Облака под землёй

Гора Лишань рождала в сердце Минъяня неясное волнение. Пока они с Е Байи путешествовали, он был спокоен и счастлив как и мир вокруг. Он впервые заметил, как быстро приходит в долины весна: там деревья оделись уже молодой зеленью, на глади полей отражались облака, и среди облаков крестьяне сажали рис. Он никогда раньше не путешествовал в своё удовольствие, не таясь. Никогда не плавал в реке просто для того чтобы насладиться бодрящим холодом воды, никогда не задерживался на мосту полюбоваться лотосами. Но Е Байи специально решил сделать крюк чтобы показать ему красивые места, хоть и не признавался в этом. "Ну? Нравится тебе?" — каждый раз спрашивал он, показывая радугу над водопадом или изящные пагоды храмов. И, услышав утвердительный ответ, довольно улыбался своей кривоватой улыбкой, так, что чёрные глаза блестели как у мальчишки, поймавшего цикаду. Минъянь ни разу ему не солгал. Там, где его разум оказывался недостаточно утончённым, чтобы оценить красоту садов и дворцов, приходили на помощь чувства. Не зная, как их выразить, не умея складывать стихи, он в такие мгновения просто молчал. Но каким-то образом Е Байи понимал, что у него на сердце, и просто ждал рядом, не мешая и не подшучивая. Лишь однажды на солнце нашла тень. “Всё это могло стать моим…” — думал Минъянь, когда они проезжали через владения принца Цзиня. Но мысль не возбуждала. Мир жил своей жизнью без него, а он так далеко отошёл от мира, что забыл, для чего люди сражаются за всё это. Зачем нужно было сражаться, когда ему, страннику, и так всё это принадлежало. В пути кошмары прекратились: слишком велик был мир вокруг, чтобы сердце могло уцепиться за старые чувства. Но вид заснеженных пиков вдруг испугал его так, что заколотилось сердце. Горы вокруг Чанмин были ниже, без снежных шапок. Лавина не могла сойти с них в любой момент… — Что, струсил? — Е Байи подтолкнул его плечом. — Тебе не гор надо бояться, а Чжэн Чэнлина. Вэнь Кэсину и Чжоу Цзышу на тебя плевать, а вот мальчишка, если не умчался снова к дочке Гао, тебя вряд ли хорошо примет. — Я ничего и никого не боюсь, — тихо проговорил Минъянь. — Я могу терпеть побои и есть объедки, пока это необходимо. Но если я захочу вернуться к вам на гору Чанмин, никто меня не удержит. — Да что ты всё заладил?! Вернёшься ты на гору! — Е Байи сердито откинул прядь волос с плеча и зашагал вперёд. — Думаешь, я так хочу с тобой расставаться? Дурак ты... Последние слова он пробормотал так, чтобы Минъянь не услышал. Но он услышал, и, изо всех сил сдерживая улыбку, поспешил за ним. — Разве вы не пообещали очистить свою душу до весны? Что же случилось? — Мне даже не пришлось ничего делать! Ты за зиму стал как скелет, а я не собака — на кости бросаться. Пусть сначала Чжоу Цзышу тебя откормит, тогда и поговорим. Как всегда отвратительная грубость! Но при свете дня слышать, что древнее чудовище не хочет с ним расставаться, было так… Е Байи покривил душой, и Минъянь прекрасно это знал. Мог бы напомнить ему, как совсем недавно они, пережидая дождь под крышей кумирни, скрытой в зелёных зарослях, вдруг посмотрели друг на друга одновременно, и принялись целоваться. Пока не нагрянули вдруг паломники, тоже прячущиеся от ливня, и не пришлось всем стоять в неловком молчании. Или напомнить, как Е Байи, под видом насмешки, обмолвился о его красоте. "Ха-ха, ой не могу, ты наверное от мужчин всегда сбегал ночью! Видели бы эти любители мальчиков, как их "красавица Си Ши", растрёпанная, утром бреется! Вот тут на челюсти самое сложное место, давай помогу. Без хорошего зеркала порежешься ещё. У тебя лицо — одни скулы, как горные пики. О них бритва не тупиться, а затачиваться должна!" Нет, равнодушием тут и не пахло. Как и в тот день, когда на реке остановилась вся навигация, чтобы пропустить какие-то войска, и на лодке делать было решительно нечего. Е Байи позволил Минъяню заплести ему волосы так, как Минъянь когда-то заплетал свои. Он старался не выдавать, что ему нравится, когда его причёсывают, но Минъянь давным-давно это заметил, и всегда растягивал удовольствие. Вот и в тот день он неспеша разделял пряди, тоскуя по временам, когда Цяньцао делала это для него. У неё получалось лучше всех... Е Байи был в восторге. “Только посмотри на меня! Я с этими косами сразу злее стал выглядеть! Если ещё глаза накрасить, то меня за разбойника начнут принимать, а не за отшельника! Давай, мажь! Хочу на это взглянуть!” Минъянь сел к нему на колени верхом, даже не отдавая отчёта, просто стараясь ровнее сделать линию… Один взгляд, и через мгновение они снова целовались, пока лодка не качнулась, пока снаружи не закричали, что путь открыт… Эти мгновения ничем не заканчивались. Но нельзя было перепутать их с равнодушием. Минъянь ушёл вперёд, чтобы чудовище не смогло увидеть его улыбку. *** У моста через ущелье ему снова расхотелось улыбаться. Два пика горы Лишань нависли над всей своей тяжестью, готовые вот-вот обрушиться.. Его трясло, он просто не мог заставить себя сделать ещё хоть шаг — ноги не слушались… Е Байи ступил на мост и остановился, дожидаясь