* ♠ *
[Dead Poetic — Cannibal vs. Cunning]
Несмотря на усталость, стоит Чонвону только услышать знакомое шипение, преследующее его даже во снах, он разворачивается к воротам так резко, что под ногами скрипит снег. — Сону-я? — предостерегающе зовёт его Джей. Но Сону не реагирует, сжимая пальцы до скрипа кожаных белых перчаток. А Чонвон не может отвести глаз от полыхающей кровью радужки под спадающей сосульками светлой чёлкой. Не уложенной, не привычно накрученной и напомаженной. Взмокшей не то от усилившегося снегопада, не от воды. Полная верхняя губа, совсем бледная, даже в сердцевине, приподнимается в оскале, обнажая острые клыки. — Случайно? — рычит он, замерший, словно статуя посреди занесённой снегом дорожки. Чонвон не сразу понимает о чём он, хмурясь. Но, стоит Сону лишь двинуться на полшага вперёд, вскапывая носом ботинка пушистый снег, он напрягается всем телом. Разговор. Сону подслушал их с Джеем разговор. Или и должен был его услышать? Чонвону отчаянно хочется обернуться к Джею, чтобы хотя бы взглядом спросить его о подстроенности ситуации, но идея эта не из лучших. И, вместо этого, Чонвон решает собраться с последними силами и подготовиться…к чему угодно. Нападению от Сону, захвату сзади от Джея. Ох, чёрт возьми, как же вовремя он побывал на первом занятии у Чонгука… — Отвечай! — выкрикивает Сону, делая полноценный шаг вперёд. И ещё один. — Сону. Нам нужно вернуться в комнату, — вновь окликает его Джей, но не удостаивается даже взгляда, которым Сону буквально приклеился к лицу Чонвона. — Сонхун ведь разговаривал с тобой, — отвечает тот тихо, но стараясь сделать голос твёрдым. Страх перед разъярённым чистокровным ощутимо сковывает мышцы и подбирается к горлу, но Чонвон должен хотя бы попытаться быть чуть более уверенным. — Зачем переспрашиваешь? — Да как ты… И судя по реакции — у него получается. Не отрывая взгляд от исказившегося гневом личика, Чонвон успевает заметить резкое движение, а потому дёргается на вампирской скорости в сторону тоже. Сону же, крайне удачно, агрессивным рывком попадается в руки Джея, крепко обхватившего его и сдавившего руки вдоль тела, прижимая спиной к себе. Что не шибко-то помогало ему, пока Сону брыкался, рыча и выкрикивая в сторону Чонвона: — Случайно, твою мать?! Случайно?! — орёт Сону, не прекращая попыток вырваться и задеть удлиннившимися клыками хоть кусочек чужого тела. — Хун-и как был, так и остался слишком мягким внутри! Откуси ты ему руку и он бы простил тебя лишь за то, что ты похож на побитого жизнью неприкаянного щенка, брошенного под дождь! Ему стало жалко тебя! Жалко понимаешь? — начинает он вдруг смеяться, тщетно откидывая мокрые, прилипшие к лицу, светлые прядки. Ему смешно, пусть смех больше и истерический. А Чонвону неожиданно больно. Слова Сону отзываются в груди больнее, чем его возможный укус. Чонвону даже руку подставить вдруг захотелось, чтобы лучше уж его и правда укусили. Пусть болит физически, чем так внезапно сильно где-то в мёртвом сердце. Где-то под кулоном с чужой кровью, сейчас буквально прожигающим его кожу. Его не спасли. Его просто стало жалко. Он не знает, почему стоит на крыльце, позволяя снегу засыпать его, как одну из декоративных статуй, позволяя Сону бить его каждым словом. Почему этим словам верит. Не знает и почему Джей просто не утащил своего парня в Академию. Не знает, почему запаха амариллиса не чувствует сейчас совсем. Только холод, которого ощущать вообще-то вовсе не может. И болезненно острое что-то в грудине. Он зря позволил себе даже думать о том, что ему могут желать добра. — Не думай, что ты, Чон-и, особенный, — замечая поникшее лицо Чонвона, наконец, спокойнее произносит Сону с лёгкой ухмылкой. — И, если Сонхун простил тебе эту выходку, обрекая себя на пустое теперь и одинокое существование, поверь мне. Просто, блять, поверь мне, я этого никогда не забуду. Дьяволом клянусь, я превращу остаток твоих дней здесь — в Ад. Если ты вообще доживёшь до выпуска. — Но почему… — вырывается с губ Чонвона совсем тихое. — Потому, что все вы клянётесь в чёртовой случайности. А потом убиваете, не моргнув и глазом. Сону дёргается в руках Джея ещё раз и тот, не мешкая, разжимает стальную хватку, опуская его на ноги. Зная, что драки сегодня не будет точно. На Чонвона никто из них больше не смотрит. Переплетая пальцы, они уходят в Академию, как ни в чём не бывало, оставляя приоткрытыми двери. Оставляя Чонвона на крыльце, неморгающе смотрящего им вслед. Мечтающего в ту же секунду действительно покрыться снегом так, чтобы навсегда замёрзнуть и никогда больше ничего не слышать и не видеть. Морозный воздух больше не свежий и сладкий. Он колючий, слишком резкий и неприятно бьёт острыми снежинками по чувствительной коже век. Чонвон жалеет о многом. Но больше всего о том, что не умеет плакать. Потому, что где-то между тем, чтобы испариться и повернуть время вспять: заплакать хотелось также сильно. Сон этой ночью к нему не приходит.* ♠ *
[Ruelle — Deep End]
