Три года назад.
В воздухе стоит горький запах сильнейшего альфьего раздражения. Он разносится по пентхаусу неконтролируемым потоком, впитываясь в стены, потолок и даже, кажется, в мебель. Иначе почему раздраженный альфа находится в своем кабинете на первом этаже, а Чимин чувствует его запах в детской на втором? Насколько сильно Чонгук раздражен? Омега не знает, но это не мешает лукавой улыбке тронуть пухлые губы. Внезапно в его руках почему-то начинает плакать Хисын, видимо чувствуя, что папе сегодняшним вечером ой как не поздоровится. Конечно же Чимин знает о причине раздражения альфы внизу. Более того, он сам ей и является. Хотя, скорее, не сам он, а его подарок, еще утром оставленный на столе. Ради него омеге пришлось приложить немало усилий. И умственных, и финансовых, потому что стоил этот подарок немало. А если быть точнее, то очень даже много. Чимин не планировал, но все равно хорошо потратился. Кто знал, что услуги независимого юриста сейчас стоят так дорого? И это еще хорошо, что он успел договориться о встрече с идеально подходящим еще до того, как тот покинул страну и отправился на Международный суд. Иначе пришлось бы либо долго ждать, либо искать кого-то менее компетентного. Джину, который сидел за своим письменным столом и вслух читал по слогам ту самую книжку про короля и его истинного, упрощенную для детского восприятия, почувствовав запах, вскинул на папу большие, как у Чонгука, глаза. Перед тем как младший ребенок заплакал, омега пытался уложить его спать, вместе с ним слушая чтение сказки. Чимину в детстве никто, кроме бабушки, сказки не читал. Папа был вечно занят, озабоченный своей карьерой – раньше он занимался балетом, а когда вышел на пенсию, то подался в модели. Артисты балета, исполняющие сольные партии, выходят на пенсию, отработав не менее пятнадцати лет. Папа отработал семнадцать, с учетом его беременности и трехмесячного декретного отпуска. В модели его взяли благодаря внешности и, конечно же, деньгам чиминова отца. А сам отец всегда был занят лишь своей инвестиционной компанией. Так что читать было некому. Но Чимин и не особо нуждался. Из него пытались воспитать серьезного, многосторонне развитого успешного человека – идеальную модель идеального сына идеальных родителей. Папа мечтал сделать его артистом балета, вот только три года в балетной школе пошли насмарку после той травмы. Когда не получил желаемого, он отстал на время. А в двенадцать отвел в подростковую модельную школу. С подиумом тоже не сложилось. Чтобы снова разочаровать родителя достаточно было лишь один раз неуклюже запнуться буквально в последний момент. В семнадцать он с ролью модели окончательно попрощался. Когда Чимин на спектакле получил свою первую в жизни травму, возрадовался отец. Он всегда мечтал вырастить из сына достойную себе замену, поэтому, когда у того не получилось и в модели попасть, недолго думая, решил поставить точку в его творческой деятельности и после школы отправить в Америку. Они оба хотели сделать из него успешного человека, а получилось… то что получилось. Да, он закончил американский университет. Да, проработал в компании отца пару месяцев. Но что толку, если душа к этому не лежит? Чимин по натуре своей мечтатель, вечно пропадающий в своих мыслях. Все детство родители пытались максимально ограничить его свободное время до двух часов в сутки, но эту его тягу не искоренили. Чимин всегда любил литературу. Настолько, что стеллажи в комнате ломились от количества книг. Омега читал везде где только мог. Два часа свободного времени пролетали секундами, поэтому он читал еще и ночами, когда родители уже спали, совершив свою последнюю проверку его комнаты на наличие все еще не уснувшего ребенка. Он читал за завтраком, когда родителей дома уже не было, на переменах в школе, за обедом, усевшись за самый дальний столик в гордом одиночестве. Только он и картинки, что рисует разыгравшееся воображение. А потом он сам начал писать. Сначала это были маленькие рассказы, но после они переросли в большие многотомные истории. Только в двадцать три года Чимин понял, что писательство – это именно то, что ему нравится, то с чем он готов связать жизнь. Правда потом пришлось это забросить. Потому что свадьба, закрутившаяся каруселью семейная жизнь, первый ребенок… Он вспомнил это дело только когда Чонгук начал часто пропадать. Чимин снова начал писать свои книги, а после, когда захотелось посмотреть на чужую реакцию, решил напечатать. Быстро нашел издательство, отправил им несколько глав своей многотомной истории и через неделю получил согласие на сотрудничество. В итоге напечатал не только эту историю, но и все свои старые, после того как получил отклик аудитории. Его имя часто стало мелькать в интернете, книги быстро покидали полки, тиражи росли. Он быстро вышел из тени мужа, начав набирать популярность. Вот только потом пришлось все прикрыть, потому что Чонгук, не любящий лишнее внимание, так сказал. И чем омега только думал, когда столь бездумно пошел у него на поводу? Нужно было отстаивать свои права. Жаль, что додумался только сейчас. Поэтому, чтобы не повторять ошибки родителей, выросший в окружении нянек Чимин проводит со своими детьми просто максимальное количество времени. И ничего не требует, кроме обычного послушания. Но его дети особо не балуются и растут довольно спокойными, так что с этим проблем нет. Чимин старается по максимуму разнообразить их досуг. Они постоянно все делают вместе. Вместе гуляют, вместе готовят, вместе читают. Хотя последние несколько месяцев читает, в основном, только Джину – ему через год в школу. Но когда он устает и просит продолжить папу, тот никогда не отказывается. Чимин также предоставляет детям личное пространство и оставляет в покое если кому-то из них вдруг захочется побыть одному. Точнее, если Джину захочется, потому что Хисын еще маленький чтобы оставаться один. Еще он, в отличие от других родителей, не лезет к сыну с вопросами если видит, что тот не в настроении. В будущем Чимин хочет быть своим сыновьям одновременно и папой, и другом, от которого им не захочется что-то скрывать и с которым они будут хотеть делиться какими-то своими переживаниями, мыслями, чувствами. И он уверен, что станет для них именно таким родителем, какого ему самому когда-то не хватало. Правда, для начала нужно кое-что сделать. Свое имя, громко произнесенное злющим голосом, омега слышит куда отчетливее детей. Улыбка снова просится на его пухлые губы. Неужели началось? Сегодня он покажет весь свой талант актерского мастерства. Этого момента он ждал долгие два месяца. Поэтому он зовет няню, прося ее уложить детей, а сам, тихо прикрыв дверь, выходит в коридор. Он тяжело выдыхает, облизывая губы, и спешно спускается по лестнице вниз на еще один громкий зов своего супруга. Супруга ли? Ненадолго. В этом он уверен больше всего. Резкими движениями по пути поправляется и так идеально лежащий воротник белой блузы. Самая наипростейшая укладка, держащаяся в идеальном состоянии с самого утра, безбожно портится короткими пальцами в своей такой любимой манере зачесывать челку назад. Руки потихоньку начинают трястись. Мандраж, несмотря на приклеившуюся к губам легкую улыбку, все равно присутствует. Раздраженный голос Чонгука и его проходящий сквозь стены гнев омегу совсем не пугают. Наоборот, даже доставляют какое-то своеобразное удовольствие. Ведь причина этого самого гнева он и его подарок. И альфа явно зовет его к себе, уже успев прочитать документы. Чимин, спустя семь лет совместной жизни, даже может представить, как именно это происходило. Чонгук, как всегда, расслабленно зашел в кабинет, неважно зачем, и тут же нахмурился, заметив на столе черную папку. Раскрыл ее и, только увидев первый лист, сразу потянулся к своему бару за одним из дорогущих виски. Тумблер наверняка покрылся конденсатом из-за плавающего в алкоголе льда и оставил круглые следы на столешнице. Чонгук, сто процентов, в раздражении хмурил брови, перелистывая листок за листком и уже начинал планировать в голове жестокое убийство. Вот только он его не убьет, это Чимин точно знает. Может быть покалечит чуть-чуть, но это так, ерунда. Хотя, может быть, причиной его злости является нежелание отпускать? Такой вариант омега не рассматривал. Да и он мало что изменит. Чимин все равно больше не намерен все это терпеть. Семь лет. Семь лет он прожил в этой клетке. Семь лет терпел измены, участившиеся после рождения второго ребенка побои и унижения. Все, с него хватит. Это пора заканчивать. Чаша терпения уже давно переполнена. Чимин не боится, когда толкает тяжелую дверь. Не боится и когда входит в темное помещение. Свет здесь приглушен, от ламп нет толка, потому что основное освещение дает окно, открывающее вид на вечерний Каннам. Чонгук стоит напротив него, упираясь руками в стол и грозно вскидывая голову на звук тихих шагов. Чимин не ошибся. Пустой тумблер с так и не растаявшими кубиками льда стоит на столе, оставляя под собой мокрые круги. Закрытая папка лежит между ладоней альфы, а на его лице, даже при таком освещении, омеге удается разглядеть ходящие под кожей желваки. Он очень зол. Чимину бы впору испугаться да опуститься на больные колени, как делал на протяжении прошедших трех лет, но он не станет. Он больше не будет перед ним унижаться. – Зачем звал? – умело строит Чимин из себя дурачка, вскидывая подбородок и, гордо держа голову, смотрит прямо в злые глаза. В адский котел, если точнее. И смотрит так, будто совсем не знает о причине его злости. – Сам не догадываешься? – сквозь зубы произносит Чонгук. – Мм… – омега делает вид что задумался, подняв глаза куда-то на верхние полки ближайшего стеллажа. – Нет. У меня же не хватает ума, – снова посмотрев в глаза и чуть склонив голову вбок, произносит Чимин. Вести себя таким образом – часть его проработанной специально для этого вечера роли. Самое забавное здесь то, как альфа тяжело втягивает носом воздух, видимо, пытаясь не сорваться. Наверное, Чимин мазохист, иначе почему ему нравится наблюдать за тем как Чонгук изо всех сил старается не подойти ближе и не придушить? А он хочет. По вздувшимся на руках венам хорошо видно, как им хочется сомкнуться на тонкой шее. – Это, – альфа поднимает вверх черную папку и трясет ей в воздухе, привлекая внимание. Чимин вскидывает бровь и замечает насколько глубоко он дышит, все еще пытаясь сдерживать себя. – Я нашел на своем столе. Все еще не понимаешь? Или мозги совсем отшибло? О, с тем как часто Чимин подвергается насилию с его стороны, отшибленный мозг – это еще цветочки. Но в этот раз омега промолчит. Незачем нарываться на грубость. Черная папка отправляется прямо ему под ноги одним точным броском. Наверное, Чимину стоит поблагодарить альфу за то, что летит она именно на пол, а не в его лоб. Такое ведь уже было и ощущения, знаете, не из приятных. Листы разлетаются по паркету, а подписанный самим Чимином документ о разводе идеально ровно останавливается возле его ноги. Омега на разбросанные бумаги даже не смотрит. Чонгук бросал папку, явно ожидая что он опустится на пол и начнет все собирать. Жаль альфу разочаровывать, но он это делать не будет. Чимин сегодня решил исполнять все его желания в точности наоборот. – Ну и зачем разбрасывать? Люди старались, убирали. Какое неуважение к чужому труду, – говорит Чимин, сделав максимально расстроенное лицо. Последней фразой он пытался напомнить о том, как альфа показательно сжег одну из его новых только напечатанных книг. Омега над ней трудился целых два года. – Ты идиот? – ожидаемый вопрос. Чимину кажется, или альфа, вместе с выгнутой бровью, начал потихоньку снимать цепи со своего зверя внутри? – Вовсе нет, – растягивает губы в улыбке Чимин. Играть свою роль в этой разыгравшейся пьесе ему очень нравится. Особенно реакция Чонгука. Прямо бальзам на душу. – Просто ты так часто меня так называешь, что я, наверное, уже и сам в это поверил. А ты, видимо, разучился читать. Что ж, я объясню. Бумажки эти, – подцепив носком туфли самый близко лежащий листок, продолжает омега. Все с той же веселой улыбочкой. – Это документы на развод и о разделе имущества. А, и еще аннулирование из-за невыполненных условий твоего с моим отцом договора, – разъясняет для глупых омега и, перешагнув через разбросанную бумагу, проходит к небольшому дивану. Натуральная кожа скрипит под его телом, но Чимин не обращает на этот звук совершенно никакого внимания, сосредоточившись на все больше и больше злящемся муже. Улыбка сползает с лица. Теперь на нем серьезное выражение. – Там все расписано, но раз ты вдруг так неожиданно забыл буквы, я проясню. Начнем с документа о разделе имущества, – откинувшись на спинку дивана и сложив ногу на ногу, продолжает омега. – По закону, я имею право потребовать делить все поровну, но не стану. Всего лишь прошу передать мне в собственность пентхаус, две твои машины, уже второй год просто стоящие на парковке, и дом в Ульсане. Также прошу передать мне твои двадцать процентов акций «Jeon Industry» и десять процентов «Park Investments», что тебе отдал мой отец. Теперь насчет детей, – вздыхает Чимин. Самая тяжелая и сложная тема всех разводящихся пар. – Думаю, им будет лучше остаться со мной. Объективно, я идеальный кандидат. И насчет договора с моим отцом. В условиях сказано, что он аннулируется если я подаю на развод или со мной случается что-то серьезное по твоей вине, а также если ты садишься в тюрьму. Поскольку туда ты садиться пока не собираешься, ничего серьезного со мной не случилось, и я всего лишь подаю на развод, тобой выполняется следующее: мне отходят две трети твоей доли в «Park Investments», те десять процентов, а также ты обязуешься после развода полностью содержать меня и детей в течение года. Вообще, вопрос с детьми и самим разводом я должен решать через суд, но я не хочу с тобой судиться. Поэтому прошу добровольно подписать бумаги, иначе я все же пойду туда и тогда весь мир узнает о том какой ты на самом деле. – Пытаешься мне угрожать, – опасной улыбкой улыбается Чонгук. Несколько минут назад затаенный только проснувшийся внутри омеги страх, почему-то вдруг начинает подниматься к горлу. Запах альфы с каждой секундой начинает все больше и больше горчить, а сам он отталкивается от стола чтобы медленным шагом, словно зверь к добыче, начать приближаться к Чимину. – Не боишься? Я ведь все еще твой супруг и имею на тебя все права, в том числе и возможность делать с тобой за закрытыми дверями все, что только взбредет в мою голову. – Говоришь так, будто я твоя собственность, – кривит губы омега, все так же продолжая смотреть в глаза. – Вот только у тебя нет на меня никаких прав, потому что я не вещь. А умышленное причинение вреда карается законом, если ты не знал. – Да что ты, – вдруг смеется Чонгук и непонятно над чем именно. Он останавливается рядом, его скрытые строгими брюками ноги почти касаются омежьих колен. И пусть роль была отыграна еще на угрозе судом, чиминово лицо все так же серьезно. – Вы же украшения альф и, следовательно, вещи. Знаешь почему во всем мире устоялось такое мнение? – ответа этот его вопрос явно не требует, хотя Чимин и не хочет отвечать. – Потому что вы