Жизнь – аксиома. Временами нам всем может казаться, что все идет так, как запланировано, тогда мы ни о чем не беспокоимся, просто плывем по течению и живем дальше, ожидая новый день и новые события. Но когда планы обрываются и все в одночасье меняется, мы больше не ощущаем себя так спокойно. Мы начинам думать, переживать и вот нам уже кажется, что мы вовсе не на своем месте, мы всем мешаем и нас здесь вовсе никогда не должно было быть. Мы постоянно об этом думаем, загоняемся по любому поводу, заставляем всех вокруг беспокоиться, хотя на самом то деле… ничего вокруг не поменялось. Все проблемы, все нарушенные планы, все эти ощущения – это все только в нашей голове. Это все лишь результат наших мыслей, которые иногда – часто, на самом деле, – мешают нам жить.
Чимин часто задумывался о том, что находится не на своем месте, что занимает чье-то чужое, но все это было только потому, что его жизнь несколько лет назад пошла не по его выдуманному сценарию. Все изменилось в мгновенье, все планы испортились, да и сама жизнь… больше не казалась такой уж для него ценной, хотя она – самое дорогое из того, что вообще у каждого из нас есть. Он хотел жить как в сказке, со своим принцем в большом светлом замке, а получил вместо этого злого дракона и неприступную крепость. Тогда он сразился с этим драконом в схватке, пытался спасти себя и детей, но по итогу лишь запер сам себя в башне. Попыток из нее выбраться было несколько, но только последняя помогла. Правда, выбрался только он один, но ведь выбрался.
Все планы сгорели как зажженная спичка, мечтам в жизни больше не было места, а когда он готов был уже совсем отчаяться и, чтобы только остаться в живых ради собственных детей, податься в бордель и опустить себя ниже плинтуса, на горизонте появился
он. Настоящий, совсем не поддельный принц из сказок. Он пришел по первому зову, помог, снова научил мечтать, заставил себя полюбить и показал жизнь во всех ее красках. Он показал ему, что в любви и жизни существует не только жестокость. Он научил потерянного и внутри уже несколько раз умершего омегу любить и хотеть жить. Он подарил ему всего себя, свои чувства и он создал с ним семью. Он стал спасителем,
единственной шлюпкой посреди холодного океана отчаяния.
Чимин любит его. Любит всем своим на сотни слоев переклеенным сердцем. Любит, поэтому больше не сомневается. Ни в его чувствах, ни в своем законном месте по его правую руку. Здесь только он достоин стоять. Это только его одного место, и никто никогда не посмеет его у него отобрать – и Тэхена, и это чиминово место. Он думал, что его план с треском разрушился после того, как бывший муж впервые ему изменил, но оказалось, что план на жизнь омега просто начал воплощать не с тем человеком. Тэхен – тот, кто должен был быть его супругом с самого начала и тот, кто должен был занять главное место в воплощении этого плана. Все было так просто… Но Чимин не был бы Чимином, если бы не ошибся почти двадцать лет назад, просто сказав «да» не тому человеку.
Зато сейчас он, ни о чем не жалея, сидит, подперев рукой подбородок, медленно попивает из широкого бокала на длинной ножке Бароло и влюбленными донельзя глазами смотрит на своего мужа, долго и упорно что-то там объясняющего их маленькому сыну. Смотрит и не может налюбоваться. Его образ сегодня такой непривычный… На нем нет привычного, кажется, уже намертво приклеившегося и, честно, всем до жути осточертевшего, классического костюма и привычной идеальной укладки волос, которой не страшен ни ветер, ни дождь.
Волосы, в которых сегодня не было ни грамма лака, сами собой завились естественным путем из-за влажности, а свою голубую гавайскую рубашку – Чимин был кране удивлен, когда узнал, что в гардеробе супруга есть что-то такое, – альфа расстегнул на три верхние пуговицы, тем самым раскрыв свою широкую загорелую грудь, на которой омега так любит спать по ночам. Еще Тэхен сегодня надел желтые шорты, что поднимаются при ходьбе и тогда, когда он сидит, так что и сейчас они не скрывают его сильные длинные ноги. Днем, когда, по приезду, они втроем ходили на побережье дышать морским воздухом, он также надевал солнцезащитные очки и выглядел во всем своем этом образе просто бесподобно. Это было непривычно, это было необычно, так что Чимин просто не нашел подходящих слов чтобы хоть как-то еще описать внешний вид своего мужа. Причем, кажется, в шоке от таких поворотов событий был не только он один. Весь штат охраны и прислуги разделил вместе с ним удивление.
На террасе, разнося по воздуху соль, дул теплый сентябрьский ветер, раздувая еще перед отъездом из дома хорошо уложенные светлые волосы, где-то в кухне фоном тихо играла спокойная музыка, легкие до краев наполнял соленый, слегка сернистый запах с нотками водорослей, а саму большую террасу с лучшим из всех возможных видов не только на Позитано, но и на все побережье Амальфи, наполняли звуки самых обычнейших и таких уже привычных разговоров самой обычной семьи за поздним ужином.
На небе яркими красками уже во всю собирался закат, а парапет из широких колонн полметра высотой теплым светом украшали небольшие фонарики. На столе вкусно пахли блюда из местных морепродуктов, в то время, как все остальные окружающие запахи ядерной смесью мешались в носу – тут плюсом ко всему амирис, жасмин и только-только начавший формироваться совсем слабый запах фейхоа… Но ярче всего остального во всей этой какофонии запахов чувствовался именно запах
дома.
Жизнь вернулась в прежнее русло после того, как в Риме они помирились и все обсудили. Омеге даже показалось, будто те две недели разлуки их только сблизили, а правда, какой бы горькой и столько же сладкой она не была, доверие друг к другу не подорвала. По крайней мере, Чимину так казалось. Амато, гостивший три дня у дяди Юнги и Хосока, встретил их радостными воплями и долгими крепкими объятиями – они так надолго никогда в жизни не расставались.
Беременный первым ребенком Юнги в тот вечер настоял на том, чтобы они остались на ужин. Тэхен хотел отказаться по нескольким причинам. Первая: он не любит тратить время и ходить по гостям. Вторая: Амато выгостил у Чонов почти четыре дня и эти дни не могли не сказаться на состоянии Юнги. И третья, самая важная: ему ну очень хотелось поскорее оказаться дома, в своей мягкой постели с любимым мужем. Не потому, что он устал за короткий перелет в пределах страны, а потому, что его омега купил себе в Риме новое белье, которое просто не могло Тэхена не заинтересовать, а еще белые брючки, слишком хорошо обтягивающие его аппетитную попку и модельно длинные ноги.
Хосок даже присвистнул, когда Чимин, держа Амато за ручку, прошел за его собственным мужем в просторную кухню, оставив альф где-то в гостиной.
– Неплохо-неплохо, – оценивающе скользя взглядом по чужому супругу, сказал Чон, между прочим, ждущий уже через пару месяцев своего первенца. – Он красивый. Понятно, почему ты влюбился. Я бы тоже повелся на его ноги и личико, а задница у-ух…
– Я прекрасно тебя слышу, Чон Хосок! – громко прозвучало из кухни и заставило всех, кроме названного альфы, от души посмеяться.
– Не расстраивай своего мужа, Хосок, ты так долго его добивался, – успокоившись, толкнул друга в плечо Тэхен. – А вообще, я в Чимина влюбился не из-за этого. Внешность, она второстепенна.
– Да знаю я, – отмахнулся Хосок. – Думаешь, я Юнги полюбил из-за смазливого личика и сладкой улыбки? Нифига, – помахал головой он, а потом подсел ближе и почти шепотом произнес: – Я влюбился в его глаза. Ты же помнишь, как мы познакомились? Я тогда выпил, гнал по небольшой улице где-то в спальном районе и чуть было не сбил маленького терьера, когда на дорогу выбежал он, – улыбаясь из-за воспоминаний того вечера, что разделил его жизнь на «до» и «после», рассказывал альфа. – Он злился на меня, что-то кричал, но в где-то в глубине себя он весь буквально светился из-за того, что смог спасти собачонку, – стоило только Чону упомянуть собаку, как мимо альф, тяжело дыша, пронесся небольшой черный шотландский терьер. Хосок не мог в очередной раз не улыбнуться, когда, сделав круг по гостиной, Фидель подбежал к нему и начал проситься на руки. Это тот самый пес, что свел их с Юнги вместе. – У меня язык не поворачивался что-то ему ответить – я просто смотрел в его глаза и буквально видел через них красоту его души, равную красоте этих глаз. Возможно, то была истинность, которую мы оба сразу почувствовали? Не знаю точно, но я не ошибся. У Юнги и правда очень добрая и красивая в этой своей доброте большая душа.
– Истинность не влияет на любовь, – со знанием дела ответил Тэхен. – Да, так повелось, что истинные пары, несмотря ни на что, все равно всегда воссоединяются, но посмотри вокруг. Нас окружает множество неистинных пар, которые так же счастливы. Истинность – не причина любви, – словно какой-то профессор, начал вещать свою лекцию Ким. – Это, скорее, просто приятное дополнение? Не знаю… Когда он меня отверг, приятной мне наша истинность уже не казалась. Я считал ее нашим общим проклятием, – опустив глаза, продолжал он. – Поэтому сейчас, если бы у меня была возможность загадать только одно желание, которое с вероятностью в сто процентов бы исполнилось, я бы загадал для нас с ним вечность, которая сберегла бы нас для других вселенных. Мы бы жили вечно и нам бы не пришлось после смерти перерождаться в новых вселенных, снова друг друга искать, если это судьба, и снова страдать. Мы были бы счастливы… Раз и навсегда.
Чимин и Юнги слышали весь их разговор в точности до каждого слова. Амато за обе щеки уплетал предложенное дядей печенье, пока папа стоял у входа в комнату, склонив голову и сгорбившись, коря себя за всю причиненную мужу боль. Беременный омега гладил его по спине, успокаивал, шепча почти на ухо: «ты не виноват». Но кто тогда виноват? Чимин столько боли Тэхену за всю жизнь причинил, столько, сколько не прощают, а он ему все-все простил. Каждый грех, каждую ошибку, каждую, даже маленькую, оплошность. Тэхен простил ему все, а теперь еще и такие слова говорит. Вечность… Он хочет загадать вместе с ним вечность, чтобы им не пришлось больше переживать всю эту боль, чтобы не пришлось больше страдать. Такой благородный… И такой безрассудный.
– Золотце, ты слышишь, о чем мы говорим? – вырывает из воспоминаний Тэхен, легко дотронувшись раскрытой ладонью его сжатой в кулак небольшой кисти.
– Слышу, – кивает Чимин, выпрямляясь на стуле. Амато смотрит на него приподняв бровь. Что-то последние дни его папа начал часто витать в облаках.
– Хм, – хмыкает альфа, растянув губы в ласковой улыбке. Его омега такой милый, когда начинает теряться в пространстве и времени, если его резко выдернуть из розовых мечт. Снова влюбился после проведенных в римском отеле трех длинных ночей? – Мы говорили о занятиях Амато со сверстниками. Что ты об этом думаешь? Достаточно ли часов мы берем, или стоит увеличить количество?
– Думаю, что Амато нужно чаще быть вместе с детьми своего возраста, – перестроившись на серьезный лад, отвечает омега, переплетая с альфой пальцы, а свободной рукой протирая испачканную щеку ребенка салфеткой. – В его возрасте это необходимо. Через год ему уже идти в школу, а нормального общения ребенок не видел.
– Что ты подразумеваешь под нормальным общением? – хмурит брови Тэхен. – Джеймс возит Амато в Милан два раза в неделю, он занимается в классах три часа разными предметами, на переменах играет с детьми. Думаешь, не достаточно? Это как репетиция перед школой, только вместо пяти дней в неделю – два.