Безучастно глядя в собственное отражение, Чонвон застёгивает пуговицы форменного пиджака. За предоставленные ему бессонницей несколько ночных часов, он успел подумать о многом. О бессмысленном существовании до того, как стал вампиром. О безликих четырёх годах уже будучи им. О том, что прошедшие пять дней были самыми яркими в его жизни в целом, несмотря на то даже, что его несколько раз едва не прикончили. Мысль о новом, греющем и отчасти пугающем чувстве затмевала почти всё. Всё, кроме чувства ненависти к самому себе за то, что это новое рождается в нём из-за того, что он отнял его же у другого вампира. За то, что он имеет возможность сейчас чувствовать отголоски его с Сонхуном связи, когда как тот никогда этого узнать не сможет. Если только не свяжет с себя с кем-то также, односторонне. И почему-то, даже шальная мысль об этом, Чонвона задевает. Пальцы соскальзывают с пуговиц, попадая в петлю. Как Чонвон попал в свои страхи и костлявые руки совести. Отнявший у Сонхуна возможность на будущее с кем-то, кого тот мог полюбить и образовать вечную, крепкую связь. У Сонхуна, который и так сторонился всех и каждого, чтобы не произошло с его стороны чего-то непоправимого, был холоден к большинству, не общителен и закрыт. Который спас его. Или всё-таки пожалел. Чонвон не до конца осознаёт правильность своих действий, когда, открывая ящик стола и забирая блистер с таблеткой, оставляет внутри кулон с кровью Сонхуна. Чтобы дать себе возможность посмотреть: сможет ли он без него. И может, просто никто не пробовал, но связь как-то разорвать можно. Вдруг? Всю ночь, кроме Сонхуна и того, что Чонвон, с замершим в груди страхом, начинает из-за связи к нему чувствовать, он думал о словах Сону. »…все вы клянётесь в чёртовой случайности. А потом убиваете, не моргнув и глазом.» Сказанное Сону, раз за разом, на повторе крутилось красной строчкой, поверх других мыслей. Потому, что Чонвон так и не смог понять всей к нему, как к каннибалу ненависти. Потому, что Сонхун был другом Сону. И что-то здесь никак не сходилось. Словно Чонвон смотрел на пустой лист, а разгадка была написана невидимыми чернилами. Что вроде прямо перед тобой, но ты в упор её не видишь. Пока кто-то не поможет тебе её проявить. Но в голове не укладывалось. Как Сону, так яро ненавидя каннибалов, мог так дорожить Сонхуном? Чонвону были чужды привязанность и дружба. Любовь и преданность. Он здесь-то впервые узнаёт, что такое — близость другого человека. Симпатия к нему же. Которую он чувствовать, как ему кажется, права не имел. А потому, поведение Сону было ему и подавно неясно, больше похожее для него на две единственные, известные ему с детства, эмоции: жадность и ревность. Едва ли чувствуя во рту вкус крови от таблетки, Чонвон морщится, думая об этом вновь. Оборачиваясь и в сотый раз глядя на фотографии, которые, кажется, никогда уже не забудет. Улыбка Сону на каждом снимке ослепляющая, искренняя. Он такую у него, за все дни, ещё ни разу не видел. И это окончательно сбивает с толка. Захлопывая ящик и провожая взглядом кулон, Чонвон смотрит на заправленную кровать, в которой сегодня не ночевал Сонхун, но спешно отворачивается, сжимая в руке ключ и покидая комнату. — Утра, — Хисын отлипает от стены, на которую облокачивался, и убирает руки в передние карманы широких джинсов с огромными прорезями и снова множеством цепочек и значков. Чонвон мажет коротким взглядом выше, по чёрной футболке с ярко-красной пентаграммой, и по непривычно хмурому лицу. Видеть Хисына без широкой клыкастой улыбки от уха до уха, словно у Чеширского кота — даже как-то пугающе. — Утра, — закрывает он дверь, не отрывая глаз от чужих, потемневших и суженных недоверительно. — Что, сегодня всё-таки без прозвищ? — пытается он разрядить обстановку. — Да как-то не получается у меня теперь каннибала принцессой называть. Ключ едва не вылетает из руки Чонвона. — О чём ты, Хисын? — Слухи в Академии разлетаются быстрее чумы. А учитывая, то как орал Сону вчера вечером…думаю, даже Тэхён-ши уже в курсе вашей перепалки. Чонвон оказывается зажатым в угол. Фигуральный к счастью. Под пристальным взглядом, он было уже тушуется, однако чувствует, как страх внутри, сплетаясь неожиданно с лёгким раздражением, крепчает, помогая ему удержаться. Помогая немного расправить плечи. Хисын странный, но, как Сону, отчего-то, опасности не вызывает. И дремлящий внутри Чонвона зверь реагирует на него скорее ленивым отмахиванием сейчас, нежели пробуждающейся яростью. Он находит в себе силы даже вновь вернуть прямой взгляд в глаза. — Выходит, ты и Хун — действительно каннибалы? — понижает голос Хисын, подходя на полшага ближе и озираясь на проносящихся мимо вампиров. — Ну, ты ведь в курсе слухов, — также тихо отвечает Чонвон. — Хочу услышать из первых уст. — А что? Будешь теперь бояться меня и обходить стороной? — Ты за прошедшие пять дней меня не тронул. С чего бы вдруг сейчас стал? — Ну ты же выглядишь сейчас почему-то мрачнее смерти. Вздёргивая подбородок, Чонвон готовится к последующей словесной атаке, но Хисын неожиданно бросает едва слышимое: — Потому, что Сону мог убить тебя. И это на удивление не звучит, как насмешка. Голос Хисына в действительности взволнованный и тихий. Но, взорвавшаяся внутри злость, напополам с раздражением, достигает своего пика. Чонвон вплотную подходит к Хисыну, замечая во тьме его глаз красноватый отблеск своих, и цедит сквозь плотно сжатые зубы: — Или я его. И, резко разворачиваясь на пятках, Чонвон уходит в противоположную школьным занятиям сторону, а за поворотом и вовсе срывается на сверхскорость, несясь по коридорам мимо ещё сонных вампиров. Возможно, поступающий опрометчиво, но не видящий больше другого выхода. Он