Вместе мы родим только любовь

С самого утра на вилле царит тишина. Амато, вместе с Тэхеном, ни свет ни заря уехал в Милан на плановое обследование, которое из-за астмы проходит каждые полгода. Обычно Чимин ездит туда с ними, отпускает мужа на работу и сам проходит с ребенком все круги Ада в частной клинике, но именно сегодня его не позвали. Вообще, он никогда не ждал приглашения – просто сам просыпался с мужем по будильнику, собирал Амато, и они все вместе отправлялись в любимый город на не самые приятные процедуры. Обычно, когда Чимин берет на себя ответственность за прохождение Амато обследования, они находятся в клинике только до обеда, максимально быстро проходят все необходимые процедуры, после, получив заключение лечащего врача, вырывают Тэхена с работы и втроем едут обедать в любимый ресторан, а потом, отправив альфу назад в офис, просто гуляют в парках, дышат свежим воздухом, наслаждаются природой и, пока строгого, все и вся контролирующего папочки рядом нет, втихушку едят вредную пищу. Хотя, учитывая количество их охраны и все докладывающего боссу Бернардо, «втихушку» называть это поедание вредностей можно только с огромным трудом. Вечерами, после таких приключений, Тэхен привычно высказывает омеге свои недовольства касаемо подобного рациона ребенка, но тот его почти не слушает – только закатывает глаза и затыкает ворчащего мужа долгим поцелуем. Семейная жизнь… О, она так прекрасна. И она определенно идет омеге на пользу. Здесь, в солнечной Италии, в этом удаленном от города уголке, на этой, уже ставшей до жути родной, вилле, Чимин чувствует себя хорошо. Здесь, рядом с любимым человеком, он чувствует себя на своем месте и наконец чувствует, что и правда живет. Внутри него будто бы расцветают после долгой засухи прекраснейшие королевские сады, хотя еще недавно, помнится, там была лишь выжженная чужими болезненными словами и действиями пустынная пустошь. Там выли ветра, разгоняя пески по барханам, сейчас же внутри него раскинулись сказочные оазисы и эти самые сады, которым именно Тэхен помог расцвести. Именно Тэхен сделал его таким, какой он сейчас есть и за это Чимин ему благодарен. За любовь, за пронесенные сквозь года чувства, за семью, которую им удалось вместе создать и, конечно же, за спасение. Он не может не благодарить, ведь если бы тогда, два года назад, Тэхен не взял трубку, то от омеги бы ничего не осталось. Война с самим собой бы его уничтожила, а песчаная буря скрыла останки. Чимин бы сам себя жизни лишил, потому что остаться одному в этом большом и жестоком мире – его главный страх, и проведенные в одиночестве месяцы после развода лишний раз этому ему доказали. Он не мог быть один, сейчас же не сможет быть без Тэхена. Они же связаны чем-то большим, чем обычная истинность. Тэхен – его дом, вся его жизнь, и другая жизнь, та, в которой этого альфы с ним нет, больше ему не мила. Сегодня ехать с мужем и сыном в Милан Чимин отказался. Не потому что не захотел – как можно? – а потому что ехать вместе с ними именно сегодня просто нет смысла. Почему? Потому что у Амато весь день расписан чуть ли не по минутам: сначала долгие часы в клинике, потом занятия в классе со сверстниками, которые он стабильно посещает два раза в неделю, а после, урок корейского языка, который Тэхен специально перенес на пораньше, чтобы и сына не мучить, возя весь день туда-сюда, и чтобы учителю не пришлось ехать загород, тратя на это лишнее время и силы. Зачем, если Амато будет в Милане? Альфа решил все совместить, составив ребенку плотное расписание, в котором время на отдых – поездки в авто. Так что, раз Амато сегодня занят учебой, а муж, как всегда, на работе, Чимин решил, что он им там не нужен. По больнице ребенка поводит отец, из-за одного исследования, для которого требуется кровный родственник, а на занятия – Джеймс. Ему с ними там делать нечего. На вилле почти никого не осталось, только разгуливающая по территории охрана, в своем обычном и уже даже привычном глазу составе, две горничных на первом этаже и садовник где-то в кустах. Сокджина сегодня здесь тоже нет, но у него уважительная причина – муж вернулся из месячной командировки, так что омега взял себе на пару дней выходные. Ну, как взял… Он не горел желанием оставлять свое рабочее место и водружать свои обязанности на плечи Чимина, но тот настоял. Тут же такое событие, муж же спустя месяц разлуки вернулся, и как только Сокджин собирался работать? Рубашки с воротничками в августовскую жару носить? Хромать, будто его кто-то побил, и все время стоять? Нет уж, увольте, Чимин на это смотреть не хочет, да и сдерживать себя от смешков и подколов будет тяжеловато… В общем, Сокджина он спровадил домой, а остальную прислугу именно сегодня тоже сам отпустил. Зачем здесь вся эта толпа, если он дома один до самого вечера? Будут только мешаться ходить и напрягать своими внимательными взглядами, а ему хотя бы на денек хотелось от них отдохнуть, так что он остался один, но и то ненадолго – в Милан ему поехать сегодня все же придется. Это не планировалось, омега собирался сам съездить дней через пять, когда как раз новая коллекция любимого бренда поступит в продажу, и убить одним выстрелом сразу двух зайцев: и вещей прикупить, и разобраться с творчеством. Дело в том, что вчера вечером, еще до приезда альфы домой, ему неожиданно позвонили из издательства, в котором омега оставил заявку, и предложили заключить контракт на достаточно выгодных условиях. Тогда, соглашаясь, Чимин еще не знал о том, что сегодня – единственный день, когда он может переговорить со своим редактором и обсудить этот вопрос. Дело в том, что редактор завтра уже улетает в отпуск на другой конец света, а такие вещи, как крупный тираж, по телефону не обсуждаются. Узнал об этом, кстати, он только утром, когда Кармело соизволил ответить на сообщение и сообщил новость о своем отъезде. Мужу Чимин о том, что едет в Милан, еще не рассказал, хотя… У него же есть Бернардо – тэхеновы глаза и уши, – и тот, скорее всего, уже все ему сообщил. Предатель. Пусть и звать так его не очень справедливо, все-таки, у него такая работа. Вообще, изначально, планируя свой досуг, омега не собирался сегодня покидать стены дома. Может быть, только если дойти до, расположенного на территории, пруда с книгой и прохладным коктейльчиком. Жаль, что его планы так редко удается реализовать. Хотел бы Чимин сказать, что Кармело испортил ему все планы, но нет. Ему давно хотелось одному съездить в город и устроить себе целый день шоппинга чтобы обновить гардероб, он даже запланировал такую поездку через три дня, но так, как получается сейчас, даже лучше. Съездит по всем нужным магазинам сегодня, а для любимого бутика выделит отдельный день, может, даже сможет лучше сосредоточиться на новой коллекции потом. Выбор одежды ведь тоже не шутки и тоже требует серьезного подхода, особенно в его случае. Август – пора приемов в кругу семьи Барбаро, а значит следует к этому хорошо подготовиться, план с коктейлем и книгой может подождать. Чимин вчера вечером, перед тем самым звонком, имел неосторожность войти в кабинет мужа как раз пока тот разбирал почту, часть ее была открыта на компьютере, а другая часть лежала на столе в распакованных красивых конвертах. Именно эти красивые конверты – приглашения, коих было не мало. Плюс, как сказал Тэхен, им самим еще нужно будет успеть до конца лета организовать свой собственный прием в Бруччинаско. Особняк там давно никем не посещался и, возможно, уже порос пылью не только внутри, но и снаружи. Опустим тот факт, что даже несмотря на то, что там никто не живет, особняк, как и все апартаменты в Милане, регулярно убирается. Только на следующей неделе у них три приема в Парме, Асти и Верчелли, а еще через неделю съезд руководителей мафиозных семей. Последний прием – самый важный, вставший в сердце всей этой цепочки вечеров любезностей и фальшивых улыбок, настоящий бал человеческого лицемерия, быть на котором очень и очень не хочется, пусть статус обязывает. Но не это самое ужасное. Ужаснее только то, что съезд этот проходит не где-то там в Бруччинаско, Милане или других городах Ломбардии, или даже того же Пьемонта. Этот прием пройдет в самом Риме! В столице Италии, в одном из самых старых городов мира, который, к слову, в отличие от того же Бруччинаско, находится не в пригороде Милана, а в шестисот десяти километрах от. Далековато, не правда ли? Чимин был уже в этом городе пару раз, даже посещал подобное мероприятие, но именно на этой мафиозной сходке еще не был. Это должно быть что-то фантастическое. Наверное. Откуда ему знать? А почему вообще сложилось такое мнение? Да потому, что вот эти три приема в разных областях Италии организовывает не клан Барбаро, к организациям мероприятий которого омега уже успел попривыкнуть, и даже не другие кланы Ндрангеты – все эти сходки организовывают совсем другие итальянские мафиозные группировки, а значит это априори должно быть что-то необычное. Пока что омеге удалось посетить только приемы, что устраивала Барбаро-ндрина и другие кланы, образующие с ней одну группировку. Тэхен не брал его с собой на чужие приемы, решив, что ему еще рано разъезжать по всем этим мероприятиям и слишком часто показывать свое лицо другим представителям, как он их называет, высшего мафиозного света. Сейчас, спустя два года, многое изменилось. Ндрангета поднялась на новый уровень, соответственно, многие ее кланы приобрели неприкосновенность и обезопасились, так что альфа пришел к выводу о том, что пора бы Чимину уже показаться, тем более, на съезде Гаспар Барбаро сделает важное объявление, касаемо своего консильери, да и люди уже начинают задавать Киму соответствующие вопросы. Сам же Тэхен, будь его воля, вообще бы никогда не впускал своего мужа в это гнездо ядовитых змеюк. Он считает, что Чимин слишком светлый душой, слишком нежный и, как бы то смешно не звучало, слишком невинный для подобного рода встреч, не для них созданный. Альфа убежден, что ему там не место, а сам омега с ним в этом полностью согласен. Вот только их мнение и желания в таких вопросах никогда и никем не учитываются не только потому, что это никого не волнует, но еще потому, что такие правила в тэхеновом мафиозном мире. Правила – есть правила, и их никак нельзя нарушать. Особенно, если нарушение может стоить жизни. Тэхен и Амато уехали рано, очень рано для пятилетнего ребенка, привыкшего спать чуть ли не до обеда. На самом деле, они покинули виллу ровно в то время, в которое обычно альфа выезжает на работу по утрам, но и для Амато, и для Чимина этот час все равно является слишком ранним – они не привыкли так рано вставать. Ладно еще старший омега, он вообще в последнее время частенько просыпается вместе с Тэхеном и разделяет с ним утренний кофе, но Амато? Ребенок не посещает детский сад, занимается с учителями на дому и только два раза в неделю катается в город на групповые занятия со сверстниками, чтобы хотя бы иметь представление о том, что такое жизнь и учеба в коллективе. Отец и сын не стали его будить, решив дать папе и мужу сегодня подольше поспать, и насладиться заслуженным покоем. Тэхен же не слепой и прекрасно видит то, что его супруг хорошо устает от своей обычной рутины. Устает от однообразных дней, что проводит здесь, будто находясь в заточении, от мельтешащей рядом прислуги, от четырех вдоль и поперек изученных стен в конце концов. На самом деле, Чимин абсолютно свободен в передвижениях и ему не нужно ждать мужа чтобы куда-то поехать – он в любой момент может взять шофера или любой понравившийся автомобиль в гараже, и поехать гулять, или же к своему любимому морю, или в тот же Милан, да куда угодно. Достаточно лишь сообщить о своем желании Бернардо и бодигард быстренько все организует, вот только омега своей этой возможностью не пользуется. Он не любит куда-то ездить один – слишком скучно, некомфортно и просто страшно. Чимин все еще помнит своего бывшего мужа и все его возможности, также помнит, что за ним все еще могут следить его люди, даже несмотря на всю ту целую свиту охраны, что для него выделил Тэхен. Вообще, по сути, если за ним и ведется какая-то там слежка, или планируется похищение, то оно просто не сможет состояться – омега же почти никогда не остается один. Рядом с ним, даже тогда, когда кажется, что никого нет, всегда есть как минимум Бернардо, который головой отвечает за его безопасность, а как максимум – еще пять бодигардов, что всегда сопровождают в людных и не очень местах. Дома же всегда рядом прислуга, Амато или Тэхен. И, на самом деле, это вечное нахождение кого-то рядом его весьма напрягает – у омеги же, даже если вдруг захочется побыть одному, как ни крути, не получится, – очень сильно напрягает и мешает спокойно жить, поэтому муж периодически устраивает ему такие свободные дни, когда Чимин может побыть дома один и расслабиться. У омеги очень редко выпадают подобные дни – всегда только с подачи Тэхена, – когда дом будто бы вымирает изнутри и он может спокойно наслаждаться своим отдыхом и, главное, совсем не пугающим одиночеством. Иногда это нужно – побыть одному. Так он отдыхает и хорошо разгружает голову, что не маловажно. Когда удается остаться одному, Чимин обычно старается не думать о чем-то плохом или травмирующем, а именно: о своем прошлом и будущем, о том, что все может сложиться вовсе не так, как они с Тэхеном вместе планируют – эти мысли для него табу. Оставаясь дома один, он полностью посвящает все свободное время только себе. Не боясь того, что в любой момент в их с мужем спальню может вбежать Амато, омега спокойно распахивает для проветривания окна, чего никогда себе не позволяет делать Сандра – та самая горничная, которой можно сюда входить, – предпочитающая оставлять только маленькие щелочки. Чимин самостоятельно прибирается, не думая о том, что его может от этого дела кто-то отвлечь – он, в принципе, всегда сам старается наводить порядок в их с альфой спальне и редко когда пускает сюда горничную, в основном только если нужно вымыть полы. Потом он включает свой плейлист со спокойной музыкой и под него выполняет в ванной свои привычные утренние процедуры по уходу за кожей, делает упражнения, помогающие держать тело в форме, и только после всего этого спускается на кухню. Поскольку повара в такие дни никогда дома нет, омега сам готовит для себя одного завтрак, а после, если на улице не сильно жарко и нет дождя, уходит куда-нибудь на террасу. Вот оно, обычное утро его выходного дня. Жаль только, что сегодня все пошло чуть-чуть не по плану. Обычно Чимин просыпался в свои выходные где-нибудь через полчаса-час после того как супруг, привычно поцеловав его, еще спящего, в лоб перед уходом, покинул виллу. Редко когда он встает через два или три часа – долго спать совсем не в его стиле. Сегодня же омега побил свой собственный рекорд и проснулся многим позже обычного: в одиннадцать тридцать. Возможно, всему виной то, что вчера они с мужем слишком поздно вернулись со своего своеобразного свидания у моря, а потом, уже дома, долго, как дети, дурачились в общей постели. Именно «дурачились» и именно «как дети», потому что ничего, кроме безобидных поцелуев во время просмотра давно запланированного фильма и шутливой драки по самой глупой в этом мире причине, у них не было. Хотя, это и дракой было сложно назвать, пусть и шутливой. Это больше походило на то, как два птенца пытаются поделить принесенную матерью еду и решить кто будет есть ее первым – глупости, в общем. Но из-за этих глупостей постель была смята так, будто между ними произошло что-то интересное, из-за чего они и уснули только в четыре утра. Тэхен, кстати, услышав такое сравнение, посмеялся и ответил: «Эта постель создана не только для того, чтобы мы в ней лишь любовью занимались». Сердце дрогнуло – этот мужчина всегда умел подбирать слова. По сути, омега проспал сегодня столько же, сколько всегда, но изменившееся время подъема все равно оказало влияние на его организм: опухшие глаза еле открылись, спину из-за неудобной позы ломило, а лицо ужасно чесалось – так бывает всегда, когда он спит дольше обычного. Благо, Чимин смог быстро прийти в себя. Проветрить спальню естественным методом не получилось – на улице очень жарко и совсем нет ветра, – поэтому пришлось прибегнуть к помощи кондиционера, который не проветрил, а просто охладил помещение. Упражнения помогли хорошо размять спину, а долгий сеанс умывания, с выполнением всех ступеней ухода за лицом, мгновенно заставил его снова почувствовать себя живым человеком. Здоровый завтрак сегодня даже не рассматривался. Горит сарай, гори и хата, как говорится. Несмотря на предстоящую череду приемов, Чимин решил чуть-чуть отойти от своей диеты и съесть что-нибудь вредное и мучное. Зачем себе в чем-то отказывать? Особенно, если день с самого начала пошел не так, как хотелось? Сегодня на завтрак была оставшаяся со вчерашнего ужина пицца, о которой долгое время грезил Амато и заказать которую они вдвоем так же долго уговаривали Тэхена. Альфа в их семье, как ни странно, выступает против вредной еды и фаст-фуда, но даже он не смог слишком долго держать оборону и сдался, стоило только Чимину униженно-оскорбленно на него посмотреть, надуть губки и сложить на груди руки. В итоге пицца была заказана из какого-то небольшого ресторанчика, пользующегося популярностью в их городке. Вообще, пиццу вполне себе мог приготовить и синьор Тотти, на чем и настаивал Тэхен, ведь: «Тогда, по крайней мере, я буду точно знать из чего она сделана и насколько это вредно. А еще, домашняя пицца, приготовленная умелыми руками нашего повара, намного вкусней». Прозвучало это вовсе неубедительно, да и к тому же, Чимин, вместе с Амато, в два голоса настаивали на заказной. Тэхен почувствовал себя гвардейцем, оставшимся один на один с вражеской армией. Однажды один умный человек сказал: «Омегам всегда все самое лучшее. Их слово – единственно верный закон, обязательный к исполнению». Так как Тэхен мог отказать? Особенно, когда его муж надул губы? Но стоило им остаться наедине, Чимин напомнил альфе об их общем прошлом, о студенческих годах, которые были, кажется, совсем в другой жизни. Когда-то они тоже любили покупать в небольших американских забегаловках дешевую пиццу, непонятно из чего сделанную, пили холодную колу в жестяных банках и совсем не задумывались о вредности всех этих продуктов. Видимо, годы все же взяли свое и с появлением детей превратили их в типичных родителей, выступающих против фаст-фуда в жизни детей. Когда омега озвучил это свое наблюдение, они двигались по оживленной трассе. Находящийся за рулем автомобиля Тэхен настолько резко затормозил прямо посреди дороги, что Чимину на мгновение показалось, будто следующий прямо за ними автомобиль охраны чуть было не въехал им в бампер. Еще чуть-чуть и была бы авария! – Типичный родитель? – приподняв бровь, поинтересовался альфа. – Если ты сделал этот вывод только потому, что я не пью теперь колу и не ем дешевую пиццу, то этот вывод в корне не верен. Еще снобом меня назови! – Но я тебя так не назвал, да и не вижу задатков, – вздохнул омега в ответ и вновь откинулся спиной на сиденье, на котором подскочил из-за резкого торможения. Он повернул голову в сторону мужа, внимательно смотрящего на него, и немного залип. Закатные лучи освещали его загорелую кожу, его несколько широкое, спокойное лицо с гладкими и ясными чертами, обрамленное растрепанными, светящимися в солнечных лучах, волосами. Тэхен с таким выражением лица сейчас казался человеком уверенным, знающим свое место в жизни и, как ни странно, достаточно молодым. Чимин почувствовал жар, а еще он точно знал, что лицо покраснело. Время будто бы отскочило на полтора года назад, когда их отношения еще только начинались, когда они еще только учились друг другу доверять и вместе познавали азы совместной жизни. Он тогда также смущался и краснел от любых проявлений тэхеновых чувств, а сейчас все повторялось по новой. Омеге снова захотелось от него отвернуться, но только чтобы скрыть отразившееся на лице смущение. Альфа казался элегантным и молодым, поэтому Чимин стеснялся смотреть сейчас на него, ведь, несмотря на все слова и на все тэхеновы убеждения, он упрямо считал, что сам выглядит куда старше своего реального возраста. Под оранжевыми лучами поблескивали небольшие серьги-колечки, которые альфа практически не носит в обычной жизни, серебристая оправа очков, часы на левой и несколько тонких браслетов на правой руке, но ярче всех блестело обручальное и единственное кольцо на пальцах. Чимин смотрел на него и не мог налюбоваться, все еще зачем-то дико смущаясь. Неужели этот мужчина – его? Неужели он, такой красивый, такой идеальный, такой-такой… Такой Ким Тэхен и правда только его? А точно ли? А заслуживает ли Чимин его? Омега снова поднял глаза, хотя до сих пор был сильно красным, и мельком посмотрел на него. Он не знал точно из-за темных очков, но, должно быть, Тэхен поймал его взгляд. Иначе почему его губы изогнулись во влюбленной улыбке? Сейчас Чимин чувствовал себя мальчиком, сидящим в автомобиле сильно нравившегося крутого одноклассника. Все думы про возраст сразу же покинули голову, стоило только альфе ему улыбнуться. Что она значит, эта дурацкая цифра? Главное то, как ты себя ощущаешь и с кем. Наконец-то Чимин это понял. А еще он понял, что все еще дико влюблен в человека, ставшего его личным спасителем. Он в него не просто влюблен, он его любит… И будет любить несмотря ни на что. Где-то на фоне мимо проносились чужие машины и сигналили им, но они оба не обращали внимания. Плевать на то, что, встав посреди трассы, нарушают правила дорожного движения и всем мешают. Это неважно… Важнее, бурлящие внутри них обоих сейчас сильные чувства. – Я просто подумал… – с трудом совладав с собственным голосом, продолжил омега, облизав губы. – Помнишь, в детстве ведь родители нам тоже запрещали есть все вредное и мы никогда их не понимали? Что в этом такого, вроде бы, да? Зачем запрещать? Мы не понимали этого тогда, но сейчас мы выросли и делаем то же самое. – Но я не запрещаю Амато есть вредности, я в принципе ничего ему не запрещаю. Просто я против того чтобы он ел их часто, – объяснил альфа, зачем-то понизив голос. И тут же притянул Чимина ближе к себе. Он уткнулся носом в его макушку, втянул любимый запах, смешанный с запахом ветра, и произнес: – На самом деле, я скучаю по тем временам. Мы были так молоды и беззаботны… – Но ты тогда не был счастлив, – тихо продолжил Чимин, сразу же выпутавшись из объятий. Стыд зачем-то нахлынул на него огромной волной, хотя он прекрасно понимал, что не виноват… Никто не виноват, на самом-то деле. Кожа сидения неприятно заскрипела под ним, пока он пытался принять более удобное положение, но ни этот звук, ни это действие, ни даже это дурацкое чувство, не смогли убить уже успевшую зародиться между ними особую атмосферу. – Я… Мне… – вздыхает он, пытаясь правильно сформулировать мысль. – Мне, правда, очень жаль, что тебе пришлось столько всего пережить. Не представляю, как ты выдерживал рядом со мной и с… – запинается, думая, озвучивать ли ненавистное имя человека, испортившего им двоим жизнь. – С ним столько времени. – Чимини, – улыбнувшись, позвал Тэхен и ласково погладил его по руке. По руке с обручальным кольцом. – У меня было очень много счастливых моментов и все они связаны только с тобой. Я все еще помню, как мы смотрели вместе тот сериал у тебя дома и ели острые чипсы. Помню, как мы гуляли по берегу океана, когда он оставил тебя на два месяца и уехал к родителям. Помню, как вместе ходили по магазинам, как периодически подсовывал тебе свою карточку, как ты ворчал, мило морщил свой маленький нос, а потом использовал меня как свою личную вешалку. Помню, как мы вместе сидели на твоих диетах, а потом срывались и шли пить сладкий кофе с твоим любимым черничным чизкейком, – Чимин поджимает губы, силясь не дать слезам покатиться наружу. Он помнит. Он помнит даже такую деталь, как его любимый в то время чизкейк… Внутри все сжимается от этого осознания. – Помню, как мы одними только глазами переговаривались между собой на парах по экономике, пытаясь спланировать совместный побег не только от преподов, но и от твоего личного Цербера. Я помню все до мельчайших деталей, несмотря даже на то, что после некоторых моментов прошло уже почти двадцать лет. Я помню все это, потому что это счастливые воспоминания, а они, несмотря ни на что, никогда не умирают – они навсегда остаются в самой глубине нашего сердца. Вот здесь, – говорит он и осторожно прижимает маленькую ладонь к своей грудной клетке, к ее левой части. Омега, прикрывший свободной рукой рот, и правда чувствует своей ладонью биение сердца в его широкой груди. Закрыв глаза, он сосредотачивается и понимает одно: их сердца сейчас бьются в унисон, так, как и должны биться сердца двух людей, подобранных друг для друга не только судьбой, но и ими самими. – Чувствуешь? Они прямо здесь, поэтому я никогда ничего не забуду. – Я жалею, что тогда не поверил тебе, что отверг, не став даже слушать, – опускает голову омега. – Ты с самого начала предостерегал меня, говорил, что совершаю ошибку… Даже за ночь до моей свадьбы… Ты поцеловал меня тогда, в клубе, когда я был пьян, а когда утром приехал с цветами еще раз просил одуматься. Я тебя не послушал, я тогда думал, что ты делаешь это только ради своей собственной выгоды… Не верил тебе. Как я мог не верить тебе?! – прикрикивает сам на себя Чимин и стирает свободной рукой хлынувшие слезы. Он снова чувствует себя жалким. Жалким, недостойным, трусливым и бесконечно слабым перед этим всем человеком. – Если бы я мог вернуться назад в тот день, когда ты признался, я бы не дал тебе улететь. Я бы костьми лег, но не пустил бы тебя в тот чертов аэропорт. Я бы пересмотрел свои отношения с Чоном, увидел бы в них то, чего раньше не видел, я бы сделал правильный выбор… – Любовь – страшная сила. Так уж повелось, что наша вера в чувства тех, кого любим, сильнее чем правда, – отвечает Тэхен, вновь протягивая руку и теперь самостоятельно стирая слезы с любимого лица. – Не жалей о прошлом, все совершают ошибки. И к тому же, сколько не прокручивай те дни в голове, ты уже никогда не вернешься назад чтобы это исправить. Да и нужно ли? Сейчас мы с тобой счастливы, разве не это самое главное? В выстроенной в голове галерее воспоминаний вчерашний вечер стал новой картиной. Поцелуи под закатным солнцем на автостраде, песни Ланы Дель Рей и сигналы объезжающих их машин на фоне – романтика, одним словом. Что может быть лучше? Вчера Чимин чувствовал себя живым и действительно счастливым, прошлое его совсем не мучило. Он все еще жалел, что потратил столько времени на не того человека, но, по крайней мере, больше теперь из-за этого не страдал. Разве от этих бессмысленных страданий ему станет хоть чуточку легче? Последнее время он часто думал о том, что Чонгук никогда не был для него идеалом. Идеал для омеги – Тэхен, но он слишком поздно это понял. Чимин всегда мечтал о принце, о любви как в сказках, о заботе, поддержке. Он хотел романтических отношений как в фильмах, с цветами, с вечерами под луной и свечами, лепестки роз на постели и тихую, спокойную семейную жизнь. Изначально Чонгук и правда казался тем самым принцем. Он дарил цветы, устраивал им романтические свидания и вел себя вовсе не так, как в итоге продолжил после заключения брака. Искусно подобранная маска мужчины мечты спала после рождения Джину, хотя какие-то проявления его настоящего лица и характера были еще задолго до этого. Любовь затмевала взор, собственнические замашки сильно романтизировались, а телесные повреждения постоянно оправдывались. Чимин – обычная жертва домашнего насилия, жертва абьюзера, жертва человека, преследующего свою собственную выгоду. Омега называл это любовью. Более того, он унижался, по собственной воле ползал в его ногах, моля сказать всего лишь три слова. Теперь ему за себя стыдно. Как можно было называть бесконечные побои, унижения и ограничения этим светлым чувством? Он забыл суть любви, ошибочно полагая что это норма. Но это далеко не норма, а суть любви вовсе не в том, чтобы привязать человека к себе – ее суть в том, чтобы дать любимому свободу действий и выбора. Ее суть в том, чтобы позволить ему самому решать где, как и с кем ему будет лучше, а потом просто тихо наслаждаться тем, что он выбирает тебя. Ее суть заключается в обычной свободе, так что то, что было с Чонгуком, это была не любовь – это было насилие с обеих сторон. Чон издевался над ним, а он над самим собой. Именно Тэхен показал омеге всю эту суть. Только рядом с ним он действительно был свободен. Даже вспомнить день признания: альфа ушел, не предъявив на него никаких прав, хотя, как истинный, он мог это сделать, и дал ему свободу выбора. Он никогда не лез, не вставал между ним и Чонгуком – только молча смотрел и мечтал о том, что когда-то Чимин выберет его. А модный показ? День их первой близости? Тэхен держался тогда до последнего, давал ему возможность уйти, но именно омега настоял и остался с ним рядом, сделав свой выбор. Уйти или остаться? Дилемма, мучившая Чимина на следующее утро. Альфа снова предоставил свободу выбора, не выставив у двери охрану, а после не кинувшись искать его по горячим следам. Что Тэхен пообещал, когда предложил заключить их, некогда фиктивный, брак? Он сказал, что, когда все закончится, омега сможет сам решить, остаться ему с ним и Амато, или же развестись. Все их отношения основаны на свободе – Тэхен ни к чему его не принуждает и ни в чем не ограничивает. Чимин свободен даже сейчас и, если он вдруг решит развестись, альфа просто подпишет бумаги. Он не будет держать, потому что действительно любит, в этом омега не сомневается. Именно о таком альфе Чимин все детство мечтал. О любящем, романтичном, мягком, или, тремя словами: о Ким Тэхене. Вот только судьба не всегда так просто дает людей, которых вы так хотите. Она проводит вас через испытания и разные трудности, выставляя на жизненном пути тех людей, в которых вы, так или иначе, в определенный момент времени сильно нуждаетесь, порой этого даже не осознавая. Эти люди делают больно, ломают, чему-то учат, почти доводят до гробовой доски, но все это происходит лишь для того, чтобы сделать вас тем, кем вы действительно должны стать. Ну, и для того, чтобы вы остались в итоге с тем, с кем и должны – с тем, с кем судьба запланировала. Если все то, через что Чимину пришлось пройти, было сделано для того, чтобы он стал сильнее и был сейчас счастлив, то жалеть о прошлом и правда нет смысла. Все предрешено, да и назад вернуться, как сказал Тэхен, действительно не получится. Чимин осторожно похлопал себя по щекам, надеясь привести в