Love who loves you back

      Ванцзи смотрит на хмурого Цзян Чэна, который пинает смеющегося Усяня в ребро, пытаясь стащить его с себя, и, как бы странно это не звучало, чувствует забытое спокойствие. Усянь впервые за долгое время счастлив, абсолютно и полностью, как и сам Ванцзи, как и Цзян Чэн. Их Цзян Чэн.       Усянь ластится как те кролики в саду Ванцзи. Он соскучился по Цзян Чэну, который уезжал почти на две недели по делам вассальных кланов и оставил целый орден на своего первого помощника, первого возлюбленного, второго героя Юньмэна. И на Ванцзи, которого никак по-особенному не называл, но считал возлюбленным, не признавшись в этом даже под пытками. Хотя нет, под пытками Ваньинь всё же признался, лишь когда Ванцзи втрахивал его в лотосовый трон, а Усянь пережимал член у основания, оттягивал соски зубами до лёгкой боли. Они не давали ему кончить, мучали, а, точнее говоря, сладко пытали… Да что там, той ночью они ему дышать не позволили, и, скрипя зубами в прямом смысле, Ваньинь всё же прорычал признания. Обоим.       Доверие было не только на уровне интимной близости и чувств, но и на государственном уровне, потому что больше, чем разбитого сердца, Цзян Чэн боялся только потерять пристань, пустив под откос старания предков. Трудился днями и ночами, Цзинь Лин ворчал подобно ему, но беспокоился жутко. Теперь, когда Усянь рядом, он может расслабиться хоть немного. А Усянь — снова улыбаться без натяжки.       Ванцзи помнит, как Усянь выдавливал из себя улыбку, делая вид, что не слышит и не видит. Законы и традиции были установлены задолго до них, и каким бы праведным Ванцзи ни казался, какой бы титул ни носил, всё же он не смел рушить вековые клановые устои из-за порыва своих чувств. Адепты и главы на горло себе наступали, но поступали правильно, Ванцзи же поступал так, как должно быть по его мнению, но мнение окружающих от этого не менялось. Усянь не мог жить в Гусу. Если в младшем поколении кипела кровь и жажда приключений, то их родители, старейшины и остальные адепты смотрели с пренебрежением и презрением, перешептывались, осуждали, забывая о собственном правиле касательно разговоров за спиной. Ванцзи не мог уследить за всем, пусть Усянь и жил припеваючи, как другим казалось, но ни вино, ни мясо, ни мнимая свобода действий не приносили удовольствия, потому что это была сильно ограниченная свобода. У него есть только один дом, и пусть все считали, что ему там не место, да и он сам так считал, а всё же, понимал, что не сможет жить нигде, кроме Ляньхуа. К тому же, он всё ещё горячо любил Цзян Чэна. Ванцзи знал и ничего не говорил, но, когда Усянь не выдержал чужих взглядов, презрения и моральных оков, не выдержал отсутствия Цзян Чэна в его жизни, тогда пришлось что-то менять.       Лань Ванцзи тогда сам пришёл к Цзян Чэну и просто попросил быть рядом, без лишних слов, коротко:       — Он любит тебя, его место здесь, рядом с тобой, забудьте и заново попытайтесь.       — А что же ты?       — А я прослежу, чтобы попытки привели к чему-то большему, чем есть сейчас.       Попытались, и получилось, да так, что Ванцзи всё же понял, о чём говорил Усянь, рассказывая о любви к Цзян Чэну. Лань Чжань думал, что в его сердце нет места ни для кого, кроме Вэй Ина. А потом он сам поцеловал Цзян Чэна, без Усяня, не во время близости, просто нашёл его, когда тот шёл с тренировки, схватил за запястье, притянул к себе, прижал за талию и просунул язык прямо в возмущённый рот. Матерный, грязный рот. Ванцзи вылизал его дочиста. И не только рот. На вкус герои Юньмэна разные, но оба ахуенные, острые и по-особенному пьянящие точно запретное вино.       