мчится туда, где его сейчас совершенно не ждут, но туда, где ему сейчас быть, как он думает, нужно. Потому, что бессонная ночь позволила ему думать слишком о многом. Развязала его страхам руки, которыми они, не медля, потянулись к тонкой шее, опутывая и сдавливая, как в тисках. Чонвон позволил себе задыхаться этой ночью. А утром Хисын просто вбил последний гвоздь в крышку гроба. Чонвон не сможет. Это всё не для него. Коротко стуча костяшками в дверь, он прислушивается к возможным голосам за ней. Но слышит лишь тихое: — Войдите. — Тэхён-ши, — кланяется он, проходя в кабинет и прикрывая за собой дверь, на всякий случай проверяя через плечо: не шёл ли кто следом. — Доброе утро. — Доброе ли? — поднимает тёмно-аметистовые глаза Тэхён, закрывая свой блокнот и указывая Чонвону на стул. — Позволь мне принести извинения за то, что случилось вчера вечером. — Не нужно, Тэхён-ши, — мотает головой Чонвон, опускаясь на стул и сжимая пальцами ткань брюк на коленях. — Могу я…могу я сразу перейти к тому, за чем пришёл? Извинения — немного не то, что мне нужно. По крайней мере, не от вас точно. Тэхён в лёгком удивлении вскидывает брови, но сразу же кивает, укладывая ладони поверх блокнота и каких-то бумаг на столе. Глаза его становятся на тон светлее. — Я тебя слушаю, Чонвон. — Я понимаю, что это вряд ли возможно, но всё же, я очень вас прошу, Тэхён-ши, пожалуйста, отпустите меня? — Чонвон сжимает челюсти, решительно глядя прямым взглядом, будто умоляя им же. — Я вернусь в свой домик в лесу, буду выживать вновь на животной крови, не выйду в город. Но, пожалуйста, Тэхён-ши. Отпустите меня? Он даже не вздрагивает, когда рука Тэхёна тянется к нему, невесомо касаясь щеки и дрожащего от напряжения подбородка. Ожидаемым спокойствием Чонвона не накрывает, несмотря на свет в аметистовых глазах и длинные пальцы оглаживающие его кожу. Прикосновение Тэхёна — не способ воздействия его силы на разум вампира. И это ранит почти также сильно, как слова Сону. Потому, что Чонвон чувствует в этом жесте — очередную к нему жалость. — Милый, — поджимает сочувственно алые губы Тэхён, следом подтверждая колючие мысли, — мне жаль. И от этого хочется дёрнуться в сторону, отшатнуться от бледной руки, но, вместо всего, Чонвон лишь вжимается в стул, опуская голову и не нарочно прижимаясь щекой к раскрытой ладони сильнее. Совсем, как беззащитное животное, ищущее тепла и покоя. Только вот животное нём — вовсе не беззащитно. Просто пока что спящее. — Мне жаль, — продолжает Тэхён, — что за эти дни тебе пришлось пережить столько всего. Но, Чонвон? Посмотри на меня, милый? Чонвон поднимает полные боли и отчаяния глаза, как бы сильно не хотелось отвернуться. — Ты здесь, чтобы мы могли помочь тебе… — Ненависть вашего племянника — не лучшая помощь, — вырывается у Чонвона сквозь стиснутые зубы. И это похоже на то, как звери в клетке, за невозможностью укусить, вцепляются клыками в прутья или просто рычат с расстояния. От безысходности. Он тут же исправляется, морщась. — Простите. — Не извиняйся. Не ты тот, кому стоит извиняться, — ладонь Тэхёна плавно соскальзывает с щеки на плечо, несильно сжимая пальцами. И вот, наконец, тот момент, когда Чонвон всё же чувствует, как бурлящая внутри него лава постепенно остывает, успокаиваясь. — Я поговорю с Сону ещё раз. Но тебе нельзя ещё уходить, Чонвон. — Потому, что я должен сдать экзамены? — Не только. Почему же вы, дети, все считаете, что всё на них зиждется? Оттого, видимо, и не может никто сдать их с первого, а то и десятого раза. — Я бы постарался, правда… — Не в том дело, милый. Вы отчего-то считаете, что ваша цель — хорошо сдать экзамен и забыть о нём на какое-то время, проводя, как вы думаете, скучные и одинаковые дни в исправительных классах с нудными и малоприятными преподавателями. Когда как, на самом деле, целью нашей общей — является помощь вам в обуздании ваших сил, вашей сущности. В помощи вам понять и принять самих себя, настоящих. Итог экзамена — не ваша свобода от посещения исправительных, на которые многие потом всё равно возвращаются. Это ваше умение обезопасить себя и других. От вас самих. — Почему так, Тэхён-ши? За что Сону так меня ненавидит? Сонхун ведь такой же, как я, отчего столько ненависти в мою сторону? Чонвон не может ничего поделать с собой, вновь возвращаясь к тому, что гнетёт изнутри. К тому, из-за кого, в общем-то, и пришёл просить о свободе. — Я ведь ничего ему не сделал. Я виноват, я знаю. Но не перед ним. И не ему меня так сильно ненавидеть. — Сону…понимаешь, Чонвон, Сону очень сложно. Его просто нужно попытаться понять и… — А кто, скажите, Тэхён-ши, поймёт меня? Я с детства слышу одно и то же. Я должен понимать всех вокруг, считаться со всеми вокруг. А кто поймёт меня? Кто посчитается со мной? Рука Тэхёна на плече больше не ощущается помощью, когда в груди Чонвона вновь разгорается пламя, поглощающее, сжирающее все его мёртвые внутренности мгновенно. Он вспыхивает спичкой, слыша, кажется, как пальцы разрывают ткань брюк на коленях. Зверь внутри него, как и вулкан некогда спящий, кажется, отходит ото сна. Только вот испугаться этого Чонвону некогда, пока он запальчиво уже говорит то, что клокотало внутри слишком долго. — Сону с рождения вампир. У него есть семья, вы — любящий и заботящийся, выгораживающий даже за то, за что он сам должен нести ответ. У него