чувства. У него еще много дел перед отъездом в Милан, а автомобиль уже начали подготавливать к поездке, в то время как он еще не готов. Омега сидит за трюмо в своей спальне и впервые за день делает макияж. Сегодня можно чуточку ярче, все же он собирается выехать в город. Обычно, находясь дома, он делает либо что-то легкое нюдовое, либо же просто подкрашивает губы бесцветным бальзамом. Закончив с макияжем, Чимин с тихим шорохом длинного подола халата поднимается с пуфа и, напевая себе под нос заевшую в голове мелодию, движется в сторону гардеробной. Их гардеробная разделена на две части. Первую половину занимает гардероб Тэхена, подобранный, конечно, со вкусом, но практически в одной цветовой гамме и одинаковыми элементами одежды: костюмы, рубашки, джемпера, свитера и пальто. Преобладает у альфы четыре цвета: черный, синий, серый и белый, изредка можно найти что-то коричневое, бежевое и прочих, не сильно ярких цветов. Зато у него богатый выбор классической мужской обуви, ремней, галстуков и запонок. Типичный гардероб мужчины, работающего в офисе и зарабатывающего огромные деньги. На половине Чимина, в плане цветов, все в порядке. Здесь и классический белый с черным, и коричневый, синий, красный, зеленый и другие цвета с многими их оттенками. Стоит ли говорить о том, что его гардероб многим больше тэхенова? Одна только цветовая гамма говорит сама за себя. Сегодня Чимин останавливает свой выбор на белых хлопковых брюках и бежевой шелковой блузе с достаточно крупным вырезом на груди. К слову, эту блузу посоветовал купить ему именно муж, так что омега не переживает о том, что Тэхен может не одобрить этот его образ. Блузу он заправляет в брюки, а сверху закрепляет всю эту конструкцию коричневым тонким ремнем. Вернувшись в спальню и сделав укладку, Чимин выбирает серьги-жемчужинки на тонкой короткой цепочке и, идущее с ними в комплекте, не длинное колье. Образ почти полностью был готов, ему оставалось только подобрать кольца, но крики со двора отвлекли. Омега нахмурился и быстрым шагом пересек спальню. Тюль с трудом сдвинулась со своего места, но даже сквозь нее он уже успел заметить въехавший на территорию виллы незнакомый белый автомобиль. Что происходит? Белый Астон Мартин… Британский автомобиль. Тэхен не использует машины английского производства, он предпочитает немецкие и итальянские, а значит, это кто-то чужой. Родители и сестра альфы вообще отсутствуют в стране, так что и они отпадают, а судя по тому, как этот автомобиль окружила недружелюбно настроенная охрана, можно сделать вывод, что прибыл кто-то, кого здесь быть не должно, и кто-то, кому здесь не рады. Чимин кусает губы, думает, как поступить. Вероятно, Тэхену уже доложили о госте, но альфы здесь сейчас нет. Сейчас он один дома, единственный хозяин, а значит именно ему нужно решить, что с этим делать. Сложная ситуация… А вдруг это кто-то важный? Хотя, стала бы охрана направлять оружие на важного человека? Омега вздыхает и отходит от окна на пару шагов. Наверное, ему стоит выйти? Да, скорее всего, так будет правильно. Но выйти Чимин не успевает. Потому что, стоит ему только покинуть приделы спальни, как входная дверь тихо хлопает и в тишине виллы тут же слышатся чужие шаги. Он замирает возле лестницы наверху, так и не ступив на ступеньку, и ждет. Интересно было бы взглянуть на человека, второе имя которого, видимо, «Наглость». Иначе почему он настолько бесцеремонно вошел в чужой дом? Это омега. Чимин понимает это сразу же, стоит высокому парню покинуть прихожую и выйти в холл. Во-первых, его рост и походка – модельная походка. Чимин в подростковом возрасте посещал модельную школу, он до сих пор часто ходит будто по подиуму, так что такая походка просто не может остаться им незамеченной. Во-вторых, его одежда. Вряд ли бы альфа надел на себя что-то настолько омежье, тем более, если вспомнить какие именно альфы окружают Тэхена обычно… тут без вариантов. Ну и в-третьих, что сразу же подтвердило догадку, запах. Запах засахаренной сливы. Запах из прошлого… Такой знакомый и такой раздражающий. – Тут так ничего и не поменялось, – цокнув языком, с важным видом проходит в гостиную незнакомый омега. Протирающие на стеллаже с книгами пыль горничные смотрят на него с хорошо читающимся во взглядах недоумением, а после поднимают удивленно расширенные глаза на стоящего у стеклянного ограждения второго этажа Чимина, как бы спрашивая его этими глазами о том, что здесь вообще происходит. Знал бы сам Чимин ответ на этот вопрос… – Нужно будет здесь все изменить, – с каким-то фанатизмом в глазах говорит незнакомец то ли горничным, то ли самому себе. Чимин, уже уставший хмурить брови и пытаться самостоятельно понять кто это такой, медленно и тихо начал спускаться по лестнице. Что еще выдаст этот омега? – Как-то мрачно, – не замечая движения за спиной, продолжает он, спустившись в мягкую зону и подойдя к окну, ведущему на задний двор. – Мне никогда не нравились эти цвета. Интересно, на этот раз он… – не успев договорить, оборачивается омега к горничным, но замолкает, наткнувшись на остановившегося у ступенек, ведущих к диванам, Чимина, сложившего на груди руки. Бывший Пак умеет контролировать свое лицо, поэтому точно знает, что кроме как возмущения вот этими действиями, оно больше ничего не выражает. – А ты кто такой? – встав в аналогичную позу, спрашивает омега. Брови Чимина снова взлетают вверх. Когда они успели перейти на «ты»? – На горничного вроде не похож… Дворецкий? Помешанного на правилах Ким Сокджина наконец-то уволили? Или ты новая няня? Хотя… – незнакомец пересекает всю мягкую зону и, грациозно – как бы там ни было, а с этим невозможно поспорить, – поднимается по ступеням, заставляя Чимина сделать пару шагов назад. Он скользит по нему оценивающим взглядом несколько долгих секунд, а после, позволив себе вольность и поправив ворот его блузы, более тихим и несколько даже томным голосом продолжает: – Может быть, ты его новая пассия? – он мило улыбается, глядя в глаза, а потом, за мгновенье сменив выражение лица на все то же циничное, разворачивается и по-хозяйски проходит на кухню. – В любом случае, ты здесь ненадолго, ведь я вернулся и искать мне замену больше нет смысла. – Что? – проглотив воздух, спрашивает Чимин, резко к нему повернувшись и сделав несколько шагов за ним следом. – Вы в своем уме? Омега тем временем, сложив губы трубочкой, проходит по светлой из-за раскрытых на окнах штор столовой, проводя наманикюренными пальчиками по керамической поверхности обеденного стола. Ким смотрит на это чуть приподняв бровь и думает о том, что этот недо-незнакомец вконец уже обнаглел. Кем он себя возомнил? Кто он такой, чтобы приходить сюда, как к себе домой, и качать права? Он что, пуп земли? Да будь он хоть самим Богом, тут, в этом конкретном доме, он – никто. На этой территории сейчас один хозяин и это именно сам Чимин. Да он сейчас вызовет охрану и просто на просто вышвырнет за ворота этого хама! – Я? – глупо переспрашивает незнакомец, снова обратив внимание на, на секундочку, хозяина виллы, и театрально приложив ладонь к груди. – Вполне, – поправляет челку. Что за постановка? Да этот парень прямо актер! Дайте ему его «Оскар». – А вот ты… – потянув последнее слово, продолжает, снова сканируя взглядом выбранную когда-то, между прочим, самим Тэхеном чиминову блузу с длинным глубоким вырезом. Он делает вид, будто бы о чем-то задумался, а потом выдает: – Как можно было купить такую безвкусицу? – и заламывает брови, поджимая пухлые губки. – Понимаю, деньги кружат голову, тебе тоже хочется носить бренды… Тэхен неплохо дает на карманные расходы, но, знаешь, скажу на будущее: такие вещи мало просто носить – нужно быть под них созданным и уметь правильно сочетать. Если на пугало надеть дорогой костюм, оно ведь краше не станет, – договаривает, с лицом законодателя моды и стиля. Если бы этот незнакомец – хотя называть его так не совсем правильно, ведь Чимин уже догадался кто именно перед ним сейчас стоит и качает права, строя из себя невесть кого, – встал чуточку ближе, Ким уверен, предпоследнее свое предложение он прошептал бы ему на ухо, а последнее сказал бы точно таким же веселым голосом, каким произнес и в реальности. – Простите? – поперхнулся возмущением Чимин. Еще минуту назад он думал, что все уже произошедшее – верх неприличия и ужаснейшей наглости, но, как оказалось, то был еще не предел. Есть ли вообще какой-то предел, какие-то рамки у этого человека? Его только что назвали пугалом… подумать только. Можно же счесть это за унижение и оскорбление? Раньше, помнится, на счет его стиля высказывался только Чонгук, причем в особо грубой манере. Они что, с этим омегой, из одного колодца пили? Может и пили, но даже Чонгук – даже! – никогда не позволял себе так его называть. Как угодно, но не так. И почему только Чимин еще не позвал Бернардо? – Не извиняйся, – отвечает незнакомец, проходя мимо него, будто Чимин, который, на секундочку, хозяин этого дома, вовсе не он, а просто предмет интерьера, и лезет уже в холодильник. Там то он что забыл? – Просто научись одежду носить, какой стиль от тебя переймет мой ребенок? – Ваш ребенок? – возмущенно вскрикивает Чимин и неосознанно переводит взгляд на открытый из-за чужого короткого топа плоский живот. Неужели Тэхен… – О, Бернардо! – радостно вдруг улыбается омега и машет рукой бодигарду, внезапно, как тень, появившемуся за чиминовой спиной. Чимин его даже не заметил… у него сейчас немного другие мысли в приоритете. – Ты снова будешь меня охранять? – тем временем продолжает тот, чье имя все годы после побега не звучало в стенах этого дома. – Прекрасно. Выведи этого… – на секунду задумывается, явно строя из себя дурачка. Хотя, может и вовсе не строя? – Кто он вообще? Бодигард не отвечает ни на один его вопрос. Он и не должен, особенно, когда вопросы задаются в подобном тоне. Единственный в этой комнате человек, на чьи вопросы альфа ответит и чей приказ безоговорочно выполнит – Ким Чимин, который в этот самый момент почему-то молчит, хотя, по классике жанра, должен рвать и метать. Но он просто стоит по левую руку альфы, смотрит куда-то в ноги незваного гостя большими глазами, кусает губы и молчит. Бернардо хмурится – здесь явно что-то не так. Что этот омега уже успел ему наплести? До добра их долгое нахождение рядом друг с другом точно не доведет, да и не рады здесь синьору Риччи, которого и синьором то называть, не поворачивается язык. Бернардо смеряет незваного гостя своим фирменным взглядом, которым смотрит обычно на всех подходящих к омеге консильери подозрительных личностей, и обращается напрямую к Чимину: – Синьор Ким, прошу прощения, – громким голосом говорит он, заставляя Чимина отмереть, снова надеть на лицо свою любимую непроницаемую маску и посмотреть на него. Уверенность в самом себе и своем муже снова начинает возвращаться к омеге. Тэхен не изменял – он бы сам себе это никогда не позволил и точно бы никогда не простил. Не после того, через что им двоим когда-то пришлось пройти. Не после того, сколько усилий они приложили для того, чтобы оказаться на том уровне, на котором зависли сейчас. – Он прошел напролом, яро утверждал, что Ваш супруг знает об этом визите и грозился что-нибудь с собой сделать, если мы не пропустим. – Секунду… – хмурит брови незнакомец. Чимин буквально на мгновение перевел на него полный не скрытого превосходства незаинтересованный взгляд. Здесь он хозяин положения и только ему решать, что делать со слишком невоспитанным гостем. Вряд ли Тэхен был бы рад здесь с ним встретиться. – «Синьор Ким»? «Супруг»? – Все в порядке, Бернардо, – проигнорировав его, отвечает бодигарду омега, почувствовав свое превосходство. Чимин не знает, что именно между ними произошло, но знает, что его муж лютой ненавистью ненавидит биологического папу своего ребенка. Бернардо назвал этого хама «синьором Риччи», а в стенах этого дома фамилия «Риччи» звучала из уст Сокджина только вместе с именем «Дарио» и приставкой: «Единственный, с кем синьор Ким строил долгие отношения. Он устроил ему не самый лучший сюрприз прежде чем бесследно исчезнуть». О Дарио здесь не говорят, он – запретная тема, он же и папа Амато. Все сходится. Альфа гостя сразу бы вышвырнул за порог, не дав тому раскрыть даже рта. – Тэхен знает, что он сейчас здесь? Где Джеймс? – Простите ему все то, что он сказал, – нехотя заступается за Дарио бодигард. Или не заступается? Он впервые видит Чимина таким: с поднятым подбородком, идеально ровной спиной и лицом, на котором ясно читается то, что омега догадался о том, что здесь и сейчас он многим Дарио выше. Здесь, на этой территории, слово Чимина – закон, так что он чувствует собственное превосходство и контроль над ситуацией. И тут, вроде как, надо бы радоваться, все-таки настолько зажатый и погруженный в себя человек наконец-то выполз из своей скорлупы и понял кто он такой. В этом нет чего-то плохого, это – нормально. Бернардо и радуется за него где-то в душе, но все равно, как бы сильно он Дарио не ненавидел, сейчас он за него немного волнуется. Кто знает как Ким Чимин – нет, здесь сейчас Каллисто Гвидиче, супруг консильери одной из самых могущественных семей итальянской мафии, себя поведет. Каллисто и Чимин будто два абсолютно разных человека, две разные личности, обоих из которых, как бы то ни было странно, Бернардо очень комфортно охранять. – Синьор Риччи не знает кто вы. – Ничего страшного, – мило улыбается Чимин и переводит взгляд на незваного гостя. Острый взгляд. Тот, каким смотрит во время приемов на мафиози Каллисто. – По нему сразу видно, что умом вовсе не блещет. – Эй! – возмущается синьор Риччи. Еще бы его возмущения хоть кто-нибудь слушал… – Кто ты такой, чтобы так обо мне говорить? Я все расскажу Тэхену! – Что ты ему расскажешь? – за секунду стерев с лица улыбку, серьезным тоном продолжает Чимин, складывая на груди руки. Этот спектакль ему уже надоел. Хватит. Теперь его очередь сменить роль. – Это ты без разрешения и под угрозами зашел в наш дом, начал качать тут права и оскорблять меня. Кажется, здесь я должен жаловаться. Да и оснований верить мне, у него куда больше. – Что ты себе позволяешь?! – уже кричит Дарио. А потом замирает, бегает глазами сначала по комнате, потом по Чимину, а после опускает глаза на его левую руку только чтобы после опять резко вскинуть голову и посмотреть прямо в глаза. – Ты же не можешь быть тем, о ком я думаю, нет же? – несколько испуганным голосом. Дошло наконец-то. – Черт… Кто ты такой? – Приятно познакомиться, Ким Чимин, – протягивает руку некогда Пак и улыбается. Гаденько так улыбается, показательно кланяясь. – Нынешний и, я думаю, последний супруг Ким Тэхена. Дарио раскрывает рот в удивлении, выпуская из него приличную порцию воздуха. Видно, что эта новость его сильно шокирует и, судя по поднятым бровям и искрившемуся в гримасе лицу, больно бьет, возможно, в самое сердце. С ним Тэхен, в свое время, в брак не вступил. Более того, альфа даже не рассматривал такой вариант и всегда говорил «нет» прежде чем Дарио заведет об этом очередной разговор. Зачем ему? Он с самого начала их отношений четко разъяснил свою позицию – никакой семьи у них с Дарио точно не будет, и омега эту позицию принял. Сам принял, тогда ничего и не желая. Тэхен никогда его не любил и не боялся говорить об этом в лицо. Эти отношения ему изначально нужны были лишь для того, чтобы не чувствовать себя одиноким… и это он тоже никогда не скрывал. Ким всегда любил лишь одного омегу, стоящего сейчас перед ним с серьезным выражением лица и всем своим видом источающего недовольство. Альфа всегда ясно давал понять – дальше простого сожительства у них не зайдет, а Дарио… А Дарио влюбился на свою голову. Он никогда не искал отношений. Ему не хотелось любви, внимания и заботы. Дарио Риччи не тот человек, которому это все нужно – его всегда интересовали лишь достаток, известность и новые шмотки. Дарио не хотел любви, но начав недо-фиктивные отношения с Ким Тэхеном, по своей же глупости, взял и влюбился. Влюбился в его холодность и отстраненность. В выделяемые им лишь двадцать процентов нежности, внимания и заботы. Влюбился в его ум, в его необычайно красивое для альфы лицо, его натренированное тело. Влюбился в его, так редко открывающийся кому-то, внутренний мир, наполненный бесконечной тоской и неразделенной любовью. Дарио хотел построить с ним семью, свято веря, что выделяемые Тэхеном крупицы внимания и заботы и есть проявление его ответных чувств. Вот только когда поднималась тема брака – весь созданный в голове омеги мир резко рушился, потому что альфа – его альфа, как тогда считал Дарио, – резко менялся из тихого и спокойного человека в злого и раздражительного. Иногда ему казалось, что Ким может и ударить в порыве гнева, но Тэхен никогда не поднимал на него руку. Когда выносить его истерики было уже совсем невозможно, он просто уходил в соседнюю комнату чтобы не натворить чего-то непоправимого. Проблема Дарио в том, что он плохо усваивает жизненные уроки, а поэтому, даже уже получив пару раз категоричный отказ на просьбу о браке, продолжал спрашивать. Амато должен был стать ключом к спасению, так что омега долго не думал, когда принял то глупое решение родить Тэхену ребенка. Он должен был их сблизить и подтолкнуть альфу к созданию с ним семьи, ведь как это так, тут ребенок, и он родится вне брака? Это же неправильно, этого же не поймут, осуждать будут, еще и пальцами вслед тыкать. Вот только, решившись, Дарио не учет тот факт, что Кима никогда не интересовал чужой шепот и какие-то там устои современного общества. На новость о беременности Тэхен отреагировал холодно: просто покрутил в руках тест, бросил пару взглядов на плоский живот и вышел из комнаты, сказав о том, что назначит обследование. Не такой реакции ждал омега… Но тогда он не придал этому большого значения, хотя стоило бы, ведь уже в то время такая реакция говорила о многом. Например, о том, что не нужен. Не ребенок, вовсе нет – Дарио Тэхену не нужен. Альфа никогда его не любил, не хотел с ним семьи, да и вообще иметь что-то общее. Их отношения – не более чем игра на публику и регулярная близость. Собственно, из-за этого они когда-то и начались. Дарио нужно было избежать родительской опеки и брака с мужчиной, которого они выберут, а Тэхену для чего-то там нужно было показать, что он занят. Секс – приятное дополнение. Они не планировали прожить вместе всю жизнь и жить долго и счастливо. Они не планировали влюбляться и на что-то надеяться. Вот только судьба никогда не спрашивает о том, что вы планируете, а что нет – она просто берет и делает так, как ей хочется. Здесь ей захотелось чтобы Дарио полюбил того, кто его никогда не полюбит, того, чье сердце давно до краев занято чувствами к человеку, что не ответил ему взаимностью. Пять лет назад он считал это фарсом. Пять лет назад ему казалось, что Тэхен просто не хочет обременять себя дополнительной ответственностью, но на самом деле это просто была любовь. Чистая и светлая, самая большая в мире любовь, но не к нему. Сейчас, смотря в глаза гордо поднявшего подбородок господина Кима – той самой любви отца его сына, – Дарио это наконец понимает. Просто не для него Ким Тэхен был кем-то создан и его сердце, занятое этим невероятно красивым омегой, для него бы никогда не забилось. Ему есть для кого биться и есть кого любить. Сейчас Дарио это видит своими глазами, ровно как видит и свои упавшие ниже плинтуса шансы на какие-то отношения со всем известным мужчиной. – Пожалуй, – выдыхает он, растеряв всю свою спесь. – Мне стоит уйти. – Я рад, что Вы сами до этого догадались, – отвечает Чимин, впервые обращаясь к кому-то настолько… грубо? Высокомерно? Гордо? Не в его стиле, но в стиле Каллисто. Дарио никак не реагирует на его этот тон – он просто сильно кусает намазанные бальзамом губы и разворачивается, собираясь уйти, ступая по осколкам своего осыпавшегося под ноги сердца. Он с достоинством принял поражение… Чимин смотрит ему в спину, постепенно расслабляя лицо, видит, как он горбит еще пару секунд назад ровную спину, видит, как опускаются плечи и как тонкие руки обнимают стройное тело. Ему наверняка так сейчас больно… Заслужил? Вряд ли. Даже то как они встретились и их диалог несколько минутной давности не может являться для этого основанием. Никто не заслуживает душевной боли, ровно, как никто не заслуживает и разбитого сердца. – Постойте, – превозмогая внутренние сомнения, таки выкрикивает в его спину Чимин, чем вызывает прыгнувшие вверх брови Бернардо, все также стоящего спиной. Дарио останавливается в жалких двух метрах от двери, что навсегда уведет его прочь из этого дома. Он больше никогда сюда не вернется… Приехать назад в Италию было его самой огромной ошибкой. – Вы же биологический папа Амато, я не ошибаюсь? – с трудом заставив язык говорить, а ноги двинуться к незваному гостю, продолжает омега. Он должен спросить… Даже если самому себе сейчас делает больно. Он ведь тоже папа и тоже скучает по своим детям. Он знает, каково это. – Не хотите с ним увидеться? Как долго вы не общались? – С его шести месяцев, – со свистом выдыхает Дарио и оборачивается, когда чувствует его рядом с собой. Оборачивается и натыкается на внимательный взгляд, заставляя Чимина крупно вздрогнуть прямо сейчас, ведь в его глазах, сейчас заполненных влагой, тот на мгновение видит себя. Да, на мгновение, на всего лишь одно мгновение в этих глазах Чимин увидел себя. Себя, разбитого в пух и прах. Себя, искалеченного изнутри так, что уже, казалось, никак не излечишь. Себя, униженного и побитого не только физически. В этих глазах, цвета чистого голубого неба, омега сейчас видит свои собственные страхи, слезы и боль. Но, помимо этого, он еще видит в них понимание и безграничные чувства. Дарио понимает, что у него с Тэхеном теперь точно ничего не выйдет, понимает, что ему следует его просто забыть и навсегда исчезнуть… Но в тоже время он хочет увидеть его, коснуться его, побыть рядом, вдохнуть запах, услышать его низкий голос… Он до чертиков влюблен. Даже спустя больше пяти лет все еще влюблен в того, кто никогда его не полюбит, влюблен не в того. Прямо сейчас Чимин задумывается: а зачем вообще нужна нам эта любовь? Любовь, такая на вид нежная и красивая, но внутри очень жестокая и суровая? Ее ведь не выбирают… а так хотелось бы. – Не думаю, что Тэхен будет рад меня видеть, – договаривает омега, опуская глаза. И где тот человек, что несколько минут назад вел себя так вальяжно? Где тот человек, что показал одну из своих худших сторон? Его нет, а значит все то была лишь простая маска. Защитная реакция, может быть. – Да и Амато… не думаю, что меня помнит. – Недавно он спрашивал о Вас за завтраком, – вдруг вспоминает инцидент трехдневной давности Чимин. – Тэхен… неоднозначно отреагировал. – Он все еще зол на меня, да? – грустно усмехается, приподняв один уголок губ, Дарио. Чимин кусает губы, думая, что делать дальше. – Это неудивительно, ведь то, что я сделал, не поддается никаким… – Я не знаю о том, что Вы сделали – мой альфа не любит говорить на эту тему – но я понимаю, что Вы сделали ему очень больно, – сощурив глаза, перебивает Чимин. – Иначе бы он никогда так не отреагировал и давно бы простил, потому что это бы просто забылось. Слова и действия – они забываются, но то, что один человек заставляет другого почувствовать – никогда. – Мой прощальный подарок и правда не то, что следует обсуждать, – кивает Дарио. – Но я бы посоветовал Вам сначала узнать причину нашей… – останавливается, пытаясь подобрать слово. – Нашего расставания, прежде чем предлагать мне увидеть ребенка. – Он не обсуждает эту тему со мной… – растерянно отвечает Чимин. – Когда мы были вместе, Тэхен часто, когда оставался один, записывал Вам голосовые сообщения, в которых о многом рассказывал, – говорит Дарио, которому начинает казаться, что зря он сейчас развил эту тему. – В тот день он точно должен был что-то Вам записать. – Но я не получал от него ни сообщений, ни каких-либо писем… – хмурится омега. Если бы было, он точно бы помнил. Он бы каждое слово помнил наизусть, каждый шорох, каждый его вздох… – Он не отправлял их, – кивает Дарио, не обращая внимания на направленный на него строгий взгляд Бернардо. Того гляди и дыру во лбу прожжет. – Записывал, но не отправлял, предпочитая хранить все в своем компьютере в кабинете, в защищенной паролем папке. Я спрашивал зачем, он всегда отвечал, что так ему легче. Так он чувствует, будто делится мыслями с Вами лично, и тем самым спасает себя от непоправимой ошибки. Я думал, он дал Вам послушать… – Он… – в шоке качает головой Чимин. – Я впервые об этом слышу. – Ну, теперь Вы знаете, что это было, – приподнимает уголок губ Дарио. А после заговорщически шепчет: – И даже знаете где их найти. Он уже опять разворачивается чтобы уйти, но Чимин снова повторяет недавнюю фразу: – Постойте, – растерянно. Дарио поворачивает на сей раз к нему только голову, знает, что, если задержится еще на чуть-чуть – больше не захочет уйти. – Как называется папка? И какой пароль? – Я не знаю пароля, но не думаю, что Вы не сможете угадать, а папка, – задумавшись на пару секунд пытается вспомнить омега. – «Tesoro», насколько я помню. Договорив и подарив последнюю грустную полуулыбку, Дарио отворачивается и делает последние шаги по направлению к выходу. Чимин смотрит ему вслед в растерянных чувствах и обнимает себя руками – ему резко становится холодно в тридцатиградусную жару. Бернардо за спиной тихо хмыкает, понаблюдав за этой сценой со стороны, и напоминает о том, что машина уже больше десяти минут как готова. Омега растеряно поворачивает к нему голову, смотрит на бодигарда большими растерянными глазами и просто кивает, прося себе еще двадцать минут. Альфа вздыхает и, позволив себе вольность, закатывает глаза. Но он молчит и Чимин за это ему благодарен. Бернардо оставляет его, тихо покидая дом вслед за Дарио, а омега, вздрогнув от хлопка двери, медленно направляется в спальню. Ехать куда-то больше не хочется. А ведь у него были такие планы… Еще полчаса назад он воодушевленно порхал по своей спальне, планировал день и неспешно собирался – удивительно, как может измениться настроение всего за одну короткую встречу. Присев на кровать и бросив взгляд на свой ноутбук, оставшийся на столике в читальной зоне, омега задумывается о том, чтобы отменить встречу с редактором – вряд ли он сегодня будет в состоянии вести деловые переговоры, да и вообще что-то делать. День безнадежно испорчен, ненужные мысли снова лезут в его и так слишком много и о многом думающую голову, и это сейчас ой как некстати. Чимин боится, что его состояние может сказаться на близких и он очень не хочет их волновать… Но что он теперь может сделать? Себя то уже взволновал… Выдохнув, он падает спиной на кровать и берет в руки разрывающийся последние минуты звонками смартфон. Невеселая усмешка трогает его губы – Тэхен звонит. А кто еще может? Как будто кому-то, кроме него, есть до него дело… Чимин не отвечает на этот звонок. Не хочется сейчас говорить и объяснять ему что-то, а объясняться придется, потому что альфа по голосу и собственным ощущениям поймет, что его что-то гложет. Поймет и попытается исправить возникшую ситуацию, но омега сейчас этого не хочет. Он хочет сам разобраться, сам все понять и прийти к какому-то выводу. К какому? Этот вопрос пока без ответа. Весь ближайший час Чимин лежит ничком на кровати, думая о том, что делать дальше. С одной стороны, ему очень интересно посмотреть, что там за письма ему записывал когда-то Тэхен, а с другой, он не хочет во все это лезть, все-таки, это что-то личное, раз муж не поделился. Но все же… письма то ему адресованы, а значит, если он их прочитает, это не будет чем-то плохим. Хотя, они ведь не были отправлены… Чимин не знает, что делать – запутался. И хочется, и колется, как говорится. Что, если Тэхену эта выходка не понравится? А она точно ему не понравится, ведь омега залезет в то, чем он не хочет делиться. Что тогда делать? Муки выбора портят ему еще двадцать минут этой жизни. Бернардо за это время дважды стучит в дверь и напоминает о времени, но Чимин просто молча кивает ему, не имея желания разговаривать. Украшения уже давно сняты и небрежно откинуты на прикроватную тумбу, блуза сползла с одного плеча, а укладка значительно растрепалась – вряд ли в таком виде можно куда-то там ехать. Чимин бросает на себя короткий взгляд в зеркало трюмо, так и не вставая с кровати. – Идти или не идти, – тихо шепчет себе под нос, пытаясь уже принять какое-то решение. Короткие пальчики стучат по пухлой нижней губе, он взвешивает в голове варианты. – Лезть или не лезть… Заслуживает ли Тэхен такой наглости? Нет, не заслуживает, но интерес все равно перевешивает. Поэтому омега таки поднимается со смятой постели, поправляет сползшую блузу и, надев свои невероятно удобные любимые мюли, спускается вниз. Дверь кабинета Тэхена никогда не запирается под замок, потому что там нет каких-то особо важных документов, написанных на итальянском, по крайней мере, так что войти туда не составляет труда. Здесь так непривычно в отсутствие хозяина… Тихо, спокойно, только Чимин и светящие из окна солнечные лучи, красиво ложащиеся на кожаное кресло и на не большой, но достаточно вместительный стол из темного дерева. Зная о том, насколько много у Тэхена обычно бумажной работы, омега ожидал увидеть здесь горы бумаг и каких-нибудь мега-толстенных папок, но, вопреки своим ожиданиям, увидел только идеальный порядок. Компьютер последней модели, несколько тоненьких папок с документами на одном углу стола, небольшую стопку бумаги на другом, и удобно разложенные на широком краю стикеры разных оттенков белого, бежевого и серого – Тэхен не изменяет себе. Закрыв за собой дверь, Чимин осторожно проходит внутрь, зачем-то стараясь тихо ступать по ковру, дабы не создавать много шума. Здесь приятно пахнет древесиной и его альфой, и ему не может это не нравиться. Он даже останавливается на мгновение, закрывает глаза и полной грудью вдыхает царящий здесь запах, сразу же чувствуя свое ускорившееся сердцебиение. Кожа кресла неприятно скрипит, когда он садится и включает компьютер. Сейчас Чимин чувствует себя каким-то вором, решившим не просто влезть в чужую личную жизнь, но еще вынести что-то из нее напоказ, пусть показать он хочет одному лишь себе. Компьютер включается быстро, так же быстро, успев несколько раз засомневаться в себе и своих действиях, Чимин находит нужную папку в проводнике. Это «Tesoro» на итальянском, сложно не заметить среди всех обычных стандартных названий, вроде: «Судебные дела», «Бюджет 20- -», «Дело Викензо» или «Барбаро-ндрина» – написанных на корейском. Прежде чем кликнуть на заблокированную паролем