***
Что такое скучать? Когда человек скучает по кому-то, у него внутри что-то будто бы ноет, скребет когтями его оболочку, скулит, плачет, прося выпустить, помочь выбраться и сбежать. Сбежать куда-то туда, где находится тот, по кому этот человек сильно скучает. Иногда это затягивается на долгие месяцы, а после и годы. Это чувство разрывает изнутри, скребет и скребет настолько сильно, настолько больно, что хочется плакать. Скучать по кому-то, это когда душа рвется, стремится найти своего потерянного путника, свою родную частичку, которой сейчас рядом нет. Это когда сердце, стоит только подумать о нем, сразу же не на месте, сразу же начинает неистово биться, желая узнать, почувствовать его рядом. Скучать, это когда все эти признаки собираются вместе, как разные реактивы в одной колбе, и дают одну общую реакцию – боль. Из-за этой боли хочется плакать. Почему? Да потому что больно. Потому что внутри все горит, буквально разрывается и ты мечешься-мечешься-мечешься на своих квадратных метрах и все никак не можешь найти себе место. Тогда хочется даже не плакать, а откровенно рыдать. Вот только глаза по-прежнему остаются сухими, а улыбка, с таким трудом натянутая на губы, скрывает за собой тонну чувств. И ведь не придумали еще люди такого средства, чтобы унять это саднящее чувство. Его ничем не заглушить, ни другими людьми, ни алкоголем, ни табаком, никак его не отогнать. Так и живут скучающие люди, роняя невидимые слезы и скрывая гримасу боли за счастливой улыбкой. «Скучать» – это болезнь, от которой не придумали лекарства и не придумают никогда. «Любовь» – это болезнь, от которой не придумали лекарства и не придумают никогда. Они обе взаимосвязаны между собой: «любить, значит, скучать» и «скучать, значит, любить» – две половинки одного целого, вытекающие одна из другой. И Тэхен болен обеими. Давно болен, лет двадцать как. Даже больше. Болен с того самого момента как впервые на виноградниках, с давних времен принадлежащих семье Гвидиче, еще мальчишкой встретил маленького омегу, пришедшего туда с бабушкой, постоянно ругавшейся с его родителями. Он болен с того самого момента, как впервые посмотрел в его большие детские глаза и протянул руку, с того момента, как совсем слабый, только начавший формироваться природный запах жасмина забился в нос и на протяжении десяти лет не хотел отпускать. Наверное, тогда он в него и влюбился? Тогда же и начал скучать, ведь та встреча была не только первой, но и последней перед десятилетней разлукой. Тэхену без малого тридцать девять – до сорока рукой подать, – а он все еще, как мальчишка, до безумия влюблен в одного и того же представителя прекрасного пола. Чимин не просто его любимый омега, он – его идол, его личное божество, на которое альфа готов молиться. Его омега – воплощение грации и изящества, он прекрасный муж и замечательный папа, а еще он самый лучший омега, о котором можно было только мечтать. И альфа по нему очень сильно скучает. Прошло всего несколько дней с его отъезда, а он все еще не успокоился. Не может найти себе места с того самого момента, как шасси частного самолета оторвались от итальянской земли. Первые сутки без омеги вспоминать страшно – Тэхен метался раненым зверем по их вилле в Позитано, ходил из угла в угол как неприкаянный призрак, пугая всех вокруг своим внешним видом. Он сто раз успел пожалеть о том, что отпустил его куда-то там одного. Ему не нравится чувствовать, что его муж не рядом. Не нравится знать, что он не где-то наверху или на территории дома, а в своей родной Корее, в стране, люди которой сами когда-то закрыли для него двери и выставили кем-то столь отвратительным, кому нельзя теперь там появляться. Тэхену не нравится приезжать домой вечерами, заходить на виллу с улыбкой, а после позволять ей сползать вниз, ведь кроме Амато там его снова никто не ждет. Его жизнь будто бы откатилась года на три назад, еще до брака и первой спустя шесть лет встречи со старым другом. Жизнь будто бы снова вернулась в то русло, но с несколькими изменившимися составляющими. Первое, сердце болело теперь только из-за того, что его омега за тысячи километров от него, но с его метками и кучей охраны. Второе, Амато теперь звал его мужа папой и постоянно спрашивал о том, когда он вернется. Ну, и третье – все в доме пропахло его запахом. Трезвой частью своего мозга Ким понимал, что его омега сейчас в безопасности – еще бы, он столько охраны ему выделил, – но другая часть его мозга, вместе с внутренним альфой буквально выла, ведь его пара не рядом, а значит она сейчас уязвима и случиться с ней может что угодно. Тэхен не просто скучал по нему – он волновался. Альфа по несколько раз на дню звонил Джунки, Намджуну и, конечно же, Бернардо, справляясь о состоянии своего омеги. Самому Чимину он звонил вечерами после работы, когда был полностью свободен и точно никто не мог им помешать. Ким не хотел доставлять супругу неудобства своим излишним волнением и опекой, поэтому не нагнетал днем, давая возможность немного отдохнуть от своего постоянного присутствия рядом и насладиться мнимой свободой. Вот только альфа не знал, что даром омеге не нужна эта свобода, только бы он сам оказался с ним рядом. Тэхен понимал, что муж тоже скучает, тоже мечется по углам иногда и просыпается ночами в панике, но ничего не мог сделать. У него еще множество дел, которые он не может пока отложить в дальний ящик. – Если ты продолжишь залипать в одну точку, я уйду, – угрожающе говорит омега, вырывая старого друга из мыслей. Тэхен отрывается от окна и медленно переводит взгляд на него. – Серьезно, от того что ты мечешься и волнуешься, ни ему, ни тебе самому легче не станет, – замечает попивающий свой апельсиновый фреш из высокого стакана Юнги. – И что же ты предлагаешь, мой юный друг? – поставив на стол локти, сцепив пальцы в замок и опустив на всю эту конструкцию несколько щетинистый подбородок, заговаривает альфа. Юнги приподнимает бровь, оценивая его напрягшиеся мышцы рук и выпирающие вены вплоть от сгиба локтя до плотно сидящих на запястье Патек Филипп. Тэхен давно снял пиджак, наверное, еще с того момента, как только вошел в свой кабинет, и повесил его на спинку кресла, подогнув рукава своей чисто белой рубашки. Честно, омега скучал по своему начальнику и, по совместительству, другу своего альфы, ну, и его самого. Он уже на пятом месяце, ему рожать совсем-совсем скоро, поэтому Чон уже пару месяцев как не работает и сидит дома, планируя убить мужа за его гипер-опеку. Юнги тридцать! Не почти сорок, как Кимам и мужу, он еще в полном здравии и даже без этой опеки сможет спокойно выносить малыша! Как же жаль, что Чон Хосок отказывается это понять. Именно он заставил мужа уйти в декрет, несмотря на то, что Юнги вел тогда одно крупное дело и планировал выиграть суд, к которому очень долго готовился. Он настаивал на том, что ему совсем не тяжело, хотел продолжать работать хоть до самых родов, но Чон потребовал не только своего омегу, но и друга принудительно отправить того в этот отпуск. Юнги тогда с громко ругался с Хосоком в своем кабинете, впервые грозился подать на развод, но уступил. Поэтому теперь он не работает – его дела полностью переложили на временно исполняющего его обязанности альфу, – но иногда появляется в офисе. Просто чтобы проветриться и проведать друга, ну, и узнать, чем живет фирма, конечно же. Еще омега любит посидеть в кабинете Тэхена и покопаться с ним в документах, дабы совсем не забыть свою профессию. Вот и сегодня он, довольный из-за очередной бессонной ночи своего альфы – беременный омега любит его побесить, – решил прогуляться до работы и развеяться. В офисе за пару недель его отсутствия ничего не изменилось. Все те же стены, все те же люди, все те же бумаги и те же проблемы. Персонал встретил его приветливо склоняя головы при встрече и здороваясь, несколько раз к нему обратились явно впервые посетившие фирму клиенты, спрашивая, как попасть к самому толковому адвокату. Юнги еле сдерживал улыбку, умалчивая о том, что у них только толковые и работают, а еще о том, что самые толковые здесь он и Тэхен. Но он в отпуске, а у альфы и так сейчас дел выше крыши, причем не только судебных. Омега направлял клиентов к стойке в фойе, где молодая девушка записывала всех на прием к тому или иному адвокату, если встречал их на первом или втором этажах, а если выше, там, где находится бухгалтерия, куда ему сегодня тоже нужно было зайти, то сам провожал их к относительно свободным сотрудникам. Юнги, словно бабочка, порхал по офису целый час, занимаясь пусть не своими обязанностями, но чем-то, что тоже имеет вес. Он скучал по всей этой атмосфере: по тихому шуму людей в коридорах, по бегающим туда-сюда адвокатам и их помощникам, по шелесту бумаги, рычанию принтера, запаху его краски и кофе, без которого ни один сотрудник просто не мог жить. Он скучал по стуку каблуков своих классических туфель по паркету или же плитке, по пиджакам и классическим брюкам, по тяжести дипломата в руках и ярким солнечным лучам, пробивающимся в офис даже сквозь плохо задвинутые жалюзи. Юнги дошел до друга только к двенадцати. В их общей с боссом приемной он привычно встретил Хеджин в ее любимом сидящем точно по фигуре обтягивающем черном платье. Девушка поприветствовала его легкой улыбкой, коротким поклоном и ее любимым «синьор Чон». Омега не мог не улыбнуться их лучшему в своем роде секретарю и, бросив короткий взгляд на дверь в свой кабинет, на которой, как и всегда, было выведено на итальянском «адвокат Юнги Чон», перевел глаза на заговорившую вдруг Хеджин. – Синьор Марчетти уехал в суд, – быстро проговорила она, заметив заинтересованность омеги собственным кабинетом. – Сегодня слушанье по делу Конте. – Конте? Это ты про того омегу-проститута, который ограбил какого-то представителя городской власти и три года скрывался? – хмурится Юнги, смутно припоминая дело, которое передали ему за пару дней до того, как он ушел в отпуск. – Он же вроде еще родил от него, да? И ни одной лиры не потратил пока был в бегах. – Все верно, синьор Чон, – кивнула девушка. – Заседание уже началось, часа три по времени будет длиться. – И Тэхен передал это дело Алфео, – машет в неверии головой омега. Нет, он уверен в своем временном заместителе, тот и не такое помогал распутывать, но он же еще зеленый, какие ему суды, какая защита? – Что ж, будем надеяться, что все пройдет успешно. Сообщи