есть Сонхун и Джей. Он знает все семнадцать лет — кто он. И кем будет. У меня такой роскоши отродясь не было. Я всю жизнь один. Не знавший кроме боли и одиночества — ничего до тех пор, пока какой-то псих не решил превратить меня в того, о ком я только мельком слышал. Я все шестнадцать лет был никем, не зная кем и буду. И даже став вампиром, за все четыре года новой жизни, я так и не знал — кто я. И кем буду. А потом, в один вечер, я просто порчу другому вампиру жизнь. Делаю себе подарок на день рождения и узнаю, что я не просто монстр, но монстр — перечеркнувший чужое будущее. Знаете, Тэхён-ши, я достаточно себя сам ненавижу и виню за содеянное. Ненависть Сону — это то, чего я выдержать, поверх собственной, никак не могу. Он останавливается лишь на секунду, чтобы немного отклониться в сторону, позволяя ладони Тэхёна оставить его. И продолжает совсем тихо, теряя весь запал также внезапно, как тот и вспыхнул в нём. — Лишь на миг, на короткий миг, мне показалось, что всё может быть иначе. Но, видимо, даже вампиром — я слишком лишний для всех. И тут нет ничьей вины, конечно же, но… — Я поговорю с Сону, — повторяет Тэхён, складывая пальцы в замок и отводя потемневший взгляд в сторону. — Но, в одном лишь, ты не прав, Чонвон, позволь мне сказать тебе кое-что. — Конечно, Тэхён-ши. — У Сону есть я — и это так. Но у Сону нет семьи. В привычном тебе понимании. Освобождая ткань брюк от собственной хватки, Чонвон хмуро и непонимающе вновь смотрит на профиль Тэхёна. — Я не хочу оправдывать его этим, но Сону потерял маму, а я сестру, из-за сошедшего с ума каннибала, четыре года назад. Это, так или иначе, оставило след на всей нашей семье. Но на нём, конечно же, больше всего. Он любил Тэён больше всех в своей жизни. Их дружба с Сонхуном — очень дорогого стоила, а теперь стоит ещё большего, но Сону научился доверять лишь ему, среди каннибалов. К другим же, его отношение не поменялось ничуть. Я говорю лишь о том, — Тэхён переводит уставший взгляд совсем чёрных глаз на Чонвона, — что его ненависть к тебе — не к тебе вовсе. Им движет страх. Страх потерять близкого из-за каннибала вновь. Несмотря на то, кем Сонхун и сам является. — Но я ведь… — Чонвон сжимает в тонкую линию губы, качая головой. — Я ведь ненамеренно. Я никогда бы и никого…я ведь даже не знал, кто я. — Я знаю, Чонвон-и. Знаю, и верю тебе. Просто, если сможешь, дай Сону время поверить тебе тоже. Это место нужно тебе настолько же, насколько и ты ему. — Что вы имеете в виду? — Лишь то, что ты там, где должен быть, милый. Алые губы вдруг трогает совсем печальная улыбка. — Хотя, вообще-то, сейчас ты должен быть на школьных занятиях с Хисыном. — Простите, — подскакивая со стула, Чонвон низко кланяется, крепко жмурясь. — Но мне нужно было… — Нужно было со мной поговорить. Нужно было хоть с кем-то поговорить. Я понимаю. Всё в порядке. Протягивая руку, Тэхён осторожно и совсем ласково ерошит волосы Чонвона. — Хисын-и, наверное, тебя обыскался, — усмехается Тэхён, другой рукой снимая трубку с телефона. — Сора, будь добра, объяви по громкой связи, что Хисыну необходимо выйти к главной лестнице. — Спасибо, Тэхён-ши. — Надеюсь, что на мои занятия ты не опоздаешь. — Ни в коем случае. Даря Тэхёну болезненную, но благодарную улыбку, Чонвон ещё раз кланяется ему и, как можно скорее покидает кабинет, чтобы найти Хисына на одном из этажей. Если тот услышал просьбу.* ♠ *
[PVRIS — You and I (stripped)]
Хисын просьбу слышал. И ждал Чонвона, скрестив руки на груди и всем видом давая понять, что такие выходки ему не шибко нравятся. Однако, стоило только им войти в класс и просидеть в тишине каких-то пять минут, он первым не выдержал, начав болтать о том, каких только слухов теперь не ходит. Но Чонвону о разнообразии слухов и знать не нужно было: десятки липких и испуганных взглядов он чувствовал на себе слишком уж хорошо. Но, как ни крути, его сонному и изрядно понервничавшему разуму слушать болтовню Хисына было легче, чем вникать в уроки. Или возможные мысли о нём одноклассников и прохожих. В основном, потому, что было легче отключиться и закопаться в своих мыслях. Опять. Вернуться к словам Тэхёна о маме Сону. О причине его такой к каннибалам ненависти. Потому что теперь, вопреки всему, Чонвону хотелось узнать, что же такого сделал Сонхун, что Сону ему однажды доверился. И почему в таком случае, они именно друзья, а не пара. И как давно? Голову распирали всё новые и новые вопросы, которые сыпались, как конфетти, прилипая. Отвечая на какой-то один, он понимал, что за ним тянется вереница ещё из десятка таких же. Но спрашивать у Сону — было невозможно. А спрашивать у Сонхуна — было некрасиво. В конце концов, это тайна их отношений, их жизни. Которая Чонвону? хоть и была интересна, но чужда. Он знает достаточно, чтобы постараться понять Сону, как его все просят. А большее…наверное, всё-таки не его забота. Через каких-то пятнадцать дней его здесь уже не будет, а тяжесть от чужих секретов и историй ему в свободной жизни — вряд ли будет полезна. Свободной жизни. Чонвон невольно прикрывает глаза, потому что от этих слов ему сразу представляется улыбка Сонхуна, которой он решает не сопротивляться. Стук его сердца под ладонью. Цветочный запах крови. В свободной жизни Чонвона снова не будет ненависти. Но не будет и чистокровного, с которым он себя не нарочно почти