспомнить ее имя и просто махнул рукой. — Вы можете мне вызвать такси, пжлста… Я очень вас прошу. Я должен… туда… Мне надо… — он указал в сторону выхода, и женщина кивнула, поднимая трубку стационарного телефона и вызывая ему такси.       Он долго благодарил ее, крепко держась за стекло, пока не стало ясно, что он уже в третий раз повторяет ей:       — Я не верю, что он такой подлец. Мой Вэй Ин не такой… Он другой… Но дядя Цижэнь показал мне фотографии…       — Да-да, ваше такси уже прибыло.       Она показала ему на улицу — у тротуара и правда стояло такси.       В тот момент, когда Лань Чжань наконец добрался до квартиры брата и собирался постучать в дверь, та сама распахнулась. Лань Сичэнь стоял на пороге одетый и явно куда-то торопился. При виде Лань Чжаня он практически отшатнулся, делая шаг назад и распахивая глаза.       — А-Чжань! Что случилось? Почему ты не берешь трубку? Чт…       Лань Чжань не дал гэгэ договорить, с силой толкнул его в плечо, заставляя пройти обратно в квартиру, и сам зашел следом, захлопнув дверь. Ему пришлось схватиться за вешалку, чтобы не упасть: в квартире Лань Сичэня после поездки на такси все качалось еще хлеще, чем в собственном подъезде. Он вытянул руку, не давая брату ни подойти, ни уйти.       — Ты что, пьян? На тебе лица нет!       На всякий случай Лань Чжань прикоснулся ладонью к лицу — оно было. И оно горело огнем от стыда за Вэй Ина, за себя, за эту тупую ситуацию.       — Гэгэ…       Лань Сичэнь бросил сумку, все-таки подходя ближе, хватая Лань Чжаня за плечи для устойчивости. На лице брата читалась растерянность, в его широких зрачках даже затаилась капелька испуга. Сейчас Лань Чжань немного понимал его: вот как тот угадывает настроение своего младшего брата. По глазам.       — Ты на ногах не стоишь, пойдем сядем.       — Нет, — он попытался отмахнуться, он не за тем сюда пришел.       Сунул руку в карман и вытащил мятые фотографии. Пихнул их брату в грудь, они соскользнули по чужому пальто и с шорохом упали на пол, но Лань Чжань был не в состоянии их поднять, а брат не мог его отпустить.       — Нет? Хочешь упасть в коридоре? — Лань Сичэнь вяло улыбнулся ему, надеясь, что Лань Чжань оценит шутку, но тот кивнул в ответ.       В коридоре. На холодном полу. Под дверью. Самое лучшее место для него сейчас.       — Ясно. Ладно, — брат закивал, хотя даже Лань Чжаню не было ничего ясно.       Его мир перевернулся с ног на голову, и алкоголь ничем не смог помочь, одна надежда была на гэгэ.       — Лань Сичэнь… — Лань Чжань пытался подобрать слова, вроде собирался же сказать что-то адекватное и длинное, построить логическую цепочку, гипотезы подобрать, аргументы за и против… чего-то… Но поездка на такси перемешала все мысли в кучу, и от них остались одни невнятные обрывки. — Почему?.. Я не… Как так?.. — язык ничем не помогал, цепляясь за зубы, и вообще Лань Чжань понял, что практически навалился на своего гэгэ, стоя вертикально исключительно благодаря чужой поддержке.       — Я понял-понял, — руки брата переместились, обнимая его со спины под мышками. — Идем. Упадешь чуть подальше. Во-от сюда.       По раскачивающейся квартире они добрели до дивана в гостиной. Лань Чжань оставил попытки что-либо объяснить. Ведь гэгэ видел его насквозь, через дыру в его груди вообще можно было все рассмотреть. Он буквально рухнул на диван, уткнувшись лицом в подушку. Здесь не пахло Вэй Ином, не лежала его пижама под одеялом, не висел на спинке кровати халат — ничего, что напоминало бы о человеке, о котором Лань Чжань хотел не думать, но не мог. Стоило закрыть глаза, и вместо квартиры перед внутренним взором закружилось любимое лицо. Как в парке аттракционов, его и Вэй Ина словно болтало вверх и вниз, они поднялись к самому солнцу, оставив землю далеко внизу.       — Я люблю тебя, Лань Чжань, — Вэй Ин крепко держал его за руку.       И Лань Чжаню казалось, что они уже не в поезде на аттракционе, а просто парят высоко в небе. А потом послышался свист, и что-то больно ужалило Лань Чжаня в спину. Полет превратился в падение, Вэй Ин падал рядом с ним, крепко сжимая его руку.       — Вэй Ин! — Лань Чжань обернулся, чтобы увидеть, что тот все еще рядом.       Вэй Ин был здесь, растрепавшиеся волосы закрывали его лицо, так что Лань Чжань не мог видеть ни глаз, ни губ. Земля становилась все ближе, еще немного — и они разобьются.       — Отпусти, — голос Вэй Ина звучал глухо, его подхватывал и уносил в другую сторону гудящий в ушах ветер.       — Нет! — Лань Чжань дернул его за руку, пытаясь притянуть к себе ближе, но понял, что пальцы Вэй Ина выскальзывают. — Вэй Ин!       Но сколько бы Лань Чжань ни тянулся, он не мог коснуться его руки. Вэй Ин падал вниз, и Лань Чжань смотрел сверху, как тот все стремительней приближается к земле. Теперь он мог видеть за растрепанными волосами его лицо: кривую гадкую улыбку и плачущие глаза.       — Мы с тобой не пара, Лань-гэгэ. Ты просто глупец!       — Нет! Стой!       Лань Чжань рванулся вперед, но было поздно. Вэй Ин ударился о землю и исчез, оставив Лань Чжаня одного в кружащемся мире, потерявшем верх и низ, в котором больше не за что было ухватиться. Он дернулся всем телом и рухнул на пол. Боль в отбитом локте немного привела Лань Чжаня в чувство, и он с трудом сообразил, что лежит у дивана в квартире брата.       Комната все еще шаталась, как палуба корабля, его тошнило, на душе было больно и гадко. Вэй Ин только что был здесь — его и не его Вэй Ин, — а теперь Лань Чжань опять один. Брат снял с него пальто и ботинки, но на нем все еще был офисный костюм, в котором он вернулся домой раньше времени: брюки, на которые он пролил алкоголь, и мятая рубашка. Лань Чжань ощущал себя грязным и омерзительным, но душ и прочие вещи могли подождать.       — Гэгэ?       Брата не было. В квартире темно, святящиеся часы показывали половину первого ночи.       Половину первого…       Лань Чжань дернулся и едва не упал снова.       А-Юань! Он совсем забыл о нем! Все, что Лань Чжань успел сделать, выходя из офиса — сказать, что они с Вэй Ином задержатся, и попросил оставить А-Юаня в продленной группе. Та работала до половины девятого, а сейчас была глубокая ночь!       — А-Юань! — он вскочил на ноги, пошатнулся, ударился коленом о кофейный столик.       Потом вспомнил: Лань Сичэнь, прежде чем уйти, что-то говорил о его сыне.       «Мне позвонили из детского сада, я заберу А-Юаня и сразу вернусь. Постарайся не вставать с дивана, А-Чжань, ладно?»       Он что-то промычал в ответ и отрубился. Было это на самом деле или только во сне? Лань Чжань поспешил в комнату для гостей, где обычно спал А-Юань.       Сын был здесь. На широкой кровати он казался совсем крохотным, свернувшимся клубком в обнимку с плюшевым кроликом, которого они привезли из парка аттракционов. Лань Чжань сделал шаг в комнату, но замер.       Он был так разбит и пьян, что забыл о собственном ребенке, оставил его в детском саду. Тот наверняка переживал, почему никто не пришел, почему дядя явился так поздно и не дал увидеть ни отца, ни Вэй Ина.       «Ты просто ничтожество, Лань Чжань. Жалкий безмозглый дурак…»       — Этот Вэй Усянь тебе не друг и не партнер! — голос дяди звучал в голове, как будто они разговаривали только что. — Посмотри на все это, посмотри на фотографии. Такие люди, как Вэй Усянь, не могут жить достойно и сводят на нет усилия других. Ты не успеешь моргнуть и глазом, как окажется, что ты пляшешь под его дудку, и тебе самому будет нужна помощь.       Слова дяди, тогда кажущиеся пустой болтовней, сейчас ложились на случившееся, как масло на хлеб: Вэй Ин махнул хвостом, и Лань Чжань, выведенный из равновесия, разнес собственный дом, так напился, что забыл о собственном сыне, бросив его на произвол судьбы. Если бы не Лань Сичэнь, где бы оказался А-Юань сейчас? В полицейском участке? В приюте? А где бы был сам Лань Чжань, ушедший из дома? Попал под колеса машины, валялся бы на холодной мокрой улице где-нибудь в канаве, снова сел за руль пьяным, и кто знает, чем окончилась бы его поездка на этот раз…       Он прикрыл дверь в гостиную, с трудом дошел до кухни, держась за стену. Налил холодной воды в стакан и выпил. В желудке крутило, голова казалась тяжелой. Он хотел сесть на стул, но тут же вскочил, понимая, что не сможет найти себе места в этом доме. Ему не будет покоя, пока он еще раз не увидит Вэй Ина. Он должен убедиться…       В чем?       