мне, когда он вернется и будет в состоянии говорить, хочу узнать все в подробностях, – улыбнулся Юнги и, бросив взгляд на табличку на столе девушки, а после на висящий на ее шее бейдж-пропуск. – Пойду к Тэхену, а тебя поздравляю с новым семейным статусом. Хеджин тут же зарделась и, опустив голову в смущении пробормотала тихое «спасибо». Судя по всему, за две недели отсутствия Юнги она успела выскочить замуж, иначе как еще объяснить то, что ее фамилия теперь больше не «Ан», а «Марино»? Продолжая улыбаться теперь уже в своих мыслях, омега, искренне радующийся за сотрудницу, благодаря которой они с Кимом все еще не убили себя грудой работы и до сих пор не переехали в офис, подошел к двойным дверям два на два метра с табличкой «генеральный директор адвокат Тэхен Ким» и без стука вошел, тихо хлопнув дверьми за собой. Тэхен, перебирающий до его прихода какие-то бумаги и сильно хмурившийся, тут же от них оторвался, стоило только хлопнуть двери. Юнги не предупреждал его о визите, сам наведался, проигнорировав все запреты мужа. Омега покачал головой, рассматривая его уставший внешний вид. Даже не столько уставший, сколько небрежный. Ким несколько дней не брился, чего раньше за ним никогда не замечалось, его бежевый костюм был помят, не заправленная в брюки рубашка и плохо завязанный галстук не просто говорили, а буквально кричали об отсутствии супруга рядом. Раньше, еще до появления Чимина в его жизни, Ким никогда не позволял себе выйти из дома в таком несколько неопрятном виде. Да и после его появления тоже… Тэхен всегда следил за собой, регулярно брился, стоило только первым пенькам щетины пробиться чуть больше, чем следовало, укладывал волосы так, чтобы ни одна прядка не лезла в глаза. Его одежда всегда была идеально отглажена, туфли начищены чуть ли не до блеска, а галстук плотно затянут под воротником рубашки. Сегодня альфа был сам на себя не похож, это была его полная противоположность. Он даже волосы не уложил! Просто стянул отросшие пряди в пучок на макушке, хотя он всегда уделял своим волосам слишком много внимания. Смотря на него в таком виде, Юнги дал бы ему лет сорок пять, но никак не его тридцать восемь и даже не двадцать семь на которые они оба с Чимином себя не просто чувствуют, но и выглядят в своем обычном обличии. Ким обидится, если омега выскажет ему это наблюдение… Серьезно обидится – тема возраста для него довольно болезненна, если ее поднимает не его муж. Поэтому Чон промолчал и молча сел в кресло, ближайшее к боссу, а после задал вопрос про Чимина. Это и стало его ошибкой, а точнее, тем, из-за чего Тэхен слегка подзавис. – Во-первых, я далеко не юн, – подняв указательный палец, замечает Юнги. – А во-вторых, что я могу тебе предложить? – вскидывает он брови. – Ты же все равно не можешь все бросить и сорваться к нему. Сколько тебе еще тут торчать? – Неделю, – тяжело вздыхает Тэхен, потерев переносицу под оправой очков, а после с тихим стоном откинувшись на спинку кресла. Омега случайно опускает взгляд на его рабочий стол, заваленный бумагами, и, еле сдерживая за зубами ругательства, замечает на нем тумблер с каким-то крепким пойлом. Виски? Коньяк? Бурбон? Что он хлещет с утра пораньше? – Гаспар просил задержаться в Италии пока он в больнице. Или нападения на себя боится, или на своего приемника на чужой территории. – И ты не можешь ускорить срок его заключения в больничных стенах? – хмыкает Юнги. – То, что ты с собой творишь – не дело, Тэхен. – Я не могу ускорить, – машет головой альфа, откидывая голову и опуская ладонь на лоб. – Клиника под покровительством Барбаро, ему сразу доложат. – И не сбежать никак незамеченным? – Я каждые два дня навещаю Гаспара в палате, интересно, заметит ли он, если я резко вдруг пропаду, – язвит раздраженный последние дни альфа, а после почти всхлипывает: – Я так соскучился по нему, Юнги. Как только раньше выживал? – смотрит он куда-то в потолок. И говорит так разбито, как, собственно, и выглядит сейчас со стороны. Омега поджимает губы, переводя глаза с тумблера на пачку сигарет на столе. Жуть как хочется курить от этого всего. – Я же не могу уже без него, сам себя топлю. На кого стал похож… Даже Амато уже спрашивает все ли в порядке, а я даже ради него не могу заставить себя хотя бы выглядеть как человек, – Чон замечает, как подрагивают его руки, явно тянущиеся в сторону никотиновой пачки. Тэхен не позволяет себе, помня, что рядом беременный омега, которому и без того тут душно сидеть. – Я так соскучился по его реальному голосу… По его смеху, улыбке, губам. Скучаю по его маленькой ладошке в своей, по его, греющему наши переплетенные пальцы, обручальному кольцу. Так давно не держал в руках и не обнимал его хрупкое тело, – мечтательно улыбается альфа, явно представляя сейчас рядом с собой Чимина. – Скучаю по его ворчанию, по тому как он долго возится в гардеробной, пытаясь решить в чем пойти со мной на свидание. Скучаю по его взаимодействиям с Амато, по их идиллии. Скучаю по тому, как он клацает по клавишам ноутбука, когда увлечен написанием новой книги, по тому как он дышит, как смотрит своими влюбленными глазами и как встречает меня вечерами после работы, – выдыхает Ким, заламывая брови. Вот-вот заплачет – Юнги почему-то в этом уверен. – Знаешь, как мне холодно ложиться спать в пустую постель? Она два года не пустовала! Черт, я даже засыпаю теперь только с его образом в своих объятиях, не могу спать без него… Даже дышать, черт возьми, нормально не могу! Моя жизнь катится ко дну и это только потому что он, единственная причина моего чертового сердцебиения сейчас не рядом со мной, а где-то там в своей дурацкой Корее со своим дурацким бывшим мужем! – Ого, как ты разошелся, – пропускает смешок Юнги. – Еще скажи, что ревнуешь его к бывшему, который, на секундочку, вытряс из него душу в свое время. – Я не ревную его к Чонгуку, я в принципе ни к кому его не ревную – я уверен в его верности, но не могу быть так же уверен в окружающих его альфах, – отвечает Тэхен, стискивая зубы. – Меня напрягает тот факт, что он улетел в Корею без меня, без должной защиты, находится там в окружении альф, из которых я только троим могу полностью доверять, и Чонгука. Я не ревную его, но мне не нравится, что он уделяет внимание кому-то другому, пока я сижу здесь и не могу выбраться, – почти рычит альфа. Не ревнует он его, ага. Так Юнги и поверил. – А до вашей встречи ты был совсем другим, – замечает омега. – Удивительно, какие-то два года могут сделать с человеком так много. – Не «какие-то», а два года, наполненные счастьем, семейной идиллией, любовью и поддержкой, – чуть успокоившись и придя в себя, поправляет альфа. – А вообще, да, это удивительно. Я никогда и ни к кому не относился так, как к нему. Но он – не другие, понимаешь? Он особенный. – И в чем же его особенность? – закусывает губу омега. – Ну, как минимум, он мой муж, – посмеивается альфа, а после начинает с улыбкой перечислять: – Он удивительный, очаровательный, самый лучший омега. Он нежный, ласковый, милый, прямо ангелочек. Он домашний, понимаешь? Теплый человек, привязанный к семье и дому, всегда старающийся сделать приятное своим близким. Он солнечный лучик, освещающий наш дом с каждым днем все ярче и ярче. Он мое самое драгоценное золотце, изо всех сил старающееся стать для Амато лучшим папой, а для меня – мужем. Он идеален, понимаешь? Для меня полностью идеален, – мечтательно вздыхает Тэхен, улыбаясь и светлея буквально на глазах, стоит только увидеть в своей голове образ мужа. – И он скромный. Он очень скромный, даже несмотря на то, что всегда жил в достатке. Деньги не вскружили ему голову ни тогда, когда он жил с Чоном, ни со мной. Я ничего ему не запрещаю, позволяю ему все в пределах разумного, и эта вседозволенность спустя десяток лет жизни с тираном тоже ничуть его не испортила. Он будто ее не замечает, просто живет и наслаждается жизнью, даря всего себя мне и Амато. Он мое личное солнце, пробившееся сквозь грозовые облака, проблеск света в царстве тьмы… – Никогда не думал, что можно быть настолько влюбленным, – тихо шепчет Юнги, забывая о том, что они с Хосоком почти такие же. – Не удивительно, что ты страдаешь. Вам же нельзя расставаться! И как только ты его отпустил? – Я пожалел почти сразу же после того как сказал ему о том, что попрошу подготовить свой джет. – Нет слов, Тэхен. Просто нет слов, – щурит глазки омега. – Ты заслужил. Пусть эта разлука станет твоим наказанием. – Юнги, ты не помогаешь, – машет головой альфа, с трудом растянув губы в подобии какой-то улыбки. Последние дни он улыбается только Амато и Чимину, когда говорит с ним. Он меняет положение, пододвигается на стуле обратно к столу и, поставив на стол локоть, а после тяжело уронив в раскрытую ладонь лоб, переводит усталый взгляд на друга, точнее, на его живот. – Тебе же рожать без малого через месяц, зачем носишься по этажам? – Тэхен, – закатывает глаза Юнги. Он сам уже успел рассказать альфе о своем сегодняшнем приключении. Видимо все-таки зря. Как бы Хосоку не доложил. – Чимина лучше бы так опекал. Не думали еще за вторым пойти? – Четвертым, – поправляет его Ким. – Этот ребенок был бы у нас четвертым, – замечает он, делая глоток своего крепкого напитка неизвестного происхождения, а после отводит взгляд куда-то в стену. Задумался. – Но не будет. Во-первых, мой золотой мальчик вряд ли сможет выносить своего третьего, а во-вторых, мы уже не молоды чтобы пойти за еще одним ребенком, – выдает Тэхен, продолжая упираться лбом теперь уже в ребро ладони. – Да и к тому же, у нас три малолетние омеги, поверь, нам достаточно. – Не молоды? – усмехается Чон. – Не ты ли так любишь повторять ту итальянскую поговорку: «Годы, любовники и бокалы вина – то, чему не надо вести счет»? – Не тогда, когда дело касается рождения ребенка в сорок лет, – хмуро уточняет он. – Мой супруг не инкубатор для вынашивания детей. Я люблю его и никогда не подвергну риску. У нас уже три ребенка, Юнги, нам бы их воспитать да замуж выдать, а ты про четвертого. – На самом деле, так мило, что ты и его старшего зовешь своим сыном. Ты ведь его даже ни разу не видел! – улыбается омега. – Я и Хисына ни разу не видел, – пропускает смешок Ким. – Понимаю, это другое, он мой биологический ребенок и все прочее, но я предпочитаю не разделять наших детей по их крови. Чимин принял Амато как своего, он и воспитывает его как своего, а я, еще ни разу не видя