– Можно уменьшить количество часов, но увеличить количество дней, – предлагает омега. – Не думаю, что два дня ему достаточно. Все остальное время Амато сидит дома со мной и няней, но, пойми, это не то, – объясняет он, чуть сильнее сжимая чужую руку. – Мы не заменим ему других детей, общение с которыми ему необходимо. Амато не ходит в детский сад, не ходит на кружки и секции. Только занятия корейским и эти развивающие уроки вместе со сверстниками – все. Этого мало.
– Извини, если надавлю на больную мозоль, – заломив брови, начинает альфа. – Но Джину и Хисын. Как часто они занимались чем-то подобным?
– Я старался делать все для того, чтобы они были в социуме, – отвечает Чимин, вздохнув. – Кружки, секции, развивающие занятия, сад… Часто оставлял их в компании детей партнеров компании моего отца, если они были хотя бы примерно одного и того же возраста. Только мы с ними тогда жили в городе, а наш с вами дом загородом.
– На самом деле, когда ты только начал мне говорить о том, что Амато нужно больше общаться со сверстниками, я начал искать пути решения этой проблемы, – признается Тэхен. – Даже задумывался о том, чтобы вернуться в город. Тогда нам всем было бы проще: мне до работы недалеко, Амато смог бы чаще играть с детьми, а тебе бы не пришлось постоянно мотаться туда-сюда в такую жару, как была этим летом. Я даже собирался уже распорядиться чтобы нам подготовили апартаменты, но астма…
– Кстати, про астму, – вдруг реагирует Чимин и поворачивается к ребенку, заговорив на итальянском: – Как себя чувствуешь? Голова не кружится, в груди ничего не болит, нос нормально дышит?
– Нормально, – отвечает Амато, вызывая на лицах родителей ласковые улыбки, а после просит папу положить ему еще немного ризотто.
Тэхен, сжимающий под столом ингалятор и готовый в любую секунду прийти на помощь, теплым взглядом смотрит на взаимодействия своих омег и не может нарадоваться тому, что они так сблизились. Это просто чудо какое-то, иначе как еще можно назвать то, что его сын настолько сильно любит его мужа, что не просто зовет, но и принимает его как своего папу, про биологического даже не спрашивая?
Он называет Чимина своим родным папой, ведь уже даже в таком возрасте понимает, что родители – это не те люди, которые зачали и родили ребенка – это те, кто его воспитал. И Тэхен надеется, что когда-нибудь, через годик, возможно, они соберутся за этим столом уже впятером, а Джину и Хисын, подобно Амато, его самого назовут своим отцом. Он не будет настаивать, не будет подталкивать, но ему будет очень и очень приятно, если когда-нибудь это произойдет.
Альфа купил эту виллу с видом на цветные домики Позитано и побережье Амальфи совсем недавно – каких-то два месяца назад, тогда же и запланировал этот их небольшой сентябрьский отпуск, не поставив супруга в известность. Это подарок. Эта вилла у моря – подарок его дорогому супругу, который море любит так, как, наверное, даже Тэхена не любит.
Позитано – город, в котором они встретились спустя много лет и договорились заключить брак, город, в котором началась их история с чистой страницы. Город, который приютил Чимина и спрятал от лишних глаз, дав возможность двум истинным наконец-таки встретиться. Тэхен решил, что подарить здесь ему место для отдыха будет отличной идеей и он не прогадал. Выбрал одну из самых больших вилл, нанял лучших дизайнеров и, периодически подглядывая за тем, какие картиночки супруг сохраняет в свой пинтерест, превратил обычный дом, в дом мечты своего омеги. Не прогадал, кстати.
– Что врачи говорят? – спрашивает Чимин, вспомнив, что сегодня рано утром муж и сын съездили в клинику на очередную явку. – Приступы уже не такие частые, она не идет на спад?
– Его здоровье сейчас получше, но не стоит расслабляться, – отвечает альфа, бросая на занятого ризотто сына короткий взгляд. – На следующей неделе выпишут новый препарат, попробуем, должно начать сходить на нет.
– В следующем году в школу, даже представить не могу как будем его водить…
– Постоянно кататься из дома в Милан и обратно тоже не вариант – выхлопные газы никто не отменял, а в городе с астмой жить вообще нелегко, – вздыхает Тэхен, нежно поглаживая чужие костяшки. – Жаль, я не могу защитить его от всего этого…
– Тэхен, мы найдем выход, – накрывает их сцепленные ладони своей второй Чимин. – Может, с возрастом она станет переноситься легче.
– Не знаю, мы всех возможных врачей уже прошли.
– Я не думаю, что это нельзя вылечить. В нашем мире буквально нет ничего невозможного.
– Но он ребенок. Многие методы лечения подходят только взрослым, не детям, – вздыхает альфа. – Тем более мы…
– Синьор Ким, – прерывает альфу подошедший бодигард, которого, Чимин точно помнит, что видел у ворот виллы. Тэхен, резко поменявший выражение лица, смотрит на подошедшего максимально серьезным взглядом. Просто так, из-за какой-то мелочи дежурящие внизу охранники точно бы не поднялись и уж точно бы не прервали их семейный ужин. – Прибыл омега на белом мустанге, – полушепотом, наклонившись ближе к альфе, говорит бодигард. – Требует впустить его сюда и очень хочет увидеться с Вами.
– Выпроводите его, – приняв суровый вид, говорит Ким.
Альфа даже не думает, не выносит предположений – ему не нужны подтверждения. Он и без них догадался кто именно стоит за входной дверью. Белый мустанг, отсутствие воспитания, какие-то требования… Ему знаком только один омега, считающий себя пупом земли и думающий, что ему все двери открыты. Только один омега на его памяти мог позволить себе подобную наглость! И видеть этого омегу Тэхен не желает, потому что тогда, стоит тому войти в дом, он не сдержится и просто порвет его на куски. То, что он сделал невозможно простить.
– Он никогда не понимал намеков, так что скажи ему прямо о том, что видеть его здесь никто не желает, – пригубив вино, продолжает альфа, сжимая под столом кулаки. – И пусть забудет дорогу ко мне.
Бодигард, чьего имени Чимин до сих пор не запомнил просто потому, что не так часто телохранители при нем обращаются друг к другу по именам, со своим так и не изменившимся максимально серьезным выражением лица кивает и разворачивается на каблуках, уже было собираясь пойти выполнять распоряжение босса, но резко останавливается, когда омега, желая задать вопрос, хватает его за рукав.
– Это Дарио Риччи? – серьезным голосом с максимально серьезным лицом спрашивает. Альфа, косясь на Тэхена, нехотя кивает. – Повремени пока с выполнением приказа моего мужа, – говорит на итальянском, а потом, перейдя на корейский, снова обращается к мужу: – Может хотя бы выслушаешь его? Не просто же так он вдруг объявился и пытается с тобой встретиться.
– Я не хочу даже о нем думать, не то, что видеть и слышать, – кажется, даже не думая рассматривать предложенный омегой вариант, продолжает Тэхен, складывая на груди руки. Он не рассматривает иной вариант. Дарио сюда не зайдет. – Паоло, выполняй приказ.
– Нет, Паоло, стой, – останавливает только двинувшегося было в сторону выхода бодигарда омега. Чимин тяжело вздыхает, принимая серьезно настроенное на победу в этой схватке лицо и, приподняв подбородок, испытывающее смотрит на мужа. – У него есть к тебе чувства, – как бы самому не было больно от этих слов, как бы ни не хотелось, чтобы Тэхен с ним встречался спустя столько лет, Чимин не может оставить все так. Он понимает Дарио как никто другой и, в силу своего все такого же большого и доброго сердца, просто не может поступить по-другому. Они похожи и от этого никуда не деться. – Пойми, он…
– Чего стоят его ко мне чувства, когда он чуть было не убил собственного ребенка? Нашего общего с ним, на тот момент, ребенка, – твердо, но по-прежнему так спокойно отвечает Тэхен. Он плотно сжимает челюсти, тяжело дышит, его глаза мечут молнии, а на лице вовсю играют желваки – злится. Ему явно не нравится то, что муж вступается за его бывшего, более того, даже просит здесь за него и уговаривает, зная свое на альфу влияние. Пользуется своим положением, если проще, но не в свою пользу. – Что бы он там не испытывал, для меня мой ребенок намного важнее. Я могу простить многое, ему мог простить многое, тебе вообще простил не прощаемое, но, если кто-то покусится на моих детей, а у меня их трое, – уточняет Ким, заставляя омегу проглотить воздух. – Я, не задумываясь, просто снесу тому голову. Поэтому в его интересах не попадаться мне на глаза.
– Но он влюблен в тебя! – выкрикивает в сердцах Чимин, все-еще продолжая зачем-то отстаивать право Дарио на встречу с Тэхеном. Альфа на это действие только приподнимает бровь, мол: «ну и что?». Он правда не понимает зачем его муж, зная о том, что этот омега сделал, все еще пытается так яро отстаивать право Риччи на встречу. Ладно хоть не с ребенком! – Он до беспамятства влюблен. Он не понимает, что творит из-за своих чувств, а ты делаешь ему больно, выставляя за порог.
– А мне он не сделал больно, когда оставил младенца на холоде? Мне он не сделал больно, когда сбежал и забрал не только свои вещи, но и вещи Амато? – спокойным голосом спрашивает Тэхен, выделяя только слово «мне» более высоким тоном. – Он не сделал больно, когда заставил меня думать о том, что он увез моего ребенка непонятно куда, в неизвестность, куда-то за тысячи километров? – он смотрит прямо в глаза, а после отводит взгляд куда-то на море и, усмехнувшись, продолжает все также спокойно, но более тихо. – Говоришь, ему больно из-за того, что я выставляю за порог… – Тэхен поджимает губы, снова смотря в глаза мужа. – А мне не было больно, когда я, не понимая, что, где и как произошло, объехал пол Милана и, словно полоумный, бегал по парку, который значит для меня слишком много? То, что из-за моих отказов чувствует он, никогда не сравнится с тем, что чувствовал я, когда думал, что навсегда потерял своего, на тот момент единственного, ребенка.
– Не спорю с тобой насчет того, что ты чувствовал. Более того, я полностью согласен с тем, что твои чувства в тот момент были намного ужаснее того, что он чувствует сейчас, но все же… – пытается подобрать слова омега, домиком заламывая брови и теряя всю уверенность. – Ты лучше кого-либо знаком с тем, какого это, быть отвергнутым, и ты знаешь насколько это больно, – сглотнув, таки договаривает он, снова чувствуя бесконечную вину. – То, что он сделал, не поддается прощению, но все-таки… Он не видел сына почти шесть лет, не знает, как он дышит, как питается, живет… – чувствуя то же самое, но к своим детям, пытается объяснить Чимин. – Он скучает по вам обоим, я увидел это в его глазах, когда мы встретились. И еще в них я увидел себя, – совсем тихо добавляет, заставляя альфу опустить взгляд на столешницу. – Разве он недостаточно расплачивается за свою ошибку? Ты лишил его родительских прав, общения с сыном, еще огромную компенсацию взыскал… Ты оставил его практически без всего и не планируешь это все ему возвращать, но хотя бы раз ты можешь пойти на уступки. Попробуй его хотя бы выслушать…
Тэхен закрывает глаза и тяжело выдыхает, еле слышно скрипя зубами. Не хочет. Не хочет даже думать о чем-то таком. Его бы воля – он бы приказал вынудить Риччи навсегда покинуть страну, но не сделает этого. Не поддастся чувствам. Он не хочет его видеть, не хочет слушать, что-то понимать и чувствовать его приторный запах. Он хочет его навсегда забыть и стереть из головы его образ, все свои о нем воспоминания. Тэхен его ненавидит настолько же сильно, насколько любит Чимина и только из-за этих своих чувств к мужу, из уважения и из желания угодить он принимает решение, которое, если бы не супруг, никогда и ни за что бы не принял.