папку, Чимин снова задумывается. А стоит ли? Стоит ли эта игра стольких свеч? Не повлияет ли вот эта вот его выходка на их с Тэхеном – он не боится этого слова, – идеальные отношения? Не пошатнет ли доверие? Что, если это разрушит все то, что они уже успели построить? Омега машет головой, отгоняя эти мысли. «Ничего не случится», – говорит он себе. И правда, что может произойти? Это простой интерес… Тэхен же, когда ему что-то о нем интересно, как-то своими способами все узнает. Даже вон, психолога вынудил все о проведенном с Чимином сеансе себе рассказать, нарушая врачебную тайну. Так почему омега не может? Тем более, это все напрямую связано с ним… Но это личное, а личное, как говорят – не публичное. Чимин и не собирается об этом кому-то рассказывать, потому что это касается только них двоих, а вот то, почему Тэхен этим с ним не делился, уже другой вопрос. Омега не думает, что альфа сильно на него разозлится за это вторжение, но серьезный разговор у них определенно будет. Не на повышенных тонах – они вообще, кажется, не умеют друг на друга кричать, да и какой толк в этих криках? – они, скорее, просто поговорят, все обсудят, смотря друг другу в глаза, возможно немного не сойдутся во мнениях и поспорят, но потом все равно придут к компромиссу и крепко обнимутся, подарив друг другу такое нужное им тепло. Чимин знает Тэхена на девяносто девять процентов и даже сейчас, спустя всего каких-то два года романтических отношений, хорошо предугадывает его дальнейшие действия. Но что, если он ошибается? Что, если альфа отреагирует вовсе не так, как он думает? Все-таки, в подобную ситуацию они никогда еще не попадали… Не много ли Чимин на себя берет, вот так вторгаясь в его кабинет и роясь в компьютере? Не кружит ли его положение ему голову? Нет, не кружит. Просто ему интересно и эти защищенные паролем письма все еще касаются и его самого. То, что Тэхен в свое время их ему не отправил – другой разговор. Пароль угадывается быстро, с первой попытки. Дарио не обманул, Чимину действительно не было сложно. Дело в том, что Тэхен для него достаточно предсказуем. Возможно, это из-за того, что они знают друг друга без малого двадцать лет, а возможно, из-за того, что они просто в браке, ну, и истинность, конечно же, тоже играет свою немалую роль. Там шесть цифр: первые две – день первокурсника в университете и день, когда они нормально наконец познакомились; вторые – день свадьбы Чимина и день, в который Тэхен себя потерял; и последние две – миланский показ, в завершение которого случилась их первая близость. Три переломных момента, каждый по-своему важный и значимый. Как он догадался? О, тут все еще проще: имя папки – «Tesoro», что в переводе с итальянского значит «драгоценность». Тэхен зовет его Золотом, а значит, логично, что паролем служить будет дата, как-либо связанная с Чимином. К тому же, содержимое папки тоже весьма прозрачно намекает на это. Писем оказывается около сотни. Брови омеги ползут вверх, когда он видит число хранящихся в драгоценности элементов. Он то думал, тут их будет штук десять, ну, пятьдесят – максимум, а тут их так много… Чимину становится не по себе. Нет, он знает, что Тэхен не просто его любит, знает, что его любовь уже превратилась в зависимость и какую-то одержимость, размеры которой никак невозможно теперь рассчитать, но он, правда, не думал, что все настолько… Как? В этом ведь нет чего-то плохого, альфа же влюблен в него с двадцати лет и все эти годы бережно хранит в груди эти светлые чувства... Просто это несколько пугает и поселяет какую-то тяжесть в груди. Чимину больше не хочется слушать его эти письма, но ощущение неправильности происходящего, несмотря ни на что, тесно сплетается внутри с тяжестью и буквально прибивает его к удобному креслу супруга. Почему? Оно же должно толкать его к выходу… Почему омега продолжает сидеть здесь, смотреть на эти бесконечные голосовые записи и думать-думать-думать? Он устал. Сколько можно принимать решения? Почему это так сложно и наваливается враз за один день? Тяжело. Омега не хочет в это влезать. Если Тэхен эти сообщения не послал, если сам не посадил в это кресло и не показал злосчастную папку, значит тому была какая-то веская причина и лезть в это без его ведома явно не стоит. Но свернуть все сейчас, уже вторгшись в его кабинет, включив рабочий компьютер и разблокировав папку с паролем, будет уже просто смешно. О какой смелости, о какой внутренней силе можно тогда говорить, если он позорно сбежит, непонятно чего испугавшись? Тэхен всегда говорит и ему, и Амато: «Если начинаешь что-то делать, то доделывай до конца. Иначе какой тогда смысл?». И правда, какой? На что тогда Чимин надеялся, когда зашел сюда? Что будет просто? Что не засомневается? Глупые мысли… Да и он сам, наверное, глупый. Глупый, никчемный, слабый и жалкий трус, незаслуживающий любви такого человека, как Ким Тэхен. Пролистав чуть-чуть вниз, Чимин таки выбирает первый файл, который хочет послушать. Два раза кликнуть получается с огромным трудом, но ему таки удается. Пара секунд на подготовку пока файл открывается, вдох-выдох, еще секунда, что загружается сообщение и вот, уже слышны первые шорохи где-то на фоне и достаточно громко прозвучавшие в тишине кабинета покашливания. Тэхен начинает говорить: «Anima della mia vita… – низко, в полголоса, так знакомо и, в этот конкретный момент, так чуждо. – Недавно мне удалось побывать на процессе во Франции, – начинает альфа издалека. Чимин ставит на стол локти и переплетает пальцы, кладя на них подбородок. – Красивая, колоритная страна с добрыми и отзывчивыми людьми… Хотя, чего я тебе об этом рассказываю? Ты ведь, все-таки тоже уже там бывал, и не раз. Но это не важно, – выдыхает Тэхен. Чимин готов поспорить, что с этим выдохом он выпустил из легких сигаретный дым, раньше альфа многим чаще курил. – Представляешь, это произошло внезапно, но я сразу задумался о тебе. Я всего лишь пил кофе тем утром в каком-то небольшом кафе на оживленной улице Лиона и листал новости в телефоне, как совершенно случайно наткнулся на пост какой-то знаменитости. Знаешь, оказывается, у французов есть выражение: «L’amitié amoureuse», что в переводе означает «влюбленная дружба». Она окрашена легким эротизмом и эстетическим удовольствием от созерцания человека и этим, и еще многим, отличается обычного понятия «дружба», к которому все привыкли. Когда я это увидел, не мог не подумать о нас. Похоже, правда же? – бросает он грустный смешок, пока Чимин в это время отрывает зубами верхнюю пленочку с губ. – Мы были друзьями... Или это мне просто казалось? Было ли это самообманом? Я уже не знаю, что именно в нашем прошлом было реально...» Закрыв ладонями нижнюю часть лица, прикрыв глаза и подняв голову к потолку, Чимин выдыхает. Тяжело. А дальше будет еще тяжелее. Второе сообщение включается только через пару минут: «Anima della mia vita, ты же читал Рупи Каур? О, эта сильная женщина, пишущая стихи о любви, о боли, об исцелении… Ты определенно читал ее – я видел сборник стихов на твоей полке еще в Сеуле, – и раз читал, то эти строчки точно должны быть тебе знакомы: «Я тоскую по тебе, а ты по кому-то еще. Я отвергаю того, кто хочет меня, потому что хочу другого». В ее стихах нет рифмы, но она и не нужна чтобы понимать истинный смысл. Эти строки описывают меня, потому что я купаюсь в точно таких же мыслях примерно всегда. Ты сказал подобрать себе более подходящего омегу и, знаешь, мне есть из кого выбирать, – Чимин снова закрывает глаза. Вот тут сердце больно кольнуло, но ведь это было давно… Сообщение датируется шестью месяцами после его свадьбы с Чонгуком, но даже это все равно не делает легче. – Вчера был день влюбленных и на парковке моей фирмы, прямо под окнами моего кабинета десятки молодых женщин и омег собирались толпами и активно пытались привлечь внимание, ведь как там обо мне говорят? Молодой и богатый адвокат-альфа? Мечта омег, – Чимин готов поспорить, что, говоря это, альфа наверняка скривил губы. Он никогда не любил, когда о нем так говорят. – К слову, я не вышел. Даже жалюзи не открыл, только попросил охрану их разогнать, а вечером поехал в клуб по работе. Двое омег из достаточно приличных, хороших семей надеялись продолжить со мной эту ночь, но я им отказал. Не знаю, зачем говорю тебе это все, но сразу скажу, что игнорирую всех не для того, чтобы сидеть сейчас здесь, рассказывать это и указывать на то, какой же я молодец, все еще храню никому ненужную тебе верность, когда как ты давно замужем. Я игнорирую и отвергаю их, потому что не нуждаюсь в телах – это мне не доставит никакого удовольствия. Мне не нужны пустышки. Мне нужен лишь ты. Не твое тело, а сам ты, целиком и полностью. Твой голос, твой смех, твои сияющие счастьем глаза, с которыми ни один закат или рассвет никогда не сравнится. Мне нужна твоя улыбка, твои нежные руки и… Что-то я разошелся. Остановлюсь на том, что мне просто нужен ты рядом и только тогда я начну нормально дышать. Я тоскую по тебе. Очень… сильно тоскую». «Anima della mia vita, мои дни похожи на затяжной сон, на какой-то кошмар наяву, на темный лес, из которого нет выхода, а я в нем, в этом лесу, всего лишь заблудший странник, что никак не может найти дорогу назад… Я во всем этом теряюсь. Я уже больше не различаю где сон, а где реальность. На что она похожа? У моей реальности твои глаза и твоя ласковая улыбка… Пусть лучше это все будет сном, потому что мне страшно. Я не хочу жить в реальном мире, где тебя рядом нет – в этом нет смысла. Знаешь, я уже несколько лет ничего не чувствую. Совсем. Мои мечты, надежды и чувства перемешались в один непонятный коктейль, совершенно невкусный на вкус. Я теряюсь в своих мыслях и самом себе, а вместе с этим себя еще и теряю. И поэтому теперь ненавижу. Такой жалкий… слабый, никчемный и трусливый человек, понятно, почему ты выбрал его, а не меня. Я тебя недостоин, но ты и не должен был кого-то из нас двоих выбирать – это моя ошибка. Все, что с нами произошло, все, что нас разделило, в этом только я виноват. Я не должен был пускать все на самотек и, наверное, не должен был признаваться тогда. Но я не жалею. И при этом слишком часто прокручиваю в голове наши с тобой диалоги и слишком часто ловлю себя на мысли что теперь, спустя столько лет, так бы точно не поступил. Я бы придумал что-то… сделал бы что-то и сейчас мы оба были бы счастливы. Но также часто, как понимаю это, я понимаю и то, что в прошлое уже никак не вернуться и ничего теперь не исправить. Неужели это и правда конец? Если реальность – это жить с сожалениями и влачить свое жалкое существование, находясь будто в прострации, то я отказываюсь здесь находиться. Такая реальность мне не нужна, уж лучше кошмар. Единственная реальность, которую я готов принять полностью и без остатка, и в которой нуждаюсь сейчас больше всего – это ты рядом со мной. На меньшее я, увы, не согласен». «Anima della mia vita, Йеджи пару дней назад вернулась из Франции на каникулы, а сегодня мы с ней вместе ходили пить кофе недалеко от моего офиса в самом центре Милана. Название заведения я не запомнил. Да и вкус кофе вроде бы... тоже не помню. Мне он показался горьким, но это неудивительно – все то, что я пью, уже несколько лет как, мне кажется горьким на вкус, – зато Йеджи все понравилось, а значит, там не так уж и плохо, наверное. Моя сестра разбирается в кофе, так что ее вкусу определенно можно довериться. Сходим с тобой туда вместе когда-нибудь? Если вернешься. Хотя, правильнее, наверное, будет сказать: если захочешь меня снова увидеть… Я не должен расклеиваться, – вдруг громко шмыгает на записи носом Тэхен. Внутри омеги все замирает. Он плачет? Как часто Чимин был причиной слез этого альфы? И как много слез из-за него этот альфа пролил? – Сейчас, дай мне секундочку чтобы собраться. Вдох… Все, я готов продолжать. Первым, что она у меня спросила при встрече было не: «Как дела, Тэхен?», «Как фирма?» и даже не «Что поменялось в стране?». Первое, что она мне сказала, войдя в то заведение: «Что с тобой происходит?». И я сам себе задал вопрос: «Это так сильно заметно?». Но я не учел, что мы с ней очень сильно похожи – она такая же, как и я, тоже всегда смотрит глубже и все замечает. Я не знал, что ей ответить, но мой внешний вид все говорил за меня. Только вечером мне удалось наконец-то взглянуть на себя осознанным взглядом и впервые специально разбить широкое зеркало. Я был сам на себя не похож в отражении и, если честно, сам себя испугался. Как только люди до сих пор не шарахаются? А я ведь работаю, посещаю суды… Йеджи на вопрос я сказал: «ничего». Что значит это несчастное «ничего»? Часто, когда человек говорит, что с ним все в порядке и ничего не происходит от слова «совсем» – это значит, что происходит с ним гораздо больше, чем можно себе представить. Признаю, мне нужна помощь. Я не могу больше жить в этом Аду, созданном собственной головой, и нуждаюсь в чьей-то помощи, но сестре, всегда готовой помочь, довольно оптимистично ответил, что у меня все хорошо. Впервые солгал своей младшей сестре… Почему? Да потому что знал, что никогда и никак не смогу кому-либо описать то, что на самом деле со мной происходит. Знал и понимал, что никогда не смогу рассказать кому-то о наболевшем. Никогда не смогу рассказать о том, что творится внутри…» ««Чтобы заснуть, представляю, как твое тело изогнулось позади моего, точно ложка, вложенная в ложку, а я слушаю твое дыхание и произношу твое имя. Ты мне отвечаешь, мы о чем-то беседуем. Лишь после этого мое сознание позволяет мне заснуть» – стихи моей любимой Рупи. Anima della mia vita, – глубокий вдох, эхом пронесшийся в, видимо, почти пустом помещении. – Чувствую себя максимально подавленно. Чувствую себя виноватым… перед тобой. Знаешь, у меня появился омега… Но думаю я все еще о тебе. Я тебя не забываю, не думаю, что когда-то смогу. Мое сердце все еще бьется только из-за тебя и для тебя. Этого омегу я не люблю – наши с ним отношения построены на взаимовыгоде. Мне его жаль. Жить и спать с человеком, который постоянно думает о другом и даже, не побоюсь признаться, представляет на твоем месте другого – неуважение к самому себе, думаю. Не знаю, где была его голова, когда он на это все соглашался. Не знаю, где был мой мозг, когда я это все предлагал. Так было нужно, поверь. Я все еще очень люблю тебя. Часто вспоминаю о твой огонь в глазах, твою жизнерадостность, что всегда так меня поражала… Жаль, я не могу ничего из этого вживую больше увидеть – мой предел, это фотографии в инстаграме. Возможно, где-то в другой вселенной мне дозволено больше. Возможно, там мы с тобой бегаем по берегу моря, крепко держа друг друга за руки, и смотрим на звезды, лежа на нагретом солнцем за день песке. Возможно, в этой другой реальности, я ежедневно наблюдаю за тем, как ты готовишь, как морщишь свой миленький маленький носик, улыбаешься мне. Возможно, там мы с тобой пара, ты позволяешь мне себя обнимать особенно нежно, мягко и по родному. Может, там мы с тобой счастливы? Другая вселенная, другой мир, другая жизнь и другая реальность… В ней мне явно дозволено куда больше и в ней мы сейчас, скорее всего, вместе смотрим на звезды. В нашей же реальности на часах давно за полночь, а я все также, как и все дни до этого, продолжаю сидеть на балконе, курить твои нелюбимые сигареты и вспоминать все моменты с тобой – это мой максимум». «Anima della mia vita… Четыреста сорок седьмой день после нашей последней встречи. Чувствую себя влюбленным школьником, считая дни. Сначала я считал недели потом продолжил днями, что будет дальше? начну считать часы, потом минуты, а дальше секунды? Часто люди говорят о странном безумии, что охватывает влюбленных, оно ли это? Может, я схожу с ума и то, что со мной происходит, и есть безумие? Знаешь, мне не стыдно. Мне ни капли не стыдно за то, в кого я превратился и что с собой сделал, не стыдно даже за свои действия. А перед кем, собственно, мне стыдиться? Единственный человек, чье мнение имеет для меня большое значение, сейчас далеко и не желает иметь со мной никаких дел. Я не пытаюсь тебя упрекнуть – ты ничего мне не должен. Я просто говорю так, как есть. И сейчас я чувствую себя жалким. Знаешь, мой омега прямо сейчас спит в моей спальне, а я тупо сижу на балконе в четыре утра и курю те самые, ненавистные тобой сигареты. Помнишь, ты однажды даже растоптал в порыве злости только открытую пачку? Настолько их ненавидел… Прости, мой голос охрип. Он давно охрип от криков о помощи, от бесконечного зова того, кто больше не придет, того, кому я не нужен. Медленно начинаю смиряться с тем, что, кажется, навсегда тебя потерял. У меня получается, да. Наверное… Хотя, кого я обманываю? Ни черта у меня не получается. Обо всем говорит разбитая мной полчаса назад бутылка твоего любимого вина в углу и полностью наполненная окурками пепельница на столике. А ведь мне просто хотелось сидеть рядом с тобой на берегу моря, дышать твоим запахом и шептать на ухо «Ti amo», это сто процентов залечило бы все мои открытые раны. Я не справляюсь. И я не знаю, смогу ли когда-нибудь вообще с этим всем справиться». «Anima della mia vita, в детстве мама мне часто говорила о том, что молодые люди, в силу своей неопытности, импульсивности и нужды во внимании, влюбляются не в тех, в кого нужно и это становится их главной ошибкой. Они не замечают истинных, игнорируют тех, кто действительно испытывает к ним чистые светлые чувства, живут одним днем и упиваются тем, что дает им тот человек, которого они выбрали. Знаешь, я всегда очень боялся ошибиться, стать одним из них и упустить свое счастье... Но я все равно упустил его по собственной глупости. Когда я ещё не был стопроцентно уверен в нашей с тобой истинности, я, влюбившийся в тебя как какой-то подросток, очень боялся, что ты можешь стать для меня этой ошибкой. Я не считаю тебя своей ошибкой, но даже если ты и она, то ты самая красивая и главная ошибка во всей моей жизни... Хотя, знаешь, я не жалею. Я не жалею ни об одной минуте и ни об одной секунде, проведенной рядом с тобой. Потому что я люблю тебя всей своей гниющей душой и, пусть это и делает мне очень больно, все еще жду. Мне тяжело, но вера в то, что ты, моя самая главная ошибка, когда-то вернешься, помогает мне проживать эти дни». «Они не понимают, Anima della mia vita. Нет, они просто отказываются понимать, не хотят понимать. Они говорят, что я сделал трагедию из ничего и что мне пора бы уже повзрослеть и забыть, но как они не могут понять, что я не могу. Не могу просто выбросить из головы и забыть. Даже если бы хотел, все равно бы не смог. Я люблю в этом мире всего несколько аспектов: Амато, чёрный чай с двумя дольками лимона после долгого рабочего дня, нелюбимые тобой крепкие сигареты, морской бриз и тебя. Я безумно люблю тебя, и я не могу об этом не думать. И если днем я ещё как-то могу убегать от реальности, углубляясь в работу, то по ночам, я не могу не видеть тебя. Это безумие, но каждую ночь, закрывая глаза перед сном, я представляю, как ты лежишь рядом со мной на второй половине кровати, обнимаешь меня своими нежными руками, целуешь и шепчешь на ухо о том, как меня любишь. Я представляю, как нежно обнимаю тебя в ответ, как точно так же целую и как мы засыпаем в объятиях, даря друг другу тепло и ощущение безопасности. Мне это помогает, потому что, только представив это, я засыпаю, сам себя утешая тем, что когда-нибудь все мои мысли станут реальностью». «Прошло два года, а я до сих пор не отчистил чаты... Да, я не хочу это делать. Более того, я боюсь это делать, потому что наша переписка, она что-то вроде связующего звена, ниточка, благодаря которой я все ещё чувствую себя хоть как-то с тобой связанным. Да, я до сих пор храню твое последнее письмо, с помощью которого ты причинил мне непомерную боль и обрек на страдания. Я тебя не обвиняю – говорю, как есть, потому что не могу не признавать этот факт. Но несмотря на все это, я все ещё люблю тебя. Я пытался забыть, отпустить, даже возненавидеть, но не смог. Anima della mia vita, даже спустя столько лет, я все еще до потери пульса люблю тебя, пусть эта любовь для меня теперь мука…». Не дослушав последнюю запись, Чимин, глотая слезы, нажимает на «стоп». Хватит. Сжав зубы, чтобы не завыть в голос, он склоняет голову как можно ниже к столешнице и отпускает себя. Весь так старательно наносимый еще недавно макияж некрасиво течет по лицу и размазывается по нему же небольшими ладонями. В помещении резко становится душно, воздуха не хватает, а грудь будто бы что-то сдавливает. Чимину хочется выйти на воздух, подышать, прийти в себя, но он хорошо понимает, что это ему мало чем поможет – новый сгусток щедро самому себе подаренной боли точно не убьет. Но что такое его боль, по сравнению с тем, что испытывал и, возможно, все еще испытывает Тэхен. У Чимина это, скорее, даже не боль, а так, просто болезненные покалывания. Зря омега зашел сюда, зря послушал то, чего его альфа ему никогда не показывал. Не говорит, значит, есть причина и не стоит лезть человеку в душу, пытаясь узнать то, о чем тебе знать не стоит. Чимин прекрасно знает эту простую истину, он даже своим детям ее привил, но почему же делает наоборот? Больше других ведь знает о том, что это – вот такое проникновение в личную жизнь, – до добра не доводит. Он по себе знает, что правда иногда бывает горькой и делает слишком уж больно, ровно, как и всплывающее через года прошлое. Стало ли ему легче от того что он послушал? Нет. Только больше загрузился и нанес еще одну трещину на, с таким трудом склеенное, сердце. Все эти сообщения альфы пропитаны болью, скорбью и невероятной тоской. Тоской по нему, по тому, кто причинил боль, сам того не желая. Разве нужно оно, это желание? Не желающие зла точно также причиняют боль, как и желающие*. Чимин кусает губы, растирая заплаканные глаза. Как бы он хотел забрать себе всю его боль, все страдания, что перенес его альфа. Если бы у него была такая возможность – он бы забрал, даже не задумавшись, даже несмотря на то, что сам этой болью до краев переполнен. Омега соткан из боли и вся его жизнь – сплошные страдания, ему не привыкать, а Тэхен... Он не тот, кто должен был испытать на себе нечто подобное. Он это не заслужил. Чимин поднимается с его кресла и, пошатнувшись на ослабших ногах, бредет к выходу. Ему бы исчезнуть... Сбежать, спрятаться где-нибудь в Позитано, как уже делал однажды. Он был бы не прочь бесследно пропасть только чтобы спокойно подумать, все взвесить, сожрать себя заживо сожалениями и чувством вины, но вместо этого он, не реагируя на обращение Бернардо, быстрыми шагами идет к выходу на задний двор, туда, где всегда тихо, где никого нет, где свежий воздух. Омега выскакивает во двор уже задыхаясь от слез и душащих спазмов где-то внутри, пытаясь сбежать от собственного голоса в голове, мантрой повторяющего: «ты виноват». Бежать можно бесконечно долго, но убежишь ли ты от себя самого? Чимин падает на устланный досками пол больно ударяясь коленями, когда ослабшие ноги отказываются идти дальше. Забываются все построенные на этот день планы, встреча с редактором, будущая публикация очередного произведения, вечерняя прогулка с мужем и сыном... Важность этих событий меркнет на фоне узнанных сегодняшним днем фактов. Чимина не волнует уже ни чужое, выделенное специально для него, время, ни ждущие его во дворе шофер и охрана, ни даже остановившийся за спиной молчаливой тенью Бернардо. Он стирает ладонью не перестающие течь ручьем слезы и шмыгает носом, не беспокоясь о том, как сейчас выглядит. Ему больно. Ему обидно. Ему стыдно за то, что такой человек как Тэхен из-за него перенес это все. Теперь омеге понятно почему его так невзлюбила прислуга, дольше всех работающая на его мужа, его охрана и даже собственный бодигард. Он все видели, что происходило с Тэхеном из-за него. Видели, как он страдал, как опускал себя на самое дно, как терял и как убивал сам себя и все это из-за какого-то жалкого омеги, который даже постоять сам за себя толком не может, только плачет по любому поводу и жалеет о прошлых ошибках. Они видели его боль, видели, как ему было плохо и явно не хотели, чтобы это все вновь повторялось после того как только-только наконец отпустило. Чимин не может их осуждать – они считают его недостойным носить звание супруга Ким Тэхена и он с ними в этом согласен. Что бы альфа не делал, как не пытался бы убедить его в обратном – Чимин не отступит. Не после того, что узнал. Да, это прошлое. Да, это вроде прошло и раны уже затянулись, но это было и это нельзя отрицать. Чимин его любит, но одной любви для того, чтобы стать достойным, никогда не будет достаточно. Он слишком много боли ему причинил и где гарантии того, что в будущем не причинит столько же? Где гарантии того, что Тэхен больше не будет страдать? Их нет и никогда не было. Нельзя гарантировать то, что тебе неподвластно, вот только никто не говорит о том, что нельзя приложить усилия для того, чтобы это осуществить. Иногда нужно просто поверить в себя и свои силы, даже если будет казаться, что сделать это вообще невозможно. Жизнь течет и меняется – в ней возможно все. Как жаль, что Чимин начинает понимать это только сейчас. Бернардо за спиной неловко прокашливается в кулак, пытаясь напомнить о своем присутствии ушедшему в себя и свои размышления омеге, переставшему позорно реветь, но так и оставшемуся сидеть на коленях на досках. Чимин будто бы отмирает от долгого сна, промаргивает уже успевшие опухнуть глаза, выпрямляет сгорбленную спину, расправляет плечи и, неловко поправив съехавший с плеча из-за длинного выреза ворот блузы, лишенным цвета и каких-либо чувств голосом заявляет: – Поездка отменяется, сообщи шоферу, что он на сегодня свободен, – и, поднявшись на ноги, но так и не обернувшись, дает новое распоряжение: – И позвони моему мужу, скажи, что я решил вопрос с редактором по телефону из-за того, что тот приболел и мне теперь нет нужды ехать в Милан. – Это не похоже на Вас, – отвечает Бернардо, за два года слишком хорошо изучивший своего подопечного. – Что мне сказать если синьор Ким не поверит? – Не похоже? – хмурится Чимин. И правда, не похоже. У него ведь была запланирована не только деловая поездка, да и к тому же, он бы ни за что не отказался от прогулки с семьей и поездки в любимый город. – Тогда скажи, что мне не очень хорошо, отравился некачественными продуктами. – Как скажите, синьор, – кивает бодигард и уже разворачивается чтобы уйти, как Чимин его останавливает: – И еще кое-что, – он поджимает губы ровно на пару секунд. Тяжелое решение, да и имеет ли он право его принимать? Хотя, он же Ким, хозяин этого дома, и подобную наглость во второй раз не потерпит. – Сообщи охране на пропуском пункте о том, что Дарио Риччи более не желанный гость в этом доме, пусть ему запретят вход на территорию комплекса. – Синьор Ким уже позаботился об этом, – улыбается уголком губ Бернардо. Несмотря ни на что, ему все еще нравится то, как этот сильный омега, пусть и сомневаясь, но все равно принимает свое теперешнее положение, раздавая подобные приказы. – Он знает? – удивляется омега. Когда Тэхену успели об этом доложить? И кто? – У синьора везде глаза и уши, так что он знает все, – отвечает бодигард. – Я могу идти? – Да, конечно, – кивает омега, не зная, что его кивка не увидят. – Я буду наверху, если что. Бернардо уходит, тихо прикрыв за собой стеклянную дверь. Чимин прикрывает глаза и только сейчас выдыхает. Слушая звуки тишины и находящегося за забором чужого небольшого персикового сада, он пытается понять, что сейчас чувствует, но проблема в том, что он не чувствует ничего, кроме щемящего сердце чувства вины. Он виноват. Виноват перед Тэхеном во всей этой каше, что они вдвоем заварили еще тогда, когда один признавался, а другой отвергал. Омега не хотел признавать и все эти годы упрямо отрицал одно очевидное: он всегда любил одного. В его сердце есть место только для одного человека и это место всегда было занято только одним человеком, ставшим его первой любовью. И это никогда не был Чонгук, чувства к которому Чимин ошибочно принимал за нечто высокое. И пусть именно с ним у него были первые отношения, первый поцелуй и первая близость, первой и единственной любовью он для него никогда не был, ведь первая любовь, это не тот, с кем ты впервые сделал все это. Первая любовь – это тот человек, чувства к которому, возникнув, никогда уже не остынут и не исчезнут. Это тот, кого ты можешь не видеть несколько лет, но при новой встрече, просто смотря на него, понимаешь, что все еще чувствуешь, и то, что чувствуешь именно к нему, больше ни к кому и никогда не почувствуешь. Этот тот, чью копию ты будешь искать в толпе, тот, на чей образ будешь равняться, выбирая себе партнера, тот, для кого в сердце отведено отдельное место. Для Чимина этим человеком, его первой любовью, стал вовсе не бывший муж, когда-то казавшийся принцем на белом коне, а десятилетний мальчик с бабушкиного виноградника, с которым они гуляли за ручку в окружении спелого винограда, мальчик, который закрыл ему уши только чтобы маленький омега не услышал итальянскую брань, мальчик, природный запах которого запал в душу и уже тогда начал сплетаться с его. Чимин всегда любил своего предначертанного, но упрямо это все отрицал, хотя в этих чувствах все время крылся тот искомый им секрет счастья. Пак Чимин и Ким Тэхен с самого детства были связаны невидимой красной нитью, что может растягиваться или же путаться, но не может порваться. Чимин был рожден для него и ему нужно было это просто принять, тогда не было бы всех этих ошибок и упущенных годов, прожитых в боли и страхе. Но поздно скорбеть, да и что даст эта скорбь? Вернет упущенное время? Жизнь скоротечна… Если тратить время на мысли о прошлом, не успеешь вкусить настоящее. Тогда, может, стоит просто все отпустить? Он не простит бывшего мужа за всю причиненную ему боль и не откажется от мести, не простит сам себя за все то, что заставил пережить своего альфу, но он может это исправить. Последний пункт – единственное, что еще можно исправить. Не извинениями, они здесь ничем не помогут, но он может исправиться сам. Стать ему лучшим супругом, лучшим омегой, лучшим избранником… лучшим папой для Амато и его собственных сыновей. Тогда стоит отбросить прошлое. Не забыть, не убрать в дальний ящик, просто перестать бессмысленно грызть себя и заражать плохим состоянием окружающих, но для того чтобы это сделать, Чимин должен признаться. У него осталась последняя и самая серьезная тайна, которая точно на какое-то время отвернет от него мужа, но он должен сказать. Давно должен, на самом деле. С той самой встречи в ресторанчике Позитано должен. И он скажет. А как иначе? Больше у него просто нет выбора.