и даже не общаясь, принял Джину в свою семью и признал сыном. Он ребенок моего драгоценного супруга, того, кого я зову причиной биения своего дурацкого сердца, а значит и мой ребенок тоже. Мы планируем восстановить Чимина в родительских правах, а Чона этих прав лишить. Нам даже делать ничего не придется – когда его будут судить, вопрос про детей сам всплывет и суд вынесет верное решение. У Хисына мы сменим документы и впишем меня в графу «отец», а Джину я усыновлю и дам свою фамилию, если он согласится. – Ты так внимателен к деталям… – шепчет под нос омега. – А Чимин то согласен все это провернуть? Я имею ввиду, может он хочет, чтобы Джину носил фамилию родного отца и не забывал истоки? – Чимин хочет, чтобы мы все стали одной семьей, и он сам дал добро на мои действия. Он хочет чтобы с бывшим ни его, ни детей ничего больше не связывало, кроме родства Джину, конечно же, – улыбается Тэхен, невольно вспоминая как, сидя в их постели, улыбался омега, рассказывая о том, какой большой семьей Ким они все станут. – Я уже начал присматривать нам виллу побольше нашей. Сначала думал перебраться в особняк в Бруччинаско, но он слишком вычурный, поэтому остановился на предместьях вблизи Милана. Будем жить чуть ближе к городу, но все равно многим ближе к лесам. – Чимин знает о том, что ты собрался переезжать? – Он знает о том, что я ищу нам виллу побольше, – кивает Ким. – На худой конец, если не найду, буду строить по собственному дизайну. Только с мужем посоветуюсь, когда все закончится. Не могу же я принять такое решение в одиночку. – Тэхен, – несмело начинает омега, вдыхая полные легкие воздуха. – Вы серьезно не хотите больше детей? – Куда еще больше, Юнги? – посмеивается альфа. – Вообще, если забыть о том, что у нас трое, то я бы хотел от Чимина еще ребенка. Сам Чимин – не знаю, мы не обсуждали эту тему. В любом случае, мы мыслим здраво и, надеюсь, оба понимаем, что четвертый ребенок уже не для нас. Будем ждать внуков, – улыбается он. – А так, думаю, он бы тоже хотел родить нам еще одного, но умеет пользоваться головой. Его врач сказал мне, что он не родит больше. Из-за препаратов, которые принимает, и из-за травм в прошлом. Мы можем зачать, но он не выносит этого ребенка. И к тому же, нам скоро сорок, какие дети? – Он расстроился, когда узнал? – выпучив глаза, интересуется Чон. – Он не знает, но предполагает. Мы всегда предохраняемся, он сам попросил, когда я задал вопрос. Думаю, он хочет, но понимает, что не сможет. – А если бы мог? Ты бы настаивал? – Нет, – тут же хмурится альфа, выпрямляясь и складывая на груди руки. – Я даже в плане секса никогда не настаиваю – он сам идет в мои руки, а тут тем более. Мы не в том возрасте, когда, наплевав на все, можно взять и забеременеть. Тут осложнения, тяжелые роды, болезненный срок и риск либо умереть, либо не родить вовсе. Я никогда не подвергну его такому риску, так что я бы не настаивал. При всем моем желании, я бы даже начал его отговаривать от этой затеи. Честно, не побоюсь этой фразы, его здоровье мне куда важнее, чем наш не родившийся и даже не зачатый ребенок, – заканчивает он, кивая самому себе в конце этой речи. – Закроем эту тему. Поговорим про вас, – улыбается альфа, кивая на округлый живот. – Уже решили, как назовете? – Его будут звать «Эмин», – тепло улыбается омега, оглаживая свой живот. – Эмин Чон, – смакует на языке имя Тэхен. – Альфа? – Альфа, – подтверждает Юнги. – Хосок на радостях мне игристым шторы залил. Дорогие шторы, китайские. – Надеюсь, ты поколотил его за это? – смеется Ким. – Почаще устраивай ему взбучку, полезно будет. – Посмотрю я на тебя, когда ты что-нибудь дома испортишь, а твой Чимин начнет тебе в отместку мозги чайной ложечкой выедать, – вихрем врывается в кабинет беловолосое чудо и сразу же присаживается рядом с супругом. – Привет. – Синьор Ким! – следом вбегает в кабинет раскрасневшаяся Хеджин, которой, видимо, прежде чем без стука войти, Чон Хосок успел сделать парочку не самых приличных комплиментов. Как только Юнги его терпит? – Синьор Чон… – Все в порядке, Хеджин, – не дает закончить секретарю альфа. – Ты же знаешь Хосока, ему не писаны правила, – сощурившись, смотрит на друга и, покачав головой, снова переводит взгляд на девушку. – Будь добра, принеси, пожалуйста, два кофе и добавь Юнги сока. Хосоку в кофе можешь насыпать соли, чтобы неповадно в следующий раз было. – Хорошо, синьор Ким, – надувшись, смотрит на белокурого альфу Хеджин и, взмахнув волосами, забирает у омеги пустой стакан. – Смею напомнить Вам о том, что через пару часов заседание в городском суде. Дело три тысячи сорок пять, убийство с особой жестокостью, удержание заложника и нанесение телесных повреждений сотруднику правоохранительных органов при исполнении. Три статьи, один подозреваемый. Лучше не опаздывать, там замешано «AISE». – Спасибо за напоминание, – вздыхает Тэхен. – Позвони Джеймсу, пусть готовят автомобиль и сопровождение. Выезжаем через час. Хеджин, сохраняя свое рабочее серьезное лицо, только кивает, отмечая в голове заданное начальством задание, а после, взмахнув длинными темными волосами и бросив на Хосока красноречивый взгляд, так и говорящий: «Оставь меня в покое, я замужем», – уходит в приемную, громко цокая высокими каблуками своих лакированных туфель от Ив Сен Лоран. Альфа же смотрит на нее, театрально состроив свое униженно-оскорбленное лицо, видимо, совсем забывая о том, что буквально по правую руку от него сидит его беременный супруг, который, вообще-то, может и лицо разбить за подобные выходки. Тэхен не сомневается в способностях своего заместителя, он однажды своими глазами видел, как Юнги разбил нос одному особо наглому клиенту еще в начале его карьеры. Омеге было тогда всего двадцать пять, он был начинающим адвокатом и уже числился в штате сотрудников тэхеновой фирмы. Альфа возлагал на него большие надежды и уже тогда знал, что именно этот человек займет место заместителя генерального директора, но в нем все равно вились сомнения. Тогда он как раз работал над одним сложным и очень запутанным делом, решение прибегнуть к помощи молодого адвоката пришло само собой. Он уже изначально знал, как поступит и какую стратегию защиты выберет, но свежий взгляд на дело бы не помешал. Альфа не показал Юнги уже распутанные ниточки громкого дела – он выдал ему «сырой» вариант, тот, который и попал ему на стол изначально. Тогда еще Мин справился на «ура», а Тэхен лишний раз убедился не только в своей правоте и компетентности, но и в том, что возлагает надежды на правильного человека. Омега решил идти с ним по этому делу до конца, до самого суда – ему тоже было интересно к чему это все приведет. Так они вместе поехали в следственный изолятор на встречу с клиентом, который, на деле, оказался сущим говном. Тэхен, еще только начав работу над его делом, сразу понял, что их обвиняемый – скользкий тип и он обязательно что-нибудь выкинет, но не думал, что что-то настолько низкое, особенно, в его положении. Когда они с Юнги только вошли в допросную, которую им любезно выделили стражи правопорядка, скользкий альфа сразу же обратил внимание на новое лицо, пришедшее в компании его защитника – лучшего адвоката страны. Омега одарил его нечитаемым взглядом и уткнулся в материалы дела, которые держал в своих руках. Обвиняемый в устроенной в клубе поножовщине слишком пристально рассматривал молодого и очень привлекательно мальчика, голодно облизывая свои потрескавшиеся губы. Напряжение, возникшее в допросной чувствовалось кожей. Юнги все происходящее явно не нравилось, но он молчал все то время, пока Тэхен говорил с клиентом и объяснял ему ими придуманную стратегию защиты. Он смотрел на бумаги в своих руках и внимательно слушал своего наставника, боясь оторвать от них взгляд – знал, что тут же наткнется на потемневший от не скрытого желания взгляд подозреваемого в четырех смертях. Омега стоял за плечом Тэхена и чувствовал себя там в безопасности. «За плечами такого альфы любой омега будет чувствовать себя в безопасности. И в юридической, и в физической» – подумалось тогда ему. У Тэхена постоянно жужжал телефон. Альфа обычно клал его рядом с собой на стол и в рабочее время включал вибрацию, чтобы не мешал. Все его сотрудники и все близкие знали, что когда он работает – его не существует и звонить ему не надо, он все равно не ответит. Звонить ему можно было только тогда, когда произошло что-то чересчур важное и срочное, что-то, что не терпит ожидания. Об этом знали все, но, видимо, Дарио всегда считал себя как раз этим чем-то чересчур важным и срочным, и никак не мог ждать. Он позвонил один раз – альфа, не отвлекаясь от объяснений, сбросил звонок. Он позвонил второй, третий и четвертый разы – Тэхен уже начинал замолкать на пару секунд, поджимать губы и только потом сбрасывать. Когда звонок раздался уже в пятый раз и альфа, еще не успев снова начать говорить с места своей остановки, опустил глаза на экран, собираясь его перевернуть стеклом к столу или вовсе выключить, он внезапно замер, потому что номер высветился не Дарио, а Джеймса – начальника тэхеновой службы безопасности. Ким, поняв, что тут реально что-то срочное, встал со своего места, извинившись и попросив Юнги продолжить, вышел за дверь буквально на пару минут. Оказалось, с личного номера Джеймса звонил неугомонный Дарио, которому каким-то образом удалось стащить его телефон. Злости Тэхена не было предела – ничего серьезного ни с кем не произошло, просто омега заметил, что его карта, выданная когда-то Тэхеном, вдруг оказалась заблокирована, и звонил он только потому, что ему нетерпелось высказать Киму все то, что он нем думает. Альфа не стал выносить сор из избы, просто сжал зубы и сквозь них серьезным голосом проговорил: «Поговорим дома» – и отключился. Когда он вернулся в допросную то на мгновение замер, увидев, как их клиент прижимает его сотрудника и намечающегося друга к стене и что-то пошлое пытается прошептать ему на ухо. Юнги же морщит лицо, дергает зажатыми в его кулаках руками, а после того, как этот недо-альфа начинает касаться губами его открытой шеи, омега наконец не выдерживает и крайне больно ударяет его коленом меж ног. Клиент тут же его отпускает и сжимается, наклоняясь и цепляясь за свое достоинство, пока Тэхен, отмерев, выглядывает в коридор, громко зовя охрану. Сотрудники следственного изолятора появляются быстро, забегая в допросную с своими