***
— Ты правда можешь отказаться, — неловко бормочет Цзян Чэн, трогая горелые древесины бывшего дома, — но я хотел бы, чтобы ты спал со мной в покоях. Просто спал! Я бы не посмел тебя осквернить и… — договорить Цзян Чэн не успевает, Ванцзи сам его целует, воруя его первый поцелуй такими же невинными губами. Его прикосновение настолько мягкое, Чэн про себя улыбается, называя поцелуй призрачным. — Конечно, Ваньинь. Я хочу провести с тобой столько времени, сколько мне будет позволено. Так отчаянно это сказано, столько печали в голосе, что Ваньинь пугается. Он хватает Ланя за тонкие запястья и смотрит в печальные, выцветшие глаза. — Подожди, всё закончится, мы отстроим «Пристань», и я украду тебя у твоего ордена. Ляньхуа станет твоим домом, если ты всё ещё хочешь. — Хочу… — Тогда, эта лента, — он сжал в руках кусочек ткани, свисающей с чужого плеча, — она скоро станет моей, и мы совершим три поклона. Просто… Подожди, хорошо? Я хочу чтобы у тебя всё было правильно, что-то чистое и… Почему ты так печален? — он касается чужой прохладной щеки, в чужих глазах — намёки на слёзы, он смотрит так, будто просит прощения, а Цзян Чэн не понимает. Усянь сжимает Чэньцин до дрожи в пальцах, вытирает застывшие в глазах слёзы и больше не может смотреть, как его брат оглаживает рукой воздух, как страдает, будучи обманутым призраком, не желающим покидать его. Ванцзи делает всё хуже, почему он явился? Почему не сказал правду? Он смотрит на Цзян Чэна и больше не выдерживает, врывается в покои, хватает шокированного Чэна за ворот одежды и встряхивает. — Очнись уже, Цзян Чэн! Лань Ванцзи мёртв! Он мёртв уже неделю! Я лично застал его остывшее тело, я передал его тело Вэнь Нином в Гусу! Он умер, понимаешь? — Да что ты несешь?! Тьма совсем с ума тебя свела?! Ванцзи, скажи ему… — Он поворачивается в сторону Ванцзи, но тот лишь качает головой, не поднимая на него глаза. Усянь отпускает его и протягивает свёрток с грязной лентой, обожжённой на концах. Он видит, что лента Ванцзи так же обожжена на концах, и воротит головой со стороны в сторону. — Нет… Неправда. Я могу тебя касаться! Я же могу чувствовать, я же… — Потому что ты не отпустил его, и он не отпустил. Вы привязаны друг к другу, и он не может уйти на перерождение. Хватит, А-Чэн, отпусти. — Выйди. Выйди вон! Выйди вон отсюда! — Усянь хочет остаться, обнять заплетающегося в слезах брата, успокоить нарастающую истерику, но видеть Цзян Чэна таким — это выше его сил. Он видел это однажды, совсем недавно, разделяя его боль, но эту боль он не сможет ни разделить, ни понять. Его А-Чэн потерял возлюбленного. Усянь вылетает оттуда, запирается в полной завалах комнате, садится на обгоревшие остатки и сам не может сдержать слёз. Ванцзи был дорог и ему, но взгляд Цзян Чэна настолько разбитый… Ваньинь потерял возлюбленного на самом деле, но и Усянь, в некотором роде, его потерял, ведь А-Чэн любил не его. Но это ли важно сейчас, когда на Пристань разносится полный боли и отчаянья вой. Боль Цзян Чэна он воспринимает как свою. — Ваньинь… — Нет, — мотает головой Цзян Чэн, сжимая обугленный столб, — я не отпущу тебя. Я не отпущу, не отпущу тебя! Ты обещал быть со мной, даже как призрак — будь! — Тебе нужно… — Ты! Мне нужен ты! — Это будет мучать нас обоих, я не дам тебе обещанного. Я уже мёртв, Ваньинь. — И всё же, даже после смерти ты со мной, — шепчет Цзян Чэн. Ванцзи кивает, опускается на колени перед сидящим на кровати Цзян Чэном. — И я буду. — Воспоминанием? Не хочу. Хочу видеть, разговаривать, чувствовать, я… Бля! Он мечется, злится под беспокойным взглядом Ванцзи, а затем подрывается с места и несётся к Усяню. Обгоревшие двери падают, когда Чэн дергает их, он спотыкается на обломках, падает прямо в руки ловящего его Усяня. Тот с волнением смотрит на Цзян Чэна, держа его за локти. — Сделай что-то! Ты же воскресил Вэнь Нина, так воскреси и его! Верни его душу, дай любое тело, я не знаю, ты же чертов гений, так достигни невозможного, сделай что-то, бля! — А-Чэн… — Я сделаю что угодно, что нужно? Трупы? Я добуду? Ядро? Душа? Скажи, что нужно, чтобы вернуть его, я… — Ваньинь задыхается собственными словами, в голове так тяжело, в теле слабость, он мысленно умоляет Усяня, богов, кого угодно. — Тише, А-Чэн, я что-то придумаю, — он лжёт бесстыдно лишь бы Цзян Чэн успокоился. — Обещай, — он сжимает ткань его халата до треска, — обещай, блять, обещай! — Обещаю… Ваньинь выдыхает и теряет сознание.***
