***
Цзян Чэн нарезал овощи, быстро и ловко орудуя острым ножом. В прошлом остались те времена, когда он случайно обрезал пальцы, добавляя к домашним блюдам капельку своей крови. За несколько лет на кухне ресторана он приноровился к работе самыми разными ножами и научился делать это так виртуозно, что мог резать, наверное, даже во сне. Иногда Вэй Усянь подкалывал его, говоря, что однажды Цзян Чэн в порыве гнева порежет так чью-нибудь конечность: быстро и аккуратно, на ровные ломтики. Не стоило рассказывать брату, что, когда Цзян Чэн был в гневе, именно это он и представлял. Что вместо морковки или кабачка режет чью-нибудь подлую руку, а потом варит ее в супе. Кушайте, господа, скотина заливная по Цзян-Чэновски! Мудак отварной по рецепту шеф-повара Цзян Ваньиня! Это не так уж часто случалось. Цзян Чэна многие вещи легко выводили из себя, но стоило покричать или, на худой конец, помахать кулаками, и он снова становился добрейшим человеком на Земле. Просто никому об этом знать не стоило, поэтому на всякий случай Цзян Чэн всегда выглядел так, будто готов кому-нибудь сломать ноги, стоит только свистнуть. Ведь, как известно, доброта — она разная, для кого-то и сломанные конечности — верх милосердия, которое Цзян Чэн мог ему оказать. Вот, например, однажды Вэй Усянь по дурости связался с каким-то ублюдком, который опоил его наркотой. Благо, что брат догадался сразу, к чему идет дело, и позвонил Цзян Чэну. Так-то Вэй Усянь и сам был горазд надавать тумаков обидчикам, но не под дозой неизвестной дряни. Пришлось Цзян Чэну показать этому любителю трахать людей в бессознанке, что такое братский кулак. Воспоминания о выбитых зубах и сломанном носе того говнюка еще долго радовали Цзян Чэна вечерами. Он знатно отвел тогда душу, главное было не думать о причинах драки слишком часто. Стоило вспомнить, что какая-то тварь, которая все еще носит свои поганые ноги по Земле, пыталась изнасиловать его брата, как Цзян Чэн терял самообладание. Вот и сейчас он с такой силой рубанул по доске, что нож вошел глубоко в дерево, а стоящая рядом мойщица посуды испуганно вздрогнула. Он бросил на нее убийственный взгляд, и она отвернулась, боясь попасть под горячую руку. «Успокойся, Цзян Чэн. Того урода, возможно, уже изнасиловали такие же мрази, как и он. Сейчас не до него!» — он заставил себя спокойно выдохнуть через нос, вынул нож из доски и продолжил резать овощи. А еще как-то Вэй Усяня избили три говнюка. Двое держали, один бил. Будь брат один на один с кем-то из них или хотя бы один на двоих, он бы вышел победителем. Это со своими гомосеками гэгэ был невинным душкой, которому требуется суровое мужское плечо. Но Цзян Чэн знал, что рука у Вэй Усяня тяжелая и кулак такой же твердый, как у него. Будучи детьми и подростками, они немало покуролесили, дрались и друг с другом, и вместе против тех, кто задирал, особенно Вэй Усяня, когда тот решил не скрывать свою ориентацию. Но бывало и такое, что только Цзян Чэну оставалось заступиться за брата. Тех троих он подкараулил потом по одному и отлупил так, чтобы надолго запомнилось. Нож снова вошел в дерево, и его окликнули. — Эй, Цзян Ваньинь! Хватит доски портить, иди мясо мороженое руби, раз руки чешутся. — Есть, босс, — Цзян Чэн перешел к другому столу и взял топорик для мяса. Тем лучше, овощи не годятся. В общем, много чего было. Парни Вэй Усяня всегда стояли для Цзян Чэна отдельной категорией потенциальных врагов. Так было не всегда. Пока были живы родители, Цзян Чэн просто ревновал. По-братски. От стыда за свои чувства снова загорелись уши, и он принялся рубить мясо с особым усилием, чтобы кровь отлила обратно от лица к рукам. Глупо было. Взрослый Цзян Чэн это понимал, а ребенок — нет. Сначала он обижался, что брат уходит проводить время с другими парнями и не берет его с собой, приходит поздно и ему уже не до болтовни и игр. Цзян Чэну было двенадцать, у него начинался переходный возраст, и он ощущал себя преданным и брошенным любимым старшим братом, который всегда обещал быть рядом, а теперь стал корчить из себя взрослого. Потом отец объяснил ему в чем дело, что общение Вэй Усяня с другими парнями и с братом — это совсем разные вещи, что он не предпочел брату новых друзей. Гэгэ ходил на свидания, а это другое. Цзян Чэн начал подшучивать над ним, он никак не мог взять в толк, что творит брат. — Я понял, тебе ни одна девушка не дает. Вот ты и решил походить на свидания хоть с парнями. Ха-ха! Брат никогда не велся на его подначки, и Цзян Чэн каждый раз старался пошутить позлее и придумать что-нибудь эдакое, чтобы Вэй Усянь уже прекратил свои дурацкие свидания, и они снова могли целыми днями гоняться вместе во дворе или на велосипедах, играть в приставку или дурачиться. Как раньше. Время стирало детские и юношеские воспоминания, столько лет спустя Цзян Чэн, конечно, не помнил, что именно говорил брату. Но помнил, что однажды, когда ему было четырнадцать, отец подозвал его к себе и у них был серьезный разговор. — Зачем ты обижаешь А-Сяня, А-Чэн? Цзян Чэн хохотнул: где это видано, чтобы родители ругали младших за такое?! Обычно ругают старших, когда те донимают мелюзгу, а отец решил отчитать его непонятно за что! Вэй Усянь мог постоять за себя и всегда смеялся и обращал все в шутку, даже когда Цзян Чэн ему грубил. — А что я такого ему сказал? — видя, что отец не шутит, Цзян Чэн скрестил на груди руки, собираясь обороняться до последнего. — А-Сянь расстался с любимым человеком, а ты посмеялся над ним. Это было очень жестоко с твоей стороны, — в голосе отца звучал грустный упрек, и Цзян Чэн почувствовал, как у него краснеет лицо и от обиды трясутся губы. Вэй Усяня бросили, а он виноват?! Да, он посмеялся, но это же так глупо! Сидеть перебирать какие-то цацки, которые подарил тебе человек, в итоге бросивший! На месте брата Цзян Чэн бы все вышвырнул в костер и плюнул сверху, а лучше пошел и дал по яйцам своему обидчику. Так они раньше и делали, а теперь на его предложение гэгэ крикнул: «Ничего не трогай!» И все забрал обратно, и так и остался сидеть над кучей гадости в своей комнате. — Он первый меня выгнал! Я хотел ему помочь, а он сказал, чтобы я уходил! И так каждый раз! Он все время меня выгоняет, потому что я теперь все время не к месту! Всегда лишний! Он тогда позорно разрыдался, и отец обнял его, прижимая к себе. Было стыдно, что он уже такой взрослый и так рыдает. — А-Чэн, и в твоей жизни будут женщины или мужчины, которых ты полюбишь, и ты поймешь, почему люди не выбрасывают подарки любимых. Это все приходит с возрастом… Но я хочу, чтобы ты понимал другое. У А-Сяня, как и у тебя, вся жизнь впереди, и у вас будет еще много любимых парней или девушек. Но у вас есть только по одному брату. Юношеская влюбленность недолговечна, а семья — это навсегда. На кого же А-Сяню опереться, если не на родного брата, когда его сердце разбито? Может, вы не будете больше проводить так много времени вместе и играть целый день во дворе, но А-Сянь тебя очень любит, даже если не всегда с тобой рядом. Уже потом, вечером, когда позорная краснота от слез сошла с лица и все легли спать, Цзян Чэн решился извиниться. Прокрался к брату в комнату на цыпочках, лег поверх одеяла, обнял за плечи со спины. Он знал, что гэгэ не спит. Они полежали молча. Цзян Чэн колупал одеяло и сопел брату в шею, все собираясь с духом. Извиняться это не шутить. Тут так просто не скажешь. Он собирался слишком долго. Рука брата выскользнула из-под одеяла и легла поверх его, переплетая их пальцы. — Я знаю, что ты не хотел меня обидеть, А-Чэн. Не пыхти, я принимаю твои извинения. Голос у Сянь-гэгэ был хриплым и немного гнусавым, и Цзян Чэн понял, что тот плакал, очевидно, потому и не выходил весь вечер из комнаты. Конечно, он и раньше видел, как брат плачет. Но это было давно, в детстве, а потом тот всегда улыбался. Даже если было больно, даже когда они проигрывали в драке, когда Цзян Чэн говорил ему гадости, когда ругалась мама и когда он болел. Всегда улыбался… А теперь из-за какого-то мерзавца, который сначала влюбил Вэй Усяня в себя, а потом бросил, тот плакал впервые за долгие годы. Цзян Чэн стиснул его крепче в своих объятиях, прижался плотнее грудью к спине, чувствуя даже через одеяло жар чужой кожи. — Сянь-Сянь, ты же знаешь, что у тебя всегда есть я, правда? Только скажи, и я дам ему по яйцам за то, что он тебя бросил. Этот мерзкий гад недостоин твоих слез. Обещаю, я отомщу ему за тебя. И Вэй Усянь рассмеялся. Обернулся, обнимая Цзян Чэна в ответ. — Ты не брат, а просто боевая тефтелька какая-то. — Что еще за тефтелька? — Цзян Чэн наигранно возмутился, но тоже улыбался брату в плечо, радуясь, что они сейчас вместе, что он может одной фразой рассмешить гэгэ в отличие от всех этих парней. — Не знаю, я в гостях ел. Наверное, тогда они нашли какой-никакой баланс. На следующий день вместе сожгли подарки того мудака, чье имя не помнил уже не только Цзян Чэн, но и сам Вэй Усянь. И когда на горизонте появлялся новый ухажер гэгэ, Цзян Чэн настораживал уши, готовый, если что, прийти на выручку. А потом родители погибли, забрав с собой в могилу их счастливое будущее. Какое-то время потрясенные потерей они держались вместе, сбившись в кучу, как птенцы, выпавшие из гнезда. И ненадолго Цзян Чэн позабыл о своей братской ревности и переживаниях за гэгэ. Было не до того. У них была больная сестра, и не осталось времени на детские шалости. И на мечты тоже не осталось — ни времени, ни возможности. Его колледж накрылся, и Цзян Чэн, проглотив горькую обиду, пошел работать. Тогда-то и стало очевидно, что Вэй Усянь, хоть и старший, но совсем не годится на роль серьезного родителя. Он постоянно попадал впросак, глупил, оступался, и они оказывались на краю финансового бедствия. Цзян Чэн обнаружил, что умеет