– Сокджин-ши, – громко зовет где-то через минуту. Уголки губ Чимина еле заметно дергаются – победа. – Я делаю это только ради тебя, – обращается к мужу, повернув голову, а потом, стоит только дворецкому, словно из ниоткуда, появиться рядом, снова говорит с ним: – Отведи моих омег наверх, – просит дворецкого. – Паоло, проводи Дарио Риччи в гостиную. И распорядись чтобы два-три бодигарда поднялись сюда. Одного отправишь к омегам наверх, второго поставь здесь, на террасе, третьего в гостиной. Когда впустите Дарио на территорию виллы, не спускай с него глаз. Выполняйте.
– Синьоры, – обращается омегам дворецкий, как только Паоло отправляется выполнять приказ, а самый главный здесь альфа поднимается на ноги, собираясь пойти в гостиную.
– Я не пойду наверх, – на корейском говорит мужу Чимин, складывая руки на груди и явно не собираясь оставлять его наедине с бывшим. Альфа приподнимает бровь. – Кто-то же должен сдерживать тебя от совершения необдуманных поступков.
– Сокджин-ши, – вздохнув, снова обращается Ким к дворецкому. – Уведите ребенка. Не знаю, что ты задумал, – острым взглядом смотрит на Чимина, как только Сокджин и Амато ступают на лестницу. – Но, если ты думаешь, что после этого разговора я начну относиться к нему хоть чуточку лучше, прощу, или, еще хуже, позволю увидеть ребенка, – он останавливается, поджимает губы и машет головой. – То ты очень сильно ошибаешься. Ничто в этом мире не заставит меня его простить. Даже твое, моя драгоценность, желание. Я никогда его не прощу и с Амато видеться не позволю, как бы ты того не хотел.
– Напомнить тебе, что я об этом никогда не просил? – шепчет в самые губы нагнувшегося ближе супруга Чимин и целует. На самом деле, это и поцелуем то назвать сложно – он просто касается его губ на мгновение, дразнит зверя, и тут же отстраняется, игриво улыбаясь. – Я попросил просто его выслушать и не выставлять за порог вот так сразу, а не все то, что ты только что наговорил.
– В любом случае, ты и это подразумевал, – приподнимает в насмешке уголки губ альфа.
– Подразумевал, – кивает омега. – Настолько хорошо меня знаешь, или наконец научился читать мысли?
– Такое бывает только в сказках, – пропускает смешок Тэхен и подает супругу руку. – У вампиров там каких-нибудь.
– Еще они умеют перемещаться в разные места, в которых уже бывали когда-то, а в ночь красной луны буквально звереют, из-за чего людям лучше держаться от них подальше в радиусе километров двадцати, чтобы уж наверняка не учуяли, – принимает его ладонь Чимин и, ни на секунду не отпуская, проходит вместе с мужем в кухню.
Кухонная, гостиная и столовая зоны на этой вилле совмещены в одну большую комнату, что занимает весь первый этаж. Одна из стен здесь полностью застеклена и имеет два выхода на большую террасу с бассейном, где они сегодня и ужинали. Первый этаж выполнен в более теплых оттенках, чем второй. На полу светлый, приближенный к бледно-желтому цвету сосновый паркет, на полу, перед мягким светло-серым диваном лежит ковер с длинным ворсом на два тона темнее, на нем кофейный столик, выполненный полностью из тонкого стекла, с первого взгляда не особо безопасный, когда дома есть ребенок, но на деле достаточно крепкий чтобы не быть им случайно разбитым. На диване белые и светло-коричневые подушки, этакие яркие пятна, большой плазменный телевизор перед ним висит на стене, выполненной из широких бамбуковых плит.
Прямо за диваном располагается столовая зона, состоящая из одного длинного стеклянного стола на широких ножках, выполненных из непонятного омеге материала под дерево, и шести больших полукруглых белых стульев со слитыми подлокотниками и спинкой. Кухонный гарнитур здесь, как и стены, белый, только столешница у него из светло-серого мрамора. С высокого потолка по всему первому этажу на подвесках разной длины свисают разного размера крупные сферы – это такие лампы, которые мерцают, стоит солнечным лучам из окон на них попасть, а если их включить вечером, они создадут невероятно романтическую атмосферу.
На второй этаж ведет лестница с высокими стеклянными перилами и ступенями, оформленными бамбуковым паркетом. Там ничего удивительного: три комнаты, одинаковых по размеру, но абсолютно разных по дизайну. Дальняя – спальня четы Ким. Там все по минимуму: серый паркет, две стены бежевого оттенка, другие две полностью из стекла, как и потолок, большая кровать, две тумбы, два светильника, туалетный столик в углу, шкаф и читальная зона, состоящая из торшера и одного одинокого кресла. Другие две комнаты располагаются ближе к лестнице – это детская и гостевая. Все.
В целом, планировка этого дома очень похожа на планировку той виллы, что в предместье Милана и где они на постоянной основе живут, но все равно отличается. Например, здесь не такая большая территория во дворе, маленький гараж, всего на три автомобиля, а из зелени только газон по обе стороны от широких каменных плит, ведущих от самых ворот к главному входу, три пальмы по одну сторону от входной двери и несколько кустов по другую – все. Мало, конечно, но многого им тут и не нужно, все равно они не так уж и часто будут сюда приезжать.
Внутренний дизайн, как и внешний, разительно отличается от того, что в предместье Милана. Там вилла больше, территория огромна, да и выполнено все полностью в современном стиле. Там преобладают темные оттенки, главный цвет серый, а здесь корона у белого. Тэхен купил эту виллу для Чимина, нанял дизайнера чтобы он оформил все в его стиле, так что неудивительно, что здесь преобладает именно его цвет.
Ему хотелось сделать мужу подарок. Чонгук лишил омегу его недвижимости, счетов в банках с крупными суммами и в целом всего. У Чимина ничего не было, когда он пришел просить помощи, и пусть теперь у них с Тэхеном все имущество общее, включая даже то, что не было приобретено в браке, альфе все равно хотелось, чтобы у мужа было что-то свое. Что-то, во что он сможет смело вкладывать деньги, оформлять по своему желанию и вообще делать все, что вздумается, не спрашивая разрешения, пусть оно ему никогда и не требовалось.
Альфа, зная о его любви к морю, специально купил ему виллу именно здесь, у моря и в ценном для них обоих маленьком городке. Он хорошо постарался для того, чтобы его удивить. Он все предусмотрел и, вместе с дизайнером, которому доверял все свои апартаменты и виллы, сделал для него идеальный дом, в котором точно захочется находиться. Чимин тут пробыл всего один день, он еще даже не все углы рассмотрел, не каждую поверхность погладил, но, черт, уже до беспамятства влюбился и уже готов назвать эту виллу произведением искусства. Потому что, а как иначе? Его муж слишком хорошо его знает.
Альфа проходит в гостиную зону и, отпустив его руку, с тяжелым вздохом опускается на диван. Он, в своей голубой гавайской рубашке и желтых шортах, выделяется ярким пятном на фоне спокойных светлых оттенков и это заставляет Чимина, прошедшего к винному шкафу, невольно заулыбаться. Его муж идеален даже в такой, несколько нелепой, совсем непривычной глазу одежде, которую в обычной жизни никогда не наденет.
Кажется, даже если он мешок на себя натянет, он и в нем будет выглядеть идеально, и в нем будет источать ту мужественность, что буквально сочится из его пор, будет точно также внушать уверенность одним своим взглядом.
Они такие разные, но в то же время такие похожие. Например, в своем необъяснимом желании бесконечно касаться, дышать одним воздухом, делить на двоих ночи, дарить губам поцелуи… Они одинаково сильно поломаны, одинаково криво склеены и до боли одинаково влюблены. Они близки, они невероятно сильно близки и счастливы, но надолго ли? Надолго ли вся эта их близость? Надолго ли все это счастье?
Ничего не длится бесконечно и у всего есть свой конец. Какой он будет для них? А будет ли? Вдруг им невероятно повезет после всех пройденных испытаний, и они наконец смогут расслабиться? Вряд ли, но все-таки… Чимину бы так хотелось, чтобы они были вместе вечность, пусть рядом с ним даже она коротка. Ему бы так хотелось, чтобы Тэхен целую вечность любил его столько же сильно, как сейчас, а сам омега любил бы его точно также в ответ. Также сильно, также искренне, также безумно. Они были бы до бесконечности счастливы и сберегли бы себя для следующих жизней, не позволили бы себе переродиться и проходить все испытания заново, они могли бы…
– Ты тоже читал ту книгу? – вдруг сбивает поток мыслей Тэхен. Чимин, немного потерявшийся в пространстве, переспрашивает. – Книгу. Про вампиров. Ночь красной луны только в одной описывается.
– А, да, – кивает омега в кухонной зоне, откупоривая для мужа новую бутылку бурбона. Он не просил, но омега и без него понимает, что без наполненного на два пальца тумблера с парочкой кубиков льда эта встреча не обойдется. Муж, кстати, не возражает. – Только ее, по-моему, каждый читал. Там же про истинных из разных сословий, король, его принц-консорт… Сказка.
– Мне мама читала в детстве, – откидывается спиной на спинку дивана альфа и берет из рук тихо подошедшего супруга тумблер, делая первый глоток. Чимин присаживается рядом, с бокалом вина. – На самом деле, эту сказку мало кто знает. По крайней мере, в Италии и Америке кого не спроси, каждый ответит, что впервые слышит, чего не скажешь о Корее. Наверное, это потому что она оттуда пришла?
– Вряд ли, – машет головой омега, в то время как супруг ставит свой тумблер на подставку на столик и одной рукой пододвигает его к себе ближе за талию, а другую кладет на обтянутое кремового цвета тканью бедро. – Действия ведь происходили в средневековом замке, который по описанию больше похож на европейский.
– Герои носят корейские имена, – хмыкает альфа, зарываясь носом в его светлые волосы. – Ёсан и Сонхва, если мне не изменяет память.
– Ну и что? Быт описывается не корейский, – продолжает Чимин. Он наизусть знает каждую строчку этой сказки. – Может автор просто…
– Синьор Ким, – прерывает омегу вновь вошедший Паоло. Чимин тяжело втягивает носом воздух, слишком четко чувствуя приторный запах засахаренной сливы. – Дарио Риччи.
Паоло, объявив гостя, отходит чуть в сторону и из тени прихожей, как в каком-то фильме, подняв подбородок, медленно выходит сам Дарио. Его отросшие уже до плеч темные волосы собраны в небрежный хвост на макушке, горчичного цвета рубашка с длинным рукавом заправлена в тонкие светлые брюки и расстегнута аж на четыре верхние пуговицы, из-за чего хорошо оголяет его светлую грудь. Не он ли чуть больше двух недель назад говорил что-то Чимину про вырез и то, что он совсем не знает Тэхена и его предпочтения в одежде омег?
Он хорошо держится, не удивляется, не нервничает и ничего не говорит даже когда замечает рядом с альфой Чимина, который наверняка знает, что морально ему очень и очень сейчас тяжело. Чимин знает и вот он как раз-таки удивляется, потому что этот омега непробиваем. Кажется, в каком бы состоянии он не находился, как бы больно или тяжело бы ему не было, он все равно всегда будет выглядеть стильно при любых обстоятельствах. Чимин бы на его месте, скорее всего, давно запустил бы себя, забил бы на привычные блузы и брючки, влез бы в толстую худи, ходил бы везде в ней и жалел себя. А Дарио, он совсем не такой. Кажется, что бы не случилось, ничто не заставит его изменить себя и свой стиль в одежде, он всегда будет одет с иголочки.
Дарио держит лицо, не позволяет ни единой эмоции на нем проскользнуть и что-то испортить. Его глубокий взгляд, пробирающий, наверное, до самой души всей той болью, что таится на дне его глаз, направлен только на Тэхена, им он прибивает альфу к одному месту и не дает пошевелиться.
