Love who loves you back

      Цзян Чэн изначально знал, что спорить с этими двумя — плохая идея. Хотя бы потому, что Хуайсан — не настолько идиот, как все думают, а Усянь — как раз настолько идиот, как все думают. Конечно, он продул в дурацком споре. В ожидании выговора он уже подозревал, что его ждёт что-то дурацкое, но он и не предполагал, насколько. Он ожидал чего-то максимально глупого, вроде признания в любви директору Цижэню, рассказать матушке, что он курит, да что угодно, но не…       — Прийти в школу в женской форме? Серьёзно? На большее фантазии не хватило? — Цзян Чэн скептически приподнял бровь, скрещивая руки на груди.       — Это лучшее, что извергла моя фантазия! Уверен, Цижэню понравится!       — Правда, Цзян-сюн, у тебя очень красивые и длинные ноги, и крепкие бёдра. Все должны их увидеть, тебе очень пойдёт мини-юбка. А нас с Вэй-сюном благодарить полшколы будет.       — Вот это воспоминание перед выпускным, — прыснул Усянь. — В общем, я принесу тебе вечером форму.       — У Яньли есть старая форма.       — Э, нет, друг мой. Твоя сестрица прекрасна, но у Яньли — вся одежда… Приличная, понимаешь? Я хочу, чтобы мой дорогой друг выглядел как старшеклассница, а не как леди.       — Я не понял, ты сейчас оскорбил А-Ли или похвалил?       — Я назвал её приличной, А-Чэн.       Уже следующим утром Ваньинь смотрел на себя в зеркало и мысленно пиздил друзей детства. Усянь — ещё и сосед его, так что пришлось идти раньше, чтобы не слушать подъёбы всю дорогу, но не получилось, потому что он слишком долго разглаживал чёртову клёшную юбку. К счастью, придурок ушёл раньше, подумав, что А-Чэн кинул его, как и хотел.       О, Усянь ждал его с предвкушением. Когда Хуайсан расписывал эту идею, он не был до конца уверен, но тот описал все достоинства Чэна, о которых он даже не думал, и Усянь решился.       Вообще-то, Хуайсан был уверен, что Усяню нравится Цзян Чэн, просто идиоту надо ткнуть этим в лицо, иначе сам не поймёт и будет дальше пиздеть про «особую дружескую связь». Сам Усянь об этом даже никогда не думал, принимая их с Чэном отношения как данность. Усянь просто не думал об А-Чэне в «таком» смысле, хотя они и так были как пара, всегда вместе и до последнего, знают друг друга как никто. Но Усянь думал, что это нормально, они же знают друг друга с пелёнок, они друзья, их родители — соседи, они почти как братья. Он не замечал своего ревностного желания быть у А-Чэна единственным особенным другом, потому что Чэн его и так выделял, да и Чэн рядом воспринимался как нечто естественное. Конечно, он рядом, это ведь естественно. Хуайсан — не дурак, не слепой и прекрасно видит то, что эти двое не осознают. Конечно, нужно позволить Усяню увидеть Чэна желанным, и пусть поревнует слегка, толкнуть его мордой в осознание симпатии и притяжения к лучшему другу долг Хуайсана. А Цзян Чэн уж точно не откажет Усяню. Он никогда ему не отказывал. Вэй Усянь нервно топает ногой, стоя в людном коридоре. Ну, где же, где же Цзян Чэн?       — А-Сан, телефон достал?       — Я же сказал: сниму всё, его феерическое появление — тоже.       Появление и правда феерическое. В коридоре повисла тишина, а затем послышались возбуждённый шёпот и хихиканья с разных сторон. Никто из парней ничего не рискнул бы сказать, потому что Цзян Ваньинь — не тот человек, которого можно буллить, а за косой взгляд можно и по ебалу получить. И вот, этот брутальный «мужик», в прямом смысле этого слова, зарекаясь спорить с этим идиотами, идёт вдоль коридора в полупрозрачной блузке, которая явно ему мала, но так прелестно обтягивает жилистое тело, плотно прилегая к мышцам на стройном подтянутом теле.       