его. — Минъянь! Пошли. — Тише… лавина... — горло тоже сдавило, и воздух словно выбили из лёгких… "Я умираю", — подумал он, опускаясь на колени. — "Нет, я уже умер много месяцев назад, и это мост Найхэ, а за ним ад…" — Жабка, смотри на меня. — Тёплая рука коснулась его щёки, заставив обернуться. — Я приказываю тебе: назови мне четыре символа сторон света. — Я… не могу дышать… — Можешь, просто вдыхай и выдыхай медленно. Четыре символа, Минъянь. Это важно, ну давай. Не подводи меня. Минъянь попытался собраться с мыслями. Это часть какого-то ритуала? До ритуалов ли тут, когда сходит лавина… Краем глаза он видел, что снег движется. Вот сейчас... — Лазурный дракон… на Востоке. Алая птица на Юге… белый тигр… — Белый тигр, ну? Смотри на меня и вспоминай. — Е Байи крепко, до боли сжал его плечи. Почему-то от этого стало легче дышать. — Белый тигр на Западе… чёрная черепаха на Севере... — Молодец. Теперь семь домов лазурного дракона. — Цзяо… Кан, Фан… — Минъянь сделал глубокий вдох. — Син, Вэй, Цзи. Он избегал смотреть на гору, но мост снова стал просто мостом. Он был жив. Не в аду. Но кто знает, надолго ли... — Вот ты уже дышишь. Если такое будет повторяться — вспоминай хранителей. Понял? — Долины призраков больше нет, но призраки всё так же ходят по Цзянху, — произнёс чей-то насмешливый голос. — Не освятить ли это место, чтобы они не могли приблизиться? Минъянь поднялся. Дрожь исчезла, сменившись холодом, пробирающим изнутри. — Вэнь Кэсин. Этот человек никогда не увидит его на коленях. Даже умирать перед ним Се Ван будет стоя… Вэнь Кэсин, в лазоревых с белым одеждах, сидел на перилах моста обмахиваясь веером, словно стоял жаркий летний день. Только вот его волосы навсегда тронул иней. Фарфорово-белые щёки, алые губы, блестящие глаза, — словно призрак замёрзшего во льдах или злой дух. Слишком соблазнительный для просветлённого отшельника, слишком холодный для живого человека. — Я увидел, что вы медлите, и решил встретить. Неужто не можешь далеко отходить от своей могилы, призрак Короля скорпионов? — Господин дал мне имя "Минъянь". Отныне прошу так меня и называть. Он знал, что сейчас, по сравнению с Вэнь Кэсином, некрасив и бледен, и хуже одет, но держался так, словно всё ещё был Королём скорпионов во всей своей славе. Вэнь Кэсин спрыгнул с перил. — Минъянь... “Этот чай был предназначен только для высокородных сановников, как же он достиг моей скромной хижины на вершине горы?”. Если есть какое-то объяснение, то одна мудрая черепаха Севера мне его задолжала. — Я всё объясню, только тебе и Чжоу Цзышу, чтоб два раза не повторяться. Пошли, не то изведёшься от любопытства. — Е Байи подтолкнул Вэнь Кэсина, и решительно двинулся вперёд, словно явился к себе домой. Минъянь ступил на мост, и, почувствовав ногой крепкое дерево, успокоился окончательно. *** Он ожидал увидеть на горе Лишань древнюю и мрачную обитель, поросшую изумрудным мхом, простые хижины и каменные залы безо всяких украшений, как его дом на горе Чанмин, но над пиками и пропастями раскинулись светлые ажурные мостики, дышали свежестью живого дерева новенькие павильоны, взбегавшие на скалу. “Чистота и лёгкость”, — гласила надвратная табличка, и Минъянь внутренне согласился. — Неплохо, — одобрил Е Байи, осматриваясь. — Год назад вы ютились в пещере как летучие мыши, а теперь настроили гнёзд будто ласточки. — Школа Четырёх сезонов и сейчас в пещерах, но пусть об этом говорит А-Сюй. Это была его идея, как я могу отнять возможность о ней рассказать? — Вэнь Кэсин прижал ладони ко рту. — А-Сюй! Старое чудовище привело молодое чудовище! Чжоу Цзышу появился так же неслышно, как Вэнь Кэсин на мосту. Просто одна из синих теней отделилась от скалы. — Я нашёл шпильку, которую ты искал. — Он подошёл и вложил пропажу в ладонь Вэнь Кэсина, мимоходом погладив пальцы. — Больше не теряй. — Нужно было послать на поиски нерадивого ученика; хорош учитель, который всё делает сам! — Ученику есть чем заняться. Не хочешь моей помощи, Лао Вэнь, раскапывай снег своими руками. Чжоу Цзышу не изменился, разве что на щеках его появился румянец, и тело прибавило лёгкости, гибкости. Минъянь заметил, как блестят его глаза, когда он смотрит на Вэнь Кэсина, как тот улыбается, глядя в ответ. Словно в эти мгновения мира вокруг не существует. Отвратительно. Минъянь склонил голову, приветствуя, и отвернулся, делая вид, что ему всё равно. — Не знаю, зачем ты привёл Короля скорпионов, но это не лучшая идея, — сказал Чжоу Цзышу. — Чэнлин… — Переживёт. Дайте этому доходяге поесть, у него с раннего утра ни крошки во рту, — скомандовал Е Байи. — Благодарю, я не голоден. Он был голоден, ещё как! Но признаваться в своих слабостях Вэнь Кэсину… — Только пришёл и уже оскорбляешь хозяев? Иди, не строй из себя невесть что. "Последний раз, когда это чудовище мне приказывает…" — подумал Минъянь, и, смирив грусть, последовал за ним. *** Чжэн Чэнлин за короткое время стал юношей, почти мужчиной, и смотрел на Минъяня сверху вниз. Вернее, смотрел сквозь него. Объяснения о том, для чего здесь Король скорпионов он выслушал молча, но под конец взорвался. — Учитель! Почему