резиновыми дубинками, но омега, пока они бежали, уже справился сам, успев несколько раз ударить альфу по лицу и разбить ему нос. Резво придя в себя, Ким оттащил разошедшегося омегу от некогда их клиента, давая стражам правопорядка добро на дальнейшие действия своим кивком. Когда побитого дубинками и злым омегой альфу снова усаживают на стул перед адвокатами, Тэхен уже собирает бумаги в свой дипломат, оставляя перед собой только заключенный между ними договор об оказании адвокатских услуг в двух экземплярах. Юнги за его спиной шмыгает носом и потирает сбитые о чужое лицо костяшки, пока его начальник, сложив перед собой руки в замок, крайне серьезным взглядом смотрит на собеседника. От этого взгляда впору бы поежиться, омега так бы и сделал, если бы Ким смотрел так именно на него, но этому альфе хоть бы хны. Вообще плевать. – Честно признаться, синьор, – начал Тэхен, смотря ему прямо в глаза. – Несмотря на Вашу репутацию и весь Ваш «послужной список»**, я до последнего думал, что Вы порядочный человек, который просто ошибся. С десяток раз, – он поджал губы, опуская глаза на договор перед собой, а после беря его в руки. – Но ошибся здесь только я, согласившись Вам помогать, – Ким снова поднял глаза на него и разорвал бумаги в мелкие клочья, ни на секунду не отводя взгляда. – Отныне нас с Вами больше ничего не связывает, – договорил он, подбросив вверх клочки бумаги и поднявшись с места. Уже перед выходом за пределы допросной, продолжил: – И я лично прослежу за тем, чтобы Вы понесли наказание и за то, что чуть было не произошло здесь сегодня. Покидал следственный изолятор Юнги в смешанных чувствах, даже перерыв на кофе в центральной кофейне не помог ему расслабиться. Даже чертов черничный чизкейк, который купил ему его начальник, не смог помочь. Омега поковырял сладость, сделал пару глотков своего холодного американо и посмотрел на Тэхена, спокойно попивающего эспрессо из маленькой чашки и рассматривающего вид за окном. В выражении лица альфы он видел печаль, а его темные глаза показались ему пустыми-пустыми, будто бы живой человек перед ним внутри уже давно умер, оставив после себя существовать лишь одну оболочку. Юнги причиной такого его вида опрометчиво посчитал себя и сегодняшнее происшествие. – Синьор Ким, – неожиданно обратился к нему омега. Тэхен отвел взгляд от людей за окном и посмотрел на него. Он заметил крем от чизкейка в уголке его губ, но желания убрать его самостоятельно с чужого лица у него не возникло. Вспомнился Чимин, у которого обычно после этого чизкейка крем частенько оставался в обоих уголках губ, а руки альфы всегда буквально чесались полезть и пальцем убрать. Наверное, это выглядело бы романтично. Жаль, что не в этой жизни – так он тогда думал. Ох, знал бы тот Тэхен о том, что ждет его дальше… – Простите за то, что такое дело сорвалось из-за меня, – опустил глаза Юнги. – Вы потеряли огромную сумму денег и еще один показатель Вашей компетентности. – Я не работаю с теми, кто действительно виновен, Юнги, – устало проговорил Ким, задумавшись о том, что и до того, что произошло, собирался отказаться от дела. И вроде бы, он упоминал при омеге об этом. – И с теми, кто не умеет держать себя в штанах тоже. Омеги – не игрушка, как и любой другой человек, вами нельзя попользоваться и забыть. Мы же не животные, которым партнер нужен только для удовлетворения потребностей, – в тоне заботливого родителя начал объяснять мальчишке Тэхен. Юнги еще молод, ребенок, можно сказать, нужно же объяснить ему простые истины. – Одной из статей по которой он уже сидел, было изнасилование омеги на раннем сроке беременности. Думаешь, я бы стал продолжать его защищать после того, как узнал об этом? Адвокат не может защищать всех и каждого, как по мне, это низко. Это неуважение не только к нашему делу, но и к самому себе. Наверное, в тот день они и сблизились, перейдя на уровень «что-то вроде дружбы». Примерно через год Юнги познакомился с Хосоком, а еще через полгода Чон представил его Тэхену как своего омегу. И где они сейчас? Сейчас, Чоны уже несколько лет как в браке, беременный Юнги сидит прямо перед Тэхеном и пьет свой сок, а его муж-сердцеед так же, как и почти двадцать лет назад, все еще не пропускает ни одной юбки! – Смотрю, у тебя дела идут в гору, – переходит на серьезный лад Хосок, стоит Хеджин закрыть за собой дверь, принеся напитки. – Очередное запутанное дело? Иногда мне кажется, что вы только за такие дела и беретесь. – Моя фирма одна из самых востребованных, – выдыхает Тэхен, делая первый глоток своего кофе. Офисная кофемашина работает что надо, не зря он решил порадовать персонал и таки ее прикупить. По настоянию мужа, конечно же. – Мы беремся за дела разных уровней сложности, тебе ли об этом не знать. Только нам с Юнги некогда заниматься тем, с чем может справиться любой адвокат, поэтому нам и спихивают все самое сложное. – Тебе одному сейчас спихивают, потому что из-за кое-кого, не будем показывать пальцем, – хмурится омега, красноречиво посматривая на мужа. – Я временно не работаю. – Часть твоих дел взял на себя Алфео, так что, поверь, не так уж и сильно меня завалили, – пропускает смешок Ким. Вообще-то, завалили его сильно. Чего только стоит лежащая на стуле напротив Юнги и по правую руку от Тэхена огромная стопка папок. – Алфео Марчетти? – хмурится Хосок. – Я слышал, он неплохо справляется. Пару недель назад он выиграл дело у моего сотрудника. – Юнги хорошо его обучил, – кивает Тэхен, проводя рукой по своим не уложенным волосам и игнорируя откровенно рассматривающий его помятый внешний вид взгляд друга. – Этот мальчик еще задаст жару. Уверен, он сможет взлететь. – А ты упасть в чьих-нибудь глазах, если не приведешь себя в порядок, – мрачно замечает Чон, тут же получая болезненный тычок в ребра от своего омеги. – Нет, ну а что? – оскорбленно смотрит на него он. – Я его лучший друг, а значит, могу высказывать все, что думаю. Так вот, – резко переводит взгляд на альфу. – Ты, друг мой, сам на себя не похож. Где твоя идеальная укладка? Где галстучки, рубашечки и отглаженные пиджачки? Ты даже сидишь сейчас, я уверен, не в туфлях своих классических, а в каких-нибудь мюлях. Где твои горящие жизнью глаза, я не понял?! – вдруг громко восклицает Хосок. Сам он никогда не был приверженцем классики и носил костюмы лишь на официальных мероприятиях и судах. Например, сейчас на нем были кеды, синие джинсы и белая футболка, поверх которой серая плотная рубашка, наполовину расстегнутая. А приехал он, между прочим, сразу из своего офиса. – Если это любовь с тобой такое сотворила, то к черту ее! Мне нужен тот Ким Тэхен, которого я знаю с девятнадцати лет, а не вот это нечто, что я вижу перед собой. – Я скучаю по нему, – делает глоток своего кофе Тэхен. Он не обижается, не принимает близко к сердцу резкие слова Хосока – тот часто говорит то, что думает прямо в лицо, не выбирая выражения. – И это повод превращать себя вот в это? – критично осматривает друга Чон, приподняв бровь. – Думаешь, он бы оценил такой поступок? – Я ничего уже не думаю, Хосок, – громко ставит чашку на блюдце альфа. – Потому что я даже дышать не могу. Мне ежечасно докладывают о том, как он себя чувствует и в порядке ли он, но на него самого посмотреть я могу лишь раз в сутки, приехав домой, в тишину и комфорт. Его голос для меня как глоток свежего воздуха, понимаешь? Словно я не живу все то время, что не вижу и не слышу его, я будто бы нахожусь под водой без шанса вдохнуть, но, когда он появляется на экране и начинает со мной говорить, я наконец делаю этот жизненно необходимый мне вдох. Я не могу без него, это просто какая-то пытка. – Я чувствовал ровно то же самое, когда мы с Юнги однажды поругались и он уехал к родителям в Пьемонт, ни слова мне не сказав. Мы тогда еще не были в браке, но жили вместе, так что пропажу я быстро заметил. Я был зол на него из-за ссоры, потом был зол из-за побега, но, когда пошел третий день без него, я уже начинал рвать на себе волосы не из-за злости, а из-за осознания собственной неправоты. Юнги не брал трубку, – нахмурившись посмотрел на закатившего глаза омегу Хосок. – А его папа, который до сих пор не воспылал ко мне отцовской любовью, красноречиво послал меня в одно место, когда взял трубку собственного телефона, а после сообщил о том, что мой омега на меня сильно обижен и возвращаться назад не планирует. Я в сердцах крикнул, что он сам ко мне приползет, – Чон замолчал, когда его муж громко хмыкнул и победно сложил руки на большом животе. Тэхен готов поспорить, что он до сих пор припоминает Хосоку эту историю. – Но сразу же об этом пожалел. День поскучал без него, два, три, а на четвертый, когда это стало уже невыносимо, надел костюм, купил букет и рванул в Пьемонт чтобы предложить ему стать моим мужем. – И кто к кому приполз еще, – горделиво вздергивает подбородок омега. – Ты не стесняйся, рассказывай всю историю. – У меня в тот день рассматривалось два дела в суде, а на вечер были назначены встречи с довольно влиятельными людьми, спонсирующими мои казино, но я все отменил не только на этот день, но и на ближайший месяц только для того, чтобы спасти свои отношения. Я стоял перед ним на коленях в саду своего тестя и делал предложение, находясь под дулом его ружья. – Мне нужно было сходить на рынок за специями в тот день, когда он пришел, – с улыбкой продолжил Юнги. – Я долго мялся, но сразу ответил «да» после того, как Хосок сказал, что на коленях за мной поползет до самого рынка чтобы добиться прощения. Он и пополз бы, если бы не мое великодушие. Я знал, что он такого позора просто не переживет. – На твоем месте, я бы отменил все дела и тут же рванул в Корею, – откидывается на спинку стула Хосок. – Но ты не на моем месте, – замечает Тэхен, наклоняя чуть вбок голову и смотря прямо в глаза. – И на тебе не лежит столько же ответственности, сколько на мне. В том числе и за жизни тысяч людей. – Пустые оправдания, Тэхен, – замечает Чон, смотря исподлобья. – Когда на кону стоят жизни, причем не только чужих тебе людей, но и родных, выбирать не приходится, – опустив глаза на свой стол, продолжает Тэхен. – Любой мой неверный шаг и под прицелом окажется не кто-то, не человек из штата моей охраны и даже не человек чести, уже принесший мне присягу – под прицелом окажется мой муж и мои дети, вся моя семья. Я не могу рискнуть ими всеми ради собственных желаний и зова сердца, – выдыхает