Ким даже задержал дыхание на какое-то время из-за этого взгляда, но быстро пришел в себя. Он видит его впервые после стольких лет, смотрит на него, повзрослевшего и внешне не сильно изменившегося, собственным взглядом заставляет чуть склонить вниз голову и отвести глаза. Его ничего не возьмет. Тэхен, даже не выпустив наружу свою альфа-сущность, своего волка, может заставить каждого здесь, невзирая на вторичный пол, склонить голову и подчиниться. Он хорошо собой управляет. Он хорошо себя контролирует, и он точно знает, что делает.
Тэхен чуть приподнимает уголок губ, когда Дарио опускает глаза в пол, и пропускает тихий смешок, заставляя омегу снова на него посмотреть. Тот будто отмирает в этот момент и, снова приподняв подбородок, но на этот раз опустив ниже плечи, подходит ближе к дивану, останавливаясь перед стеклянным столиком.
– А что так несмело? – лезет под кожу Тэхен, прищурив глаза и потянувшись к отставленному на столик холодному тумблеру, уже успевшему покрыться конденсатом, капли которого, подобно каким-то драгоценным камням, красиво переливаются в свете последних закатных лучей солнца. – Я смущаю? Две недели назад, когда ты без приглашения вошел в мой дом, ты вел себя в нем как хозяин, что изменилось теперь?
– Прекрати, – шепотом просит Чимин, дергая мужа за рукав гавайской рубашки.
– Почему я должен? – поворачивается к нему альфа и бросает хмурый взгляд, заставляя омегу чуть сжаться и опустить голову, как Дарио ранее. – Не я пришел в чужой дом, начал там качать права и унижать чужого супруга.
– Я не унизил его, – встревает Дарио. – Я просто сказал ему правду, – продолжает, задерживая на мгновенье дыхание и изучая взглядом человека, которого столько лет не видел, и которого так долго хранил в своем сердце. Он не изменился. Все такой же мужественный, все такой же сильный и, черт, такой же чертовски красивый. Даже в этой нелепой гавайской рубашке, которая совсем не в его стиле, даже в этих дурацких желтых шортах всего лишь до середины бедра и даже… с этим, совсем не подходящим ему, а сегодня даже по стилю противоположным, омегой. – Что пугало рубашка от Гуччи лучше не сделает, – говорит и с грустью замечает то, как сильно Ким сжимает кулаки. Когда Дарио при нем унижали – альфу никогда это не беспокоило. – И что выглядит он слишком вызывающе для тебя, ты ведь не любишь, когда твой омега слишком сильно открывает свое тело.
– Ты никогда не интересовался тем, какой стиль одежды омег мне нравится, откуда тебе это знать? – вскидывает брови Тэхен. – Мне, к твоему сведению, нравится, когда мой омега не стесняется открывать малые части своего тела, особенно, когда он делает это для меня. Тело моего мужа совершенно, я его буквально боготворю, а ту блузу с вырезом я купил ему сам.
– Пять лет назад мне казалось, что я знаю о тебе все, – отведя глаза куда-то вбок, продолжает Дарио. – Но сейчас я понимаю, что не знаю и, оказывается, никогда о тебе ничего не знал.
– Лет десять назад, когда предлагал тебе вступить в отношения, мне казалось, что ты нормальный, – улыбается Тэхен, покивав, и разводит руки. – Оказалось, что я ошибся. Я даже смотреть на тебя не хочу, не то, что слушать, – за мгновение стирает с лица какие-либо эмоции альфа и указывает рукой на сидящего в углу дивана потерянным щенком мужа. – Ты сейчас стоишь здесь из-за него. Это он, несмотря на вашу первую встречу, несмотря на тот раздрай, что из-за твоего появления произошел в наших с ним отношениях, уговорил меня тебя выслушать. У меня нет никакого желания видеть тебя, я не хочу чувствовать даже твой запах, поэтому переходи к делу и не тяни. Зачем ты пришел?
– Я… пришел признаться тебе, – закусив нижнюю губу, отвечает Дарио и переводит на альфу, который никогда не станет его, полный печали взгляд. – Не думаю, что это что-то изменит, но я уже просто устал носить все в себе, – продолжает и, неожиданно для всех, падает на колени. Где-то у лестницы задерживает дыхание и рвущийся из груди громкий «ох» застывший в смятении Ким Сокджин, передавший ребенка на попечение няни. – Каждый омега раз в жизни умирает в мужчине, но не каждый говорит об этом вслух и не каждый называет место своей могилы, – цитирует известного автора он и заламывает домиком брови. Чимин чувствует здесь себя лишним, пока альфа, не изменив выражение лица, просто ровно смотрит на гостя. В воздухе начинает витать его раздражение. – Моя могила – ты. Ты единственный человек, из-за которого я начну улыбаться даже тогда, когда мне до бесконечности плохо. И я никогда не смогу возненавидеть тебя, твое имя, твой запах, и я никогда не скажу, что жалею о тех долгих ночах, что мы провели вместе, пусть и думал ты тогда вовсе не обо мне, – откровенничает он, полностью игнорируя наличие в комнате посторонних. – Твое присутствие в моей жизни навсегда останется в самых ярких обломках моей памяти, и я никогда это не забуду.
– Ближе к делу, – раздраженно шипит Тэхен и складывает на груди руки, раздражаясь не только из-за того, что не хочет слушать его бред, а из-за того, что этот бред слышит сейчас его муж и не ясно как потом будет на это все реагировать. А Чимину вообще плевать на то, что Дарио там говорит. Он смотрит только на альфу и ему очень хочется погладить его по предплечью, хоть как-то успокоить, показать, что рядом, но он не лезет. Муж сейчас слишком сильно напряжен и предугадать тот момент, когда он взорвется просто невозможно. – Бросай философствовать.
– Мне бы хотелось когда-то стать тебе нужным… – шепчет Дарио и Чимин замечает, как в уголках его накрашенных глаз собираются слезы. Видимо, силы уже на исходе. – Я всегда думал, что ты тоже любишь меня! Я думал, что интересен тебе! Думал, ты готов дать мне шанс, думал, готов перейти к следующему шагу и создать со мной семью, но ты просто плыл по течению, – выговаривается он, помахивая головой. – Ты ничего не хотел… Ты нежно касался меня, ухаживал, делил постель, я думал, что ты любишь меня, что забыл наконец-то его и переключился, но нет. Шесть лет назад я думал, что твои чувства ко мне просто немного остыли и ребенок поможет нам сблизиться и вернуть все назад, но как же я тогда ошибался… – склоняет голову омега и дает первым слезам скатиться по впалым щекам. Чимин заламывает брови и накрывает кончиками пальцев свои собственные губы, чтобы не дать себе громко сочувствующе охнуть. – Когда родился Амато, ты полностью перешел на него. Ты отдал ему всего себя, ты видел только его, и тогда я подумал, что ты окончательно меня разлюбил, а потом оказалось, что ты меня вообще никогда не любил, – пропускает смешок Дарио, заметив, как напрягся Тэхен после упоминания сына. – В один прекрасный момент я понял, что сам все выдумал. Твои чувства ко мне, привязанность, ухаживания, свидания, ночи… Оказалось, у тебя ничего ко мне не было, а все то, что между нами было – лишь плод моего воображения и желание видеть особенное там, где ничего такого в принципе не может быть, – он останавливается на мгновение, вытирает слезы и вскидывает уверенный взгляд. – Вот только это
у тебя ничего не было, а у меня то было. Чувства к тебе буквально разрывали меня изнутри, и я не знал, что мне с ними делать. Не знал, что делать с годами, которые взращивал к тебе эти чувства, с одинокими ночами, потраченными на мечтания о тебе, твоих руках, твоем голосе. Я не знал, что делать, но точно знал, что мне очень хочется, чтобы ты стал моим навсегда…
– Поэтому ты решил спрятать ребенка и сбежать, – кивает Тэхен, зло поджав губы. – Нет, подожди, поправочка:
убить моего ребенка и убежать. Крайне глупое решение, я тебя никогда не держал.
– Ты не можешь судить мой выбор! – выкрикивает Дарио. – Ты никогда не испытывал моих эмоций!
– Он ребенок, – рычит альфа. – Он не виноват в том, что у него такие родители и ты не имел никакого права втягивать его в свои игры. Какой из тебя папа после этого? Как ты смеешь после такого заявляться в дом, где он живет, качать права и называться его родителем?! – кричит Тэхен. Чимин тяжело выдыхает и прикрывает глаза, но тут же распахивает, после того как муж не очень нежно дергает его за предплечье. – Вот. Вот кого он не просто зовет, но и считает своим вторым родителем, – продолжает и, видимо, поняв, что сделал, осторожно поглаживает пальцами нежную кожу, на которой уже завтра расцветет некрасивый синяк. – Вот, кто его настоящий папа. Не ты, который поставил чувства выше жизни собственного ребенка, а Чимин, который, несмотря на то, что с ним произошло, несмотря на то, что лишился своих детей, его растит как родного и никак не показывает того, что забота о чужом ребенке, пусть он и делает это по собственному желанию, причиняет ему невыносимую боль, – на повышенном тоне объясняет, заставляя мужа вновь опустить голову. – Он свои чувства заткнул и все два года, что мы в браке, воспитывает со мной моего сына, которого мы зовем и даже считаем уже нашим общим. Вот, кто заслуживает называться его настоящим папой. Он, не ты. Так что не смей даже вскользь упоминать то, что Амато твой сын, пусть биологически это так.
– Я понимаю, что совершил непоправимую ошибку! – тоже повышает голос Дарио, даже не обращая внимания на сжавшегося в своем углу Чимина, который сидеть здесь, при этом разговоре, вовсе не должен. – Я понимаю, что это непростительно и я, правда, раскаиваюсь. Я тысячу раз уже пожалел о том, что сделал, но Амато…
– Ты
не раскаиваешься, – ровно и твердо отвечает Тэхен, находясь уже на грани. Еще чуть-чуть и он просто вцепится в эту тонкую шею и к чертям ее переломит. – Ты, может и жалеешь, но точно не раскаиваешься. Я вижу это в твоих бесстыжих глазах. Тот, кто сильно желает подняться наверх, придумает лестницу*. Ты же решил просто упасть вниз и, если бы тебе снова пришлось сделать выбор, ты поступил бы точно так же, – спокойно говорит он. Как в суде, когда цель процесса –потопить неугодного Барбаро человека. – Ты знаешь, что у него развилась астма после того случая? Знаешь, что из-за этого мы не можем облегчить себе жизнь и уехать в Милан, поэтому и живем в его предместье у леса? Знаешь, что у нас в каждом автомобиле, в каждом углу и в каждой чертовой сумке лежит по несколько ингаляторов? Знаешь, что он задыхается, когда сильно волнуется, бегает вместе с другими детьми или занимается с ними прочими активностями? Хоть что-нибудь знаешь о его жизни? Знаешь о том, что он не ходит в детский сад, вместо этого несколько раз в неделю катаясь в город на занятия со сверстниками? Знаешь, что он уже учит корейский и скоро начнет заниматься английским? Знаешь, что его любимая книга: «Маленький принц», любимые блюда: равиоли с грибами и паста фарфалле с тунцом, а любимый десерт – панна-котта по рецепту Адриана Кетгласа? Знаешь о том, что он умен не по годам? – задает не требующие ответа бессмысленные вопросы для никогда не интересовавшегося ребенком человека Тэхен. – Не знаешь… Ты ничего о нем не знаешь. И это не потому, что я выиграл суд и поставил тебе запрет на общение с ребенком. Это потому что ты сам никогда им не интересовался, – сам отвечает на все вопросы альфа. – Амато почти шесть лет, и за все это время ты ни разу не позвонил, не приехал, не попытался хоть как-то узнать о том, жив ли он сейчас вообще после твоей выходки, а сейчас ты говоришь о том, что раскаиваешься… Самому не смешно? – не весело, а, скорее, крайне грустно улыбается он. – Раскаянья в тебе ноль целых и ноль десятых, а я больше не желаю слушать твой бред. Наша жизнь – целиком и полностью лишь результат нашего выбора. Ты в свое время выбрал: избавиться от ребенка, сбежать на родину и жить счастливо без каких-либо обязательств. А я сейчас выбираю вариант: закончить весь этот цирк. Ты – нежеланный гость ни в одном моем доме, тебя ни под каким предлогом внутрь не пустят, так что можешь больше не пытать удачу и не приходить. Я не хочу тебя видеть, – встает на ноги альфа и обращается к пытающемуся слиться со стеной бодигарду: – Паоло, проводи омегу на выход.