***

Наконец вернувшись в спальню – в свое безопасное место, – спустя два часа после того как выгнал Бернардо, Чимин быстрым шагом идет прямиком в душ, мечтая смыть с себя недавно пережитую истерику и часы бесконечных дум о том, как преподнести мужу свою главную тайну. Какое блюдечко и какую каемочку ему выбрать? Как правильнее поступить, чтобы не было сильно больно? Как ни крути, что бы он не сказал и как бы правду не преподнес – Тэхену все равно будет одинаково больно. Это его разобьет, однозначно. Не зря ведь говорят, что люди собственными руками всегда разрушают то, что любят сильнее всего. Сами разрушают, а потом по крупицам собирают все заново… Жаль только, что собранное из пепла никогда уже прежним не станет. Прохладные струи воды не помогают прийти в себя – в груди уже нашло пристанище дурацкое волнение и какой-то неведомый ранее страх перед встречей с супругом. Это будет невероятно сложно, Чимин даже не сомневается в том, что вряд ли сможет связать межу собой два слова и сказать Тэхену хоть что-то внятное, но несмотря на это, все равно понимает, что должен. Не столько из-за того, что сегодня узнал, сколько из-за того, что просто больше не может уже носить эту тайну в себе. Он не может больше смотреть в тэхеновы большие глаза, точно такие же как у их общего сына, и молчать, тихо мечтая о том, что когда-то они все будут рядом. Хватит. Он слишком долго тянул, настолько долго, что этот срок теперь просто уже непростителен, да Тэхен более чем заслуживает знать правду. Он должен знать о том, что у него есть еще один сын, еще одна его маленькая копия, живущая в чужой стране, с чужой фамилией и чужим человеком. Альфа не говорит об этом, но Чимин и без слов порой замечает, как во время прогулок по паркам Милана или у моря, его взгляды часто задерживаются на парочках, в которых омега беременен, или которые ведут за руку малыша, одинаково похожего на обоих. Он хочет общего ребенка и Чимин об этом не просто знает – он это чувствует. Им почти по сорок… Да, это не порог, но все равно уже поздновато для рождения малыша. Тэхен всегда хотел с ним семью, но одного только брака слишком мало для того, чтобы по-настоящему себя ей почувствовать и, пусть у них у обоих есть дети, общего ребенка у них нет. Во всяком случае, Ким так думает, потому что просто на просто еще не знает о его существовании. Что ж, Чимин собирается это исправить. Хисыну уже семь, столько лет прошло после его появления… Эта правда рухнет на плечи Тэхена тяжелым грузом и намертво прибьет его к земле, она разобьет ему сердце и сегодня они точно в пух и прах разругаются, впервые за два года брака. Но Чимин готов. Он готов поругаться и принять на себя весь его гнев, ведь альфа однозначно будет не просто на него зол и обижен – он будет в ярости. Омега скрыл от него ребенка, какой еще реакции можно ожидать? Как бы Чимину не нехотелось последствий, он должен сегодня все рассказать. Хватит молчать. Если он собрался начать с чистого листа и сделать своего альфу самым счастливым, значит между ними не должно больше быть стены из секретов. Сегодня они во всем разберутся, и эта правда больше никогда не будет оседать в груди тяжестью. Возможно даже, она чуть ускорит процесс подготовки наказания Чонгука. Все-таки, гадай – не гадай, никогда не узнаешь какой именно будет реакция альфы, только узнавшего о существовании собственного ребенка, рожденного от него любимым человеком, и оставшегося в руках врага их обоих. С одной стороны, это было бы неплохо – побыстрее разобраться с Чоном, но с другой стороны Чимин боится, что Тэхен просто на просто озвереет и начнет принимать решения импульсивно, показывая себя со стороны именно мафиози, а не консильери, продумывающего каждый свой шаг наперед. Омега боится, что своей импульсивностью он может навредить и себе, и близким, и даже ни в чем невиновным людям, не имеющим ко всей этой истории ни малейшего отношения. В таком случае Чимин возьмет всю вину на себя, ведь в таком варианте развития дальнейших событий только он будет целиком и полностью виноват – он не должен был так долго молчать. Покинув ванную и оставляя мокрые следы на паркете, омега идет в гардеробную, стараясь не смотреть на свое некрасивое, опухшее и красное от слез лицо. Одежду выбирает недолго и, решив, что устал от всей роскоши и ненужного официоза, надевает простые черные хлопковые брюки и футболку с удлиненными рукавами – образ, полностью противоположный его обычному стилю. Обычно Чимин носит что-то светлое, красиво сочетающееся с цветом кожи и волосами, да и к тому же, мужу нравится видеть его в светлых вещах. Тэхен считает супруга слишком красивым для того, чтобы тот пытался спрятаться в безликих темных вещах. К чему этот траур? Сам омега тоже больше предпочитает в своем гардеробе светлые оттенки, но все свои образы подбирает под настроение. Сейчас вот оно у него траурное. Черный поможет ему стать незаметнее, поможет скрыться в тени… Жаль, не поможет сбежать от собственных мыслей. Сигарета из оставленной утром Тэхеном на краю трюмо пачки сама собой как-то попадает в короткие пальцы, сейчас ничем, кроме одного единственного обручального кольца, не украшенные, а после зажимается меж пухлых губ. Чимин поджигает ее своей старой зажигалкой, взятой из прошлой жизни – жизни до этого брака. Он с непривычки закашливается, делая первую затяжку, и все-таки поднимает глаза на свое отражение. Из зеркала трюмо на него смотрит заплаканный и изнутри убитый собственными мыслями омега, с лица которого снова стерлась улыбка, а из глаз пропал свет. Думы о плохом убивают, Чимин знает это как никто другой – урок усвоил еще в браке с Чонгуком, – но он не может ничего с собой сделать. Да и что тут сделаешь, если механизм уже запущен? Он поднимает голову и выдыхает дым в потолок, прикрывая глаза. Хотелось бы выдохнуть вместе с ним все свои невеселые мысли… В дверь неожиданно тихо стучат, заставляя вздрогнуть от этого стука – это Сандра, единственная горничная, которой разрешено заходить в комнаты на втором этаже. Откашлявшись, Чимин разрешает ей войти, а сам опускается в мягкое кресло в читальном уголке. Сандра, держа в руках небольшой круглый поднос, входит в спальню несколько боязливо, все-таки она никогда не выполняла подобных поручений, да и в комнату четы Ким никогда не входила в присутствии хотя бы одного из хозяев. Омега не смотрит на нее – не хочет смущать, – и рассматривает собирающееся опуститься за горизонт солнце. Совсем скоро вернутся Тэхен и Амато... Время бежит слишком быстро. Он еще совсем не готов к предстоящему им разговору, не готов вновь сделать больно, не готов поругаться... Разве кого-то интересует его готовность? Перед смертью же не надышишься. Сандра максимально осторожно ставит на столик перед Чимином бокал и бутылку Бароло, того самого, девяносто пятого года. Его зовут вином королей... Вот только Чимин совсем не король, да и не принц-консорт, как его когда-то назвал Тэхен. В нем нет ничего королевского – он просто мелкая лживая сошка, изрядно попортившая альфе жизнь и собирающаяся в очередной раз сделать ему очень больно. Горничная покидает спальню бесшумно, стараясь на него не смотреть, прекрасно чувствуя обостренными к вечеру рецепторами его состояние. Чимин не обращает на нее никакого внимания, и, один раз бросив взгляд на бутылку, снова затягивается, свободной рукой наполняя бокал. Он смакует на языке вкус вина из тэхеновой коллекции, чуть причмокивает губами, корочки небольших ранок которых тут же окрашиваются бардовым, и продолжает медленно пить, выдыхая из легких воздух вместе с тяжестью, заполняющей грудь. Становится чуть спокойнее благодаря вкусному вину, пить которое он совсем не достоин. Называться «золотцем», «Anima della mia vita» не достоин, сидеть сейчас в этом кресле и покорно ждать возвращения мужа не достоин, да и называть его так, собственно, тоже… Чимин сидит так около получаса, крутит в пальцах бокал за его высокую тонкую ножку и смотрит сквозь плещущуюся в хрустале бордовую жидкость на садящееся где-то вдалеке жаркое итальянское солнце. Вторая крепкая сигарета медленно тлеет в руке, но он не обращает на нее никакого внимания – в голове сейчас совсем другие мысли. Кадрами перед глазами пролетают все прожитые вместе с Тэхеном дорогие сердцу моменты. Их первая встреча под палящим солнцем бабушкиного виноградника, который она делила с семьей Ким. Первое нормальное знакомство спустя несколько лет в холле общего университета, протянутая рука с короткими пальцами, усыпанными кольцами, неожиданно ставшая любимой улыбка необычных тэхеновых губ... Первое признание альфы на старой баскетбольной площадке, опутавшее внутренности неверие и страх признать наличие собственных ответных чувств... Следом предсвадебный вечер. Чимин улыбается, вспоминая, но все равно не может сдержать первых покатившихся по щекам горячих слез, ведь тот роковой вечер, несмотря на то, что был сильно пьян, он помнит до самых мельчайших подробностей. Помнит, как лежал на его коленях, не в силах поднять головы, помнит их самый первый поцелуй. Такой нежный, робкий и боязливый, почти детский – простое касание губ, что было интимнее последовавшей меньше чем через сутки первой брачной ночи с другим человеком. А свадьба с Чонгуком? Омега все еще помнит тот взгляд, которым Тэхен, стоя среди других гостей, провожал его под венец. Грусть, смешанная с некоей радостью за него и любовью одновременно, создала ужасный по вкусу коктейль в его глазах, которые навсегда отпечатались на подкорке сознания. Чимин смотрел на него, пока регистратор читал свою речь, так что он все это видел. Он смотрел только на Тэхена, на своего истинного альфу, пока его руки держал другой человек, звавшийся тогда женихом и читавший свою клятву, не стоившую даже гроша. Чимин смотрел на другого, он думал о другом, когда говорил свое «да» не тому, поэтому он хорошо запомнил тот взгляд. Ким ушел тогда почти сразу после начала банкета, поздравив и извинившись за то, что не мог остаться там до конца и разделить с ними радость. Омега улыбался ему, изо всех сил стараясь позорно не разреветься прямо перед сотней гостей, а после того как альфа ушел, он с огромным трудом сдерживался чтобы не вырвать руку из слишком крепкой хватки Чонгука и не побежать за тогда еще другом. Возможно, это и стало одной из его главных ошибок. Быть может, брось он тогда Чона на свадьбе, сорвись он тогда вслед за Тэхеном, сейчас все было бы по-другому. Прими он тогда свои чувства к лучшему другу, найди он тогда себя в океане сомнений, поверь он тогда в их истинность – сейчас бы не пришлось снова курить ненавистные со студенчества крепкие сигареты и плакать, не имея ни малейшего желания втыкать очередной нож в чужое, и так уже исколотое до огромных рваных дыр, только-только залеченное сердце. Чимин вспоминает их поцелуй у моря два года назад, их неумелый танец на одной из узких улочек где-то в самом центре Милана, их первую осознанную близость в тот же вечер... Их пылающие в груди друг к другу чувства. Он улыбается, шмыгая носом, ведь не улыбаться он просто не может. Причина – простая любовь. Он его любит. Любит больше своей собственной жизни и ему очень не хочется вновь причинять человеку, ставшему всем, эту непомерную боль. Он уже и так достаточно ему ее подарил, но придется сделать это снова. Омега знал о том, что снова подарит альфе искусно сделанный подарок в виде очередного ножа в самое сердце еще два года назад. Он с самого начала все знал, но все равно продолжал тянуть до последнего. Тэхен не простит его, такое ведь не прощается, Чимин это хорошо понимает. Также он понимает то, что и ему самому, и его внутреннему омеге будет очень больно сегодня, если альфа от него отдалится, а он точно отдалится после такого. Чимин это переживет. Даже если Тэхен его выгонит, он это тоже переживет. Да, будет больно. Да, будет тяжело, но ему ведь не привыкать, он давно с болью на «ты». Главное, чтобы эта ситуация на Хисыне ни коим боком не отразилась, ребенок ведь ни в чем не виноват, он же не выбирал себе такого непутевого папу. На себя омеге абсолютно плевать, главное, чтобы к сыну альфа не был холоден, ну и, все-таки, спас, как обещал. – Что произошло? – Чимин крупно вздрагивает от взволнованного голоса где-то у входа в спальню и резко поворачивает голову, уставившись большими глазами на вошедшего. Там, у закрытой двери, приподняв вверх бровь, стоит Тэхен и несколько недоуменно смотрит на почти дотлевшую сигарету в омежьей руке. Последний раз его супруг курил после панической атаки, внезапно начавшейся на одном из приемов. Здесь явно произошло что-то нехорошее. – Ты отменил встречу с редактором, – уже более спокойно продолжает альфа, поставив на трюмо свой кейс с документами. – Это из-за Дарио? Мне доложили, что он проходил в дом и говорил о чем-то с тобой. – Нет, не из-за его, – сглотнув и с трудом отлепив язык от неба, отвечает омега и тут же тушит сигарету в стоящей рядом полупустой пепельнице. – Где Амато? Мне нужно с тобой серьезно поговорить. – Как будто обычно мы разговариваем не серьезно, – вздыхает альфа и проходит вглубь спальни, начав расстегивать пиджак. – Он пока у Йеджи, она прилетела на пару недель из своего Парижа и решила, что именно сегодня ей срочно необходимо провести время с племянником. Сказала, что привезет часам к десяти, если он не уснет. Так что случилось? – продолжает он, сев на кровать и положив пиджак возле своего бедра. Чимин наблюдает за ним немного расплывчатым взглядом, и это не из-за вина – это из-за подступающих слез. – Он тебе что-то сказал? – Тэхен, почему ты… – Чимин замолкает на пару секунд, вскидывает вверх голову и промаргивается, думая, стоит ли все-таки спрашивать. С одной стороны, ему конечно же хочется знать, а с другой… Хотя, ему ведь все равно уже нечего терять, правда? Горит сарай, гори и хата. – Почему ты не отправил те письма? Тэхен замирает с открытым ртом и быстро моргает глазами. Видно, что хочет задать стандартный в таких ситуациях вопрос о том, о каких письмах вообще идет речь, но молчит. Он понял о каких. Также, как и понял, что сейчас озвучивать этот вопрос будет просто на просто глупо. – Ты рылся в моем компьютере? – нахмурившись, максимально серьезным голосом, таким, каким разговаривает с капо, задает вопрос альфа. – Мне кажется, или мы с тобой о чем-то когда-то договаривались? Ты мне не доверяешь? – продолжает, заставляя омегу замереть и оскорбленно прижать ладонь к левой части груди. Но это еще не конец, потому что Ким добивает: – Или же ты искал там что-то другое? – Нет, Тэхен, ты… – Чимин только собирается высказаться насчет вопроса доверия и этого ужасного подозрения в предательстве, на которое омега бы никогда не пошел, но альфа перебивает: – Чимин, – и смотрит тяжелым взглядом, заставляя супруга захлопнуть приоткрытый для потока оправданий рот. – Почему-то я не позволяю себе трогать твой телефон и ноутбук. Знаешь, почему? Потому что я тебе полностью доверяю. Почему это себе позволяешь ты? Дарио надоумил? – Нет, он только… – снова пытается начать омега, но его снова перебивают. Совсем не в стиле Тэхена, кстати. – Что он тебе сказал? – щурит глаза альфа и, сцепив ладони в замок, наклоняется чтобы опереться локтями о раздвинутые колени. – Нес чушь про то, что я взял его назад и мы тайно встречаемся? Это он может, тот еще сказочник. И ты поверил? – Чего? – недоумевает Чимин, вскидывая брови. Опустим тот факт, что Дарио все же говорил что-то про возвращение к Киму, но только в будущем, про «сейчас» он не сказал и слова. – Он просто рассказал мне про твои письма и то, где их искать – все. А вот то, почему мне об этом рассказал не ты, уже вопрос, – повысив тон, наконец договаривает омега, и видит, как тяжело вздыхает сидящий на кровати все в той же позе муж. – Почему ты их не отправил? – продолжает спокойным тоном и заламывает брови. – А это что-то бы изменило? – надломленным голосом отвечает Тэхен. Нет больше той злости, нахмуренных бровей и серьезного тона. Перед Чимином снова его обычный Тэхен, его альфа, перенесший столько боли и страданий из-за чужой ошибки, из-за чужого неверия и страха. – У тебя была семья, дети и любимый муж, ты бросил бы их ради меня? Я начал записывать те сообщения после того как ты ушел тем самым утром, оставив мне на тумбе письмо. Ты отказался от меня, ты бросил меня одного после того как мы провели вместе гон, так что бы изменилось, отправь я тебе хотя бы одно такое сообщение? – он смотрел в глаза, но после последнего слова опустил взгляд, упершись им в свои руки. – Ты бы развелся с Чонгуком ради меня? Ради влюбленного в тебя трусливого альфы, который когда-то просто взял и отпустил, приняв сделанный тобой выбор? Нужен ли был я тебе тогда? Слабый, никчемный, жалкий, трусливый и… – Самый лучший альфа всего этого мира, – внезапно Тэхен чувствует на своих щеках такие родные, такие нежные маленькие руки, а после видит, как неслышно подобравшийся ближе Чимин присаживается на колени между его раздвинутых ног. Омега гладит большими пальцами его щеки с чуть отросшей щетиной и смотрит так преданно, как только он может смотреть. Смотрит так, как смотрят те, кто очень сильно любят и никогда не предадут, те, кто не сделают больно. – Ты показал мне, что здесь существует не только жестокость. Показал, что можно просто любить и быть любимым в ответ, – шепчет он, оставляя легкий поцелуй на сухих альфьих губах. – За эти два года ты сделал для меня больше, чем Чон за все десять лет. Ты сделал меня счастливым, а я… – А ты сделал счастливым меня, – отвечает Тэхен, укладывая свои ладони поверх чужих и осторожно сжимая, будто боясь, что всего секунда, и все, чиминовы руки навсегда исчезнут. – Нет, – пропустив грустный смешок, отвечает Чимин и вытаскивает свои ладони из-под чужих. Он качает головой, складывает руки на коленях и старается мужу в глаза не смотреть – слишком стыдно. Он должен сказать. Сейчас, или никогда, потому что, еще пара минут – и язык больше не повернется. – Я ничего хорошего для тебя не сделал. Ни-че-го. – Даже того, что ты сейчас здесь, рядом со мной, мне достаточно, – говорит Тэхен и тянет к нему свои руки. – Несмотря ни на что… – Я должен тебе кое-что рассказать, – поднимает на альфу взгляд Чимин, когда тот вновь берет его ладони в свои. Ему стыдно смотреть в эти полные безграничных чувств большие глаза, но он должен. Разве можно что-то объяснить, если в глаза не смотреть? – Это очень важно. – Что-то еще успело случиться пока меня не было? – хмурится альфа. – Это давно случилось, – поломано улыбается омега в ответ. – Мы в то время даже подумать не могли, что когда-нибудь будем вместе как пара. Хотя, теперь, может, больше и не будем. Ты ведь откажешься от меня и разорвешь связь после того, как я все расскажу. – Что за глупости? – напрягается Ким. Что он несет? Тэхен никогда от него не откажется, ни при каких обстоятельствах. Они же через столько прошли чтобы сейчас быть вместе, разве можно все это так легко обесценить? – Ни одна сила в мире не заставит меня от тебя отказаться, и, кажется, об этом я тебе уже говорил. – Не просто говорил, – еле сдерживая слезы шелестит омега. – Ты и меня в этом убедил, но все же… – Ким Чимин, – твердым голосом перебивает Тэхен. – Хватит тянуть. Говори все как есть, из-за чего это я должен от тебя отказаться? – За все эти годы я уже и так причинил тебе слишком много боли, а ты мне все-все простил, – говорит он, снова опуская глаза. Альфа крепко держит омежьи ладони, не позволяя тому их из своей хватки вырвать. – Ты простил мне все, каждую рану, каждый неровный шрам, каждую ссадину, оставленную моими словами и действиями на твоем сердце… Но то, что я расскажу сейчас – не то, что можно так просто простить. – К чему ты клонишь? – Почему это так тяжело?! – взвывает омега, поднимая глаза к потолку. Хватит ходить вокруг да около. Пора признаваться. – Я покажу тебе фотографию, – смотря в глаза, предлагает и тянется за телефоном. – Смотри. Здесь я, Чонгук и мои дети, – он открывает в галерее снимок с последней фотосессии перед разводом. Там они с Чоном строят из себя счастливых родителей, сидя на одной софе и улыбаясь, а между ними уместились маленькие омежки, вцепившиеся в руки родителей. Старший – в руку отца, младший – папы. – Тот, что старше – Джину, вы с ним не знакомы, но мы с тобой еще общались, когда он только-только начинал развиваться в моем животе, – рассказывает Чимин, внимательно следя за реакцией мужа. Тэхен просто внимательно смотрит в телефон, нахмурив брови, и мало понимая за какое такое деяние он должен отказаться от своего омеги. За то, что у него есть дети? Это абсурд. – Младшего зовут Хисын, это тот, который сжимает мою руку. Он родился через полгода после моей поездки в Милан на показ – ты хорошо помнишь, что именно то был за показ. – Что ты хочешь этим сказать? – щурит глаза альфа. Шестеренки в его голове работают с неведомой скоростью, но он все равно мало что понимает. Чимин вздыхает. – Через три недели после возвращения в Корею, я узнал, что ношу ребенка. С Чонгуком у нас уже тогда начали ухудшаться отношения и течку я провел один, потому что он уехал в командировку – к своему любовнику, если проще, – отводит омега глаза. Это просто невозможно. – Течка прошла за две недели до показа и в нее у меня никого не было, Чон застал только последний день, но по срокам тот все равно не подходит. С ним у меня до показа была лишь одна близость – последний день течки, а после него следующая близость была только через три недели, – он на мгновение останавливается и переводит дыхание. Дальше только самое сложное. – В этом промежутке я провел с другим человеком ночь только один раз, и этим человеком был ты. Всем известно, что омеги могут забеременеть только в течку. Той ночью у тебя был гон, а он, вкупе с нашей истинной связью, спровоцировали у меня ложную течку, то есть, тогда я был способен к зачатию, – договаривает и, снова посмотрев в альфьи глаза, устремленные прямо на него, видит в них блеск понимания. До Тэхена, кажется, начало доходить. – Ты можешь сказать, что это все бред и только мои глупые умозаключения, но посмотри внимательно на фото, именно на Хисына, и скажи, что ты видишь, – Чимин тяжело дышит, ожидая реакции. Но альфа молчит долгие пару минут, поэтому он решает немного ему помочь: – У него твои глаза и твоя уникальная улыбка. А теперь посмотри на Чонгука. Похожи ли они? – снова молчание. – Я озвучу то, что ты так боишься сказать. Чон Хисын на самом деле вовсе не «Чон», а его отец совсем не Чонгук. Его отец… – Я, – договаривает Тэхен, резко вскинув на омегу взгляд темных глаз. – Это я его отец. Все замерло. После сказанных трясущимся голосом слов: «его отец не Чонгук», Тэхен перестал воспринимать голоса. В ушах стоял шум, подобный звуку, что издают крылья мечущейся в панике птицы. Мгновенно все, что когда-то имело значение, вдруг показалось неважным. И витающий в спальне тяжелый запах чиминова волнения и страха, и его