мы должны… Чжоу Цзышу поднял руку, останавливая его. — Потому что старейшина Е сделал то же самое для нас, ребёнок. Однажды он сохранил твоему дяде-наставнику жизнь, взяв с него обещание не покидать поместье Четырёх сезонов. В ту ночь я убедил его, что смерть одного человека не сделает мир лучше. Разве я могу теперь отказаться от своих слов? — Я не просил об этом, — ответил Минъянь, едва удержавшись чтобы не прибавить что-нибудь вызывающее. — Но тот, кто распоряжается моей жизнью, запретил мне сражаться и привёл сюда. Я не могу ослушаться его воли. Чэнлин стиснул зубы, но промолчал. — У нас найдётся пещера для такого высокородного пленника, — Вэнь Кэсин улыбнулся. — И даже она будет лучше чем нора в горе Чанмин. — Он не пленник, а слуга. Лучше займите его чем-нибудь, от праздного ума одни беды. Пусть хоть… научит вашего мальчишку своей технике игры на лютне. Ченлин поклонился. — Спасибо, старший Е. Но я отказываюсь. Минъянь промолчал. Ему было всё равно, чем заниматься в этом месте, мысли его витали не здесь. За столом он по-привычке прислуживал Е Байи, наливая ему чай, и не сразу заметил, что тот в свою очередь подкладывает ему лучшие куски и придвигает сладости. Он постоянно делал так, когда они останавливались в тавернах и на постоялых дворах… Увидятся ли они снова? Или древнее чудовище вздохнёт свободно без него, а потом забудет? Минъянь не хотел даже провожать его. К чему делать вид, что кто-то из них страдает от расставания? Но Е Байи сам отозвал его в сторону. — Не заставляй меня жалеть о том, что я тебя спас, веди себя прилично, — сказал он.— Будут мучить кошмары, — усмири гордыню и скажи Вэнь Кэсину. Он наследник Долины целителей, что-нибудь придумает. Минъянь раздражённо улыбнулся. — Унижаться перед Вэнь Кэсином. Ясно. — Надо будет — унизишься. Захотят наказать — примешь наказание. Захотят убить — примешь смерть. — Это всё, господин? — Нет, не всё. Ешь как следует. Я же тебя двумя ладонями обхватить смогу, куда это годится? — Вы преувеличиваете. — А ты хочешь чтобы я попробовал? Не дождёшься. С наставлениями я закончил, но ещё… — Е Байи развязал ленту, встряхнул головой, освобождая волосы, и сомкнул пальцы Минъяня на гладком шёлке. — Вот, возьми. Если снова почувствуешь, что душа покидает тело, намотай на руку и медитируй об этой ленте: как она касается кожи, как выглядит. Если не поможет, вспоминай четырёх хранителей и их дома. Минъянь на мгновение прижал ленту к губам, вдыхая запах персиков, затем бережно сложил и убрал в рукав. — Раз так… — он опустил глаза. — Я тоже должен что-нибудь дать на прощание… Он подошёл вплотную, словно для поцелуя. Е Байи не отстранился, не замер. И не закрыл глаза. — Поцелуй... слишком легко забудется… — прошептал Минъянь, проведя кончиками пальцев по его губам. — Стоит утереть рот… и даже след исчезнет… Одно движение лезвия, и кровь брызнула бы на снег… но Е Байи перехватил его запястье, сжал до боли. — Ты что делаешь, сукин сын?! — Я не собирался резать глубоко. — Минъянь улыбнулся. — Но заживала бы рана долго, и долго напоминала обо мне. Этот клинок не ядовит, просто бритва. — Благодари небеса за то что у меня времени нет проучить тебя как следует! Он отобрал лезвие и полоснул по ладони, так, что алые капли разлетелись веером. — Вот! Доволен?! С теми, кем дорожат, так не поступают, тварь ты этакая! Поймёшь, почему — тогда и поговорим. А до того — забудь моё имя! Взлетела снежная пыль, и через мгновение Минъянь остался один. Он опустился на колени, и зачерпнул пригоршню снега. Кровавая льдинка растаяла на языке. Его вкус... ближе быть ведь уже невозможно? Но почему-то от этого одиночество сделалось только сильнее. *** — Так будет с каждым, кто думает, что способен меня победить. А-Сюй, посмотри, я снова выиграл! Чжоу Цзышу, проходя мимо, мельком взглянул на доску. — Едва-едва, можно сказать ушёл в последний момент. И разве не полагается сказать: “спасибо, что позволили мне выиграть”? — Мы двое воинов, которые сражаются на равных, зачем ложная вежливость? Тем более между старыми врагами. — Вэнь Кэсин сверкнул ровными, белыми зубами. — Ещё одну игру, господин Теперь-уже-не-Король скорпионов? Минъянь смотрел на него в упор не моргая, неглядя собирая камни с доски. Разозлённый очередным поражением. — Ещё одну игру, Не-Повелитель Долины Призраков. — Пока вы забавляетесь с облавными шашками, кто будет следить за учеником? — Чжоу Цзышу скрестил руки на груди. — Он сегодня снова пытался разбирать механизм охранной статуи у архива. — Не разбирать, а усовершенствовать, А-Сюй. Видно кому-то из нас троих он не доверяет. Минъянь нарочито громко усмехнулся. — Ха! Словно такой примитивный механизм и вправду можно улучшить! Разве что создать новый. Я легко прошёл мимо него, да и остальные ваши ловушки просто смешны. Повисло тягостное молчание, но этого он и добивался. Пусть подумают, как далеко он успел зайти и какие секреты школы узнать. Новое поместье Четырёх сезонов с самого начала распалило его любопытство. Павильоны и лестницы были лишь прикрытием, как и говорил Вэнь Кэсин. Они создавали облик обители