Love who loves you back

      Не Хуайсан сжимает окровавленную ладонь разбитого Сичэня.       На ладонях Сичэня — кровь Цзинь Гуанъяо в прямом смысле.       На руках Не Хуайсана — кровь Цзинь Гуанъяо фигурально.       Он не винит себя за это — он сделал то, что должен был, и по-своему правя для себя. Он отомстил за брата.       Но он винит себя за Сичэня, за его пустой взгляд, за его дрожащие красные руки, за опущенные плечи и невозможность даже подняться. За то, что совершил месть его руками. Он многих использовал, да, но он не жалеет — это их цена за правду, которую он позволяет им узнать. Не сожалеет. И как бы ему не было жаль Сичэня, он бы поступил так же снова и снова. Потому что братские чувства и желание мести сильнее давней влюблённости. Месть вытеснила из сердца те хрупкие чувства, что зародились в Гусу, к мужчине, что был идеалом, но относился к нему так тепло, всегда улыбался… Этот «небожитель» позволял касаться его рук, был такой тёплый. Хуайсан часто устраивал спектакль для Гуанъяо и Сичэня, но он искренне пытался ухватить крупицы касания, запах, оседающий в легких, хранить в памяти нежную улыбку, адресованную лишь ему — Хуайсану. Это было так приятно — обнимать его, ощущать запахи цветов и чернил, пергамента, горечавки и свитков. И звать его Сичэнь-гэ. Хуайсан притворно плакал и млел от длинных пальцев, что касались щёк, дабы стереть слезы, его так нежно держали за руку… Всё это — Лань Сичэнь.       Ещё одна причина желать смерти Гуанъяо — Сичэнь относился к нему так же, как и Хуайсану, он любил их как братьев, обоих, никого не выделяя. Было мало, Хуайсану этого было катастрофически мало! Особенный, хоть какой-то особенный жест, дабы выделить его, показать, что он значит больше, чем Яо, Ванцзи, или кто-то ещё. Это стало походить на помешательство. Как Цзинь Гуанъяо посмел использовать Сичэня?! Навредил двум его самым дорогим людям! Убить-убить-убить! Сичэнь самолично пронзает его мечом, и Хуайсан испытывает облегчение, радость, экстаз! И боль, за Сичэня. Гуанъяо мёртв, месть завершена, теперь никто не помешает! Ванцзи уходит с Усянем, Цзян Ваньинь с Цзинь Лином. Все уходят, Сичэнь хочет подняться, дабы следовать за орденом и дядей, но Хуайсан сжимает чужую ладонь сильнее и не отпускает.       — Не уходи, Сичэнь-гэ. После всего произошедшего, остались лишь мы. Только мы способны понять боль и чувства друг друга, останься со мной. Мы должны держаться вместе.       И Сичэнь остаётся.       Это так глупо, как доверять Гуанъяо.       Это так разумно, как следовать за Минцзюэ.       Это правильно, потому что Хуайсан прав, в какой-то степени. Сичэнь знает: ему некуда идти, негде искать ответы и прощения. Не будет тех, кто смог бы понять. Лишь Хуайсан рядом. И его шёпот: «только мы остались, должны быть рядом», ведь если они остались, так должно быть? Не с ним, то с кем? Две сироты, две жертвы всего этого. Сичэнь кивает и сжимает его руку в ответ. Он останется с Хуайсаном сначала как брат, а затем примет его чувства и останется как любовник. Едва живой, сломленный, но рядом. И он не сможет уйти, он совершит три поклона, будет сжимать его руку и целовать скулы. У Сичэня просто нет выбора, потому что:       — Мы — все, кто остались, — шепчет Хуайсан.       — Мы — всё, что у нас есть, — тихо отвечает Сичэнь.       В этот раз они это сохранят.