планировать бюджет куда лучше брата, что он способен долго удерживаться на работе и вообще не понимал, как можно вылетать с рабочего места стабильно раз в месяц. Оказалось, что если вести нормально счета и составлять список продуктов, из которых можно приготовить домашнюю еду, а не есть непонятные полуфабрикаты, то можно сэкономить. И что убираться дома надо регулярно, чтобы не доводить сестру до аллергии, что Цзян Чэн куда лучше ориентируется в том, как организовать поход к врачу, и не забывает оплачивать счета. Вэй Усянь был старше, и он старался как мог, чтобы не дать их семье распасться, чтобы не дать А-Ли потонуть, но Цзян Чэн ощутил, что вся ответственность легла на его собственные плечи. Тяжелая, почти неподъемная, она давила и пугала своей серьезностью, заставляя его все чаще хмуриться и злиться по поводу тех вещей, о которых он каких-то полгода назад и не задумывался. Стало ясно, почему мать постоянно ругала Вэй Усяня. Раньше Цзян Чэн смеялся и возмущался вместе с братом, не понимая, что такого: подумаешь, двойка, ну прогулял, ну забыл купить молока в магазине, пропадал где-то допоздна и не предупредил. Что такого? Со всеми бывает! Теперь он знал, что без молока не сваришь каши на завтрак, а когда больше в доме есть нечего, остается жевать размоченные в воде подслащенные сахаром хлопья. И если не оплатить счета вовремя, то в следующий раз придут пени. И когда кто-то пропадает до ночи и не отвечает на звонки, а потом приходит и смеется, говоря: «Что такого?», ты хочешь зарядить пяткой в рожу. Потому что: КАК, ЧТО ТАКОГО? Потому что Цзян Чэн успел перебрать в голове все самые ужасные вещи, которые могли случиться с молодым красивым парнем на улице в час ночи. Потому что от тревоги крутило живот и болела голова, он измерял шагами квартиру, набирая номер снова и снова, и уже был готов обзванивать больницы и морги, лишь бы не слышать тишину за дверью и не видеть пустой улицы за окном! Потому что однажды родители ушли из дома и тоже не вернулись, пока их встревоженные дети ждали и в ночи не раздался звонок, положивший конец их беззаботной юности. Пришел черед Цзян Чэна ругаться на Вэй Усяня за забывчивость и безалаберность. Он любил брата. Даже больше, чем отца, чем сестру, привязанный к нему с самого детства. Это Сянь-гэгэ был его первым другом, это он нянчил его в детстве, таская на руках по дому, пока Цзян Чэн ревел из-за разбитой коленки. Это он читал ему сначала сказки, потом комиксы, с ним Цзян Чэн рубился в приставку и гонял во дворе мяч. Да, у него были приятели в школе, но Цзян Чэн не умел ни с кем водить близкой дружбы. Каждый раз находился повод для ссоры или драки. А Вэй Усянь всегда был рядом — с ним разве ж разругаешься? И потом, когда все устаканилось, и эти его партнеры снова стали появляться, Цзян Чэн взъелся на них, как собака. У Вэй Усяня был дом и больная сестра, и брат, который рвал жопу, уж простите, чтобы держать их на плаву. Кем были все эти типы? Никем. Они ничего не сделали ни для гэгэ, ни для его семьи — чужие люди, которые отбирали Вэй Усяня у Цзян Чэна и А-Ли. Цзян Чэн знал, что не может молодой человек быть все время со своими младшими братьями и сестрами, что у всех взрослых людей есть потребности, если не в отношениях, то хотя бы в сексе. У Цзян Чэна была любимая работа, которой он отдавался душой, а у Вэй Усяня были его парни и друзья. С этим ничего нельзя было поделать, не мог же Цзян Чэн привязать его цепью к квартире и не выпускать! И пока эти отношения приносили Сянь-гэгэ только радость, он готов был их терпеть, хотя желательно подальше от его глаз и не в ущерб их финансам. Но стоило чему-то пойти не так, и Цзян Чэн срывался. Он сразу показывал зубы этим ухажерам, чтобы знали, что в случае чего — тут есть кому укусить их за жопу. А когда те совершали какую-нибудь подлость, Цзян Чэн не стеснялся пустить зубы в ход, если была такая возможность. Он каждый раз надеялся, что брат после очередного неудачного расставания решит хоть годик походить свободным от чужих членов. Но тот снова вляпывался в какие-нибудь чувства, и все шло по кругу. Лань Чжань в глазах Цзян Чэна был ничем не лучше. Нет. Он был даже хуже. Богатого красавчика Цзян Чэн сначала не воспринял всерьез, а потом решил, что это закончится бедой. Слишком гладко было постелено, слишком сладко пел соловушка. Но потом… потом все почему-то пошло не так. Может, все дело было в малыше? Лань Чжань был старше, и у него был ребенок, он был родителем и достаточно хорошим, а значит, умел нести ответственность за другого, раз А-Юань дожил до своих лет. Это вызывало у Цзян Чэна… уважение. Лань Чжань согласился платить Вэй Усяню за помощь с ребенком, и это был неплохой доход, который не мог оказаться лишним, особенно после того, как Вэй Усяня выгнали, не заплатив. Потом предложил помощь с сестрой, подвез ее на машине. А потом вообще связался с Цзян Чэном, чтобы устроить Вэй Усяню сюрприз на день рождения. У гэгэ никогда не было таких парней. Никто не предлагал ему подработку или помощь с сестрой, никто не заморачивался такими сложными сюрпризами. Никто из них никогда не пытался завести дружбы с Цзян Чэном. Конечно, он делал все, чтобы те держались от него подальше, но с Лань Чжанем это не сработало. Он не пытался вступить в конфликт, спокойно продолжая общение, а потом и вовсе пошел навстречу, прося Цзян Чэна о помощи с организацией праздника. Проклятье! Цзян Чэн рубанул топориком слишком неаккуратно. Тот соскочил с мясного куска и едва не задел его по пальцу. Благо в последний момент успел отдернуть руку. Что за гребаная херня случилась между этими двумя, что они расстались?! Да еще так, что Вэй Усянь рыдал у него на плече полвечера, а Лань Ванцзи пришел драться вдрызг пьяным? Впервые Цзян Чэн расслабился и порадовался за брата, успокоившись. Не верилось, конечно, но Лань Чжань выглядел хорошим парнем — заботливым, понимающим, ответственным, благоразумным, любящим. И тут такое дерьмо! Цзян Чэн не знал: он больше зол или расстроен? Вэй Усянь так ничего ему и не рассказал, не желая выставлять грязное белье напоказ. Просил забыть про Лань Чжаня и не разговаривать с ним. Но что поделать, если этот черт сам приперся, пытаясь вломиться в квартиру? Цзян Чэн набросился на него: слезы брата еще не высохли на плече, а его горькие рыдания еще звучали у Цзян Чэна в голове, и потому он все-таки ударил. Он мог бы ударить и сильнее, плюнуть в лицо, врезать как следует в пах, вышибить резинкой глаз, но… проклятье, это же Лань Ванцзи! Еще вчера они с Вэй Усянем мило болтали, фоткались, а в выходные праздновали день рождения. А теперь Цзян Чэн бил его по лицу… Он просто выпустил пар, но не выплеснул гнев… И на самом деле теперь Цзян Чэн не знал, что ему делать. В обычное время он просто предложил бы брату свою компанию: выпить вместе, поболтать, подраться, сыграть в приставку. Отвлек бы его, утешил, поругал — зависит от обстоятельств. Но на этот раз все было так серьезно, что у Цзян Чэна не было обычного решения. Он задумчиво уставился на кусок мяса, будто мог найти в его промороженном нутре какие-то ответы, когда его похлопали по плечу. — Что? — он резко обернулся к официанту. — Там тебя в зале просит подойти господин. — Меня? Господин? — Цзян Чэн нахмурился еще сильнее, не представляя, кто бы мог прийти по его душу аж в ресторан. — Иди давай быстрее, работа не может тебя вечно ждать, Цзян Ваньинь, — босс пихнул его в спину, и Цзян Чэн поспешил снять фартук и покинуть кухню. Быстрее выйдет — быстрее вернется назад к мясу и своим мрачным мыслям. Но когда он увидел, кто сидит за столиком, то почувствовал, как сердце начинает стучать быстрее и с него падает особенно тяжелый валун тревоги. Его ждал Лань Сичэнь, а это значит, что не только Цзян Чэн хотел узнать подробности и понять, как быть дальше. Что ж, вдвоем, возможно, они смогут разобраться во всем этом лучше любовничков.***
Цзян Чэна Лань Сичэнь видел всего раз в жизни, но, как он понял, по сравнению с Вэй Ином брат, хоть и младше по годам, был более серьезен и собран. Он помог организовать день рождения, управляя большей частью процесса, и провел два дня на кухне летнего домика, колупаясь с заготовками и блюдами. Не Хуайсан и Цзян Яньли оказались у него в помощниках, и даже господин Цзинь и сам Лань Сичэнь в какой-то момент поняли, что занимаются расстановкой столов, выносят фрукты и помогают с украшением столовой под руководством Цзян Чэна. Такой человек не мог спустить на тормозах произошедшее. И, судя по его вчерашней реакции и выражению лица, если Лань Сичэнь все верно подметил, господин Цзян тоже не очень хорошо понимал, что происходит. Вот и сейчас он выглядел как человек, который хоть и отчаянно хмурился, но так сверкал глазами из-под опущенных бровей, что было понятно: он также искал встречи с кем-то, кто помог бы прояснить случившееся. — Здравствуйте, господин Цзян. Думаю, вы знаете, почему я пришел. — Надеюсь, ваш брат не караулит меня пьяным за дверью подсобки. Потому что если так, то, со всем уважением к нему и вам, я все-таки выбью ему пару зубов. Лань Сичэнь слегка виновато улыбнулся. Ему нечасто приходилось краснеть за Лань Ванцзи… — Прошу извинить нас за вчерашний инцидент. Мой брат обычно не пьет и не лезет в драку. Но, сами понимаете, любовь всех нас делает слегка импульсивными. Цзян Чэн цокнул языком, скрестил руки на груди, откидываясь спиной на спинку стула. — Может, вы мне разъясните, что, черт возьми, произошло между этими двумя? Вэй Усянь велел мне не разговаривать с Лань Ванцзи, сказал, что они расстались по его вине и вообще надо сделать вид, будто ничего не было. Вы знаете моего гэгэ, — он усмехнулся. — Трепач еще тот. Но если он решил что-то не говорить, то из него не вытянешь ни слова. Так что вся надежда на