безмятежных отшельников, которые довольствуются малым, светлы и легки так же, как их помыслы. Но настоящее чудо таилось под камнями: среди оледенелых коридоров — живое сердце горы, гигантская пещера с травой и деревьями, реками и холмами. Под сводом, откуда падал из пролома солнечный свет, курились облака, порой проливаясь мелким дождём, стайки птиц склёвывали семена, рассыпавшиеся вокруг карликовых сосен, цветы тянулись к скудным солнечным лучам. А на острове, за изогнутыми мостиками, стояло само поместье, восстановленное по образу и подобию утраченного: уютное на вид, но на деле — крепость со скрытыми механизмами, в которой можно неделями держать оборону. Ни один чужак не сможет пройти незамеченным, — наследие Драконьего павильона. Минъянь знал, что за ним наблюдают, поэтому делал вид, что больше интересуется цветами, деревьями и игрой в облавные шашки с Вэнь Кэсином. — Мы всё ещё можем тебя запереть, — напомнил Чжоу Цзышу. — Разве он способен причинить вред? — Вэнь Кэсин выставил руку с зажатыми в кулаке камушками. — Е Байи вырвал у скорпиона жало. Не думаю, что мы сможем стать друзьями, но и опасаться друг друга излишне. Правда, у всего есть своя цена: будешь гулять по ночам, Ваше величество, можешь услышать что-то непредназначенное для чужих ушей и расстроиться. “Давно не видала я господина, и скорбное сердце так безутешно. Что же мне делать, что же мне делать? Забыл он меня и, наверно, не вспомнит!” Минъянь без труда понял намёк. Он действительно ночами бродил по поместью чтобы не заснуть — опасался кошмаров и того, что придётся идти за снотворным. Чжэн Чэнлин, к слову, ни разу его не заметил хотя ревностно караулил архив каждую ночь. Минъянь действительно слышал и видел многое, расстраивавшее его. Впрочем, стоны и вздохи его не интересовали, и белые плечи Вэнь Кэсина тоже. Минъянь был равнодушен к плавной линии его спины, когда он подаётся за прикосновениями любовника, к трепету ресниц, к тому, как он подставляет беззащитное горло, когда запрокидывает голову… Но его завораживало то, с какой лёгкостью Чжоу Цзышу передаёт ему власть, полностью отдаваясь, не сдерживая чувств, перемежая нежные слова с грязными ругательствами. Минъянь привык, что его молодость и нежное лицо заставляют мужчин обходиться с ним в постели как с женщиной. Это казалось ему само собой разумеющимся, но теперь… Он Король скорпионов, он может владеть кем хочет… даже Е Байи. Связать его руки той самой белой лентой, смотреть ему в глаза, и никуда не спешить… с каждым движением отправлять волну ци по его точёному, яшмово-белому телу, любоваться тем, как дерзость сменяется мольбами... Мысли о том, чего никогда не случится, раздражали его. Но за Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсином он следил по другой причине. Он ждал момента, который всегда приносил ему боль: тихих, на грани слышимого, разговоров ни о чём и смеха… “Лао Вэнь…?” “Мм?” "Мне просто нравится произносить твоё имя. Лао Вэнь, Лао Вэнь…” “Тогда почему ты не повторяешь его, когда я так тружусь, ублажая тебя?” “Потому что ни о чём не могу думать… это ты у нас постоянно болтаешь… посмотрим, смогу ли я заставить тебя замолчать, если…” "А-Сюй… это слишком грязно даже для меня. Предлагать такие вещи бессмертному отшельнику! Но может быть лет через пятьдесят я соглашусь. Если это не слишком щекотно". "Я никогда не предложу того, что тебе не понравится. Я люблю тебя, Лао Вэнь". Слушать это было невыносимо. Но Минъянь привык к этой боли как к сладкому яду. Он гладил белую ленту, всегда повязанную на предплечье под рукавом, и вспоминал постоялые дворы, где они с Е Байи спали рядом на кане в общем зале, потому что не было других мест, и тихо переговаривались, когда не могли заснуть. О том, как изменились места, знакомые Е Байи с юности, о том, что будет завтра и что было вчера. Порой они слегка соприкасались лбами, но это и всё, Минъянь не решался заходить дальше, опасаясь, что порывистый Бессмертный меч просто вскочит и уйдёт, оставив его в одиночестве, как зимой. К тому же, после долгой дороги хватало и этого, чтобы чувствовать, что они вместе... Лишь в последнюю ночь, зная, что на следующий день расставаться, Е Байи накрыл его руку своей, решив, наверное, что он спит. Но Минъянь не спал, только изо всех сил сдерживался, чтобы не коснуться в ответ, чтобы эта минута длилась и длилась… От него не было даже письма. Минъянь выложил на доску единственный чёрный камень, но не угадал. — Если ты каждую ночь так стараешься ради меня, а не ради него, Вэнь Кэсин, то кто из нас более жалок? — Разве это старание? Если бы я старался, с горы сошла бы новая лавина. — Ты набиваешь себе цену так, словно хочешь заманить меня третьим. — Минъянь сладко улыбнулся. — А Чжоу Цзышу знает об этом? Примерная жена всегда должна сперва спрашивать мужа. — Это я-то жена?! Чжоу Цзышу закатил глаза. — Я думал вы собрались играть, а не препираться, как две наложницы в гареме. Будь я дровосеком, мой топор уже давно сгнил бы. Вэнь Кэсин рассмеялся и сделал первый ход. — Наконец-то гость, с которым можно достойно позлословить, и которого обидеть