Love who loves you back

      Лань Цижэнь любил и умел воспитывать. За исключением Вэй Усяня, он из самого шаловливого пса и из самой дикой собаки мог сделать «хорошего мальчика» — но это на животных примерах, а с учениками — тот же принцип.       Лань Сичэнь во многом похож на дядю, приручать он тоже умел и перевоспитывать тем более. У него не такая твёрдая рука, он делает это с мягкой улыбкой и твёрдым характером. Ванцзи знал о любви Сичэня к диким псинам, потому сделал брату лучший подарок. Или же просто пытался загладить вину за то, что забрал себе шелудивого пса и бешеную собаку? О да, Сичэнь сначала с интересом смотрел на двух героев Юньмэна и решил взять себе того, что посложнее, более одичалого — Цзян Чэна, которого хотелось изучить и перевоспитать, прогнуть, рассмотреть… Но, увы, его младший братик оказался слишком жадным, шелудивого Усяня ему оказалось мало, и он не мог отдать Цзян Чэна, Сичэнь видел недовольные и ревнивые взгляды А-Чжаня, которые тот бросал, стоило кому-либо заговорить с Цзян Ваньинем. Особенно, если это был Сичэнь. Он прямо заявился к нему и сказал: «Цзян Ваньинь — тоже мой, не трогай его». Разве мог Сичэнь отказать своему очаровательному А-Чжаню? Нет. А тот вскоре его отблагодарил. И ещё как!       Как он умудрился забрать Сюэ Яна у Не Минцзюэ — неизвестно, возможно, надавил на то, что Сичэнь хорош в укрощении, но, как бы то ни было, Минцзюэ прислал письмо, а вскоре явилась эта бесстыдная троица: тёмный заклинатель, молодой глава ордена и Второй Нефрит. А с ними на привязи Сюэ Ян — Сюэ Чэнмэй. Парень с горящим ненавистью взглядом, с дерзкой ухмылкой, острыми клыками и желанием разорвать всех в клочья. И тогда Сичэнь понял, что никогда не сможет отблагодарить брата за такой замечательный подарок, ведь то, что перед ним — предел его мечтаний.       И сначала всё было стандартно: изучение его, разговоры, чаепития, сражения, тщетные попытки сбежать, затем разговоры о праведности, но… Не хотелось лезть в его голову, не хотелось понимать мотивы его поступков и не хотелось пояснять, что всегда есть другой способ, иной выход, возможность начать жизнь заново и по-другому. Этот Сюэ Ян… С ним не хотелось так, как со всеми. Его безумие не хотелось «изучать и исправлять», им хотелось наслаждаться, наблюдая, как Чэнмэй постоянно скалился и злился, он не понимал, к чему и зачем вся эта хуйня — чаепитие, разговоры, комната отдельная в казарме, дом, запрятанные втихаря специи, возможность стать членом клана Лань при «хорошем поведении». Чего этот Лань добивается? А затем и сам начал привыкать и максимально изводил выдержку Сичэня, которая, увы, оказалась стальной. И вот, его снова заставили прийти сюда, для вечернего чаепития. Сюэ Ян недовольно фырчит и пинает стену, проходя мимо чужих комнат. И как до этого дошло?       — А-а-а-ах… — Сюэ Ян замирает.       Он поворачивается и шагает в сторону двери комнаты, которую выдали приволокшим его юньмэнцам. Он вовсе не удивился, когда увидел там Ванцзи, за проведённое в дороге с ними время он и так увидел, что между ними что-то есть, но он уж точно не ожидал, что увидит их весенние игры своими глазами. Тела смешались, переплелись друг с другом, молодой глава Цзян зажат между двух сильных тел, насаживается на член рычащего Усяня — с ума тёмного заклинателя сводит не тьма, а теснота внутри Цзян Чэна и его стоны. Ваньинь откидывает голову на плечо Усяня, тот сжимает его за талию, вгрызается в плечо, опускает ладонь на торс, прижимает спиной к своей горячей потной груди, подкидывает бёдра и входит глубже. Спереди же Ванцзи прижимается к главе Цзян, трётся своим членом о его член, правой дрочит им обоим, сжимая члены в кулаке, и вгрызается в другое плечо, левая ладонь накрывает руку Усяня, лежащую на торсе Чэна, обоим сносит башню от стонов главы Цзян. «Ебанутые» — думает Сюэ Ян, а в штанах стоит колом, и лёгкая мантия, которую он носит нараспашку, не скрывает его стояка.       — Нравится? — раздаётся над его ухом. Сюэ Ян содрогается и по привычке приставляет меч к горлу Сичэня, только Цзянцзай был спрятан в сокровищнице Гусу, и Сюэ Ян пока довольствуется деревянной подделкой.       — Какого хрена ты подкрадываешься?       — Ты задержался, решил проверить, где ты.       — Смотрел на весеннее представление, — усмехнулся Чэнмэй. — А твой братишка такой страстный. Разве подобное бесстыдство не запрещено в Гусу? — ухмыляется Чэнмэй.       — Они супруги, и то, что творится в их спальне — их дело, это вне правил.       Сичэнь легко, но настойчиво держит Чэнмэя за запястье, ведя в свои покои.       — Когда это они успели? Нихрена себе. Что, прямо три поклона совершили? Значит, правила Гусу для всех, но для Ванцзи — исключение. Ах, даже в самом праведном ордене могут закрыть глаза на всё, если нарушитель — родственник главы. Грош цена вашему Гусу, — Ян плюёт на порог покоев Сичэня и занимает место хозяина за столом.       