вас, старший господин Лань. Пролейте свет на эту темную историю, иначе чьи-то зубы точно лишатся своего места. Вот, значит, как. Цзян Чэн говорит и выглядит явно не как человек, чей брат промышляет мошенничеством, охмуряя богачей. Лань Сичэнь достал злосчастное фото и придвинул его к собеседнику, внимательно следя за лицом господина Цзяна. Тот нахмурился еще сильнее, взял снимок в руки. — И что это за тип такой? Почему он с Вэй Усянем? Что за фото? — Его зовут Лю Хенг, вы никогда его не видели и не слышали о нем? — Разве по мне видно, что я знаком с каким-то Лю Хенгом? Конечно, у моего гэгэ было много парней, но этого я не знаю, — Цзян Чэн наклонился вдруг вперед. — Постойте. Вы что?.. Это свежее фото? Лань Сичэнь кивнул. Достал еще несколько, таких же помятых, и протянул Цзян Чэну. На всех Вэй Усянь был в объятиях никому не известного господина Лю. Какое-то время Цзян Чэн внимательно вглядывался в снимки, потом положил их на стол, с силой шлепнул ладонью сверху и отодвинул к сторону Лань Сичэня. Его лицо было мрачным. — А-Чжань видел переписку, фото сделал… один наш родственник на прошлой неделе. Судя по всему, вы не знали, что ваш брат не ограничивается обычно общением с одним мужчиной? Цзян Чэн резко рванулся вперед, хватая Лань Сичэня за грудки. Они начали привлекать к себе внимание других работников зала и посетителей. — Ты что, намекаешь, что мой брат подлая шлюха, которая спит сразу с несколькими мужиками? — глаза Цзян Чэна сверкали злобным огоньком, и Лань Сичэнь положил ладони на его стиснутые кулаки, мягко отводя чужие руки. — Успокойтесь, господин Цзян. Я только хочу разобраться в том, что случилось. Цзян Чэн встряхнул его с такой силой, что раздался треск ткани — рубашка Лань Сичэня не была предназначена для такого насилия. — Да? Так разобрались бы сначала со своим братом! Что он сказал Вэй Ину, что тот полвечера рыдал? Я понятия не имею, что это за тип и что это за фото, и плевать мне на какие-то там переписки и кто что видел. Мой брат никогда не стал бы изменять своему партнеру! Никогда! Усекли? — он отпихнул Лань Сичэня и сам рухнул обратно в кресло. Бросил суровый взгляд на тех, кто пялился в их сторону, и люди тут же уткнулись обратно в свои тарелки и сделали вид, что никого не интересует драма за столиком в углу. Лань Сичэнь поправил одежду, пригладил волосы. Господин Цзян, несмотря на все свои отличные качества организатора, был чересчур горяч, особенно если дело касалось его семьи. Что ж, не стоило его винить… Но Лань Сичэнь уже засомневался, правильную ли выбрал тактику. И все же уйти сейчас было нельзя. Выпустив пар, Цзян Чэн махнул рукой парнишке-официанту и попросил принести им чай. Он пару раз шумно вдохнул и выдохнул через нос, беря себя в руки, и Лань Сичэнь дал ему немного времени успокоиться. Он хотел продолжить, но Цзян Чэн его прервал. — Я надеюсь, что в отношении верности моего брата у вас больше нет сомнений, господин Лань. Я не знаю, что там за постельные утехи предпочитают наши братья, но в том, что Вэй Усянь никогда не будет встречаться с двумя мужчинами, я абсолютно уверен. И если он обжимался и целовался с каким-то типом на этой неделе, значит этому есть какое угодно другое объяснение, кроме измены. Я скорее поверю, что это потерянный брат-близнец моего гэгэ или этот Лю на самом деле замаскированный Лань Чжань, чем в то, что Вэй Усянь за спиной своего парня изменяет ему. Нет и точка, — он разрубил воздух ладонью, и наконец был готов слушать. Два один в пользу верного Вэй Ина. Уже второй человек с полной уверенностью утверждал, что Вэй Усянь не способен на измену и не стал бы изменять Лань Чжаню. А раз так, наверное, стоило обсудить еще один вариант событий. Лань Сичэнь и сам в нем был не уверен и не хотел бросаться голословными обвинениями. Но нужно было разобраться. — А-Чжань сказал, что Вэй Ин подтвердил факт измены, сказал, что встречается с господином Лю, что он разводит обеспеченных людей на деньги и Лань Чжань не исключение. — Что за бредни? — Цзян Чэн снова наклонился ближе, и Лань Сичэнь на всякий случай отодвинулся от стола, но, кажется, его больше не собирались трясти за грудки. — Лань Чжань сказал это до того, как напился, или после? — После того, как протрезвел. Сегодня утром. Принесли чай, и Лань Сичэнь налил полную чашку до краев. Цзян Чэн не отставал, от души сыпанул сахара, хмуро глядя на кружащиеся чаинки. — Вот что, — он оставил в покое чашку и ложку, сложил руки на своей половине стола и поднял уверенный взгляд на Лань Сичэня. — Ваш брат сам предложил Вэй Усяню платить за услуги няни. О каком разводе идет речь? Разве Вэй Усянь не сидел с ребенком, чтобы получить эти деньги? Лань Сичэнь почувствовал, что его щеки слегка краснеют. Он ведь был как никто другой виноват в том, что господин Вэй оказался в доме Лань Чжаня в качестве няни. Благодаря их с А-Юанем плану… И все было, как говорил Цзян Чэн. Насколько Лань Сичэнь знал, от Лань Чжаня Вэй Ин не получил больше ничего — ни средств в долг, ни каких-то дорогих подарков, кроме планшета и устроенного праздника на день рождения. Конечно, за работу няни Лань Чжань платил ему больше, чем положено дилетанту, но это все мелочи. Цзян Чэн прав: Вэй Ин исправно выполнял свою работу по дому, как мог, заботился об А-Юане, забирал его из сада, готовил и убирался. — Это правда, что Вэй Усяня домогался профессор в колледже? — Правда. Хотя не понимаю, как это относится к их ссоре с Лань Чжанем. И откуда вы вообще про это знаете? — Цзян Чэн отпил из чашки кипятку, даже не поморщившись, и Лань Сичэнь подумал, что у них это семейное: Вэй Усянь ел суперострую еду, Цзян Чэн пил кипяток, и оба не видели в этом ничего особенного. — А что случилось в фирме господина Не Минцзюэ? Цзян Чэн поставил чашку на стол слишком резко, она громко звякнула о блюдце, опять привлекая внимание всех. — Слушайте, это что — допрос? Я надеялся, что вы что-то знаете, а вы меня допрашиваете о какой-то херне столетней давности. И я не понимаю… — Я просто пытаюсь разобраться, что из этого правда, а что нет, — Лань Сичэнь тяжело выдохнул. Он понимал чувства Цзян Чэна, но по-другому не выходило. — «Из этого» — это из чего? Вы что, собрали на моего брата досье? Копались в его прошлом? — Цзян Чэн оставил в покое свой чай, снова скрестив руки на груди. — Не я, — и хотя вины Лань Сичэня в этом не было, он ощущал себя слегка виновато. Это они жили в мире, где глава семейства мог нанять частного детектива, с колыбели подыскивал тебе супругу, и в брачном контракте прописывались дела фирмы, а вовсе не любовные клятвы. Семья Вэй Ина была так далека от этого… — А кто? Лань Чжань? — Вы знаете, что мой брат в свое время пережил развод, из-за которого оказался отлучен от семейства. Наш дядя Лань Цижэнь — глава семьи и семейного дела — женил Ванцзи против его желания на дочери своего коллеги, желая объединить их бизнес еще и на уровне кровного родства. Увы, Лань Чжань порушил его планы и ушел в свободное плавание. Мы, честно признаться, считали, что дядя Цижэнь давно забыл об этой истории. Но он все еще хочет принимать большое участие в жизни своего единственного внука. Узнав о том, что Лань Чжань встречается с Вэй Усянем, он решил подойти к делу по-своему и накопал на вашего брата много всякого… — Много всякого? Это чего же «всякого» вы накопали на моего брата?! — щеки Цзян Чэна пошли красными пятнами не то от злости, не то от стыда. — Это все не столь важно… — Вы о моем брате говорите! И мне важно! — Фотографии из гей-клуба, переписки с парнями, секс-скандал в колледже, его личное студенческое дело. И в том числе причины увольнения из компании господина Не Минцзюэ, которые звучат достаточно серьезно. Но, прежде чем вы вспылите, господин Цзян, я хочу уточнить, что не считаю вашего брата распущенным злодеем и готов поделить натрое все, что видел в той папке. Я не склонен обвинять кого-то, имея лишь сомнительные фотоснимки с вечеринок и чужие слова без фактических доказательств. Я бы побеседовал с Вэй Усянем, но еще вчера понял, что он не намерен ни с кем обсуждать то, что случилось. Видите ли, мой дядя считает, что ваш гэгэ не подходит в партнеры моему брату. — А вашего дядю мама не учила, что лезть в дела взрослых мужиков неприлично? Может, это его племянник не подходит моему гэгэ в партнеры, а не наоборот? — Цзян Чэн выглядел оскорбленным до глубины души, Лань Сичэню мерещилось, что от него уже валит пар. Даже продолжать было боязно, но не сбегать же… — Дело не в этом. Я так понял, что Ванцзи так и не рассказал Вэй Усяню то, о чем я просил не умалчивать. Но брат хотел во всем разобраться сам, не желал втягивать в это вашего гэгэ. — И что же это? — Дядя Цижэнь собирался подать в суд на Лань Чжаня. Он хотел лишить его родительских прав и забрать А-Юаня на воспитание, если Лань Чжань продолжит встречаться с Вэй Усянем. Цзян Чэн открыл рот, пялясь на Лань Сичэня, как рыба, которую выбросили из воды — круглыми, растерянными глазами. Каких-то несколько секунд, и он снова закрыл рот, схватился за чашку, потом отставил. — Ваш дядя что… он ненормальный? Иногда Лань Сичэнь и сам думал об этом, но воспитание не позволяло говорить плохо о старших, тем более о главе клана. Но судиться с собственным племянником за внука — не верх ли безумия? Имея на руках кучу грязи, собранной из интернет-источников, Лань Цижэнь осудил Вэй Усяня, даже не встретившись с ним лично. Заочно вынес приговор, не поговорив с человеком с глазу на глаз, не пригласив его хотя бы на обед. — Лань Чжань не пожелал пойти ему навстречу. Он нанял адвоката и готовился к суду, потому что не собирался расставаться с Вэй Усянем. Дядя Цижэнь дал ему на раздумья две недели, и сегодня они как раз истекли. Если бы ваш брат все еще был в доме Лань Чжаня, в понедельник Лань