Он просыпается резко. Едва придя в себя, он тут же открывает глаза и мечется в поисках Ванцзи. Озирается по сторонам и чувствует нарастающую панику. — Я здесь. Он поворачивается и видит появившегося у кровати Ванцзи. Его отпускает, и он расслабленно выдыхает, падает на подушки, и истерически хохочет, прикрывая дрожащими руками постыдные слезы. Голова кружится от усталости и переживания, истерика добавила головной боли. Ванцзи взволновано смотрит и ненавидит происходящее. — Тебе нужно поспать. — Пошёл ты, Лань Ванцзи! Ты исчезнешь, едва я усну. — Я буду рядом. Обещаю. — Так, как сейчас? Он знает, что «буду рядом» понятие растяжимое. Его мёртвые родители тоже рядом — в его сердце. Это не то. Сейчас он его видит и чувствует, он разговаривает с ним и он хочет продлить это. — Мы сможем. Мне будет достаточно и этого, пока я могу тебя видеть. Ванцзи лишь кивает, поджимая губы, и не отпускает руку Цзян Чэна, даже когда тот забывается беспокойным сном. Усянь приходит следующим утром, он не спал, а Чэн не просыпался. Ванцзи слышал, как Вэй плакал, как просил ответа в храме предков, как уходил и вот, он здесь, садится возле окна и открывает толстый свиток. — Ты здесь? — кроме Чэна никто не может видеть Ванцзи, но он пытается коснуться чужой щеки, что отдаётся легким ветерком. — Хорошо. Моя тьма чувствует тебя, она отзовётся. Тебе не следовало являться вообще. Так он не сможет отпустить, теперь, когда знает, что можно жить так. Но помешательство на призраке — это не жизнь. Он будет существовать, будучи таким же призраком. Ванцзи сам это понимает и без злого голоса Усяня, но он не может уйти. Не оставит Цзян Чэна. Его не приняли Боги, он скитался здесь, не шёл неделю, но всё же, сердце тянуло к Чэну. Он не мог сопротивляться. — Я ненавижу это, но я не могу видеть А-Чэна таким, он мне дорог, и если это то, чего он хочет, то я сделаю всё, лишь бы вернуть тебя ему. Ванцзи хочет прокричать спасибо, но даже если он постарается — его не услышат. — Это не ради тебя, это ради А-Чэна. Я бы не хотел отдавать его тебе, но… Теперь это не важно. В общем, — он прочищает горло и открывает старую книгу, — есть одна семья — бедная до чертиков, и жена на сносях, ребёнка прокормить не смогут. Но здоровы. Ты переродишься в этом ребенке, твоя душа будет в нём. Ему всё равно суждено умереть через день после рождения, так что, это будет лучшим решением, так дитя получит жизнь. С семьёй всё решим, как только женщина тебя родит, их обеспечат на всю жизнь, они уберутся с наших земель, никто никогда не узнает правды. Тебя заберут в Юньмэн, будешь воспитываться как адепт нашего ордена, а в шестнадцать лет можно будет пробудить твои воспоминания. А-Чэн не станет скрывать от тебя о твоей прошлой жизни, но решение о том, пробуждать ли воспоминания — будет чисто вашим личным. И всё же думаю, это будет необходимо сделать, так как ты переродишься, и тебя будет легко узнать. Твой брат с ума сойдёт, когда увидит твоё перерождение, так что, думаю, стоит ему рассказать. И всё же если он захочет тебя отобрать, будет… Тяжко. Я не хочу воевать с твоим орденом, но ты понимаешь, что между счастьем твоего и моего брата, я выберу А-Чэна. Но так ты будешь с ним, думаю, шестнадцать лет он подождёт. Так что, каким будет твоё решение? Согласен переродиться для Цзян Чэна? Ванцзи согласен, ещё как согласен. Он не сдержал обещание, данное Цзян Чэну, и уходит с Усянем, чтобы вернуться в теле младенца, которого позже Цзян Чэн прижмёт к себе, как самое ценное в мире. Когда Цзян Чэн просыпается, Пристань оглушает полный боли крик. Кто-то зовёт любовь своей жизни. В другом конце Юньмэна раздался младенческий плач.