бесполезны. Все, что вы можете, это течь раз в три месяца по пять дней, скакать на членах и рожать детей. Больше вы ни на что неспособны. – Если все омеги такие никчемные, – задумчиво произносит Чимин. – Так что же ты тогда проводишь с нами так много времени? Найди себе подходящего альфу и живи с ним, будете на равных. Или что, это слишком неправильно для твоей консервативной душонки? – Закрой рот и не смей меня перебивать, – неожиданно рычит Чонгук, резко наклоняясь и больно хватая омегу за подбородок. Он держит крепко, не давая возможности повернуть голову. Кажется, ситуация выходит из-под контроля. – С чего ты решил, что я дам тебе развод? С чего ты вообще решил, что можешь что-то решать? – вкус крови во рту уже кажется таким привычным. Ровно, как и жгучая боль на щеке, где уже завтра разрастется огромный синяк. Омега пропускает тихий смешок, прикрывая глаза. Правда Чонгуку это, видимо, не совсем нравится, иначе почему он вдруг хватает за волосы и стаскивает с дивана? Чимин летит на пол, больно ударяясь боком об угол кофейного столика. – Все что тебе нужно делать: воспитывать детей, подставлять мне задницу, когда захочу и лизать мои ботинки. Скучно живется? В себя поверил и решил разнообразить эту скучную жизнь? – Я не животное чтобы лизать тебе ноги, – хрипит Чимин, сплевывая кровь на пол. Он безрезультатно пытается подняться, опершись на столик, но Чонгук, заметив эти попытки, тут же отпинывает тот ногой. Омега, резко потеряв равновесие, снова падает на пол. Прямо на старые синяки. Рвущийся сквозь сжатые зубы стон боли, с трудом удается сдержать. – Ошибаешься, – подходит и присаживается напротив его лица на корточки альфа. Чимин поднимает глаза на него и единственным что ему удается увидеть, становится только дьявольская улыбка. Омега жмурится, когда Чонгук подносит руку к его лицу и похлопывает по недавно ударенной щеке. Похоже, страх все-таки начинает появляться. – Я так разноображу твою жизнь, что ты не только ноги мои лизать станешь, – проговаривает он, поднимаясь на ноги. Альфа отходит к своему столу, на ходу бросая: – Воспитательный урок закончен, можешь пройти в спальню. Сегодня мне хочется видеть твою шикарную задницу на своем члене. Чимин, с трудом пересиливая себя и стараясь поглотить новые рвущиеся наружу стоны боли, поднимается на ноги. Его трясет, жаль, что вовсе не из-за страха. Мог ли омега хоть на секунду задуматься, что, вступая с Чонгуком в брак, обрекает себя на страдания длиною в семь лет? Мог ли он подумать что только спустя два года после свадьбы альфа покажет свое истинное лицо? Конечно же нет. Почему? Потому что тогда Чонгук таким не был. Альфе нужно было поступать в театральный. Он столько лет притворялся хорошим человеком, возможно даже любил, так куда все делось? Чонгук в их паре самый настоящий актер, иначе как он так долго играл свою роль и ни разу не прокололся? Ответ прост. Обмануть влюбленного дурачка проще простого. Если бы Чимин тогда, на старой баскетбольной площадке, послушал Тэхена и дал ему шанс, рассматривая Чона под другим углом, все было бы по-другому. Как минимум, он бы хорошенько подумал на его счет и, возможно, не отказался бы от своего истинного. Они были бы счастливы. И если бы он знал, что все так обернется, то никогда бы не покинул Тэхена и тем злосчастным утром. Жизнь, помотавшая истинного, давала им шанс все исправить, а Чимин так бездумно его потерял. Как же жаль, что время назад уже не вернуть. – Нет, – вполне себе твердо, насколько позволяет голос, говорит Чимин, потирая жутко болящие локти. Под кожей, кажется, кости скоро раздробятся в пыль, учитывая то, как часто они страдают. Чонгук, услышав твердый отказ, резко поворачивается, так и не дойдя до стола. Злые глаза прожигают в омеге дыру – альфа впервые слышит от него «нет». – Мою задницу на своем члене ты больше никогда не увидишь, – продолжает тем же тоном. – Я уже собрал свои вещи. Как только обустроюсь на новом месте, пришлю к тебе своего юриста – передашь ему подписанные бумаги. Дети пока побудут здесь, их я заберу дня через два-три. И разворачивается на пятках, стремясь как можно скорее покинуть душный кабинет. Спину жжет злым чонгуковым взглядом, но Чимин не обращает на это внимания. Он только выпрямляет ее, применив немало труда, и с гордо поднятой головой движется вперед. Вот только за дверь выйти так и не получается. Потому что разгневанный первым в жизни отказом альфа, как оказалось, двигается быстрее. А со всей силы встретиться лицом с дверью, оказывается, куда больнее чем расшибить себе колени и многострадальные локти. Чимин неконтролируемо громко взвывает, сразу же потянувшись руками к носу, из которого водопадом хлынула кровь. В голове сейчас один только звон и пульсирующая боль. Причем болит, по ощущениям, не только лицо, но и все тело. Будто его окунули в кипящее масло. Или облили им, хотя это не важно – эффект все равно один. Чонгук, видимо решив, что еще недостаточно сделал, не выпуская из кулака его волосы, резко разворачивает уже почти несопротивляющееся тело, с силой пригвождая омегу спиной к косяку. Позвоночник упирается прямо в угол этого самого косяка. Альфа сделал это, можно сказать, с ювелирной точностью, заставляя супруга громко вскрикнуть. Дверь, на ручку которой Чимин, видимо, успел надавить до удара, с грохотом ударяется о стену в коридоре. Этот грохот барабанной дробью стоит у него в ушах, пока боль продолжает стремительно распространяться еще и по спине. Чонгук же, помимо того, что пригвоздил к косяку ранее, теперь вжимает в него со всей силы, совсем не заботясь о его старых синяках, которые совсем недавно только налились синим. – Я не дам тебе развод, глупый сопляк, – рычит Чон, дергая его на себя за ворот блузы, а после снова с силой пригвождает к косяку. Чимину почему-то начинает казаться что темное дерево сегодня точно пропитается его кровью. – С чего ты решил, что я передам тебе часть своего имущества в собственность? Твоего здесь ничего нет, а значит и претендовать тебе не на что. Не много ли захотел, всего лишь раздвигая передо мной ноги эти семь лет? – Помню, своей шлюхе ты подарил квартиру. Хотя, как раз таки он перед тобой только ноги и раздвигал, – через силу улыбается потихоньку начинающий приходить в себя Чимин. Он уже больше не обращает внимания на все еще льющуюся из носа кровь – упираться спиной в косяк куда больнее. Плевать на кровь, пусть она заливает его любимую белую блузу, заставляя легкую ткань неприятно липнуть к телу под натиском густоватой красной жидкости. Это неприятное чувство просто ничто, по сравнению с тем, в каком положении он сейчас находится. – А ведь мы на тот момент еще были в счастливом браке. Интересно, как же моя подпись появилась на бумагах, которые я даже в глаза ни разу не видел. Не боишься, что я могу заявить на тебя в суд за подделку подписи, махинации с недвижимостью и домашнее насилие? – Ты не посмеешь, – опасно улыбается Чонгук, перемещая одну руку на тонкую шею. Чимин сглатывает, предчувствуя что ничего хорошего дальше не случится. Он прав, потому что длинные пальцы супруга сжимаются на его шее, заставляя омегу хрипеть и измазанными в собственной крови пальцами хвататься за широкое запястье. – Тебе никто и не поверит без доказательств. Ты всего лишь сынок богатого бизнесмена, который вдруг решил разнообразить свою жизнь. Ты никто и твое имя никому не известно. Кому больше поверят: вдруг из ниоткуда появившемуся супругу Чон Чонгука, или же мне? – Отпусти, – хрипит Чимин, задыхаясь и царапая ногтями его руки. Альфа выполняет его просьбу, показательно отряхивая руки так, будто касался чего-то неприятного. Чимин, больше не ощущая держащих его рук, скатывается на пол, пытаясь поймать ртом воздух. Легкие невыносимо сильно жжет. Омега трет шею, в попытке избавиться от болезненных ощущений. Слезы сами собой начинают течь все сильнее, размазываясь по лицу. Кровь из носа, вроде бы, остановилась. Но надолго ли? – Я тебя ненавижу! – сквозь слезы и всхлипы громко хрипит тот, кто никогда даже не думал, что сможет произнести это слово. Тот, кто клялся только любить. В болезни и здравии? В богатстве и бедности? Пока смерть не разлучит их? Хах, смешно. Хотя в их ситуации, как раз таки, не очень. – Ты испортил мне жизнь! – Да ты что, – хмыкают где-то сверху. – Думаешь, твой итальянец дал бы тебе больше? Как там его звали? Ким Тэхен? – смеется Чонгук. Хотя, казалось бы, что тут смешного. – Советник семьи Барбаро… Знаешь что бы в Италии с тобой сделали, если бы ты поступил с ним так же, как и со мной? – альфа присаживается перед ним на корточки. Чимин смотрит большими испуганными глазами, когда он поднимает его голову за подбородок. В голове крутятся только два слова: «советник» и «семья». Карты сложились. Вот и причина того, почему о Тэхене нет ничего в интернете, хотя он известная в Италии фигура. – Тебя бы жестоко убили. Особенно, если бы ты угрожал судом. Так что я еще обращаюсь с тобой по-божески. Цени мою доброту. – Уж лучше бы убили, – диким взглядом смотрит в его глаза Чимин. Вот-вот и сам бросится. – Зато Тэхен никогда бы не позволил себе поднять на меня руку. Очередная пощечина заставляет его голову безвольно отклониться в сторону. Злость альфы в воздухе стала настолько густой, что Чимин начинает ощущать ее кожей. Но он больше не боится. Хуже все равно ведь не станет. – Как ты смеешь думать о нем?! – вдруг, как по щелчку, снова разгорается Чонгук. Его рука опять занимает свое место на омежьей шее. Альфа поднимается на ноги, утягивая его за собой и снова прижимая к дурацкому косяку. – Не смей даже представлять себя рядом с кем-то другим! – А то что? – резко выкрикивает Чимин, обхватывая грязными от смеси крови и слез ладонями его запястья. Руки Чонгука все сильнее и сильнее начинают сдавливать шею. – Что в этом плохого? Я же не изменяю, в отличие от тебя, – что это? Почему непрошенные слезы снова сами собой начинают катиться из глаз? Вспомнились события трехлетней давности? – Конечно не изменяешь, – шипит Чонгук, приближаясь к его лицу. Чимину хочется в него плюнуть. Он уже знает, что именно альфа сейчас начнет говорить. – Потому что, если хоть посмотришь в сторону другого, я переломаю тебе ноги. Будешь потом сидеть дома целыми днями, и шагу за порог не ступишь. А как кости срастутся, я снова сломаю. И так по кругу, пока ты не научишься видеть рядом с собой только меня. – Мне уже и на людей смотреть нельзя? – Чимина пробивает на истерический смех. А как тут еще реагировать? – И в чем же тогда заключается моя измена? В том, что глаза за кого-то вдруг зацепились? – улыбается он. Но потом снова серьезнеет. – Так давай, ломай. Я ведь ежедневно на альф смотрю. Перечислить на скольких сегодня задержался мой взгляд? – продолжает омега, игнорируя сомкнувшуюся на горле руку и потемневшие зрачки чужих глаз. Что такое инстинкт самосохранения? Чимин слышит об этом впервые. – Наш повар, охрана, официант в кафе, мой мастер по волосам, шофер, бариста из кофейни на Мендоне. Дальше продолжить? – с вызовом смотрит на него Чимин, под конец предложения начиная хрипеть. – Еще больше скажу. Если ты не подпишешь бумаги, я последую твоему примеру. Кого мне привести сюда в ближайшее время? Кажется, тому бариста я очень даже понравился. Боль от столкновения затылка с косяком резко простреливает в голову. Все перед глазами начинает плыть, образ Чонгука и вовсе стирается, в голове стоит громкий звон, а уши не улавливают ни одного его слова. Альфа бьет головой об косяк еще и еще, кажется, пытаясь раскрошить в муку череп и добраться до мозга. Кровь струями уже стекает на шею, заливая и его все еще сомкнутые на этой самой шее руки. У Чимина от новых ударов начинают закатываться глаза. Еще немного и он потеряет сознание. Вот только Чонгук не дает ему оставить его одного и снова с силой ударяет по многострадальной щеке. Омеге от этого действия кажется, что его голова все это время была помещена в железное ведро, и альфа ударил только что вовсе не по щеке, а по стенке этого ведра. – Я не дам тебе развод, понял? – отпускает его шею Чонгук и хватает за воротник. Чимин смотрит на него расплывчатым взглядом. – И имущество я тебе не отпишу, и договор не расторгну, и детей тоже не отдам. Хочешь развестись – терпи еще двенадцать лет и только потом я выполню твою волю, но не отдам ничего. – Нет, ты дашь мне развод! – выкрикивает приходящий в себя омега, пытаясь его оттолкнуть. Чонгук не сдвигается с места. Он как камень, который никак не подвинуть. – Я не собираюсь ждать двенадцать лет! Ты подпишешь эти чертовы бумаги и выполнишь все мои требования. Дети с тобой не останутся. Ровно, как и моя доля совместно нажитого имущества, – с трудом проговаривает он, пока Чонгук, поджав губы, снова ударяет его об косяк тем же местом. – Не подпишешь эти, я пришлю новые. И так раз за разом пока я не увижу твою подпись. – Считаешь, что самый умный?! – рычит альфа. Чимин неконтролируемо громко взвывает, когда он особенно сильно прикладывает его к косяку. На этот вой оба вдруг слышат детские крики и топот маленьких ног. Все звуки и происходящее вокруг перестает волновать. Они оба с испуганными лицами смотрят в коридор. Кровь Чимина продолжает не эстетично стекать по косяку, собираясь у его ног в огромные лужи. Хотя кого интересует эта эстетика. Сейчас наиболее важно чтобы им этот, прервавший возможное убийство, звук всего лишь показался. Но он не показался. Потому что Джину первым подбегает к кабинету, останавливаясь у порога и такими же испуганными, как и у родителей, глазами рассматривая развернувшуюся картину. Должно быть, дети давно уже были на первом этаже и многое слышали, потому что со второго они бы вряд ли успели прибежать так быстро. Да и на втором этаже звуки с первого практически невозможно услышать. Хисын, которому через несколько месяцев только исполнится три, на своих коротких ножках в детской пижамке со слоником прибегает чуть позже. Сначала он смотрит на замершего брата, а потом поворачивается в сторону таких же замерших родителей. Маленький омега тут же начинает плакать, стоит ему только заметить, как отец окровавленными руками держит папу за плечи. А сам папа, к которому дети наиболее сильно привязаны, измазанный кровью прижимается спиной к стене. Красную лужу под его ногами замечают оба. Вот только старший, стоящий на месте и просто смотрящий, всего лишь начинает трястись. А младший, еще ничего толком непонимающий и ревущий сейчас, еще больше начинает заливаться слезами. Чимину хочется, наплевав на свое состояние и внешний вид, броситься к ним и увести подальше, успокаивая обоих. Он готов сделать все что угодно только чтобы стереть этот вечер из их памяти. Он готов сам себя убить за то, что позволил увидеть, хотя он в этом и не виноват. Омега готов столько всего сделать только лишь бы увиденное не повиляло на его детей, лишь бы не испортило их психику. Но он не может даже пошевелиться, придавленный к полу испуганными глазами Джину и плачем Хисына. И от этого, по сравнению с полученными сегодня травмами, больнее всего. Старший ребенок, поздно опомнившись, закрывает младшему глаза и поворачивает, прижимая к себе. У Чимина дрожат губы. Дети не должны были это видеть. Ни один ребенок в этом отвратительном мире не должен видеть своего папу в таком состоянии. Да что там это состояние. Ни один ребенок не должен видеть как его папу избивает отец. Дети не должны жить в таких семьях. Омега находится будто в прострации, не чувствуя и не замечая ничего вокруг кроме Джину, крепко прижимающего к себе маленькую, сейчас плачущую копию одного небезызвестного человека. Он не замечает появившейся рядом с детьми их отлучившейся ненадолго няни и не слышит того, как громко Чонгук кричит на нее, еще больше пугая детей. Все что он замечает, пока такая же испугавшаяся открывшейся картины женщина уводит детей – жалостливый взгляд старшего сына. Чонгук снова бьет его головой об косяк, видимо, пытаясь привести в чувства, и обвиняет в том, что это именно он во всем виноват. Чимин переводит на него пустой взгляд, в мыслях моля уже убить себя наконец. Но он ни его, ни себя больше не слышит. Слух будто бы отключается. Омега замечает, что губы альфы двигаются и он ему что-то говорит, все прикладывая и прикладывая рассеченным затылком к косяку, но он все еще его не слышит. Даже боли больше не чувствует. Глаза медленно закрываются. Темнота поглощает все вокруг.***