Чжань получил бы повестку в суд. А вчера наши братья внезапно со скандалом расстались, и вы понятия не имеете, кто такой господин Лю, — Лань Сичэнь с намеком поджал губы, чуть склонив голову на бок. И лицо Цзян Чэна впервые с начала их разговора так кардинально изменилось. Пропали морщины со лба, расслабились сжатые доселе губы, он выдохнул, разваливаясь на своем стуле… Будто наконец нашел ответы на свои вопросы. Сердце Лань Сичэня забилось быстрее. — Так вот оно что… — губы Цзян Чэна растянулись в злой усмешке. — Вэй Усянь! — он практически выплюнул имя брата, стукнув со всей силы по столу кулаком. — Как обычно в своем гребаном репертуаре геройского спасителя! Я уж переживать начал, что за два месяца никаких происшествий. Никаких спасенных женщин, вытащенных из канализации котят, угощенных ценой рабочего места детей и прочей херни, в которую Усянь влезает, чтобы вылезти из нее геройски крутым. Кроме попавшего под машину А-Юя, конечно. Все ясно! Вот это куда больше похоже на моего брата, чем та галиматья, которую вы мне заливаете в уши последние десять минут, господин Лань, — довольный Цзян Чэн снова выглядел как обычный человек, а не как маньяк, который еще слово — и исхлестает Лань Сичэня кнутом за дерзость в сторону его брата. — Если Вэй Усянь каким-то образом узнал, что из-за него может пострадать в суде ваш племянник, он бы точно что-нибудь придумал. Только думалка у моего гэгэ не очень хорошо работает. Ничего лучше, чем историю с изменой, он не смог сварганить! Дурак тупой! Олень! Всю футболку мне слезами залил! Как я сразу не додумался, что Лань Чжань тут ни при чем, и он сам прыгнул в собственными руками выкопанную яму! Вот ведь!.. — Цзян Чэн снова стукнул кулаком по столу, одновременно злой и довольный тем, что его терзания окончены. — Я думаю, что Вэй Усянь не сам это придумал. Есть подозрения, что дядя Цижэнь приложил к этой истории руку — уж больно быстро доказательства попали к Лань Чжаню. Мой брат… — он опустил взгляд в чашку. — Не думайте, что он взял и поверил во все это просто так. Но последние две недели выдались довольно тяжелыми. Шансы отца-одиночки гомосексуалиста против обеспеченного главы семейства и уважаемого члена общества в таком деле были не очень-то велики. Наш адвокат очень старательно намекал на то, что прошлое Вэй Усяня может сыграть с ним злую шутку. И тут эта история с господином Лю, перепиской и фото… Брат вспылил, на эмоциях выгнал Вэй Усяня, напился. Думаю, когда он остынет и сможет посмотреть на это со стороны, то будет куда более критичен. Но… я здесь, потому что считаю: доказательства не помешают. И если вдруг будет суд, присяжные не будут так благосклонны к моему дяде, который надавил на вашего брата, вынудив его или надоумив обмануть партнера и разорвать отношения. В общем, если Вэй Усянь не собирался разводить Лань Чжаня на деньги и не изменял ему, нужны доказательства, что все это фарс. — Уверен, что мой брат не делал ни первого, ни второго. Может, мы и не самая обеспеченная семья, но Вэй Усянь не мерзавец и не готов пасть настолько низко, чтобы ради денег отказаться от человеческого облика и стать поганой тварью. А вот выставить себя гадом ради семьи и друзей… — Цзян Чэн наклонился вперед. — Доказательства найдутся. Они всегда есть.***
После вчерашней бутылки голова Лань Чжаня гудела. Не помог ни чай с лимоном, ни таблетка. Он чувствовал себя крайне паршиво и был рад только тому, что сегодня выходной. И никто в офисе не увидит его в таком виде: с серым лицом, запахом перегара, с ссадиной на щеке, оставленной Цзян Чэном. То, что вчера напоминало извергающийся вулкан внутри, сегодня тлело остывающей черной лавой. Ткни палкой в горячую корку — и снова вскроется огненный нарыв. Поэтому Лань Чжань старался не думать о вчерашнем, хотя это было практически невозможно. Он извинился перед А-Юанем, обняв его утром, как только тот вышел из спальни, зевая и шлепая босыми ногами по полу, держа в руках плюшевого зайца. — А-Юань, — Лань Чжань опустился перед ним на колени и прижал к себе теплого и сонного сына. А-Юань с радостью ответил на его объятия, обхватив шею родителя маленькими ручками. — С добрым утром, пап. — Прости, что вчера не забрал тебя вовремя. Мне так жаль, Ре… — он запнулся, почувствовав болезненный укол в сердце. Кличка, данная А-Юаню Вэй Ином, делала все только хуже. Он хотел себя поправить, но думал слишком долго и в конце концов просто отстранился. А-Юань улыбался ему привычной светлой улыбкой. — А мы с воспитательницей зато всю коробку с конструктором разобрали. Я все аккуратно разложил и расставил по цветам и размерам. Даже лишние детали нашлись, и мы отдали их в другую группу. Лань Чжань улыбнулся, погладил сына по растрепанным волосам. — Иди умываться и завтракать. А-Юань ничего не спросил о Вэй Ине, и Лань Чжань понял, что это заслуга Лань Сичэня. Пока сын отсутствовал, брат уточнил: — Я сказал, что Вэй Ин пока что занят и не сможет к вам прийти. Попросил его не донимать тебя вопросами. Гэгэ не стал добавлять: «Пока ты не придумаешь, как ему все это объяснить» или «Пока вы снова не помиритесь», но Лань Чжань слышал это в его молчании за чашкой чая. Он понятия не имел, что скажет сыну, когда тот все-таки спросит. Умалчивать случившееся долго не получится. Втянуть в эту грязную историю маленького ребенка было верхом мерзости. Лань Чжань стиснул пальцы свободной руки в кулак, бросив короткий взгляд на сына. Они ехали в автобусе, А-Юань сидел на соседнем кресле, мурлыча себе что-то под нос и листая детский журнал, который дал ему Лань Сичэнь. Мысли Лань Чжаня напоминали разбитое витражное стекло. Он не хотел думать о Вэй Ине, но чего бы ни касался, все напоминало о нем. Острые грани осколков больно резали душу, и Лань Чжань хватался то за один, то за другой, бросал и хватался снова. Как же их планы на следующие выходные? Вэй Ин так хорошо ладил с А-Юанем — разве может мошенник и прохиндей так притворяться? Быть таким милым с маленьким ребенком? Лань Чжань собирался отвезти Вэй Ина и его семью на день рождения Цзян Чэна в гостиницу на озере. Там не пришлось бы ничего готовить и украшать, все включено, есть вечерние развлечения и отличный вид за окном — всем бы понравилось, они с Вэй Ином смотрели сайт отеля. Неужели больше не будет сожженной посуды, острой еды и разбросанных по дому игрушек А-Юаня? Вспомнилось, как Вэй Ин болел, глядя на Лань Чжаня несчастными глазами, ластился к нему и напрашивался на утешительный поцелуй… Как такой человек мог быть мерзавцем? Вчерашний Вэй Ин и Вэй Ин, которого Лань Чжань знал, будто были двумя разными людьми, которые никак не могли соединиться в одно целое. Он достал мобильник. Экран треснул, изображение было расколото, и кусочек в левом нижнем углу вовсе не горел; по корпусу тоже шла трещина. Теперь только на помойку… — Папа, что с твоим телефоном? — А-Юань удивленно уставился на разбитый мобильник. — Уронил на асфальт. — Ты теперь купишь новый? — Да. — А давай возьмем новый черный с красным? — Почему такой? — Лань Чжань думал, что сын хоть немного отвлечет его болтовней, но просчитался. — Как у Сянь-гэгэ. Волосы черные и красная лента. — Мгм… Лань Чжань открыл фотогалерею и снова начал листать снимки. С дня рождения, из обычных будней, из их спальни. Разбитое стекло искажало картинки, улыбка Вэй Ина выглядела треснувшей, наполовину милой, наполовину дьявольской, один глаз принадлежал нежному созданию, а второй — подонку, одна рука выходила человеческой, а вторая сквозь мелкие трещины выглядела как паучья лапа. Он убрал мобильник в карман, не почувствовав ни капли облегчения. «Зато теперь не придется судиться с собственным дядей. Порадуйся, больше не нужен адвокат, тебя не лишат родительских прав!» «Снова будешь засыпать и просыпаться в одиночестве, возвращаться в пустую квартиру, где все так, как ты оставил, когда уходил с утра. Никто больше не напишет и не позвонит в рабочее время с каким-нибудь глупым вопросом, никаких фотографий А-Юаня мимоходом…» «Больше не надо тратиться на подарки, переживать о чужих болезнях, выбираться куда-то…» «Некого будет поцеловать, обнять, никто не разбудит лаской утром, не вытащит из дома на поиски новых ощущений в парке аттракционов…» «Он не сможет причинить тебе и А-Юаню еще больше боли теперь. Не о чем переживать!» «Ты больше не будешь счастлив, и А-Юань будет плакать, вспоминая о Сянь-гэгэ каждый день!» От противоречивых чувств голова шла кругом. Они наконец покинули автобус и пошли домой через парк. Лань Чжань хотел повернуть и обойти злополучное место, но А-Юань потянул вперед, не понимая, почему отец встал — это был кратчайший путь от остановки до дома. Здесь Вэй Ин успокоил истерику А-Юаня и хотел угостить их мороженым, здесь Лань Чжань застал его вечером сидящим на скамье в одиночестве — он лишился работы и не мог уехать домой, потому что у него было только несколько фыней в кармане. Вспомнилось, как Лань Чжань поначалу настороженно отнесся к новому знакомому, переживая, что ничего не знает о нем, что он может оказаться мерзавцем. Почему тогда он не послушал голоса разума, как делал это обычно? Почему позволил втянуть себя во все это? Ах, да. Вэй Ин… Все дело было в нем. То, как он говорил и улыбался, как жаловался Не Хуайсану на свои семейные проблемы и неудачи на работе, как сексуально выглядел в клубе, как мило флиртовал с Лань Чжанем на празднике у брата… Рядом с ним мозг Лань Чжаня начинал работать на другой частоте, подмечая только хорошее: и красоту, и заботливость, и милую растяпистость, и умение насмешить ребенка, и соблазнительные взгляды, и теплый смех, и умение пошутить и посмеяться над собой. В такого Вэй Ина Лань Чжань влюбился: доброго, милого, который испачкал свою одежду, пока успокаивал ребенка, который мыл посуду