* ♠ *
[ENHYPEN — Intro: the invitation]
Одёргивая лёгкую куртку и озираясь по сторонам, Чонвон выбирается из леса к пустующей остановке. По дороге изредка проезжают машины, подсвечивая фарами слегка занесённую снегом дорогу, где-то вдалеке слышится грохот моста, по которому они перебираются в город. Чонвон встряхивает в ладони необходимую мелочь и присаживается на лавочку в ожидании последнего автобуса. Перед носом пролетают снежинки, и Чонвон с лёгкой улыбкой наблюдает за тем, как они опускаются на его джинсы и ботинки. Двадцать лет подряд, неизменно, в его день рождения идёт пушистый снег. Единственное, что его в этот день радует. Единственное, что не способно сделать ему больно. Вытаскивая руку из кармана, он подставляет ладонь под резные снежинки, ловя некоторые из них, и улыбается шире. В тот же момент замечая краем глаза странное движение, от которого всё внутри замирает. Замечая другого вампира. Впервые за четыре года. — Эй, милашка! — окликают его звонким голосом, за которым сразу же следует смех, а на лавочку рядом опускается чужое тело. — Не говорила ли тебе мама… Чонвон замирает, когда к нему едва ли не прижимается незнакомец, шумно втягивая носом воздух. — Вот так встреча, — хмыкает парень, понизив голос, а затем протягивает руку с накрашенными ногтями. — Хисын. И лишь после этого, Чонвон позволяет себе повернуть к нему голову, вглядываясь в слегка сощуренные багровые глаза под тёмной, спадающей на них чёлкой. Парень морщит вздёрнутый нос и кривит бледные губы. — Немой? — Н-нет. — Брезгуешь? — Нет, что вы, я… Гудок остановившегося рядом автобуса прерывает Чонвона, и он дёргает головой в сторону открывающихся дверей. — Мне пора, простите, — торопливо выговаривает он, поднимаясь с лавочки. — Какой недружелюбный, — дуется Хисын ему в спину. — Но есть в тебе что-то! А затем, резво забросив руку на плечи, разворачивает в совершенно противоположную автобусу сторону, подхватывая и утягивая на вампирской скорости с собой. Чонвон не успевает даже испугаться, не то, чтобы оказать сопротивление.* ♠ *
[ENHYPEN — Drunk-Dazed]
Чонвон пытается найти в огромном доме, полном живых людей, хоть какой-то спокойный и безопасный угол. Он должен быть. Чонвон хочет в это верить. На языке всё ещё странным кислым привкусом ощущалась жидкость из красного стаканчика, что ему подсунул тот самый Хисын, притащивший его сюда. Чонвон бы сбежал. Если бы не боялся банально в неизвестной местности потеряться. Если бы не боялся быть убитым сумасшедшим вампиром. Он никогда ещё с ними вот так не встречался, с тех пор, как одним из них стал. И не знал, чего от каждого можно ожидать. Оказаться на вечеринке в человеческом доме — не казалось ему чем-то нормальным, но было всяко лучше его распятого трупа посреди леса или дороги. Только вот то, что ему пришлось выпить ни на кровь, ни на алкоголь похоже не было. Скорее, на уксус с примесью кислоты. Чонвон морщится, встряхивая головой. Наверное, всё-таки, так в теле вампира ощущается алкоголь. Он человеком-то его пил пару раз от силы, и знать не знает совсем, как и что различается в этих высокоградусных. Дверь за дверью его встречают то ванные, то кладовки с целующимися упоённо парочками, которых Чонвон чурается, отскакивая, как от прокажённых. По ушам бьёт бит повторяющейся на первом этаже песни. Раз за разом, гипнотизируя и, если честно, доводя до тошноты, трек повторялся вот уже, кажется, пятнадцать минут. Чонвон оглядывается назад. Коридор, который он прошёл от лестницы сейчас видится ему бесконечно длинным и утопающим в сине-красных оттенках, образуя собой