он, опуская глаза на свои сложенные в замок ладони, в частности, на блеснувшее в луче солнца единственное кольцо. – Да, я должен быть сейчас рядом с Чимином, поддерживать его морально и физически, и во всем помогать, я так и планировал изначально, но обстоятельства выстроились иначе. Я уже подверг его опасности, попросив выйти за себя, и в очередной раз позволить выставить на него прицел я просто не могу. – Он любит тебя, – говорит Хосок, сжимая под столом руку Юнги. – Именно поэтому вы все еще в браке, он может ждать, но и он не принц, заточенный в башне. Ты оставил его одного в стрессовой ситуации, тогда, когда нужен больше всего. – Хосок, – шипит на него муж. – Нет, Юнги, он прав, – пропускает грустный смешок Тэхен. – Мне не стоило идти у него на поводу и отпускать одного. Последние два года я всегда был рядом, даже тогда, когда было не надо, а когда стал необходим, рядом быть не могу, – он замолкает, уставившись взглядом на блок серых липких стикеров у монитора. Думает, взвешивает, а после выдает: – Я сегодня же поговорю с Гаспаром и, если мне удастся, то этим же вечером вылечу к нему. Мой омега не должен переживать все это в одиночку. Уже сидя в автомобиле, везущем в миланский дом правосудия, Тэхен, умытый, переодетый в чистый и отглаженный костюм, рубашку и галстук, сменивший мюли на любимые классические мужские туфли и сделавший свою обычную укладку, листая на планшете свои заметки, действительно набирает номер своего дона, лежащего сейчас в закрытом для посещения крыле клиники по борьбе с сердечными заболеваниями. Они говорят совсем не долго, в официальном тоне и по работе, но за пару минут до окончания разговора Ким задает волнующий сердце вопрос об отъезде. Гаспар молчит целую минуту, нервирует тишиной на том конце провода, а после просит приехать в клинику вечером после суда. Альфа, услышавший то, что хотел, позволяет уголку губ приподняться и, стоит дону отключиться, набирает новый номер: – Слушаю, синьор Ким, – раздается сонным голосом Джеймса. Сегодня у него был первый за последний месяц выходной, который ему прерывают уже второй раз за пол дня. – Распорядись чтобы к полуночи подготовили мой джет. И собирай вещи, сегодня мы вылетаем в Корею.***
Зайдя в свой номер, Чимин не уделяет никому из присутствующих должного внимания и просто уходит в свою комнату. Хотя, наверное, правильнее будет все же сказать, что он не «уходит», а «убегает». Позорно сбегает от лишних вопросов, ненужного внимания и беспокойства. Бежит чтобы скрыться, чтобы не показать никому свою слабость, чтобы в чужих глазах по-прежнему оставаться сильным и улыбчивым омегой, пусть сам этот побег и говорит об обратном. А обратное оно ли? Разве слезы – слабость? Разве желание остаться один на один со стенами своего люкса – это что-то плохое? Конечно же нет. Как же жаль, что сам Чимин в свои почти сорок все никак не может этого понять и постоянно скрывается только потому что не хочет навредить самому себе, не хочет вдруг резко упасть в чужих глазах. Будто их взгляд на него и его жизнь что-то там значит. Ёнсон, Джунки и еще пара альф, видимо, дожидавшихся его все это время в гостиной, тем временем, пока хлопает дверь, просто переглядываются между собой недоуменными взглядами. Что на него нашло? – Мне заглянуть к нему? – кусает губы Ёнсон – единственная девушка в их команде по борьбе с главным злом, если, конечно, не считать секретаря Тэхена – Хеджин Марино. Да, она тоже внесла свою лепту в общее дело и хорошо поработала. – Не стоит, – машет головой Джунки, переводя взгляд на вошедших, в отличие от Чимина, в гостиную бодигардов и на Намджуна. – Что произошло? – Он приказал молчать и не докладывать ничего Тэхену, – пропускает смешок Ким Намджун, плечом к плечу останавливаясь вместе с Бернардо прямо напротив четы Сон. – Мальчик наконец осознал на какой ступени находится. Учится пользоваться своим положением. – Он понял, что это больше не безобидные шутки и нас ждет реальная война? – вскидывает подбородок Ёнсон, а после складывает на груди руки, смотря на альф крайне серьезно. – Все то, что мы уже провернули уголовно наказуемо и реально опасно. Много людей пострадало. – И пострадает еще больше, – кивает Джунки. – Мы должны довести это дело до конца и прижать Чона, иначе все было напрасно. – Тэхен идеально проработал свой план, – говорит Намджун, на мгновение отвлекшись на завибрировавший телефон. Контакт «Il mio cuore» все не перестает сегодня радовать его сообщениями. – Если все пойдет гладко, это быстро закончится. – Не хотелось бы это затягивать, – отвечает другу Джунки. А после, потерев ладонью лоб, продолжает, снова переключаясь на итальянские имена: – Если повезет, Алдо назначат доном Барбаро через несколько месяцев, если не недель. Каллисто в этот день нужно будет официально вступить в Ндрангету, так что они должны быть на церемонии вместе, – заключает, рассказывая друзьям и товарищам прописные истины. Все это – традиции и обычные правила, которые нельзя нарушать. Супруг дона не может не состоять в группировке, а если он не получил принадлежность к ней по праву рождения и не вступил перед заключением брака, то путь только один – официально пополнить ряды в день назначения супруга-дона на должность. – И лучше бы без всех вот этих обстоятельств, заставляющих находиться вдали от дома. Они оба нужны будут в Италии, так что мы должны закончить как можно скорее. – Главное, чтобы эта встреча не нанесла ему еще одну травму, – вздыхает единственная девушка, опуская руки. – У нас нет времени заниматься поисками врача и терапией. – Мне хватило нескольких часов чтобы понять, что Чимин очень сильный омега. Он справится, – кивает Намджун. – А сейчас давайте расходиться, уверен, ему хочется отдохнуть, – продолжает он. И, уже выходя из гостиной, друг останавливается, решив все-таки обратить внимание на кое-что: – И еще, Ёнсон-щи, если и были какие-то шутки с чьей-либо стороны, они никогда не были безобидными. Запомни это, – и выходит, как ни в чем не бывало, заставив девушку отвести взгляд в пол. Чимин же в это время сидит на полу в своем дорогущем костюме, некогда пошитом одним из лучших тэхеновых дизайнеров, упершись спиной в дверь своего номера и тихо плачет, позволяя слезам течь по красивому лицу и размазывать макияж. Ему хотелось расплакаться еще в автомобиле по пути в «Jeon Industry» и он наконец это сделал. Что ж, легче не стало. Стало еще паршивее. Так, плача и отпуская себя, он лишний раз убеждается в своей собственной слабости. Мозг упрямо твердит ему свое излюбленное: «Слабак-слабак-слабак», пока внутренний омега, который уже раз за сегодняшний день бьется в истерике, ища защиты, надеясь почувствовать покой и слишком уж сильно желая уткнуться носом в широкую грудь единственного альфы, от которого сердце трепещет и благодаря которому все еще хочется жить. Чимин подтянул ноги к груди, наплевав на то, что брюки в коленях вытянутся и станут не такими уж и красивыми, и закрыл ладонями зареванное лицо, как будто в комнате помимо него еще кто-то есть и этот кто-то может увидеть его в таком состоянии. Такого слабого и уязвленного. Он не боялся, что люди за стенкой услышат, не боялся в очередной раз предстать в их глазах слабаком – он знал, что стены здесь не пропустят ни единого звука. Эта комната была его неким спасением, но, на самом-то деле, обычной тюрьмой, сделав шаг за двери которой, он тут же получал компанию в лице своего личного бодигарда. Только здесь омега может быть наедине с самим собой и не бояться, что его кто-то услышит. Здесь он может быть слабаком. Может плакать, ругаться, кричать, биться в агонии и сильно скучать. Он может делать что хочет, и никто не смеет ему помешать. Здесь тихо. Здесь спокойно. Истерика по чуть-чуть отступает, когда сквозь дерево двери слышится писк электронного замка, означающий что все посторонние наконец покинули номер. Чимин долго сидит на полу, на своем теперь излюбленном месте, повесив руку на колено согнутой ноги, а другую ногу выпрямив и оставив просто бессильно лежать на ковре. Периодически, когда мышцы зачем-то вдруг сводит судорогой, он мерно бьется затылком о дерево позади, дабы приходить в себя и не давать сознанию уплывать в далекие дали. Его жакет давно валяется где-то в углу, рубашка расстегнута на груди, выбеленные волосы растрепались и похожи теперь на какой-то хаос, которому конца и края не видно. Омега искусал себе все губы, съел бесцветный бальзам и теперь борется с желанием сходить и просто-напросто спустить в унитаз весь свой сегодняшний скудный обед – настолько сильно у него крутит живот. Он не может точно сказать из-за Чонгука ли это, но то, что из-за их встречи – точно. Он смотрит в потолок пустым взглядом, давно уже не утирая изредка катящиеся по лицу слезы. Рассматривает люстру, белое покрытие потолка, переводит взгляд на панорамные окна, за которыми кипит жизнь даже несмотря на то, что уже поздний вечер. Смотрит на свою убранную кровать, на туалетный столик, заваленный косметическими принадлежностями, на незакрытую дверцу платяного шкафа. Смотрит и думает лишь о том, что неплохо бы было, если бы сейчас рядом с ним опустился Тэхен. Он нежно коснулся бы пальцами его плеч, с которых скатилась рубашка, погладил бы его снова сильно выпирающие ключицы, прижал бы его лбом к своей груди, провел бы ладонями по спине и обязательно похвалил бы за то, что он так хорошо продержался сегодня. Он бы… Мысль обрывается, когда где-то в кармане брюк звенит уведомлением телефон. Чимин вздыхает, отрывается от двери и достает гаджет, включая экран. Его глаза сразу же загораются, стоит заметить имя мужа в строке отправителя, и тут же заполняются слезами, стоит открыть их общий чат. «Ты плачешь? Золотце, не молчи Тебе плохо?» Чимин кусает губу, читая его сообщения. Как только альфа узнал? Неужели бодигарды его не послушалась и таки настучали? Или же это все их истинность? Тэхен же не раз говорил, что слишком хорошо его чувствует. Плохо ли ему, хорошо ли – муж все о нем знает.«Нет, все в порядке
Я не плачу»
Забавно, что он именно это и делает, когда только сообщение отправляется. Этот всхлип, наверное, услышали даже в соседнем номере. И плевать на то, что стены здесь не пропускают звуки – в тишине он прозвучал слишком громко. «Я тебе не верю Чимини, не лги мне. Мы уже говорили об этом Я чувствую, когда тебе плохо»«Ты не занят? Я могу позвонить?»