блестящие медовые глаза, смотрящие сейчас на Тэхена в ожидании приговора. О, эти глаза… Такие красивые, но, в противовес, как оказалось, такие лживые. И, черт, до сих пор самые любимые. Омега смотрит на него этими глазами, больше даже не сдерживая слез, и просто ждет, когда альфа вынесет приговор. Он же Гвидиче… Черт бы побрал эту фамилию и эту жизнь! Тэхен рассматривает его лицо настолько внимательно, будто и правда пытается понять, точно ли его это Чимин сидит сейчас у его ног на коленях и признается в чем-то подобном. Мог ли его Чимин скрыть что-то такое, настолько серьезное? Мог ли так долго молчать? Ему кажется, что нет. Его Ангел, amore della sua vita, точно не мог. Это наверняка его клон сейчас приклоняет колени и молит о прощении. Сам Чимин не мог, нет… Он не такой. Тэхен в этом точно уверен. Вот только его уверенность имеет свойство периодически его подводить. Мы часто бываем стопроцентно уверены в людях, мы часто собственноручно вручаем им в руки ножи, но никогда не думаем, что рано или поздно их рукояти будут торчать из нашей же груди, мы никогда не думаем о том, что и эти люди могут сделать нам больно. Не думаем, а потом харкаем кровью, слезно моля себя пощадить. Вот и Тэхен никогда не думал, что тот, кого он столько лет любит, тот, кого он превозносит к лику святых, тот, чью единственно правильную религию исповедует, сможет так его подвести. Никогда не думал, что Чимин сможет подорвать к себе все доверие! Это злит. Это очень сильно злит и заставляет до боли крепко сжимать кулаки и челюсти, чтобы ничего не сказать, чтобы сгоряча не поднять руку, хотя впервые в жизни так хочется. Ладно, не впервые. Есть еще Дарио, которого в свое время хотелось просто убить, но тут… Тут ситуация приближенная. Убивать Чимина не хочется, и никогда, ни при каких обстоятельствах, не захочется. Когда-то и про «ударить» Ким так же думал, но вон как все изменилось. Еще несколько минут назад он даже подумать, даже употребить это слово вместе с именем истинного не мог. Но он его не ударит. Нет, это – табу. И не потому, что Тэхен омег не бьет, а потому, что это просто Чимин. Его он никогда не ударит. Физически. Альфа никогда не задумывался о том, что муж от него что-то скрывает. Он даже не давал никаких намеков! Как он мог так долго молчать? Как он мог носить в себе такую тайну?! Как этот омега, тот, кого Тэхен любит так долго, тот, в ком он души не чает, тот, кому он готов подарить целый мир и тот, кто стал его смыслом… Как мог он не рассказать? Как мог не поставить в известность?! Этот человек сейчас сидит перед ним на коленях, крепко сжимая в своих очаровательных кулачках ткань брюк, и сильно кусает и без того ярко-розовые губы чтобы просто позорно не взвыть. А ему очень хочется – Тэхен слишком хорошо это чувствует. Чимин дрожит перед ним как лист дерева во время легкого ветерка и одним только взглядом молит о прощении. Альфа смотрит в его лживые, но такие красивые глаза, и думает. Ему нужно вынести приговор. Ему нужно решить, что со всем этим им делать дальше. Как расхлебывать эту кашу? Какое решение принимать? Какое из всех приходящих в голову будет наиболее справедливым? Чимину тоже больно, ему тоже сейчас тяжело и Тэхен это учтет, правда. Для него имеют вес чувства омеги, но еще более высокий вес имеют болезненно покалывающие ощущения в собственной широкой груди, что за почти сорок лет столько ножей в себя приняла, что не пересчитать. И, главное, все они были от одного человека. – Я все еще нужен тебе? – совсем-совсем слабо почти шепчет Чимин, по-прежнему не отводя от супруга своего плывущего взгляда. – Пожалуйста, не молчи, – он болезненно заламывает брови, кажется, вот-вот готовясь сорваться на беспомощный вой. – Скажи мне хоть слово… – Говорят, источником той боли, что один человек причиняет другому, является его способность чувствовать, – помучив омегу еще с минуту, отвечает монотонным голосом альфа. Чимин сильно закусывает губы с внутренней стороны и склоняет голову почти к полу, при этом крепко сжимая маленькие кулачки. Тэхен знает – ему очень хочется вцепиться пальцами в его дорогие брюки. – Ты поэтому столько мне ее причинил? – Тэхен… – с придыханием начинает Чимин, поднимая на него уже покрасневшие от слез глаза. Он много плакал до этого разговора, иначе почему капилляры так быстро воспалились? – Что? – пустым взглядом смотрит на омегу Тэхен, сжав в кулаке свой пиджак. Где-то в голове пролетает мысль: «он должен сказать «спасибо», что это не его волосы», и альфа пугается – так не должно было быть. Но он продолжает: – Что «Тэхен»? Знаешь, сколькое я пережил после того твоего письма? Знаешь, какого мне было жить, зная, что своему истинному я нахер не нужен?! – вдруг повышает он голос, резко бросая на пол свой скомканный пиджак. Чимин проглатывает воздух и закрывает глаза, впервые испугавшись, что Тэхен поднимет на него руку. Но он даже не пытается – только тяжело дышит и хрустит шеей, абсолютно не меняя выражения лица. Где-то вдали, кажется, в совершенно другом мире, слышится треск сломавшегося телефона, который, по-видимому, был как раз в пиджаке, но они оба почти не обращают на это внимания. – Ты можешь называть меня эгоистом, но знаешь, как сильно у меня вот здесь вот болело даже спустя полгода после того, как я проснулся в той постели один? – похлопывая себя кулаком по левой части груди, продолжает громко говорить альфа. Чувство вины все плотнее и плотнее окутывает Чимина, но черт с ним. Тут есть дела поважнее. – Я, как путник в пустыне ищет воду, искал источник той боли, думал, снова старые раны кровоточат, а оказывается у меня просто ребенок в тот момент рождался на свет. Удивительно, правда? А я не знал, я об этом даже не догадывался, – высказывается он. Чимин смотрит на его локти, которыми альфа упирается в колени, не в силах больше смотреть в эти глаза, так отчаянно желающие сделать больно в ответ. – Я думал, что с тобой что-то случилось, бросался из крайности в крайность, решая, отправиться ли мне в Корею за своим омегой или же остаться здесь, ведь там есть кому о нем позаботиться. Тэхен периодически пропускает меж слов смешки и даже в них омега умудряется вылавливать сгустки пережитой им боли, что сейчас Ким просто выплевывает ему в лицо. Чимин выдержит. Он выслушает его до конца и не важно, что дальше супруг ему скажет. Все то, что сегодня ушатом воды на него выльют, он заслужил. – Знаешь, какого мне было все это время? – спустя минуту молчания, хриплым голосом продолжает он, как только омега снова устанавливает зрительный контакт. Тэхен смотрит в его глаза, такие чертовски добрые, такие покорные, такие-такие… Такие до боли любимые, и ему становится стыдно. За то, что накричал, за то, что вспылил, вылил эмоции. Стыдно, но не настолько чтобы это все прекратить. – Знаешь, как меня ломало без возможности увидеть, прикоснуться, почувствовать запах? Такая жизнь казалась мне Адом, – он опускает глаза, упираясь взглядом в свои сжатые в замок большие ладони. Теперь Чимин смотрит на его макушку и буквально чувствует, как внутри его заполняет сожаление. Все это проходило с его истинным альфой, тем, кого ему подобрала судьба, из-за него. Он отвечал перед ней за его ошибку и это не справедливо. – Но самое интересное: все эти мои метания видели мои близкие. Мой лучший друг, бойфренд, родители, моя сестра… И они все приняли тебя в нашу семью, не задав никаких вопросов, хотя они все видели как я мучился и в свое время создали не самый лучший твой образ в своих головах, – на последнем слове Тэхен поднимает голову и смотрит теперь на до сих пор самое любимое лицо пустым взглядом. Эмоций: ноль. Чувствовать что-то больше не хочется. – Мне ты всегда казался Ангелом, когда как они ассоциировали тебя, скорее, с самим Дьяволом. И они пытались убедить меня в том, что ты мне не нужен, в том, что ты не тот человек. Мне было очень больно от их этих действий, но знаешь, когда мне было больнее всего? – заломив брови, спрашивает альфа, но не ждет ответа. – Когда у меня спрашивали что-то вроде: «Как ты мог полюбить такого, как он?». А я молчал. Я никак не мог объяснить им, что ты не такой, как все думают, не мог объяснить, что ты другой. А сейчас я уже не понимаю какой ты, – машет в неверии головой и поджимает губы. Чимин же свои в ответ сильно кусает. Главное, не расплакаться снова. – Я не знаю, кто ты. Я тебя больше не узнаю. Неужели я всю жизнь в тебе ошибался? – не помогает. Омега в очередной раз склоняет голову и тихо плачет. Для большего он бесполезен. – Я могу простить тебе многое, очень многое – все. Я могу простить тебе все, но вот это… – разводит руками Тэхен и помахивает головой из стороны в сторону. – Не знаю. Столько лет скрывать от меня нечто такое… Хорошо, все те годы, что ты был в браке с Чонгуком, еще можно понять, а последние два года? Мы буквально живем вместе, мы любим друг друга, мы строим отношения, почему было не рассказать сразу? – снова чуть повышает голос. Все-таки, эмоции берут верх. – Еще в Бруччинаско, например, или же уже здесь. У тебя было столько удачных моментов чтобы донести до меня эту чертову правду, но ты решил, что лучше будет промолчать. А теперь задаешь такие вопросы… – тяжелый вздох оглушает. Чимин выпрямляется, вытирая кулаком слезы и сопли, и снова смотрит прямо в глаза. – Я не знаю, что тебе отвечать. Я даже не знаю, что именно должен сейчас делать: радоваться тому, что у меня, оказывается, есть ребенок, еще и от любимого человека, или плакать из-за того, что я об этом не знал, потому что этот самый любимый человек просто решил, что мне это не нужно. Ты с самого начала все решил за нас двоих, так какого ответа ты ждешь на свой вопрос? – Мне… начинать собирать вещи? – прикрыв веки шепчет себе под нос омега, стараясь не думать о том, насколько зол, обижен и разочарован сейчас в нем Тэхен. Стараясь вообще ни о чем не думать… Будто это ему поможет. Никогда раньше не помогало. – Не знаю, – небрежно бросает альфа и встает на ноги. – Я больше вообще уже ничего не знаю. Он обходит его так, будто Чимин просто предмет мебели, и выходит из спальни, позволяя двери за спиной тихо щелкнуть. Омега же, стоит остаться здесь одному, тут же срывается на громкие рыдания, роняя голову в раскрытые небольшие ладони и сворачиваясь в трясущийся комок на ковре. Он знал, что так все и будет. Знал, что причинит своему альфе непомерную боль раскрытием этой последней тайны, но он должен был это сделать. Просто должен. Скрывать дальше все равно нет ни смысла, ни желания – их давно уже нет. Тэхен правильно сказал: он должен был признаться еще в Бруччинаско… тогда сейчас всего вот этого не было бы. Чимин не знает куда ему деться. Ходит кругами по комнате, будто неприкаянный призрак, достает и снова убирает назад чемодан в гардеробной, кутается в мягкий кардиган, отчаянно пытаясь спастись от холода в почти двадцатиградусную жару. Он пытается. Он изо всех сил честно пытается не пойти за Тэхеном, не мешаться перед глазами, не напрягать одним своим присутствием. Альфе ведь, вероятно, нужно побыть сейчас одному, подумать, все взвесить и решить возникший у омеги вопрос о том, нужен ли он ему. Нужен ли Тэхену лживый омега, который доставляет одни только проблемы и лишнюю головную боль? Нужен ли ему теперь, когда вся долго скрываемая правда наконец-то раскрылась, их брак? А их отношения? Нужен ли их детям такой папа? Омега находит Тэхена на заднем дворе. На том же самом месте, где он сам сегодня днем сбивал колени и ползал по доскам, моля судьбу прекратить испытывать их на прочность. Альфа сидит там шезлонге и курит, медленно выпуская дым в небо, на столике рядом стоит распечатанная и уже почти наполовину пустая бутылка его любимого бурбона, а в свободной руке он крутит наполненный на два пальца тумблер. Чимин наблюдает за ним через окно в гостиной, не подходит ближе, не выходит на улицу, не влезает в личное пространство, на которое теперь не имеет попросту права. Может, и правда стоит уехать? Исчезнуть раз и навсегда… Будто никогда и не был с ним рядом. Чимин сглатывает, активно работая мозгом и пытаясь самостоятельно найти решение образовавшейся вдруг проблемы. В кои-то веки сам… ни на кого не надеясь. Он видит насколько низко Тэхен за стеклом склоняет голову, опершись локтями о раздвинутые колени, и зарывается пальцами в волосы, больно сжимая их у корней. Открытая бутылка крепкого алкоголя одиноко стоит возле него на столике, рядом с ней больше ненужный тумблер, в руке, дергающей волосы, дымится сигарета, а внутри него бушует буря и омега очень хорошо ее чувствует. Когда кому-то из них не по себе, когда кому-то их них плохо, больно или же просто тяжело – они оба друг друга чувствуют и спешат поскорее помочь, такое уж предназначение истинных. Еле сдерживая грозящиеся вот-вот опять покатиться по лицу слезы, омега выдыхает накопившийся в легких воздух и отворачивается от окна, уходя вглубь гостиной – наблюдать за тем, как переживает боль его альфа, совсем не хочется. Да и Тэхену нужно побыть одному. Ему нужно подумать, принять и решить, что будет дальше: развод или очередная попытка построить отношения, не основанные на лжи? Чимин останавливается посреди мягкой зоны, почти запнувшись о стеклянный кофейный столик, бросает на мужа короткий взгляд через плечо и поджимает губы. То, что он сделал – не простительно. И Тэхен прав: есть разница между тем, когда скрываешь что-то пять лет, и семь, два года из которых находишься в браке с тем, от кого хранишь тайны. Чимин сам виноват в том, что только что между ними произошло. Он не должен был так долго молчать, тем более, когда в этом не было необходимости. Омега переводит глаза на встроенные в стену полочки, скользит взглядом по небольшому количеству книг, являющихся здесь лишь украшением интерьера, по дорогущим фигуркам, к которым у его альфы особые чувства, натыкается на не бросающийся в глаза ингалятор Амато в самом углу нижней полки и, подняв глаза, замирает, уставившись на сделанную совсем недавно семейную фотографию. Выдохнув и почти насильно заставив себя улыбнуться, он подходит ближе и берет рамку в руки. Это фото они сделали только пару месяцев назад, выбравшись все вместе на море. На ней три человека: Тэхен, Амато, сидящий на руках отца и притягивающий ближе к себе за шеи родителей. Родителей… Он считает их обоих своими родителями, несмотря на то, что Чимин ему не родной папа. Амато, этот умный не по годам малыш, принял его как своего второго родителя, дал добро на их с Тэхеном романтические отношения, позволил ему стать для них обоих кем-то важным и близким. Амато буквально доверил ему своего отца, дал второй шанс, а омега снова не справился, снова подвел и в очередной раз сделал больно. Наверное, он просто его недостоин? О каком счастье может идти речь, если он несет за собой лишь боль и сплошные разочарования? О какой семье тут говорить, если он умеет только все разрушать, а не строить? Их с Тэхеном любовь была похожа на сон, на проблеск света во тьме. Она была похожа на островок тепла и надежды посреди холодного океана отчаяния, но и ее они, похоже, уже потеряли. Теперь даже здесь, в этом доме, в котором всегда должно было быть тепло, в котором всегда должен был звучать лишь смех и играть яркие улыбки на лицах, воют ветра. И это только Чимин во всем виноват. Только его вина в том, что от идеальных отношений теперь остались лишь сплошные руины. Он стирает с щек катящиеся слезы и, бросив на альфу во дворе последний взгляд, поворачивается чтобы уйти. По-английски уйти навсегда из этого итальянского дома, из его… нет, из их с Амато жизни. Чтобы не мешать. Чтобы ничего не портить. Чтобы не причинять больше боль. Он уйдет в том, в чем есть, без гроша в кармане, без даже маломальского багажа. Все это не нужно. Зачем? Уверенным шагом омега доходит до двери, даже открывает ее, но замирает на пороге, проигнорировав удивленно поднявшего брови охранника на входе. Погода на улице будто подстраивается под его внутреннее состояние – от еще днем ярко светящего солнца не осталось и следа, вечернее небо уже затянули тяжелые свинцовые тучи, а холодный ветер, совсем не свойственный летней Италии, гнет ветви кустов, так тщательно постриженных днем садовником. По территории виллы бесшумными тенями слоняется охрана, рассредоточиваясь по своим постам на ночь, где-то, в нескольких десятках метрах вдоль дома, сидит и о чем-то думает Тэхен, а наверху уже ждет своей сказки на ночь только-только вернувшийся домой Амато. Чимин ежится и, обняв себя за плечи в попытке согреть, задумывается: а нужно ли уходить? Кому от этого станет легче? Тэхену, который любит его уже больше пятнадцати лет и который так долго ждал возможности хотя бы дышать с ним одним воздухом? Или, может быть, Амато, который с таким трудом доверился и которого спустя всего несколько месяцев после рождения бросил родной папа? Кому Чимин сделает легче своим уходом? Себе самому? Да он сам задохнется без Тэхена по прошествии первых же суток! Омега крупно вздрагивает, когда на плечи неожиданно опускается плед. Он натягивает его ниже и слабо улыбается, поднимая глаза на человека, проявившего заботу. Правда улыбка эта сразу же меркнет, стоит увидеть за спиной не мужа, а всего лишь Бернардо. – Синьор Ким сказал, что Вы заболеете если будете стоять на ветру в одной только футболке, – поясняет свои действия он. Заботится… Даже сейчас. Даже в такой ситуации. Чимин прячет заблестевшие глаза и, кивнув бодигарду в знак благодарности, направляется через улицу к той террасе, где еще несколько минут назад сидел Тэхен. Омега не знает, что им управляет, но он туда буквально бежит, стараясь успеть, будто альфа куда-то от него убежит… Вот только придя, натыкается на пустой шезлонг и столик с тумблером и практически пустой бутылкой бурбона. Он недоуменно смотрит на этот набор и зачем-то начинает смеяться. Конечно же Тэхен не будет его дожидаться, особенно, если им не о чем говорить. Больше не о чем. Чимин, сквозь слезы смеясь, поднимает голову к темному небу, с которого всего через каких-то пару секунд начинают капать крупные капли дождя. Он поломано улыбается, вдыхая свежий воздух заложенным носом, слезы смешиваются с дождем, волосы, одежда и плед на плечах мгновенно намокают, стоит только дождю усилиться. Погода и правда подстраивается под настроение. Омега обнимает себя за плечи, позволяя последнему знаку внимания некогда его альфы скатиться на пол, и, шмыгнув носом, медленным шагом направляется в дом. Попрятавшиеся по углам парочка горничных наблюдает за ним жалостливыми взглядами, Чимин ощущает их кожей и только сильнее ежится. Он сам себе обещал, что больше никто и никогда не увидит его уязвимым. Жаль, что в выполнении обещаний он тоже оказался полным нулем. Омега игнорирует взгляды девушек и охраны, зашедшей внутрь, поднимается наверх и, прежде чем зайти в свою спальню – свою ли? – решает заглянуть к Амато, узнать, не уснул ли. Это становится одной из его главных за сегодня ошибок, потому что, стоит ему только приоткрыть дверь и заглянуть в щелку, как он слышит малую часть разговора сына с отцом, и эта часть почему-то делает ему очень больно: – Папа не придет пожелать мне спокойной ночи? – заметно грустным голосом спрашивает Амато. – Ему сегодня нездоровится, малыш, – поглаживая по волосам, врет ребенку Тэхен и украдкой вытирает глаза. Он никогда ему не лгал… Отношения Амато с отцом построены на доверии и правде, ко лжи альфа практически не прибегает, только если в особенных случаях. – Но вы проведете с ним завтра весь день, не волнуйся. – Он же не собирается нас бросить? – дрогнувшим голосом спрашивает ребенок, не скрывая блеснувшую в глазах крупицу сильного страха. Страха потерять человека, ставшего ему настолько же близким, как и родной отец. – Он никогда нас не бросит, – улыбается альфа, большой ладонью приглаживая его завившиеся после мытья волосы. – Ты же его знаешь, он слишком сильно нас любит и никогда не оставит. – Вы поругались? У тебя глаза красные, а плачешь ты только из-за него. – Все будет хорошо, – запнувшись после первого слова, отвечает Тэхен. – Нет такой трудности, которую мы бы не преодолели вдвоем. Эту часть разговора Чимин не слышит – он сбежал сразу же, стоило только услышать сказанную мужем ложь. Он не помнит, как добрался до комнаты, не помнит, как громко хлопнул дверью и как скатился по ней на пол, больше не сдерживаясь. Не помнит, как размазывал по лицу слезы с соплями, как бился затылком о темное дерево и как больно дергал свои мокрые волосы, оплакивая то, что не уберег. Это была самая сильная истерика за все прошедшие два года после развода и впервые ее причиной стал Ким Тэхен – альфа, который клялся оберегать, клялся вечность любить и никогда не делать больно. Он свои клятвы исполнил. А Чимин? А Чимин в очередной раз его предал. Так правильно ли будет называть именно альфу причиной этой истерики? Причина здесь одна – сам Чимин и его поступки. Только он во всем виноват. Только его вина в том, что все так получилось. Только он виноват в том, что разрушил то хрупкое, что они все два года усердно вдвоем строили и к чему так долго шли. Только он… И никто больше. Чимин не помнит, как добрался в тот вечер до ванной, как разбил зеркало, не в силах смотреть в собственные лживые глаза. Не помнит, как на шум забежал Тэхен и как принес таблетки. Омега нашел себя, уже когда истерика стихла, в его руках посреди ванной. Они оба сидели на холодном кафеле в окружении осколков разбитого зеркала и ни в чем неповинного стакана, в котором когда-то была вода. Альфа прижимал его голову к своей широкой груди, успокаивал, покачиваясь из стороны в сторону, как с маленьким ребенком в руках, гладил по волосам и шептал на ухо какие-то нежности. Чимин слушал его вполуха – у него внутри велась мировая война. Одна часть его мозга говорила о том, что Тэхен не просто так сейчас здесь, не просто так проявляет заботу, что еще ничего не закончилось, но другая, мантрой повторяющая: «Недостоин-недостоин-недостоин. Не должен быть здесь. Ты не заслуживаешь» – ее заглушала. Он смотрел на осколки, борясь с мыслями вырваться из теплых рук, всегда дарящих лишь нежность, схватить один из них и полоснуть себе по запястью. Или, может быть, воткнуть сразу же в свое горло? Что эффективнее? Амирис не давал этим мыслям надолго задерживаться, постепенно вытесняя их одну за другой. Чимин слушал биение его сердца, чувствовал тепло его рук, ощущал их сильную связь собственной кожей и понимал, что нет, так не пойдет. Ему нельзя умирать. Ему нельзя уходить, нельзя его* покидать. Да, сейчас у них начинается сложный период и ему придется дать Тэхену какое-то время чтобы принять наконец-то озвученную сегодня правду. Это же не происходит быстро… Альфа будет злиться, обижаться и, возможно, вести себя несколько отстраненно, но это все временно, правда же? Они преодолеют эти трудности вместе… В конце концов, нет того, с чем бы они не справились. Вдвоем они свернут горы и это неоспоримый факт.