единый — фиолетовый. Он жмурится. Тошнить начинает всё сильнее. Толкая очередную дверь, Чонвон так и застывает в проёме, раскрывая рот. Свесив голову с высокой кровати и протяжно выстанывая, на спине полуобнажённым лежал светловолосый юноша. Прижатый к смятому покрывалу и ошмёткам одежды юношей другим. Оторвавшим сейчас окровавленное лицо от вытянутой шеи и сверкнувшим алыми глазами в сторону Чонвона. И тот, честно, не знал, чем он шокирован больше: тем, что застал за соитием двух очевидно парней или тем, что оба они оказываются вампирами, стоит лишь светловолосому приоткрыть затуманенные кровавые глаза. — Дверь закрывается с той стороны, — хрипят ему, угрожающе взрыкивая. И спорить Чонвон был с этим вовсе не намерен. Успевая лишь хлопнуть дверью, он на вампирской скорости мечется к лестнице, сшибая при этом все возможные углы. Координация, кажется, посылает его куда подальше, а голову ведёт ещё пуще прежнего. Перед глазами пляшут цветные лучи и то и дело всплывает чересчур откровенная сцена, увиденная им в спальне. Он видел. Несколько раз видел по телевизору что-то подобное, но не столь очевидное. Видел пару раз держащимися за руки парней в школе. То, что он увидел в этом доме — повергло его в шок. Слегка испугало. Однако, на удивление, противным не оказалось. Но и возвращаться к тому, чтобы ещё разок подсмотреть — не хотелось. Хотелось вывернуть желудок на какую-нибудь свободную поверхность. А ещё хотелось лечь, свернувшись калачиком, и уснуть на ближайшее навсегда. Едва не кубарем скатываясь с лестницы, Чонвон замечает в толпе, среди людей, Хисына, склоняющегося над шеей какой-то девушки. Он-то ему и нужен. Спросить, что он дал ему. Спросить, как избавиться от обжигающего с каждой секундой гортань ощущения. Спросить, как выбраться и в какую сторону дом. Только вот сил ему хватает лишь на то, чтобы повалиться на диван, запнувшись о чьи-то ноги, забиться в самый угол и уставиться в пустоту, видя вместо танцующей толпы лишь смазанное цветное пятно. Медленно моргая, Чонвон различает обнажённые руки, голые ноги, выставленные напоказ шеи. Некоторые со следами крови. И от этого непременно тошнит. И хочется спать. Или умереть. Прямо как в тот день, когда он обращался. Да…точно. И вены все также горели. И жгло изнутри похоже… — Эй, милашка! И снова этот голос, от которого Чонвону хочется отмахнуться. Или вонзить зубы так глубоко в шею, чтобы голова с широко улыбающимся ртом накренилась. Взгляд его размытый, будто вампир напротив непрерывно использует свою скорость, чтобы довести его окончательно до того, чтобы он выблевал свой желудок. Чонвону до этого рукой подать. Пусть только помельтешит ещё немного, потрогает его за плечи и посмеётся погромче. И тогда Чонвон точно украсит ботинки этого наглеца своими внутренностями… Перепалка прямо перед его носом набирает обороты. Он пытается вникнуть, зачем-то запоминает имена. Пытается даже разобраться, кто есть кто среди говорящих. Но вычленить может лишь яркий голос Хисына, забравшего его зачем-то с остановки и испортившего напрочь день рождения. И собственное, такое же яркое, желание уйти. Сбежать. Уже даже плевать, если он потеряется. День, два, неделя. От голода не умрёт, доползёт до домика как-нибудь. Лишь бы уйти, лишь бы добраться сейчас до двери. — Придурок, — слышит он прямо над ухом бархатный, но искажённый раздражением и злостью голос. А после его вдруг подхватывают на руки, унося всё дальше от разгорячённой, кровавой толпы.[Crosses — Bitches Brew]