На шее — игривая фиолетовая лента, завязанная в целомудренный бантик, но всё внимание ниже, на короткую юбку, в которой ходить нужно плавно, потому что подпрыгни, и будут видны края боксеров, обтягивающих ягодицы. Талия тоненькая, любая девушка позавидует, узкие бёдра такие манящие, юбка сидит как влитая, открывая длинные, сильные ноги.       «Ему бы ещё чулки или гольфы, вообще было бы заебись, валить и трахать,» — проносится в голове Усяня, и он не успевает даже охуеть с этой мысли, он всё ещё в шоке.       Цзян Чэн выглядит охуенно, желанно, прекрасно. Почему он не замечал раньше, что у А-Чэна такие красивые ноги? Почему не видел крепких бёдер, почему не замечал кофейные соски, он всегда был таким манящим? Они спали вместе с детства, почему он не замечал? Усянь смотрит на уверенную походку, на бёдра, которые с чего-то покачиваются при ходьбе. Рассматривает распущенное каре — Цзян Чэн почти никогда не распускал волосы — и понимает, что ему приходит задница. Его А-Чэн чертовски горячий!       — А-Сан, ты знал, что он… Такой? — шепчет Усянь, скорее, себе, восхищённо смотря на идущего к ним Чэна.       — Ага, теперь это знают все. Смотри, прямо-таки сожрать его хотят, — коварно шепчет тот на ухо, словно змей-искуситель.       Усянь поворачивает голову и видит, что Цзян Чэна рассматривают. Его Цзян Чэна! Такой расклад событий ему не по душе, как и взгляды девушек и некоторых парней, и уж точно ему не нравится их румянец и подмигивания. Он клоун, чтобы его рассматривали? Усянь закатывает рукава, хватает подошедшего к ним Чэна под локоть и уводит в класс. Хуайсан восхищается и шутит, Чэн закатывает глаза и держит голову ровно, спину прямо, а Усянь нервно смеётся. Его пугает собственная реакция. Он смотрит на Цзян Чэна и понимает, что видит его иначе. И смотрит иначе. И пялится целых два урока, а на третьем — сходит с ума. Потому что обычно нелюдимого Чэна сегодня заебывали все, парни рядились, девушки просили номер. Злость. Он злился на всех и догадывался, почему. А затем он сел слева от А-Чэна и охуел. Тот закинул ногу на ногу, короткая юбка задралась, обнажая светлое бедро и боксеры, а затем по старой привычке засунул колпачок ручки в рот, как делал всегда при попытке сосредоточиться. Но сейчас это выглядело совершенно иначе. И хуже всего не то, что все пялились, а то, что Чэн вошёл во вкус и, кажется, решил позабавиться. Когда на него пялился Цзысюань, он… Ухмыльнулся ему!       Усянь не выдержал. Ушёл в туалет, умыл лицо и мысленно расставил всё по полочкам. Себя обманывать он не любил, потому честно признал: ревнует. Потому что даже в обычной одежде А-Чэн всегда был его, а тут, как только он переоделся, все вдруг его заметили!       Это лишь он имеет право на него пялиться       В голове бесновалась мысль: «мой, всегда был моим, такой восхитительный». Окей, заметил поздно. Но заметил же! Под носом не видел, а А-Чэн охуенный просто.       — Не отдам… — шепчет Усянь и вылетает из туалета.       Ваньинь идёт в подсобку за запасным мелом и морщится, слушая как Вэнь Чао оценивает его «хороший зад». Усяню тошно, въебать бы этому уроду, но там Чэн становится на стремянку, у него боксеры видно, и эти ублюдки могут увидеть. Он влетает в подсобку, запирает её изнутри, оборачивается и замирает. Задница Чэна прямо перед его носом, в коротких тонких боксерах. Вэй не сдерживается, тычется лицом в задницу Чэна, зарываясь под юбку.       Ваньинь напрягается и замирает.       — Ты какого хрена делаешь, Вэй Усянь?       — А-Чэн, я раньше не замечал, но ты такой… Горячий.       Ваньинь краснеет, когда чувствует тёплое дыхание между ягодиц. Усянь нюхает его… Там. Это так грязно, развратно и смущающие. Он чувствует жар своих скул.       — Т-ты чего делаешь, идиот, у-убери свою рожу… Ай! Ты дурак? — Усянь не удержался и укусил за ягодицу. Крепкие, подтянутые, точно только дозревающие персики. Он ведёт руками по длинным ногам, касаясь икр кончиками пальцев. Цзян хватается за стремянку, дабы не свалиться и не упасть Усяню на лицо, хотя идея неплохая.       