Сознание в затуманенную голову возвращается медленно. Слух появляется чуть раньше, но он этого даже не замечает. А кто бы заметил, находясь без сознания? Сначала уши улавливают мерный писк, после уже и чужие голоса. Где-то в мозгу тонкой линией на пару секунд пробегает мысль о том, что он все еще жив, хотя хотелось бы наоборот. Но на то она и пробегает лишь на пару секунд, чтобы сразу забыться. Перед глазами постепенно становится значительно светлее, после того как ему удается разобрать речь говорящих. Начинают чувствоваться чужие прикосновения, легкое дуновение ветра, латекс перчаток и воткнутая в вену игла. Что это? Какие знакомые ощущения… Последний раз Чимин с ними просыпался только после рождения Хисына. А сейчас что? Какая причина? События прошлого вечера резко начинают всплывать в памяти, ударяя обухом по голове. Она начинает побаливать, стоит вспомнить Чонгука… и его руки, сомкнувшиеся на шее. Сразу хочется рефлекторно спрятать ее за ладонями, но их поднять почему-то пока не получается. Одинокая слеза, обжигая, медленно скатывается из-под закрытых век, пока тот вечер кадрами проносится перед глазами. Почему? В голове лишь этот вопрос. За что он с ним так? Чимин ведь ни разу в жизни никому ничего плохого не сделал, так за что ему все эти слова, вся та боль, что доставляет собственный муж? Боли в теле, кстати, совсем не чувствуется. Причина? Неизвестно. Может быть, все просто не так плохо, как кажется? Хотя вряд ли. Достаточно лишь вспомнить испуганные глаза детей, сильные руки на шее и обилие крови на белой блузе чтобы все понять. Скорее всего все очень плохо. Иначе почему ему трудно даже руку поднять? Веки сами собой поднимаются. В глаза резко бьет яркий белый свет, заставляя омегу зажмуриться. Медбратья вокруг, заметив движение, тут же начинают бегать и проверять все приборы, и кто-то покидает палату. Где-то, видимо, в другой вселенной, громко хлопает дверь, на секунду возвращая в события того вечера. Чимин, простонав, поворачивает голову вбок, туда где поменьше света, снова пытаясь открыть глаза. В этот раз он делает это медленнее, постепенно привыкая к свету. Один из медбратьев, заметив его попытки, догадывается подойти к выключателю и чуть приглушить яркий свет. Омега ему благодарен. Первым что бросается в глаза, кроме белого дерева тумбы, становится букет. И ладно бы просто какой-то букет, но Чимин предельно точно знает от кого он. Кто еще, если не муж, сделает такой красивый жест, играя на публику? Яркое желтое пятно сильно выделяется среди белых стен. Чимин не может подняться и посмотреть, но он более чем уверен, что в тишью завернуто именно тринадцать цветков. Чонгук знает о значении тринадцати желтых роз*, Чимин – тоже. Вообще, прежде чем сделать какие-то выводы нужно все досконально проверить, но один только этот цвет уже говорит о многом. – Господин Пак, – слышит омега где-то на периферии сознания. Голову с трудом удается повернуть в сторону остановившегося рядом мужчины. В глаза сразу бросается белый халат, уложенные волосы и клипборд с логотипом больницы – это частная клиника, здесь он рожал во второй раз. Резко почему-то вспоминается одна из угроз Чонгука. Невеселый смешок хочет прорваться сквозь сухие сжатые губы. Ему же нельзя теперь смотреть на альф, а то ноги сломают. Как жаль, что после вчерашнего уже все равно. – Меня зовут Ли Сухек, я Ваш лечащий врач, – улыбается альфа. Эта улыбка… она завораживает. Может, если бы Пак не был в такой ситуации как сейчас, то непременно оценил бы ее. Он только раскрывает рот чтобы задать волнующий сердце вопрос, как врач его останавливает: – Нет-нет, не говорите. Поберегите связки и лучше напишите. Вы ведь можете двигать пальцами? Этот вопрос не на шутку пугает. Причем здесь его пальцы? Чонгук же руки не трогал… или трогал? Чимин не уверен. Потому что сжать пальцы в кулак у него получается, но с огромным трудом. Омега уже начинает готовиться паниковать, как врач добродушно смеется и успокаивает, говоря, что это небольшие последствия большого количества вколотых обезболивающих. Ли Сухек объясняет, что все это пройдет буквально через несколько минут и, перевернув прикрепленные к клипборду бланки чистой стороной, передает ему вместе с ручкой, которую вытаскивает из кармана халата. Чимин пытается как можно понятнее, насколько это возможно в его состоянии, написать свой вопрос. Он до жути банален, его, наверное, задает каждый, кто валяется без сознания какое-то время. «Как долго я здесь?» – Два дня, – потупив взгляд, отвечает Сухек. – Ваш муж привез Вас сюда поздно вечером в ужаснейшем состоянии. Сказал, что на Вас напали в парке в вашем жилом комплексе. Он был так взволнован, когда просил срочно провести операцию. Чимин не верит своим ушам. Возможно, если бы разбитые губы не болели, он бы от души рассмеялся. Чонгук и взволнован? Омега более чем уверен, что он пил виски и с улыбкой наблюдал за тем как его парни заканчивали начатую им работу. Возможно даже уже в том самом парке. Чонгук, оказывается, настоящий актер! И где его «Оскар»? Чимина пугают только слова про операцию. Даже очень. «Насколько все серьезно?» – У Вас был рассечен затылок и нам пришлось его зашивать, поэтому не пугайтесь, когда не найдете волос на том месте. Перелом перегородки носа, мы сделали репозицию, так что Вы пока не можете чувствовать запахи и даже когда будет снят гипс и повязки, чувствительность все равно будет снижена. Но не пугайтесь, это ненадолго и со временем все восстановится. Также были обнаружены множественные гематомы на спине, груди, ногах и руках. В том числе и старые синяки, перекрытые новыми. По мере того что врач говорит, глаза омеги все расширяются и расширяются. Он не думал, что все так серьезно. И откуда вообще столько травм? Чимин же точно помнит, что Чонгук трогал только лицо, шею и затылок. Он бы не пошел дальше. Он бы не опустился еще ниже в его глазах. Или опустился бы? Ему ведь необязательно делать все только своими руками. Чимин уверен, что был кто-то еще. Да хоть те же телохранители, которые с ним двадцать четыре на семь. Больше предыдущий вариант про виски и наблюдение не кажется таким глупым. – Знаете, это не мое дело, – начинает врач, задумчиво соединив на лбу брови, заметив, что омега начал уходить в свои мысли. – Но что-то мне подсказывает что все было не совсем так, как рассказал Ваш супруг. Вообще, нападения в парке – такая типичная ситуация, очень часто случается. Я бы даже не обратил на это все особого внимания, если бы не старые гематомы, которые как будто бы специально пытались перекрыть. Плюс одежда на Вас была надета достаточно небрежно, будто кто-то одевал, когда Вы уже были без сознания. Обычно такое встречается только после изнасилований, правда, никто в основном не старается одевать своих жертв. Поэтому я сделал вывод что это не нападение, а умышленное причинение вреда здоровью в домашних условиях. И… простите если лезу не в свое дело, но я не могу оставить это все без внимания. Если Вы подвергаетесь домашнему насилию, то здесь, пока Вы в безопасности, пожалуйста, сообщите в полицию. Ох, если бы все было так просто… Если бы полиция могла ему хоть как-то чем-то помочь, то Чимин бы уже давно обратился! Что за глупости вообще несет этот врач?! Наверное, в свои тридцать два омега и сам уже знает, как и что лучше сделать? Зачем же он лезет? Ладно еще если только на словах, а если сам обратится? Этого ни в коем случае нельзя допустить. Чимину такое счастье не нужно. Чимин все еще хочет жить. «Я сам разберусь со своими проблемами. Лучше скажите насколько долго мне здесь лежать?» – Неделю-две, в зависимости от того как быстро затянутся швы. Они недолго еще говорят. Прежде чем покинуть палату, альфа успевает рассказать ему о том, почему шея перевязана и нельзя говорить. Ли Сухек так же рассказывает и том, что Чимину в таком состоянии можно делать, а что нельзя. А на вопрос почему боль от синяков, на которых он буквально лежит, не чувствуется, врач объясняет, что все это благодаря сильным обезболивающим, которые ему вкололи пару часов назад. Чимин невольно думает, что лучше бы пару часов назад ему вкололи какой-нибудь метадон в дозировке двести миллиграмм**, чтобы не мучился. Эту свою мысль он не озвучивает, только лишь улыбается разбитыми губами на прощание уходящему врачу и продолжает молчать. Медбратья потихоньку начинают покидать палату следом за альфой, оставляя Чимина одного. Уж лучше бы не оставляли, думается ему. Мало ли как может сказаться на нем одиночество. Мало ли какие мысли могут залезть в голову. Один из омег-медбратьев, прежде чем уйти, по просьбе, помог ему принять полусидячее положение. Теперь Чимин может видеть хоть что-то кроме потолка и тумбы с цветами. На нее он больше не обращает внимания – не хочется портить себе и так ужаснейшее настроение лишними расстройствами. Зато теперь он может обратить внимание на интерьер. Хотя это сложно назвать интерьером: белые стены и потолок, такой же белый кафель на полу, мебель оттенка чуть светлее и из нее только кровать, две тумбы, шкаф со стеклянным небольшим столиком и диваном, а также приоткрытое медбратьями окно, спрятанное за жалюзи с вертикальными ламелями. Вип-палата? Чимин ощущает себя здесь неуютно. Но выбирать не приходится. В этот день к нему никто не приходит. Даже муж, которого так называть больше совсем не хочется, явно предпочел компанию здоровых красивых омег, еще не пострадавших от его руки. У Чимина нет при себе ни книжки, ни телефона. Убивать время не с чем, так что все, что ему остается – рассматривать вип-палату и думать. А думать в его состоянии ой как опасно. Жаль, что это никого не волнует. О чем-то хорошем совсем не думалось. В голову лезло только плохое. И куда делся тот вечный оптимист с широкой улыбкой? Видимо, два дня назад его окончательно задушили. Омега всегда старался смотреть на мир с улыбкой и никогда не делил его обитателей на плохих и хороших. Потому что не бывает полностью плохих и полностью хороших людей. Так что он улыбался всем без исключения и старался видеть в них только хорошее, свято веря, что этот мир еще можно спасти. Стекла розовых очков, казалось, намертво приклеились к его глазам еще в детстве. Но пару дней назад их внезапно сорвали, обнажив жестокую реальность и заставив посмотреть на все под другим углом. Опустим тот факт, что стекла начали спадать еще три года назад, после той роковой ночи. Даже в Чонгуке омега старался видеть только хорошее и верил, что все наладится. Ведь не может быть иначе, правда? У альфы просто было временное помутнение рассудка – так он считал. Глупо и бессмысленно. Ровно, как и надежда на благоразумие мужа, пока он последние два года его бил, унижал, изменял. Всегда мучал только один вопрос – за что? Он ведь никому ничего плохого не сделал, так почему к нему такое отношение? Все семь лет этого брака омега из кожи вон лез чтобы Чонгуку угодить, но альфа, как и папа когда-то, ничем не был доволен. Чимин считает, что был достаточно хорошим мужем, если не идеальным. Как минимум, он всегда сам готовил, очень редко прибегая к помощи их домашнего повара. Убирался в спальне и детской тоже всегда сам. Гладил по нескольку часов костюмы Чонгука сам. И детей тоже сам воспитывал, оставляя их с няней только если нужно было куда-то отлучиться. Это в их обществе мало кто делает, кстати. А он делал. Все делал для Чонгука чтобы стать идеальным. Для него полностью изменил свою внешность, перестав ярко краситься и перейдя на легкий нюдовый макияж. Сменил стиль одежды, вылезая из своих удобных толстовок и джинс только чтобы, как альфе нравится, подчеркивать свою фигуру красивыми омежьими блузами и обтягивающими ноги брюками. Он навсегда забыл про любимую светлую краску для волос, перекрасившись в естественный черный. Перестал выходить из дома без укладки или с немытыми два-три дня волосами – даже если выйти нужно было буквально в соседний дом за любимой выпечкой, от которой он вскоре тоже отказался в пользу фигуры. Почему? Потому что Чонгук корил за каждый лишний грамм на весах. Чимин отказался от всего, что делало его собой. Чимин полностью изменился только для него, только ради него. Не боясь потерял свою индивидуальность, свою изюминку. Для чего все это было? Чтобы его потом назвали бесцветным? Одним из многих? А разве не этого альфа хотел, пытаясь сделать из него идеального для себя омегу? Видимо, у него все же не вышло сделать из Чимина красивую куклу и поэтому он перешел на других. А его, уже использованную, не получившуюся модель, оставил при себе догнивать, не удостаивая вниманием. Чонгук ничего не замечал и забывал о том, как эта бесполезная модель идеального омеги, сейчас разваливающаяся на части, заботилась о нем, помогала и поддерживала в самом начале его пути в мире больших денег. Чимин в начале их семейной жизни, когда «Jeon Industry» только была создана и миллиметровыми шагами начинала развиваться, вложил в нее все свои сбережения. На эти деньги сейчас можно было бы приобрести как минимум тридцать процентов сегодняшних акций, но он когда-то вложил их в развитие. Компания Чонгука буквально взлетела благодаря вложениям Чимина и его семьи. А он себя с ним так повел. Чего, собственно, омега еще ожидал? Все что он дал ему в этом браке – дети, лишняя головная боль и истерики. То, что он вложил в «Jeon Industry» все свои деньги, большая часть которых была завещана бабушкой, это так, пустяки. Никому, как оказалось, ненужные траты. А когда они, эти истерики, о которых так часто говорит альфа, начались? Когда Чонгук начал свои перебежки из постели в постель? Когда стал чаще оскорблять и реже ночевать дома? Когда и вовсе перестал приходить домой после работы? Или когда всплыли все измены? Отправной точкой стала информация о подаренной в первую годовщину их брака любовнику квартире, чужие запахи на одежде и яркие следы на теле. Тогда все началось. А чего он ждал? Конечно же Чимин не вытерпел, когда все это стало повторяться с завидной