не жаль, а ты хочешь лишить меня удовольствия, А-Сюй. Минъянь не слушал, раздумывая над своим ходом. Любому занятию и разговору он был благодарен, лишь бы не думать о том, что тревожило его. И кажется Вэнь Кэсин это понимал, постоянно занимая его чем-то: то звал играть в облавные шашки, то просил исполнить что-нибудь на лютне. Однажды даже попросил стать партнёром для Чжэн Чэнлина, но Чжоу Цзышу отказал. Скорпиону не полагалось видеть даже тренировок школы Четырёх сезонов. Это не оскорбляло: на его месте он поступил бы так же, они слишком долго были врагами. И всё же, к его удивлению Чжоу Цзышу не выказывал сильной неприязни, а после игры даже открыл для него старое вино. — Никто на горе не пьёт: Чэнлин слишком молод, а для нас это время прошло. Зачем хорошему вину пропадать? Минъянь с поклоном принял чарку. — Тогда я пью за ваше здоровье, мастер Чжоу. Чжоу Цзышу наполнил свою чарку ключевой водой и так же поклонился. Какое-то время они пили молча. — На вашем месте я отравил бы меня, а потом списал всё на внезапную болезнь, — наконец сказал Минъянь. — Это ничего не исправит и никого не вернёт. Только расстроит Старшего Е. — Но разве это не принесёт удовольствия вам и Вэнь Кэсину? Чжоу Цзышу окинул его долгим взглядом и покачал головой. — Я подумал бы об этом, если б встретил Короля скорпионов. Я не знаю, кто ты, но ты не он. Не те жесты, не тот взгляд… есть вещи, которых не подделать. Старший Е тоже это знает, потому и заботится о тебе так. Минъянь налил себе ещё. — Я для него развлечение. Когда ему надоест возиться со мной, он меня вышвырнет. Разве не так устроен мир? Сильные используют слабых как живые игрушки. — Старший Е не таков. Ты не слышал, как он отзывается о тебе. — Он… говорил обо мне? Это была новость. Как же он раньше не подумал: они с Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсином обсуждали что-то наедине, но он не придал значения… — Да, говорил. С нежностью. Он сказал… — Глаза Чжоу Цзышу блеснули. — "Этот мальчишка как молодое деревце, а я как северный ветер: злюсь почём зря, треплю его, сумасбродствую, а он всё выдерживает". — Это не звучит как похвала. Скорее я поверю, что он сказал это с досадой. Что тебе за дело до этого? — Минъянь отвернулся, покраснев. — Я наблюдал как вы держитесь вместе. Такого не подделать тоже. Даже если от него не приходит посланий, он не бросит того, кто ему дорог. — Есть сотни способов сбежать с этой горы. Я не унижусь до того чтобы покорно его ждать месяцами, словно... Его бросило в жар, то ли от вина, то ли от внезапной мысли. Их тянет друг к другу словно магнитом, но это не просто похоть. Это нечто иное, как голод или жажда. Но если это желание удовлетворить один раз, другой, каждую ночь? И если каждый раз они будут разговаривать перед сном, если Е Байи каждый раз будет держать его руку, то кем они станут? Он едва поборол внезапный страх, желание вскочить и сбежать, всё равно куда. — ...словно раб. Уходя он сказал, чтоб я забыл его имя. Почему мне этого не сделать? Ведь он забыл моё так быстро. Чжоу Цзышу улыбнулся и положил перед ним плотный потрёпанный конверт. — Принесли, пока вы играли. Минъянь схватил конверт быстрее, чем успел подумать, что нужно изобразить равнодушие. "Что, киснешь там без меня, большеротая жабка?" Он нахмурился и в негодовании отшвырнул лист. "Без тебя тут тихо и уныло, как и должно быть в обители отшельника. Ещё тут совсем весна, с твоим садом надо что-то делать, но я и пальцем не пошевелю, очень нужно. Ну может быть вскопаю что-то, если станет скучно, но не больше. Вернёшься — сам им занимайся". Минъянь закусил губу, пытаясь не улыбаться, хотя в послании не было ничего смешного. "Ответ не присылай, почта в нынешние времена работает так отвратительно, что когда его принесут, я уже буду на пути к тебе. Я не люблю писать письма, это пустая трата времени даже для бессмертного. Да и рука от пореза болит. Это всё”. — Он добрался благополучно? — спросил Чжоу Цзышу. — Да. — Минъянь подобрал отброшенный лист и аккуратно сложил. — Но это ничего не значит. Я буду поступать так, как считаю нужным. — Теперь я понимаю, почему вы сошлись. Минъянь хотел сказать ему, что он ничего не понимает, но то было бесполезно. Давным-давно, в другой жизни, он дал себе обещание не зависеть больше ни от чьей воли. Как бы нежно её ни навязывали. *** “Се-эр… не видать тебе счастья...” Среди ночи он внезапно очнулся ото сна. Кто-то пронёс фонарь мимо дверей, и удалился. Минъянь сел в постели. Неясное предчувствие велело ему одеться и бесшумно выйти. Никто не препятствовал ему. Неслышно двигаясь в тени деревьев, он смог добраться до выхода из пещеры. Горы вновь нависли над ним, белые как призраки в сиянии луны. Он схватился за ленту на запястье, провёл пальцами по гладкому шёлку. Черепаха на Севере, Феникс на Юге… Ещё один серебристый призрак возник неслышно, и только заметив его боковым зрением, Минъянь ушёл от выпада. — Только виновный бежит, когда за ним никто не гонится, — произнёс Вэнь Кэсин, приземляясь на валун. — Куда ты спешишь, братец Минъянь? — Я не пленник, — Минъянь с трудом