***

Свежий вечерний воздух с примесью выхлопных газов автомобилей, которыми заполнена вся дорога, наполняет просторный салон и легкие, как только Чимин опускает окно. Мимо пролетают уже давно привычные глазу особенные итальянские многоэтажки, кофейни и бутики на их нижних этажах плывут перед глазами огромными яркими кляксами, но омега даже не задерживает на них взгляд – не интересует. В столице Италии в принципе никогда не было того, что будоражило бы его сердце и заставляло бы собой восхищаться. Ну, кроме, разве что, действительно достойных внимания достопримечательностей, которые он еще в своем детстве обошел на несколько раз. Рим – единственный итальянский город, где Чимин чувствует себя крайне неуютно и даже сидящий рядом супруг не поможет ему это исправить. Тем более, он с ним не разговаривает. Уже две недели как. Он бросает на сидящего рядом Тэхена короткий взгляд и тут же его отводит – здесь смотреть не на что. Его альфа – его ли теперь? – сидит всего лишь на расстоянии подлокотника, на нем очередной дорогой темный костюм-тройка, волосы уложены в любимой ими обоими укладке, в руках неизменно планшет. Тэхен старается работать при любых обстоятельствах, даже во время коротких поездок на автомобиле куда-то. Он так делал всегда, чтобы не терять время, но с появлением в своей жизни Чимина, тогда, когда тот находился рядом, Ким переставал это практиковать. Ненадолго, правда. Иначе почему тогда он снова начал? Не сложно догадаться. Гнетущая тишина хорошо ощущается кожей, омега из-за этого чувствует себя еще более неуютно. Сидящий за рулем шофер то и дело бросает на него непонятные взгляды через зеркало заднего вида, стоит только Чимину хотя бы чуть-чуть поменять положение тела или просто вздохнуть. Это весьма напрягает, особенно, когда рядом буквально сидит муж, с которым они пусть и поругались, но не разошлись. Хотя то, что между ними произошло, и руганью то сложно назвать – они все еще не пришли ни к какому соглашению после произошедшего две недели назад признания. Сказать, что эти две несчастные недели прошли для омеги нелегко – ничего не сказать, ведь шли они просто ужасно. Тэхен с ним не разговаривал, не проявлял и толики того внимания, к которому Чимин привык, и, более того, даже не ночевал в одной спальне! Хотя вот тут, насчет последнего пункта, можно немного поспорить. Альфа не то чтобы совсем не спит с ним в одной постели – он, скорее, просто активно делает вид. Иллюзию создает, фокусник. У всех в мире есть свои какие-то слабости и даже Ким Тэхен не стал исключением. Он может сколько угодно делать вид, что не имеет зависимости, но Ким Чимина – его эту самую зависимость, – ему ни за что не провести. Он может сколько угодно бороться с самим собой, может не спать сутками, пить снотворное или еще что, но это все равно ничего не изменит, и альфа поддастся слабости, он все равно придет и ляжет на свое законное место – на кровать рядом с мужем. В принципе, этим он и занимался все две недели, а днем активно делал вид, что ночевал в гостевой спальне, той, в которой жил омега первые дни после своего переезда на кимову виллу. Чимина это задевает, но не так сильно, как его альфу задела долго хранимая тайна. Он понимает, что очень даже заслужил такое к себе отношение, понимает, что должен понести наказание за свое молчание – он все понимает и принимает, но при этом все равно в душе радуется, что супруг сам нарушает собственные запреты. Он, видимо, хотел одиночеством его наказать, а в итоге наказал сам себя. Недооценил их привязанность, вот и все. Только заднюю давать уже поздно, к сожалению. На самом деле, то, что Тэхен сам нарушает свои запреты, омеге на руку – его ночные перебежки из постели в постель помогают чувствовать себя лучше. Да, альфа вообще никак его не касается. Да, он находится особенно близко к нему всего несколько часов, которые омега спит, но Чимину и этого времени вполне достаточно сейчас, чтобы хотя бы просто продолжать и дальше влачить свое существование. Тэхен хотел, чтобы омега думал, будто он не ложится с ним в одну кровать и тем самым наказывает, но не учел – «этот альфа» и «не учел», как такие слова вообще могут стоять в одном предложении? – что близость истинного омегой все равно ощущается, а еще то, что его запах задерживается на постельном белье. Так что, пусть Чимин и спит эти несколько часов, что супруг рядом, он все равно внутренне понимает, что тот здесь, поэтому Киму его не обмануть. К тому же, омега прекрасно осведомлен о том, что без него под боком Тэхен спокойно спать точно не сможет. Чимин чуть поджимает губы, краем глаза следя за тем, как, почти невесомо касаясь экрана планшета, Тэхен один за другим смахивает прочитанные листы какого-то документа. Внезапно вдруг вспоминается произошедшая чуть больше недели назад ситуация за несостоявшимся завтраком. Омега в то утро проснулся многим раньше обычного – всему виной стал неожиданно прижавший к себе во сне альфа, который, вообще-то, не спит с ним больше в одной кровати и не касается, – и, поскольку ему удалось наконец застать в некогда их общей постели супруга, решил сделать тому что-то приятное. Не то приятное, о котором могли бы подумать особо испорченные личности. До чего-то настолько приятного им теперь очень и очень далеко. Омега решил приготовить завтрак для любимого мужа. Они ведь все еще мужья, а эта непростая ситуация лишь причина развившегося в их отношениях кризиса, если то, что между ними произошло можно так называть. Во всяком случае, о разводе Тэхен не заговаривал, юриста не искал, никого в дом не приглашал. Он вообще с ним не разговаривает, так что о разводе речи сто процентов никогда не было. Чимин понимал, что Тэхен его еще не простил, а то, что омега застал его в его же постели – простая случайность. Он понимал, что, по идее, не должен был знать о том, что супруг на самом деле ночует в своей собственной спальне, но все равно, окрыленный подаренной во сне альфой нежностью, поступил так, как посчитал нужным. В конце концов, что-то же нужно делать? Нельзя просто сидеть сложа руки и ждать у моря погоды – так, как у них сейчас, не может продолжаться вечно. Им нужно прийти к какому-то решению, а совместный завтрак вполне мог бы снова их сблизить. Хорошая же идея? Тем более, Тэхену всегда нравилось, как он готовит… Чимин не долго раздумывал – привел себя в порядок и спустился на кухню. Он решил далеко не ходить и сделать что-то простое, как его альфа и любит. Вообще, Чимин знает множество итальянских рецептов, но большинство из них далеко не простые и требуют достаточно большого количества продуктов, а из действительно простого вспомнилась тогда только фриттата. Омега посмотрел на то, что есть в холодильнике и быстренько прикинул в голове, что если добавить в нее брокколи и сладкий перец, то получится очень даже неплохо. Тэхен любит овощи, так что ему должно понравиться. Фриттата – это объемное, яркое, рельефное и в целом очень красиво выглядящее блюдо с большим количеством овощей, если проще: классический итальянский омлет, главным ингредиентом которого считаются именно крупнонарезанные овощи, а не яйца, что в этом конкретном блюде просто скрепляют всю конструкцию. Вообще, разновидностей такого омлета существует немало. Он может быть с сырами, колбасами, мясом, овощами, или же со всем этим вместе, но именно овощи – бессмертная классика. Сначала она недолго жарится на сковороде, как обычный омлет, а после доходит до готовности в духовой печи – это делается для того, чтобы застыла серединка, а края при этом не пересушились. Блюдо может подаваться и теплым, и холодным, но одно всегда остается неизменным – нарезка, подобная тому, как нарезают треугольными дольками обычный пирог. Это одно из самых простых блюд, которое, к тому же, очень быстро готовятся, потому его и любит Тэхен, что постоянно куда-то торопится. Чимин раскладывал приборы на столе, когда изрядно напряженный альфа – не сложно догадаться из-за чего, – на ходу натягивая пиджак и даже не посмотрев в сторону кухни, прошел по направлению к выходу. Омега окликнул его и, положив все на стол, побежал следом. – Тэхен, – улыбнувшись, произнес он. Альфа замер на полпути и неторопливо повернулся, окинув омегу незаинтересованным взглядом. Впервые. Впервые он смотрел на него так, будто Чимин для него не истинный омега, не муж и не любимый – будто он для него совсем чужой человек. Весь запал после такой реакции тут же пропал. Омега задумался: а стоит ли вообще что-то сейчас говорить? Нужно ли это Тэхену? Нужен ли теперь ему он сам? – Я приготовил фриттату, – неуверенно продолжил Чимин, сжав в пальцах подол своей белой футболки. – Ты снова не завтракал… Хотя бы попробуешь, пока не уехал? Альфа смотрел на него, приподняв вверх бровь и как бы говоря всем своим видом: ты точно это хочешь со мной сейчас обсуждать? Чимин опустил глаза в пол – смотреть на него было просто невыносимо. Хотелось плакать, но он не мог сделать этого в тот момент. Не при Тэхене и не сейчас. На жалость давить было неправильно, да и не имелось желания. Чимин рассматривал свои туфли, думая о дальнейших действиях мужа, Тэхен же смотрел на него, отмечая в голове те же самые мысли. В итоге фриттата тем утром так и осталась остывать на столе, потому что альфа, устав ждать дальнейшие действия, просто продолжил то, что не закончил – снова двинулся к выходу, – а Чимин испытывал один из худших на Земле видов боли – улыбался ему вслед только для того, чтобы не плакать. – Скажи, ты все еще меня любишь? – выбежав за ним следом во двор, громко крикнул Чимин, смотря влажными глазами на широкую спину. Ходящие по двору охранники посмотрели на него сочувствующими взглядами и тут же отвернулись, чтобы лишний раз не мешать. Они не понимают корейский, но тут только слепой не поймет, что между некогда безумно влюбленными друг в друга людьми что-то произошло. И произошло что-то явно серьезное, потому что по другой какой-то не особо важной причине, консильери так себя со своим омегой бы никогда не повел. Тэхен тут же остановился, как только услышал вопрос в свою спину, но даже не повернулся чтобы хотя бы посмотреть на него. И он молчал. Он делал ему очень больно своим этим дурацким молчанием, им он медленно убивал своего истинного прямо изнутри. Дурацкая гордость! Дурацкая обида! Дурацкая боль… Она шептала Чимину на ухо: «Ты слышишь меня? Я прямо здесь, я всегда, с самого рождения, с тобой рядом». Услышать в ответ на вопрос о любви глухое молчание – самое болезненное для любого омеги. Уж лучше бы он сказал, что больше не любит. Лучше бы он прокричал на всю Италию о том, что теперь ненавидит, что он ему теперь больше не нужен! Лучше бы Тэхен просто толкнул его в грудь и сказал о том, что устал. Устал от проблем и забот, наваливающихся на голову большим снежным комом, устал чувствовать, любить, или же… устал от самого Чимина. Тэхен мог бы сказать или сделать все, что угодно, но только не молчать, потому что услышать именно это в ответ не просто больно – это убийственно. Это подобно острозаточенному ножу, по самую рукоять воткнутому во все еще бьющееся слабое сердце. Чимин в тот момент почувствовал себя там будто на эшафоте – вот-вот и пол под ногами раскроется, и он повиснет в петле. Пол под ним и правда будто раскрылся, когда альфа, так не проронив ни единого звука, просто двинулся в сторону готового к отъезду автомобиля. Чимин мешком рухнул на каменную кладку двора и позволил горячим слезам бесшумно потечь по лицу. Сердце больно кололо, а метки на ключице и запястье ужасно пульсировали – проклятая истинность в очередной раз давала понять, что что-то не так, будто и без нее то никому из них не было понятно. Омега смотрел на него взглядом побитой собаки, готовой к очередному удару хозяина. И он действительно ждал этот удар, готовился в очередной раз почувствовать на себе всю щедро доставляемую Тэхеном последние дни порцию боли. Те же чувства альфа испытывал, когда роль палача на себя мерил омега? Он тоже, как какой-то мазохист, принимал ее в полном объеме и готов был получить добавку? Чимин это все заслужил, здесь никак нельзя спорить. И пусть альфа ведет себя сейчас совершенно по-детски, вместо разговора выбирая дурацкую игру в молчанку, он поступает правильно, отвечая той же монетой. Да, поступает правильно… но чересчур жестоко. Он ведь клялся оберегать! Он обещал, что никогда не станет причиной слез, а что мы имеем в итоге? Земля между ними, казалось, навсегда неразлучными, крепко накрепко связанными одной красной нитью, что может спутаться, но точно никогда не порвется, неожиданно резко разверзлась, создала бесконечно глубокую пропасть, дном которой стало само царство мертвых, а них двоих оставила по разные стороны этой пропасти. Чимин пережил Ад на земле, вытерпел все щедро доставляемые некогда любимым человеком порции боли физической и моральной, он собрал свое сердце по мелким, казалось, больше не собираемым воедино кускам в жалкое подобие органа не просто качающего кровь, но и умеющего еще что-то чувствовать. В Италии, рядом с истинным, он снова научился дышать, жить и любить. Рядом с Тэхеном тьма начала отступать, он будто проснулся от долгого сна и снова начал ощущать все вокруг. Тэхен и чиминовы к нему чувства всегда были его единственным светом во тьме, его последней соломинкой, способной помочь пережить тяжелые времена. Их с Тэхеном любовь стала спасением, дорожкой в светлое будущее, последней надеждой, но даже ее Чимин не смог сберечь. Он потерял все. Сначала друга, потом семью и детей, а сейчас любимого мужа. Больше у него нет ни-че-го. Если Тэхен от него отвернется, отвергнет и разведется – омега снова останется один на перепутье, снова начнет тонуть в своем болоте отчаяния и боли, и в этот раз из него точно не выберется. Последняя соломинка, единственная шлюпка в холодном океане больше никогда не придет на помощь. Сейчас, сидя с альфой на расстоянии полусогнутой руки, Чимин снова об этом думает. Он бросает на него быстрый взгляд, но в очередной раз натыкается на глухую стену, им даже истинность не помогает. Омега ежится от того, какая вокруг мужа холодная аура, и в голове невольно проносится мысль: «Он так давно не прикасался ко мне». Две недели Чимин ходит по территории виллы будто чужой, будто вовсе не он там идет на следующей после Тэхена ступени в иерархии, будто не он там хозяин. Две недели он не получает внимания, прикосновений и даже обычнейших слов. А ведь хочется. Чимин привык к тому, что его муж всегда рядом и всегда нежно касается его кожи, неважно при каких обстоятельствах. Интересно, как крепко бы Тэхен его обнял в тот роковой вечер, если бы знал, что этот тактильный контакт станет их последним? Омега бы точно прижался к его груди своим лбом, руками окольцевал бы талию и долго-долго бы не выпускал из своих рук, потому что Тэхен сейчас – самое дорогое, что у него есть в этой, новой, жизни. Да и в принципе, он всегда был ему дорог, но сейчас, когда они стали единым целым, по-особенному. Омега поправляет выпавшую на лоб прядку и снова смотрит на своего альфу – своего ли теперь? – не стесняясь и скользя взглядом по напряженным скулам, широкой шее и крепко сжимающим планшет рукам. Тэхен знает, что он на него смотрит. Альфа это кожей чувствует, ну, и краем глаза, конечно же, тоже видит. Чимин отворачивается к окну, через пару минут замечая в отражении ответный взгляд. Взгляд, полный печали и непреодолимой тоски. Он тоже скучает… Он тоже хочет вернуть все назад. Значит, еще не все потеряно? К тому же, не просто же так Тэхен с ним все еще не развелся, а сейчас везет на большой прием, где будут лидеры всех мафиозных группировок Италии. Не просто так, в конце концов, он им с Амато не запретил общаться и называть друг друга «папа» и «сын». А точно ли все так, как он думает? Точно ли это все не просто совпадения, а печаль во взгляде ему не просто привиделась? Чимин видит в отражении то, как альфа неуверенно поднимает руку и тянется ею к нему. Внутри все тут же начинает трепетать. Ну вот, сейчас-сейчас он наконец-таки ощутит любимые руки на своей коже, снова почувствует всю ту нежность и любовь, что Ким ему в огромных количествах дарил раньше через простые касания. Улыбка сама собой просится на пухлые губы и омега даже чувствует, что его начинает потряхивать раньше времени. Вот-вот это случится. Он снова почувствует себя ему нужным. Вот-вот… еще немного… Но Тэхен, так и не решившись, сжимает ладонь в кулак и снова возвращается к своему планшету. Чимин опускает голову и задушено выдыхает. Как так? Он не просит прощения – его ложь не простить, – но неужели он за эти две недели не заслужил даже простого касания? Омеге хочется закричать: «Обними меня, неужели ты не видишь, как мне сейчас плохо? Да, мои ощущения –ничто, по сравнению с твоими, но раз уж ты не выгнал меня, как ненужную больше собаку, так прояви хоть каплю ласки! Совсем чуточку… Посмотри на меня, прикоснись, скажи хоть что-нибудь, да даже накричи… хоть так дай почувствовать, что ты все еще рядом». Вот только Тэхен все еще не древний вампир и мысли читать не умеет, так что и мольбы его, соответственно, также не слышит. На самом деле, Чимину очень хочется исчезнуть. Испариться, пропасть под землю, сделать хоть что-то чтобы больше не видеть, не чувствовать, не вдыхать его запах и… не любить. Это была плохая идея – поддаться чувствам и позволить себе почувствовать вкус счастья. Это не для него. Он не может быть счастливым, его судьба: холодное одиночество и бесконечная боль. Он не для любви создан – он ее не заслуживает. Он не умеет ее принимать, дарить и, что самое главное, хотя бы просто беречь. Он столько боли Тэхену за их тридцать семь лет причинил из-за этой любви. Он, как самый искусный палач, дал альфе возможность почувствовать на вкус счастье, позволил ощутить, что же такое взаимность, а потом резко, всего одной фразой, прервал этот сладостный сон. Тэхену будет лучше без него, альфа и сам это сейчас понимает, но почему-то не отпускает. Он почему-то до сих пор держит его рядом с собой, не готовит документы на развод, не отдаляет Амато, не выгоняет из дома и из своей жизни. Почему? Скажи, Тэхен, почему ты такой мазохист? Почему тебе так нравится делать самому себе больно? Просто избавься от него, как избавляются от ненужных вещей и начни новую жизнь. Жизнь, где никто не будет тебе делать больно, не будет семь лет молчать про ребенка – твоего первенца, – не будет приносить одни неприятности. Чимин крупно вздрагивает, когда альфа, будто услышав его эти мысли, опускает свою ладонь на его. Длинные пальцы крепко сжимают в успокаивающем жесте его короткие и омеге даже не нужно поворачивать голову чтобы понять то, как Тэхен на него сейчас смотрит – он кожей чувствует этот взгляд, полный нежности и волнения. Вот только из-за чего волнуется? Из-за того, как пройдет прием, или из-за чиминового состояния? Любовь – это заранее проигранная битва. Так начал одну из своих книг Фредерик Бегбердер и оказался до смешного прав. У Тэхена просто не было шансов в этом противостоянии с самим собой и своими чувствами к одному определенному омеге. Да, тот поступил некрасиво, мерзко, в какой-то степени возможно даже по-свински по отношению к нему, но, черт, даже эти факты не заставили Кима его возненавидеть. Как можно? Да, Чимин столько лет скрывал от него его первенца, столько лет молчал и хранил эту тайну – тут не поспоришь, но если знать подробности той ситуации, в которую омега попал, а Тэхен в курсе всех-всех подробностей его жизни с Чонгуком, то и омегу тоже можно понять. Чимин находился в браке с тираном, и узнай Чон о том, что омега ему изменил и родил ребенка от другого мужчины, как бы он реагировал? Тэхен помнит историю с разбитой макушкой, что тогда стало причиной агрессии? Разговор о разводе и об изменах. Чонгук вдруг включил тогда в себе режим собственника и ясно дал понять, что не потерпит измену… Что было бы, если бы он узнал правду о Хисыне? Чимин просто защищал себя и ребенка, решив сохранить в тайне и его настоящего отца, и от его настоящего отца. Омега обеспечил ему безопасность и уберег себя от последствий того итальянского вечера. Он слишком хорошо знал Тэхена, чтобы не понять, что, стоит тому узнать о ребенке, ему все вокруг тут же станет неважно. Тэхен бы следующим же рейсом вылетел тогда в Корею, только узнав, ворвался бы к Чимину в больницу и, став самым счастливым человеком планеты, тут же бы увез их двоих в Милан, несмотря даже на то, что его омега в браке с другим, у их родителей есть какая-то договоренность и, на тот момент, омега его еще не любит. Ким бы плевал тогда на последствия – он бы просто сделал это и все. Сделал бы, и, тем самым, самостоятельно вырыл бы собственную могилу. Чимин своим решением, принятым без учета чужих мнений, уберег их всех от большой беды, поэтому да, его тоже можно понять. Но то было давно, а почему он последние два года брака уже с Тэхеном молчал, возникает вопрос. Почему? Почему он так долго носил эту тайну в себе и, уже не имея нужды молчать, продолжал держать рот на замке? Не доверял? Боялся? Не верил? Ну так альфа же сделал практически все возможное для того, чтобы доказать омеге свою любовь и бесконечную преданность, неужели этого было недостаточно? Тэхену кажется, что он учел все варианты, со всех возможных сторон рассмотрел эту ситуацию, но он не учел одного: банальное сомнение. Не в нем – сомнение Чимина в собственных действиях. Омега просто не знал, как поступить, как преподнести и в какой момент. Он боялся, что реакция альфы будет именно такой, какой она по итогу и была. Как ни крути, а все-таки он Тэхена знает чуточку больше, чем даже тот сам знает себя. Чимин прекрасно понимал, что, когда бы не признался, когда бы не раскрыл эту тайну, реакция альфы все равно была бы точно такой же. Возможно и скорее всего, омега даже ожидал криков, скандала и скорый развод – многие мужчины на месте Тэхена сделали бы что-то подобное, но Ким не из их числа. Он просто повел себя как ребенок и ненадолго пропал из поля зрения. Ну, как пропал… сократил контакт. Все две недели ночевал в гостевой спальне, в которой когда-то жил сам Чимин, домой приходил ближе к ночи, чтобы избавить себя от лишних пересечений, престал прикасаться и говорить, обрекая самого себя в первую очередь на ужасные муки. Он слишком привык за два года к нему. Слишком привык быть самым близким, привык иметь возможность в любой момент увидеть, коснуться, поцеловать… Тэхен не его этим своим отделением наказал – он наказал их обоих. Они же неразлучны. Им же нельзя врозь, им ведь только вместе. Когда они долго не видят друг друга, когда не имеют возможности прикоснуться, их начинает не по-детски ломать, и если у Чимина просто едет только-только восстановленная долгой работой психолога и супруга психика, то Тэхен изнутри начинает буквально сгнивать. Его к этому омеге любовь похожа на прекрасный цветок, а сам омега на лучик солнца, нужную для жизни влагу и плодородную почву, без которой этот цветок просто умрет. Альфа не долго без него продержался – всего лишь три дня, – поэтому, когда понял, что слишком тяжело одному, решил иногда возвращаться ночью в супружескую постель. Чимину об этом знать было не обязательно, Тэхен не хотел никаких вопросов и дополнительного внимания, ведь ему все еще нужно было все произошедшее хорошо обдумать, переварить и принять, с чем омега ему в этой ситуации явно бы не помог. Он приходил в их общую спальню только поздно ночью, когда Чимин уже сто процентов спит своим крепким сном и не реагирует ни на какие посторонние раздражители. Тэхен проходил в собственную комнату как какой-то воришка, крался по углам к кровати, изо всех сил стараясь делать это как можно тише, точно так же ложился в постель, но, как на зло, в царившей на территории виллы тишине, даже шорох одеяла казался ему слишком громким. У него в голове была установка: «Ничто не должно потревожить сон моего мужа», ее он и придерживался, пытаясь его не разбудить. Чтобы почувствовать себя чуточку лучше и успокоить своего внутреннего альфу, нуждающегося в своем омеге, Тэхену достаточно было просто находиться в помещении, где каждый миллиметр пространства пропитан их смешанным запахом. Чтобы помочь себе не сойти с ума, ему было достаточно лечь с ним в одну постель, посмотреть на расслабленное лицо в темноте, провести рукой по не скрытому сползшим одеялом плечу, прижаться поближе и вдохнуть его запах. Тэхен не только их двоих наказал своим этим игнором – им он наказал сам себя. Ему же тоже тяжело без возможности жить так, как раньше, так, как они уже успели привыкнуть. Он помнит то утро, когда Чимин проснулся раньше обычного и застал его в их общей постели. Омега подумал, что все закончилось, что муж принял решение касаемо их отношений, и в приподнятом настроении пошел готовить им завтрак. Тэхен любит чиминову еду – готов всю жизнь есть лишь с его рук и только приготовленное этими руками, – но омега не часто готовит. Тем утром же он хотел порадовать, сделать приятно, но как к этому отнесся супруг? Он прошел мимо. Он просто прошел мимо, почти никак не отреагировав. Он фактически плюнул своему омеге в душу, обесценив его старания. Тэхен все еще помнит, как тогда щемило сердце, стоило ему только бросить короткий взгляд на его полные невыплаканных слез и грусти глаза. Альфа давно его таким не видел, и он клялся, что никогда не станет причиной его слез. Что у нас в итоге? В итоге, все, как всегда. Когда Чимин догнал его во дворе задал вопрос о том, нужен ли он еще рядом, и молил сказать в свою сторону хоть что-то, Тэхен почувствовал себя настоящим подонком, коим, по-видимому, и является на самом деле. Его омега страдает из-за него… из-за его детских выходок. Ну а что альфа еще может? Идея с временным игнором была самой безобидной из всех. И к тому же, задумался Тэхен тем же вечером, ситуацию то он рассматривает почему-то всегда только с одной стороны. Стороны, где он постоянно находит мужу оправдание. Стороны, где Чимин подобного отношения не заслужил. Тэхен рассмотрел только то, что касается мужа, а где то, что касается него самого? Чимин такого отношения не заслужил, а Тэхен, значит, заслужил то, что получил? Он заслужил семь лет, два из которых они находятся в браке, жить в неведении, не знать о существовании собственного ребенка?! Он заслужил быть обманутым? Он заслужил все вот это? Альфе тоже хочется немного побыть эгоистом и громко заявить, что нет. Он такого точно не заслужил. Никто из нас не в праве судить кто что заслужил, а кто нет, но мы все можем иметь свое мнение и свой взгляд на определенную ситуацию. Тэхен видел все именно так и он имел на то право. Ровно, как и имел возможность решить, как ему самому будет проще это принять. Оптимальным и самым безболезненным вариантом стало желание уединиться, немного побыть одному наедине со своими мыслями и чуть-чуть отдалиться, но все также оставаться рядом. Вообще, быстрее и проще было бы, если бы альфа просто уехал куда-нибудь. Например, в те же миланские апартаменты. Правда, им такой вариант не очень-то подходил. Для них это было бы сродни смерти – они оба бы просто загнулись, так долго не видя, не слыша и совсем не чувствуя друг друга. Их связь слишком сильна, опасно сильна, поэтому им и нельзя надолго разлучаться. И к тому же, в таких условиях подумать у Тэхена точно бы не получилось – он бы первым сорвался домой, в руки своего, все также горячо любимого мужа. Он его не бросит. Как сам клялся когда-то: что бы не произошло, что бы этот омега не сделал, какую бы боль не причинил – он никогда от него не откажется. Тэхен слишком сильно его любит и слишком сильно не хочет причинять самому себе боль. Хватит уже, и так достаточно натерпелся. Они оба достаточно натерпелись. «Скажи, ты все еще меня любишь?» – сказанное дрожащим из-за подступающих слез голосом выжглось в сознании. Тэхен каждую ночь во снах это слышит, каждую ночь раз за разом снова переживает события того утра, когда своим молчанием в ответ на простой вопрос, причинил самую сильную боль человеку, которого беречь нужно от всего в этом мире плохого. Он каждую ночь снова и снова чувствует направленный в спину полный надежды взгляд человека, которому клялся дарить лишь любовь, а получилось только напополам с болью. Хотя, что такое любовь, без страданий и боли? Знали бы мы ее ценность без них? Ценили бы мы ее, если бы было иначе? Тэхен ценит. Он все еще помнит через что им пришлось пройти, чтобы сейчас вот так ехать вместе на римский прием, где соберется вся верхушка мафиозных семей Италии. Да, они пока еще не пришли к консенсусу. Да, до сих пор не поговорили, но ведь они и не расстались. Как можно? Тем более, у