Ванцзи ни разу не сожалел, что поселился в Ляньхуа, оставив Облачные Глубины, и помимо белого, стал носить фиолетовый. Ему плевать на предрассудки и молву, пока Усянь счастливо улыбается, а Цзян Чэн перестает хмуриться и спокойно засыпает на его плече, держа за руку обоих. Здесь, в Пристани, их не посмеют обсуждать, ведь главу боятся, но в то же время уважают и любят, и пока в его душе царит умиротворение — адептам не важно, кто его любовник или любовники. Любовники, спутники на тропе совершенствования, обрезанные рукава… Не имеет разницы и смысла.       Цзян Ваньинь в семейном храме сделал с ними три поклона, в том храме, где они когда-то подрались… В том храме, где они постыдно извинялись друг перед другом, осквернив обитель предков. Но по довольному лицу было видно — не жалели. Они наконец-то обрели спокойствие. Все трое больше не одиноки и счастливы, сбросив груз сожалений: Ванцзи не боялся повторить судьбу родителей и брата, Цзян Чэн отпустил вину, а Усянь — просто счастлив.       — Ну же, шиди, пойдём к реке!       Лето в Юньмэне жаркое, река нагревается быстро, и сейчас, к сиреневым сумеркам, когда жара спала, осталось лишь мягкое тепло, вода была приятной… В такой можно и искупаться, и понежиться на доках, и приласкать друг друга.       — Некогда мне, за моё отсутствие и так гора документов собралась.       Ворчание было напрасным, Ванцзи с Усянем следили, чтобы горы не было, всего лишь несколько прошений, приглашения да отчёты о нескольких охотах.       Цзян Чэн сел на своё место и потянулся было к бумагам, как вдруг сидящий рядом Ванцзи перехватил его запястье. Цзян Чэн смотрел чуть хмуро, но в серых глазах такая гамма эмоций, что скажи он ему сейчас хоть с каплей ненависти — Ванцзи не поверит. Очаровательно.       Точно так же и не поверит в то, что только прибывший домой Чэн не хочет искупаться и отдохнуть, предпочитая работать, даже не помывшись с дороги. Хочет, но снова себя загружает, дабы потом отдать ночь им, а не работе. Забота, которую он тщательно скрывает.       — Я займусь этим. Отдохните, — ровный тон имел лукавые отголоски, которые могли заметить лишь они двое. — Вы долго не виделись, он соскучился.       — А ты? — спрашивает так искренне, открыто и наивно. Усянь за спиной даже прыснул со смеху и приобнял шиди со спины. Ваньинь нахмурился и осекся.       Ванцзи приподнял уголки губ в улыбке, черты лица смягчились, он смотрел на своих счастливых возлюбленных и чувствовал забытую лёгкость. Ему хорошо как никогда прежде.       — А мы отдохнем ночью, — Ванцзи огладил острую скулу правой стороны лица и коснулся губами виска. — И я тоже соскучился.       — Вы так хорошо вместе смотритесь, что мне уже не так хочется к озеру, — нервно улыбнулся Усянь, любуясь на блаженно прикрытые глаза Ваньиня, на его расслабленное лицо, подставленное под невесомые поцелуи Ванцзи. — Хочу вас прямо сейчас, и трахнуть и быть оттраханным.       О, в его глазах это было видно: такая похоть, такой пыл и столько желания…       — Бесстыдник! — Ваньинь вскочил на ноги и всё же двинул Усяня в плечо.       Смущаться было излишне, скорее всего, он просто устал, и близость, какой бы ахуенной она ни была, сейчас — не кстати. Зато минет от Усяня на озере будет хорошим приветствием. Ванцзи видел по лукавому взгляду А-Сяня, что тот припас своему шиди именно такой подарок. Что же, он Ваньиня поприветствует вечером, а пока разберётся с его работой, чтобы тот мог выспаться. В конце концов, вскоре его ждёт кое-что интересное, до чего дошёл бесстыдный мозг Усяня, после того, как ему оказалось мало игр с Цзыдянем, Чэньцин и Бичэнем. Он погладил лобную ленту и слегка покраснел, вспоминая, что именно предложил Усянь. Они знают, как сладко звенит колокольчик, находясь внутри, и что три яда Саньду — по одному на каждого из них, ведь все они праведные грешники. Они многое изучили, но сегодня, будет кое-что особенное. Сегодня Гусу нагнёт под собой Юньмэн в прямом смысле.