в кафе, не жалея нежной кожи на руках, и продавал мороженое под открытым небом даже в непогоду, чтобы заработать денег на лечение сестры. В того, кто ночью бинтовал раны дурачка А-Юя, кто со слезами на глазах всего несколько дней назад благодарил Лань Чжаня за то, что тот устроил праздник, который понравился его брату и сестре. Не Вэй Ину — а его семье. Этот человек был лучшим на всем белом свете, и либо он не существовал вовсе, а Лань Чжань полный кретин, либо что-то тут было не так. Они добрались до квартиры, и только когда Лань Чжань открыл дверь — он вспомнил, что было вчера. — Пап, что случилось с нашей квартирой? — А-Юань широко распахнутыми глазами пялился на катастрофу… Все было завалено осколками и обломками. Лань Чжань стиснул его руку крепче, не давая наступить на мусор. Как объяснить это А-Юаню?! Он совсем забыл, что разнес все к чертям, прежде чем отправиться к брату. Оконная рама уныло скрипнула, вздулись занавески. — Я… забыл закрыть окно. Пришлось взять А-Юаня на руки и отнести в комнату. Там раздеть, включить на ноутбуке мультики и велеть не выходить наружу. А-Юань открыл дверь и смотрел за тем, как отец убирает устроенный кавардак. Пришлось достать большие мусорные мешки и с сожалением выбросить туда все, что было сломано и разбито. Пропылесосив ковер, Лань Чжань скатал его и убрал в сторону — лучше сдать в химчистку, вдруг остались мельчайшие осколки. Он старательно мел, пылесосил и мыл пол, проверяя, чтобы нигде не осталось мелких деталей, на которые А-Юань мог наступить и распороть ногу. На кухне было особенно ужасно. Лань Чжань поднял с пола бумаги, аккуратно сложил их и убрал в папку, а папку забросил в тумбочку спальни, чтобы не видеть больше проклятых фотографий и распечаток. Только после того, как все было тщательно вымыто, А-Юаню было позволено выйти и сесть перед телевизором в гостиной. Он принес свои игрушки и книжки, все разложил на подушках и шлепнулся на диван попой. И тут же вскочил обратно. — Пап, тут Сянь-Сянь оставил. Возьми, — он принес ему в кухню планшет и положил на столе. Вэй Ин был в восторге от подарка. Он показывал Лань Чжаню какие-то функции кистей и карандашей, но Лань Чжань был не слишком силен в рисовании. Ему достаточно было знать, что подарок хорош и Вэй Ин сможет им пользоваться. Тайно Лань Чжань лелеял надежду на то, что Вэй Ин сможет вернуться к своей профессии. Он так и не решился спросить о том, что случилось в компании господина Не, считая, что эта тема расстраивает Вэй Ина. Лань Чжань пытался намекнуть, надеялся, что тот поделится сам этой неприятной историей, но Вэй Ин так ничего и не рассказал. «Ты тоже ничего ему не рассказал о Лань Цижэне…» — поддакнул внутренний голос. «Это другое. Я хотел его защитить, ни к чему Вэй Ину было в этом участвовать…» — убеждал сам себя Лань Чжань. Он залил воду в обычный чайник, поскольку электрический оказался разбит, и поставил греться на плиту. Взял в руки планшет. Вэй Ин что-то рисовал, но Лань Чжань еще не видел его работ. И оставил свой подарок здесь. Не вернется ли он за ним? Не попросит ли выслать его с курьером? Мошенник Вэй Ин или нет, но планшет был получен им в подарок. Может, позвонить и сказать, что хочет завезти? Лань Чжань стиснул зубы, поджал губы. Нажал на кнопку включения, желая посмотреть, что тот успел нарисовать. В альбомах он в основном рисовал для А-Юаня комиксы и смешные картинки с участием их самих или с разными мультяшными героями. Ничего серьезного. Он думал, что здесь может быть то же самое, но ошибся. На первом же рисунке был он сам. Сидящий на полу гостиной с гуцинем в окружении слушателей. Вэй Ин явно нарисовал сцену со своего дня рождения. На другом кадре был нарисован А-Юань. Рисунок был похож на карандашный, со множеством штрихов, передающий каждую черточку детского лица, улыбку и светящиеся глаза. На другом кадре А-Юань сидел в обнимку с двумя кроликами. На следующем были нарисованы Цзян Яньли и Цзян Чэн — такие настоящие, будто Лань Чжань смотрел на их фотографию. Брат и сестра улыбались, Цзян Чэн обнимал А-Ли за плечи. А-Юй с заклеенной бровью, в слишком широкой для него футболке сидел, забравшись с ногами в кресло, и, глуповато улыбаясь, смотрел на Лань Чжаня с планшета. На праздник он подарил Вэй Ину книгу про разведение ослов. Господин Цзинь уверял Лань Чжаня, что предлагал брату выбрать что-то другое, но тот уперся, считая, что именно этот подарок — то, что нужно. Вэй Ин был благодарен и даже принялся читать, сообщая Лань Чжаню любопытные факты об этих животных. На другом рисунке был изображен Лань Сичэнь рядом с Цзинь Гуанъяо. А еще на одном Не Хуайсан, прикрывающийся веером. На предпоследнем рисунке были нарисованы Лань Чжань с А-Юанем на руках. Внизу была подпись: «Семья-редиска». А потом Лань Чжань снова нашел себя — только штрихи, силуэт. Он, спящий на постели. Рисунок был подписан: «Мой любимый…» Перед глазами мелькнули фотографии, на которых Вэй Ин обнимает незнакомого мужчину. «Мой любимый…» И в голове звенели обидные слова: «Я познакомился с Лю Хенгом и, раз уж появилось время, решил убить двух зайцев. Ну прости, А-Чжань, но мне нужны деньги, а у тебя столько нет». «Семья-редиска», «Мой любимый…» «Ты же знаешь, Лань Чжань, я на все готов ради своей семьи…» — голос Вэй Ина звучал будто наяву. А следом за ним в памяти всплыл другой голос: «Либо ты прекращаешь свою игру в счастливую гомосексуальную семью, либо я забираю А-Юаня, а вы с Вэй Усянем можете делать, что хотите». Лань Цижэнь хотел разрушить его семью, если Вэй Ин останется. И теперь для этого больше не было повода. Как вовремя! Пальцы крепче стиснули планшет, заставляя пластик скрипеть. Вэй Ин ничего не рассказал Лань Чжаню о своем позорном увольнении из фирмы господина Не Минцзюэ, но Лань Чжань все равно узнал об этой истории, сначала случайно подслушав, а потом из собранного чужими руками досье. Лань Чжань ничего не сказал об ультиматуме дяди, но что, если Вэй Ин каким-то образом узнал о том, что из-за него А-Юань может оказаться оторван от отца? И, в отличие от Лань Чжаня, он знал, что для претензий дяди может быть веский повод, кроющийся в его прошлом: скандалы сексуального характера, компрометирующие фотографии… «Мой любимый…» — надпись на рисунке с укором смотрела на Лань Чжаня. Он положил планшет на стол и опустил голову на скрещенные руки, не зная, что и думать. Стоит ли давать себе надежду, или его разум хватается за любую идею? «…Я на все готов ради своей семьи…» Лань Чжань должен был узнать правду.***
Вэй Ин практически сбежал из дома от встревоженного взгляда сестры и ее вопросов. Не хотелось врать ей, не хотелось придумывать, не хотелось ничего рассказывать. Он проснулся с ощущением, что из него выжали душу, и она вытекла вместе со слезами. Теперь внутри трепыхались какие-то остатки, которые болезненно тянули в груди, но и только. Словно нервная система, не в силах пережить боль, отключила какие-то душевные рецепторы, чтобы Вэй Ин не умер, а продолжал функционировать. Пусть и частично. Он бесцельно шатался пару часов по городу, плутая по улицам безо всякой цели. Сегодня в колл-центре у него не было смены, а если бы и была — Вэй Ин бы не пришел. И его бы опять уволили. Да и плевать. Найдет что-то другое. Что-то, где он будет занят от зари до зари, где придется пахать, не покладая рук, в поте лица, чтобы после возвращаться домой, принимать душ и падать замертво в постель. Чтобы не было времени на воспоминания, раздумья и терзания. «Ты поступил правильно. Ты же мужик. Возьми яйца в кулак и просто шагай дальше!» Сегодня, когда он больше не видел лица Лань Чжаня и не слышал его голоса, не был в его квартире, не смотрел на детские вещи, лежащие на диване, не ощущал чужого запаха на своей одежде и волосах, было проще. Можно даже сделать вид, что прошлых двух месяцев не было. Вэй Ин был в коме, и ему приснился приятный сон. Но пришло время пробуждаться… Он думал зайти к Не Хуайсану, понял, что у Негейки будут вопросы, на которые он не хотел бы сейчас отвечать, и снова свернул. Вспомнил, что А-Юй все еще в больнице, и ужасно захотел его навестить. Но медсестра на посту сказала, что его только что увез господин Цзинь. Возвращаться домой не хотелось, хотя он уже подмерз. Подумал: «Была не была!» и пошел к «Белому пиону». Он накинул на голову капюшон, держась другой стороны улицы, и вгляделся в окна второго этажа. Комната А-Юя была угловой, и туда можно было забраться по пожарной лестнице. На окнах стояли новенькие решетки — господин Цзинь озаботился тем, чтобы А-Юй не сбегал через окно, как делал это поначалу. Но Вэй Ин не был готов сегодня проходить через дверь, общаться с Цзинь Гуанъяо, вежливо улыбаться ему и кланяться, делая вид, что просто заглянул в гости. Губы отказывались растягиваться, глаза — гореть, лицо — вообще двигаться. А вот взобраться по влажным ступеням к окнам спальни дурачка Вэй Ин мог. Заглянул через окно, чтобы убедиться: тот дома и в комнате один. Так и было. А-Юй сидел на кровати, держа на коленях кроликов, и скармливал им листики салата. Вэй Ин тихонько постучал, привлекая к себе внимание, и тут же приложил палец к губам, прося А-Юя не шуметь. Тот сначала удивился, а потом растянул губы в счастливой улыбке, оставил кролей на покрывале и поспешил к окну. На его руках уже не было повязок. Раны затянулись, хотя вся кожа была покрыта еще не сошедшей корочкой. Зато А-Юй почти не кашлял и совсем не хромал. Повезло — ни одну кость он в тот день не сломал, только ободрался и ушибся. Окно распахнулось, выпуская наружу тепло. — Вэй-сюн! — А-Юй зашептал, протягивая руки сквозь решетку, обнимая незваного гостя. Вэй Ин заулыбался, сам того не ожидая, обнял через решетку А-Юя в ответ. — Приветик, А-Юй. Погоди, я сейчас открою, — он достал из