«Я на процессе, малыш Я сам наберу тебе, как судьи примут решение, ладно? Прямо сейчас бы сорвался и позвонил, но сегодня я адвокат Прости меня, золотце Подождешь?»«Конечно. Работай спокойно, не думай обо мне»
«Я всю жизнь о тебе думаю, о чем ты говоришь? Сходи умойся, приди в себя и обязательно покушай, хорошо? Я тут надолго У вас там время ужина уже, не пропускай приемы пищи»«Не хочу есть»
«Чимин. Если, когда прилечу, я замечу что ты опять похудел, то буду очень сильно злиться, понял? Мне позвонить Бернардо? Или твоему врачу? Мне сказали, что ты пропустил завтрак и плохо обедал Тебя что-то беспокоит?»«Не нужно никому звонить
Я закажу что-нибудь в номер»
«Хорошо. Пара часов и я позвоню тебе, солнце»«Удачи на заседании, буду ждать»
«Я никогда не проигрываю, малыш Все закончится быстро» Чимин, больно закусив губу, отбрасывает телефон на ковер. Короткие пальцы сами собой зарываются в испорченные покрасками волосы, дергают у корней, пытаясь отрезвить его мелкой точечной болью, пока глаза с уже высохшими в них слезами быстро-быстро моргают. Омега упирается локтями в колени, склоняет к ним низко голову, будто хочет скрыться от целого мира, пусть даже свидетелем его слез будет одна только настольная лампа. Но он не плачет – они больше не выходят наружу. Слезы закончились, но даже несмотря на это, внутри него сейчас бушует одно единственное желание. Собрать себя, развалившегося на части, встать на ноги и разгромить все вокруг. Ему хочется громко кричать от обиды и боли, хочется крушить комнату, ломать вещи, рвать одежду, разбрасывать дорогую косметику по углам. Ему больно после этой ничуть не желанной встречи, больно из-за чонгуковых слов, больно осознавать ту неопределенность их будущего, в которой сейчас он повис. Ему обидно из-за того, что муж сейчас, в такую минуту не рядом. Единственный человек, перед которым Чимин не боится быть слабым, единственный человек, который может заставить его прийти в себя, человек, из-за которого он все еще дышит, сейчас не рядом с ним. Он там, в Италии, работает и решает вопросы ндрины, пока его омега здесь задыхается. Задыхается без него рядом, один, спустя два счастливых года снова оставленный в одиночестве. Он скучает. Чимин испытывает сейчас самое ужасное человеческое чувство – скучает по человеку, которого очень и очень не скоро сможет хотя бы обнять. И пусть ждать его ему осталось всего лишь неделю – это тоже время. Ему его мало. Он не ценил то, что имел, пока спокойно жил с ним в предместье Милана, ему всегда всего хватало и он не жаловался, но сейчас, оставшись один на один со своими страхами и сомнениями, омега наконец понял, что, оказывается, того, что давал ему Тэхен, когда они были рядом, ему все-таки было мало. Иначе почему он не насытился достаточно чтобы пережить эту разлуку? Чимин не понимал этого, пока не лишился, пока не начал довольствоваться лишь переписками и короткими видео-звонками по вечерам. Жалкие крохи, по сравнению даже с тем, что он получал раньше. Ему не хватает Тэхена. Не хватает его запаха, его тепла, его рук на собственном теле. Не хватает его низкого голоса, его «мое золотце» на ухо по приезду домой и «вся моя жизнь» по пробуждению. Не хватает Чимину сейчас и Амато, его, такой же как у отца улыбки, его кудрявых волос, очень красиво поставленной итальянской речи, нежного детского «Papà» и взрослых разговоров. Он безумно скучает по всем своим мальчикам. Скучает вплоть до разорванных в кровь заусенцах на ухоженных пальцах, до заломленных рук, до искусанных в мясо губ. Это такое ужасное чувство – скучать. Когда сама душа тянется, когда хочется хотя бы на десять минут оказаться рядом с ними со всеми, поговорить, обсудить все-все, что тревожит, обнять, поцеловать каждого в лоб и сказать им: «Мы скоро все уже встретимся», – но это невозможно. Наверное, поэтому и чувство ужасное. Чимину хочется разгромить здесь все, а потом сесть в центре всего этого хаоса и просто громко гортанно разрыдаться, абсолютно не сдерживаясь. Ему хочется кричать и ломать все в округе, чтобы потом просто рыдать в глумящейся тишине и полнейшем хаосе. Ему хочется побыть слабым, хочется быть уязвимым хотя бы на пару часов. Хочется просто побыть собой. Не надевать маски, не пытаться казаться лучшим, не стремиться показать всем вокруг, что он достоин стоять рядом с мужем на пьедестале, достоин держать его за руку и зваться супругом не просто консильери – следующего дона одной из самых могущественных семей Ндрангеты. Омеге хочется пожалеть себя, снова расколоться на части, побыть пульсирующим сгустком боли, залечить который может только один в мире альфа. Но он берет себя в руки. Медленно вдыхает-выдыхает через нос так, как учил врач, вытирает уже успевшие опухнуть глаза и встает на дрожащие ноги. Омега не смотрит на разбросанные по полу вещи, на свои туфли, закинутые куда-то в угол. Он в привычной своей манере проводит рукой по волосам, поднимая челку и будто бы зачесывая ее назад. Он супруг Алдо Гвидиче – следующего дона Барбаро-ндрины, – и хотя бы ради него он будет сильным. Он клялся, что никто не увидит его слез кроме мужа, пусть так и будет. Даже стены больше не станут свидетелями. Чимин проходит мимо зеркальных дверей шкафа, не смотрит на свое отражение, выстраивает траекторию движения к туалетному столику. Он ставит телефон на зарядку, включает на нем звук и, остановившись у панорамного окна на пути уже в ванную, замирает. За стеклом раскинулся его родной город, принесший ему столько боли. Город, который он теперь ненавидит. Пухлые губы трогает невеселая усмешка. В этом городе пока еще живут его дети и тот, кто лишил его всего, оставив умирать в луже посреди бостонского порта. Здесь живет человек, предавший доверие, предавший светлые к нему чувства. Человек, которого Чимин теперь ненавидит всеми фибрами своей доброй души. Он живет и радуется жизни. Делит шелковые простыни с молодым мальчиком, водит его в рестораны, дарит дорогие подарки и действительно наслаждается их браком. Он курит дорогие сигары в своем темном кабинете в одной из высоток, пьет дорогой алкоголь, носит излюбленные костюмы и купается во всеобщем внимании. Он выставляет себя благодетелем, спонсирует детские дома и приюты для животных, метит на место в правительстве и торгует наркотиками. Омега знает о нем все и даже больше – он может с легкостью это у него отнять, а потом и его самого уничтожить. Может поступить точно так же, как Чонгук поступил с ним когда-то. Чимин сильнее, у него связей больше и союзники многим умнее. Он стоит за плечом консильери итальянской мафиозной семьи – за их следующим доном. Его муж тоже носит костюмы, курит дорогущие сигареты и смакует на языке алкоголь. Его муж тоже делит шелковые простыни, но не с кем-то, а с ним, он тоже водит по ресторанам и наслаждается браком. Они почти одинаковые, разница лишь в том, что Тэхен – это Тэхен. Его муж нежен, мягок и до безумия романтичен, но сколько веса имеет вся эта его светлая сторона, столько же имеет и его темная. Чимин полюбил обе и смог с ними ужиться, а это, к слову, один из признаков наиболее сильных чувств к человеку – одинаково любить обе его стороны. Консильери Ким, сколько нежен, столько же умен, расчетлив, ну и, как бы ни было больно то признавать, куда более опасен. На то он следующий дон. За их спинами стоит целая ндрина, когда как за спиной Чонгука лишь его псы. Ну и, конечно же, почти все влиятельные люди Южной Кореи, которые сбегут с поля боя сразу же, стоит им только узнать факт того, что Чон перешел дорогу итальянской мафии – вендетту никто не отменял. Так в какой такой неопределенности ты застрял, Ким Чимин? Победа будет за вами. Твой муж сделает все для того, чтобы ты наконец вздохнул спокойно. Зачем сомневаешься? Зачем боишься? Ким Тэхен никогда не проигрывает и это единственно верный факт.***
Чимин успевает принять успокаивающую ванну с пеной и бокалом просекко, а также съесть свой легкий ужин, в составе которого приготовленная на пару рыба и запеченные на гриле овощи. Он уже пьет свой зеленый китайский чай в тот момент, когда в его комнате раздается долгожданный телефонный звонок. Омега позволяет своим губам изогнуться в улыбке, стоит увидеть фото мужа на экране собственного телефона, поправляет предоставленный отелем махровый халат и, в очередной раз расчесав свои еще не просохшие после мытья волосы, опускается на постель, принимая звонок. Он улыбается, смотря на пытающегося удобнее усесться на диване в их гостиной Тэхена, слушая как шуршит его одежда от трения о ткань дивана и его тихие вздохи. Альфа щурится, видимо, уже сняв линзы, тыкает что-то там на экране и удивленно приподнимает брови, когда картинка с омегой наконец увеличивается, расплываясь на весь экран. Его муж такой забавный. Взрослый серьезный мужчина, который иногда все еще умудряется испытывать трудности с современными технологиями. Или это он из-за него так теряется, бегая глазами по комнате? Все может быть. – Привет, – хрипит наконец альфа и улыбается. Его голос слишком громко звучит из динамиков телефона омеги, отскакивает от высоких стен и заставляет мурашки пробежать под махровым халатом. Чимин чувствует ток, пронзивший все его тело, с трудом справляется с эмоциями и, подавив дрожь, отвечает: – Привет, – приподнимая уголки пухлых губ и заставляя свои глаза превратиться в так любимые мужем щелочки этим действием. Дома Тэхен частенько пытался шутить, щекотать и делать прочие вещи, которые хоть сколько-нибудь смешили омегу. И все ради этих чертовых щелочек, из-за которых, вообще-то, раньше Чимин много комплексовал. А потом он вышел замуж за Ким Тэхена, который любит в нем все то, что он сам в себе ненавидит. Прошел ли комплекс? А разве рядом с этим альфой он мог не пройти? – Как суд? – Я выиграл, – рапортует супруг, бросая короткий взгляд на кого-то, проскользнувшего за его телефоном. – Сколько у тебя сейчас времени? Надеюсь, не сильно отвлек? – Третий час ночи, – отвечает омега, тихо вздыхая. – Как ты можешь отвлечь? Тем более, я сам просил тебя о звонке. – В три часа ночи люди обычно спят, – продолжает улыбаться альфа, рассматривая его пушистые светлые волосы, красные после недавнего душа щеки и выглядывающую из-за широкого ворота халата распаренную гладкую грудь. Такую, им давно не целованную. – Ты принимал ванну с пеной? И что-то выпил, да? – Контролируешь? – озорно улыбается ему Чимин. Он знает, что ему можно все – Тэхен никогда ничего ему не запрещает и уж тем более не контролирует. По крайней мере, не с таким фанатизмом, как некоторые. – Как догадался? – Щеки красные, – начинает объяснять Ким. Он слишком хорошо его знает, чтобы не догадаться. – Ты редко пьешь в одиночестве, а если и пьешь, то пьешь игристое пока лежишь в ванне. Плюс, банный халат и твои волосы. Что это было? Просекко? Асти? Франчакорта? – Может, я пил не в одиночестве? – игриво щурит глаза омега, кусая увлажненные бальзамом губы. – Может быть, я здесь хорошо провожу с кем-нибудь вечера? Кто-то же должен скрасить мое одиночество. – Чимин, – протягивает его имя супруг, широко улыбаясь и покачивая головой. – Что? Не веришь? – старается не смеяться омега. – А зря. Раньше у меня было довольно много поклонников, даже после того как я вышел замуж. – Не заставляй меня ревновать, золотце, – говорит альфа. – Не