связал, с каждой минутой теперь чувствуя всё больше. В свободной жизни у Чонвона снова не будет никого и ничего, кроме необъятного леса, обитающих там зверей и грызущей за загривок совести. Он действительно чувствует странную пустоту там, где пару дней висел кулон. И, наверное, лучше ему действительно больше его не носить. Перетерпеть, стиснув зубы, питаться больше, отвлекаться и заниматься чем-нибудь. Но не привыкать к этому запаху, прохладному стеклу, жмущемуся к бледной коже. Чонвон не хочет, вернувшись домой, ощущать удушающий амариллис в домике, но не видеть больше никогда того, кому он принадлежит. Он постарается найти другой способ себя успокоить, но не падать всё дальше в цветочный омут, из которого выбраться в одиночку не сможет. А руки никто не подаст. Он замирает на пороге их комнаты, когда видит, что дверь приоткрыта. В голове проносится сотня вариантов ловушек, возможные сценарии, поджидающий внутри Сону с жаждой расправы и кровью, застившей глаза. Хочет уже сделать шаг назад и постараться найти кого-нибудь, с кем было бы не страшно войти, но Хисын оставил его на полпути, сказав, что будет обедать с Джейком. Тэхён готовился, вероятно, к занятию, что будет через час. А больше…больше Чонвону просить было некого. Да и звук хлопнувшего ящичка стола и тянущийся тонким шлейфом цветочный аромат приводят как-то немного в чувства. Стоит лишь Чонвону толкнуть дверь вглубь, как на него поднимаются чароитовые глаза, подёрнутые словно тонкой корочкой льда. В ту же секунду, Чонвон понимает, что ему и руку подавать поздно. Он в омуте весь уже. С головой. Безнадёжно совсем. — Привет, — опираясь бёдрами о письменный стол, Сонхун держит в руках цепочку с болтающимся кулоном. Лицо его бледнее обычного с лёгкой тенью под глазами, какой ещё вчера не было, волосы, накрытые до макушки капюшоном толстовки, в беспорядке, словно он ерошил их беспрестанно, а губы бесцветные, сероватые даже почти. И в целом веет от него мраком и холодом, как в их первую в комнате встречу. Чонвону до скрежета зубов хочется спросить о том, что случилось, но язык не поворачивается, когда взгляд приковывает подвеска, что он оставил утром в ящичке. Думая, будучи уверенным, что так теперь будет лучше. Только скованный нервным спазмом желудок и что-то под рёбрам щемящее, неожиданно протестуют. Омут затягивает его тёмной водой глубже, на дно. — Привет, хён. Ты уже вернулся, — говорит очевидное Чонвон. — Даже задержался, — чуть сужая глаза, Сонхун приподнимает руку с украшением. Но не спрашивает абсолютно ничего. Смотрит только так, будто ответ находится в глазах Чонвона, застывшего в дверях. И, наверное, если присмотреться хорошенько, его можно будет увидеть. Но Чонвон спешно опускает голову, облизывая губы, толкает ногой дверь, чтобы никто из любопытствующих зевак не стал свидетелем их разговора, и делает шаг вперёд, протягивая руку за кулоном. И отвечая на вопрос, который задан не был. — Я снимал его перед сном. А потом торопился на занятия и забыл… — Ты в порядке? Переворачивая его руку ладонью вверх, Сонхун вкладывает в неё украшение и накрывает своей же, несильно сжимая. Глаза его по-прежнему светятся, но Чонвон не чувствует привычной тяги и невозможности увильнуть от ответа. А значит, Сонхун просто правда волнуется. За него. — В порядке, — кивает Чонвон. — А ты, хён? В тот момент, когда он собирается сжать пальцами ладонь Сонхуна, та выскальзывает, оставляя вместо себя лишь холод украшения. Чонвон, не мешкая надевает его на шею, пряча под форменную рубашку и немного ёжась от внимательного взгляда. И не понимает, зачем снимал вообще? Как только глупость такая в голову прийти могла? Пустота в тот же миг исчезает, комнату и лёгкие до краёв заполняет цветочный запах, а Чонвон только сейчас ощущает, как наваливается, вместе со спокойствием, на его плечи бессонная ночь. Но и давит с ними же тяжесть осознания того, как он был в своих мыслях не прав. Он не сможет отказаться от этого больше. Не теперь, когда знает, как окутывает тёплым облаком запах чужой крови, как приятной тяжестью к груди прижимается кулон, как ощущается рядом бьющееся сердце. Каким уютным ощущается покой рядом с Сонхуном, отметая словно за невидимые границы весь страх. Это ли есть влюблённость? — Буду, — отвечает на его вопрос, наконец, Сонхун. — Джей рассказал мне о том, что случилось. — Не о чем волноваться, — тут же выпаливает Чонвон, мотая головой. — Ну, кроме того, что теперь все знают, кто я. И кто ты, хён. А Сону…мы просто…у нас просто был не самый приятный разговор… — Джей сказал, что Сону едва не напал на тебя, Чонвон. Зачем ты лжёшь мне? «Потому, что могу, пока не смотрю тебе в глаза, » — хочется ответить. Но Чонвон лишь виновато закусывает губы, упираясь взглядом в свои разодранные на коленях брюки. Чёрт… — Потому, что новость о том, кто мы — важнее чем то, что Сону мог сделать. Но не сделал. — К счастью. И то, лишь потому, что Джей был рядом. — Хён, тебя неужели не волнует, что секрет, который ты хранил — знают все? — Нет, — твёрдо отвечает Сонхун, не колеблясь. — Не теперь, когда я не один. Чонвон хмурится на эти слова. — Но в Академии ведь и до меня были каннибалы? — Джей также сказал, что утром ты был у Тэхён-ши. И их с Сону пару дней не будет в Академии, — столь резкая смена темы и вовсе путает Чонвона, не сразу даже нашедшего, что