Love who loves you back

      Вэй Усянь смотрит на Пристань, такую же величественную как раньше, но ещё красивее. И уже не его. Когда-то он называл это место домом, а сейчас не уверен, есть ли у него на это право, и, тем не менее, его всё равно тянет сюда. Как бы Усянь ненавидел собак, но именно с псом сравнивал себя сейчас. Потому что собак всегда тянет к дому, в тёплые руки, которые некогда ласкали и дразнили играючи, к хозяину, которого хотел защищать и которому хотел быть преданным, идти рядом и рычать на любую опасность. Так же и его, как пса, тянет к такому человеку — к Цзян Чэну.       Лань Ванцзи был почти единственным, кто в этой жизни принял его сразу. Он был на стороне Усяня, даже когда А-Чэн не был, но Усянь знал — это заслуженно: за то, что встал на сторону Вэней, пусть и был прав по-своему, за то, что был самонадеян, думая, что сдержит тьму, и в результате случилось то, что случилось. За то, что не был рядом. Заслужил презрения со стороны самого родного человека, Ваньиня, и всё же, душа тянулась не к Ванцзи, который был на его стороне, душа тянулась к Цзян Чэну, который узнал его, едва заметив использование трюков на Цзинь Лине. Узнал практически сразу, самым первым, Усянь это знал. Гром гремел, молния сверкала, и Цзыдянь полыхал так ярко… Цзян Чэн выглядел прекрасно, но Усянь был тогда слишком испуган и шокирован, чтобы оценить по достоинству. События не давали расслабиться, даже просто сесть и подумать, а когда такая возможность всё-таки выпала… Он понял, что его А-Чэн стал таким красавцем, что Усянь и подумать не мог. Потому сердце и привело его сюда, обратно в Пристань.       Он всегда будет бесконечно благодарен Ванцзи за преданность и протянутую руку, но эту руку он вынужден отпустить, потому что хочет держать не её, а другую. Ту, в которой чувствуются искорки от Цзыдяня. Ту, что он держал с детства и всегда хотел держать. Любить настолько, чтобы отдать ядро, не раздумывая… Он мог сделать это лишь для А-Чэна и шицзе, потому что слишком любил, но эти чувства были разные. Усянь понимал, что не ядро отдаёт, а частичку сердца. Сердце заклинателя. И отдаёт не брату, но возлюбленному. Этого возлюбленного он ударил, этого возлюбленного покинул, защищая тех, кто не мог защитить себя, и этого возлюбленного оставил с горем и орденом одного, выбрав путь избавления от боли. Только А-Чэн от этой боли не избавился. А затем Усянь снова всё бросил и ушёл с Ванцзи, но счастья это не принесло. Мысли возвращались к Ваньиню, к Пристани, к дому.       Ему не место в Облачных Глубинах. Он жил припеваючи, ел мясо, пил алкоголь, доводил Цижэня, но… Это не приносило удовольствия, только горечь. Впечатлять было некого, а молодые адепты — это совершенно иные дети, не привычные сердцу Хуайсан с А-Чэном, и веселья больше нет. За спиной шептались, его презирали, потому что кроме молодняка, которому хотелось свободы, в ордене было множество адептов и вековые традиции и правила, почитаемые этими самыми адептами. Как могут уважать выходца из чужого клана, который эти традиции не уважает? А Усянь слишком свободолюбив, чтобы подстраиваться под правила Гусу. Отправиться в путешествие было верным решением.       Не задержавшись надолго в Гусу, он отправился с Яблочком, куда глаза глядят. Ванцзи не хотел отпускать, по глазам было видно, но удерживать не стал, и Усянь был благодарен за это. Больше благодарен за то, что Ванцзи не отправился вместе с ним, хотя хотел. Усянь даже не планировал тащить его за собой, он не желал присутствия Ванцзи в качестве кого-то, кроме друга. И как бы дороги-плутовки его не водили своими стезями, а все эти пути вели только к Пристани. Уже месяц он ошивался около, а войти на территорию земель не мог, блуждая по округе. И всё же, долго он не сдерживался.       И вот, в результате, он стоит у ворот резиденции и требует встречи с главой. Его ведут в главный зал спустя пять минут, доложив обо всём Ваньиню. Он осматривает лотосовый трон и вспоминает, как на нём сидел А-Чэн и потирал меч. А он сидел рядом и пил вино, не желая вникать в дела ордена и помогать, лелеял свою печаль, вместо того, чтобы поделиться с А-Чэном. Да, было бы больно, но не больнее, чем позже. Не больнее, чем, когда он с болью в глазах рыдал перед всеми, и Усянь никогда не простит себя за то, что сказал отпустить, потому что лишь через время понял, как это могло звучать. Конечно, он не просил забыть и отпустить «их», он просил забыть всю их боль, всё плохое, и оставить лишь хорошее. Сможет ли А-Чэн понять?        — В Гусу стало слишком скучно, или ты настолько им надоел, что они выгнали тебя? — он и не заметил, как в комнату вошёл А-Чэн.       На лотосовом троне он выглядел так величественно и так прекрасно. А-Сянь в жизни красивее людей не видел. И ведь он мог стоять за его широким крепким плечом все эти годы. Сейчас он знает: расскажи он А-Чэну тогда всю правду, тот бы ворчал, даже дрался, вспоминая ещё три года, злился и плакал, но шицзе смогла бы найти для него нужные слова, и, в конечном итоге, всё наладилось.       — Какого гуля ты здесь делаешь?       — Я вернулся, А-Чэн.       И это всё, что он мог сказать.       Глаза Ваньиня расширились, он смотрел с недоверием и непониманием, не верил словам того, ради кого когда-то готов был отдать жизнь.       — Что, некуда податься, и ты решил вернуться, как блудная псина?       — Именно, — Усяня ничуть не смутило сравнение, он и сам себя таким считал сейчас. — Блудная псина нагулялась вдоволь и вернулась домой, — и эта псина надеется, что хозяин, руку которого она укусила, примет её обратно.       — Хм… — Цзян Чэн смотрел на него, но Усянь больше не мог прочесть в его взгляде ничего. Такой повзрослевший, такой мужественный. Всё ещё его. Совесть шептала: «ты больше не можешь звать его своим», но сердце, раненное, но бьющееся, кричало: «мой, всегда был моим». Эгоистично, но ведь А-Чэн никого не нашёл, и Усянь готов поклясться, что те неловкие юношеские поцелуи, которые случились у них — первые и последние у А-Чэна.       — Цзян Чэн, я хочу вернуться в Пристань, вернуться к тебе.       — И в качестве кого ты хочешь вернуться? — усмехнулся Ваньинь, вспоминая, как давным-давно тот попросил вычеркнуть его из ордена, а теперь вновь пришёл, когда этого не ожидали. Удивляет, как всегда.       — Это будет смело и самонадеянно с моей стороны, но…       — И как раз в твоём стиле.       — Ну, раз в моём стиле, то… Для начала, я хотел бы стать адептом ордена Юньмэн Цзян. Вскоре, достигнув достаточного уровня, когда моё недавно развитое золотое ядро сможет функционировать, а глава Цзян сможет мне доверять, я хотел бы стать его правой рукой и вторым героем ордена Юньмэн Цзян, первым будет глава, естественно. А затем, когда глава Цзян перестанет меня ненавидеть хотя бы чуть-чуть, я скажу ему то, что хотел сказать давно, но не решился даже перед смертью, и если глава примет мои чувства… Я бы набрался смелости, и предложил главе стать моим не венчанным супругом…       Усянь рефлекторно прикрыл глаза, когда Цзыдянь ярко полыхнул, но не ударил, а лишь обхватил и притянул к лотосовому трону, прямиком в руки Цзян Чэна, который тут же сжал его в объятьях. Это настолько забытое чувство, что Усянь сначала даже не понял, что происходит. Это было неожиданно после всего, что он натворил. После того, как ушёл с Ванцзи, а не со своим А-Чэном, и теперь заявляет о каких-то чувствах, желая стать не венчанным супругом… Цзыдянем по хребту он заслужил, да побольнее, прямо как била мадам Юй по приказу Линцзяо. А вместо этого А-Чэн его обнимает, сжимая крепко, и в руках его так тепло, что Усянь забывается в знакомом с детства запахе речной воды и грозового неба, чувствует влагу на щеках, и понимает, что сотня лет в Гусу и путешествия по миру не принесли бы столько счастья, как эти мгновения.       — Не венчанным супругом? Почему не спутником на тропе совершенствования? — шепчет Цзян Чэн, опаляя его висок горячим дыханием.       — Об этом не смел и просить… — сдавленно шепчет Усянь.       — А ты попробуй.       Усянь не спрашивает, он, проклиная разницу в росте, хватает Ваньиня за ворот одеяния, наклоняет к себе и целует. Глубоко и жарко, как тогда, на пристани, едва его А-Чэн вернулся из Облачных Глубин. Но теперь это А-Чэн обхватывает его талию правой рукой, а левой гладит скулы, стирая влагу под ресницами, прижимает к сильному телу. Теперь он ведёт, и от этого ведёт самого Усяня. Он толкает Цзян Чэна на лотосовый трон, не разрывая поцелуя, садится на его бёдра и чувствует себя на своём законном месте. Они целуются жадно, кожа под ладонями плавится — чья кожа и чьи руки уже не разобрать. Колокольчик звенит, потому что контроль над эмоциями потерян, они больше не владеют своим разумом, и только когда их губы отрываются друг от друга, чтобы сказать всё то, что таили в себе столько лет, Усянь понимает: он дома. Счастливые герои Юньмэн Цзян.