Тот сжимает руками его бёдра, носом водит между ягодиц, кусает кожу, руками массируя внутреннюю сторону бедра, задевая большими пальцами яйца. Ваньинь прогибается в спине, выпячивает задницу, вдавливая в неё Усяня. Тот довольно мурлычет, носом проезжается по яйцам, сжимает до синяков бёдра, когда слышит стон Чэна.       — Позволь мне, А-Чэн, прошу… — и не дожидаясь разрешения, точно безумный, быстро стаскивает трусы с Чэна и выдыхает низко и громко. Боже, какая у него задница, эти ягодицы, как у парней из рекламы нижнего белья. Он обхватывает их руками, сжимает, кусает, мнёт и раздвигает, делает широкий мазок языком и млеет, когда Ваньинь слишком громко стонет. Пусть слышат, суки. И ведь Усянь в самых смелых фантазиях не думал про анилингус, просто действует по желанию, но, судя по стонам Чэна, всё делает правильно. Он трахает его языком, тычется между потрясающих ягодиц, сжимает их, боже, Хуайсан — чёртов мудак, но он прав, у Чэна восхитительные бёдра, ноги, задница…       Почему А-Сан вообще рассматривал Чэна?       — Ты ч-чёртов еблан… — шепчет Ваньинь, но заводит руку за спину и вдавливает Усяня в свою задницу. Усянь трахает его языком, добавляет палец, сгибает, кусает ягодицы, а затем обхватывает Чэна за тонкую талию, как раз когда он собирался кончить. Он спускает его ниже, опускает ладонь на спину, заставляя слегка прогнуться срывает блузку, выцеловывает светлые плечи, руками ведёт вдоль сосков, слушая звук рассыпающихся пуговиц, одной рукой сжимает соски, другой обхватывает член Ваньиня, надрачивая ему. Он трётся стояком о эти восхитительные ягодицы, и ему сносит крышу лишь от этого. Чэн прогибается, трётся в ответ, тычется ему в кулак, откидывает голову, подставляя шею под поцелуи. Вспоминая те взгляды, Усянь собственнически ставит метки на шее и под ухом. Кусает мочку, пережимает член Чэна, крутит чувствительный сосок.       — Ты мой, А-Чэн, — шепчет и целует спину, загривок, снова возвращается и шепчет на ухо, — только мой, не отдам никому… Мой прекрасный Цзян Чэн.       — У-убери руку… — шепчет Чэн, желая кончить и млея от его слов. Усянь пережимает у основания.       — Скажи, что мой.       — С-сука, руку убери. Нгх… Ах! — Усянь сжал член и сосок одновременно, укусил хрящик и зарычал на ухо, точно ревнивая собака.       — Да твой, твой… Будто я бы позволил кому-то ещё вытворять со мной такое! «Он не позволил бы никому кроме меня, только я,» — это льстит и ебенит в голову, он доводит Чэна за три касания, тот кончает, пачкая юбку изнутри и попадая на лестницу. Усянь вообще кончает в штаны, всё ещё опираясь на Чэна, и тот чувствует ягодицами влагу штанов Усяня.       — А-Чэн, мой А-Чэн… Не ходи так больше ни перед кем.       — Схуяли?       — С того, что я заебусь пиздить каждого, кто будет пускать слюни на моего парня.       — Я говорю, что с хуя ли я так ещё ходить буду… Стоп, что?       — Думаешь, что меня устроит разовый перепихон? Ошибаешься, А-Чэн, я тут понял, что ты всегда был моим, просто пока эти суки лапы не потянули — я не понимал. Так что, теперь я тебя не отдам, и никуда ты от меня не денешься.       — Не собираюсь я быть парнем такого дебила, — смущённо произнёс Чэн, делая вид, что ему всё равно, и это не он влюблён с пятнадцати лет. Усянь не ведётся, хватает за руку и с улыбкой прижимает к себе, целуя румянец на скулах.       — Прости, что так поздно понял, что ты мне нравишься, А-Чэн. Но теперь я никуда не отпущу тебя и твою восхитительную задницу.       — Больной извращенец!       — Ещё какой… — усмехается Усянь и притягивает Чэна за талию, вжимает в себя и жарко целует.       За дверью довольный Хуайсан с чувством выполненного долга сваливает с урока.