и сказать. — Я не…я не ходил жаловаться. Или что-то в этом роде. Ты только не подумай, хён. — Даже не думал. Ты не очень-то похож на человека, который жалуется на что-то. Человека. Против воли, Чонвон чувствует, как начинает улыбаться, поднимая нерешительный взгляд на Сонхуна. — Человека или вампира? — Человека, — фырчит тот в ответ. Уголки его губ тоже едва заметно приподнимаются. — Пока что, ты всё ещё больше человек, чем вампир. — Может быть, это и хорошо, — бормочет Чонвон, чувствуя волну облегчения. Он подходит к столу, упираясь в него задней частью бёдер, как и Сонхун, но оставляет между ними несколько сантиметров расстояния, которое заполняет своими пальцами, некрепко впившимися в тёмное дерево столешницы. — Выглядишь неважно, хён. — Чувствую примерно также. Чимин неожиданно прислал машину вечером. — Джей передавал мне, что ты уехал, да. Что-то случилось? Почему он не приехал сам? — Случилось. Теперь, в моём окружении, ты — самый человечный…вампир, — Сонхун поворачивает голову одновременно с Чонвоном, распахнувшим глаза в немом шоке. — Юнги совершенно нелепейше умудрился упасть с лестницы, когда выходил из универа. Буквально на глазах Чимина свернул себе шею, можешь представить? У брата были считанные минуты, чтобы укусить и впустить в кровь нужное количество яда. — Но сейчас… — Всё в порядке, — Чонвон чувствует прикосновение чужих пальцев к своим, но не убирает руки. — Пока я следил за Юнги, Чимин успел съездить за пополнением запасов. Как на зло дома ничего не было. Но сейчас всё в порядке. Уже вечером Юнги очнётся в новом статусе. Более опасный. И ещё более несносный, чем был. Чонвон прыскает смешком на эти слова и всё же опускает взгляд, чтобы увидеть, как длинные пальцы накрыли его, переплетясь лишь безымянными и мизинцами. Совсем осторожно, не крепко, но ощутимо и…очень приятно. Чонвон понимает под этим жестом поддержку, обоюдную. А потому, старается игнорировать то, как тянет что-то неизвестное внутри от вида сцепленных рук. Что-то явно кричащее о совсем ином, что он себе чувствовать хочет запретить. Только вот нахлынувшее чувство вины за желание побега игнорировать не получается. Так и не поднимая головы, Чонвон упирается лбом в плечо Сонхуна, готовясь уже признаться в том, за чем действительно ходил к Тэхёну, но старший заговаривает первым: — Не выспался? — Не спал вовсе, — шепчет Чонвон, решая, что признание может и подождать, и замирая, когда макушки, кажется, касаются губы Сонхуна. — Я тоже. Но, боюсь, Тэхён-ши не спустит нам с рук, если мы проспим его исправительные. — Они хотя бы будут самыми приятными из всех. Мне кажется. — Тебе не кажется. Занятия с Тэхён-ши действительно приятные и спокойные. Он просто рассказывает о законах, проверяет наше их знание. Но чаще делится какими-то историями. За два года я не услышал ни одной повторяющейся. Чонвон поднимает голову с чужого плеча так резко, что Сонхун немного отклоняется, чтобы они не столкнулись носами. — Ты два года здесь? — Ну вот, — посмеивается он беззвучно, — ещё один секрет раскрыт. — Нет, хён, — протестует Чонвон со всей серьёзностью. — Секрет — это причина, по которой ты здесь оказался. Но два года… — Хотел бы я, может, рассказать тебе эту увлекательную, нет, историю, но лучше тебе переодеть форму и успеть перекусить перед занятием. Чимин щедро поделился кровью за мою помощь и бессонную ночь. — В который раз мастерски уводишь с темы, хён, — цокает языком Чонвон, улыбаясь вновь и соскальзывая с края стола. — Научи как-нибудь меня также. Он не успевает сделать двух полноценных шагов в направлении к шкафу, когда чувствует, как пальцы его сжимают и слегка тянут назад, заставляя обернуться. — Научу, — коротко кивает Сонхун. И добавляет совсем серьёзно и без усмешки: — Если останешься здесь. И если Чонвон скажет, что его мёртвое сердце не дрогнуло в этот момент — он солжёт. Потому, что — это и есть влюблённость.* ♠ *
Стоит им с Сонхуном только оказаться в классе Тэхёна, Чонвон начинает жалеть, что согласился выпить крови. От неприятного ощущения пытливых взглядов неимоверно тошнило. Даже несмотря на то, что Сонхун любезно подтолкнул на место к окну в середине первого ряда, Чонвон ощущал несколько пар алых глаз, вонзающихся в затылок, с двух парт позади. Теперь смотрели на них двоих, и вовсе не потому, что Чонвон всё ещё считался новеньким, а Сонхун не молчал, как обычно, держась отстранённо, а шептал что-то в его ухо. На них смотрели с опаской, толикой презрения и настороженностью. Все, кроме Хисына и Джейка. И Рики, что единственный улыбался то уха до уха, поигрывая бровями. — Порой жалею, что мне не досталась способность Чимина, — бормочет едва слышно Сонхун, подпирая голову рукой и не поднимая взгляда от тетради, на полях которой снова выводил какие-то узоры. Чонвон придвигается чуть ближе. Чтобы рассмотреть, конечно же. — Тогда тебе пришлось бы трогать всех подряд, хён. — Верно подмечено, — усмехается старший, скашивая в сторону взгляд. — Но зато, знал бы, если что, кого стоит опасаться. — Это им нас стоит опасаться, — не задумываясь, выдаёт Чонвон, всматриваясь в завитки из чёрных чернил на желтоватых страничках. — К тому же, ваши с Чимином способности в какой-то степени похожи. — Чем же? — Ты — можешь заставить сказать, о чём человек или вампир думает, если тот посмотрит тебе в глаза. Он — узнать, прикоснувшись. Оба вы контактируете при этом с объектом, так или иначе. Оба знаете о настоящем и сокровенном. — Да, только я могу контролировать свою силу. А Чимин, если уж коснулся, то хочет или нет, а слушает чужие мысли. Первое время, говорил, в голове Юнги находиться было невозможно. — Уставал от мыслей о школе? — прыскает смешком Чонвон. — Уставал от мыслей о таблетках и отходняках, — поджимает губы Сонхун. — О драках с родителями. После переезда только об отходняках, и да, немного уже о школе. — Оу…а как сейчас? — Справились… — Доброго дня, дети, — негромко тянет Тэхён. Чонвон вскидывает голову, ничуть не удивлённый мгновенно образовавшейся в классе тишиной, и невольно тянет уголки губ вверх. Даже не воздействуя напрямую, одно лишь присутствие Тэхёна смогло поселить в Чонвоне немного спокойствия. Возможно, потому что он знал, что при директоре никто ничего плохого не сделает и не скажет, а возможно из-за утреннего разговора и действительно отсутствия Сону в классе. Или же из-за того, чей взгляд на тени своей улыбки Чонвон сейчас ощущает, словно прикосновение. — Хотелось бы мне сказать, что я жду дня, когда приду в пустой класс, — ведёт плечом Тэхён, поднимая перед собой руки с толстенной книгой в тёмной обложке, — но…что же тогда станется с этим местом, если вы все разбежитесь? По классу пробегают тихие смешки, которым вторят алые губы и едва вспыхивающие аметистом глаза. — Так, что, давайте в тысячный, сотый, десятый раз повторим свод основных законов, — его взгляд останавливается на Чонвоне. — И расскажем о каждом поподробнее тем, кто сегодня с нами впервые. И, слушая заворожённо все два часа тихий, глубокий голос, Чонвон понимает, что не ошибся, и занятия Тэхёна и впрямь будут из всех самыми для него приятными.* ♠ *
[ENHYPEN feat. YEONJUN (TXT) — Blockbuster]
Потому, что, на занятиях Чонгука, хоть и весело, но всё-таки опасно и немного страшно находиться. Особенно, когда перед носом пролетает лезвие тычкового ножа, зажатого в длинных наманикюренных пальцах Бомгю, восторженно сияющего алыми глазами. — Напомни мне, — ахает Чонвон, пригибаясь, как учил ещё полчаса назад Чонгук, — почему ты не в паре с братом? — Потому, что надоело видеть его сосредоточенное нудное лицо, — жмёт плечиками Бомгю, делая выпад, от которого Чонвон едва успевает отклониться в сторону. Рука с ножом проходит в миллиметрах от его уха. — Мне показалось, что вчера после занятия, ты был не очень ко мне настроен, — сосредоточившись, он тоже бросается вперёд, но под звонкий смех попадает в цепкий захват. Выкручивая его руку и прижимая запястьем к лопаткам, Бомгю резво вжимает Чонвона спиной в свою грудь и, сдавливая шею предплечьем свободной руки, усмехается тому, как напрягается нетренированное тело. — Был. А потом узнал о том, кто ты, новичок. — И что, — Чонвон не шевелится, пытаясь вспомнить хоть что-то из вчерашнего занятия, чтобы вырваться, но Чонгук таким приёмчикам их точно не учил, — резко захотелось дружить с каннибалом? — Так сильно, что аж клыки зачесались, — клацая зубами прямо над ухом, Бомгю вновь смеётся и отпускает Чонвона, подталкивая в спину. И, решая рискнуть и пользуясь отвлечённостью старшего, Чонвон разворачивается на вампирской скорости и приседает, ударяя запястьем по икроножной мышце. Смех Бомгю в ту же секунду превращается в громкий визг. Чонвон мягко смеётся, поднимая на него взгляд и вздёргивая брови. — Один один? — Ты… Поднимаясь, Чонвон получает шутливый толчок в грудь, и они с Бомгю возобновляют стандартные выпады, которые, вообще-то, и должны отрабатывать под надзором Чонгука, что, как раз, отстранившись от невысокой брюнетки, наблюдал сейчас за парнями, сузив тёмные глаза. — Чонгук-ши будет ругаться на нас за подобное? — склоняет голову Чонвон, подставляя предплечье и блокируя руку Бомгю. — Не, — отмахивается тот, целясь теперь в рёбра, — за такое нет. У него за мной просто особый присмотр. Хотя и за тобой теперь, вероятно, тоже. — Он ничего не сказал, когда я пришёл сегодня. — А он и не скажет. Если бы ты был жуть, как опасен, тебя бы в этом классе не было. Да и в Академии, думаю, тоже. — Что ты имеешь в виду? — меняясь местами, Чонвон хмурится и пропускает удар в шею. Бомгю с ухмылкой цепляет острием ножа его кожу, но не до крови. — То, что, если бы ты был чертовски опасным или сумасшедшим каннибалом — тебя вывезли бы и казнили, как это делают все супер важные семьи чистокровных с…теми, с кем нужно. — Разве это не противозаконно? — Только не для вампиров древних родов, — ухмыляется Бомгю. — Тем, чьи предки создавали законы — они не писаны, новичок. Глядя Чонвону прямо в глаза, он начинает ухмыляться ещё шире, а затем, резко выбрасывая руку с ножом в сторону, вонзает его прямиком в сонную артерию подвернувшейся так неудачно под оружие девушки. — Упс? — язык Бомгю, под ошарашенным взглядом Чонвона, опасно проходится по окровавленному лезвию, а затем вампир вмиг исчезает, когда Чонгук окликает его, бросаясь с другого конца зала. — Чхве! — Простите, Чонгук-ши, — хмуро бросает Ёнджун, уносясь прочь из зала на поиски брата. Чонвон от происходящего и с места сдвинуться не может, чувствуя, как в нос забивается запах вампирской крови от редких брызгов, что успели испачкать его одежду. Он сглатывает, сквозь лёгкую пелену наблюдая за тем, как Чонгук убирает окровавленную ладонь