– Позволь мне хотя бы увидеть его! – кричит ему в спину Дарио, стоит только Тэхену от него отвернуться и отправиться в сторону лестницы. – Хотя бы раз… Просто посмотреть. Он ведь и мой сын тоже.
– Тебе он не сын, – сквозь зубы шипит альфа, резко повернувшись. Чимин, предчувствуя надвигающуюся бурю, тут же подскакивает с места. Никогда он еще не видел Тэхена настолько не сдерживающим себя, настолько раздраженным и злым. Даже когда он рассказал ему про Хисына, Ким не настолько разгневался, пусть он ему этого просто не показал. – Ты не имеешь на него никаких прав, суд тебя их лишил! Амато только мой и Чимина ребенок. Возьми любой документ и увидишь, там черным по белому это написано!
– Успокойся, пожалуйста, – дрожащим голосом просит вцепившийся в руку за одно короткое мгновение подбежавший Чимин. Тэхен на него даже не смотрит – он гневным взглядом выжигает в Дарио дыру.
– Ты усыновил его? – пораженно шепчет биологический папа Амато, смотря на Чимина, и машет головой, вдруг начиная громко, сквозь слезы, смеяться. Порой смех – единственное, что остается в подобных ситуациях, поэтому омега его не осуждает. – Не верю… У тебя же есть дети, зачем тебе чужой?!
– Папа, отец, – вдруг раздается детским голосом за спинами Кимов. Глаза обоих за мгновение расширяются до размеров орбиты, и они одновременно оборачиваются к лестнице, на последней ступеньке которой, цепляясь за стекло перил, стоит Амато. – Почему вы кричите?
– Малыш, – неловко улыбается ребенку Чимин и сглатывает застрявший в горле комок. – Ничего такого, мы просто…
– Амато, – вдруг зовет рассматривающий сына Дарио. Он так вырос… И стал так похож на Тэхена внешне, просто его маленькая копия. – Амато, я твой…
– Сокджин-ши, – громко перебивает омегу Тэхен. Дворецкий через секунду появляется возле лестницы. – Уведи ребенка наверх, я сейчас подойду, – он тяжело дышит, сжимает зубы и кулаки чтобы ничего не наговорить и не сделать. – Убирайся, – в итоге шипит змеей он, стоит только Сокджину вместе с Амато скрыться на втором этаже. – Убирайся и не смей больше никогда возвращаться. Езжай туда, где прятался эти пять лет, и никогда больше не попадайся мне на глаза, потому что, клянусь, в следующий раз
даже маленькая ладонь моего омеги меня не сдержит, и я просто сверну твою тонкую шею.
Тэхен резко выдергивает руку из хватки Чимина и уходит наверх, оставляя своего бывшего и нынешнего в одном помещении. Ким прикрывает глаза и втягивает носом воздух, пока Дарио где-то на фоне истерично смеется.
– Никогда не думал, что человек может быть настолько влюблен, – кивает он и трет ладонями лицо. – Ты буквально
его все. Если бы я знал, что осознавать это будет так больно…
– Любовь начинается с роз, а заканчивается шипами, – цитирует Фредерика Бегбедера Чимин и бросает на омегу пустой взгляд. – Жаль, что ты понял это только сейчас.
– А мне не жаль, – машет головой Дарио. – Я смог увидеть все своими глазами и убедиться… Да и к тому же, никогда не поздно понять, что пошел не по своей тропе, – он грустно улыбается, смотря на него, и встает на ноги. – Прощай, Ким Чимин. Надеюсь, вы будете счастливы. Ему я желаю только этого, даже после всех этих резких слов.
– Не приходи больше, – громко говорит ему в спину Чимин. – Он ведь и правда не сдержится.
– Spero di non vederti più, – впервые за весь разговор заговаривает на итальянском Риччи.
– Reciprocamente.
Как только Дарио, под чутким руководством идущего с ним плечом к плечу Паоло – одним из личных телохранителей Тэхена, – наконец-таки покидает виллу, только тогда Чимин спокойно выдыхает и, одернув полы своей хлопковой рубашки, медленным шагом направляется на второй этаж в гробовой тишине. Сокджин, уведя ребенка, куда-то подевался, а все остальные разбежались по углам, словно мыши, и сейчас наверняка обсуждают весь прошедший концерт. Тут же такие страсти! Похлеще всяких сериалов будут. Если бы только все это не было настолько трудно и так тяжело…
Шаги по не такой уж и длинной лестнице кажутся ему вечностью, а тяжесть внутри отзывается тяжестью в ногах, она будто бы прибивает к ступеням бедного омегу, на которого с ритмом цунами нахлынывают чувства Тэхена. Альфа сейчас крайне взбешен, но он оставляет холодным рассудок и, судя по тому, что омега не находит его в их спальне, успокаивается в детской, рядом с сыном, который наверняка уже успел задать ему тысячу вопросов про неизвестного омегу, который в гостиной сидел на коленях. Амато Дарио видел – Чимин успел заметить какой-то короткий проблеск узнавания в его взгляде еще там, внизу, когда только взрослые обратили на ребенка внимание. Он что-то почувствовал, в этом нет никаких сомнений. Должно быть, родную кровь?
Чуть приоткрыв дверь в просторную детскую, омега заглядывает внутрь и замечает там как его муж, которому, вообще-то, лучше бы побыть сейчас одному в обнимку со своим любимым бурбоном, играет в детские игры с Амато и всячески пытается его веселить, пока у самого в душе воют ветра. Омега наблюдает за ними примерно с минуту и улыбается, тихо прикрывая дверь. Отец и сын настолько увлечены, что даже не заметили его присутствия. Ну и пусть. Так даже лучше… Тэхену сейчас нужно побыть с сыном – встреча с бывшим явно перевернула весь его устоявшийся мир с ног на голову.
Чимин возвращается в спальню, из остекленных стен которой открывается панорамный вид на море. Он недолго стоит возле стекла, сложив на груди руки и рассматривая закатное небо, окрасившееся сегодня в ярко-фиолетовый цвет, и о чем-то думает. Наверное, о том, что появление сегодня Дарио здесь, перевернуло с ног на голову не только мир альфы, но и их всех. Не только Тэхен, но и Сокджин был крайне недоволен его возвращению.
Еще три недели назад, когда только до старшего омеги дошли вести о приезде Дарио на виллу, он тут же сорвался со своих выходных и вернулся на работу, чтобы убедиться, что с Чимином, которого он уже считает не просто другом, а своим младшим братом, все в порядке. Но когда он приехал, в хозяйской спальне омега нашел совсем не того, кого два дня назад там оставил. Чимин, которого Сокджин встретил в предместье Милана больше не был похож сам на себя. Он не улыбался, больше уже не казался веселым, радушным и таким уж счастливым, как раньше. Омега больше не видел в нем того прекрасного мальчика, которого он сам, синьор Ким и подобранный им психолог, так долго вытаскивали из скорлупы. Он выглядел побитым, но не снаружи, а где-то внутри. Сокджин, влетевший в чужую спальню даже не успев переодеться или хотя бы снять куртку, увидел в нем загнанную крысу, застигнутую врасплох где-то вдали от своей уютной норы.
– Что произошло? – судорожно вдохнув, произнес дворецкий.
– Ничего такого, о чем стоит переживать, – дернув уголками губ в попытке улыбнуться, ответил Чимин, отвлекшийся от своих страданий.
– Если бы это было что-то, о чем не стоит переживать, ты бы сейчас не выглядел так, будто умер, воскрес, а потом снова умер, – вздохнул Сокджин и, стянув с себя легкую куртку, смело прошел вглубь чужой спальни и присел на кровать. У него сегодня выходной, а здесь он не в качестве дворецкого, а в качестве
друга, поэтому он вполне может позволить себе такую наглость. – Ты кажешься таким печальным… Расскажешь?
Чимин вывалил на него все. И про Дарио, и про свои чувства, и про Тэхена, про его правду и ее последствия. Он ушатом воды опрокинул на человека, которого зовет другом, все, что произошло за несчастные пару дней, а Сокджин внимательно его слушал, злился из-за того, что омега молчал, краснел от негодования, но не перебивал и давал выговориться. Дворецкий всегда был хорошим слушателем, а еще он был хорошим другом, поэтому, пусть где-то внутри больно кольнуло от того, что Чимин и от него скрыл правду о своем втором сыне, он ничего ему не сказал и никак это не прокомментировал. В конце концов, его – как это произносится в Корее? Тонсен? – его маленький тонсен не такой уж и маленький, ему буквально под сорок, так что он имел полное право даже от него что-то скрыть. Это печально конечно, но это совсем не повод злиться на него или как-нибудь обижаться.
– И теперь он не разговаривает со мной! – сквозь слезы, говорил Чимин. – Уже второй день. Мы никогда так долго не молчали рядом друг с другом. Хотя, что там молчать… Он меня даже не трогает! Никак! Вообще ко мне не прикасается ни в каком смысле. Будто я воздух, или меня вообще здесь нет, – размазывая по щекам слезы и задыхаясь от всхлипов, продолжал изливать душу омега. Сокджин крепко сжимал его свободную руку. – И мне так больно, от того что он меня игнорирует. Это так по-детски! Но он имеет на это право. То, что испытываю я, никогда не сравнится с тем, что испытывает сейчас он. Наверное, он считает себя сейчас обманутым, преданным… Ему так сейчас больно… Я вижу это в его взглядах, которые он иногда на меня бросает украдкой, – шмыгнул носом Чимин. – Но мне тоже больно, – резко переменившись в лице и отведя взгляд, бесцветным голосом продолжил. – Это никогда не сравнится, но мне тоже больно было от него это скрывать, а потом признаваться. Он меня наказывает своим молчанием, своим, пусть не физическим, но отсутствием, и от этого мне тоже больно, потому что я его люблю. Люблю так, как никогда никого не любил, и я не хочу его отпускать. Как бы там ни было, что бы не произошло, я его не брошу и от него не уйду, – перевел серьезный взгляд на друга Чимин. Его глаза опухшие, красные и зареванные, но серьезные. Если дело касается их отношений – омега никогда не шутит. – Хах, это все так похоже на сон… Вот только во сне такого не бывает. Во сне не чувствуешь боли – прежде, чем ее ощутить, просыпаешься.**
Чимин выглядел таким печальным в этот момент, Сокджин не нашелся с ответом. Ким Сокджин, у которого богатый словарный запас, Сокджин, который всегда поддерживает, успокаивает и всегда знает, что сказать, сидел рядом с ним, поглаживал его руку и не знал, что ответить. Его язык будто приклеился к небу, от чего омеге было не по себе. Так тяжелы были чиминовы чувства. Так тяжела была окутавшая его со всех сторон печаль из-за скрытой еще два года назад правды.
