heard from your mother (she don't recognize you)

Дин какое-то время не видится с Касом. Отец находит дело: обескровленные жертвы, следы укусов — скорее всего, вампир. А нет, не вампир — миловидный дедушка из дома престарелых, который — Дин бы скорее поверил в то, что Земля плоская — умеет превращаться в светящийся шар и высасывать из людей кровь. Да уж, для штатов необычно — зато в Суринаме, по слухам, таких пруд пруди.* Дин искренне не понимает, как какой-то чёртов фонарик может буквально обескровить человека — зато в своей человеческой форме дедуля, похоже, очень даже смертен. Прощай, странный вампир, было неприятно пообщаться. Дин пишет Касу, рассказывает об охоте; Кас говорит, что нашёл новое дело в Мичигане. Дин не отвечает. Значит, Кас уехал из Колумбуса… Интересно, к каким выводам пришла Касси? Влюблённые в бегах, ей богу… Конечно, это не так, но Дин не может перестать думать о том, что же скажут другие люди. Он, скорее всего, больше никогда не увидится с Касси — так что это вообще, блин, неважно. Хотя нет, важно. Когда Джон проваливается в сон, проспонсированный бутылочкой виски, Дин открывает тот самый учебник. На дворе глубокая ночь, и из-за усталости ему приходится напрягать мозг, чтобы вникнуть в суховато изложенные аргументы. Что ж, он вникает. Дин не спит всю ночь и думает, думает…