Чужие руки прижимают крепко, словно боясь уронить, и Чонвон невольно чувствует себя защищённым. И это странно. До смешного странно, потому, что в который раз за вечер, он понятия не имеет кто, зачем и куда тащит его безвольное тело. Но это первый раз за вечер, когда он не против. Когда он спокоен. А быть может он попросту умирает и ему уже всё равно. Внутренности горят, как на костре. Лава-лампа над головой, будто издевательски подмигивает ему с тумбочки, стоит лишь тому, чьё имя он запомнил, как Хун, опустить его спиной на кровать. Чонвон разбито усмехается. Какова вероятность, что он сейчас будет как тот светловолосый? Распластанный по широкой кровати, раздетый и искусанный. Какова вероятность, что перед смертью его тело используют для чего-то подобного? Усмешка превращается в оскал, а затем и в открытый от сиплого крика рот. Чонвон выгибается, сгребая пальцами одеяло под собой. Шипит, ощущая, как удлиняются клыки, сгорает внутри раз за разом и молится…бесконечно молится о том, чтобы умереть быстрее…* ♠ *
— Прошло уже два часа, Тэхён-ши. — Если ты дашь ему ещё больше своей крови сейчас — лучше не станет. Терпение, Сонхун. Сейчас нам всем необходимо лишь терпение…* ♠ *
— Эй, — мягко зовёт его вновь тихий голос. Чонвон борется с собой и не с первого раза открывает глаза, видя склоняющееся над ним бледное лицо со светящимися чароитовым глазами. Красиво. — Слышишь меня, уже хорошо, — щеки, кажется, касается ладонь. Чонвон не уверен, он не может повернуть голову и проверить. Или хотя бы отвести взгляд. — Ты пил кровь сегодня? Хочется ответить, что Чонвон пил сегодня что угодно, кроме крови. Но сил хватает лишь на полувыдох: — Нет… — Это хорошо. Чего хорошего Чонвон понятия не имеет. Его тело вновь неожиданно ломает, подбрасывая над кроватью и прохрустывая каждым позвонком. Он думает: вот бы сломались. Но лопатки опадают на мягкое покрывало, а лицо его уже совершенно точно обхватывают длинными пальцами, в попытке установить зрительный контакт. Чонвон хочет исчезнуть. — Какова же вероятность, что ты каннибал? — шепчут чужие губы. Чонвон чувствует холодное дыхание со слабым привкусом крови. Его опять начинает тошнить, а глаза закатываются, но цепкие пальцы сдавливают щёки и челюсть и не дают пока пропасть в забвении. — Посмотри-ка на меня, ну же… Действие бесполезное. Чонвон в полушаге от того, чтобы отдать кому угодно душу, тело и всё иже с ними. Он просто хочет уже спокойно умереть, зачем его мучают? Глаза его закрываются, успевая зацепить лишь мутным взглядом длинную бледную шею. — Риск — дело благородное, да? Хоть на что-то сгожусь… Голову его приподнимают с постели, а губы внезапно оказываются аккурат возле свежей раны. Чонвон, вдыхая носом, чувствует, как простреливает каждую клеточку тела. Вены вспыхивают огнём вновь, а лёгкие заполняет насыщенный аромат крови, окончательно доводя его бедный разум до исступления. Стоит лишь первой густой капле попасть в его горло, Чонвон, не сдерживая звериного рыка, примыкает раскрытым ртом к чужой шее, ощущая на языке такую необходимую сладость и терпкость. — Только не кусай меня, хорошо? Пожалуйста, только… Вместо одеяла теперь пальцы его сгребают кожанку на широких плечах, пока зубы вонзаются глубже в нежную кожу. В то же место, на котором затянулась в мгновение небольшая рана. Чонвон слышит шипение, приглушённый стон. А следом, в волосы его на затылке вплетаются пальцы, крепкой хваткой сжимая каштановые прядки и не позволяя больше углублять укус. Чонвону отчаянно хотелось вырвать целый кусок из чужой приторно-сладкой шеи. Зверь внутри него хотел вырваться и разорвать, что было сил. Но он мог лишь прижиматься теснее, вслушиваясь в глухое сердцебиение, и наслаждаться каждым глотком, что был позволен ему. Зуд под кожей пропадает. Вены перестают гореть. Запах амариллиса навсегда въедается в мозг. Чонвон отключается.* ♠ *