Печаль – особое чувство, при встрече с которым мы просто беспомощны. Она напоминает окно, открывающееся само по себе***, и она же является воздухом, в него проникающим. Можем ли спастись от этого воздуха? Только если закроем окно, но даже тогда они, эта печаль и этот воздух, останутся в помещении. От нее никуда не деться и никуда не сбежать, ее остается только переждать. Со временем она, как свежий воздух из самостоятельно открывшегося окна, сливается с обычной жизнью, а после совсем пропадает. Говорят, время лечит, но это сущая ложь – время убивает только печаль, а след испытанного из-за нее страдания, шрамом остается на всю дальнейшую жизнь. Это не забывается, это становится уроком, который запоминается навсегда.
– Боль всегда хочет, чтобы ее чувствовали, – смотря куда-то в пол, вдруг заговорил в тишине Сокджин. – Она стоит рядом и нашептывает тебе на ухо о своем вечном присутствии, она – твой постоянный соратник на поприще жизни и от нее никак не избавиться. Она всегда рядом, – подняв на омегу глаза, продолжил дворецкий. – Поэтому даже во сне тебе от нее не сбежать.
Возможно это были не самые правильные слова, но именно они стали тем рычажком, который завел механизм и вырвал Чимина из плена страданий. Сокджин провел с ним не долго, только пару часов, а после уехал домой, выполнив свою миссию. Его тонсен не замкнулся, повеселел и решил приложить все усилия для того, чтобы вернуть себе своего альфу. Омега вывел его из пелены отчаяния и беспокойства о том, на что он никак больше не может повлиять.
Правда раскрыта, решения приняты, осталось только вернуть жизнь молодых супругов к прежнему ритму, а с этим они и без него могут справиться. Сокджин им здесь больше не был нужен, поэтому, вручив миссию по спасению отношений омеге, чьи отношения и нужно было спасать, он со спокойной душой поехал к своему мужу, зная, что два ребенка, заключенные в телах взрослых людей, все равно рано или поздно помирятся. Это был лишь вопрос времени, ну и, наверное, уровня их упрямства.
Чимин не долго рассматривает красивое небо и море, окрасившееся в такие же ярко-фиолетовые краски. Сокджин прав – от боли никуда не сбежать. Тэхену больно сейчас, после этой встречи, и он очень боится за их ребенка, поэтому и проторчит в детской, наверное, весь оставшийся вечер, а после придет к нему в спальню. Амато не поможет альфе пережить бурю внутри, единственный для него в этом помощник – Чимин. Они как одно неразделимое целое и только когда они рядом друг с другом, им становится легче, так что у Тэхена просто больше нет вариантов, кроме как прийти сюда.
Ну, а пока альфа занят зализыванием открывшихся ран и играми с сыном, Чимин решает заняться работой и еще хотя бы на пару-тройку страниц приблизиться к завершению своей книги. Он взглядом пробегается по всем поверхностям в комнате, ищет свой ноутбук и, найдя его на одной из тумб, идет в постель. Омега с ногами забирается на большую кровать, включает компьютер и ставит его себе на колени, собираясь заняться делом. Хотя, «собираться», далеко не значит «начать что-то делать», потому что по итогу он около часа листает свои социальные сети, просматривает инстаграм-аккаунт Джину и Чонгука, находит на парочке их фотографий повзрослевшего за два года Хисына и горько улыбается, понимая, что пока что имеет возможность увидеть своих детей только так – через дурацкий экран на фотографиях в дурацких социальных сетях.
Заходя на сайт своего издательства, омега натыкается на пару рекламных статей корейской прессы. Они изменили цель – Пак Чимина, сбежавшего от мужа и бросившего детей на произвол судьбы почти больше не обсуждают. По крайней мере, статьи о себе он в интернете встречает сейчас крайне редко.
Кстати, петиция о запрете для него въезда в страну не сработала и дело даже не в том, что он получил гражданство Италии. Пусть Чимин сейчас гражданин обеих стран одновременно – и Кореи, и Италии – это не причина. Петиция была отклонена, потому что нарушает его человеческие права. Какая разница как он поступил и что сделал, если никакой закон не нарушил и депортирован не был, пусть никак не может быть депортирован из своей родной страны в принципе. Сторонники Чонгука в этом скандале только проделали лишнюю работу, собирая подписи.
Пусть в суде Чон лишил его прав на детей, но он, даже с помощью своих поклонников и огромного количества денег, не смог закрыть ему въезд в страну, от гражданства которой омега не отказался. Это было глупо – пытаться идти против законов и как-либо лишать его права вернуться домой, даже если Корею домом Чимин давно не считает. Его дом там, где Тэхен, и все. Точка.
Когда спустя пару часов работы над книгой он идет вниз чтобы выпить воды, то во всей вилле уже потушен свет и стоит нерушимая тишина. Чимин осторожно спускается по ступеням, цепляясь ладонями за перила и стараясь особо сильно не шуметь, чтобы случайно никому не помешать. На первом этаже слабым светом подсвечиваются мелкие лампочки на свисающих с потолка сферах и небольшие светильники, расставленные на полках и разных поверхностях для заполнения пустого места, а из панорамных окон гостиной открывается вид на темно-синее небо, ярко светящую полную луну на котором постепенно закрывают собой облака. Омега задерживает на ней взгляд и чуть было не падает, но вовремя хватается за стену, а после трясет головой, снимая наваждение. И что это было?
Чимин встает на носочки чтобы дотянуться до верхних полок кухонного гарнитура, легонько, почти невесомо, нажимает на дверцу чтобы та приоткрылась и достает ближайший стакан. Он разворачивается к барной стойке, со стуком опускает его на столешницу и, начав искать взглядом графин с водой, в которой плавают кусочки различных цитрусовых, случайно натыкается взглядом на террасу, где они сегодня ужинали. Там слабым светом подсвечивается парапет и бассейн, а в дальней части террасы, перед этим самым бассейном на лежаке сидит Тэхен, низко опустив голову. Чимин приподнимает брови, пытаясь понять точно ли там его муж и что делает, но мало что может рассмотреть в темноте.
Забыв по жажду, омега тихо подходит к панорамным окнам со стороны гостиной и останавливается прямо за спиной своего альфы. Он уже наблюдал за ним, точно так же исподтишка, чуть больше двух недель назад. Тогда муж на него злился, был в нем разочарован и сжирал себя заживо из-за него, а сегодня причиной его самокопаний является далеко не Чимин. Это должно радовать, но только поселяет тяжесть в душе. Дарио своим появлением взбороздил в нем старые раны, снова пошатнул их и без того шаткий мир, разделенный лишь на двоих. Он все испортил. Из-за него начались все проблемы. Но точно ли он один виноват? Или виноваты все трое? Сложный вопрос.
Чимин наливает воду в стакан и тихо уходит, никак не обнаруживая свое присутствие. Он не будет к нему лезть. Не будет мешаться хотя бы сейчас и даст возможность самостоятельно все обдумать и принять какое-либо решение. Тэхен взрослый мальчик и нянька рядом ему не нужна. Лучше уж омега побудет нянькой для их сына и уложит того спать, потому что время уже давно перевалило за одиннадцать, да и Амато уже не раз заходил в его спальню, зовя родителя читать ему сказку.
– Папа опять не придет? – смотрит грустным взглядом Амато, когда только один Чимин входит в детскую и садится на край кровати.
– Он занят, солнышко, – улыбается ребенку омега, проводя рукой по вьющимся волосам. – Но, как только освободится, обязательно зайдет и поцелует тебя.
– Я тогда уже буду спать? – спрашивает маленький Ким и в ответ получает лишь неуверенный папин кивок. Амато тут же начинает хмурить бровки и дуть губы – обижается. – Почему он не может отвлечься и просто пожелать мне спокойной ночи? Это же не долго! И не трудно!
– Иногда взрослые не могут просто отвлечься и что-то сделать, как бы сильно того не хотели, – отвечает Чимин, отводя от сына свой грустный взгляд. – Давай почитаем? На чем мы там в прошлый раз остановились?
Амато засыпает быстро – Чимин даже не дочитывает и половины главы. Он улыбается, смотря на уснувшего сына, проводит своей небольшой ладонью по его волосам и убирает их со лба только для того, чтобы оставить на нем поцелуй, уже ставший традицией. Омега поправляет его одеяло, убирает книгу на полку и, выключив светильник, тихо выходит из детской, оставляя ребенка наедине со сном и светлым небом итальянского побережья. Направляясь в свою спальню, Чимин бросает со второго этажа короткий взгляд на террасу и тихо вздыхает, заломив брови – Тэхен все еще там, курит и пьет.
Решив не зацикливаться и не грызть самого себя чувством вины, Чимин берет с туалетного столика свою косметичку с кремами, которую не успел днем разобрать, и направляется в ванную. Оставив косметичку у раковины и достав из нее только шампунь с гелем для душа, омега расстегивает пуговицы рубашки, позволяя ей скатиться с тонких плеч на пол, а после к ней же отправляет брюки. Он решает принять теплый душ и, хотя бы десять минут, ни о чем не думать.
Дверца душевой бесшумно открывается, за ней также тихо включается вода, а Чимин, встав под струю, приподнимает лицо к потолку, чтобы вода мочила не только его волосы. Он прикрывает глаза, позволяя тяжелому вздоху сорваться со своих пухлых губ, и отключает мозг. Хватит уже думать и бессмысленно беспокоиться по поводу того, на что он никак не сможет уже повлиять.
Вода теплыми каплями скатывается вниз, смывая с него весь этот день, все переживания и мысли. В голове – пустота, внутри – буря, которую, как ни крути, никак уже не успокоишь. Но даже не смотря на нее, эту бурю, Чимин, не успев еще намылить шампунем волосы, уже потихоньку расслабляется, опуская вниз плечи и горбя обычно всегда ровную спину.
Он почти уже засыпает под теплыми струями, как вдруг резко всем телом вздрагивает, стоит только знакомым, но сейчас слишком холодным рукам неожиданно обнять его со спины. Тэхен, наплевав на контрасты температур, плотно жмется к нему сзади всем своим нагим телом, зарывается носом куда-то в его межключичную ямку, прямо туда, где расположена метка принадлежности омеги одному определенному альфе, и выдыхает, обдавая воздухом распаренное теплой водой омежье плечо.
Чимин чуть покачивается из-за всех этих действий и тогда сильные руки, опустившись на его грудь и живот, плотнее прижимают его спиной к широкой груди. Он накрывает их своими ладонями, осторожно поглаживает длинные пальцы и опускает голову на чужое плечо. Тэхен тем временем за спиной тихо постанывает, оставляя поцелуи-бабочки на его острых плечах и, кажется, совсем не замечает, ну, или попросту игнорирует довольно сильно мешающую во всей этой ситуации воду.
– Прекращай, – тихо произносит Чимин, протягивая руку и таки ослабляя напор воды. Муж бормочет ему что-то отрицательное в ответ. – Ким Тэхен…
– Я соскучился, – в самое ухо шепчет. – Даже сейчас, когда ты рядом, когда ты буквально в моих руках, все равно скучаю.
– Давай просто примем душ, – отвечает омега, не выражая ни коим образом, кроме, разве что, слов, свое несогласие. – Успокойся, пожалуйста.
– Не хочу, – говорит Ким и, оставив последний невесомый поцелуй на выпирающем позвонке, разворачивает супруга лицом к себе. – Хочу, не переставая, целовать тебя. Хочу прикасаться к тебе непрерывно. Хочу клясться в любви каждому твоему пальчику, каждой прядке волос, каждому вздоху… Я так люблю тебя, что…
– Это похоже на безумие, – тяжело дышит Чимин, когда муж кусает его нежную шею.
– Это называется «счастье», – почти рычит Тэхен, скользя руками по его позвонкам, по лопаткам и медленно спуская их ниже, на подтянутые ягодицы. – Оно ведь заключается именно в этом: в желании касаться только одного человека, в желании признаваться в любви каждой его, даже маленькой и незаметной детали и при этом понимать, что кроме него, вот такого для тебя самого идеального, никто больше не нужен.