кармана заколку-невидимку, немного согнул, подмигнул А-Юю и принялся аккуратно вскрывать замок. Вообще-то он давно такого не делал. Баловался когда-то в молодости ради интереса, повскрывал дома все замки, заявил отцу, что боится, вдруг его кто-нибудь запрет в туалете — вот позор будет! На самом деле хотел вскрыть ящик своего парня в школе и оставить ему подарок-сюрприз. За вскрытием замка его поймал завуч, и Вэй Ин чуть не вылетел из школы, еще и дома получил. Так что особенных успехов на стезе взломщика он не добился. А-Юй какое-то время наблюдал за его стараниями, потом отошел. Когда Вэй Ин уже начал пыхтеть, А-Юй протянул ему проволоку потоньше. — Спасибо, А-Юй. Сейчас поддену. А-Юй опустился рядом на мокрые перила, терпеливо дожидаясь, пока Вэй Ин управится, пока до того не дошло, что дурачок каким-то образом оказался снаружи, хотя только что был в комнате. — Ты… — он резко обернулся, глядя на А-Юя. — Ты как выбр… — его взгляд упал на соседнее окно. И рама, и решетка были распахнуты. — У тебя был ключ, хитрый плут? — Только проволока, — А-Юй улыбнулся, показывая пальцем на ту, что держал в руке Вэй Ин. — Вот же ты… полон сюрпризов! — Вэй Ин обнял его за плечи. — Пойдем в дом, а то ты только поправился. Они влезли обратно в квартиру через окно и все закрыли. Сегодня в комнате было убрано. Все вещи разложены по местам, кровать заправлена, пол вымыт до блеска, а картины с мольберта куда-то исчезли. Кролики жевали рассыпанные по одеялу листья салата. А-Юй, чистый, причесанный и одетый, как приличный человек, чинно сидел на кровати, зажав ладони между коленей, и с любопытством смотрел на Вэй Ина. Сегодня его волосы были убраны в низкую косу. Вэй Ин вдруг почувствовал себя странно. Обычно А-Юй бросался на него и буквально вешался на шею, начиная лопотать какую-то ерунду и задавать неудобные вопросы, а сегодня просто сидел и молчал. — Как ты себя чувствуешь, А-Юй? Как твои раны? А-Юй чуть приподнял руки, вытягивая их вперед, посмотрел сам и предложил взглянуть Вэй Ину. — Уже не болит почти. Немножко только вот тут, — он ткнул пальцем в самый глубокий шрам на левой руке, из которого, видимо, брал кровь, чтобы нарисовать свои сатанинские символы. Вэй Ин сел рядом, взял его за кисть, делая вид, что внимательно разглядывает, погладил по плечу. — Все пройдет, не стоит переживать. А-Юй чуть склонил голову, улыбаясь. — Почему Вэй-сюн пришел навестить А-Юя по другой лестнице? Вэй Ин рассмеялся: — Хотел сделать сюрприз. Я пришел тебя навестить в больницу, а медсестра сказала, что ты уже уехал. — Вэй-сюн любит А-Юя, пришел к нему на свидание через окно, — он кокетливо поправил косу, пострелял глазками, и Вэй Ин рассмеялся, положил ладонь дурачку на затылок, пригладил мягкие густые волосы. — Конечно, люблю. Так что ты уж, пожалуйста, больше не режь себя ножом, не хотелось бы, чтобы в следующий раз случилась беда. А-Юй покачал головой, глядя на Вэй Ина как-то странно. Так смотрят родители на своих детей, которые еще не понимают, что их разбитая коленка или полученная в школе первая двойка — это сущая мелочь по сравнению с тем, что ждет их впереди во взрослой жизни. — А-Юй больше не будет. Госпожа Баошань Саньжэнь сказала, что А-Юю больше не нужно умирать за Вэй Ина. Не в этот раз. Брови Вэй Ина сами собой приподнялись. — Госпожа Баошань? И кто же эта госпожа? — Она работает в больнице, где лежал А-Юй. Она говорила со мной. Она сказала, что на этот раз все будет хорошо и у А-Юя, и у Вэй-сюна, и у Цзинь-гэгэ. — Вот как, — Вэй Ин улыбнулся. Видимо, госпоже Баошань первой удалось достучаться до А-Юя. Насколько ему было известно, господин Цзинь отчаялся найти для А-Юя хорошего психолога, тот не желал ни с кем разговаривать, и деньги за сеансы пропадали впустую. — Ты будешь ходить к ней на терапию? — Да, А-Юй походит еще немножко и хватит, — он отмахнулся, беря на руки кролика. Второй кроль запрыгнул на колени Вэй Ину, и тот с удовольствием погладил пушистого зверька. Большие белые уши оказались теплыми, кролик жался мягким боком к животу Вэй Ина, с удовольствием отзываясь на ласку. — Ушастики, какие же вы милые, — при взгляде на забавные кроличьи морды хотелось улыбаться. А-Юй протянул ему второго кролика и сам придвинулся ближе, касаясь бедром бедра Вэй Ина. Он наклонился чуть вперед, заглядывая Вэй Ину в лицо. — Хочешь посмотреть на мои новые рисунки, Вэй-сюн? — Да, конечно, неси. В альбоме карандашом были нарисованы сценки и люди со дня рождения Вэй Ина. Вэй Ин в обнимку с Лань Чжанем, Лань Чжань с А-Юанем на руках, Лань Чжань с гуцинем. Все остальные тоже были здесь: А-Чэн и А-Ли, господин Цзинь и Лань Сичэнь, и Не Хуайсан. Но Вэй Ин видел только Лань Чжаня и А-Юаня. На каждом совместном рисунке. А-Юй, как обычно, изобразил черты с аккуратной точностью: мягкую линию челюсти, строгий изгиб бровей, тонкие губы в полуулыбке, предназначенной для Вэй Ина. Лань Чжань был как настоящий, протяни руку — и он сойдет с листа бумаги, выпрямится и окажется рядом с Вэй Ином, чтобы нежно поцеловать в губы. Не окажется… Больше нет… Он хотел захлопнуть альбом, когда понял, что там остался только один рисунок. Женщина в возрасте со строгой прической, одетая в деловой костюм, сидела на стуле. На ее пиджаке была брошь в виде морозного узора, в руках папка. Взгляд чересчур светлых глаз смотрел с мягкой строгостью. — Это госпожа Баошань? А-Юй кивнул. — Больше похожа на какого-то начальника, чем на психолога. Хотя я вообще-то не был знаком ни с одним, — он передал А-Юю альбом. — Вэй-сюн, — А-Юй отложил свои рисунки, — ты сегодня грустный. Вэй Ин хотел отшутиться, боясь, что А-Юй спросит его: «Почему? Что случилось?» Он уже приготовил слова и дежурный смех, ощущая, что начинает нервничать. Но А-Юй не дал ему ничего сказать. — Хочешь, А-Юй тебя причешет, как ты причесывал меня, когда я был грустным? От накатившего облегчения даже стало стыдно перед собой, покраснели щеки, горло сдавило, и Вэй Ин просто кивнул. А-Юй тут же соскочил с кровати, взял с комода расческу, быстро шлепнулся обратно, и Вэй Ин повернулся к нему спиной. Позволил стянуть старую резинку с волос, чтобы они распались тяжелой волной по спине. — Вэй-сюн такой красивый. А-Юй любит Вэй-сюна. Я заплету твои волосы в косу, и все сразу станет хорошо! А-Юй завозил щеткой по волосам, и Вэй Ин прикрыл глаза, наслаждаясь спокойным моментом. Кролики все еще сидели у него на скрещенных ногах, А-Юй лопотал утешительную ерунду, расчесывая его волосы, и можно было забыть на несколько минут об очередной катастрофе, которая случилась в его жизни. Когда слова закончились, Мо Сюаньюй начал напевать, мурлыча себе под нос, и только некоторое время спустя Вэй Ин понял, что знает эту мелодию. От нее так сладко-горько сжималось сердце, но остановить дурачка не хватило сил. — Ты запомнил ее… — слова сорвались с губ против воли, и Вэй Ин стиснул зубы. — Хочешь, я расскажу тебе секрет, Вэй-сюн? — А-Юй обнял его со спины, ткнулся влажными губами в ухо, целуя. Вэй Ин кивнул, чтобы не выдать себя дрожью в голосе. — Госпожа Баошань сказала, что А-Юй не сумасшедший. Она сказала, что я знаю то, чего не знают другие. Но мне не надо больше думать об этом и переживать за Вэй-сюна, потому что то, что было, уже давно прошло. И теперь все будет хорошо. По мнению Вэй Ина, убеждать не вполне вменяемого человека в том, что он обладает сакральными знаниями, было не самым лучшим психологическим подходом. Но, с другой стороны, если это успокоило А-Юя и тот больше не будет вредить самому себе, то, наверное, так лучше. — Все будет хорошо, А-Юй. Я тоже это знаю, — Вэй Ин положил руку поверх его ладони. Он не знал, кого убеждал этими словами больше, себя или А-Юя, но, кажется, стало легче им обоим. У Мо Сюаньюя он проторчал почти до вечера. Сначала валялся на кровати, наблюдая за тем, как А-Юй снова отстраивает свой лего-замок, который сломал в прошлый раз в приступе психоза. Напевая уже другую мелодию, он долго раскладывал детали по цветам и размерам, чтобы удобнее было работать, а может, просто потому, что это его успокаивало, как и Вэй Ина. Наблюдение за однообразными простыми движениями чужих рук было подобно медитации. А-Юй доставал детальку из общей коробки, рассматривал и складывал в одну из кучек на полу или коробок. Деталей было много, так что сортировка заняла достаточно времени, чтобы Вэй Ин почти заснул. Для него так долго бездействовать и молчать было из ряда вон выходящим событием. Но душа просила покоя. Тишины. Чего-то простого, легкого, вроде сортировки лего-деталей, где не надо думать и переживать. Где-то на половине коробки А-Юй то ли устал, то ли ему надоело. Он обернулся к Вэй Ину, лежащему на боку, улыбнулся и забрался на кровать рядом, притиснулся поплотнее, обнял под мышки, устраивая голову у Вэй Ина под подбородком. — Вэй-сюн теплый. — Это ты уже замерз на полу. Он укрыл их обоих пледом, а А-Юй протянул руку к тумбочке и нашарил там пульт. Включил небольшой телевизор, висящий на стене, по которому шла передача о животных. — Я люблю спать под рассказы о кроликах. А ты как любишь спать, Вэй-сюн? «А я люблю спать в объятиях Лань Чжаня» — чуть не сорвалось с языка. — Под храп Цзян Чэна. Очень убаюкивает. А-Юй рассмеялся, и Вэй Ин улыбнулся ему в макушку, погладил по затылку. Только оказавшись в кольце чужих рук, он вдруг понял, как нуждался в этом. Не просто побыть рядом с кем-то, но быть так близко, чтобы чувствовать чужое дыхание и стук сердца. По сравнению с Лань Чжанем и Цзян Чэном А-Юй был худым и казался маленьким, но именно с ним Вэй Ину сейчас было легче всего. Когда Вэй Ин приехал домой, было довольно рано. Он ощущал себя чуть более ровно стоящим на ногах, чтобы без соплей и истерик хоть как-то объяснить сестре их расставание с Лань Чжанем. — А-Ли, А-Чэн, я