Сичэнь терпеливо заваривает чай, с мягкой улыбкой слушая яд, которым плюётся Чэнмэй.       — А природа твоего братца не обделила, его нефритовый стержень очень хорош. Интересно, у всех Ланей такой? Хэй, Сичэнь-гэ, у тебя такой же большой хуй?       — Хочешь проверить?       — Боги, неужели я увижу стержень Первого Нефрита? — наигранно всплеснул руками Сюэ Ян. — А знаешь что? Твой брат, вообще-то, снизу. Да, когда мы сюда добирались, так Вэй Усянь из него весь дух выёбывал. Он так жалко скулил…       Сичэнь продолжал пить чай, не веря ни единому слову и слушая в пол уха.       — Такое унижение, а-ах-х. Стонал, как красавицы с весеннего дома. А затем перестал, а знаешь, почему? Ну же, Сичэнь-гэ, спроси меня, почему!       — Почему?       — Глава Цзян заткнул ему рот своим членом. Так что вот, прославленный Цзэу-цзюнь, два юньмэнца выебали твоего братишку во все дыры, в сыром лесу, на грязной гнилой листве, точно дешевую шлюху… — оскалился Чэнмэй, наблюдая за тем, как спокойно Сичэнь подходит к столу, ставит пиалу и останавливается напротив него.       Носки сапог Сичэня упираются в колени Чэнмэя, тот выглядит слишком спокойным, и от мягкой улыбки у него мороз по коже. Вроде, ничего не изменилось, но Чэнмэю кажется, что он перегнул где-то, а ведь этого и добивался. Чэнмэй осмотрел его с ног до головы и облизнулся. Хорош, дьявольски хорош, особенно если снизу вверх смотреть. Так что, у него такой же большой?       — Ты лжёшь, Сюэ Чэнмэй, потому что Ланей не трахают, — улыбается Сичэнь, и наклоняется, чтобы схватить Яна за патлы и задрать его голову. — Нас не трахают — мы трахаем.       Чэнмэй скалится от сильной хватки на своих волосах, от обманчивого спокойствия, и от огня в глазах Сичэня. А самого Хуаня ведёт, как при первой встрече. Желает его. Дикое, безумное желание. Когда-то такое безумие охватило отца, когда-то оно охватило брата в отношении двух юньмэнцев, и вот — теперь Сичэнь. А этот скалится, языком по зубам проводит и рычит:       — Так что, трахнешь меня, глава Лань?       — Ты сам это сказал.       Да, бля, он сказал, но он не думал, что его перегнут через стол, разорвут тонкие тряпки, которые он надел лишь из одолжения и из-за неимения других, и грубо шлёпнут по заднице.       — Ты меня воспитывать собрался или трахать?       — Одно другому не мешает, — произнёс Сичэнь.       — Так вот, как глава клана Лань наказывает провинившихся… Грх! Блять! — Хуань тянет за волосы на себя и шепчет на ухо.       — Это ещё не наказание, Сюэ Чэнмэй.       Сичэнь не скупится на масло, не торопится с подготовкой, и эта медлительность раздражает нетерпеливого Яна, пока до него не доходит.       — Хочешь, чтобы я умолял? — в ответ Хуань лишь хмыкает, и это подтверждает его догадки. — Не дождёшься, сволочь.       А затем захлёбывается слюной и давится воздухом. Большой, и наверняка больше, чем у Ванцзи. Из него легкие выёбывают? Он рычит и цепляется за стол, подкидывает бёдра, пытается подстроится под ритм, который меняется, стоит ему войти во вкус и начать получать больше наслаждения. Он не может дойти до той самой точки, которая сводит с ума, Сичэнь сразу меняет ритм, входит не до конца, а затем снова засаживает, проезжаясь по простате.       — С-сука, я у тебя просить не буду… — рычит Чэнмэй.       — Конечно, — хрипло отвечает Хуань, и кусает его за загривок. Оба прекрасно знают — будет, попросит, потому что Сичэнь знает, как приручать даже самых бешеных собак. Почти кончил. Он почти кончил, как этот мудила пережал его член и просто вышел из него.       — Чёртов Лань!       — Что-то не так? Ты чего-то хочешь, Чэнмэй?       Сюэ Ян рычит, но как и любая псина, склоняет голову перед тем, кого не осилит.       — Сука ты, Лань… — рычит он и прогибается в спине, подставляя зад. — Прошу, трахни меня. Выеби как суку, пока я не перегрыз тебе горло.       — Ты совсем не умеешь умолять, Сюэ Ян, — Хуань смеётся ему на ухо и прикусывает хрящик. — Но тебе придётся научиться, если ты всё ещё хочешь мой «большой Ланьский хуй».       А затем он толкается, упирается головкой в простату и отпускает пережимающий член. Чэнмэй сначала даже не понимает, что задыхается, пока не чувствует на шее шёлк лобной ленты. А затем его резко отпускает он шумно вдыхает и содрогается, обильно кончая на обеденный стол, на котором его трахнули. Прямо в тарелку. Чэнмэй находит силы, чтобы улыбнуться этому и довольно сопит, чувствуя горячее семя на своей спине.       — Ай-я, испортил ужин, — наигранно разочаровано произносит Сичэнь, смотря на сперму в тарелке с овощами. — Тебе придется это съесть, Сюэ Чэнмэй, — произносит он, и дьявольски сверкает потемневшими глазами в ответ на ахуевший взгляд, низко смеется, жёстко сжимает чужие волосы и целует в висок. — Я научу тебя быть «хорошим мальчиком».       Сюэ Чэнмэй не знает, кто из них более безумен, но скрипя своей гнилой душонкой признает: ему это дерьмо нравится.