Love who loves you back

      Занятия давно закончились, университет наполовину пустой, уборщицы готовятся делать свою работу, последние студенты расходятся, преподы выдыхают и берутся за последние документы перед уходом домой. Конец рабочего дня, а это значит, что он снова там. Ваньинь идёт, чеканя шаг, вдоль коридора левого крыла, где находится факультет музыки, которому принадлежит большая половина этажа. Там, в огромной зале, он сидит за фортепиано, в самом центре пустой аудитории. Звуки игры эхом ударяются о позолоченные стены. Зал похож на дворец, и Цзян Ваньинь чувствует себя принцессой на этом этаже. На архитектурном всё попроще, минимализм создан для того, чтобы студенты превращали голые и пустые стены в собственные шедевры. Одну из них ей позволили расписать — честь, которой могут удосужиться лучшие. Ваньинь здесь нравится больше. Будь её воля, она бы поставила мольберт в этом зале и рисовала под звуки музыки. Рисовала бы его — Вэй Усяня, учителя музыки, одиноко играющего после пар, пока никто не видит. Почти никто.       Ваньинь каждое утро приходила сюда перед парами и задерживалась после, захватив американо с солёной карамелью, чтобы послушать одинокую и умиротворенную игру Вэй Усяня. Она, казалось, видела и слышала душу вечно улыбающегося преподавателя, который создавал впечатление весёлого дурачка и балагура. Потому то он ей особо не понравился, несмотря на то, что у них он ничего не преподавал. Она любила серьёзных людей, а тот впечатление такое не создавал, потому она сквозь зубы здоровалась и недовольно оглядывала его с ног до головы, становясь похожей на властную матушку. А затем услышала его одинокую игру и застыла в неверии. Она никогда не думала, что сможет слышать человеческую душу, и это не её талант слышать, это его талант говорить с помощью музыки. «Насколько глубока его душа? Насколько необъятны мысли? Насколько он непостижим и многогранен?» — спрашивала Ваньинь, слушая его игру. Ошибалась.       Вэй Усянь очень чуткий, столько всего хранит его душа, не шут и балагур, а просто скрывающий прекрасное внутри. Она наблюдала за длинными тонкими пальцами, за полуулыбкой на губах, на трепещущее ресницы едва прикрытых глаз и чувствовала такой прилив вдохновения, чувствовала море внутри, влюблённость в чужую игру и тягу к такому Усяню, настоящему. Точные линии, всё так, как требуют от студентов, и всё хорошо, Ваньинь поручали небольшие проекты, но это было не то. Однажды, после рождения племянника, в её картины вернулась жизнь, и она пошла наперекор матери и всё же устроила выставку. Цзян Ваньинь зашумела и заявила о себе как художественное дарование, матушка признала и позволила рисовать, лишь бы та помнила, что её место — архитектор в компании Цзян. Она снова утратила страсть, потому что проекты для каменных джунглей — не её желание. А затем появился он со своей игрой, и жизнь Ваньинь никогда не была прежней. Она исписывала скечбуки и небольшие альбомы, исписывала листы в блокнотах и тетради. Столько портретов Усяня она изрисовала, что на пальцах не сосчитать. А затем она снова села за мольберт. Сначала — руки, играющие на фортепиано, затем она нарисовала безликий силуэт тени за фортепиано, много-много разных, но последней она гордилась больше всего — портрет. Потрет Вэй Усяня, который с мягкой улыбкой играет на фортепиано, игривая родинка у уголка губ притягивала, как и трепещущие ресницы. Ваньинь изрисовала каждый миллиметр лица, на которое смотрела с благоговением. Она так спешила успеть дорисовать портрет до выпускного, хотелось устроить последнюю выставку с картинами того, кто бесстыдно украл её сердце. За три дня до выпуска будет выставка из факультета, она хочет выставить именно картины с ним. Как признание напоследок, она знает, что он поймёт, и она ничего не ждёт от него, ей просто хочется рассказать так, как умеет. Он — через музыку а она — через картины. Хочет поблагодарить, что вернул картинам жизнь, а ей — страсть. Она сможет перечить матушке, если это будет необходимо, но она будет рисовать. Этот Вэй Усянь ничего даже не сделал по сути, а Ваньинь безумно влюбилась. Она оставляет на подоконнике листы с его портретами, она уверена: он не знает, от кого. А затем стала оставлять и кофе.       — Долго ты ещё здесь будешь вертеться? — игриво спрашивает Хуайсан. Ей повезло больше, Ванцзи с неё пылинки сдувает, молчаливой тенью следует и любит. Ваньинь смотрит на них слегка завистливо, но рада за друзей.       — А что предлагаешь?       — Признаться, — произносит Ванцзи. Цзян чувствует острое желание засунуть ему в зад его же гуцинь. — Он любит кофе с перцем, — подсказывает он и уходит, держа за талию А-Сан.       Ваньинь приходит каждый день, рисует, оставляет рисунки и кофе с перцем, любуется и уходит, оставшись незамеченной. Вернее, она так думает.       Вэй Усянь улыбается не от собственной игры, а от жадного взгляда, которым его рассматривают. Она снова здесь. «Принцесса» — как он мысленно назвал её. Прекрасная художница, юное дарование, красивая и талантливая, и, конечно же, стремящаяся быть лучшей — и весьма удачно. Он знает всё о своей преследовательнице, знает время, когда она приходит, знает название кофейни, в которой она заказывает американо с солёной карамелью и перцем для него. Знает марку и цвет скетчбука, из которого был вырван и оставлен в подарок лист с его портретом. Знает, что она уверена в том, что он её не замечает. Знает, как её вдохновляет его игра. Знает, в каком парке она рисует, знает, где личная подсобка, выделенная ей учителем Лань, и знает, что она рисует. Он знает о давлении со стороны матушки — Ваньинь обязана быть лучшей, знает о том, как девушка старается. А ещё, скоро выпускной бал, и он знает, что несмотря на показное равнодушие — Ваньинь хочет победить. И он знает, что милая принцесса победит, потому что заслужила.       Он тоже за ней следит. За раздвинутыми ногами, между которых мольберт, за краской на лице, за мягкой улыбкой и хмурыми бровями. За задумчивым ковырянием в салате, за страстью к фиолетовой обуви, за любовью к собакам. За редкой, но очаровательной улыбкой. Он видит: она влюблена. Он видит: она не знает об этом. Он видит: она прекрасна. Вэй Усянь понимает, что времени всё меньше, а выпускной всё ближе, он знает: однажды всё закончится, не будет больше горящей кожи от жадного взгляда, не будет больше рисунков, на которых он прекраснее, чем в жизни. Не будет больше кофе с перцем. И главное — не будет больше Цзян Ваньинь за его спиной.       Это разочаровывает и бьёт по голове. Он понимает, что не хочет терять свою маленькую наблюдательницу. Он не хочет потерять то, что ещё не началось. А потому однажды он поднимает голову и встречается с ней взглядом в зеркальной стене. Та смотрит лишь на него сначала, потом смотрит в стену. Глаза такие красивые, их испуг и румянец на девичьих скулах вызывают усмешку, которую Ваньинь принимает за оскорбление, хмурится и убегает. Пальцы Усяня замирают на клавишах. «Идиот» — корит он себя. Она лишь кажется хмурой и стойкой, как её мать, на деле смущённая и ранимая. Её душу он с первого раза не понял, а потому решил посмотреть на её картины. Ему не позволили, сказали ждать выставки, старые картины не дают ему ответов, он знает: Ваньинь изменилась с того времени. Он знает, что является тому причиной. Это не льстит, но очаровывает — он хочет быть причиной её изменений, хочет вдохновлять её и ловит себя на мысли, что и она… может вдохновлять в ответ.       Когда она приходит снова — переборов смущение и гордость — он мягко улыбается, надеясь, что не оскорбит девушку. Но в глаза не смотрит, а это и не нужно, Ваньинь знает, она понимает всё, как и то, что улыбка эта — для неё. Он рад ей, ждал, знал, что она придёт. Ваньинь хмыкает и смотрит. Он играет для неё, она чувствует это, он показывает. Смотрит на неё, но уже не через зеркало. В этот раз он поворачивает голову в её сторону и смотрит прямо в глаза. Не отворачивается, смотрит в ответ. Краснеет и хмурится. Усянь меняет ритм мелодии, она ещё не слышала что-то настолько чувственное и страстное. До этого мелодии были одинокими и печальными, сейчас же они такие яркие и живые.       На следующий день она снова приходит, рисует, смело встречает взгляд напротив и уже не смущается от чужой улыбки, но опускает глаза и пытается сдержать свою. Они ни разу не разговаривали. Она снова оставляет листик под стаканчиком кофе, и когда к концу игры Усянь поворачивается, её уже нет. Он поджимает губы от досады. Когда Ваньинь приходит посмотреть на его игру утром, она видит стаканчик с кофе на подоконнике, где обычно оставляет подарок учителю.       «Спасибо, что вдохновила на мелодию, принцесска ;)» — написано на стаканчике.       Она хмуро смотрит на Усяня, тот ей подмигивает и играет неизвестную мелодию, которую написал для неё. Это самое красивое, что она слышала в своей жизни. После пар она оставляет рисунок с Усяня с рожками и нахальной рожей.       «Я не принцесска. Мелодия неплохая». — Усянь усмехается, он и не сомневался, что она ответит как-то так.       Это раззадоривает, рисунки стали неотъемлемой частью его жизни, но этого было мало. Голос. Ему нужен был её голос, ему нужно прикосновение к пальцам, которые рисуют его таким, каким он сам себя не видит, он не может быть «таким». Он хочет коснуться тонких пальцев, и однажды залипает на них, когда та рисует. Он сбивается с ритма, и Ваньинь резко поднимает на него глаза. Карандаш ломается, она видит, каким взглядом Усянь на неё пялится, и это пугает и возбуждает. Она чувствует желание подбежать, притянуть и поцеловать. Знает, что не устоит, а Усянь и не планирует сдерживаться. Он поднимается, хочет подойти к ней, но Ваньинь не готова, она просто убегает, оставляя незаконченный портрет вместе со скетчбуком. Усянь его поднимает и рассматривает. Его пальцы, глаза, губы, родинка, столько рисунков с ним, в голове кружится. Её вдохновение вдохновляет его. Сколько она рисует, столько он играет для неё. Забрать бы её домой, чтобы играть, пока она рисует и прерываться на сладкие поцелуи. И один рисунок заставляет его залипнуть и сжать крышку фортепиано. Чужая тонкая ладонь — на его сердце, такая красивая и изящная, с тонкими пальцами. Усянь знает, кому она принадлежит. Это выше его сил.       Завтра пусть только придёт — он её не отпустит.       Она не приходит. Ни завтра, ни послезавтра. У Ванцзи, чья девушка лучшая подруга Ваньинь, он узнает, что та заканчивает картину для выпускной выставки. До неё — три дня, до выпускного — пять. Как пережить эту неделю? Усянь много курит и играет, но ничего не получается без взгляда Ваньинь, который подстегал и вдохновлял.       А затем — эта чёртова выставка, он не смотрит на работы других студентов художников, он уверенно идёт в сторону выставки Цзян Ваньинь. «Язык искусства» — название кричащее, символическое, но Усянь понимает правильно. Он говорит с ней через музыку, она с ним — через картины. Он её понимает, а она — его. Желает. Желает коснуться, услышать вживую то, что она говорит через картины. Видит на картине тонкие пальцы, что касаются его губ… Таково её желание? Он позволит намного больше. На выставке она не появляется, и Усянь этим разочарован. Потому что на картине эфемерная тень целует его. Потому что она призналась, но не хватило духу посмотреть в глаза. Потому что она в своих чувствах призналась, а ему такой возможности не предоставила, и это нечестно.       На выпускном он любуется ею издали. На ней платье с ошеломительным декольте, со смелым и дерзким вырезом до бедра, в глазах — бунтарство. Все слышали, что Юй Цзыюань обустроила дочери мастерскую и назначила дату выставки. Ваньинь отвоевала своё право, хотя, и мать не подвела, и взяла свой первый проект. Она движется дальше, уверенно идёт вперёд, чеканя шаг, Усянь знает: она хочет, чтобы он смотрел на неё, и не только в этот вечер. Наверняка думает, что это его заслуга… Глупышка. Он лишь вдохновил, остальное — она сама. Ваньинь блистает в своём тёмном платье, он знает: она получит корону, она заслужила. Один учительский голос равен десяти всех остальных, он хвалил её коллегам, и наверняка Ваньинь бы разозлилась за это, но он слишком хочет, чтобы она получила свою корону, потому что нет никого достойней. И она её получает. Он хлопает, любуется ею и уходит. Потому что знает, что там делать больше нечего — ни ему, ни ей.       Он уходит и ждет её там, где всё началось. Пальцы ложатся на клавиши, Усянь ухмыляется — она узнает мелодию, созданную для нее. Он слышит шаги и довольно улыбается, потому что Ваньинь больше не стоит за стеклянной дверью, она идёт к нему, шаг уверенный и плавный. Ваньинь, конечно, знает мелодию, её сердце так бешено трепещет. Её нежная ладонь с тонкими пальцами ложится на плечо, обтянутое рубашкой — пиджак висит на спинке стула. Усянь поворачивается и носом утыкается в небольшую грудь, с игривой родинкой-точкой на правом полушарии. Ваньинь обходит его, садится на клавиши возле его пальцев, слегка раздвигает ноги и смотрит в глаза, не краснея.        — Сыграй на мне, — произносит она, и Усянь теряет голову.       Хочет сыграть её мелодию, услышать, как зазвучит Ваньинь. Голос такой красивый, низкий, не слишком громкий. Он ловит взглядом сверкающие глаза, в волосах — корона, принцесска — больше не принцесска, на фортепиано перед ним раздвигает ноги королева. Усянь мажет взглядом ключицы, грудь с торчащими под шёлком сосками, длинные ноги — голые от бедра. Он играет, ведёт пальцами ближе и касается ими коленок Ваньинь. Чувственные губы приоткрываются, она шумно-шумно дышит. Пальцами ведет выше, касается губами сверкающих колен смуглых бедер, теряется между её ног, поцелуями ведет выше… Целует не Ваньинь — свою музу. Пробует искусство на вкус. Он хочет дотронуться туда, где всё её яство зовет его, но Ваньинь опускает ладонь на точенные скулы, приподнимает его голову, и Усянь целует внутреннюю сторону её ладони. Ваньинь прекрасна и чувственна. Она приподнимает его голову, Усянь поднимается, опирается по обе стороны её бедер руками, склоняется к ней, и, прямо как на картине, она касается ладонью его сердца. Слышит его бешенное сердцебиение, наслаждается горячей кожей. Усянь накрывает её руку своей, касается лбом её лба.       — Ничего в жизни так не хотела, как твоё сердце, — шепчет, прижимая ладонь к груди, смотря на их руки, точно заворожённая.       — Растворю его тебе в кофе, — шепчет он. Усянь водит носом по её переносице, прикрыв глаза, вдыхает запах её волос, шепчет в висок что-то неразборчиво, мажет губами по скуле, но губ не касается. Ваньинь нажимает подушечкой пальцев на его нижнюю губу, смотрит в глаза и целует. Вдохновение на вкус прекрасно, они прижимаются друг к другу, Ваньинь прижата к роялю, губы учителя горячие, ладони скользят по обнажённой талии, он целует её лицо, шею, собирает парфюм с ключиц, спускает тонкие бретели платья. Нежная грудь ложится в ладони, запах юной кожи будоражит сознание, такая чувственная и нежная, она прогибается в спине, подставляя грудь под чувственные губы, расстёгивает его рубашку, обводит пальцами его тело, смотрит точно заворожённая, хочет зарисовать, запомнить, сделать набросок. Целует его тело, млеет от вкуса, запаха, ощущения. Они пробуют друг друга и сходят с ума. Можно ли заняться любовью с музой? Усянь сжимает тонкие коленки, берет её прямо на фортепиано, медленно и со вкусом, чувственно, вторгаясь в невинное тело, и сходит с ума от правильности. Всё так чертовски правильно, так, как и должно быть. Их любовь — чёртово искусство. Одинокий пианист и художница с мёртвыми картинами, они обрели жизнь в руках друг друга. Ваньинь чувственно стонет, и Усянь млеет — вот, какова её мелодия. Играют, рисуют, творят. Хорошо, больше, чувственнее. Клавиши звучат под скользящими от пота и толчков ягодицами, Ваньинь прогибается в спине, царапает его светлые плечи, точно кистью с алым кончиком по мольберту ведёт. Усянь не любовью занимается, он играет на самом чувственном инструменте, и он клянётся, что лучше мелодии в жизни не слышал. Ваньинь звучит лишь в его руках, Усянь выглядит как искусство лишь на её холстах. Они держаться друг за друга и улыбаются, пытаясь привести дыхание в норму. Он смотрит на неё, лежащую на фортепиано, красную, с короной за растрепанных волосах, раздвинутыми ногами и шёлком, прикрывающим испачканные в сперме бёдра.       — Прекрасна, — шепчет он, — ты так прекрасна… — склоняется над ней, садится на стул, раздвигает ноги шире, целует, пачкает губы в своей сперме, тянется к её лону, потому что искусство слилось, и эта смесь на вкус прекрасна. Усянь знает, что он сумасшедший, а Ваньинь такая же. Он наклоняется, пробует порок на вкус с чужих губ, прямо как в её вещей картине. Слились в нечто чудесное.        — Моё искусство, — шепчет он, смотря в глаза своей королеве, — вдохновение.       Она улыбается, чувствуя влажные губы в центре ладони.       — И я безумно влюблена, учитель. Давай творить искусство вместе? Давай творить любовь?