справился с дыханием. — Так почему мне нельзя выйти? — Ты не пленник, — согласился Вэнь Кэсин. Он расслабленно поигрывал веером, но его взгляд слишком уж напоминал бывшего владыку Долины призраков. Нападать на него в открытую было слишком опасно… — Но может быть ты захочешь поговорить с одним пленником? — В обители бессмертных есть темница? Можно было потянуть время, пока он не повернётся спиной. Но идти с ним… нет. Вэнь Кэсин оттолкнулся от валуна и легко приземлился перед Минъянем. — Нет, но, видно, пора завести. Идём, никто не собирается казнить тебя на месте, это совсем не то, что мы обещали Е Байи. Его рука легла на плечо Минъяня, и он едва не упал на колени под её тяжестью. Он просчитался. С такой концентрацией ци Вэнь Кэсин мог убить его на месте за один вздох. — Старая черепаха очень к тебе привязалась, — сказал Вэнь Кэсин, ведя его по пещерным коридорам в сторону от поместья. Огонёк свечи подрагивал, тени метались по стенам. — Если ты обманешь его доверие, он с горя чего доброго прыгнет в пропасть, или ещё хуже — заявится к нам жить. — Чем я обманул его доверие? — холодно переспросил Минъянь, не давая ему запутать себя. — Разве я сказал, что ты уже это сделал? — Он подвёл Минъяня к едва заметной двери, и остановился. Пламя свечи танцевало в его глазах, но угрозы больше не было.— Почему ты собрался уходить? — Предчувствие. Открой дверь и увидим, сбылось оно или нет. Вэнь Кэсин отпер дверь и пропустил его вперёд. За дверью оказалась небольшая пещера, чуть выше человеческого роста и чуть шире тюремной клетки. Чжэн Чэнлин и Чжоу Цзышу сидели спиной ко входу, напротив них замер, привалившись к стене, мужчина; Минъянь никогда раньше не видел его, но безошибочно узнал одежду скорпионов, знакомые кожаные доспехи, знакомые косы. Увидев его, мужчина тут же упал на колени и поклонился. — Король! Он не мог знать. Только если кто-то рассказал… описал его… — Я поймал этого скорпиона в архиве. — Чжэн Чэнлин не выглядел довольным, не злорадствовал, как ожидал Минъянь. Скорее несчастным, будто вот-вот заплачет. — У него была книга о техниках маскировки. — Повтори ещё раз то, что сказал мне, — обратился Чжоу Цзышу к скорпиону. На Минъяня он даже не посмотрел. — Я выполнял приказ короля. Эта книга — условие его возвращения на трон. — Убийца снова упал лицом в пол. — Я подвёл вас, господин! Но второй ваш приказ уже выполнен, Бодхисаттва пришла с армией Северного Шу и захватила Бессмертного с горы Чанмин! Минъянь забыл как дышать. Словно вернулся тот сон, в котором Король скорпионов душит его, наступив на горло. — Я впервые тебя вижу, — он старался чтобы слова звучали твёрдо, хотя земля уходила из-под ног. — Зачем мне нужна твоя книга, если всё, что мне нужно было, я узнал бы от Цяньцяо? Отвратительная ложь. — Как скажете, господин! — И ещё, когда бы я успел приказать тебе всё это и собрать армию? Я всё время был на горе, под присмотром Бессмертного меча. — Но не зимой, — напомнил Вэнь Кэсин. — И не в долине. Е Байи немного рассказал нам о том, как вы жили. Чжоу Цзышу поднялся и кивнул на дверь. — Выйдем. Чэнлин, присмотри чтобы он не откусил себе язык. У Минъяня было несколько секунд чтобы собраться с мыслями. Значит так Бодхисаттва решила отомстить ему. Лишить доверия, лишить выбора. Кто будет его слушать? Чем он докажет свою правоту? Его слово мало стоит против слова вора, пойманного с поличным. Он не верил сказанному о Е Байи. Древнее чудовище не далось бы так просто. Они хотят лишь усугубить его вину… — Как говорят, во рту сладко-сладко, а на сердце — зубчатый серп. Минъянь резко обернулся. — Удивительно, что именно ты, Вэнь Кэсин, однажды обманувший меня, говоришь о неблагодарности! — Обманувший тебя? Может быть мне напомнить, как ты… — Хватит. — Чжоу Цзышу выглядел задумчивым. — Твоя вина очевидна… Минъянь. И как раз в этом есть что-то подозрительное. Они с Вэнь Кэсином переглянулись, словно молча обменялись мыслями. — Если тот скорпион говорит правду и ты виновен, значит ты самоуверенный глупец, похвалявшийся знанием ловушек перед теми, кого собирался ограбить. А если он лжёт… — Значит, — подхватил Вэнь Кэсин, — с тобой сыграли в ту же игру что и с Гао Чуном. А-Сюй прав: чтобы восстановить нас против тебя, достаточно просто привлечь свидетеля, который якобы знает истину. Но зачем скорпионам это делать? Почему для начала не попросить по-хорошему? Отпираться не было смысла. Рано или поздно эти двое догадаются, и тогда сокрытие станет ещё одним доказательством против. — Они приходили ко мне, но я отказал. — Почему? — В глазах Вэнь Кэсина светилось искреннее любопытство. — Разве тебе достаточно быть слугой? Твои амбиции всегда были не меньше, чем у твоего отца. Минъянь повёл подбородком, разминая шею. — Они не попросили меня вернуться, они "позволили" мне вернуться. Вэнь Кэсин усмехнулся. — Понимаю. Раз кто-то позволяет тебе править, значит уверен в собственной власти. Нет, ты точно не дурак. Чжоу Цзышу помассировал висок, поморщившись как от боли. — Уже слишком поздно, подумаем об этом завтра. Нужно узнать, что случилось с Е Байи. Если он в