них, оказывается, есть общий ребенок… Теперь тем более нельзя разводиться! Тэхен и не планирует – он все обдумал, переварил и тщательно взвесил. Им нельзя расставаться, точно не по этой причине. Он не готов добровольно занять свое место на виселице – жизнь без Чимина будет казаться ему именно ей, – он не готов от него отказаться и куда-то там отпустить. Да и куда этот омега пойдет? Вернется в Корею? Увольте. Это же равноценно подписанию самому себе смертного приговора. Останется в Италии? Вполне вероятно. Но захочет ли, а точнее, сможет ли остаться там, где случайная встреча с истинным, ставшим уже бывшим мужем, будет для него неизбежна? Тэхен его не отпустит. Не потому что ему идти некуда и, по сути, никому кроме него он не нужен, а потому что сам альфа без него больше просто не сможет – потеряет смысл жизни и в этот раз даже Амато от неожиданных импульсивных поступков его больше не остановит. Ким попробовал поддаться чувствам, попробовал жить проще и наслаждаться жизнью с истинным и любимым омегой, как он будет теперь без него? Никак, единственный и верный ответ. Поэтому он и сделал сейчас свой первый маленький шажок к примирению – сам сжал его руку. Чимин очень волнуется перед приемом, все-таки, это не просто мероприятие в Риме – это своеобразный слет криминальных авторитетов. Раз в год все мафиозные группировки Италии объединяются, даже несмотря на конфликты между некоторыми, и устраивают в столице один общий прием, на котором присутствовать могут только высокопоставленные в семьях лица, их спутники и два-три бодигарда, так, для подстраховки. Им разрешено проносить оружие, но применять его можно только в крайних случаях, поскольку это мероприятие создано для сближения враждующих семей. На этот прием приглашаются доны с их семьями, и их приближенные, консильери в том числе. К тому же, присутствие советника здесь даже считается обязательным. Сближение враждующих семей – маска. Мероприятие организуется больше для того, чтобы семьи могли представить свои достижения за прошедший год – помериться силами, если проще, – и чтобы дать возможность некоторым заключить какие-то сделки, которые в обычное время они либо не могут заключить по каким-то причинам, либо просто не имеют на подобное права. Этот прием развязывает руки и помогает некоторым очень маленьким семьям выжить среди крупных хищников вроде Барбаро, Гамбино, Луккезе или же Дженовезе. Также здесь доны представляют своих приемников – тех, кому передадут полномочия, уйдя на покой, ну, или просто в отставку. Чимин не первый раз едет на прием – за последние полтора года он посетил уже десятки, даже успел привыкнуть к своему итальянскому имени и всерьез задумался о создании второго паспорта, – но на приеме подобного масштаба будет впервые. В прошлом году Тэхен отправился туда один, посчитав, что, учитывая нависшую над Барбаро угрозу, будет опасно тащить с собой омегу. Его бы воля, он и в этом году его бы с собой не потащил, но сейчас так отмазаться больше уже не получится, собственно, поэтому Чимин и прилетел вместе с ним в Рим, и сидит сейчас в этом автомобиле, крепко сжимая руку своего мужа, на один вечер решившего отбросить свои обиды. Сегодняшний прием проходит в палаццо с названием «Spazio Novecento». Это палаццо размером в тысячу квадратных метров, которое часто используют для проведения конгрессов, конференций, встреч, различных выставок, гала-ужинов, модных мероприятий и светских вечеринок, а его две живописные террасы делают это место наиболее подходящим для проведения мероприятий вроде каких-либо свадеб, помолвок и прочего. Обычно здесь, как и во всех заведениях подобного типа, проходят сразу несколько мероприятий разного или похожего рода, но сегодня мафия арендовала все помещения, террасы и даже парковки. Этот прием строго конфиденциальный и ни одна живая душа не узнает о том, кто здесь собрался. Сегодня даже официантами будут работать члены семей – ни одного лишнего, в общем. Даже муха, не входящая ни в какую семью, здесь не пролетит. Все строго контролируется не только огромным количеством охраны на парковке и по периметру, но даже с воздуха. Стоящие во главе итальянской мафии группировки обеспечили тотальный контроль и полную безопасность. Еще бы, здесь ведь сегодня не просто пушечное мясо, не люди чести, выполняющие всю грязную работу. Здесь сегодня доны, их консильери и самые приближенные к ним сотто-капо – все со своими супругами, просто спутниками и с достигшими совершеннолетия вступившими в группировку детьми. Их безопасность важнее всего. Не донов, консильери и сотто-капо, а их семей, вот, что самое главное. Чимин с замиранием сердца смотрит на пролетающие мимо огни фонарей, в свете которых слишком ярко блестит оружие в руках охранников, слишком часто встречающихся на пути к Spazio Novecento. Они уже заехали на территорию и омеге кажется, что вот-вот и вся эта куча охраны просто выстроится в ряд вдоль выложенной бетонной плиткой дорожки, ведущей ко входу в палаццо, подобно армейским солдатам, разучивающим построение. Он даже задумывается: точно ли им при такой охране нужны собственные бодигарды в количестве пяти человек? Ответ на этот вопрос быстро находится где-то в чертогах памяти – Тэхен не раз упоминал что его жизнь похожа на минное поле и даже свой человек в любой момент может воткнуть нож в спину. Своей охране и всем людям, работающим лично на него, альфа, конечно же, хорошо доверяет, а вот в членах семьи Барбаро он совсем не уверен. Ким постоянно ждет выпад с их стороны, у него даже уже есть опыт, про который Тэхен никогда не хочет говорить. Вообще, среди членов семьи у него больше последователей, чем противников, но и вторых тоже достаточно много. Наличие своей охраны можно понять – альфа перестраховывается на всякий случай, все-таки ведет на сборище хладнокровных убийц не кого-то, не просто омегу, с которым спит, а своего мужа, истинного и любимого омегу, если, конечно же, Чимин все еще является для него таковым. Когда автомобиль останавливается у лестницы, ведущей ко входу в палаццо, омега тяжело выдыхает – спокойствие и уверенность сказали ему довольное свободой «пока», стоило только Тэхену отпустить на пару минут его руку. Альфа вышел из автомобиля, вдохнул свежий ночной воздух, кивнул вышедшим из находящихся спереди и сзади от привезшего их автомобиля машин трем бодигардам и, поправив пиджак, направился к двери своего мужа. Он подал руку, помогая выйти из автомобиля. Помощь, кстати, была очень нужна – Чимина буквально не держат ноги из-за волнения. Омега дарит супругу слабую улыбку и, заправив выпавшую из челки прядку за ушко, сильно сомневаясь, имеет ли теперь на это право, смело берет его под руку. Они осторожно поднимаются по высокой лестнице и у Чимина, несмотря на волнение, буквально сияют глаза, стоит только ему бросить хотя бы один взгляд на палаццо. Два этажа, высокие колонны, проемы между которыми подсвечены белым и фиолетовым светом, огромные окна. Постройка итальянского архитектора в историческом итальянском стиле и современные технологии, идеально вписавшиеся во внешний вид здания, как тут не засиять? Это все только цветочки. Сияние в его глазах становится еще ярче, стоит только им войти внутрь и остановиться в фойе. Высокий потолок подсвечивается обычными лампами, пространство между которыми выложено стеклянными плитами, сквозь которые можно видеть ночное небо с миллионами звезд, пол выложен старым мрамором, отполированным так хорошо, что в нем почти можно увидеть свое отражение, стены покрыты красивой лепниной, которую ему, человеку далекому от искусства, никогда не понять, а люди, в дорогой и невероятно красивой одежде, совсем на них не смотрящие, пока что еще не пугают. Но и то ровно до того момента, пока Тэхен не подводит его ближе к компании из семи человек, среди которых три женщины. Чимин хорошо всех этих людей знает, пусть с некоторыми лично еще не знаком, поэтому и достаточно спокойно реагирует, когда муж останавливается и, вежливо улыбаясь, здоровается со своими родителями, сестрой, доном и его семьей. Он здоровается после супруга и даже кланяется, как подобает по корейскому этикету, за что зарабатывает довольный взгляд Ким Дуонга, или же Костанзо Гвидиче – отца Тэхена. – Как хорошо, что ты, Алдо, в этом году таки взял с собой своего замечательного супруга, – говорит внешне приятный мужчина в дорогом синем костюме, сшитом под заказ на конкретно его фигуру. Это дон – Чимин лично с ним еще не знаком, но видел несколько раз на приемах, проходивших в рамках Ндрангеты. – Гаспар Барбаро, дон семьи Барбаро, – представляется он, протягивая несколько морщинистую руку, которую омега, отпустив предплечье мужа, за которое цеплялся как утопающий за спасательный круг, обхватывает обеими ладонями и низко склоняется, всего на мгновение прикоснувшись к ребру ладони своим лбом. – Каллисто Гвидиче, синьор Барбаро, – представляется он в ответ, чуть улыбаясь. Где-то на фоне выдыхает Костанзо, до этого момента волновавшийся, что дон омегу не примет. – Хороший выбор, Алдо, замечательный молодой человек, – растягивает губы в улыбке дон, игнорируя тот факт, что Чимин с Тэхеном так-то не молоды и им обоим под сорок. – Позволь представить мою супругу – Летицию, – указывает на выглядящую достаточно молодо женщину, для которой омега тоже склоняет голову в знак уважения. – Сына – Игнацио, и дочь – Инес. Чимин улыбается семье дона, впервые видя их настолько близко, а не издалека, как это было обычно, и также поочередно склоняется перед каждым. Росанна Гвидиче – мама Тэхена, – недолго смотрит на все это представление полу безразличным взглядом и, скривив губы, отворачивается, на ходу поправляя челку и делая глоток игристого из своего бокала. Она не приветствует его и, в отличии от мужа и дочери, даже не подходит чтобы чисто по-родственному приобнять за плечи и поинтересоваться о том, как прошел перелет, как только Гаспар, вместе со своим семейством, удаляются чтобы поздороваться с доном ндрины Луккезе. Омега бросает на нее быстрый взгляд, и только-только появившаяся на губах из-за слов Йеджи действительно искренняя улыбка тут же сползает. Госпожа Росанна его не жалует и Чимин может ее понять. В ней просто играют материнские чувства, она ведь в курсе того, кто стал причиной десятилетних страданий ее сына. Ей, как матери, хочется защитить своего ребенка от всего плохого – от вновь разбитого сердца, например, – поэтому он ей и не нравится. Ей не нравится их брак, их отношения, близость Чимина с Амато и то, что ребенок зовет его папой. Как-то Йеджи, когда приезжала чтобы встретиться с племянником во время своих каникул, по-секрету рассказала ему о том, что Дарио ее матери всегда нравился больше него, и пусть госпожа Ким, как и все семейство, возненавидела омегу после того, что он сделал, она все равно продолжает считать его наиболее подходящей для Тэхена партией. Пусть Дарио и подлец, и манеры его оставляют желать лучшего, и он разбалован – он хотя бы не разведен, не имеет двоих детей от прошлого брака, которых хладнокровно оставил с бывшим мужем, его не поносят в новостных изданиях Южной Кореи, петиции на запрет въезда в страну не подписывают и открыто не ненавидят. А еще он не предавал Тэхеновы чувства и не разбивал ему сердце. Если бы Чимин оказался на ее месте, он бы тоже желал своему сыну лучшею партию и себя бы таковой точно никогда не назвал. Он сам родитель, у него три ребенка, три омеги, поэтому он хорошо ее понимает и не обижается на холод с ее стороны. Вечер сегодня тянется крайне медленно, Чимин даже успевает поймать себя на мысли о том, что ему здесь сейчас очень скучно. Не то чтобы на всех предыдущих приемах он прямо от души веселился, но все же… Там у него было больше свободы, потому что он по крайней мере понимал, что находится в безопасности, что никто даже лишний взгляд в его сторону не посмеет бросить, а здесь сейчас он чувствует себя белой вороной. Здесь он чересчур выделяется, на этом мероприятии он чужой, и он совсем не чувствует себя в безопасности. Тут из охраны только Бернардо и парочка альф-бодигардов Тэхена – больше никого он не знает. Еще и сам Тэхен ушел с доном в отдельное помещение совершать с кем-то сделку и пропал! Оставил его одного… среди всех этих людей, занимающих в семьях высокие должности и считающих своим долгом слишком пристально его рассматривать и громко обсуждать схожесть Каллисто Гвидиче, супруга консильери семьи Барбаро, с Пак Чимином, бросившим собственных детей в неподходящих для них условиях, бывшим мужем корейского бизнесмена из списка Форбс. Чимин старается не обращать на это внимания, ходит медленным шагом между разбившимися на группки гостями с бокалом дорогого игристого, рассматривает интерьер и мысленно молит Тэхена уже поскорее вернуться. Без него находиться здесь еще тяжелее, плюс, омега чувствует, что его альфа сейчас не в духе, а это может означать, что сделка либо сорвалась, либо возникли какие-то другие проблемы. Он здесь как на минном поле – куда не пойди, везде опасно. К тому же, сейчас он без мужа, так что слишком хорошо чувствует на себе все заинтересованные взгляды чужих альф, решивших, что ему их внимание нужнее, чем их собственным спутникам. Но Чимин привык. Привык быть центром внимания из-за своей азиатской внешности среди коренных итальянцев, привык к долгим взглядам в свою сторону и ненужным комплиментам по поводу того, что на свой возраст он вовсе не выглядит. Ему почти сорок… а внешне потянет только на двадцать семь максимум. Омега старается не обращать внимания на слишком явно показывающих свою к нему неприязнь женщин и омег, закатывающих глаза и поджимающих губы ему вслед. Чимин привык… Привык настолько, что уже почти даже не замечает – все это давно стало частью его жизни. Но даже несмотря на это, все равно напрягается. Ему противны все эти люди. Противны своей текущей в крови жестокостью, хладнокровием и сочащимся из всех пор высокомерием. Но больше них ему противен только он сам, ведь находится он на этом сборище убийц по собственной воле. Противен, потому что ходит и улыбается им, строя из себя достойного Алдо Гвидиче супруга, хотя таковым даже на один процент не является. И ладно, если бы он мог просто взять и уйти, но он не может. Находиться здесь, среди отъявленных уголовников и их партий – одна из обязанностей избранника такого человека, как Ким Тэхен, и эту свою роль Чимин прекрасно отыгрывает. Хоть что-то он делает хорошо. Наверное, это из-за того, что периодически в голове звучит сказанная перед самым первым приемом альфой фраза: «Это не простые люди. Очень непростые, я бы даже сказал – опасные, поэтому мы не должны оплошать, тем более, учитывая наши... Внешние особенности. Я не прошу тебя перед ними лебезить, просто хотя бы сделай вид, что все они тебе не противны и улыбайся. Этого будет достаточно». Тэхен говорил это еще в Бруччинаско, крепко сжимая в своей его ладонь, пока они спускались с третьего этажа виллы в сад. То был первый прием, первый выход Чимина в свет перед семьей Барбаро и первое применение итальянского имени. «Каллисто», в переводе с итальянского, означает «самый красивый», и этим именем наградил омегу Тэхен, решив, что оно ему больше всего подходит. Поначалу Чимин дико стеснялся так представляться – все вокруг ведь понимали, что это имя ненастоящее и дано оно ему совсем недавно, – но со он временем привык и уже просто перестал обращать внимание на значение. У него всегда рядом был Тэхен, убеждающий в том, что второе имя подобрано невероятно правильно и подходит оно ему больше всех не только потому что звучит красиво, но и потому что значение для Чимина самое подходящее – он для него самый красивый, а значит и для всего мира тоже, потому что для Чимина этот альфа и есть целый мир. Мир, который он не смог уберечь. Омега отходит в сторонку, устав собирать на себе чужие неприятные взгляды, и, медленно покручивая бокал на длинной ножке, останавливается у колонны в несчастных трех метрах от тяжелой переносной стойки с пионами. Он короткими глотками попивает игристое, едва касаясь хрусталя подчеркнутыми тинтом губами и плавно покачивает бедрами под играющую в зале спокойную музыку. Чимин прикрывает глаза, представляя себя где-нибудь не здесь. Где-нибудь, где спокойно. В каком-нибудь парке или на оживленной итальянской улочке. Тэхен крепко держит его за руку в голове, окутывает своим запахом и улыбается. В его мыслях у них уже все хорошо, они давно помирились, все обсудили, и альфа больше не держит на него каких-то обид и не злится. Он просто идет рядом и заставляет снова чувствовать себя особенным и… бесконечно любимым. Он так скучает. Не столько по всему этому, сколько по своему альфе. Да, они все еще живут в одном доме, пусть и занимают разные спальни, все еще встречаются вместе за ужином и проводят вчера вместе с Амато, но это не то. Этого мало. Тэхен совсем с ним не разговаривает и не прикасается, но Чимин заслужил к себе подобное отношение, так что альфу не в чем винить. Во всем этом только сам омега виноват. Если бы только он осмелился рассказать ему раньше, если бы только он выложил все в первый же день… Чимин настолько уходит в свои мысли, что даже не замечает, как кто-то подходит к нему со спины, но зато он хорошо ощущает тяжелую ладонь, с хлопком опустившуюся на его тонкое плечо, и даже вздрагивает. Это явно не Тэхен. Омега хмурится и резко поворачивает голову в сторону подошедшего альфы. Темно-синий костюм, выглядывающие из-под воротника рубашки татуировки на шее, щетина… Чимин знаком не со всеми членами семьи Барбаро, но конкретно с этим человеком познакомился всего около часа назад, так что забыть его было просто не реально. Не потому что он произвел впечатление, а потому что наоборот, показался несколько неприятным. Игнацио смотрит на него с озорством в молодых серых глазах, толком еще не видавших жизни, и даже не скрывает на их дне свой плотской интерес. Чимин дергает плечом в попытке скинуть его руку и действительно скидывает, разворачиваясь к неожиданному собеседнику лицом и делая шаг назад, почти упираясь спиной в колонну. – Как Вам вечер, Каллисто? – интересуется молодой альфа, улыбаясь. Он делает глоток игристого из своего бокала и не сводит с Чимина своего этого неприятного взгляда. – Не пугают здешние кадры? Их род деятельности? – Я же супруг консильери, – резко поменяв выражение лица на более дружелюбное, отвечает Чимин, не упуская возможности напомнить сыну дона о том, что давно окольцован. – Почему они должны меня пугать? – Вы же далеки от нашего мира. Неужели Вам здесь очень комфортно? – продолжает Игнацио, зачем-то сокращая между ними двумя расстояние. – Знаете, не очень, – поджав губы и сделав вид, что задумался, отвечает Ким. Со стороны можно подумать, что он флиртует, еще и Игнацио так близко стоит… Чимин уже краем уха слышит чужие перешептывания и ему остается только молиться, чтобы Тэхен не стоял сейчас где-то в толпе, вот это вот не видел и шепотки не услышал, не то еще сочтет за измену, а у омеги и так уже грехов по горло. Он никогда о ней даже не думал, не то чтобы пойти совершить. И к тому же, он не флиртует, но муж то делать выводы будет по тому, что видит, а увидит он именно это. Так что да, мысленно омега молится чтобы его альфу еще чуточку задержали на удостоверении сделки, но другой частью своего мозга молится о другом – он хочет, чтобы Тэхен все увидел. Не для того чтобы приревновал, а для того чтобы помог. Чтобы избавился от этого не внушающего доверия доновского сыночка и остался рядом, желательно, навсегда. – Но у меня есть мой муж, – продолжает. – Благодаря ему, мне многим проще. – Но сейчас его с Вами нет, – тянет губы в ухмылочке молодой альфа. – Точно не боитесь бродить в одиночестве? Чимин в ответ только приподнимает недоуменно бровь. Чего пристал? Не видит, не чувствует, что занято? Ах да… Видеть то, может, и видит, как никак совместное появление под ручку, знакомство с семьей дона часом ранее и кольцо на пальце трудно не заметить. И тут, вроде бы, все составляющие занятого омеги собраны, но все же не хватает одной маленькой, но самой важной детали. Какой? Самой-самой важной и всем известной – запаха. Запаха Тэхена на Чимине практически нет, только какие-то слабые его отголоски и те из-за метки и недолгого телесного контакта. Омега чуть расширяет глаза и приоткрывает рот, вспомнив об этой упущенной детали. Он начинает ошалело бегать взглядом по залу в поисках мужа, когда в голову ударяет мысль о том, что перед ним молодой альфа двадцати трех лет, альфа, который множество вещей может сделать и остаться безнаказанным из-за своего высокого положения в обществе, а он сам – омега, находящийся в недо-ссоре с супругом, омега, без его запаха на коже, и омега, у которого через считанные дни должна начаться течка. А еще, он слишком хорошо для меченного омеги чувствует разящий от альфы его естественный запах и понимает: Игнацио буквально сутки-двое назад провел гон. Чимин, не найдя мужа в толпе, и посмотрев в затянутые пеленой глаза молодого итальянца, свои расширяет теперь в ничем нескрываемом страхе за свое собственное достоинство, и пятится назад, упираясь спиной в колонну. Ловушка. Остальные гости не смотрят на них – им нет больше дела до какого-то корейца, зажатого там сейчас потенциальным будущим доном Барбаро, больше он их не волнует – это обычная практика на подобных мероприятиях. Омега тяжело сглатывает, когда Игнацио подходит близко настолько, что он уже может ощутить на своей щеке его дыхание и говорит дрогнувшим голосом: – Вы нарушаете мое личное пространство, синьор. Отойдите, – последнее слово более твердо, так, как учил Сокджин. – Теперь «синьор»? – понизив тон, проговаривает альфа, проводя ладонью по чиминову предплечью и заставляя его крупно вздрогнуть. Это прикосновение омеге не нравится. – Как у вас там, в Корее, принято обращаться к людям, рангом выше? «Господин»? Зови меня так. – Я старше Вас, имейте уважение, – отвечает Чимин, оторопев от такой наглости, а потом, когда Игнацио тянет ладонь к его щеке, резко отворачивает голову. – Отойдите, – змеей шипит, все еще смотря прямо в глаза. Он не может его ударить – не имеет права, но так хочется. Если бы была возможность, он бы со всей силы ударил его по щеке, даже не посмотрев на то, что перед ним, по сути, еще ребенок. Никто не имеет права прикасаться к нему с подобными умыслами. Никто, кроме Тэхена. Это – только его привилегия. Если не он, то больше никто и точка. – Мой муж не оценит все эти вольности, что Вы себе позволяете. Поверьте, испытывать на себе его злость Вам очень не понравится. – Да ладно тебе пугать, – смеется Игнацио. – Что мне, следующему дону, может сделать какой-то консильери? Ты перед ним тоже ломаешься? – Чимин глотает воздух в ответ на эти слова. Что отвечать? Как еще потянуть время? Где Тэхен, неужели он не чувствует, что сейчас очень нужен? – Он мне, скорее, спасибо скажет, за то, что усмирил такую красивую сучку, – договаривает и тянется к губам, на что в ответ таки получает хлесткую пощечину, звоном отлетевшую от стен и привлекшую внимание всех гостей. Чимин может стерпеть все, но не вот это. Не оскорбления и не попытку нарушить его верность супругу. Игнацио чуть отстраняется, потирая покрасневшую щеку, смотрит куда-то в пол, игнорируя впившиеся в них взгляды людей и его собственных родителей, находящихся сейчас в другой части зала. Через считанные секунды, показавшиеся Чимину целой вечностью, он снова поднимает на него взгляд, в котором пляшут черти, усмехается и, проговорив стандартное в таких ситуациях «ах ты…», замахивается для удара. Омега будто на мгновение возвращается в свою прошлую жизнь. Перед глазами зачем-то кадрами начинают скакать картинки их жизни с Чонгуком, несчастный дверной косяк в его кабинете, лужа крови под ногами и плач Хисына в ушах, капли крови на белых простынях некогда их общей спальни, бывший муж с плетью и голая девушка рядом, квартира в Пусане, труп Санхо и масса других ситуаций, после которых он испытывал сильнейшую физическую боль. Все это круговоротом кружится, перемешивается, и заставляет снова и снова фантомно все на себе ощущать. Чимин прикрывает руками голову и чуть сгибается, как всегда делал, когда только Чонгук заносил кулак или ладонь для удара. Игнацио вернул его в прошлое, за одно мгновение заставил вспомнить все то, что омега упорно пытался забыть эти два года. Он ждет удар, готовится снова получить порцию своей физической боли, которую так давно не ощущал, но почему-то не получает. В зале почему-то воцаряется совсем мертвая тишина. Будто здесь никого уже нет, будто никого никогда и не было. Чимин медленно открывает глаза, убирает руки и видит так и оставшуюся занесенной для удара руку итальянца, крепко сжатой до боли знакомыми длинными пальцами, на одном из которых в свете дорогих люстр блестит небольшими брильянтами, почти такое же, как у омеги, кольцо. Он переводит взгляд на мужа, смотрящего на Игнацио злыми глазами, и только потом выдыхает. Больше ему ничего не грозит. Тэхен тяжело дышит, крепко сжимая чужое запястье, которое успел перехватить буквально в считанных сантиметрах от чиминовой головы. Он несся сюда из другого зала со всех ног, как только почувствовал что-то неладное. Он бежал с террасы, проверил три зала и выдохнул только после того, как почувствовал из самого последнего зала нотки жасмина, перемешанного с сильным запахом страха. Выдохнул и сразу напрягся, потому что не заметить чужие руки на теле собственного мужа даже с такого расстояния было просто невозможно. Альфе захотелось разорвать мерзавца на части, даже несмотря на то, что он сразу узнал в нем сына своего дона, и того, кого собственноручно полтора года назад вытащил из тюрьмы. Ему захотелось и все еще хочется устроить ему Ад на земле только из-за того, что Игнацио посмел покуситься на святое, на того, кто целиком и полностью принадлежит лишь Ким Тэхену, на того, кого он любит всем своим сердцем и душой, того, кто держит их в своих маленьких и нежных ладонях. Игнацио Барбаро посмел тронуть того, кого Тэхен зовет своей жизнью, того, кому альфа готов простить любой грех. Он посмел тронуть того, кто неприкосновенен, того, кого трогать нельзя, и он за это поплатится. Вдвойне поплатится и понесет наказание, потому что не просто тронул, подошел с определенной целью, попытался склонить к сексу, к измене, но еще и потому, что он поднял на него руку. Да, замахнулся, да, не ударил, но это только из-за того, что Тэхен вовремя подоспел. Просто замахнувшись, Игнацио испортил двухгодовалую работу трех человек. Просто замахнувшись, он заставил Чимина вспомнить прошлое и вернуться в него на мгновение. Он вызвал у его омеги маленькую паническую атаку и нарушил два главных закона семьи: омег, занятых членом семьи, трогать нельзя, и на омег в принципе нельзя поднимать руку, а уж тем более – бить. А если бы ударил? Если бы Ким не успел перехватить его руку? О, тогда бы он себя не сдерживал и точно бы разорвал Игнацио на куски, и Гаспар бы ему это даже простил. А Чимин? Чимин бы тоже простил, но сам себя Тэхен бы не простил никогда. У него много проступков, за которые он себя никогда не простит, сейчас к нему добавился весь этот спектакль, который он устроил, услышав о своем старшем сыне, и плюсом ко всему добавилось бы еще это… Отдельный котел в Аду ему уже давно обеспечен. – Руки, – рычит Тэхен не своим голосом, когда переводит глаза на правую ладонь Игнацио, все еще лежащую на хрупком чиминовом плече. – Отпусти, – убрав от омеги ладонь, дергает сжатой в тисках рукой альфа. Ким не отпускает, только сильнее сжимает, знает, что оставит крупные синяки. Чимин же, снова выдохнув и содрогнувшись в слезах облегчения, сползает по колонне на пол. – Тебе не стоит портить со мной отношения. Поверь, эта шлюха того не стоит, – договаривает с улыбочкой Игнацио и тут сгибается, взвывая, получив удар прямо в челюсть. Толпа громко охает. Подобное не впервые происходит на ежегодном приеме, но впервые из-за омеги назревает конфликт между членами одного клана, между консильери и сыном действующего дона. – Я не расслышал. Как ты его назвал? – опасно серьезным тоном говорит Тэхен, тряхнув рукой, которой ударил и спрятав ее в карман брюк. Игнацио поправляет саднящую челюсть и, сплюнув на пол, прямо под ноги Чимину, кровь, выпрямляется – Ты слишком много себе позволяешь, Алдо, – с придыханием говорит он и хрустит шеей. Ким усмехается, бросая быстрый взгляд на супруга, сейчас смотрящего на него с мольбой закончить все без насилия в глубоких медовых глазах. – Мой отец глуп, не знает какому человеку доверяет вести дела семьи, – продолжает Игнацио, не думая о собственном будущем