регулярностью. Какой омега стал бы терпеть подобное к себе отношение? Его ошибка в том, что так долго тянул. Его ошибка в том, что так поздно открыл глаза. Вступая с Чонгуком в брак, омега свято верил, что впереди их ждет только лишь счастье. Они были счастливы в отношениях и потом еще во время первой беременности. Чимин тогда буквально купался в его любви и внимании. Они часто вместе выбирались куда-то и с улыбками на лицах планировали свое будущее. Чонгук даже сокращал себе рабочий день в только начавшей развиваться компании лишь для того, чтобы провести с ним как можно больше свободного времени. Они часто улыбались друг другу и дарили слова любви страстными ночами. Тогда они и правда были счастливы. Но как оказалось, у счастья был срок годности. А какой срок у любви? Чувствует ли Чимин сейчас к нему что-то? Тут нельзя пока дать однозначный ответ. Да, вечер двухдневной давности окончательно раскрыл ему глаза на то, какой Чон подонок. Да, тот вечер буквально перечеркнул все тринадцать лет отношений. «Я тебя ненавижу» – самые искренние слова, уже несколько лет просящиеся выбраться наружу. Любит ли Чонгука Чимин? И да, и нет. Потому что так быстро от чувств избавиться невозможно. Особенно, когда они теплились в груди на протяжении двенадцати с половиной лет. Единственное, на что можно сказать точное «нет» – вопрос о том любит ли он его сейчас настолько же сильно, как раньше. Нет, не настолько. Чимин альфу за это не простит. Больше он вообще никогда и ни за что его не простит. Все, хватит. Лимит прощения закончился. И даже если Чонгук когда-нибудь наконец опомнится и встанет на колени – он не изменит своего решения. Такое не прощают. Пак сделает все возможное чтобы развестись и забрать детей у этого монстра. Плевать уже на все имущество, его можно будет отсудить и позже. Сейчас самое главное – дети и его подпись в бумагах. Чимин не позволит своим сыновьям оставаться с альфой – мало ли что он с ними сделает в его отсутствие. Особенно с младшим. Это не значит, что омега не переживает за Джину, он переживает, но старший сын в относительной безопасности, как минимум потому что Чонгуку нужен будет наследник. И это значит, что если он его и тронет, то не особо сильно. Хотя это не помешает омеге собственными руками его разорвать. А вот с Хисыном сложнее. Куда сложнее, на самом деле. Потому что одному только Богу известно, что Чонгук с ним сделает, если узнает о ребенке кое-что, что Чимин все три года тщательно скрывает. Если учесть все то, что альфа творит с самим омегой, то младшему сыну грозит куда большая опасность. Чонгук ведь вряд ли посмотрит на его возраст и детскую немощность – он просто сделает, ни разу не задумавшись. Поэтому Чимину нужно как можно скорее начать разрабатывать план, по которому он сможет добиться развода и обоих детей. Но это он, в любом случае, начнет делать когда-нибудь потом. Потому что сейчас немного не в состоянии, да и средства связи отсутствуют, а ему нужно как-то связаться с отцом и юристом. Один он точно не справится. Взгляд почему-то сам падает на тумбу. Тринадцать желтых роз. Глаза вдруг почему-то начинают щипать слезы – он не ошибся. Левая рука с пульсоксиметром на указательном пальце поднимается вверх. Вода со стеблей вытащенного из вазы букета, крупными каплями капает на одеяло, но Чимин не обращает на это внимания – не так уж и важно. Подушечки пальцев правой руки нежно гладят бархат желтых лепестков, пока левая ладонь сильно сжимает стебли. Настолько сильно, что несрезанные особо острые шипы сквозь тишью прокалывают кожу, заставляя капельки крови мелкими струйками стекать по руке. У Чимина трясутся губы и учащается дыхание, когда значение этого, на первый взгляд безобидного, букета снова всплывает в сознании. Цветы летят в стену. Красивые бутоны битым фарфором рассыпаются на полу. Слезы уже вовсю льются из глаз водопадом, когда в палату на громкие всхлипы заходит дежурящий рядом медбрат. Чимин трет руками лицо, совсем не заботясь о сломанном носе, ссадинах и расплывшемся по щеке синяке. Он с силой дергает выглядывающие из-под бинтов на голове волосы, кажется, пытаясь и вовсе оставить себя лысым. Медбрат с застывшим на лице ужасом за ним наблюдает. Такого на его практике еще не было. – Господин Пак? – робко зовет его медбрат-омега, подходя ближе и касаясь впившейся в волосы ладони. Чимин мгновенно реагирует на это прикосновение, поднимая на парня свой испуганный заплаканный взгляд. – С Вами все в порядке? – Уберите это, – хрипит Чимин, затрясшись как осиновый лист. Медбрат только непонимающе выгибает бровь. – Цветы… Уберите цветы! И больше никогда, никогда не ставьте их здесь! – кричит что есть мочи омега, стараясь не смотреть на пол, укрытый желтыми рассыпавшимися бутонами. Омега-медбрат тут же начинает суетиться, как можно быстрее стараясь собрать лепестки. – Вколите мне что-нибудь чтобы я их больше не видел и не думал! – взвывает от вдруг появившейся головной боли Чимин. На его крики в палату забегает еще один медбрат, которого тот, что все еще убирает цветы, отправляет выполнять просьбу пациента. Чимин громко рыдает, в этот самый момент начиная чувствовать боль не только в голове, но и во всем теле сразу. Действие обезболивающего, видимо, заканчивается. Медбрат залетает в палату вместе с лечащим врачом омеги и шприцом в руке. Ли Сухек пытается с Чимином поговорить, успокоить, но ничего не выходит. Потому что омега не идет на контакт, закрывая лицо руками и дергая ногами в попытке всех оттолкнуть. Укол с помощью обоих медбратьев все же удается поставить. Чимин постепенно успокаивается, начиная нормально дышать. Глаза медленно закрываются, отдавая его во власть спасительной темноты.***
Первые два дня в больнице проходят однотипно и скучно, показалось бы омеге, если бы он хоть что-то вокруг себя замечал. Но в том-то и проблема, что Чимин ничего вокруг не видел. Сидел все время будто в прострации и под звуки ветра из приоткрытого окна думал обо всем и ни о чем одновременно. Умных мыслей в голове совсем не появлялось и план по подготовке новых документов на развод, соответственно, тоже не продумывался. О чем Чимин думал все время? Нет, не оплакивал разрушенный брак и отступающие чувства к Чонгуку. Более того, альфа в его голову за эти дни даже ни разу не пришел, ровно, как и собственные дети. К счастью? О своей, уже окончательно испорченной четыре дня назад, жизни думать не хотелось – омега и так страдал от головных болей и пессимистичных мыслей. Невыносимо сильно хотелось разрыдаться, но после той истерики слезы почему-то совсем не хотели выкатываться из глаз. Омега рассматривал белый интерьер, проводя параллели с психбольницей, в которой ни разу не был. Хотя после того как его посетил психолог, показалось что именно в ней и находится. Врач пытался его разговорить, но у него ничего так и не вышло. Чимин вел себя отстраненно и каждую минуту его монолога думал только о том, как бы поскорее этого врача выставить. Ему хотелось побыть одному и спокойно подумать о том мире, в котором он мог бы жить, если бы не ошибся дважды. Нет, трижды. Судьба давала им три шанса все исправить. В голову лез один только Тэхен, о котором чаще всего думалось именно в те моменты, когда Чимин находится в шаге от того чтобы залезть в петлю. В голове обычно, всегда его голосом, произносятся все сказанные альфой когда-то слова поддержки и та дурацкая речь про чертову шлюпку, которая все чаще и чаще начала всплывать в памяти. Но, как ни странно, именно его голос и теплые чувства внутри, стоит лишь только подумать, помогали держаться на плаву. Тэхен – его своеобразное лекарство. Иногда Чимину кажется, что он все еще жив только для того чтобы еще хоть раз увидеться со своим истинным вживую. Омега часто открывает его инстаграм и просматривает красивые фотографии. Тэхен на них всегда разный. Где-то серьезный адвокат, а где-то он больше похож на молодого студента-альфу, не умеющего или не хотящего делать не размытые селфи. На каких-то фотографиях Тэхен эстетично держит руль, а на каких-то в его руках можно заметить заполненный крепким алкоголем тумблер и непонятных омег на фоне. У альфы редко, но появляется небольшое количество сториз, которые ему явно снимает его бойфренд. Почему Чимин так решил? Потому что при просмотре он часто слышит звонкий омежий смех за кадром и видит чужие ухоженные руки в нем. Тэхен не человек соцсетей – он больше предпочитает реальную жизнь и не сильно любит выставлять свою напоказ. Наверное, именно этим и объясняется такая малая его активность в интернете. Но несмотря на это, того что омеге удается увидеть, ему достаточно для того чтобы знать, что у его альфы все хорошо. Опустим тот факт, что он почему-то жутко ревнует Тэхена к его бойфренду. Почему опустим? Потому что они с Чимином не в отношениях, так что он просто не имеет права на это чувство. И плевать на то что ревность сама рождается и своими противными щупальцами постепенно оплетает его тело, заставляя омегу ее не просто чувствовать, но и, самое главное, понимать один простой факт – кроме дурацкого дружеского чувства, он к Тэхену испытывает еще что-то. Что-то пока необъяснимое, но почему-то нежное и одновременно сильное. Несмотря на эту ревность, просыпающуюся каждый раз, стоит только подумать о том, что этот альфа достался кому-то другому, Чимин все равно невольно представляет то, как сам когда-нибудь выложит в его и свой инстаграм новое семейное фото. Наверное, это самые глупые мысли, какие только могут посещать его голову. Но они появляются там не по его воле, так что Чимин ничего не может сделать. И совсем ни на что не надеется. Плевать на то что, как бы он ни пытался остановить этот поток, в голове все равно рисуется картинка, на которой они впятером стоят на берегу и улыбаются. Воды Адриатического моря омывают их ноги, у Тэхена на руках удобно устроился трехлетний Хисын, Джину стоит между родителями, а Чимина, в чьих руках почему-то очень маленький ребенок всего несколько месяцев отроду, нежно приобнимает за талию истинный. Они улыбаются на фоне заката и сразу становится понятно, что все на этой картинке, нарисованной чиминовым мозгом, чувствуют себя наконец-то счастливыми. Действительно глупые мысли… Которым никогда не суждено будет сбыться, как минимум, потому что Тэхен не тот самый, присутствующий почти в каждой книге, человек-запасной вариант, к которому в любой момент можно будет сбежать если жизнь с другим не сложится. Этот альфа такого к себе отношения совсем не заслуживает и Чимин очень сильно надеется, что так к нему никто не относится. Они все еще друг на друга подписаны и плевать что не общаются уже три года. Чимин почему-то подумал, что Ким захочет разорвать с ним все связи, но нет. Ничего не изменилось и омега сейчас только хочет с силой ударить себя по лбу. Как можно было допустить подобные мысли? Тэхен, даже спустя такой длительный срок после разрыва их, каких бы то ни было отношений, все еще продолжает ставить лайки и комментировать его фотографии, разве что только в личку больше не пишет – как всегда держит свое слово. Чимину становится больно от этого осознания, но еще больнее ему становится из-за того, что он сам позволил всему этому случиться. Это его вина. Если бы омега только ответил на его последнее сообщение тем злосчастным утром… Что-то бы изменилось? Тот влюбленный в собственного мужа идиот все равно бы обязательно сделал что-то не так, даже этого не заметив. Это только сейчас, по прошествии времени, Чимин понимает, что все было не так. Это сейчас, когда уже слишком поздно, он понимает, что нужно было закончить эти игры с судьбой еще на старой баскетбольной площадке в день первого признания альфы. Еще тогда ему стоило схватить уходящего Тэхена за руку и не отпускать ни в какую Италию. Девять лет назад он мог просто сбежать с ним в закат, сжав вечно холодную ладонь альфы в своей, и жить счастливо, не ведая ни страданий, ни боли. Не нужно было противиться судьбе и тогда, может быть, сейчас все было бы совсем по-другому. Быть может, они и правда были бы счастливы и именно это счастье стало бы бессрочным. Но время назад уже не вернуть и вместо того чтобы жалеть, теперь придется пожинать все то, что посеял. Так и проходят дни в одиночестве – с мыслями об истинном. Кроме медбратьев и врачей к омеге больше никто не заходит. После неожиданной истерики, последствиями которой стали уничтоженные цветы и буквально выдранная им самим из руки капельница, Чимин больше не сказал ни слова. От него этого никто и не требует – они только лишь предлагают клипборд с пустыми листами, но он и его не берет. Ни с кем не хочется говорить даже таким образом. Он не обращает на них всех внимания, просто не реагируя даже на собственное имя и угрозу позвонить мужу. Угрожал, кстати, тот самый врач, что так сильно хотел его спасти от гнета супруга. Чимин усмехнулся про себя и продолжил игнорировать. И медбратьев, приносящих еду или меняющих капельницы с повязками, и врача вместе с его вопросами. Чимин теперь сам на себя больше не похож. На его лице за все это время ни разу не появилась даже та слабая, огромными усилиями выдавливающаяся улыбка, что он даровал Ли Сухеку в его первый визит. Не было больше ничего. Омега чувствовал себя пустым сосудом, слепленным из некачественной глины, что рассыплется осколками при любом случайном касании. Вчера днем, с помощью одного из медбратьев, ему удалось посетить личную ванную. Там, при включенном над зеркалом свете, он долго рассматривал свое тело и ужасался, ужасался и ужасался. Повсюду синяки, ссадины и измазанные кровью бинты. Каким нужно быть зверем, чтобы еще несколько дней назад относительно светлую кожу так разукрасить? Наверное, нужно просто быть Чон Чонгуком, считающим мужа своей вещью. Омегу пробирает дрожь, стоит только подумать о нем. Во время рассматривания своего покалеченного тела Чимин уделил куда больше внимания лицу, практически наплевав на все то, что ниже. Лицо – визитная карточка каждого человека, а особенно публичных личностей. Чимин супруг миллиардера, входящего в топ самых богатых людей Азии. По сути, как и сказал тем вечером Чонгук, его украшение, то есть и лицо. Внешне они очень красивая пара и мнение людей о них сложилось соответствующее. Как изменится это мнение если его лицо пострадает? Что будут думать люди? Что будет думать пресса? Они будут верить в нелепую историю про нападение. Чонгук им, словно голодным собакам, бросил кость в виде плохо продуманной легенды, которую все с радостью сожрали. И ведь никто ни на секунду не задумался о том, что это даже звучит неправдоподобно. Им всем это не важно. Журналисты всегда ищут сенсацию, а это нелепое нападение на супруга миллиардера именно то, что им нужно. А люди… им вообще все равно. Ну увидят утром статью о том, что какого-то Пак Чимина чуть не убили в парке, ну заметят строчку про то чей он супруг. Что изменится? Они просто пролистнут и продолжат читать новости дальше, съев кость под соусом, что для них подобрала пресса. Через пару минут никто уже и не вспомнит о каком-то там Пак Чимине, пока он не появится рядом с мужем на очередном мероприятии. Но несмотря на это омегу волнует только