дома, — он вошел в квартиру, отперев замок собственным ключом, и удивленно замер на пороге. Свет нигде не горел — ни в комнате сестры, ни на кухне. Было тихо. Возможно, А-Ли пошла с Вэнь Нином на прогулку, хотя для этого было поздновато. Сердце забилось сильнее, Вэй Ин щелкнул выключателем и вздрогнул от неожиданности, тут же хватаясь за лоб и убирая волосы назад. От стыда покраснели щеки. — Черт возьми, ты напугал меня до смерти. И только секунду спустя Вэй Ин сообразил, что происходит. В кресле сидел Лань Чжань. Он сидел там столь тихо и неподвижно, что Вэй Ин не заметил его в темном углу, когда вошел в квартиру. На нем сегодня были черные брюки и серая водолазка, распущенные отросшие волосы лежали на плечах. На коленях Лань Чжань держал какую-то папку и смотрел на Вэй Ина прямым строгим взглядом. «Как он сюда попал? Что происходит?..» — не хотелось задавать этих вопросов, Вэй Ин нервно сглотнул. Он никак не думал о том, что снова придется столкнуться с Лань Чжанем, да еще и вот так. Так быстро. Лицом к лицу. В его собственной квартире, казавшейся Вэй Ину крепостью. Лань Чжань пришел на его территорию и поджидал тут в одиночестве. Очевидно, его впустила А-Ли. Только куда сестра делась в таком случае? — Цзян Яньли и Цзян Ваньинь ушли, — голос Лань Чжаня был спокойным, он словно прочел мысли Вэй Ина и поспешил ответить на его незаданные вопросы, прежде чем тот начнет тревожиться о своих родных. «Вот как…» Выходит, все это не случайно. Вэй Ин коротко и горько усмехнулся — он и забыл, что его окружают люди, желающие ему успешных отношений с Лань Чжанем. Сначала в деле были только Лань Сичэнь и А-Юань с поддержкой Не Хуайсана, а теперь, похоже, подключились еще и брат с сестрой. Зря он смолчал и сразу все не объяснил! Они бы поняли причины его поступка и отступили, а теперь… неужели придется все разыгрывать заново? От мыслей об этом в груди сдавило болью, дыхание участилось, и Вэй Ин не был уверен, что у него хватит сил отыграть свою роль еще раз как положено. Стоило взглянуть на красивое уверенное лицо Лань Чжаня, в его глаза медового цвета, на тонкие нежные губы, и Вэй Ин почувствовал себя в западне. Как мышка, загнанная в угол кошкой. В прошлый раз он был так взвинчен, что сам не знал, как у него все получилось. А теперь слишком опустошен, слишком спокоен, слишком… напуган тем, что Лань Чжань пришел сделать ему еще больнее в отместку за собственное унижение. — Что ты тут делаешь? Все кончено, Лань Чжань, я ведь сказал тебе, что между нами ничего нет, — голос Вэй Ина звучал устало, он так и остался стоять у входа, не решаясь пройти дальше. Это было глупо. Это его дом, он не может остаться в дверях или уйти. Это Лань Чжань должен покинуть квартиру. — Я не согласен. Вэй Ин цыкнул языком, но упрямство Лань Чжаня показалось ему чуточку забавным. — Ты что, из тех мужчин, которые любят, когда им изменяют и водят за нос? — он даже растянул губы в гаденькой ухмылке, надеясь, что это выглядит мерзко, а не жалобно. Лань Чжань вдруг поднялся из кресла и стремительно пересек комнату. Вэй Ин на секунду подумал, что стоит отступить к двери — он не верил, что Лань Чжань ударит его, но получить еще одну пощечину тоже неприятно. И все же он не позволил себе трусливый шаг назад, оставаясь на месте с прямой спиной и опущенными руками, когда Лань Чжань оказался прямо перед ним. Их разделяли какие-то полшага. Отсюда, с близкого расстояния было видно, что под глазами Лань Чжаня залегли легкие тени и морщинки, на левой скуле была ссадина — очевидно, и для него эта ночка была тяжелой. Вэй Ин не хотел представлять, насколько, он хотя бы смог порыдать на плече Цзян Чэна и потом отрубиться под снотворным до самого утра. Как пережил свои боль и унижение Лань Чжань, Вэй Ин не знал и не очень-то хотел. — Ударь меня по лицу. — Что? — от предложения Лань Чжаня Вэй Ин все-таки отступил, растерянно глядя на своего бывшего, не понимая, чего тот добивается. — Зачем? Ты что, спятил? Лицо Лань Чжаня оставалось таким же спокойно-уверенным, он не выглядел ни злым, ни обиженным, будто и не было никакой ссоры. Вэй Ин не очень понимал, что происходит. — Затем, что я дурак. Ах, вот как. Хочет получить добавки, чтобы убедить себя в том, что Вэй Ин уж точно мразь поганая. Он толкнул его ладонью в плечо, отпихивая от себя. — Убирайся, Лань Чжань! Я не хочу тебя видеть и говорить с тобой тоже не хочу. У меня нет времени на то, чтобы опять с тобой ругаться, — Вэй Ин понял, что пора скинуть куртку и обойти Лань Чжаня, показывая, кто в доме хозяин. — И вообще, скоро за мной заедет Лю Хенг, так что мне… Он попытался пройти мимо, но Лань Чжань остановил его одной рукой — мягко, но настойчиво, возвращая назад. — Этот Лю Хенг? — Лань Чжань скользнул пальцами в папку и выудил оттуда сложенную напополам фотографию. Вэй Ин бросил на мужчину с фото короткий взгляд: даже смотреть на него было противно. Нет, тот был хорош собой и все такое, но Вэй Ину было мерзко осознавать, что он обнимал и целовал этого человека для снимков, пока они с Лань Чжанем были вместе. Чужие руки касались его талии и бедра, чужие губы прижимались к губам, которыми Вэй Ин вечером целовал Лань Чжаня. И от этого хотелось вымыться с мылом дважды, сорвать с себя одежду, которую трогал этот человек, отвернуться от себя в зеркале. Это была только игра, но она должна была быть правдоподобной, и от нее Вэй Ину было противно. — Этот-этот. Все? Доволен? Вэй Ин отпихнул его руку с фотографией, не очень понимая, к чему тот уточняет. Может, хочет выяснить отношения с Лю Хенгом? Господин Лань Цижэнь сказал, что на такой случай его человек будет готов. — Да, — с этими словами Лань Чжань развернул фото, показывая вторую половину, и Вэй Ин шумно выдохнул, чувствуя, как желудок проваливается куда-то вниз. Рядом с Лю Хенгом стоял дядя Цижэнь. Каким-то образом Лань Чжань… Он… Вэй Ин поднял на него почти испуганный взгляд. — Лань Чжань… Но вместо ответа Лань Чжань шагнул вперед, обнимая Вэй Ина, притянул его к себе, положил голову ему на плечо, с облегчением выдыхая в ухо. Вэй Ин застыл, не зная, что делать. Одна часть его сознания впала в панику, пытаясь срочно придумать объяснение, почему его подставной парень общается с Лань Цижэнем, вторая заставляла сердце трепыхаться в груди от болезненного наслаждения. Они не обнимались каких-то два дня, а Вэй Ину казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как твердые теплые ладони Лань Чжаня лежали на его спине, обнимая, лаская, утешая, даря наслаждение. «Я срочно должен убедить его… Надо его отпихнуть… Ну же, тряпка, отойди и выдумай срочно какую-нибудь чушь, ты же это умеешь!» Но он ничего не сделал. Слова не шли из горла, тело не слушалось, не желая покидать такое желанное кольцо рук. — Прости меня, — Лань Чжань подал голос первым, и Вэй Ин почувствовал, что начинает дрожать. — Как я мог поверить в то, что ты сказал?.. Как мог усомниться в тебе? Я никогда себя не прощу за это! Руки Лань Чжаня стиснули его сильнее, прижимая грудью к груди почти в болезненном отчаянии. — Да что ты такое говоришь, Лань Чжань? Я правда же… — Не надо, — Лань Чжань вдруг резко отстранился, его ладонь зажала Вэй Ину рот, в глазах теперь горел дурной огонек. — Не говори больше этого. Я знаю, что все это поганая ложь, которую придумал дядя Цижэнь. Да еще и тебя в это втянул, — в голосе Лань Чжаня послышались стальные, гневные нотки. Еще какое-то время Вэй Ин молча искал на его лице свой шанс довести дело до конца, но было ясно: их план провалился. Он должен был ощущать… страх, наверное? Ведь раз Лань Чжань все знает, будет суд и кошмар, и небеса разверзнутся, очевидно. Но Вэй Ин ощущал облегчение. Кошмарное облегчение, от которого почти подкашивались колени. Он и не представлял, как тяжело было нести в себе этот ужасный, мерзкий обман, который ранил их обоих. Конечно, их выдумка была похожа на мыльный пузырь, и как только Лань Чжань успокоился, он сразу их раскусил. За себя стало стыдно. Ладно еще господин Цижэнь, но неужто сам Вэй Ин надеялся, что это прокатит? Может, в глубине души… да что там в глубине, пожалуй, ближе к поверхности, Вэй Ин не верил, что Лань Чжань купится на его ложь и игру. Наверное, поэтому ему было так обидно, когда тот поверил, и теперь все встало на свои места. Хотелось разрыдаться, но у них были проблемы посерьезней. Проблемы, из-за которых они сейчас стояли так близко, но все еще не были вместе. — Я… — он хотел все объяснить, надо, чтобы Лань Чжань понял: господин Лань Цижэнь им не по зубам, счастье А-Юаня и его возможность быть с отцом — вот, что главное, вот почему Вэй Ин пошел на все это. Его голос сорвался, но он все же закончил: — Я не хочу, чтобы вы с А-Юанем пострадали из-за меня, не хочу разрушать вашу семью. — Ты и есть наша семья, Вэй Ин, — Лань Чжань стиснул его плечи, встряхивая. — Неужели ты думаешь, что без тебя мы будем счастливы? — Да брось, — губы прорезала горькая улыбка. Это было неприятно осознавать, но это ведь правда: отец и сын прекрасно жили и без Вэй Ина, до встречи с ним. Смогут прожить и после. Это Цзян Чэн и А-Ли не могли без своего гэгэ, он был им нужен как воздух, это брат с сестрой погибли бы без него, но не Лань Чжань и его сын… — Мы из разных миров, Лань Чжань, и твой дядя это знает. Он желает для тебя и своего внука лучшего. — Да что он знает? — теперь в голосе Лань Чжаня слышался гнев. Вэй Ину никогда еще не приходилось видеть этого обычно спокойного и уравновешенного человека столь рассерженным. Щеки Лань Чжаня покраснели, глаза горели, даже губы стали ярко-красными. — Он составил о тебе впечатление, даже ни разу не встретив. Он хочет судиться с собственным племянником, чтобы отобрать у отца его ребенка. Неужели ты считаешь, что он может знать лучше нас с тобой: что хорошо для тебя и меня, и А-Юаня? Лань Чжань знал, куда надавить, и Вэй Ин сам мгновенно вспылил, почувствовав новый укол обиды. — Ты прав, он меня не знает! — он вдохнул поглубже, проглатывая норовящие накатиться на глаза слезы. — Но и ты меня не знаешь. Я старался ничего особенно не рассказывать о себе. Ну, сам понимаешь, — из горла вырвался нервный смешок, — все хотят казаться лучше, когда встречают мужчину своей мечты. Но то, что накопал на меня твой дядя… Кое-что из этого… Все так и есть. Я правда одеваюсь иногда как шлюха, бухаю в клубах, танцую и целуюсь с незнакомыми парнями, у меня было много мужчин. С некоторыми я спал только один раз, однажды провел ночь даже с двумя. Я был образцом отвратительного поведения в школе, мой отец был завсегдатаем в кабинете директора. Я не закончил колледжа, у меня нет диплома. Я вылетел с единственной работы по своей профессии, потому что был безмозглым дураком, который не умеет не попадать в передряги. Я всегда нахожу проблемы, везде. Даже тебе я доставил неприятности, оскорбил тебя, унизил. Может, твой дядя в чем-то и прав, желая держать подальше от А-Юаня такого человека, как я. Вэй Ин замолчал, тяжело дыша, глядя в глаза Лань Чжаня и ожидая своего приговора. Да, он был влюблен в этого мужчину без памяти, он бы даже умер за него, пожалуй, если вдруг пришлось. Хотел раствориться в нем, быть рядом каждую минуту их жизни до самой старости. Но Лань Чжань должен был знать, что он далек от того образа жизнерадостной домохозяйки, в который обрядило его маленькое семейство Ланей. Было здорово быть няней А-Юаня, почти его вторым родителем, который не просто водит его в сад и обратно, но заботится о нем по-настоящему, любит его, проводит с ним свободное время просто так, а не за деньги. И все же это был не весь Вэй Усянь. Далеко не весь… — Все когда-то были молоды и вели себя неприлично. — Я все еще молод и веду себя не совсем прилично, когда напиваюсь. — Я тоже. Возразить было нечего. Нетрезвый Лань Чжань явно не был образцом разумности, как и любой выпивающий человек. — Ты хотя бы не красился и не танцевал в клубе с… непонятно кем. — Откуда ты знаешь? Лицо Вэй Ина вытянулось, брови сами поднялись, скрываясь под челкой. Представить накрашенного Лань Чжаня отплясывающим в клубе, трущимся о незнакомого мужчину, чтобы провести с ним одну ночь, было почти невозможно. — Разок не считается, — Вэй Ин даже руки скрестил на груди. — Это не соревнование, — Лань Чжань нахмурился. — Ты думаешь, если у моего дяди нет фотографий или каких-то выписок из личных дел, значит, я безгрешный святой? Может, я и не танцевал полураздетым в клубе на столе и не спал с двумя мужчинами одновременно, но я не лучший родитель для А-Юаня, чем ты. Когда он только родился, я понятия не имел, что с ним делать, скинул заботу о нем на няньку, а сам пропадал целыми днями на работе. Боялся взять его в руки, даже когда он болел, и предпочитал не трогать вовсе. Вдруг сделаю что-то не так, ведь женщина знает лучше, как нянчить ребенка. И когда избегать этого стало невозможно, каких только ошибок я не совершил. Оставил его одного в ванне, отвлекшись на звонок, заговорился и он поскользнулся, перелезая через бортик, разбил себе нос и бровь. Однажды он так истерил, что я просто сбежал с детской площадки, потому что не смог успокоить его истерику. Хорошо, что какая-то женщина взяла его на руки и пошла за мной, пока я голову в порядок приводил, — щеки Лань Чжаня горели от стыда за собственные проступки, и Вэй Ину казалось, что он видит его из прошлого: растерянное лицо молодого человека, который не знает, что делать с этим маленьким орущим комком. — Как-то он отравился, потому что я повелся на его просьбы и купил ему какую-то дешевую гадость в уличном ларьке. А в другой раз забыл забрать его из садика, потому что заработался и не вспомнил, что его няня уехала сегодня и трижды предупреждала меня об этом с утра. — Лань Чжань, послушай, ну, все же бывают родителями в первый раз! — Нет, ты послушай! — он отпихнул руку Вэй Ина, когда тот хотел похлопать его по плечу. — Каждый раз, когда я совершал ошибки, я думал, что я ужасный отец. Что будь у А-Юаня мать, такие вещи не случались бы. Но потом я понял, что все это работает не так. И мать А-Юаня была бы такой же, как я: делала глупости, сжигала сковородки, разливала сок на диван, подхватывала бы детские сопли… Вэй Ин грустно улыбнулся, отводя взгляд. — Потому что дело не в том, какие ошибки мы совершили раньше и какие несовершенства имеем сейчас, а в том, к чему мы стремимся. Я больше не оставлял А-Юаня в ванне одного никогда. И ты больше не позволял ему пить сок на диване. Я не сажусь пьяным за руль, и ты не танцуешь больше в клубе, одетый как шлюха. Мне все равно, что было в твоем прошлом, ведь оно осталось позади. Важно только то, чего бы ты хотел сейчас. Пальцы Вэй Ина оказались между теплых ладоней Лань Чжаня. От этого прикосновения бросало в дрожь, в животе все трепетало, на глаза наворачивались слезы. Как он мог противостоять этому? Как мог оттолкнуть? «Тряпка. Слабак… Вашу любовь раздавят катком чужие власть и деньги…» — Вэй Ин, пожалуйста, скажи, чего ты хочешь? «Хочу тебя, хочу быть с тобой вместе навсегда, любить тебя каждую ночь, целовать тебя каждый день, обнимать А-Юаня, увидеть, как он пойдет в школу, как встретит первую любовь, как поступит в колледж… Хочу видеть каждое утро твою улыбку, целовать твои руки, шею, скулы… Зарываться пальцами в твои волосы во время секса, стонать без стеснения от удовольствия в твоих руках… Хочу радовать тебя, делить с тобой вечера, поехать вместе к морю, гулять всю ночь напролет, танцевать под дождем, творить всяческие безумства…» Но вместо этого он закрыл глаза, хоть так отгораживаясь от любимого лица, от надежды в чужом взгляде. — Я не хочу тебе лгать, Лань Чжань. — И не нужно. — Я… я… — он должен сказать то, что нужно, напомнить им обоим, — я видел счета за адвоката. У тебя нет таких денег, ты утонешь в долгах, Лань Чжань, ты можешь не выиграть суд и потерять А-Юаня навсегда. Чужие руки стиснули его ладонь сильнее. — Я спрашивал тебя не об этом. Вэй Ин дернулся, пытаясь вырваться, но Лань Чжань толкнул его. И Вэй Ин оказался зажат между стеной и Лань Чжанем, плотно прижимающимся к его груди. Его горячее дыхание опаляло щеку, пока Вэй Ин отворачивался. — Скажи мне, чего ты хочешь? Это было невыносимо. Не сейчас, когда все внутри горело… от любви, от боли, от стыда, от облегчения, от страха… Все чувства смешались, не давая думать нормально. Лань Чжань был так близко, отрезал ему путь к бегству и закрывал его от всего мира. Уверенный, надежный, о его крепкую спину разбилась бы любая атака. — Ты знаешь, чего я хочу! Не заставляй меня говорить! Мне и так больно! Лань Чжань опустил лицо ближе, его губы почти касались уха Вэй Ина, и тот закрыл глаза, наслаждаясь болезненной близостью. Их грудные клетки вздымались в такт, одна рука Лань Чжаня прижимала запястье Вэй Ина к стене, вторая стискивала плечо, и в этих местах кожа Вэй Ина плавилась от жара. Даже шепот Лань Чжаня был твердым, настойчивым, он проникал в самое нутро, ломая последнюю жалкую оборону. — Скажи. Чего. Ты. Хочешь? — Лань Чжань отчеканил свой вопрос, заставляя каждое слово вспыхнуть алым под закрытыми веками Вэй Ина, и прошептал едва слышно, так нежно, словно мочки уха Вэй Ина коснулся лепесток розы: — Душа моя. — Я люблю тебя! — Вэй Ин выкрикнул это, надеясь, что Лань Чжань отступит. Стоило открыть глаза, как потекли слезы, но это было уже неважно: свободной рукой Вэй Ин скользнул по боку Лань Чжаня, обнял, опуская ладонь между лопаток, прижал к себе плотнее. — Люблю тебя. Хочу тебя. Не отпускай меня, Лань Чжань, прошу. Будь рядом. Пожалуйста, не уходи. Хочу, чтобы ты всегда меня обнимал. Хочу, чтобы ты любил меня. Всегда. До самого последнего дня. Он не хотел, но говорил. Слова лились вместе со слезами, от самого сердца — настоящие, горько-сладкие, приносящие облегчение и болезненное наслаждение. Лань Чжань обнимал его, и Вэй Ин отвечал, горячо шепча на ухо свои самые сокровенные желания. Даже если этому не суждено будет сбыться — плевать. Пусть. Пусть знает правду. Всю от начала и до конца. Обо всех его чувствах, которые он столько дней высказывал руками и губами, поступками и тишиной. Но почти никогда — словами. — Я так люблю тебя, Лань Чжань, что, кажется, если ты уйдешь — я умру. — Я не уйду. — Если ты не будешь обнимать меня каждый день, я рассыплюсь на осколки и от меня ничего не останется… — Я буду тебя обнимать. — Я так хочу быть с тобой, как ни с кем не хотел. — Я с тобой. — Хочу, чтобы тебе не приходилось меня стыдиться, чтобы ты не думал, будто я могу испортить А-Юаня. — Я никогда бы не стал. — Я хочу, чтобы мы были счастливы все вместе, Лань Чжань, но если это невозможно, я хочу, чтобы ты сделал то, что должен, ради своего ребенка. Ради благополучия А-Юаня. Лань Чжань отстранился, обхватил его лицо руками, стирая следы слез, глядя глаза в глаза. На его губах была легкая улыбка, и в глазах светилось тепло, а не горел яростный огонь. — Я все сделаю ради вас с А-Юанем, Вэй Ин. И я не намерен сдаваться и жертвовать кем-то из вас только потому, что кто-то не понимает, что такое семья. Даже если этот кто-то — мой родной дядя. Вэй Ин улыбнулся, шмыгая носом. Он положил свою ладонь поверх кисти Лань Чжаня, наслаждаясь мягкостью его кожи. Видеть так близко любимое лицо, чувствовать ласковые прикосновения — что еще он мог желать? Разве что… Они потянулись друг к другу одновременно, соединяя губы в долгом, нежном поцелуе: утешительном, дающем надежду, немного безумном и с привкусом слез. — Ты играешь с огнем, Лань Чжань… — Вэй Ин прижался лбом к его лбу, когда они смогли отпустить друг друга. — Оно того стоит.