***

Кас заводит дневник. Дин как-то упоминает, что у Джона, например, есть блокнот с описаниями монстров, выписками из оккультных книг и тому подобными, — полезная вещь — но Кас решается на покупку после вечера у Бет. Та показывает ему свой ежедневник: короткие заметки, картинки из журналов, фотографии, газетные вырезки — просто произведение искусства. Дневник Каса представляет собой что-то среднее. Там есть и записи про тварей, на которых он охотится; и легенды (особенно если они могут помочь разобраться с тем происшествием в логове вервольфов), и довольно приземлённые вещи: короткие случаи из жизни; названия песен, которые он слышит по радио; понравившиеся блюда. Кас много думает о Колумбусе, о студенческой жизни; излагает свои мысли на бумаге и решает, что студенческая жизнь, — вовсе не то, что так долго его там держало. Дневник теперь хранится в бардачке. С парковки возле автозаправки открывается великолепный вид на горы Аппалачи. Кас покупает одноразовую камеру и делает первый снимок. Остаётся ещё 26. Он берётся за дело, о котором говорилось в СМС. В порыве смелости Кас набирает неизвестный номер, — вдруг кто-то всё-таки поднимет трубку — но слышит только гудки. По идее, через какое-то время должен включиться автоответчик, — или хотя бы серия коротких сигналов — но телефон всё звонит и звонит, лёжа на пассажирском сидении. Немного погодя Кас выключает его. Он возвращается в Понтиак; пытается найти хоть какие-то записи о человеке по имени Кас. Он пробует разные варианты: Каз, Касс — даже ищет фамилии, которые включали бы в себя похожие сочетания букв. Он внимательно просматривает справочники, телефонные книги, но в них нет ничего, что могло бы ему помочь. Дело кажется безнадёжным — но тут происходит кое-что странное. Однажды в супермаркете Кас останавливается около прилавка с яблоками: красные, зелёные, жёлтые — он выбирает наиболее симпатичные и начинает складывать их в целлофановый пакет. — Амелия, милая, какие возьмём? Его рука застывает. Вокруг много людей, все они что-то говорят — но из этой какофонии звуков его слух вылавливает один единственный голос, так сильно напоминающий его собственный. Не такой же — не настолько низкий и хриплый, но всё же очень похожий. Кас оборачивается и видит парня: чёрные волосы, голубые глаза. Он будто смотрится в зеркало. Рядом с парнем — девушка; должно быть, жена. Она держит за руку девочку лет четырёх. Та дёргает отца за брюки — он присаживается на корточки, целует её в щёку. Девочка смеётся. Кас уходит в другую часть магазина, ждёт, пока пара оплатит покупки, и отслеживает их до дома. Он сидит в машине и думает просто взять и позвонить в дверь. Хотя что он вообще может сказать? Вместо этого Кас запоминает номера машины, на которой они приехали, и, используя поддельное удостоверение агента ФБР, пробивает их личности. Целых две недели он ищет хоть какую-то информацию, способную связать его с… неким Джимми Новаком, но похоже, что тот — единственный ребёнок в семье. Даже в архивах больницы, в которой он был рождён, нет ничего, что указывало бы на наличие брата-близнеца; в биографии его родителей тоже нет ничего подозрительного. Может, Кас всё-таки потерял память на охоте? Может, эти люди — его семья? Он убеждён в одном: от монстров, которые лишают своих жертв памяти, почти невозможно спастись. У него, конечно, есть и… более туманные теории — но не одна из них не объясняет существование человека с точно такой же внешностью, как у него. У соседей Новаков есть собака. Джимми часто её гладит или кидает ей палочку, когда выходит за почтой. В нём нет совершенно ничего зловещего. Версию с оборотнем, кажется, придётся отмести. Воскрешение могло бы объяснить потерю памяти, но Кас не думает, что мог погибнуть. Серебряный нож с ним согласен. Доппельгангер? Что ж, возможно. Но нигде не сказано о том, что двойник может жить жизнью, полностью отдельной от твоей. А может… Может, он сам и есть доппельгангер?.. Кас предпринимает последнюю попытку и «случайно натыкается» на Джимми, когда тот отлучается с работы на обеденный перерыв. Джимми роняет бумажник, а он его поднимает. — Ой, спасибо, — Джимми забирает кошелёк и переводит взгляд на Каса, хмурится. — Я… ого. Это так… — он машет рукой между ними. В его взгляде нет ни нотки узнавания; ничего, что говорило бы об испуге. Обычно люди, чья тайна была раскрыта, реагируют совершенно иначе: убегают, атакуют… Джимми же просто озадачен. — Да уж… ничего себе… — отзывается Кас, будто и сам не может в это поверить. Он выдавливает из себя смешок. — Вот это совпадение! Я еду к друзьям — они довольно далеко живут — и остановился тут просто размять ноги, — Джимми всё ещё пристально смотрит на него. — Тебя случаем не усыновили? — пытается пошутить Кас, неосознанно перенимая манеры Дина. — Нет… я… Боже, извини, я всё пялюсь. Я вообще собирался зайти туда, — Джимми рассеянно показывает на кофейню. — Не хочешь перекусить? Кас обедает с ним. Джимми совершенно обычный парень: вежливый, ходит по воскресеньям в церковь, не знает ни о чём сверхъестественном. Он рассказывает Касу о своей жене и дочке, показывает их фотографии. Кас же пытается на ходу выдумать подробности своей собственной жизни — но в итоге просто вспоминает Колумбус, Дина, других людей… — Ты можешь остановиться у нас, если захочешь, — говорит ему Джимми. — Бьюсь об заклад, Амелия будет в восторге. Кас улыбается. Теория о доппельгангере снова и снова прокручивается в его голове, будто сломанная виниловая пластинка. — Извини, мне нужно ехать. Но я обязательно к вам загляну, если ещё когда-нибудь здесь окажусь. Они жмут друг другу руки — и удивительно: мир не схлопывается, а Земля не сходит с орбиты. Джимми просто возвращается на работу, а Кас садится в машину и покидает Понтиак. Он доезжает до береговой линии, полностью игнорируя надвигающийся экзистенциальный кризис. Кас чувствует себя уставшим, но всё едет и едет, пока не добирается до Восточного побережья. Ему совершенно не хочется спать или есть; и его тревожат смутные мысли о том, что так, вообще-то, быть не должно. Он случайно прокусывает себе губу и не может перестать зализывать ранку. В Мэриленде орудует сирена — она то и дело околдовывает рыбаков, пришвартовывающих лодки к берегу. Это напоминает Касу о греческой мифологии и о занятиях по философии, которые он иногда посещал в Колумбусе. Как-то раз профессор рассказал им о парадоксе Тесея: согласно мифу, корабль, на котором Тесей приплыл из Крита в Афины, ежегодно ремонтировали, заменяя прогнившие доски на новые, — так что спустя какое-то время от оригинального судна, по сути, ничего не осталось. Вопрос в том, было ли оно всё ещё тем самым кораблём Тесея — или чем-то совершенно иным. До какой степени вообще можно изменить объект, чтобы тот не перестал быть собой?.. …Он убивает сирену. Океан достаточно тёплый, чтобы поплавать. Он, словно буёк, лежит на поверхности лазурно-синей воды и смотрит в яркое небо до тех пор, пока не начинают слезиться глаза. Он напарывается на острый камень по пути к берегу. Возле болящего места чувствуется жар — похоже, поранился; причём глубоко. Он доплывает до суши и видит лишь чистую кожу на месте пореза. Он замечает радужный проблеск в песке — это раковина моллюска, разбитая на несколько частей. Её неровные края выглядят острыми. Он ополаскивает один из осколков в плещущихся волнах океана и вонзает его себе в икру. Кожа расходится; кровь каплет из раны, смешивается с песком и солёной водой. Он смотрит на свою ногу и не знает, что вообще должен думать. Какие мысли посещают людей, когда им плохо? — Больно, — шепчет он. Кровь останавливается. Вода смывает её остатки, обнажая нетронутую кожу. Он протирает рот рукой, ощущает соль на языке; в щетине, которую никогда не брил, чувствуется песок. Пореза на губе больше нет. «В одну реку дважды не войдёшь», — зацикливается в его голове монотонным гулом. В груди будто что-то замыкает; всё кажется резким, контрастным. — Я Кас, — говорит он, протыкая ладонь осколком ракушки. Рана заживает буквально за минуту. — Я Кас, — говорит он, опуская голову под поверхность воды. Он считает до ста, до двухсот — и выныривает, хватаясь за покрытый скользкими водорослями и острыми ракушками скалистый выступ. Его руки, колени, ступни — полностью покрыты порезами — но какая вообще разница? Какая? — Я… — всхлипывает он. — Я…