его лицо, на которое, между прочим, так же будут смотреть его дети. Все что ниже можно спрятать под одеждой, за три года он уже привык это делать. А как спрятать лицо? Как спрятать этот расплывшийся по всей щеке синяк, сломанный нос, разбитые губы, заплывшие безжизненные глаза… Чимин чувствует себя потасканной собакой плюшевой игрушкой, такой обслюнявленной и изодранной. Вдруг становится плевать уже абсолютно на все. Волнуют только оставленные с извергом дети и то, как они отреагируют, когда увидят его. Показываться им в таком виде совсем не хочется. Держась за стены, он с трудом залез в душевую кабину. После нее, стараясь лишний раз ничего не задеть, аккуратно обтерся мягким полотенцем и натянул чистую больничную пижаму. Карауливший его за дверью медбрат быстро зашел в ванную на зов и помог вернуться в постель. Новые чистые простыни хрустели под его телом, но Чимин даже не обратил внимания на сменившееся постельное белье. Вместо этого он все больше и больше ощущал себя запертым в психбольнице опасным для общества человеком. Белые мебель и стены в сочетании с белой пижамой только больше нагнетали. После водных процедур его посещает другой медбрат, перевязывая голову и проверяя швы. Он, как всегда, настойчиво пытается узнать что-то о его самочувствии, но Чимин продолжает умело всех игнорировать. Они не виноваты в том, что произошло. Они ничего плохого ему не сделали. Но такое отношение омеги тоже можно объяснить – он просто хочет побыть один и никого не видеть. Хотя нет, так он сойдет здесь с ума за две недели. Бросаясь из крайности в крайность, Чимин так и не может определиться чего именно ему хочется больше. Ситуацию всегда спасает его любимый, но так редко появляющийся в палате медбрат. Чха Ыну всегда с ним максимально вежлив и аккуратен. По омеге сразу видно, что он к своему делу, как и к пациентам, относится с душой и действительно любит. Чаще всего он приходит во второй половине дня и всегда ему улыбается, в отличие от остальных медбратьев. Наверное, поэтому только с ним Чимин максимально нежен и только с ним позволяет себе улыбаться. Ыну располагает к себе и не скрывает того факта что Пак его любимый пациент. И, видимо, поэтому через пару дней просит начальство прикрепить себя именно к его палате. Чимин относится к нему как к своему младшему брату, которого у него никогда не было, и поэтому подпускает ближе к себе. Подпускает настолько близко, что теперь только ему позволяет обрабатывать свое лицо. Омега разговаривает только с ним, на бумаге правда, но это не важно. Важно только то, что Ыну замечательный и Чимину он очень нравится. Ровно настолько, что начинает появляться желание забрать его к себе домой и подарить должность личного врача. Но он этого не сделает. Только обещает после выписки из больницы позвать его в любимый ресторан на обед. Дом… Мысли о нем резко проникают в голову. Может ли Чимин вообще теперь называть пентхаус своим домом? Был ли он ему им когда-то? Может быть, когда-то давно, но сейчас уже точно нет. Сейчас это клетка. Закрытая со всех сторон золотая клетка, из которой его ненадолго выпустили погулять. Как жаль, что срок свободы для него ограничен и через полторы недели уже придется вернуться назад. – Господин Пак, Вы в порядке? – прерывает свой рассказ Ыну, заметив, что Чимин опять ушел в свои мысли. Омега в ответ только кивает. Ыну улыбается и, возобновив свой рассказ, продолжает готовить шприц со слабым обезболивающим. Ли Сухек сегодня утром сказал, что Чимину нужно начинать отвыкать от них, поэтому медбратья сменили препарат и теперь будут вводить его в меньших дозах. Омеге все равно на все это, лишь бы только тело не болело – терпеть всю эту разом наваливающуюся боль просто невыносимо. Ыну часто рассказывает ему новости внешнего мира, вставляя свои комментарии и мысли между строк скучных статей. Чимина, в отличие от многих людей, это совсем не раздражает. Почему? Потому что, во-первых, он сам попросил держать себя в курсе всех новостей, а во-вторых, эти комментарии медбрата достаточно забавные и только они заставляют подобие улыбки появляться на заживающих губах. – У Вас очень красивая улыбка, – засмотревшись, неожиданно произносит Ыну, тоже улыбаясь. Чимин поднимает на него глаза, пока уголки губ медленно начинают дергаться. Он вспомнил кто впервые сказал ему эти же самые слова. – Вам идет. Улыбайтесь чаще. Чимин не верит ни одному его слову. Как улыбка может быть красивой, если губы разбиты, а само лицо, кажется, медленно начинает превращаться в один большой желтеющий синяк? Хотя, может, и правда красивая. Но это только потому что Тэхен так когда-то говорил. – Прошу прощения, – вдруг быстро произносит Ыну, отложив шприц, и, поклонившись, спешит покинуть палату чтобы ответить на звонок. Чимин кивает ему, откидываясь головой на подушку. Никакие мысли в голову не лезут. В ней одна лишь выжженная пустошь. За эти дни он, кажется, подумал уже обо всем, о чем только можно было. Поэтому омега просто позволяет себе насладиться тишиной в ожидании друга. После того как тот вколет обезболивающее, он наконец-то сможет поспать. Ыну за дверью пытается говорить как можно тише, но Чимину все равно удается расслышать некоторые его слова. Омеги нет минут десять и все это время он говорит по телефону, а Пак слушает. Что еще ему остается, если он не может встать и уйти, а Ыну будто специально не отходит далеко от палаты? Особенно четко слышится такая его фраза: «Ради лучшей жизни одного человека, нельзя лишать этой жизни другого». И о ком это он там говорит? Чимин не особо вникает – его это все не касается. Но фразу все равно запоминает. Зачем? Неизвестно. Просто звучит хорошо, вот и все. Ради лучшей жизни одного, нельзя лишать этой жизни другого. Вроде бы ничего необычного, но Чимину нравится. Жаль, что он этим высказыванием не воспользуется. Он считает немного по-другому: лучше лишить лучшей жизни одного, чем обречь на страдания других. Вот оно, то правило, по которому он и будет дальше жить. Чон Чонгук еще поплатится за то, во что превратил его жизнь.***
Альфа приходит только на восьмой день. Точнее, не приходит, а вихрем врывается в его уже устоявшуюся одинокую жизнь. Чимин не ждал – видеть это лицо не хотелось. Но разве кого-то интересуют его желания? На Чонгуке сегодня недавно купленный черный костюм, на его лице ни капли тревоги или хоть какого-то, даже мизерного, беспокойства. Чимин, делая себе этим больнее, невольно задумывается о том, что альфа за всю эту неделю даже ни разу не позвонил врачу чтобы хоть что-то узнать о его состоянии. В руках Чонгука омега замечает букет красных роз из все тех же несчастных тринадцати бутонов, а в природном запахе чувствует примесь чего-то терпкого. Ему недавно сняли гипс с носа и обоняние теперь потихоньку начало возвращаться, так что он все чувствовал. Что чувствовал? То, что ему опять изменили. А если точнее, что буквально пару часов назад выбрались из чужой постели и посмели явиться сюда. С букетиком. Прямо настоящий джентльмен. Бутылки шампанского только не хватает – Чимин бы разбил ее о его голову. Чон, заметив то, каким взглядом рассматривает его супруг, вежливо выпроваживает Ыну из палаты. Младший омега, только что приведший Чимина из ванной, подозрительно на него косится и спрашивает у своего любимого пациента нужно ли оставить его с альфой наедине. Он знает, понимает вдруг Пак. Но это неудивительно – все работающие с ним врачи и медбратья умеют делать выводы, опираясь на простейшие факты. Они все давно поняли, что то, что произошло не простое нападение с целью грабежа. Ну, отчасти точно. Обо всем говорит рассеченный затылок. Как бы ему его до такой степени рассекли в парке? О ствол небольшого куста? Плюс, по всем остальным полученным травмам не трудно сделать соответствующие выводы. Чимин, услышав смешок Чонгука, выныривает из мыслей, подняв глаза на так и смотрящего на него медбрата, и просто кивает. Вообще, ему бы не хотелось оставаться с этим альфой наедине. Он бы и не оставался, но тогда Ыну рискует остаться без работы, а сам Чимин – без друга. Вслед за омегой из палаты уходит и чиминово хорошее настроение. Улыбки на постепенно заживающем лице давно уже нет. Как только тихо хлопает дверь и за ней стихают шаги, это большое, совсем не вписывающееся в окружающую обстановку черное пятно начинает приближаться к кровати. С каждым его тяжелым шагом Чимину все больше и больше хочется исчезнуть с лица Земли. Потому что от одного его присутствия спирает дыхание, а то, как Чонгук на него смотрит, ему совсем не нравится. Альфа небрежно ставит розы в стоящий на тумбе графин с водой и приземляется на стул возле кровати. Чимин не хочет удостаивать его даже взглядом, но приходится. Потому что иначе Чонгук снова откроет свой рот и неизвестно какие помои польются на омегу в этот раз. Так что он поднимает на него глаза, пытаясь отползти от его тела как можно дальше – находиться так близко не хочется. Чон ничего не говорит, предпочитая просто рассматривать омегу своим темным изучающим взглядом, выжигая на чиминовом лице новые кровоточащие раны. Пак все больше и больше хочет его выгнать. Чонгук, кажется, совсем не замечая явно выраженного на его лице нежелания находиться с ним на расстоянии ближе трех метров, еще больше наглеет, наваливаясь спиной на стул и вытаскивая из кармана пиджака сигареты. Едкий дым стремительно заполняет палату, проникая в легкие одного недавно попавшего сюда омеги, и заставляет его закашляться. Вариант выставить недосупруга за дверь больше не кажется Чимину таким уж опасным. – Как ты? – первое, о чем спрашивает альфа, когда проходит еще пять мучительно долгих минут. Омега, опустивший на одеяло глаза, снова поднимает не него затравленный взгляд. Вряд ли Чонгуку его состояние на самом деле интересно. Сюда он, скорее всего, приехал чтобы избежать подозрений и лишних вопросов. – Здесь нельзя курить, – хриплым голосом в ответ. Дня три назад лечащий врач снял с его шеи повязки и разрешил понемногу начинать говорить. – Думаешь, меня это волнует? – задает вполне себе логичный вопрос Чонгук. Чимин закатывает глаза. И как только он мог забыть, что правила в этом мире существуют для всех, но не для этого альфы. – Два дня назад свозил детей к психологу. – Как они? – сразу оживает Чимин. Когда речь заходит про детей, оставаться отстраненным не получается. Чонгук ухмыляется, замечая волнение в его взгляде. – Хисын орет ночами, папу требует, – альфа некрасиво кривит губы на слове «папа». Чимину хочется его ударить. – Даже няньки с ним справиться не могут, а ко мне он вообще не подходит. – А Джину? – внезапно севшим голосом спрашивает омега. Один только тот факт, что его маленький ребенок надрывается каждую ночь, требуя рядом с собой именно его, заставляет забеспокоиться. Если так реагирует Хисын, который еще совсем ничего не понимает, то как старший сын? – Не выходил из комнаты три дня, а говорить хотел только с тобой, – с нескрываемым отвращением высказывает вторую часть предложения Чонгук. Чимин не может скрыть скользнувшую на губы усмешку. Тот факт, что детям важен именно он, а не их отец, его только радует. – Не понимаю почему они так привязаны, их ведь даже не ты воспитываешь. – Раз не понимаешь, то может стоит тогда раскрыть наконец глаза? – сквозь зубы выговаривает Чимин, сжимая маленькие кулаки. Осмелел? Вовсе нет, он все еще дрожит где-то внутри. Просто такое отношение Чонгука неимоверно злит. – Прекращай дерзить. Или мне нужно напомнить, чем все закончилось в прошлый раз? – для убедительности он даже вскидывает руку, приближая ее к чиминову лицу. Но не прикасается, потому что омега озлобленным котом шипит: «не трогай» и «я буду кричать». Альфа лишь смеется над его действиями. Как будто эти крики ему чем-то помогут. – Я приехал сюда не просто так. Хочу разъяснить тебе новые правила наших отношений. – У нас когда-то были какие-то правила? Я вроде с тобой в брак вступал, а не в деловые отношения, – криво улыбается Чимин. Чонгук продолжает безжалостно давить ногами все то, что он к нему так долго и бережно взращивал. Нет бы просто развестись и все. Nessun problema***, как говорится. – Прекрати ломать комедию и подпиши бумаги. Разведемся тихо и по-хорошему. Обещаю, не стану заявлять о домашнем насилии. – Все не успокоишься? Я же ясно дал понять, что не дам тебе развод, – стоит на своем Чонгук, бросая окурок в стоящий на тумбе стакан. – Вернемся к правилам. Первое, на публике мы по-прежнему играем счастливую пару, ты всегда улыбаешься и излучаешь только счастье и свет. Второе, я решил, что начну сокращать количество средств, поступающих на твою карту и надеюсь, что ты прекратишь разбрасываться деньгами направо-налево, – вот тут Чимин хмурится и ему очень сильно хочется возмутиться. Он никогда не разбрасывался деньгами. – И третье, ты станешь моим детям хорошим папой. И не так чтобы лишь на словах, а в реальности. Начни уже нормально заботиться о них, не прибегая к помощи нянек. Во всем остальном наша жизнь не изменится. Разве что только я немного ограничу тебя в передвижениях. Заграницу без меня ты больше не полетишь, да и в принципе больше никуда не полетишь. – Как все серьезно, – невесело усмехается Чимин, качая головой. – Будут еще какие-то пожелания, мой господин? – Ничего существенного. Просто не забывай о том, что я пообещал сделать если узнаю об измене. – Всенепременно. Буду сидеть как песик у двери и сутками ждать возвращения хозяина, – кривит губы омега, смотря на него с нескрываемой ненавистью во взгляде. Густой запах чонгукова раздражения снова начинает вытеснять свежий воздух. Видимо, чтобы не сорваться и снова не ударить, он встает с места. Альфа медленным шагом обходит палату, рассматривая скудненький интерьер и останавливается у окна. Его брови задумчиво изгибаются пока он сам, видимо, пытается подобрать слова чтобы снова лишний раз унизить. Вот только Чимин ошибается с выводами, потому что Чонгук в итоге говорит совсем другое: – Завтра привезу детей, – на что омега в удивлении раскрывает рот. Он не видел их… неделю? Они никогда не расставались на такой длительный срок. Чимин очень сильно соскучился и также сильно хочет их наконец-то увидеть. Не важным почему-то сейчас становится тот факт, что детям, вообще-то, не стоит приходить в клинику и видеть его в таком состоянии. – Приведи себя в порядок, не хочу, чтобы они получили психологическую травму. – Что сказал психолог? – бесцветным голосом. Чимин поднимает на него взволнованный взгляд. Последние слова альфы звучат так смешно, жаль, что смеяться почему-то совсем не хочется. Чонгук не хочет, чтобы дети получили психологическую травму… а разве они уже ее не получили, когда увидели их тем вечером? – Не умалчивай. Мне важно знать. – Назначил еще несколько сеансов, выписал таблетки и посоветовал дать им возможность увидеть тебя, – закатывает глаза Чонгук. Чимину хочется встать и ударить его по лицу. Сколько можно вести себя так, будто того, о ком ты говоришь в этой комнате нет?! – Если тот вечер хоть как-то повлияет на их психику, – отстраненно начинает Чимин, рассматривая белый кафель под его ногами. А потом резко вскидывает на альфу свои полные решимости