и не замечая, что Гаспар и Летиция остановились от них буквально в паре шагов. – Высокое положение кружит тебе голову? Когда я стану доном, ты… – Тебе им не стать, – складывает на груди руки Тэхен и жестом останавливает Бернардо, готового было влезть в разговор. – Не уважающий наши законы никогда не сможет занять этот пост, – договаривает с улыбкой, а потом, за мгновение изменив выражение лица, хватает Игнацио за воротник, приближая чуть ближе к себе. – Кто дал тебе право поднять на омегу руку? Кто дал тебе право своим грязными пальцами касаться моего мужа? Кто дал право дышать в его сторону? – постепенно повышая голос, продолжает. – Кто позволил думать о нем в том ключе? – заканчивает, поморщившись, и брезгливо оттолкнув его от себя. Игнацио хмурится, почему-то не получив очередного удара, которого ожидал, а потом, услышав слишком близко знакомые запахи, оборачивается и так и застывает с открытым ртом, увидев перед собой перекошенное от злости и негодования лицо отца и разочарованное лицо матери. – Каллисто Гвидиче носит мою фамилию, – с невозмутимым лицом продолжает Тэхен. – Штамп в паспорте с моим именем, мое кольцо, мою метку на запястье и ключицах, является моим истинным и любимым омегой. И если ты или кто-либо еще покусится на жизнь или тело того, кому я собственноручно вручил все, что у меня есть, того, кого я поклялся защищать ценой собственной жизни, того, за даже одну слезинку которого я готов убивать, будь уверен, вы очень сильно об этом пожалеете. Настолько, что даже сам Ад вам покажется Раем, это я тебе, как официально утвержденный следующий дон семьи Барбаро, гарантирую, – специально повысив тон так, чтобы всем в этом зале было слышно каждое слово, договаривает Тэхен. Сидящий на полу Чимин смотрит на него с непониманием в светлых глазах. Как так? Как консильери может занять пост дона? Это же против правил… Или он чего-то не знает? Или Тэхен просто решил припугнуть? Это вряд ли, рядом же стоят Гаспар и Летиция… Альфа бы не стал врать в присутствии дона о подобном, он бы в принципе не стал лгать. Омега обхватывает голову руками, не зная, о чем думать, что делать, как жить… Он в себя приходит только когда Тэхен садится перед ним на колени и проводит ладонью по волосам. Чимин медленно поднимает на него взгляд и видит, что альфа смотрит на него с немой мольбой о прощении в больших карих глазах. В мгновение ока вся окутывающая до этого времени тяжесть и тьма пропадает, на щеках чувствуются прикосновения родных рук, заботливо вытирающих слезы, и омега чуть расслабляется, прикрывая глаза и позволяя себе выдохнуть. Где-то на фоне, с трудом сдерживая ярость, ругается с сыном Гаспар, которого в четыре руки пытаются успокоить супруга и дочь, а после к Барбаро подходят Костанзо с Росанной, пытаясь узнать, что стало причиной показанного представления. Отдаленно Чимин слышит голос Альды, спрашивающей у Тэхена о том, что случилось, но они оба на нее не реагируют. Они ни на что не реагируют – весь мир для них будто бы схлопнулся, исчез навсегда. Сейчас, в это мгновение, здесь не существует толпы людей, удивленных поведением консильери и объявленной новости, не существует выясняющего отношения с Игнацио дона, кривящей губы Росанны, понявшей наконец, что именно здесь произошло. Здесь и сейчас есть только они двое, наконец, кажется, вернувшиеся к друг другу. Чимину кажется, что его сердце, только сейчас наконец-то забившееся в своем привычном, равном тэхенову ритме, просто разорвется на части. Столько событий, столько всего за один раз… Будь он сейчас в состоянии, он бы, подобно неконтролирующему эмоции подростку, громко пищал бы от радости. Тэхен же снова с ним рядом, снова касается, снова смотрит глаза в глаза с плещущейся на их дне чистейшей любовью, снова окутывает своим запахом и просто заставляет снова чувствовать себя кем-то важным. Он простил его? Снова дал очередной шанс? Чимин задаст эти вопросы чуть позже, сейчас важнее другое, то, что он точно хорошо понимает – Тэхен вернулся к нему, вот он, снова рядом, пусть никогда никуда и не уходил. Снова рядом не только физически, рядом духовно, и это видно по тому как чуть морщат носы рядом присутствующие из-за их вновь начавшего смешиваться усилившегося природного запаха. – Давай уедем отсюда, – предлагает Тэхен на корейском, чуть заломив брови. Чимин, даже не раздумывая, соглашается. Ему уже надоел весь этот фарс. В автомобиле они не разговаривают, но зато крепко держатся за руки так, будто, стоит только ладоням хоть на миг расцепиться, и их жизни тут же будут закончены. Так, будто от ощущения тепла рук друг друга, зависят их жизни. Больше нет той нагнетающей напряженной атмосферы, что царила в салоне по пути на прием. Сейчас здесь только чистейшее спокойствие, разбавленное каплей волнения. Им определенно предстоит разговор, как только дверь номера за спиной хлопнет, и они оба этого разговора боятся. К чему они придут в ходе него? Что решат? Как поступят? Вопросов сотни, а ответов на них куда меньше. Вот только когда они входят в свой люкс, никакого разговора не происходит. Когда они входят в свой люкс и дверь за их спинами захлопывается, номер погружается в тишину. Чимин вдыхает открытым ртом воздух и, забыв выдохнуть, поднимает глаза на застывшего напротив Тэхена. Рука сама собой в жесте неловкости поднимается и накрывает другое предплечье, плавно поглаживая вверх-вниз, пухлые губы после выдоха чуть поджимаются, а глаза отводятся куда-то в пол – смотреть на него сейчас почему-то сильно смущает. Альфа приподнимает уголок губ в полуулыбке и, осмелившись, делает первый шаг ближе к нему. Он не может перестать на него смотреть, такое ощущение, что не видел вечность, хотя на деле они каждый день видятся, они, господи, живут в одном доме, одного ребенка воспитывают и даже в браке состоят! Они априори не могут не видеться. Но эти две недели, это другое. Они вроде и были рядом, в одном доме, в одной постели порой, но по ощущениям на разных планетах. Поэтому сейчас просто видеть его, касаться его, дышать его запахом, наслаждаться его присутствием – это все совсем по-другому. Тэхен не может налюбоваться. Ему кажется, что за эти несчастные дни молчанки его Чимин преобразился, стал еще красивее, еще лучше, еще желаннее и, кажется, он полюбил его еще больше, хотя куда уже больше. Ему кажется, что его муж, нет, он знает, что его муж воплощение красоты и изящества, знает, что этот омега достоин носить корону и в драгоценных камнях купаться, знает, что любит его больше собственной жизни. Всегда казалось, больше уже некуда, а тут вот оно как получается. Оказывается, все возможно. И влюбившись однажды, снова влюбиться, и уже являясь самым красивым человеком целого мира, стать еще красивее тоже. Тэхен будет звать его причиной своего сердцебиения, ведь если Чимин исчезнет – его жизнь оборвется. Нет, физически жить альфа будет – у него все еще есть сыновья, теперь именно сыновья, – но морально он точно умрет. Его единственным смыслом станет желание поставить Хисына с Амато на ноги и обеспечить им хорошее будущее, а все остальное… Все остальное второстепенно. Без Чимина ему эта жизнь не нужна. Без Чимина жить ему больше не хочется. Поэтому он делает шаг. Сокращает последнее разделяющее их расстояние, притягивая омегу ближе к себе и вжимая в свою грудь. Чимин обхватывает руками его торс и прикрывает глаза, укладывая голову на его тело, Тэхен улыбается уголком губ и зарывается носом в так и оставшуюся идеальной укладку. Светлые волосы пахнут чистым жасмином с совсем-совсем небольшой примесью только его амириса, он вдыхает чуточку больше, позволяет своему любимому аромату проникнуть внутрь, вновь осесть на стенках легких и пробудить мирно спящего внутри себя внутреннего альфу. Ладони с, такими любимыми омегой, эстетично длинными пальцами сильнее сжимаются на его предплечьях, это причиняет ему дискомфорт, но Чимин покорно молчит, только водит нежно носом по ткани рубашки на тэхеновой груди и наслаждается. Наслаждается теплом, запахом, комфортом, долгожданной близостью. Он улыбается, чувствуя на себе его силу, чувствуя силу все еще крепко удерживаемого толстыми цепями тэхенового внутреннего альфы. Его собственный же омега внутри громко воет, почувствовав рядом свое. Чимин знает, что прямо сейчас, пока они стоят здесь в обнимку, их запахи смешиваются, снова создают для них обоих их неповторимый общий аромат, который всем и каждому будет говорить о том, что этот альфа и этот омега заняты, и заняты не кем-то там, а друг другом. Они снова сближаются, все возвращается на круги своя, и это не может не радовать. – Я так скучал по тебе, – с придыханием говорит альфа, заставляя Чимина вздрогнуть в его руках и сильнее сжать пиджак на спине. – Il mio unico e solo amore… – Baciami, – отчаянным шепотом шепчет омега, почти находясь на грани предательских слез. – Per favore baciami... И Тэхен целует. Как он может ему отказать? Как он может этого не сделать? Он целует до боли отчаянно, вкладывая в этот поцелуй все, что испытывал эти две недели, что не мог к нему прикоснуться. Он вкладывает в этот поцелуй все: и свои чувства к нему, и свою боль, свое желание и отчаяние. Альфа скользит пальцами ладони, которой приподнимал его голову, с щеки сначала за уши, запутывается в волосах и наконец останавливается на задней стороне шеи, совсем легонько сжимает, притягивая так его еще ближе, хотя куда еще ближе. Чимин кладет ладони ему на плечи, отвечает на поцелуй, закрывая глаза, позволяя слезам свободно течь вниз и каплями разбиваться о темную ткань своей блузы. Они целуются жадно, как путники, неделю шедшие по жаркой пустыне и только что дорвавшиеся до воды. Этот поцелуй настолько пропитан отчаянием и тоской, настолько жаден, что они оба сейчас задыхаются из-за недостатка воздуха и, если бы у них был выбор, они бы выбрали умереть так, только бы не отрываться друг от друга ни на секунду, только бы быть рядом даже в это роковое мгновение. В главную спальню люкса они входят точно так же, ни на мгновение не отрываясь и собирая по пути все углы своими спинами. В комнате царит полумрак, разбавленный светом светильников на тумбах и льющимся из панорамного окна светом ночного Рима. Чимин, в наполовину расстегнутой альфой черной кружевной блузе, падает спиной на постель, его волосы разлетаются на покрывале прядями, сооружая вокруг головы своеобразный диск, присущий изображениям всех святых. Альфа, потерявший пиджак по пути, отрывается от него ненадолго, смотрит в глаза, да так и замирает, пораженный его красотой. Эти светлые волосы, красиво легшие на постель, его бархатистая кожа, сияющая в льющемся из окна лунном свете, его глаза, в которых отражаются огни ночного города, словно звезды в далеком космосе, его пухлые опухшие губы, по вкусу напоминающие самый спелый и самый сочный итальянский персик... Тэхен любуется – не может не любоваться, – и в очередной раз влюбляется. Омега смотрится в этой постели донельзя правильно, также правильно смотрится и расстегнутая наполовину на нем блуза, полностью оголившая грудь, на которой этой ночью больше не останется чистого места, и достаточно свободные брюки, в которых ему сейчас тесновато, а распухшие губы – просто вершина всего. Альфа целует его снова, терпеливо расстегивает последние пуговицы, пока небольшие ладошки нетерпеливо сжимают широкие плечи, сминая в кулачках ткань рубашки. Чимин постанывает в поцелуй, раздвигая ноги шире и притягивая мужа так близко, чтобы не осталось совсем никакого расстояния. – Мой, – томно шепчет в губы Тэхен, оставив омегу совсем без одежды. Чимин зарывается пальцами в его волосы на затылке, гнет спину, стремится скорее уже слиться с ним воедино, стать одним целым и наконец почувствовать себя не только желанным, но и любимым, особенным, единственным привилегированным на получение удовольствия от самого Ким Тэхена. – До самых кончиков пальцев, каждый твой миллиметр мой и только мой, – переместившись поцелуями на шею, продолжает шептать альфа. Этот шепот заставляет мурашки пробежаться по коже омеги, он будоражит, он возбуждает, и он заставляет его простонать. Громко, не контролируя собственный голос, благо, Амато остался в Милане с Юнги и Хосоком. – Не позволю никому к тебе прикасаться. Буду каждому рискнувшему руки ломать и самостоятельно в Ад провожать. – Не будь таким жестоким, – стонет Чимин, когда супруг кусает его за ключицу. Прямо туда, где зажившая, но не пропавшая метка, та, которую ничем не свести и никак не убрать – метка принадлежности одному определенному альфе. У Тэхена тоже такая есть, омега поставил ее ему на следующее же утро после той близости, в ходе которой получил свою. – Буду. Потому что поклялся защищать тебя ценой собственной жизни, и я эту клятву сдержу, – прервавшись на мгновение, устанавливает с ним зрительный контакт и крайне серьёзным тоном говорит альфа. – Жестокость у меня в крови, она мне генетикой заложена, и ты лучше других знаешь, я не бросаю слова на ветер. Чимин, растеряв весь запал, вздыхает и присаживается на постели. Он чуть подпрыгивает чтобы вытянуть из-под Тэхена ноги и сдвинуться немного назад. – Ты это из-за Игнацио? – спрашивает, опершись руками в матрас за спиной. – Да, из-за него, – скрипнув зубами, признается Тэхен. Когда дело касается их отношений – он ничего от него не скрывает, даже то, что приревновал. – Зачем он пошел к тебе? Точнее, почему именно к тебе? – Тэхен, – закатывает глаза омега. – Не будь таким собственником. – Ты знал за кого выходишь замуж, – проводит ладонью по его нагому бедру Тэхен и улыбается. – Напомнить, что ты не оставил мне выбора? – Чимин приподнимает бровь, будто такой ответ самый очевидный из всех, какие только могут быть. Хотя, да, так и есть. – Не то чтобы я не был счастлив в браке с тобой – я очень счастлив, – прикладывает к груди ладонь омега. – Помимо любимого человека, я обрел сына и друга. Я счастлив быть твоим мужем, счастлив заботиться о тебе, воспитывать вместе ребенка, проводить время с тобой, любить тебя… Даже эти две недели ничего не изменили – я по-прежнему до чертиков влюблен и по-прежнему хочу оставаться рядом. – Я поступил по-детски, решив наказать тебя за молчание подобным образом, – вздыхает Тэхен, склонив голову. – Это моя ошибка и я полностью ее признаю. Даже Игнацио… у него гон только пару дней как закончился, а тут ты, красивый, очень привлекательный омега, которому до течки остались считаные дни, еще, к тому же, без сильного запаха альфы на теле, – почти воет он, потирая свой лоб. – То, что сегодня чуть не произошло – моя вина. Если бы я сразу, в тот же вечер к тебе подошел, и мы бы все обсудили, вряд ли бы все так получилось. Я не должен был оставлять тебя одного на эти две недели и сегодня не должен был отходить от тебя ни на шаг, знал же, в какое место идем. – Не вини себя. В этом нет виноватых, – гладит его по руке Чимин и смотрит так, как все два года смотрел – с бесконечной любовью в глазах. – К тому же, ничего не произошло, правда же? Он не ударил, не утащил из зала и не изнасиловал, даже поцеловать не успел, – маленькая ладонь перемещается на гладковыбритую щеку, поглаживает. Омега улыбается ему так по-доброму и так влюбленно, как никогда. – Давай оставим это в сегодняшнем дне и забудем? Уверен, Игнацио, как только придёт в себя, обо всем пожалеет. Самостоятельно. – Люблю тебя, – трется о его ладонь альфа. – Мой добрый и очень умный омега. – Помнишь, ты однажды за ужином перефразировал итальянскую поговорку и сказал, что вместе мы родим только любовь? – внезапно вспоминает омега. Тот вечер… Вечер, когда их отношения перешли на новый уровень. Такое не забывается. – Давай больше не будем плодить недоговоренности, ревность и страх навсегда потерять? Давай построим отношения, основанные на нас двоих, на доверии и правде? Если, конечно, ты все еще хочешь быть со мной рядом и принять в своем доме моих детей. – Нашем доме и наших детей, Чимин, – нахмурившись, серьезным тоном поправляет Тэхен. –Ничего не изменилось, я по-прежнему твой муж, по-прежнему люблю тебя. Я буквально называю тебя своей жизнью! И уже считаю Джину своим сыном, хотя я с ним ещё не знаком и ни разу не видел. – А Хисын? – А Хисын и так мой сын, как я могу его не принять? – смеется альфа. – Только мне до сих пор не понятно почему ты это скрывал. Почему не сказал сразу, зачем держал все в себе и столько времени мучился? Ты хочешь создать отношения на доверии и правде, расскажешь ли ты мне ее всю о нем? Или ещё о чем-то, о чем я не знаю? – Расскажу. Я расскажу тебе все, что ты только попросишь, – заломив брови, кивает омега, смотря на мужа своим преданным взглядом. – Моим единственным секретом было твоё кровное родство с Хисыном, теперь, когда эта тайна раскрыта, мне скрывать больше нечего. Прежде чем начать свой долгий и местами грустный рассказ, Чимин идет в ванную. За этим разговором они оба забыли о своем возбуждении и о том, что омега полностью обнажен. В ванную, кстати, его отправил Тэхен, сославшись на то, что просто не сдержится, если супруг будет сидеть рядом в таком виде и рассказывать ему о ребенке. Чимин справедливо рассудил, что он прав, и покорно отправился переодеться. Пока омега до скрипа натирал в душе кожу, пытаясь смыть с себя фантомные остатки запаха чужого альфы, его собственный заказал в номер вино, сыры и фрукты, собрал разбросанную по полу одежду, включил в спальне приглушенный свет, создав несколько романтическую атмосферу, и приоткрыл окно, впуская свежий ночной воздух. Принесенное обслуживанием отеля вино и закуски на небольшом столике-подносе, который обычно используется для подачи завтраков в постель, ставится на кровать, а сам альфа, закончив приготовления и услышав, как стихла вода, сам наконец-то переодевается. Неудобные брюки сменяются широкими пижамными штанами темно-синего, почти черного, цвета, а на голый, стараниями Чимина, торс накидывается чуть помятая рубашка, подобранная с края кровати. Тэхен зажигает пару свечей, любезно предоставленных персоналом отеля, и поворачивается в сторону ведущей в ванную двери, чтобы замереть, стоит только омеге из нее выйти. Чимин выходит из ванной в длинном до пола бордовом шелковом халате, купленном непонятно где и когда, но, видимо, недавно, потому что альфа этого халата еще ни разу не видел. Укладки на светлых волосах как не бывало – Тэхен слышал шум фена, – в них нет ни грамма лака, его волосы чистые, пушистые и вьющиеся на концах. Омега не стал ничего с ними делать, решив оставить все так, как есть, зная о любви мужа к его естественной красоте. На лице косметики тоже нет, только долговременная укладка бровей, что он сделал ещё в Милане, и все. Тэхен кусает губу, смотря на него и думая только о том, как он красив. Будто не из этого мира, как какое-то божество. А как он двигается? Пересекает несчастные пять метров до постели будто по подиуму идет, прямо держит спину, ласково улыбается, позволяет полам халата шлейфом тащиться сзади по полу. Он идет босиком, ступает по ковру, а ощущение что плывет по воздуху. Он нереально красив. Он особенный. Он не такой как все – в самом правильном смысле всех этих слов. Тэхен снова ощущает внизу тяжесть, но эта тяжесть никогда не сравнится с тем, что он ощущает внутри. А внутри него бушует ураган теплых чувств, до краев наполнивших все его тело. Чимин произносит «люблю тебя», когда наконец походит вплотную, прижимается всем своим телом к голой груди и оставляет поцелуй на губах. Тэхен кладет руку на его плечо, другую на талию, гладит тонкий бордовый шелк, смотрит в глаза и чувствует внутри только всепоглощающую нежность. От его слов, от его взгляда в глаза из-под трепещущих длинных ресниц, от его голоса и нежных прикосновений маленьких ладошек к широкой груди. Чимин льнет к нему ближе, целует нежнее, целует глубже, трется о возбуждение, сам возбуждается, себя предлагает. Тэхен продолжает гладить гладкий шелк, нагретый его распаренным после душа и наверняка покрасневшим из-за высокой температуры воды телом, прижимает к себе, почти спускает с плеч ворот халата, но вовремя останавливается. Отлипает от губ, прижимается лбом к его лбу, тяжело дышит. – Пожалуйста, не останавливайся, – слезно шепчет в мокрые от собственной слюны губы Чимин. – Ты убьешь меня, если сделаешь это сейчас. Маленькие ладошки сползают с тэхеновых плеч, омега сам развязывает свой халат, позволяет струящемуся шелку водопадом упасть с него вниз и кучей собраться в ногах. Он снова полностью нагой, портит планы супруга, опять к нему льнет, целует, встает на носочки и обнимает за шею, стараясь быть ближе. Тэхен не планировал, но сам обвивает руками тонкую талию, резко разворачивается и опускает его на постель. Как он может ему отказать? Тэхен не планировал заниматься с ним сегодня любовью, но именно этим они и занимаются, заставляя так и оставшийся на постели столик подскакивать, а ударяющиеся друг о друга тарелки с бокалами и бутылкой, звенеть. Он шепчет ему о любви, толкаясь особенно глубоко, а Чимин на выдохе отвечает: – Это было невыносимо, думать, что ты меня больше не любишь. Тэхен снова толкается, выбивает еще один громкий стон и просит такие страшные вещи больше не говорить. Скорее земля разверзнется, чем Тэхен Чимина разлюбит. Ни одна ссора, ни одно действие кого-либо из них никогда не заставит альфу его оставить. Он всегда с ним, он всегда на его стороне и даже если начнет рушиться мир, Чимин ни за что не останется в нем один. Он –причина его сердцебиения, только с Чимином рядом Тэхен по-настоящему живет, только с ним он чувствует себя живым. Как он может его оставить? Как Чимин мог об этом хотя бы подумать? – Не думай об этом. Я ни за что тебя не оставлю. Не потому, что поклялся, а потому что люблю до беспамятства. Люблю больше собственной жизни, не сомневайся в этом. Ты – мой дом. Когда ты со мной и у нас все хорошо, мне больше ничего не нужно для счастья. Только ты и наши дети. Джину, Хисын и Амато – у нас трое детей, и пусть двоих из них я ни разу в жизни не видел, я всех троих уже люблю и люблю одинаково. Когда сладостное мгновение заканчивается, так и не тронутое вино убирается на ближайшую тумбу, а разнеженный омега, усыпанный засосами с ног до головы, засыпает на не расправленной постели, Тэхен подходит приоткрытому окну в одной только расстегнутой рубашке на широких плечах и с сигаретой в руках. За стеклом открывается вид на близившийся к утру оживленный Рим, на подсвеченный Колизей, на кипы машин и толпы людей. Альфа смотрит на город, на светлое в четыре часа итальянское небо, и курит, думая о Чимине, о детях, и о том, что будет дальше. Докуривая вторую, Тэхен оборачивается, услышав шорох со стороны кровати. Чимин немного поменял позу: он все еще лежит на боку, только теперь подтянул одну ногу к груди и руки засунул куда-то под подушку. Утренний свет так красиво ложится на его еще влажную от пота кожу, он будто бы светится в темноте, как какая-то фея, такой же чистый сердцем и непорочный душой. Его нельзя обижать. Ему нельзя делать больно. Себя за его слезы Тэхен уже наказал, оставшись без его запаха, без теплых слов и без касаний. Для него, потерять этого омегу – самое страшное. Эти две недели, которые на семьдесят процентов Чимин отсутствовал в его жизни, показали, что без него – невозможно. Без него дышать трудно и жить не хочется, без него солнце не яркое, небо не голубое и море не море. Без него все не так и Тэхену такая жизнь не мила. Он запомнил ошибку, сделал выводы и решил, что больше подобного не допустит. Больше не отвернется, не уйдет, оставив его на грани истерики, и больше никогда – никогда! – не повернется спиной и не промолчит в ответ на его признание. Это же очень больно, ожидать ответ, а в итоге получать лишь молчание, но еще больнее, когда ответ ты ждешь от человека, который тебя точно любит очень давно и который уже не раз признавался. Он больше не ошибется – эти две недели стали уроком. Альфа отворачивается, снова затягивается и ищет в телефоне номер, на который за эти два года звонил достаточно часто. Этот номер уже на сетчатке глаз высекся, Ким его с закрытыми глазами может набрать. Сон Джунки отвечает практически сразу же: – Добрый день, Алдо, – слышится в трубке чуть хриплый голос хорошего друга. – Ты быстро ответил, – замечает Тэхен, а после прислушивается: где-то на фоне у Джунки слышатся звуки проезжающих мимо машин. – Неужели не в офисе? – Поехал выполнять задание руководителя отдела, – отвечает альфа. – Как у вас дела с Каллисто? Все хорошо? Не развелись? – Даже не шути так, – серьезным голосом отвечает Ким, нахмурившись. Чего это все вокруг заговорили об их несуществующем разводе? – Все нормально, – тряхнув головой, вздыхает Тэхен. – Были на приеме сегодня, повздорили с Игнацио и ушли. Каллисто спит, столько впечатлений за день. – Я даже забыл, что сегодня римский прием, – усмехается собеседник. – Так давно не был на родине… Мои меня еще не хватились? – Семья Кассано последнее время вообще не отсвечивает, но я видел вашего дона сегодня и выглядит он, мягко говоря, очень не очень. – Да, мне говорили, что старик совсем сдает позиции, но меня это уже не касается, – отвечает Джунки. Его не касается… А он, между прочим, один из главных претендентов на пост нового дона семьи Кассано. Был когда-то, по крайней мере. – Кстати, слышал последние новости. Поздравляю с назначением, будущий дон семьи Барбаро. Или, лучше сказать, «семьи Гвидиче»? – смеется он. – Вступлю в ряды твоей доблестной армии, как только ты займешь этот трон. – Винченцо, мы уважаем традиции, и я не собираюсь менять семью под себя, – вздыхает Тэхен. Он понимает, что это просто безобидная шутка, но все равно считает нужным подчеркнуть свои намеренья. Так, на всякий случай. – Барбаро – великий клан, и для меня честь хотя бы просто в нем состоять. – Да знаю-знаю, но ты ведь не просто поболтать мне позвонил? Говори, что хочешь узнать. – Как дела с нашим делом? – снова становится серьезным Тэхен. Хватит тянуть. Пора идти дальше. – Все готово? – Почти, – отвечает Джунки, с рыком обгоняя кого-то на трассе. – Закончу с заданием шефа и съезжу на объект, посмотрю, что да как. – Хочу устроить шоу через три дня, уложитесь? – Да ты с ума сошел! – удивленно восклицает Винченцо Кассано, некогда член одной из еще пару лет назад могущественной семьи, которая начала разваливаться после его побега. – Там не так мало работы, как может казаться. Мы сделали большую часть, но… – Давай без «но», – жестко отрезает Тэхен. Сколько можно тянуть? – Ускорьтесь, в чем проблема? По ночам работайте, уменьшите количество перерывов. – Здесь нельзя спешить, – вздыхает альфа на том конце. – Одно неверное движение, один неправильно подцепленный провод, и мы все взлетим на воздух. Притормози, давай, как и договаривались, подождем еще пару недель. – Я не могу больше ждать. Два года прошло, Винченцо, два года, – затянувшись, продолжает Ким. Чимин за его спиной мычит что-то во сне и тихо вздыхает, заставляя мужа к нему повернуться и даже заволноваться, что разбудил своими разговорами. – Мы готовились, даже уже начали действовать, но пора приступать к главному, – серьезно продолжает, но на два тона тише. – Я то могу, конечно, потерпеть, две недели – это не долго, но пойми, я тоже устал, Каллисто извелся, и к тому же, у Чона наши дети, один из которых, оказывается, мой родной, и я его ни разу в жизни не видел. Представь, что я чувствую? Представь, что они чувствуют, не контактируя с папой. – Ладно, мы ускоримся, – осознавая риски, все же решается Сон Джунки, видимо, где-то припарковавшись, потому что на ходу такое обдумывать просто нереально. – Но я могу не успеть вывести людей. Алдо, у нас будут невинные жертвы. – Плевать, – его хладнокровие заставляет находящегося за сотни тысяч километров альфу поежиться. Тут любой бы поежился, а тот, кто знает каким бывает Ким в гневе, давно бы замертво пал. – Вспомни кто они и чем занимаются. – Алдо, я тебя не узнаю, – почти шепчет Джунки, все еще надеясь хоть как-то его образумить. – Что Каллисто скажет, когда узнает? Твое имя переводится как «Благородный Судья», но ты не Бог чтобы вершить чужие судьбы. – Ты прав, я не Бог, – все тем же тоном, приподняв подбородок, отвечает Тэхен. – Я сам Дьявол, а это приказ. Альфа с шумом отбрасывает телефон на тумбу, делает последнюю затяжку и тушит сигарету в уже полной за последние два дня пепельнице, которую почему-то не почистили при уборке. Винченцо Кассано прав, он – далеко не Бог и права вершить чужие судьбы совсем не имеет. Он – Дьявол, великое зло и у него есть на то привилегия. Как говорится: Solo il Diavolo può sconfiggere il Diavolo. Да и к тому же, безгрешен в мире только тот, кто уже не живет.