боишься, что я приеду и разозлюсь? – Я тебя не боюсь, – кусает нижнюю губу омега. – Я просто скучаю, – он поджимает губы и опускает взгляд вниз, стараясь не смотреть в глубокий океан глаз своего мужа, боясь потонуть и не вымолвить больше ни слова. – Хочу обнять тебя. Так давно не чувствовал твоей ладони поверх моей. Никогда не думал, что ты превратишься в зависимость, – судорожно выдыхает он, поднимая глаза к потолку силясь остановить готовые потечь слезы. – Хочу, чтобы ты прижал меня к себе так сильно, чтоб захрустели кости. Хочу уткнуться носом в твою шею и полной грудью вдохнуть твой природный запах. – Чимини… – Ты приставил ко мне так много людей, меня охраняют не хуже первого омеги страны, но среди своих телохранителей я не чувствую себя в безопасности, – продолжает Чимин, игнорируя мужа, будто от того, договорит ли он, зависит его дальнейшая жизнь. – Только тогда, когда ты рядом, я чувствую себя действительно защищенным. Ты – мой дом, Тэхен. Ты моя крепость, – заломив домиком брови и теперь смотря в глаза альфы своими стеклянными омутами карамельного цвета, признается омега. – И я люблю тебя так, как любить невозможно. Никто так не любит, – растягивая губы и ударяя внешней стороной ладони по одеялу, говорит омега. – Это какое-то безумие, это что-то нереальное. Мои чувства к тебе проснулись неожиданно два года назад, – он останавливается на секунду чтобы сделать вдох и облизать губы. – Это было похоже на… На первый вздох после подъема со дна самого глубокого в мире озера. Это будто резкий солнечный свет после сорванной с глаз темной повязки. Как по щелчку пальцев что-то в один момент будто сверкнуло в моей голове, и я понял, что ты – единственный, – действительно щелкнув короткими пальцами, продолжает объяснять. – А потом твой концентрированный запах резко ворвался в мои легкие. Я будто бы не дышал раньше. Я не знаю, что это было: прозрение, признание самому себе в чувствах или принятие истинного – я просто в один момент понял, что не могу больше отпустить тебя из своей жизни. Не смогу без тебя, без наших сыновей, без того что есть между нами. Это моя главная ценность, – он снова опускает глаза, отчетливо чувствуя, как сердце его альфы на другом конце материка забилось многим сильнее чем до того, как он начал говорить. Чимин улыбнулся ему смущенно, посчитав это своим личным подвигом. Раньше всегда Тэхен сносил его с ног своими речами, теперь пришла его очередь. – Я люблю тебя, Ким Тэхен. Поэтому, если вдруг когда-то задумаешься о том, мог ли я тебе изменить, вспомни все то, что я только что рассказал и сделай соответствующий вывод. – Чимини, – судорожно вдохнув, шепчет Тэхен. – Моя самая главная драгоценность, я даже не посмел бы подумать о твоей измене. Ты же прекрасно это знаешь, зачем беспокоишься? Я тебе доверяю больше чем самому себе, как ты мог усомниться. – Просто на будущее, – улыбается омега. – На всякий случай. – Черт, я так люблю тебя, – в ответ улыбается Тэхен, облизнув губы. – Как там Амато? Сильно скучает? – приподняв брови, интересуется Чимин, а после чуть слышно шмыгает носом. Ему всегда тяжело сдерживать эмоции, когда он вспоминает, что оставил без своего внимания ребенка, которого, вообще-то, клялся никогда не оставлять. – Вы пропили курс нового препарата, который снова прописал врач? – Я выбросил эти таблетки, – отмахивается муж, стараясь не засмеяться из-за того, как забавно вытягивается заплаканное лицо его омеги. Чимина не было на последнем обследовании, но альфа все подробно ему пересказал, тем более, из них двоих именно омега больше времени проводит с ребенком, соответственно, именно он обычно и контролирует его прием препаратов. – Он начал слишком часто чихать, а несколько дней назад я заметил на его спине мелкую сыпь. Оказалось, простая аллергия. – Жаль, – вздыхает омега, опуская глаза на свои, прикрытые халатом, длинные стройные ноги. Ноги, которые очень любит наглаживать вечерами Тэхен, а после, уже ночами, ласкать их своими короткими поцелуями. Уголок губ из-за этих приятных воспоминаний чуть приподнимается вверх. – Этот препарат помогал куда больше остальных. Но ты правильно сделал, не хватало еще чтобы аллергия свалила Амато с ног. Кстати, что он делает сейчас? – резко вдруг улыбается Чимин. Муж, нахмурив брови, рассматривает его через экран – омега делает все чтобы показаться жизнерадостным и всем довольным, вот только глаза, которые ни десять лет назад, ни сейчас не умеют лгать – выдают его с потрохами. Чимин скучает. Ему тяжело говорить о детях, о всех троих, когда они далеко. У него отобрали старших сыновей, заставив биться в агонии и себя ненавидеть, а сейчас он приехал только для того чтобы их себе вернуть, оставив за тысячи километров от себя своего еще одного, новоприобретенного сына. Правда, оставил он не в смысле «ушел навсегда», а в смысле: «я ненадолго уеду и вскоре вернусь». Как родители оставляют детей у бабушки перед тем как отправиться на какое-то мероприятие на работе, так и он оставил Амато в Италии на попечении своего лучшего на данный момент друга и прекрасного папы двоих детей в одном флаконе – на Ким Сокджина, любезно согласившегося последить за их с Тэхеном не по годам умным сорванцом. Муж скоро к нему прилетит, тоже оставит своего сына со своеобразной «бабушкой», а на няню или того хуже – на беременного Юнги, омега ребенка оставлять не решился. Ему нужна уверенность в том, что с его сыном все будет более чем хорошо, а кто может дать ему эту уверенность и искоренить лишнее волнение? Ким Сокджин, который сам папа, пусть его дети давно уже выросли, и который знает на вилле буквально каждый миллиметр, а еще он с самого младенчества заботился об Амато. Кому, как не ему можно было бы это поручить? Тем более, когда поступило предложение, старший омега даже думать и взвешивать все «за» и «против» не стал, с легкостью согласился. Потом еще в шутку предложил перевести его на новую должность! Надоело, видите ли, ему быть дворецким, пора и в няньки пойти. Чимин понадеялся, что он это не серьезно. Куда они без Сокджина в роли дворецкого? Это его должность, она самая высокая среди персонала, работающего в чужих богатых домах, и она ему безумно идет. Она придает этому омеге статности, уважения и какого-то величия в чужих глазах. Он же столько лет уже ее занимает! Чимин не знает сколько точно, но больше десяти, а это о многом говорит. На Сокджине же вся вилла держится, а если он уйдет – все подобно карточному домику сложится. Чимин, которого супруг наделил полномочиями самостоятельно подбирать и сокращать персонал, так прямо другу и сказал, что не отпустит. Они, конечно, доплатят ему сверху за роль няни Амато, но на постоянную основу на эту должность не переведут. Еще чего! Сокджин, конечно же, тихо рассмеялся на такие отчаянные заявления. Он ведь всего-навсего пошутил про перевод! Или он что, в глазах Чимина, похож на бессмертного со стойкой психикой, который выдержит чужих детей возле себя на постоянной основе? Амато это, конечно же, не касается, это другое – он для него как племянник, с которым его дядя очень даже не против провести время. Ну а другие? Работа няни подразумевает, что ему придется постоянно контактировать с отпрысками чужих богатых семей – оно ему надо? К таким подвигам Сокджин не готов, и никогда не будет. Ему хорошо на своем месте, на кимовской вилле за городом, в окружении бескрайнего леса, простирающегося прямо за ней, и кованого забора. Ему комфортно в своих отглаженных брюках, в светленьких блузах с жабо и натертых туфлях. Да и куда он без этой теплой атмосферы, что царит в этом доме с тех самых пор, как здесь поселился Чимин? Куда он без своего штата прислуги, без старенького садовника, армии бодигардов? Как он без этой чудесной семьи, без своего синьора Кима, его мужа и замечательного сына? Не сможет Сокджин без них прижиться на новом месте, да и контролировать прислугу ему нравится куда больше, чем подчиняться самому. Он только чете Ким подчиняется – они его единственное начальство. – С Амуром носится, что же еще, – пропускает смешок Тэхен, переводя глаза куда-то в сторону окна, ведущего во двор. – Гиперактивный он в последнее время какой-то, как бы Сокджин-ши не отказался в последний момент его у себя приютить. – Не откажется, – улыбается омега. – Ты все-таки решил отправить его к Сокджину домой? – Думаю, так будет лучше, – кивает альфа, смотря в любимые глазки. Чимин пару дней назад чуть ли не слезно умолял его не оставлять сына одного на территории дома и отправить вместе с дворецким в его квартиру. Там и квадратных метров меньше, и следить за ним будет куда удобнее. – Что он будет делать здесь, на такой большой территории? Теряться? Нам хватило уже одного раза, хватит, – объясняет свой выбор Тэхен. Он рассказал мужу о том, что произошло между ними с Дарио когда-то, так что омега не мешкается – сразу понимает, о чем речь. – У Сокджина с Намджуном квартира небольшая, но, учитывая, что его дети живут отдельно, места там им двоим хватит. Приставлю к ним человек пятнадцать охраны, часть расставлю по периметру жилого комплекса и буду спокоен. – Сколько вообще у тебя людей в подчинении? – недоумевает омега. – Ко мне столько приставил, сколько просто здесь на тебя работает, теперь еще и Амато. Правда что ли целая армия? – неуверенно посмеивается Чимин и тут же замолкает стоит только альфе кивнуть. – Серьезно? Ким Тэхен! Чего еще я о тебе не знаю? – А чего ты ожидал от следующего дона? – посмеивается теперь Тэхен. – В моих руках сосредоточена огромная власть, через несколько месяцев целая ндрина ляжет на мои плечи, конечно на меня работает много людей. Большая их часть – члены Ндрангеты и работают на меня только чтобы выслужить для себя место под солнцем. Возможно, это не логично – доверять тем, кто в любой момент может найти другого, более сильного покровителя, но не в нашем случае. Члены мафиозных семей как псы верны своей группировке, а группировку возглавляет самая сильная ндрина, то есть, самый сильный дон среди всех. Пока что у нас четыре равноправные ндрины стоят во главе, но как только Гаспар официально, перед всеми донами, переложит на меня свои полномочия – все изменится. – Звучит так, будто ты собрался развязать войну, – мрачно подмечает Чимин. Снова! Снова их душевные теплые разговоры резко перетекли к серьезным темам и их покрытому густым слоем тумана будущему. – И ты пугаешь меня своим этим настроем. Понимаешь, что мы все тогда можем пострадать? – Я не изверг, Чимин. Мне не нужна война, – машет головой альфа. – Все семьи, кроме трех главных, уже признали меня единоличным главой всей Ндрангеты. Они с самого начала все знали, что у консильери семьи Барбаро большие амбиции, тогда же и догадались что я, вероятно, встану у руля после Гаспара. Моя политика крайне проста и легка для понимания, с этим не должно возникнуть проблем. – А если с тобой что-то случится? – шуршит одеялом омега, меняя положение. Он прижимает колени к груди и, обняв их свободной рукой, кладет на сгиб локтя подбородок. – Что мы тогда будем делать? – Все мое имущество завещано тебе, я уже говорил, – беспечно пожимает плечами Тэхен. – Я открыл счета на детей, на всех троих, туда сейчас ежемесячно поступают деньги, которые зарабатываю на своей фирме, потом ежемесячно будут списываться с ее