глаза. – Обещаю, я убью тебя. Если с моими детьми вдруг что-то случится, пока они находятся под твоим присмотром – я убью тебя, – пока говорит, омега может наблюдать за тем как медленно с лица Чонгука сползает улыбка. Он бы сам улыбнулся, но не хочется портить свою речь. А вот за сменой эмоций альфы очень забавно наблюдать. – Если ты хоть пальцем их тронешь – я убью тебя особо изощренным способом, – завершает он, начиная трястись во вновь подступающей истерике и сжимая кулаки до впившихся в ладони ногтей. – А сейчас уходи. Я не намерен больше терпеть твое присутствие. – Уйду, – подозрительно легко соглашается Чонгук, поднимая руку и сверяясь с временем на часах. – И так задержался. Кстати, на днях к тебе заедет полиция, расскажешь им что травмы получил в результате нападения в парке. – Какую же глупую легенду ты придумал, – смеется омега. – И как только на нее все купились? – Влияние денег, золотце, – дарит в ответ ухмылку Чонгук. Лицо Чимина за мгновение меняется. – Не смей меня так называть, – шипит он. Чонгук ничего не отвечает. Он лишь отталкивается от подоконника и уходит, бросив на последок неискреннее: «выздоравливай». Только когда дверь за ним еле слышно хлопает, Чимин позволяет себе выдохнуть. Так тяжело во время общения с когда-то любимым человеком ему еще не было. Но с чего-то же нужно начинать, правда? Ему с ним под одной крышей жить еще долго. Зная Чонгука, омега более чем уверен, что он будет тянуть с подписанием бумаг как можно дольше. Этот альфа любит помучить, а на мучения именно Чимина у него, похоже, отдельный фетиш. Но это все потом. Сейчас Чимин просто поворачивается в сторону тумбы чтобы нажать на спасительную кнопку и вызвать Ыну. Красные розы сами неожиданно приковывают взгляд. Цветы ни в чем не виноваты, но этот букет так и хочется бросить в лицо его дарителя. Чтобы, наверняка снова несрезанные шипы исцарапали ему все лицо. Как жаль, что это всего лишь мысли и неосуществимые желания. Потому что, если Чимин и правда сделает так, как ему хочется, то Чонгук его просто убьет. В палату заходит другой медбрат. И он, кстати, совсем не вызывает доверия. Взгляд у него какой-то… опасный что ли. Или это Чимину просто кажется из-за того, что он его видит впервые? Да, должно быть, просто галлюцинации. – Где Ыну? – спрашивает Пак, стоит тому только ступить за порог. Да, невежливо. Да, некрасиво. Но что Чимин сделает если видеть сейчас хочется только Ыну? Медбрат отвечает, что пока у него был гость, омега ушел к другому пациенту. Чимин умело делает вид что это его совсем не расстраивает. – Скажите ему что мой гость уже ушел, и он может вернуться. И откройте, пожалуйста, окно. Медбрат кланяется и выполняет все требования. По выражению лица становится понятно, что ему вовсе не хочется все это делать, но отказать омега не имеет права. Когда он заканчивает с окном, Чимин еще просит избавиться от цветов. Перед уходом медбрат захватывает с собой и графин, вместе с испорченным сигаретой стаканом, а чистую воду Чимину приносит уже Ыну, сразу на входе спрашивающий про его самочувствие. – Все хорошо, – улыбается ему Чимин. Ыну этой улыбке не верит. – Ко мне завтра придут дети… не мог бы ты утром замазать весь этот ужас на моем лице? – Да, конечно, – кивает омега. – Спасибо, – благодарит Чимин, снова улыбнувшись. – А сейчас вколи мне, пожалуйста, снотворное. Не хочу о чем-то думать. Ыну безукоризненно выполняет простую просьбу. Как не выполнить? По внешнему виду, тому как Чимин говорит и улыбается, любому станет понятно, что с ним совсем не все хорошо. Возможно, у него какие-то проблемы с самим собой, с психикой, может быть. Ыну не знает. Он не психолог чтобы с этим всем разбираться. Ыну максимально прост, если видит, что человеку плохо – не задает лишних вопросов и помогает. Так и должны поступать люди в подобных ситуациях. Как можно пройти мимо и не заметить? Как можно оставлять человека одного, когда прекрасно знаешь о его психическом состоянии? Препарат вводится быстро. Чимин даже не замечает как, вроде бы только ушедший, Ыну возвращается с почкообразным лотком. В нем одна ампула и шприц с ватой. Легкой рукой омега протыкает им истыканную иглами нежную кожу. Чимин закрывает глаза, чувствуя как препарат движется по венам. Резко неважным становится весь внешний мир, Чонгук и его действия. Постепенно выходят из головы дети и их испуганные тем вечером глаза, преследующие во снах. В голове голосом Тэхена повторяется только: «Шлюпка-шлюпка. Я готов стать для тебя спасительной шлюпкой. Выбери в ней место или прыгни в холодную воду без куска дерева». Но омега уже не соображает. Голос истинного в голове как неожиданно появился, так же и стихает. Чимин проваливается в спасительный сон.***
Встреча с детьми проходит на удивление хорошо. Чонгук привозит их в десять и уезжает, сказав, что вечером, когда время посещений закончится, их доставит домой один из дежурящих возле палаты телохранителей. Прежде чем уйти, он проводит ладонью по волосам Хисына и Чимин, внимательно рассматривая своих сыновей, замечает то, как младший дергается от этого его действия. Улыбка сама наползает на пухлые губы. Стоит двери за альфой хлопнуть, как дети тут же срываются с места. Чимин плачет, прижимая к себе две макушки, просто тихо радуясь тому что может их увидеть. Только сейчас он понимает, что если бы Чонгук убил его той ночью, а он бы убил, если бы ему за это не грозил тюремный срок, то детей бы омега больше никогда не увидел. Или, если бы альфа выставил его психически нездоровым, заявив, что все увечья Пак нанес себе сам, то к детям его бы больше не подпустил закон. Тогда стоит ли поблагодарить Чонгука за то, что не пошел на крайние меры? Возможно. Но это не значит, что он поступил благородно и Чимин изменит свое решение о прощении. Совсем нет. Чонгук своими угрозами и действиями лишь подлил масла в разгорающийся огонь. Чимин не спустит это все ему с рук. Семь лет провальных попыток наладить отношения тоже. Чонгук еще пожалеет, что так поступил. Он думает, что омега, как все говорят, слабый пол не сможет за себя постоять и поднять на него руку в ответ? Думает, что Чимин не сможет убить если возникнет угроза жизни? Зря. Очень даже зря он так думает. Потому что, если Чонгук хоть как-то навредит его детям – омега превратит все свои угрозы в реальность. Плевать уже на себя. Плевать на статью по которой он может сесть в этом случае. Свою жизнь Чимин и так уже испортил, всего лишь сказав «да» не тому. А ведь ему предлагали помощь. У Чимина была возможность избежать и побоев, и измен, и унижений, но что он сделал? Сбежал как трус, испугавшийся сложностей. «Я не могу бросить свою семью» – главный, но такой глупый его аргумент. Омега называл семьей человека, которого не устраивал. Чимин считал семьей мужа, который его ей не считал. В чем была проблема? Нужно было всего лишь остаться тем утром. Нужно было не писать дурацкие письма на холодном полу просторной гостиной, а всего лишь остаться в теплой постели под тяжелой тэхеновой рукой, плотно прижимающей к его обнаженному телу. Простые действия, выполнить которые было совсем не сложно. Тогда, возможно, сейчас бы Чимин находился в счастливом браке с истинным и воспитывал бы с ним своих детей. Тэхен бы принял Джину и стал бы ему лучшим отцом, омега в этом точно уверен. Но что он предпочел вместо этого? Неверный ответ на простой вопрос: «С кем тебе будет лучше?». Чимин всю свою жизнь совершает ошибки – первой, видимо, было его рождение – но больше не станет. Как только швы зарастут и его выпишут, он любой ценой сделает все возможное чтобы наконец расторгнуть этот идиотский брак с монстром и забрать от него своих детей. Больше оставлять их с ним омега не намерен. Их безопасность и счастье сейчас куда важнее. Время с детьми проходит незаметно. Хисын, только начавший более-менее разборчиво говорить, рассказывает ему о том, чем занимался все эти дни. Чимин ему улыбается, игнорируя пощипывания на заживающих губах и сжимая его маленькие ручки в своих. Пухлые румяные щечки маленького омеги получают много-много поцелуев от папы, который не видел ребенка больше недели. Джину, его всегда такой разговорчивый Джину, в основном все время молчит. Он совсем ничего не рассказывает. Ни про психолога, ни про свою проведенную с братом неделю. Старший сын лишь изредка отвечает на его вопросы, но и то только односложными предложениями. Чимин начинает волноваться. Но это ненадолго. Потому что, когда уставший сидеть на одном месте Хисын сползает с постели и отправляется исследовать палату, Джину пододвигается ближе. Чимин не может не заметить, что ребенка что-то беспокоит, но не спрашивает, ожидая, когда он сам начнет разговор. Омега всего лишь садится удобнее и, свесив ноги с кровати, прижимает Джину к своему боку, зарываясь носом в темные волосы. Маленький омега тяжело вздыхает прежде чем поднять на него глаза и спросить: – Папа, а это нормально что отец часто приводит домой других омег и закрывается с ними в вашей комнате? Чимин теряет дар речи в этот момент. Глаза резко начинают щипать непрошеные слезы, а воздух в легкие почему-то перестает поступать – Джину выбил его одним махом, задав самый обычный вопрос. Хочется переспросить пресловутое «Что?». Мозг почему-то отказывается воспринимать полученную информацию. Что значит «приводит других»? Что значит «закрывается в комнате»? Что за дурацкий набор слов… и почему от них так больно колет внутри? – К-каких еще омег, солнышко? – непонятно почему заикнувшись, спрашивает Чимин. Какие омеги? Что такое «омеги» вообще? – Ну… разных, – смутившись от такого вопроса, отвечает Джину, не замечая покатившихся из глаз папы две мокрых дорожки. И пусть. Не нужно ему это видеть. – Например? – Не знаю. Они всегда разные, но все красивые. Ах вот оно, значит, как. Возмущение почему-то резко выталкивает обиду. Чего обижаться на мудаков? Отправил он, значит, мужа на двухнедельные каникулы, а сам в супружеской постели с другими развлекается. Для кого придумали отели? Для чего в его собственности столько недвижимости? Зачем приводить кого-то домой? Чимин нервно кусает только зажившие губы. Нет, он точно его убьет. Это какую нужно иметь наглость чтобы привести домой, где, на секундочку, находятся дети, своих шлюх и трахать их у них чуть ли не под носом? Или это всего лишь показательное выступление для самого Чимина? Просто так ведь Чонгук бы не опустился до такого уровня. Или опустился бы? Омега уже не знает. Внутри почему-то все больше начинает расти ощущение что он никогда ничего о нем и не знал. И, знаете, лучше бы и правда не знал. И никогда с ним не знакомился. Жил бы тогда сейчас где-нибудь в Италии с истинным, пил вино на балкончике с видом на вечерний Милан и курил бы любимые сигареты. А Тэхен сидел бы на расстоянии вытянутой руки и крепко держал небольшую ладошку в своей. Их дети носились бы по квартире, разнося в хлам дорогущую мебель, а они вдвоем находились бы рядом, рассматривая любимый город с высоты тридцатого этажа. Жаль, что это всего лишь мечты.***
Стук каблуков эхом разносится по длинному коридору. Кейс из дорогой черной кожи удобно лежит в руке, раскачиваясь в такт его шагам. Черный костюм от «Бриони», рубашка и тонкий галстук в тон. На запястье под пальто блестят серебряные часы «Ролекс», на лице – серьезное выражение. Открытый укладкой лоб, холодный взгляд – признак его готовности к работе. Сегодня здесь многолюдно. Свидетели, присяжные, репортеры – все собрались ради одного слушанья. Тэхен прибыл сюда за два часа до заседания, потому что если бы пришел позже, то, вероятно, просто не смог бы пройти. Журналисты уже заполнили крыльцо в ожидании обвиняемого, приготовили свои камеры и микрофоны в глупой надежде на то, что Антонио скажет кому-то хотя бы слово. Вот только обычно все обвиняемые перед судом молчат, а сегодня репортеры его даже не увидят. Тэхен позаботился о том, чтобы альфу провели через другой вход, хотя это, вообще-то, не положено. Как жаль, что для семьи Барбаро открыты все двери. Антонио Балди – тот обвиняемый, которого Тэхену предстоит сегодня защитить – Капо, несущий ответственность за игорный бизнес семьи. Под его ответственностью находились два казино и букмекерская контора, которые власти уже очень давно хотели закрыть. Игорный бизнес – не основной источник дохода семьи, но потерять этот, кажущийся многим пережиток прошлого, было бы достаточно затратно, тем более, когда сам Дон им дорожит. Полиция нагрянула в казино неожиданно, в самый пик. В здании в ту ночь находилось несколько конгрессменов и госслужащих, очень удачно играющих не на деньги, а на тела двух несовершеннолетних омег. Конечно же их всех взяли под стражу, заставив омег написать заявления. Из казино также изъяли большое количество наркотических средств и обнаружили около десяти несовершеннолетних работников. И вроде бы уже все, Антонио крупно попал и его никак не спасти, но не зря же Дон потребовал его защиту именно у Тэхена. Ким, как обычно это делает в особо сложных делах, провел собственное расследование. Все улики упрямо указывали на Капо, хотя и без них всем вокруг понятно было что он виновен. Тэхену тоже, особенно, если учесть, что он знает его в лицо и пять лет назад лично передавал ему новость о повышении. Альфа прекрасно понимал, что Дон нанял для этого дела именно его потому что только Ким может вывернуть все в нужную семье сторону. И он вывернул, но вместе с тем сделал страшный вывод что властям кто-то помогал. Кто-то нагло бросил полиции наводку о том, что вот именно в такой день и вот в этот вот час по такому-то адресу будут играть в покер на тела несовершеннолетних омег. Омеги, особенно несовершеннолетние, в их мире очень строго охраняются законом, так что неудивительно что полиция не посчитала этот вызов ложным и тут же рванула на указанное место. Тэхен сам не был в восторге, когда узнал на что именно играют в их казино, но разве его мнение кто-то спрашивал? Ему сказали сделать так чтобы Антонио оправдали в суде и народ убедился в его невиновности – он так и сделает. Моральные принципы не так важны, когда за отказ можно лишиться головы и оставить кое-кого важного совсем одного в этом большом страшном мире. Поэтому он сегодня собственными руками выпустит из-за решетки очередного ублюдка, ни разу в жизни не слышавшего простого слова «человечность». Именно для этого он сегодня снова здесь, идет вперед под аккомпанемент из стука собственных каблуков и вспоминает былые годы. Светлый мраморный пол, высокие потолки, длинные окна… Тэхен помнит с каким интересом рассматривал то, что сложно назвать интерьером в свой первый визит. Отец больше десяти лет назад привел его сюда на одно из слушаний, касающихся семьи Барбаро. Il Palazzo di Giustizia тогда точно также был заполнен репортерами и в тот день судили сына их ныне почившего прошлого дона… Громкое слово «оправдан» и испуганные глаза омеги-судьи навсегда остались в памяти девятнадцатилетнего Тэхена, недавно поступившего в американский университет. «Il Palazzo di Giustizia» в переводе с итальянского – «Дворец правосудия». В Милане это невзрачное, даже пугающее, серое здание, построенное в первой половине прошлого века. И