порядке, значит и остальные обвинения — ложь. Но если он действительно в Северной Шу… — Как бы ни было, скорпиону лучше посидеть под камнем пока всё не выяснится. Мы запрём тебя в зале для медитаций, будет даже полезно для твоего духа. Минъянь отвернулся, изобразив равнодушие, надеясь лишь, что зал для медитаций находится в самом поместье. Но ему не повезло: залом оказалась просторная пещера с естественным светом, и подземной рекой, бурлящей у дальней стены. — Вэнь Кэсин, — позвал он прежде, чем дверь закрылась. — Да? — Я никогда не желал смерти ни Гу Сян ни… Цяньцао. Он знал, как жалко это звучало теперь, в его положении. Словно оправдание. Словно новый обман. Но чувствовал, что другого случая сказать об этом не представится. Пока ещё они разговаривают как равные. Вэнь Кэсин молчал, но Минъянь не осмелился оглянуться чтобы взглянуть ему в лицо. — Не ты убил Гу Сян, и только поэтому до сих пор жив, — наконец отозвался он. — А что до Цяньцао... она сказала мне однажды, что ты тоже призрак, но пока не понял этого. Что тебе хорошо было бы в долине, с ней и Фу Ман. Она сказала… “Король скорпионов убил прекрасного принца с нежным и чутким сердцем”. Ты призрак, которому даже некому мстить за убийство. Только себе. Минъянь промолчал. Оставшись один, он лёг прямо на каменный пол, и скрестил руки на груди, ожидая, что сон придёт. Стены сходились наверху, как купол, и в проломе купола виднелась звезда. Видит ли её сейчас Е Байи? Конечно видит. Все слова о его пленении это пустой блеф. Он сейчас сидит на крыше, похожий на прекрасного белого журавля, и ворчит, что снег сошёл слишком рано, скоро снова начнётся жара. И когда послание с горы Лишань достигнет его, он… ...подумает, что зря не убил поганую, лживую тварь на месте. Нужно было сказать ему о Бодхисаттве, но теперь слишком поздно. Он решит, что промолчавший один раз, во второй раз солжёт. Что все ласки — лишь попытка соблазнить. Кто бы не подумал так? Разве есть какая-то радость в том, чтобы держать в ручного скорпиона? Разве можно всерьёз привязаться к такому существу? Даже ифу, вырастивший его, даже он… Минъянь лёг набок и сжался от ночного холода, подтянув колени к груди. Что толку себя жалеть? Всегда есть два пути: жить или умереть. Если сейчас он выберет смерть, то останется лишь дождаться Е Байи, здесь, в пещере, и вскрыть себе вены, очистившись от позора и клеветы. Но если он выберет жизнь, если он выберет раз и навсегда доказать им всем… “Ты призрак, но тебе даже некому мстить за убийство. Только себе.” Дверь скрипнула, и он тут же сел, поджав ноги, с прямой спиной. Оказалось, пришёл Чжэн Чэнлин. — Учитель сказал принести вашу постель. И книгу, которую вы читали, — сказал мальчишка, словно извиняясь, и принялся расстилать циновку. Тут только Минъянь понял, что казалось ему таким странным. — Почему ты не испытываешь ко мне ненависти? — Я… не могу. Я никогда никого не ненавидел, только злился. Учитель говорит, что это хорошая, черта, но… иногда мне кажется, что это слабость. Минъянь усмехнулся. — Тебе повезло. Ненависть привязывает так же сильно, как любовь. Ты не хотел бы на всю жизнь привязаться ко мне. Чэнлин наконец обернулся, серьёзный, словно решал в голове какой-то важный вопрос. — Ещё я не смог бы ненавидеть того, кого понимаю очень хорошо. — Понимаешь? — Усмешка превратилась в пренебрежительную улыбку. — Я скорпион, а ты всего лишь кролик. Нам никогда друг друга не понять. Минъянь поднялся и подошёл к нему, хоть ему и не нравилось смотреть на вчерашнего ребёнка снизу вверх. — Говорят, что я и пальцем не шевеля собрал армию и взял в плен самого отшельника горы Чанмин. Разве можно даже предположить, что мы похожи? Мальчишка бросил подушку и выпрямился, снова нависая над ним. — Я уже видел вас, когда дядя Чжао был жив. Сначала я подумал, что вокруг вас страшная аура смерти. Что… вы похожи на змею-оборотня, а не на человека. Но потом на пиру в честь старшего Е… — Он опустил глаза. — То, как вы себя вели… я вспомнил себя, свою семью. Отец никогда меня не выделял среди братьев, редко хвалил, разве только за послушание. И если бы меня похвалил старший Е, а потом отец позвал сесть рядом, я смущался бы точно так же. Минъянь покраснел. — Ты не понимаешь, что это значило для меня, и никогда не поймёшь. — Наверное. Но встретив вас снова, я подумал, что… один и тот же человек может быть безжалостным убийцей и почтительным сыном… или любящим наставником как дядя Вэнь. Люди сложнее, чем пишут в книгах. И если ненавидеть что-то, то зло, которое заставляет их делать плохие вещи. — А если я убивал из-за любви к отцу? Что тогда? — Минъянь подошёл вплотную и взял его за ворот, но мальчишка не убежал и не отвернулся. — Тогда… я не знаю, — признался он. — Но когда я люблю кого-то, то я счастлив, и мне хочется сделать что-то хорошее, а не убивать. “С теми, кем дорожат, так не поступают, тварь ты этакая!” Минъянь отвернулся, чувствуя, что слёзы подступают к горлу. Для этого человека он навсегда останется тварью. После всей клеветы, после того как он скрыл от него визит Бодхисаттвы, какое доверие может быть... — Мы