– Ты прямо философ, – стонет омега, решая больше не дурачиться и не пытаться мужа от себя оттолкнуть.
– Стараюсь, – смеется альфа и подхватывает супруга на руки, заставляя его заулыбаться и тоже чуть посмеяться. – Думаю, душ можно будет принять чуть попозже. Тем более, ты не очень-то против.
– Соглашусь, пожалуй, – улыбается Чимин, одной рукой цепляясь за сильную шею, а другой убирая намокшие волосы с лица мужа. – Давай, альфа, покажи, как ты меня любишь.
Тэхен целует его, перехватывая под ягодицами поудобнее и, локтем выключив воду, специально покачивая свою ценную ношу и получая за это крепко вцепившиеся в плечи чужие пальцы и испуганные вздохи на ухо, выходит из ванной. Плевать ему на красивый закат, на панорамные окна, с наружной стороны не зеркальные, на то, что их нагие тела может кто-то увидеть, и на все остальное. Пусть видят. Пусть знают. Они любят друг друга, и они счастливы, а это намного важнее всего остального.
***
Тихий шелест перелистываемых книжных страниц неимоверно успокаивал. Из панорамных окон с видом на море лился яркий дневной свет, а из открытого выхода на террасу – слабый ветерок с запахом соли. Чимин сидел на диване в коротких шортах и длинной нежно-нежно голубой тэхеновой рубашке в тонкую светло-розовую двойную вертикальную полоску, поджав под себя ноги.
В гостиной почти неслышно работал кондиционер, Амато играл где-то на заднем дворе со своим няней, Тэхен работал в своем небольшом кабинете, а сам омега читал новую интереснейшую книгу. На стеклянном кофейном столике остывала поставленная на блюдце фарфоровая чашка зеленого чая с мелиссой, ветер с террасы периодически развивал выпавшую из завязанного на макушке хвоста вьющуюся белую челку. Тишина и покой – вот чего так не хватало в последние дни.
Чимин, нежно касаясь подушечками пальцев бумаги, тихо переворачивает страницу и, не отвлекаясь от чтения, разминает затекшую шею. Сколько он уже здесь сидит? Часа два, наверное, а прочел всего лишь почти половину. Омега включает экран телефона и смотрит на время: четвертый час. Время близится к вечеру. Скоро уже нужно будет собираться и идти на прогулку с семьей, они ведь каждый вечер, что проводят в Позитано, стабильно ходят гулять по коммуне и изучают окрестности. Чимину здесь нравится. Чимин обожает это место. Здесь он чувствует себя хорошо, тут рядом любимое море, любимый Тэхен, сын и, самое главное, покой.
Покой, который злостно нарушают зашептавшиеся вдруг за спиной горничные. Чимин громко вздыхает в царящей вокруг почти тишине и этим вздохом заставляет молодых девушек на пару минут замолчать. Пониманием прозрачных намеков они, увы, не отличаются, наверное, поэтому снова начинают шептаться, как только эти пару минут бесследно проходят. У омеги ближе к вечеру всегда обостряется слух, так что ему не создает труда расслышать их диалог:
– Это же он, правда?
– Конечно, он. У него же фамилия «Пак» была в прошлом.
– Паков на Земле множество.
– Ну, не скажи. Таких как он, разведенных с двумя детьми и сбежавших в чужую страну –единицы, если не только он один.
– А он еще не знает?
– Не знает. Иначе не был бы таким спокойным.
– Может, тогда стоит ему рассказать? Это же не просто так, да и с ним неразрывно связано.
– Ага, а если он не должен это знать? Синьор Ким нам тогда головы открутит. Он за этого омегу и его покой под пули, не задумываясь, подставится.
– Если вы думаете, что начнете шептаться, встав за моей спиной, и я этого не услышу, то вы глубоко ошибаетесь, – не отрываясь от книги и держа лицо максимально беспристрастным, вдруг прерывает их надоедливый шепот Чимин. И откуда только такие непонятливые взялись? – Не нужно забывать о том, что мой вторичный пол дает мне куда больше возможностей, чем вам ваш единичный, – с хлопком захлопнув книгу, поворачивается к девушкам он. – Чего замолчали? – подняв брови, интересуется. – Что такое секретное обо мне знаете вы, но чего не знаю я?
– Синьор Ким, это… – начинает одна.
– Не пытайтесь оправдаться, – в останавливающем поток слов жесте поднимает ладонь омега. – Я слышал в точности каждое слово.
– Вы не читаете новости? – серьезно удивляются горничные. – Все новостные порталы буквально кишат этими заголовками. Откройте любой и сами во всем убедитесь.
Чимин хмурится. Какие такие еще заголовки? Что он успел упустить, всего два дня не пользуясь интернетом? Омега тянет руку к телефону, оставив девушек в покое и больше не напрягая их своим недовольным взглядом, и открывает итальянский новостной портал, который все время читает.
«Крупный взрыв на втором в мире транзитном порту принес гибель более сотни человек»,
«Южная Корея лишилась своего главного порта» ,
«Гибель сотни человек в крупнейшем перегрузочном центре Северо-Восточной Азии».
Чимин листает заголовки статей друг за другом, лишь мельком пробегаясь глазами по краткому содержанию, и изо всех сил стараясь нормально дышать.
«Порт Пусан», «взрыв», «сотни погибших» – особенно выделяются и, на сегодняшний день, наверное, являются самыми упоминающимися в интернете. У омеги ни с того ни с сего начинают трястись руки, он смахивает и смахивает вверх новости, но все равно видит одно и то же. И это только итальянский новостной портал…
Он заходит в корейский поисковик и почти сразу же понимает, что совершает ошибку. Лучше бы он не поворачивался к горничным, лучше бы вообще в это не лез. Лучше бы он не знал… Потому что, стоит только ему залезть в новости Южной Кореи, куда он не залезал уже два года, как ему в лицо больно прилетают подобные заголовки:
«Взрыв в порту Пусан контейнеров «Jeon Industry» не был случайным, причастен ли к этому сбежавший супруг председателя?»,
«Акции «Jeon Industry» потерпели небывалое со времен основания компании падение в цене, совпадение, или хорошо продуманный план сбежавшего в Италию мужа, от которого два года ничего не было слышно?»,
«Мультимиллиардер Чон Чонгук потерял миллионы после взрыва в порту. Кто виноват? Бывший супруг или его богатый любовник?».
Они обвиняют его. Они снова вешают всю вину на него одного даже в том, к чему он ни коим боком никак не причастен. Как они это себе представляют? Как он, находясь в Италии и даже не имея представления о том, что там происходит с бизнесом бывшего, вдруг, спустя два года тишины, подорвет его контейнеры и унесет жизни сотни человек? Как он это сделает?
Да, Чимин хочет отомстить. Да, он хочет, чтобы Чон за все поплатился, но не таким способом. Он бы никогда не позволил пострадать невиновным! Это только их с Чонгуком война и другие люди тут не причем. Он бы просто не смог… да и ресурсов, и возможности у него такой нет. Хотя… Омега задумывается на минуту и тут же крепко сжимает челюсти, стараясь хоть так себя отрезвить.
Вдох-выдох, прикрыть глаза, отчистить мысли. Да, у него нет возможности подорвать чоновы контейнеры, почти лишить страну главного порта и унести жизни сотен людей. У него нет, но он хорошо знает того, у кого есть. Он слишком хорошо знает человека, чьи руки окроплены чужой кровью по локоть. Этот человек буквально дарит ему этими же руками тепло, он его ими ласкает и делает самым счастливым. Чимин очень хорошо знает человека, который не побоится убить и не побоится сделать что-то столько же масштабное. Хорошо знает, потому что он с этим человеком буквально живет, спит и дышит с ним одним воздухом, который они делят на двоих, и этот человек его собственный муж.
Чимин громко выдыхает и разминает затекшую шею. Книга отправляется на столик, а сам он резко встает, расправляя плечи, и заставляя застывших за спиной горничных крупно вздрогнуть. Что-то Ким Тэхен немножко берега спутал и полномочия свои прилично превысил. Они так не договаривались. Они это не обговаривали.
Омеге все два года казалось, что он в этой операции главный руководитель, но оказалось, что он так, всего лишь пешка. Альфа, оказывается, возложил на свои плечи не только стратегию, но и руководство, ни разу не посоветовавшись. Разве не Чимин тут главная жертва? Разве не его это месть? Почему тогда он занимает второстепенную позицию, тогда как должен, как раз-таки, всем этим руководить?
– Ким Тэхен! – он входит в небольшой кабинет мужа без стука и какого-либо желания заранее оповестить его о своем приходе. Он просто входит, сразу начав повышать тон, и грозными шагами подходит к почти потопившему себя под бумагами мужу. – Признавайся, это твоих рук дело?
– Что? – подняв на омегу уставшие глаза из-под стекол очков, переспрашивает Тэхен.
Он устал. Это видно по его поднятым бровям и наморщенному лбу. В другой ситуации Чимин бы просто подошел еще ближе, погладил его по плечам, скрытым белой тканью футболки, подышал бы амирисом с его волос, выпустил бы свои феромоны чтобы его успокоить, присел бы к нему на колени, обнял одной рукой за крепкий торс, другую бы спрятал в его ладони, а голову устроил бы на широкой и теплой груди. Они посидели бы так минут десять-пятнадцать, альфа пришел бы в себя, отдохнул и продолжил дальше работать, чтобы потом весь вечер, что в планах провести с семьей, не вспоминал бы про работу и прочие посторонние вещи. Но это в другой ситуации. В теперешней же, Чимин только чуть оттаивает, стирая с лица злость и оставляя на нем лишь налет легкого разочарования.
– Золотце, я работаю, – сняв очки и отбросив их куда-то в огромную кучу бумаг, потирает переносицу альфа. – Изъясняйся точнее, пожалуйста. Я не могу понимать тебя с полуслова, если, конечно, это не касается наших с тобой отношений.
– Это ты сделал? – выделив первое слово, бесцветным голосом отвечает Чимин и передает ему телефон. Альфа хмурится, читая первые заголовки. – Это из-за тебя они все погибли?
– Кто? – вскидывает на него понимающий взгляд муж. Он правда не понимает, или мысленно все еще работает?
– Не строй из себя дурачка, Ким Тэхен! – чуть повышает голос Чимин. Альфа аж вздрагивает, как только его полное имя вылетает из его уст. Непривычно… Да и не очень приятно. – Люди. Живые люди, которые просто там работали и ничего не сделали! – смотря на мужа влажными глазами, произносит он. Сам муж же просто приподнимает одну бровь, видимо, и правда чего-то не понимая. – Более сотни человек… Ты обещал, что никто не пострадает. Ты буквально клялся мне той дурацкой детской клятвой на мизинчиках, и что мы имеем в итоге?!
– Не кричи, пожалуйста, – хмурится Ким. – Я правда не понимаю почему ты злишься, когда должен радоваться, – встает он со своего стула. Что несет? Какая еще тут может быть радость? – Я лишил его огромного количества товара, сорвал важную сделку, фактически лишил его одного из главных источников дохода сейчас. Ты не знаешь, что было в тех контейнерах, но представь какие расходы он теперь понесет? – самодовольно улыбается Тэхен, выходя из-за стола и подходя чуточку ближе. – Будет суд, а там, благодаря его деньгам, дело выкрутят так, чтобы доказать стопроцентную халатность докеров и определенных сотрудников «Jeon Industry», что работали в этом порту, – объясняет он, опираясь бедром о стол и складывая на груди руки. – Они повернут дело в нужную ему сторону, но за всем этим, как ты уже догадался, стою я. Между прочим, не просто так. С судебным процессом я знаком многим больше Чонгука – это буквально моя территория, на которой ему со мной не стоит тягаться. И я все сделал так, чтобы вина целиком и полностью была на нем. Когда придет время и дело поднимут снова, я буквально ткну судей носом в прямые доказательства, а там не к чему придраться, если полностью вскрыть карты, – продолжает со знанием дела объяснять альфа, не уточняя, что, вообще-то, взрыв произошел не полностью по его вине. Семьдесят процентов работы – халатное отношение самого Чона. Тэхен и Джунки выполнили тридцать процентов и только ускорили процесс. В порту бы все равно в скором времени произошел взрыв, вопрос лишь в том, когда. – Из-за взрыва на него самого и на «Jeon Industry» уже заведено уголовное дело. Его акции, которые и так сейчас упали вниз, еще больше падут, как только это станет известно общественности. С ним уже начинают разрывать договоры и отказываются подписывать новые, а перед первым заседанием он хорошо потратится чтобы спасти себя от тюрьмы, но потом, когда суды кончатся, ни воны не вернет назад. С ним никто больше не захочет сотрудничать и все это только из-за смерти нескольких десятков человек. Да и к тому же, на войне нельзя обойтись без жертв.