что такого тот девятнадцатилетний Тэхен в нем нашел? Оно пугающе невзрачно снаружи и точно такое же внутри. Здесь всегда было неуютно, но Ким и не требовал. Здания суда ведь не для чьего-то уюта создавались. Тэхен идет не спеша, отсчитывая в голове шаги до нужной двери. Кейс покачивается в руке, полы пальто раздвигаются при движении ног, а светлый мрамор пола хорошо контрастирует с его черными дорогими ботинками. Каждый шаг эхом поднимается до самого потолка. Он не был в суде в качестве адвоката уже сколько? Года два, как минимум. Эти годы Тэхен в основном появлялся здесь в качестве представителя босса, предлагая судьям крупные суммы денег за гарантию того, что дело на слушанье примет нужный семье оборот. В такие дни, после оплаты услуг судьи, он предпочитал наблюдать за процессом со стороны, активно делая вид что не имеет к нему никакого отношения. Благодаря закрутившейся основной работе, его адвокатская практика со временем начала сходить на нет. У альфы своя юридическая фирма, в которой работают почти все лучшие юристы Милана. Тэхен открыл ее через два года после окончания университета только для того чтобы банк не заинтересовался крупными суммами, часто поступающими на его счет. Это не значит, что ему не нравится юриспруденция, просто он никогда не хотел заниматься чем-то таким. Но пришлось, потому что лишняя нервотрепка ему не к чему. Изначально Тэхен планировал легально заниматься адвокатской практикой либо под чьим-то крылом, либо из дома. Но набрав обширную базу клиентов, наслышанных о том, что он никогда не проигрывает, пришлось как-то выкручиваться. Тем более, один он уже не справлялся. Проситься в фирму отца не хотелось, отдавать своих клиентов кому-то – тоже. Поэтому пришлось открыть собственную фирму, взлетевшую чуть ли не с первого дня. За два года работы самому на себя, еще до фирмы, Тэхен смог произвести хорошее впечатление на многих людей. Как? Все просто. На его счету тогда было уже более тридцати дел и ни одного проигранного. Плюс, у него хорошо подвешен язык, а сторону обвинения альфа всегда тыкает носом в простейшие факты и доказательства невиновности его подзащитных. И здесь все законно, потому что это его легальная деятельность. В рамках нее Тэхен никому ничего не платит, ничего не подделывает и бессовестно не врет. Люди, зная это, ему доверяют, а ни один прокурор не хочет иметь с ним дело. Поэтому каждый из них, только узнав кто будет защищать подсудимого, один за другим отказываются от участия в заседаниях – никто не хочет быть опозоренным. Итальянское имя Тэхена – Алдо Гвидиче, что в переводе означает – Благородный Судья. Почему судья? Потому что в Италии несколько столетий назад было принято давать людям фамилии по роду их деятельности. Не сложно догадаться что он родился в старой семье судей, ну почти. Его мама итальянка, дочь одного из бывших консильери, а отец кореец с итальянскими корнями – его папа итальянец из рода Гвидиче. Вся семья Тэхена входит в клан Барбаро с самого его основания, так что нет ничего удивительного в том, что и он сам сейчас в нем состоит. Со стороны отца все родственники альфы судьи. Действующие и уже недействующие продажные, нечестные судьи, верные только своему Дону. Тэхен презирает таких людей, готовых за деньги продать даже, кажется, собственную семью. Он их ненавидит, несмотря на то, что вне своей адвокатской практики сам же их подкупает. Хотя, как говорит отец, не подкупает, а всего лишь помогает принять правильное решение. Что тут сделаешь, если это его основная работа, а судьи, чаще всего, отвратительны в своей жадности настолько, что готовы за пару миллионов выпустить на свободу даже серийного убийцу. На легальную деятельность Тэхена этот подкуп никак не влияет. Потому что все, кому он когда-либо предлагал крупные суммы в роли представителя своего босса, прекрасно делают вид что совсем с ним не знакомы и денег никаких никогда ни за что не получали. Они все знают, что если хоть как-то чем-то укажут кому-то на то, что знают о том, кто он на самом деле, то уже следующим утром их тела найдут в какой-нибудь канаве с простреленной головой. Молчать не сложно, а жить хочется всем. Сегодня он здесь не ради дурацкого наблюдения, которым занимается уже два года и которое, вообще-то, очень сильно поднадоело. Сегодня он здесь чтобы наконец-то самому поучаствовать в процессе. Тэхен долго к нему готовился, только сегодня раз двадцать прорепетировав свою речь перед выездом. Но несмотря на готовность, внутри все равно начинает скручиваться легкое волнение. Еще бы, так долго не было практики, чего он хотел? Его список выигранных дел за это время наверняка уже успел покрыться толстым слоем пыли. Для Тэхена каждый судебный процесс проходит с легкостью. Даже если он представляет защиту, а не просто наблюдает со стороны за действиями подкупленных адвокатов и судей. Только сегодня почему-то что-то не так. Важное дело? Даже очень. Но он ведь и раньше брался за сложные и важные дела. Тогда, может быть, это что-то другое? Скорее всего. Вряд ли это из-за суда, в конце концов у него за спиной почти десять лет практики. Когда до нужной двери остается не более десяти метров, телефон в кармане его пальто неожиданно громко начинает вибрировать. Этот звук почему-то эхом стоит у альфы в ушах. Предвестник чего-то нехорошего? Все возможно. Поэтому Тэхен останавливается прямо посреди коридора, совсем не беспокоясь о идущих за ним людях. Телефон запутывается в глубоком кармане, альфа уже даже думает, что звонящий сейчас сбросит вызов, раз его не принимают так долго, но нет. Гаджет все-таки достается, а сердце тут же вдруг замедляет свой ритм. Дыхание спирает, на экране крупными буквами горит «Ким Сокджин», внутри – пустота. Все мысли и чувства разом покидают тело. Одно только имя контакта уже говорит о многом – просто так дворецкий никогда не звонит. – Господин Ким, – стоит только Тэхену поднять трубку, тут же начинает омега отчего-то запыхавшимся голосом. – Клянусь, мы все обыскали… – Что обыскали? – хмурится Ким, не понимая. Что могло произойти? Эта ситуация ему все больше и больше не нравится. – Сокджин-ши, успокойтесь и нормально расскажите мне что случилось. – Ваш омега, Господин, – продолжает на корейском дворецкий. Тэхен еще больше хмурит густые брови. Что любящий изводить прислугу Дарио опять натворил? – Они с малышом ушли гулять еще утром и до сих пор не вернулись, – на этих словах альфа почему-то чувствует, как сердце больно кольнуло. Уже семь часов вечера. Это же не то, о чем он думает? Дарио же не может с ним так поступить? – Когда они уходили, я не заметил ничего подозрительного. Но пару часов назад одна из горничных пошла убирать вашу спальню, а когда она прибежала назад, ее жутко трясло, и она мямлила что-то про пустоту… Я сначала ничего не понял, так ей и ответил, но потом она схватила меня за руку и потащила наверх, – Тэхен замирает. Вот она, развязка уже близится. Редкие люди обходят его, остановившегося посреди коридора, подозрительно косясь. Но он не обращает на них никакого внимания, смотря ровно перед собой. Альфа точно знает, что то, что он сейчас услышит, ему не понравится. – Полки в гардеробной оказались пустыми, на трюмо нет ни одного украшения или косметики. Даже природный запах отсутствует. Создалось ощущение что Господин Риччи никогда с Вами и не жил. – Амато… – внезапно севшим голосом шепчет Тэхен, не веря собственным ушам. Что за шутки? – Где Амато? Скажи, что он дома, – в ответ один лишь вздох. Альфа прикрывает глаза, сильно кусая губы. Кожаная ручка скрипит от того с какой силой он ее сжимает. Неведомая до этого момента злость начинает просыпаться в его теле. Тэхену на раздумья требуется всего лишь минута. Всего одна минута чтобы развернуться и быстрым шагом направиться к выходу. – Обыщите все: каждую комнату, каждый угол, сад, гаражи, улицу. Если понадобится, переверните вверх дном весь мой дом, но найдите моего сына. – Да, Господин, – кивает себе на той стороне успокоившийся Сокджин. Тэхен плотно сжимает зубы чтобы не зарычать. – Куда они поехали? Он должен был тебе рассказать, – командным тоном. – Мистер Риччи сказал, что они собираются в парк, – задумавшись, продолжает омега. – Когда я спросил в какой, он молчал. Потом меня отвлекли, а когда я повернулся, то ни его, ни ребенка уже не было. – Кто отвез его? – почти рычит Тэхен. – Омега воспользовался своей машиной, – испуганно произносит Сокджин. Видимо, рык внутреннего тэхенова зверя испугал его. Альфа понимает это и, если бы не был так зол, извинился бы перед ним, но не может. Сейчас ему нужно найти своего ребенка и это первостепенная задача. – Я правда не понимаю, как он смог пронести все вещи мимо нашего носа… – Разберемся, Сокджин-ши, – отвечает Тэхен, выходя на улицу. Столпившиеся на лестнице репортеры тут же поворачивают свой лес камер и микрофонов на него. Тэхен прикрывает рукой глаза от вспышек и, игнорируя сыплющиеся градом вопросы, пытается пройти. И почему только не вышел через запасной выход? Его бодигард, поздно заметив такое скорое возвращение своего босса, покидает автомобиль и буквально бежит, расталкивая толпу перед собой, тем самым создавая своеобразный пустой коридор. Мужчина помогает Тэхену выбраться и пока Ким спускается по этому узкому коридорчику, альфа пытается всех задержать, расставив в стороны руки и специально замедлив шаг. Вот только это мало чем помогает. Почему? Потому что журналисты любопытные вездесущие крысы. Такие же маленькие, противные и лезущие везде, где их не просят. Поэтому они всей толпой пытаются Тэхена догнать и узнать о причине его столь скорого отъезда еще до начала заседания. Только опустившись на кожаное сидение и захлопнув на замок дверь, Ким выдыхает, чувствуя себя в относительной безопасности. Плевать что репортеры продолжают направлять на него камеры даже через окна автомобиля, главное, что они не могут достать его изнутри. Весь этот цирк происходит недолго, потому что бодигарду таки удается оттолкнуть особо наглых журналюг от передней пассажирской двери и занять свое место. Мерседес тут же шумно трогается с места, оставляя толпу за собой. – Прошу прощения, Сокджин-ши, – извиняется альфа за посторонний шум. Длинные пальцы касаются тугого узла галстука, с силой дергая его вниз, ослабляя и позволяя себе почти нормально вдохнуть. – Вещи Амато на месте? – Да, – выдыхает, видимо пришедший в себя омега. – Нет только коляски, которую Господин Риччи взял с собой. – Хорошо, – кивает Тэхен, расстегивая верхнюю пуговицу – дышать становится значительно легче. – Обыщите все и скажи Джеймсу чтобы отправил людей искать на территории комплекса и в парки. А сам он пусть отправляется в «Семпионе», я уже еду туда. Шофер, услышав название парка и поняв из всего разговора только это и имена, после того как альфа сбрасывает звонок, переспрашивает. В окружении Тэхена мало кто знает корейский, так что он просто кивает ему в ответ и просит ехать как можно быстрее. Почему именно Семпионе? Все предельно просто. Это любимый парк Тэхена, с которым связано много хороших и не очень воспоминаний. Например, там они гуляли с Чимином, когда омега первый раз прилетел к нему в Италию. Туда альфа всегда уходил после ссор с Дарио, когда они еще жили в центре города. Он сидел там даже тогда, когда Чимин неожиданно позвонил и сказал о том, что станет папой. В этом парке Дарио рассказал о том, что Тэхен станет отцом. Эти и еще множество воспоминаний за все его тридцать лет, так стоит ли говорить о значении? Сейчас, когда в жизни почти ничего не происходит, альфа приходит в парк Семпионе чтобы просто погулять, подышать воздухом и повспоминать счастливые моменты. Последние месяцы к его прогулкам присоединяется Амато и Дарио. Омега, не зная причин, часто увязывается за ним и говорит, что тоже любит этот парк. Его никогда не нужно было звать с собой, он всегда сам приходил и был счастлив, проводя со своим альфой время в окружении травы и деревьев. Только последние три месяца, что Тэхен активно берет ребенка с собой, Дарио заметно сильно расстраивается из-за того, что они не могут побыть вдвоем. Но Тэхена никогда не волновали его расстройства и обиды, более того, он никогда омегу с собой и не звал, желая провести хоть немного своего свободного времени один или с сыном. Дарио этого не понимает и упрямо забывает о так и неизменившейся специфике их отношений. Антонио Балди вспоминается неожиданно, стоит только подумать что то самое казино находится буквально в паре километров от парка. Тэхен чуть ли не хлопает себя разозленно по лбу. Что было бы, если бы он вообще об этом не вспомнил? – У тебя есть полчаса чтобы приехать на заседание. Сегодня сторону защиты представляешь ты. Контакт «Мин Юнги» с поразительной скоростью принял звонок. Тэхен бы удивился, если бы не был так взволнован потерей ребенка. Хотя «взволнован» это еще мягко сказано. Но в любом случае он не дал омеге и слова сказать, отключившись сразу же после того как донес свою мысль. Юнги там наверняка сейчас очень шокирован, но у альфы нет ни времени, ни желания ему что-то там объяснять. Мин Юнги его главный помощник и заместитель, по совместительству. Омега действующий, но уже год как не практикующий адвокат. Тэхена с ним познакомил Хосок – Юнги его бойфренд, с которым у достаточно ветреного Чона что-то прямо очень серьезное. Сначала Тэхен отнесся к его кандидатуре скептически и задал другу вопрос о том, почему же он сам не возьмет своего бойфренда в собственную фирму. На что они оба закатили глаза и в унисон ответили, что не собираются работать друг с другом в одном месте. Мол, это может разрушить отношения. Тэхену всего этого не понять – любовь всей его жизни живет в Корее с другим альфой – поэтому он просто согласился с приведенными доводами и принял Юнги на работу. На тот момент омеге было всего двадцать пять, и он был обычным рядовым адвокатом, занимающимся какими-то мелкими не особо сложными делами. Но к двадцати семи Юнги, на зависть всем, смог подняться аж до тэхенового зама и вот уже второй год успешно занимает эту должность. Тэхен хорошо знаком с его послужным списком и всецело ему доверяет. Мин никогда не подводит, значит не подведет и сегодня. Тем более, нужно учесть, что он очень хорошо помогал Тэхену работать над этим делом и досконально все изучил. Омега должен справиться. Тэхен в него верит. – Возьми трубку, – рычит альфа, в пятый раз набирая номер Дарио. Тот, будто специально, его игнорирует. На десятом звонке его телефон отключается. – Черт, – взвывает Тэхен. Ногти больно впиваются в ладони – с такой силой он сжимает кулаки. Альфа уже начинает сомневаться в том, что не убьет его, когда найдет. – Он выключил телефон. Вам удалось отследить? – спрашивает, набрав Джеймса. – Да, – отвечает альфа. – Последний звонок дошел, когда он был возле пруда. Но думаю, Дарио уже покинул парк. Все же он не настолько глуп и знает каким ты бываешь в гневе. – О, он еще не знает, – грозно говорит Ким. Обычно он всегда спокоен и не позволяет эмоциям взять над собой верх, но сегодня, видимо, все изменится. – Ищите по камерам его машину. Не думаю, что он успеет уехать далеко. Шофер по его приказу все больше и больше