схожи только одним, Чжэн Чэнлин. Когда-то я тоже слепо верил, что любим, и достоин любви. Чэнлин застелил постель и пролистал книгу, ища место, на котором она была открыта. — Я не знаю, достойны ли вы любви… но вы сын дяди Чжао, а значит, мы братья. Если я возненавижу своего брата, каким бы он ни был, чем я лучше дяди Чжао? И я не верю, что вы предали старшего Е. Вы не хотели с ним расставаться, я же видел. — Он положил книгу и разгладил одеяло. — Поэтому вот. Если вам неуютно в пещере… не беспокойтесь, вы не задохнётесь, сюда свободно проникает воздух, а утром станет светло. Спокойной ночи. Он ушёл поспешно, и Минъянь был этому только рад. Дальше притворяться было бы невозможно. Только сейчас он осознал, чего лишился. Ифу всегда презирал "боевое братство", смеялся над этим лицемерием. Но как только случилась беда, каждый из братьев готов был принять Чжэн Чэнлина и Гао Сяолин. Ни минуты они не были сиротами. Только ифу поставил своего сына вне закона ради своих целей, лишил матери, названных братьев и сестёр, чтобы ему не к кому было больше идти. "Мы братья". Этот проклятый блаженный дурачок Чжэн Чэнлин, и его глупые, наивные идеи… Минъянь вытер слёзы. Ничего уже не исправить. Однажды потерянное не вернуть. Всё, что есть теперь — это будущее, и он должен сам завоевать право на жизнь. Один. Слуга Минъянь покорно ждал бы чужого слова. Но Король скорпионов сам решал свою судьбу. Се Ван взял свечу, оставленную Вэнь Кэсином, и вновь обошёл пещеру. Всё тот же ручей, всё те же камни, поросшие мхом. Дверь… слишком опасно. Она была толще, чем казалась на первый взгляд, в ней вполне мог быть тайный механизм, предупреждающий об открытии. Се Ван решил не рисковать. Всей его ци не хватило бы чтоб подняться к краю пролома в своде, да и цель была иной. Он поднял свечу повыше, наблюдая за колыханием пламени. Через пролом попадало достаточно воздуха, чтобы пламя подрагивало от слабого ветерка. Но в одном месте оно танцевало и тянулось к стене, словно… ...словно где-то труба создавала тягу. Се Ван облизнул пересохшие губы и прищурился, пытаясь разглядеть в тенях ответ, но заметил только узкий карниз на высоте в четыре человеческих роста. Ерунда для скорпиона, не нужно даже тратить ци. К тому же, ни Чжоу Цзышу ни Вэнь Кэсин не догадались его обыскать… или не захотели? Проявили доверие? Он отогнал от себя эту мысль. Забыть о них, забыть о Е Байи. Для Короля скорпионов их не существует, есть только враги из Цзянху. Он прыгнул, и в прыжке вонзил в стену нож, повис на нём. Вонзил второй, выше, насколько хватило сил. Порода крошилась, сталь скрипела, но "жало скорпиона" закаливали в кипящей человеческой крови, остужали ядовитым отваром. Их не сломать так просто. Се Ван оттолкнулся от стены, снова бросив себя вверх, но камень осыпался песком, и его потащило обратно. Он приземлился на пол и снова прыгнул. На этот раз ему удалось проделать половину пути до того как нож намертво застрял в стене. Но это было даже на руку — он использовал его как ступень. Оставались лишь третий нож и бритва, — остальное лежало в комнате, среди его вещей. В спешке он не стал даже искать. На его счастье, третий нож сломался у самого карниза. Се Ван едва успел схватиться за край, повис на кончиках пальцев, ломая ногти, царапая камень… От непривычки все мышцы горели, но он смог подтянуться, и упасть плашмя на узкий карниз. Вниз он не смотрел/, только вперёд. Перед ним дышала холодом чёрная нора, настолько узкая, что с трудом проходили плечи. Не важно было, где она заканчивается, и далеко ли по ней можно проползти, — дороги назад не было. Се Ван разделся, свернул одежду в тугой узел, и впервые порадовался своей худобе: первые несколько бу дались легко, потолок норы почти не задевал его. В отдельных местах он даже мог встать на четвереньки. Но чем дальше змеилась нора, тем реже попадались такие места. Ему приходилось протискиваться, до крови царапая лопатки, стены смыкались вокруг, лёгкие забило пылью, кожа горела, словно её соскребали тёркой. Когда холодный, влажный потолок надавил на его затылок, не давая поднять голову, он закрыл глаза и уткнулся губами в белую ленту, нежную, шёлковую, хоть и давно потерявшую аромат, взял в рот её кончик. Феникс на Юге. Дракон на Востоке. Он больше не умирает под снегом, беспомощный. Но умрёт здесь, в пыльной норе, если остановится. Черепаха на Севере, тигр на Западе… Белый тигр… Белый, как… Он рванулся, пытаясь уйти от мыслей, и хватка камня вдруг разжалась, в лицо дохнуло свежим воздухом. Минъянь осторожно продвинулся дальше, и, посмотрев из зева дыры вниз, увидел крышу поместья. И немного поверил в богов. *** Одежда Вэнь Кэсина, высокого и широкоплечего, сковывала движения сильнее, чем он привык, но ничего лучше он не нашёл. Шпильки оказались более ценным приобретением, Се Ван без труда взломал ими старый замок на двери пленника. Вэнь Кэсин не лгал, когда говорил, что в поместье нет темницы — ни одну темницу не стали бы запирать так халтурно. Се Ван бесшумно вошёл, и пнул спящего скорпиона носком сапога. — Отведи своего короля к подданным,— потребовал он.