активов. И к тому же, я заработал достаточно, чтобы вы ближайшие лет пятьдесят точно не голодали. Плюс мои автомобили, недвижимость – в случае необходимости их можно будет продать, а раз ты станешь собственником, сделать это не будет проблемой. – Этот разговор именно то, что мне нужно было услышать, чтобы успокоиться. Спасибо, Тэхен! – громко язвит Чимин, отводя от телефона взгляд своих мокрых глаз. Он ненавидит, когда его муж говорит о своей смерти и о том, что он давно к ней подготовился, а если точнее: обеспечил своей семье безбедную жизнь без себя. Иногда – часто, на самом деле, – омеге хочется хорошенько его ударить, чтобы задумался. Чего это умирать удумал? Еще и все распланировал, имущество свое распределил. А ничего, что это имущество его самого никогда не заменит? Он завещал все Чимину, но Чимину и даром не нужно все то, что у его альфы есть – ему нужен только сам Тэхен, живой и желательно рядом. Никакие деньги, дома, машины, квартиры его тепла не заменят. Зачем Чимину вся эта безбедная жизнь, если его дети будут расти без отца, а он – встречать старость без мужа? Да и встретит ли? Истинные, с такой связью как у них, обычно после смерти партнера не выживают. – Давай больше не будем поднимать эту тему, – крепко зажмурившись и позволив одинокой слезе все же скатиться, сцепив зубы, проговаривает омега. – Я даже на секунду не хочу думать о том, что могу остаться без тебя, – он раскрывает сомкнутые веки, смотрит прямо в глаза и только потом продолжает: – Зачем мне нужна эта жизнь, если в ней тебя нет? Я остался один на неделю. На неделю, Тэхен, а по ощущениям уже полгода прошло. Я тысячу раз за день думаю о тебе и прокручиваю твой образ в своей голове. И это только неделя, а ты хочешь вечность. – Чимини… – Если ты подвергнешь себя опасности и однажды не придешь на ночь домой, когда все вот это закончится, а потом меня попросят приехать на опознание, – опасным тоном продолжает Чимин, игнорируя удивленно хлопающего глазами мужа. – Знай: я не поеду. Я наложу на себя руки сразу же, как только услышу, что тебя больше нет. – Я не могу заверить тебя в том, что со мной никогда ничего не случится – я просто не имею на это права, мы все смертны, но, Чимини, – продолжает альфа, смотря глаза в глаза своему дорогому, во всех возможных смыслах этого слова, супругу. – Ты – вся моя жизнь, не думаешь же ты, что я часто поднимаю эту тему из вредности или чтобы тебя позлить? Ты, конечно, становишься чересчур сексуальным, когда злишься, но это явно не повод для подобного разговора, – позволяет себе улыбнуться Ким, разглядывая смутившегося омегу. – Я знаю, как ты не любишь об этом разговаривать, знаю, как тебя пугают мысли о том, что ты можешь остаться один. Но я не знаю, что ждет меня дальше. Сейчас моя карьера в Барбаро идет в гору, я собираюсь занять самый высокий пост, более того, меня к этому чуть ли не с рождения готовили. Но я не могу молчать и бездействовать. Тебя у меня не было, когда я начал действовать и выбивать себе место под солнцем, тогда у меня был только Амато и я бросал все силы на то, чтобы его защитить, а сейчас – целая семья. Сейчас у меня есть ты, мой замечательный и единственный в своем роде муж, и трое детей. Поэтому я перестраховываюсь и заранее продумываю то, как вы будете жить. – Но ты упускаешь тот факт, что у нас не только души, но и жизни связаны, – тихим голосом подмечает Чимин. – Если не будет тебя – не будет меня. – Золотце, я ничего не упускаю, – говорит альфа. – Я каждый день думаю о том, как бы мои действия не навредили всем нам. В любом случае, наши дети всегда будут обеспечены всеми благами, я для этого и работаю, но как бы там ни было, ты должен жить, понял меня? Не хочу, чтобы ты шел за мной следом. Туда – единственное место, в которое я тебя за собой не позову. – Я знаю, что в Милане несколько дней назад что-то произошло и ты пострадал, – рассматривает свой локоть омега, а после поднимает на мужа блестящие влагой глаза. – Это правда? Глупо в твоем случае отрицать – у меня сердце больно кольнуло. – Да ничего такого, – пытается отмахнуться Тэхен, но тут же тушуется под внимательным взглядом любимых глаз. – Пока Гаспар в больнице, я временно исполняю его обязанности. В тот день у нас была назначена сделка с поставщиками из другой группировки. К соглашению мы не пришли, а они, слишком вспыльчивые и привыкшие решать проблемы силой, наставили оружие. Мы разгромили ресторан, и я повредил плечо, все. – Повредил, в смысле…? – не договаривает Чимин, надеясь, что муж сам поймет, чего он от него хочет. – Пулевое, – кивает альфа. – Немного разорвало мышечную ткань, мелочи. Бывало и хуже, – пропускает смешок муж. – Джунки растрепал? – А кто еще? – невесело хмыкает Чимин. – Ты же остальных настолько запугал, что они даже дышат рядом со мной через раз. – А нечего им, свободным альфам, на привлекательного, меченого, да еще и замужнего омегу заглядываться, – смеется Тэхен. – Я ведь не только уволить могу. – Ревнивец, посмотрите на него, – сощурив глаза, тянет омега. – Сильно болит? – Мое плечо не должно тебя волновать, солнышко. И к тому же, оно совсем не болит, – ухмыляется Ким. – На Барбаро работают лучшие врачи, так что меня хорошо заштопали, не переживай. – Ты всегда такой, – снова опустив глаза и мило надув губы бурчит Чимин. – Какой «такой»? – За меня беспокоишься, а себя обесцениваешь. Со времен университета так, кстати! – Я же люблю тебя, – в очередной раз признается альфа. – Возможно я говорю тебе об этом слишком часто, и ты давно потерял ценность этим словам. Но, когда я говорю, что люблю тебя, я говорю тебе это не по привычке – я так напоминаю тебе, что именно ты – лучшее, что случилось в моей жизни, что ты – моя самая главная ценность. – С двадцати же, да? – улыбается покрасневший омега. – Восемнадцать лет, подумать только… Я осознанно люблю тебя всего ничего, каких-то два года, но я уже тоже могу назвать тебя своей главной ценностью, моим единственным счастьем. Счастьем, которое стоило всей перенесенной боли. – Если бы ты знал, как мне сильно хочется обнять тебя прямо сейчас, – чуть было не взвыв признается Тэхен. – Уже руки чешутся. И губы. Я так давно не чувствовал твоих губ на своих, что уже начал забывать их вкус. Они у тебя мягкие, податливые, невероятно нежные и пахнут твоими фруктовыми бальзамами. А как они распухают после наших длительных поцелуев… – Ты действительно собираешься обсуждать мои губы сейчас? – нервно посмеивается из-за смущения Чимин. – Вообще-то, я делаю комплименты. – Моим губам? Мне сделать комплимент твоему члену? – Было бы неплохо, будь ты не за тысячи километров. – Черт, – улыбнувшись, вздыхает омега. – Как мы от признаний в любви перешли к обсуждению близости? И вообще, ты мне так и не рассказал про Амато. – Что о нем рассказывать, вот бежит, негодник, – вдруг счастливо улыбается альфа, ловя в свои объятия маленького непоседу. У них там что-то шуршит на фоне, а после перед камерой телефона показывается вихрастая макушка младшего сына. – Чего такой взъерошенный, воробей? Амура спать повели, и ты сразу про меня вспомнил? – шутливо отчитывает на итальянском сына Тэхен и треплет его по волосам. – Дай мне поговорить с папой! – громко заявляет ребенок, заставляя омегу на том конце широко разулыбаться. – На улице темнеет, значит, вы уже разговариваете! – Какой требовательный, – щурит глаза альфа. – Обернись, непоседа. – Папочка! – тут же еще громче верещит маленький омега, поворачивая голову и замечая родителя на экране отцовского телефона. Чимин там уже не сдерживает тихие смешки. Амато широко улыбается ему и заползает на отца поудобнее, чтобы они вместе теперь попадали в кадр. Тэхен приобнимает его за детскую талию, крепко прижимая к себе. – Как ты там? Тебя не обижают? – Привет, малыш, – перейдя на итальянский, улыбается ему Чимин. – Кто тут меня может обидеть? Твой папа сделал все для того, чтобы я был в безопасности, – вспомнив то количество приставленных к себе людей, многозначительно, но в том числе и с благодарностью, смотрит на мужа омега. А тот смотрит на него довольно, как объевшийся кот – он доволен собой, своим вовсе не лишним волнением о безопасности, и тем что Чимин наконец-то признал его правоту. Охрана нужна – без нее ему ни в Корее, ни даже в Италии, ни за что бы было не выжить. – Лучше ты мне расскажи, как у вас дела. Что-то я не особо доверяю твоему папе в этом вопросе. – У нас все хорошо, – отвечает Амато, ерзая в руках отца и не замечая, как он едва заметно морщится, стоит сыну случайно проехаться локтем по его ране. – Только папа все чаще плачет ночью пока я к нему не приду. Он только со мной не плачет. Альфа опустил голову на этих словах и поджал губы, увидев скользнувшее в глазах супруга беспокойство и тень жалости. Ему не нужна жалость – он и так жалок. Какой из него альфа, если он собственную слабость не может перенести достойно? Он не должен ночами рыдать как маленький мальчик, у которого злые родители отобрали игрушку. Чимин – не игрушка, он его самый любимый омега, его муж, сват, брат и они все вместе взятые. Тэхен давно уже не мальчик – он взрослый мужчина под сорок, у него семья, у него дети, ндрина и фирма. Какие слезы? Он просто слабак, так и не научившийся справляться со своими эмоциями. – А еще он часто ругается с кем-то по телефону! – вспомнив, снова выкрикивает Амато. – Амато, – строго зовет сына Тэхен, остужая взбудораженного ребенка, пока он еще чего-нибудь не рассказал. – Что? – недоумевает малыш, смотря на отца его большими глазами. – Тэхен, мы обсудим это с тобой позже, – теперь строго обращается уже Чимин. И вздыхает: – Черт, как же я по вам обоим соскучился… Их звонок длится еще совсем не долго – Тэхен вскоре неловко прощается, испытывая вину за то, что ему нужно идти укладывать спать Амато, а самому после ехать к Гаспару. Чимин не знает о том, что его муж собирается этой ночью покинуть пределы не только дома, но и страны, наверное, только поэтому выдыхает и, заверив что с ним точно все хорошо и он совсем не обижен, сам отключается, потому что, он знает – его альфа может еще долго пытаться завершить вызов, но так этого и не сделает, потому что снова самостоятельно лишить себя присутствия мужа для него равно пытке. Честно, Чимин с ним согласен. Но они добровольно пошли на эту пытку чтобы после уже спокойно жить счастливо и не вздрагивать каждый раз, когда слышишь фамилию «Чон». Эти отношения на расстоянии – пытка, но именно она помогла им еще один лишний раз убедиться в том, что порознь им никак, в том, что друг без друга жизнь для них превращается в каторгу. Наверное, это урок? Урок, который им нужно усвоить и никогда больше не расставаться? Все может быть. Сегодня, наобщавшись с мужем и с сыном, омега наконец засыпает почти спокойно, выпив всего пару капсул своего снотворного. Ему впервые за неделю не снятся сны, и он не подрывается на постели от каждого шороха, в панике ища тело мужа рядом с своим. Что это? Спокойствие, которое ему передали родные? Лучше бы это было оно, потому что, если это очередной фокус его больной психики, являющийся лишь вершиной айсберга чего-то ужасного – он такого просто не выдержит. Хватит на сегодня ему приключений. Да и на всю ближайшую жизнь, наверное, тоже. Ему бы только мужа под бок, да и все. Он будет счастлив.