– Чего? – не узнавая своего любимого человека, пораженно произносит Чимин. – Ты себя слышишь вообще?! Погибли невинные люди! И не десятки, а более сотни, – почти взвывает он, пытаясь до него достучаться. Вот только стучит, видимо, в наглухо закрытую дверь. – Эта война только моя и Чонгука, ты же мне просто помогаешь. Зачем вся эта самодеятельность? – заламывает брови омега. – Мы не так договаривались! Эти люди ничего мне не сделали, так почему они вдруг должны отвечать за чьи-то грехи? Ты всегда говоришь, что любишь меня, но могу ли я тебе верить, если ты даже не слышишь то, что я тебе говорю?
– Чимин... – начинает Тэхен, но тут же прерывается поднятой омегой ладонью.
– Это не обсуждается, решение уже принято, – твердо говорит он, приподняв подбородок. – Завтра утром я вылетаю в Корею.
– Что? Зачем? – вдруг теряется альфа. Он явно даже не предполагал, что его муж может решиться на подобный широкий шаг. – Еще рано! Мы еще не дошли до той стадии…
– Ты первый нарушил наш план! – выкрикивает Чимин и продолжает уже спокойно: – Я буду сам контролировать процесс изнутри. Сегодняшняя ситуация серьезно пошатнула мое к тебе доверие в этом вопросе, и я уже не знаю, могу ли полностью на тебя в нем положиться.
– То есть, ты мне больше не доверяешь? – приподнимает бровь альфа, опираясь бедром о стол и складывая на груди руки. – Серьезно?
– Я не сказал, что полностью не доверяю тебе – нашей совместной жизни это никак не касается, – уточняет омега. – Я сказал, что не доверяю тебе на все сто конкретно в этом вопросе.
– Прекрасно, мой муж мне не доверяет.
– Хватит. Ты первый это все начал, – вздыхает Чимин. – Я не поменяю своего решения.
– Еще рано! – пытается его образумить супруг. Это же просто безумие… – Мы планировали улететь только через пару недель, я не смогу раньше.
– Прилетишь, как и планировал, – равнодушно пожимает плечами омега. – А я улечу завтра.
Тэхен пропускает нервный смешок и, словно рыба, стоит открывая и закрывая рот. Какой же упертый… Этот омега, в общем-то, всегда таким был, так что это не должно его удивлять, но… План ведь был совсем не такой, да и опасно ему лететь туда одному. Мало ли что Чонгук может сделать, тем более сейчас, когда он, вероятно, как оголенный провод – прикоснись и сгоришь. Произошедшее в Пусане хорошо его подкосило и столько же разозлило. Джунки исправно докладывает Тэхену все происходящее в «Jeon Industry», поэтому альфе хорошо известно, как там обстоят дела.
– Хорошо, хочешь лететь и самостоятельно взглянуть своему главному страху в глаза – пожалуйста, лети, – сдается альфа, уже начиная продумывать в голове план незаметной доставки супруга в сеульский отель. – Но один – нет, один ты даже за порог этого дома не выйдешь.
– Запрешь меня? – пораженно спрашивает Чимин. – Когда-то он душил меня своим постоянным контролем, а сейчас ты делаешь то же самое. Чем вы тогда отличаетесь?
– Прекрати, в тебе играет злость и обида, на трезвую голову ты никогда бы мне так не сказал, – выдыхает альфа. – Все, что я делаю, все эти ограничения, это ради твоей же безопасности, – объясняет он. Сотни раз ведь уже обговаривали этот момент, и почему только он постоянно становится катализатором ссор? – Я распоряжусь чтобы к завтрашнему утру тебе подготовили мой частный самолет. Полетишь в комфорте и безопасности. Скажу Бернардо чтобы отобрал еще десятерых бодигардов тебе в сопровождение.
– А что сразу не весь штат охраны? Не всю свою армию? Не целую ндрину? – заводится омега. Как же он ему надоел со своим постоянным контролем! И плевать на то, что омега сам просил у него защиту! – Ты же будущий дон, наверняка можешь.
– До сих пор злишься на то, что я об этом тебе не сказал?
– Я не могу долго злиться на человека, которого люблю! – выкрикивает Чимин, складывая на груди руки и на пол-оборота отворачиваясь. – Хоть всю Италию со мной отправляй, – неопределенно машет рукой так, будто делает одолжение. – Если тебе так будет спокойнее, я потерплю.
– Отправлю десятерых и Бернардо, – непреклонно стоит на своем муж. До чего же упрямый… Но он прав, этого количества людей мало. Чимина целая армия должна защищать и если она вдруг понадобится, то альфа без сомнений ему ее организует. – В отеле встретишься с Винченцо, и он расскажет тебе как обстоят дела. Он же выделит своих людей, они заберут тебя и Бернардо в аэропорту.
– Делай, что хочешь, – неопределенно машет рукой Чимин.
Спорить тут бесполезно – Тэхен не отступит. Для него его безопасность важнее всего, это все необходимые меры. Зная Чонгука и прожив с ним столько лет под одной крышей, Чимин лучше кого-либо это понимает. Поэтому и не спорит, решая попросту не тратить свои нервные клетки. Он, взмахнув светлыми волосами, с которых еще минут десять назад, по пути в кабинет, слетела резинка, разворачивается чтобы уйти и уже даже почти выходит за дверь, но останавливается, услышав любимый голос:
– Чимин, – окликает его муж. Он хочет что-то сказать, что-то наверняка важное, что-то, что, возможно, все изменит. Исход этого их конфликта, к примеру. Но он молчит. На полуслове останавливается и закрывает рот. – Ничего, – улыбается он и кивает головой, словно болванчик, отпуская.
Омега выходит, тихо прикрыв за собой дверь и не замечая, как тут же с лица альфы сползает не только улыбка, но и какой-либо, даже мелочный, намек на нее. Чимин покидает его кабинет, так и не узнав, что улыбаться Тэхену совсем не хочется, а его сердце больно щемит всякий раз, стоит только подумать о том, что он только что отпустил его одного в Корею. В логово зверя, готового в любой удобный момент перегрызть бедному омеге его тонкую шею.
Чимин уходит, так и не узнав, что все те претензии, что он предъявил своему мужу, были совсем не нужны, а этот небольшой конфликт беспочвенен, ведь погибли в порту вовсе не невинные люди, а те, кто так или иначе был причастен ко всему тому, что омеге пришлось за свои тридцать семь лет пережить, и те, кто был неугоден ндрине. Тэхен не от невиновных избавился, а от мусора, когда-то решившего, что его муж – груша для битья, и мальчик, над которым, по указке какого-то альфы, можно вдоволь поиздеваться.
Чимин никогда не узнает, что за закрытыми дверями Тэхен разобьет себе руки в кровь из-за злости на самого себя и свою перед ним слабость. Он никогда не узнает, что этим же вечером, получив сообщение от Летиции Барбаро о том, что ее муж пребывает в крайне тяжелом состоянии в больнице после очередного покушения, Тэхен разобьет бутылку любимого бурбона о стену и будет громко истерично смеяться из-за того, что все и сразу одним огромным комом на него вываливается.
Он – следующий дон, поэтому, если в ближайшие две недели Гаспар не придет в себя, ему придется начать выполнять его обязанности и тогда альфа не сможет покинуть страну в указанный срок. У Тэхена крайне много проблем сейчас: ндрина, воплощение в жизнь их невероятно сложного плана, предстоящий курс новых препаратов Амато и, конечно же, доставка супруга на родину. Чимин не узнает и о том, что, получив не самые приятные вести, муж возьмет с собой Джеймса, пару бодигардов и еще нескольких людей из штата охраны, и поедет вместе с ними на ближайший военный полигон, находящийся под влиянием Барбаро, выпускать пар.
Чимин ни о чем не узнает, потому что, пока Тэхен проживает все это, он сам проводит свой вечер на побережье Амальфи с бокалом вина. Море сегодня бушует – оно не обещает ему в Сеуле ничего хорошего.
Волны, встречаясь с берегом и скалами, тут же дробятся на мелкие осколки, небо стремительно чернеет и поднимается ветер. Омега медленными глотками пьет свое вино из широкого бокала на тонкой ножке и ему кажется, что весь мир сейчас ощущает то же самое, что и он внутри себя. Там у него буря. Буря из неопределенности и страха, что к чертям уничтожила все здравые мысли. Краем глаза омега замечает с рыком отъехавший от их дома Тэхенов спорткар и вздыхает.
На телефон почти сразу же после отъезда мужа приходит сообщение со временем вылета его частного самолета. И все. Ни смайликов, ни точек со скобочками, ни каких-либо больше пояснений и слов. Ни-че-го. Чимин роняет голову в раскрытые ладони и тихо смеется из-за того, какой же он идиот. На что только подписался? Как он один туда полетит? Что он может без мужа?
Обратного пути нет. Он уже сказал Тэхену о том, что не доверяет и уже принял решение. Менять что-либо теперь поздно. Наша жизнь – результат нашего выбора, а делать правильный выбор Чимин категорически не умеет.
***
Тяжелые серые облака плотной пеленой нависли над большим мегаполисом. Где-то там, внизу, этим утром уже вовсю кипит жизнь, люди бегут на работу, машины ездят в каком-то своем направлении, а он стоит на своем двадцатом этаже в классическом костюме Бриони, с Ролексами на запястье и идеальной укладкой. Прямо за ним длинный стол для переговоров, его рабочий стол с современным компьютером и идеальным порядком на нем. На противоположной стене, над диваном из натуральной кожи, сделанным под заказ, почетное место почти во всю стену занимает вывеска из темного дерева.
«Jeon Industry» растянулось там почти во всю стену.
Его губы трогает еле заметная ухмылка – в воздухе начинает чувствоваться совсем-совсем слабый, еле заметный запах жасмина. Такой близкий и такой одновременно далекий. Они не виделись почти три года, а это внушительный срок. Что ж, Чонгук успел соскучиться.
– Господин Чон, – постучавшись, входит в кабинет секретарь. Он останавливается по левую сторону от так и не отвлекшегося от созерцания открывающегося из окон офиса вида альфы с тяжелым мускусным запахом. – Ким Чимин прибыл в Инчхон.
–
Ким Чимин, – задумчиво произносит Чон, выделяя голосом изменившуюся фамилию. – Я почувствовал его запах, как только самолет приземлился.
– Он прибыл с десятью телохранителями, господин, – докладывает секретарь и его, по совместительству, правая рука.
– Как хорошо консильери охраняет свою игрушку, – пропускает смешок Чонгук. – Боится, что украду?
– На имя Ким Чимина зарезервирован номер в «Four Seasons».
– Интересно, – толкает язык за щеку Чон и складывает на груди сильные руки. –
Сделай так, чтобы до отеля он не доехал. Посмотрим, чего стоит этот консильери на самом деле.