разгоняется. Тэхен уже не может терпеть – боится, что теперь уже каждая минута на счету. Ему плевать на Дарио, единственное что волнует – тот факт, что с ним его сын. И если с Амато что-то случится – альфа не сдержится. Его главным правилом все эти годы было: не причинять боль детям, омегам и женщинам. Сегодня, видимо, звезды сошлись, и он его нарушит. Это же нужно было додуматься буквально выкрасть ребенка и сбежать! Причем здесь вообще Амато? Что он ему сделал? Все возникающие в отношениях проблемы нужно решать друг с другом, а не винить во всем ребенка и угрожать избавиться от препятствия. Если тебе тяжело жить с даже после родов нежелающим брать тебя в мужья альфой, так уезжай сам. Один. Зачем устраивать весь этот цирк? Тэхен более чем уверен, что это все всего лишь показательное выступление. Что-то вроде: «обрати на меня внимание, Тэхен», но без слов. Вообще, Дарио очень любит привлекать к себе внимание. Особенно от альфы, последние месяцы дарящего всего себя лишь ребенку. Ким уверен, что омега сделал это только для того чтобы красиво уйти. При других обстоятельствах, а именно, если бы Амато прямо сейчас лежал бы уже дома в своей кроватке укрытый и накормленный, Тэхен бы даже закрыл на этот выпад глаза, тем более, он никогда омегу рядом с собой не держал. Но Амато не дома и не в своей кроватке. Амато непонятно где и до сих пор не ясно что именно Дарио собрался с ним сделать. Парк встречает Тэхена темным небом и летящими с него прямо за шиворот крупными хлопьями снега. Снежинки кружат хороводы, сединой опускаясь на черную шерсть его недавно купленного пальто. Тонкий слой снега неслышно хрустит под ногами, заставляя ботинки скользить по нему словно по льду. Изо рта идет пар, нос нещадно краснеет от холода, а руки щиплет легкий вечерний мороз. Холодает. Как бы малыш не замерз… Альфа бежит вперед, оставляя за собой неглубокие темные следы, некрасиво выделяющиеся на белом. Полы расстегнутого пальто раздувает ветер, пиджак только стесняет движения. Тэхен не обращает на это внимания и продолжает бежать, хотя прекрасно чувствует, что задыхается. У пруда никого. Нет даже намека на чье-то недавнее присутствие. Где-то невдалеке только бродит Джеймс вместе с еще тремя парнями, что-то упрямо выискивая. Тэхен устало опирается руками о колени. Ноги болят, легкие горят, в голове мантрой почему-то одно только: «Чимин-Чимин-Чимин». Его персональный святой. Его личный Бог, религии которого он готов покланяться. Мысленно молится чтобы Амато нашелся. Но почему думается только об истинном, потерялся же вроде ребенок? Неожиданно Тэхен чувствует его запах. Еще не до конца сформировавшийся детский запах какого-то сладкого фрукта. Они точно здесь были. Амато здесь, прямо на этом самом месте недавно стоял. – Мы нашли телефон, – подходит неожиданно Джеймс, опуская тяжелую ладонь на плечо. Тэхен отчаянно пытается отдышаться и выпрямляется, пошатываясь на уставших ногах. – Последствия нездорового образа жизни? – посмеивается он. Смеяться здесь не над чем, вообще-то. Заметив то, каким взглядом на него смотрит Тэхен, альфа стирает улыбку с лица, возвращая его такое привычное серьезное выражение. – Я говорил, что не стоило тратить время и ехать сюда. – Что в телефоне? – спрашивает Тэхен, последний раз тяжело выдохнув. – Было всего два процента, когда я включил, – говорит Джеймс. Ким на фоне очень шумно вздыхает. – И только твои пропущенные. Больше ничего, абсолютно. – Я убью его, – рычит альфа, сильно сжимая кулаки. – Если он что-то с ним сделает, клянусь, я собственными руками убью его, – продолжает. А потом резко хлопает себя по лбу, что-то вспомнив. – Синьор Тотти же говорил мне что он не стабилен. Послеродовая депрессия и все такое, – вздыхает он. Тэхен чувствует, как от усталости начинают подкашиваться ноги. Покрытая снегом лавочка своим видом так и зазывает его к себе, так что альфа, не смахивая снег, грузно на нее опускается. – Нужно было положить его в клинику, как Тотти изначально и предлагал. Как я только додумался оставить с ним ребенка? – В этом нет твоей вины, – машет головой Джеймс и похлопывает по плечу в дружеском жесте. – Ты же не знал, что все так получится. И к тому же, дома они всегда были под чьим-то присмотром. – Незнание закона не освобождает от ответственности… – хрипит Тэхен, зарываясь пальцами в уже давно испорченную укладку. Снежинки медленно спускаются с неба, белым оставаясь в его волосах. Джеймс смотрит на его сгорбившуюся фигуру таким привычным по-отечески волнующимся взглядом. Ким под ним чувствует себя жалким. – Я виноват. Нужно было лучше за ним следить. И наказать Сокджину чтобы проверял как он принимает таблетки. – Дарио не маленький ребенок чтобы следить за ним. Если бы захотел лечиться – лечился бы. – Не маленький… – кивает обреченно головой Тэхен. – Но что мы имеем в итоге? Нельзя было пускать все на самотек, – альфа опускается лбом в подставленную ладонь. Как можно было так сглупить? – Я всю жизнь ошибаюсь. С Чимином тоже принял неправильное решение. Нужно было сразу ему все рассказать и заставить посмотреть на Чонгука под другим углом. Тогда, возможно, сейчас бы мы с тобой не искали сбежавшего с моим сыном любовника. – Даже в такой момент ты думаешь о нем, – задумчиво говорит Джеймс, почесывая подбородок с двухдневной щетиной. – Знаешь, мне недавно звонил Донхи… говорит, твой Чимин родил второго три года назад. – Удачное время ты выбрал чтобы сказать это мне, – невесело усмехается Тэхен. Поломанная улыбка сама просится на губы. Кто-то в этом мире счастлив, а кто-то… отчетливо слышит, как внутри что-то снова ломается. Сердце, в очередной раз, наверное. Он бы взвыл от боли и обиды на весь мир, если бы не спасло внезапно пришедшее от Хосока сообщение. Он всегда умел выбирать удобное время, будто бы чувствовал, что с другом все не очень хорошо. – Дарио пару минут назад на скорости прогнал мимо фирмы Хосока. – Куда он мог поехать? – хмурится Джеймс, мгновенно переключаясь в свой рабочий режим. Дружеские отношения и лишние мысли оставляют их обоих. – Via Enrico Terzaghi… – задумчиво почесывает подбородок Тэхен, называя название улицы. – Что там находится? – Понятия не имею. Я никогда не был в том районе. – Ты отправил людей прочесывать парки? – Вызвал даже тех, кто с ночного дежурства. В комплексе осталась пара охранников, прислуга прочесывает дом, мои парни разъехались по паркам и улицам. Ищут все, что может хоть как-то привести нас к Дарио. – Это хорошо. Пообещай им что я выплачу зарплату в двойном размере тому, кто найдет Амато первым, – говорит Тэхен, снова опуская глаза на завибрировавший в руке телефон. В этот раз там не Хосок. «Ким Сокджин», написанное крупными буквами, почему-то начинает плыть перед глазами. – Да, Сокджин-ши. – Господин Ким, – чересчур радостно для всего происходящего выкрикивает омега. По голосу Тэхен, неожиданно для себя, понимает, что он плачет. Неужто… – Нашли. Мы нашли его. – Ч-что? Где? – заикается альфа, на мгновение задумавшийся о чем-то ужасном. Как можно было? – Охранники, которых отправили прочесывать комплекс, буквально десять минут назад принесли Амато домой, – объясняет дворецкий, заикаясь чуть ли не на каждом слове. – Господин Риччи оставил его недалеко от пропускного пункта. Коляска из-за цвета, видимо, слилась со стеной и снегом, поэтому не было видно. Если бы малыш не заплакал… – Он в порядке? – перебивает Сокджина слишком сильно волнующийся Тэхен. Как тут не волноваться, если его ребенка собственный папа бросает на улице? Первым делом Сокджин, который сам уже дважды папа, должен был рассказать о его состоянии. – Замерз, – выдыхает невесело омега. Где-то на фоне слышится громкий детский плач, из-за которого у Тэхена сжимается сердце. – Весь холодный, посиневший… Я вызвал синьора Тотти, боюсь он мог заболеть. – Спасибо, – сквозь вдруг покатившиеся по лицу слезы, говорит альфа. Главное, что его сын жив, а возможную болезнь можно вылечить – смерть же, не вылечишь никаким лекарством. – Вы все правильно сделали, не волнуйтесь. Отогрейте его и ждите врача. Я скоро буду. Отключившись, Тэхен, не заботясь, бросает телефон на заваленную снегом скамейку, а лбом опускается в подставленные ладони. Джеймс и все остальные мужчины понятливо отворачиваются и распределяются по периметру, давая ему возможность побыть одному какое-то время. Когда Ким понимает, что все разошлись, он позволяет себе затрястись в рыданиях. Горячие слезы обжигают замерзшие щеки, крупными каплями катясь по лицу. Звериный вой дерет глотку, а от истерического смеха, громко каркающие вороны, хлопая крыльями, быстро покидают свои ветки. Тэхен и смеется, и плачет. От счастья? Или осознания? Может, от всего вместе? Сигарета удобно помещается в длинных пальцах. Отравляющий дым согревает все изнутри, паровым облаком вырываясь изо рта. Тэхен прижался спиной к холодному дереву, опуская голову на горку снега на спинке. На второй минуте его, такого успокаивающего сейчас, курения шею начинает щипать. Снег давно растаял, жаль, что с холодной железкой так не получится. Вечер во всю вступает в свои права. Парк Семпионе медленно погружается во мрак, ветер усиливается, принося с собой вечерний морозец. Тэхен, сидящий сейчас в расстегнутом пиджаке и пальто, все равно что в одной рубашке, даже не ежится. Этот холод словно проходит мимо него, не желая касаться. Жалеет? Презирает? Все едино. Даже чертов ветер не дает ему себя почувствовать. Один за другим загораются фонари, распространяя свой желтый свет по дорожкам. Снежинки, минут десять назад будто замершие подобно чьим-нибудь марионеткам, снова начинают свои хороводы. Кружат и кружат. Кружат и кружат. Не устали? Тэхен вот устал. От этой погони. От своего окружения. От своей жизни в принципе. – Видишь, как все получилось, – усмехнувшись, вдруг заговаривает Тэхен. Никто из бодигардов на его голос не оборачивается – все давно уже привыкли. Он часто это делает. – Кто-то живет себе спокойно и растит детей вместе с любимым мужем, а кто-то делает почти то же самое, вот только мыслями находится рядом с другим, – губы сами собой поджимаются. Небо – его молчаливый собеседник – внимательно слушает. – Мне… тебя не хватает. Сегодня я пережил то, чего не пожелаю пережить ни одному родителю. Потеря ребенка… это так страшно. Особенно, когда знаешь кто его забрал, но не знаешь, что у него в голове, – невесело усмехается альфа. – Когда думаешь, что этот маленький человечек, часть тебя, тот, для которого ты готов на все, уже не вернется – это действительно страшно, – новая сигарета. Новая затяжка. Неожиданный хруст старого поломанного сердца. Соленые слезы на красных щеках – такие привычные спутники. – У меня есть все, но в то же время нет ничего. Только я сам и Амато. Раньше у меня был прекрасный друг, с которым можно было поделиться всем тем, о чем думается. Сейчас у меня есть лишь его образ, выбитый под веками. Но даже так я все чаще задумываюсь о том, что мой мозг тебя просто выдумал, – вздыхает альфа. Снежинки плавно опускаются на его лицо и тут же тают, не давая себя почувствовать. Такие красивые, но такие невечные. – Тебя нет со мной уже три года… За это время я успел много раз пожалеть о том, что написал в том письме. Впервые поддался эмоциям и просто устал, – густые ресницы трепещут, когда он закрывает защипавшие глаза, мокрые дорожки слез снова рисуют свои картины. – Такое глупое решение. Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, я бы так не поступил. Видимо, в тот момент во мне заговорил маленький мальчик, обиженный на отвергшую его первую любовь. Иногда я чувствую себя ребенком. Иногда мне и правда хочется им стать. В детстве ведь все проще. Там и солнце светит ярче, и нет каких-то обязанностей и проблем. Вернуться бы в то беззаботное время на старый виноградник к одному ярко улыбающемуся мальчику, с которым мы вместе однажды сбежали от родителей и бабушки, – улыбается Ким, утирая кулаком слезы. Горький фильтр больше не кажется таким успокаивающим. – Я каждый раз говорю, что верю в судьбу, даже если ей мне предписаны только страдания. И каждый раз я прошу тебя поскорее вернуться. Нам ведь суждено… было быть вместе. Говорят, если суждено, то обязательно сбудется. Не хочешь стать Джинном и сделать так чтоб сбылось? Я правда скучаю. Чимин… возвращайся ко мне, пожалуйста. Очередное письмо снова записано и снова не будет отправлено. Сколько их уже, этих писем? Сотни, тысячи? Тэхен не считает. Он просто записывает их, когда ему особенно плохо, представляя, что Чимин сидит перед ним на расстоянии вытянутой руки и слушает. Так становится легче. Так он, хоть и немного, но разгружается. Все эти аудио-письма хранятся в скрытой паролем папке на его домашнем компьютере. Тэхен их ему не отправляет, но где-то в душе все равно надеется на то, что омега их когда-то прослушает. Если захочет, конечно же. А если нет, то альфа собственноручно уничтожит все записи. Лишние напоминания о прошлом ему ни к чему. – Извини, что прерываю твои мысли, – врывается в его личное пространство Джеймс. Тэхен поднимает на друга стеклянный взгляд. – Только что позвонили парни, оставшиеся в доме. Синьор Тотти приехал и лучше бы тебе сейчас быть рядом с сыном. – Он что-то сказал? – спрашивает Тэхен охрипшим от недавней истерики и разговора с воображаемым Чимином голосом. – По поводу его состояния нет, но он уперся и говорит, что не будет начинать осмотр без твоего присутствия. – Сокджин не внушает доверия? – невесело усмехается Ким, поднимаясь с места. – Он всего лишь дворецкий и не имеет к Амато никакого отношения, – машет головой Джеймс, кивая своим парням чтобы шли по машинам. – Ты же знаешь, что Тотти никогда не осматривает детей без присутствия родителей. Дарио нет, так что только ты. – Я знаю, – кивает Тэхен. – Найди Дарио и приведи его ко мне. Хочу наглядно показать ему то, что сам испытал. – Не получится, – остужает его пыл бодигард. – Омега минут десять назад вылетел из страны. – Сукин сын, – рычит Тэхен. Нет, он точно убьет его если снова увидит. – И куда? – Китай. Видимо решил бежать на родину. Прогретый мерседес встречает его облаком пара, вышедшим наружу стоило лишь открыть дверь. Бодигард уверенно занимает свое переднее пассажирское место. Шофер ничего не спрашивает, выезжая на дорогу – ему уже доложили, что босс держит путь домой. Тэхен прислоняется мокрой от снега спиной к кожаной обивке, которая при каждом трении с промокшим пальто неприятно скрипит. Тепло салона не чувствуется его промерзшим телом. Мир за окном альфу совсем не интересует. Там, под фонарями вечернего Милана, гуляют парочки, крепко держась за руки и забивая на холод. Там, под аккомпанемент звуковых сигналов, стоят в пробках машины, владельцы которых спешат скорее вернуться к семье после долгого рабочего дня. Там у всех свои жизни и в них все по-своему счастливы. А Тэхен, как он писал в самом первом письме, избитый судьбой и бесконечно влюбленный, едет в пустой дом, где его ждет, вероятнее всего, заболевший ребенок, врач и толпа прислуги. Вот и вся его жизнь. А, и еще мысли об омеге, счастливо растящем двух прекрасных детей. Мысли о том, как прожить еще один день и не задохнуться в своем одиночестве.