Love who loves you back

      Цзян Чэн отключает телефон, сдерживая порыв швырнуть его в стенку так, как консьерж швырнул Усяня за пределы подъезда элитной многоэтажки. Но разве Усяня это остановит?       — А-Чэн, я буду орать под окном всю ночь, пока ты меня не простишь!       Нет, его это не остановит. Усянь — достаточно идиот, чтобы ради своей цели нанять кран и пробраться к нему на пятый этаж.       — Если ты меня не пустишь, я найму подъёмный кран, разобью окно, залезу к тебе, и тогда ты меня выслушаешь! И платить за это будешь ты!       — Говнюк, — тихо ругается под нос Цзян Чэн. — Чёртов говнюк.       Вообще-то, они поругались, и Цзян Чэн обиделся. Причина…       — Ну чего ты, у нас с ним была чисто дружеская встреча, ты же знаешь, что А-Чжань влюблен в Хуайсана, а я просто хотел помочь, потому и встретились.       Цзян Чэн злился вовсе не на встречу с Ванцзи, к которому не ревновал с тех пор, как Усянь максимально доказал своё доверие, предложив завести щеночка, хотя и побаивался собак. Дело было не в ревности… Ну хорошо, не только в ней! Его обеспокоило, почему вообще появились какие-то сомнения. Нет, сам Чэн таким не страдал и от ревности не терзался, да и Усянь, казалось, тоже. Почему промолчал? Именно это досаждало, они ведь обещали всегда говорить друг другу правду. Не то, что его это слишком сильно задело или ранило, нет, в конце концов, в глубине души он понимает, почему Усянь так поступил — чтобы не расстраивать и не напрягать Чэна, который когда-то сильно ревновал к Ванцзи. Однако даже наличие причины не даёт права так поступать. В общем, Цзян Чэн утрировал, не так уж он и сильно обижался, но сделать вид надо было, просто чтобы проучить, и на будущее предупредить, чем чревата маленькая ложь, даже во благо.       — Ты же знаешь, что я промолчал лишь для того, чтобы не беспокоить тебя, ты же когда-то ревновал меня к Ванцзи, что совершенно беспочвенно, вот я и решил не волновать моего любимого А-Чэна этим. Я хотел как лучше, А-Чэн! Ну впусти меня уже, здесь холодно, я мёрзну, пожалей меня, Чэн-Чэн… — жалостно протянул Усянь и едва не заскулил. — Знаешь, если я отморожу свой член, мне просто будет нечем тебя трахать, такая потеря… — Ваньинь подрывается с кровати, летит на припорошенный снегом балкон и ахуевает. Куча людей стоят на балконе, выглядывают в окно, снимают и смеются.       — О, А-Чэн! — Усянь сияет при виде Чэна. — Правда, прости меня, я лишь хотел помочь Ванцзи признаться А-Сану, у этого Ланя знаешь как стоит на нашего незнайку! Да и вообще, там любовь походу… Ой!       Именно, «ой»! Чэн хлопает себя по лбу, этот идиот забыл, что Ванцзи живёт слева от него, а Хуайсан — справа, и сейчас они двое смущённо переглядываются через Чэна, которому даже неловко стоять между ними. У Ванцзи заалели кончики ушей и скулы, Хуайсан — весь алый. Они смотрят друг на друга несколько секунд, а затем резко прячутся в доме, закрывая двери балкона.       — Прекрасно, — ухмыляется Чэн. — Сводник хренов.       И уходит в комнату. Усянь кричит ещё минут двадцать, затем уходит, и Чэн расслабляется. Спустя полчаса его отсутствия он уже начинает волноваться и думает у сестры спросить, не у неё ли этот горе-купидон, как вдруг под окном раздаётся звук гитары.       — А-Чэн, если ты не хочешь по-хорошему, будем по-плохому.       И точно что по-плохому, потому что петь Усянь не умеет вообще.       — Ты моё сердце из чистого золота, и я спасу тебя от холода-а-а, ты моё сердце из чистого золота, и никого дороже нет!       — Бля-я-ять, — Цзян Чэн накрывает голову подушкой и стонет в матрас. Из окон слышатся возмущения, но это только начало.       — А горький вкус твоей любви меня убил…       — Да бля, хватит уже!       — Заткните его кто-то!       — Я сейчас полицию вызову!       — Цзян Ваньинь, заберите его уже, людей пожалейте!       — Цзян Чэн, уймите своего любовника!       — Ваньинь, бля, помиритесь уже, мы не обязаны страдать вместе с ним!       Цзян Чэн рычит, слушая возмущения и стуки по батарее, потолку и снизу. Он подрывается с места, выходит на балкон и смотрит на смущённого Усяня, который смотрит на него в ответ виноватым взглядом, но явно довольный группой поддержки в виде соседей.       — Моё сердце стучит для тебя, дорогая!       — Хватит! Поднимайся уже сюда, хватит людей ебать в уши.       — Значит, мне ебать тебя? — усмехается Усянь.       — Не в уши только…       — Да блять, обсудите это дома, час ночи, дайте поспать!       Они смотрят друг на друга с улыбкой, Усянь самодовольно проходит мимо консьержа, поднимается на нужный этаж и звонит в домофон их общей квартиры лишь для того, чтобы услышать уставший голос Чэна и с улыбкой спросить:       — Так ты меня простил?       И увидеть такую же мягкую улыбку в ответе:        — Будто могло быть иначе.       Усянь любит это тёплое фырканье, он любит своего Чэна, и он готов стоять зимой в снегу и петь до посинения и потери сознания. Они стоят и слушают дыхание друг друга.       — А-Чэн?       — М?       — Давай больше никогда не ссориться?       — Не получится.       — Тогда… Давай всегда мириться и после каждой ссоры долго целоваться?       Чэн бы сказал, что это их обычный сюжет, но вместо этого говорит:       — Давай.       — А-Чэн?       — М?       — И всегда будем честными друг с другом.       — Будем, — выдыхает Чэн.       Щёлкает замок. Дверь открывается, и его встречают родные губы для долгого сладкого поцелуя.