девушки от уже затягивающейся раны на её шее, и вздрагивает, слыша своё имя. — Чонвон! Чонвон? Поднимая взгляд, Чонвон сталкивается с тёмно-багровой радужкой и выросшим перед ним преподавателем, крепко сжавшим его плечи. — Эй, как ты, ребёнок? — он мгновенно понижает голос, когда понимает, что Чонвон сосредоточен на нём. — В порядке, я в порядке, — бормочет тот, облизывая поалевшие губы. — Не питался перед тренировкой? — Не успел, если честно, но…я пил кровь…часа четыре назад? Перед вами было занятие у Тэхён-ши и… — Для тебя занятие окончено, — твёрдо произносит Чонгук, вглядываясь во всё ещё немного затуманенные глаза Чонвона, слабо кивающего в ответ. — К тому же, твоя пара для отработки приёмов пропала, а ещё одна оказалась проф не пригодной, так что…сходи-ка в душ. И обязательно подкрепись. — Спасибо, Чонгук-ши. — Справишься один или тебя проводить? — хватка на плечах ослабевает, заменяясь коротким похлопыванием. А Чонвон от этого действия едва не закашливается. Кожа Чонгука местами покрыта кровью раненой девушки. — Думаю, справлюсь. Моя комната недалеко от душевой, — стараясь не вдыхать глубоко, он ещё раз кивает и чуть отступает назад. — Благодарю за занятие, Чонгук-ши. — Ты хорошо справляешься, Чонвон. Увидимся. — Да…до свидания. Вылетает из зала Чонвон так быстро, что едва не забывает о сумке с вещами, которую ему помог собрать после исправительных Сонхун. Сонхун. Впиваясь пальцами в ремешок сумки, Чонвон пытается сосредоточиться на запахе амариллиса, но яркий и сладкий привкус горячей крови на кончике языка перебивает всё. И разрушает даже ряд мыслей, которые Чонвон пытается выстроить в голове. Удивительно, что всего за четыре часа его голод неожиданно достиг такого пика. Проносясь по пустым коридорам, он ощущает жжение в горле, морщась и чуть не врезаясь в проходящих мимо девчонок, недобро обернувшихся на него. Голову с каждой секундой ведёт всё больше, а клыки против воли удлиняются, заставляя приоткрыть рот и зашипеть.[BMTH — Parasite Eve]
Почти срывая с себя одежду и бросая её на длинные деревянные лавки, Чонвон забивается в самую дальнюю кабинку, включая ледяную воду и упираясь лбом в белоснежный кафель. Он цепляется в плиточные швы ногтями и вгрызается клыками в собственные губы. Только сейчас, под чистой водой, когда на нём кроме кулона нет ничего, он наконец вдыхает коротко амариллис, чуть слышно выскуливая. Облегчение накатывает волнами, вместе с хлёстко бьющими по дрожащим плечам ледяными струями воды. Чем больше он делает вдохи, тем быстрее проходит туман, охвативший разум, возвращаются в нормальное состояние клыки, и огонь в венах остывает, позволяя Чонвону сползти по стене вниз, ударяясь коленями об пол. В последний раз столь сильный голод он ощущал в самый первый день, как только кровь Сонхуна буквально ударила ему в голову. Но сейчас, это было странно. Питаясь, благодаря старшему, ежедневно и практически по расписанию, не забывая и о таблетках, накрыть так сильно не должно было. Вскидывая голову и крепко жмурясь, Чонвон встречает бледным лицом лёд воды. Даже для его кожи температура была ощутимо холодной, но это было как раз то, что нужно. Идеальнее всего, конечно, было бы сейчас и вовсе выбежать из Академии и, словно зверьку, нырнуть с головой в снег. Но на Чонвона и так смотрят косо, такая выходка бы и вовсе заставила вампиров по углам шарахаться. Хотя, может, это было бы и неплохо. Спустя двадцать минут, когда он понимает, что может стоять на ногах, а сознание уставшее, но вполне ясное, Чонвон выключает воду и вытаскивает из сумки Сонхуна полотенце. Взгляд его невольно падает на своё отражение, и дальше к темноте, в которой однажды он увидел глаза цвета индиго. Только сейчас Чонвон понимает: это был не Сонхун. Пусть ему сначала так и казалось. Цвет глаз каждого вампира со способностями, хоть и похож в общем, но имеет свой особый, едва различимый оттенок. Оттенок старшего он теперь различает точно. И подобных глаз он всё ещё ни у кого не видел. И, как знать, быть может в тот день, он просто был слишком напуган всем новым, и ему в самом деле привиделось. Сейчас же ванная была пуста, потому что занятие у Чонгука ещё не кончилось, а время позднее. И Чонвон рад. Потому что собирается в покое, заталкивая испачканную одежду на самое дно сумки, затаивая дыхание. Потому, что не нужно опасаться, оборачиваясь настороженно и вслушиваться в каждый шорох. Мыслями он старается отойти как можно дальше от того, что случилось в тренировочной, и думает о Сонхуне. О том, чтобы попросить у него крови, если та осталась. О том… — Ох, прости! — выставляет он ладони вперёд, когда, открывая дверь, случайно задевает ей кого-то. Только вот рассмотреть кого — не получается, так как за эту самую ладонь его внезапно хватают, выворачивая руку и ощутимо болезненно вбивая лицом в стену. Руку пронзает что-то острое, вспыхивая давно позабытой болью, от которой Чонвон не сдерживает вскрика, а в нос ударяет запах собственной крови и чего-то едко-травяного. Мысли вмиг расплываются, а кожа горит, будто его начинают сжигать заново. Ломит и выворачивает даже кости, и нестерпимо хочется кричать, изгибаясь в агонии. Перед тем, как глаза застилает тьмой, до слуха Чонвона доносится насмешливый девичий голосок: — Тебе привет от Сону. Опадая на пол, он молится лишь о том, чтобы побыстрее умереть.