Лань Чжань не был точно уверен. Знал только, что ему нужно увидеть Вэй Ина сейчас же. Лицом к лицу. Прижать его к стене, встряхнуть, схватить за горло и немного придушить, чтобы понимал, что Лань Чжань серьезно, что он не уйдет, пока не получит все ответы на все свои вопросы. Посмотреть ему в глаза на расстоянии вдоха и заставить сказать все, что он сказал в доме Лань Чжаня, еще раз. Пусть еще раз повторит, чтобы Лань Чжань убедился наверняка. Пусть будет больно, пусть сердце обливается кровью, пусть его душа умрет от унижения и горя прямо на том самом месте, но Лань Чжань хотел бы услышать: как Вэй Ин смог так хорошо и долго притворяться, почему именно с ним, к чему было все это… Походы в парк, рисунки, ужины, знакомство с родными, если Вэй Ин собирался через некоторое время бросить его, найдя папика получше.       Он был все еще пьян, но способен двигаться, и потому смог бесшумно выскользнуть из квартиры, уже не услышав, что брат проснулся и вышел его проведать.       Лань Чжань с трудом поднялся по темной лестнице в подъезде. Лампочки не то были выключены, не то выкручены. В коридоре второго этажа горел тусклый свет, от которого на глаза наворачивались слезы. Но своей цели Лань Чжань все-таки достиг и несколько раз со всей силы ударил кулаком в деревянную дверь без звонка. Где-то на задворках совести крутилась мысль, что сейчас час ночи и сестра Вэй Ина наверняка спит, но ее задушил дурной, отчаянный гнев. Если Цзян Яньли и Цзян Чэн тоже все знали, значит, и они смеялись за спиной у Лань Чжаня, пока Вэй Ин его охмурял…       Нет…       Лань Чжань помотал головой, моргая. Это вообще никак не вязалось с образом улыбчивой, светлой Цзян Яньли, которая одним своим добрым взглядом могла подбодрить и успокоить братьев и освещала эту унылую квартиру. Лань Чжань не мог представить, как она, словно ведьма, зло смеется над ним, подсчитывая деньги, которые принес Вэй Ин.       А Цзян Чэн?       Они не сразу поладили, брат Вэй Ина казался Лань Чжаню грубоватым и чересчур импульсивным. Он по-черному шутил и часто разговаривал криком даже по телефону, но, когда дело касалось каких-то проблем, всегда приходил Вэй Ину на помощь. Впрочем, мог и на помощь с обольщением Лань Чжаня прийти. Цзян Чэн куда легче вписывался в облик злодея.       И, прежде чем Лань Чжань пришел к какому-то однозначному выводу, дверь распахнулась, и сам Цзян Чэн выскочил в коридор. Он явно спал, как и полагается нормальным людям в час ночи: на нем были домашние штаны и футболка, волосы распущены, а лицо… искажено от гнева. Его глаза сверкали такой лютой злостью, что будь Лань Чжань трезв, он благоразумно отшатнулся бы от греха подальше. Но он пришел сюда не за этим.       — Какого черта тебе тут нужно? — Цзян Чэн с силой пихнул его в плечи, отталкивая от себя и от двери, не позволяя больше стучать в нее кулаком.       Лань Чжань шагнул обратно и ответил ему тем же. От его толчка Цзян Чэн сам врезался спиной в дверь с глухим стуком и рычанием.       — Я хочу поговорить с Вэй Ином, — язык уже слушался Лань Чжаня достаточно, чтобы не задевать за зубы, его голос звучал мрачно и решительно.       — Он спит, — Цзян Чэн скрестил руки на груди, его лицо вдруг сделалось надменным и холодным. — Неужели ты думаешь, что я впущу тебя в дом в таком виде? Ты же пьян.       Лань Чжань подошел к нему вплотную. Он не хотел спорить с Цзян Чэном. Плевать, знает брат Вэй Ина о его промысле или не знает. Лань Чжань хотел все услышать от самого Вэй Ина, и он пройдет в дом, даже если придется снести дверь вместе с Цзян Чэном.       — Пропусти.       — Или что? — Цзян Чэн опустил руки, сжимая в кулаки. В решительности он не уступал Лань Чжаню. — Ударишь меня?       — Мгм, — Лань Чжань кивнул, подтверждая свое мычание, и в тот же миг получил кулаком по лицу.       Он не ожидал, что Цзян Чэн нападет первым и без предупреждения, да и алкоголь притупил реакции. От боли сверкнуло в глазах, голова мотнулась, и Лань Чжань снова отступил. Во рту появился соленый привкус и щеку защипало изнутри — видимо, поранил зубом от удара. На скулах Цзян Чэна играли желваки, он готов был снова ударить, если Лань Чжань подойдет.       Хочет драки? Лань Чжань никогда всерьез ни с кем не дрался, только на татами в тренировочном зале или с братом, опять же в качестве тренировки. В последнее время он забросил зал и боевые искусства, занятый другим. Но натренированное тело прекрасно помнило отточенные удары. Он замахнулся ногой, но Цзян Чэн отбил, рванулся вперед и врезался лбом Лань Чжаню в челюсть. Метил в нос, но не попал. Они отскочили друг от друга, не издав ни одного лишнего звука. Лань Чжань попытался ударить Цзян Чэна кулаком в лицо, но у того в руке сверкнуло что-то черное, и лицо Лань Чжаня обожгло болью. Он невольно охнул, хватаясь за щеку и отшатываясь.       Цзян Чэн мерзко ухмыльнулся, накручивая на кулак резинку, которой щелкнул его по лицу. Подлый прием грязной драки. Он целился Лань Чжаню в глаз, но промахнулся.       — Ты такой же, как твой брат, — Лань Чжань выплюнул это сквозь зубы, чувствуя, как все внутри клокочет от злости.       Цзян Чэн снова сделал выпад, но Лань Чжань на этот раз был быстрее. Схватил его за запястье, заломил руку за спину и прижал лицом к стене, наваливаясь сверху. Цзян Чэн с рычанием дернулся, но не смог высвободиться. Он кое-как развернул лицо, чтобы прошипеть:       — Я горжусь тем, что Вэй Усянь мой брат, понял?       Лань Чжань стиснул пальцы крепче, выворачивая руку Цзян Чэну сильнее, и тот застонал сквозь стиснутые зубы.       — Ты его недостоин…       Это звучало уже как полный бред! Лань Чжань хотел вывалить на Цзян Чэна все, что накопил за день. Недостоин быть обманутым? Недостоин быть использованным? Недостоин остаться с разбитым сердцем? Чего там Лань Чжань недостоин, а?       Но в этот момент позади послышались быстрые шаги, и чужие крепкие руки оттащили его от Цзян Чэна.       — Пусти меня, гэгэ! — Лань Чжань пытался вывернуться из рук брата, но тот перехватил его поперек груди, блокируя руки и не давая шагнуть вперед.       Цзян Чэн тут же развернулся к ним лицом, тяжело дыша, потирая травмированную руку здоровой. Он остался стоять у стены, но сделал несколько шагов в сторону двери.       — Успокойся, А-Чжань. Возьми себя в руки, что ты творишь? — Лань Сичэнь встряхнул его, как куклу, но Лань Чжань не желал оборачиваться и успокаиваться.       — Я хочу посмотреть ему в лицо. Хочу, чтобы он ответил мне на все мои вопросы!       — Вэй Усянь не хочет тебя видеть, чего не ясно? — Цзян Чэн снова сжал кулаки, но Лань Сичэнь поднял одну ладонь вверх, вытягивая руку между ними.       — Не надо, господин Цзян. Уже очень поздно, и мой брат не в себе. Будет лучше, если все мы сейчас успокоимся и поговорим обо всем завтра. Я уверен, что все можно обсудить без драки.       Цзян Чэн стиснул зубы, глядя на них исподлобья. Лань Чжань смотрел на него в упор, надеясь, что его сверкающего взгляда достаточно, чтобы тот понял, что их стычка не окончена.       — Пойдем, А-Чжань. Я оставил А-Юаня дома одного, бросившись за тобой. Не хочу, чтобы случилась беда.       При словах об А-Юане Лань Чжань вдруг растерял весь свой воинственный пыл, опуская руки. Он не хотел, чтобы сын пострадал еще больше из-за всей этой истории. Короткая драка немного выветрила хмель из его головы, заставляя вспомнить, что жизнь не остановилась. Время продолжало идти, и завтрашний день наступит независимо от того, увидит он Вэй Ина сейчас или нет.       Он с трудом заставил себя сделать шаг назад, второй дался легче. Руки Лань Сичэня переместились, и он оказался в легких, поддерживающих объятиях брата, уводящего его прочь. В конце коридора Лань Чжань все-таки обернулся. Цзян Чэн провожал их хмурым взглядом, все еще стоя у двери.