— Ну же, Чонвон, приди в себя? Пожалуйста…* ♠ *
[Vancouver Sleep Clinic — Someone to stay]
Чонвон всё ещё ощущает запах кровавого амариллиса, но он больше не царапает горло и не заставляет кожу воспламенятся. Запах мягко окутывает, позволяя им наслаждаться. Чувствовать покой. И безопасность. Под закрытыми веками Чонвон уже не видит цветных всполохов среди темноты. Лишь тёплое марево, совсем как когда он умудрялся заснуть в лесу, разбуженный утренними лучами солнца. Тело не болело. Умереть не хотелось. Он на пробу открывает глаза, где-то в глубине души боясь, что увидит над собой потолок домика. Что всё, что было в Академии, все вампиры, преподаватели и пролетевшие дни — ему привиделись. Но под дрожащими ресницами ему открывается самый, пожалуй, бесценный вид за всю его жизнь. Лицо Сонхуна серее обычного, измождённое, но успокоенное ненадолго сном, находилось всего в нескольких сантиметрах. Чонвон даже мог бы почувствовать его дыхание, если бы оно было им необходимо. Тёмные тени и чуть вздутые вены под глазами хотелось стереть, вновь возвращая коже привычную бледность и гладкость. После всего, что он вспомнил, после дней, проведённых бок о бок, касаний и разговоров. Взглядов. Чонвон смотрел на спящего Сонхуна с щемящей нежностью, впервые разбирая в себе подобные эмоции и чувства к другому существу. К парню. Сбежать или отстраниться не хотелось. Хотелось лишь склониться ближе и не оставить между ними никакого расстояния вовсе. Так сильно… Чонвон бросает осторожный взгляд на плотно сомкнутые губы. Сухие, бесцветные и даже во сне напряжённые, но влекущие. Он невольно облизывает свои и тут же хмурится, отмечая на языке слабый привкус крови. Крови Сонхуна. Глаза его мгновенно распахиваются в понимании, как и чароитовые напротив. — Мне ведь это не снится? — хрипит сонный голос. — Что..? — Ты жив. Охая, Чонвон замирает, когда Сонхун резко подаётся вперёд и прижимается лбом к его ключицам. Коротко, но крепко, почти сразу же отстраняясь и сбегая с постели. — Хён? — встревоженно зовёт его Чонвон, наблюдая за размытым пятном, мечущимся по комнате. — Нужно сказать Тэхён-ши, что ты очнулся. А потом тебе нужно будет полноценно поесть, — останавливаясь возле двери, Сонхун, уже сменивший футболку на чёрную водолазку, оборачивается и сужает глаза. — Нет. — Что? Что «нет»? Сонхун вместо ответа трясёт головой и в два шага пересекает комнату, вновь усаживаясь на кровать. Он сжимает в своих больших ладонях руку Чонвона, которую тот лишь сейчас постепенно начинает чувствовать, как и остальное тело, и внимательно осматривает хмурое личико. — Прости, — чуть слышно говорит Сонхун, ещё сильнее сдавливая дрогнувшие пальчики. — Как ты себя чувствуешь? — Напуган? Ты пугаешь, хён, — Чонвон кое-как двигает ими, чтобы попытаться обхватить руку старшего в ответ. — Это ты напугал нас всех три дня назад, Чонвон. — Сколько? — Что ты помнишь? — Всё? От этих слов Сонхун едва заметно вздрагивает. — Это так напоминает мне первые дни, — неуютно ёрзает на кровати Чонвон. — Что произошло, хён? После того, как какая-то девчонка…что-то сделала с моей рукой. — Она поранила тебя, — большим пальцем Сонхун не то машинально, не то намеренно ведёт от запястья по предплечью, как раз в том месте, куда пришёлся удар. Чонвон ёжится. Не то от столь откровенного между ними прикосновения, не то от ожидания фантомной боли. — Чем-то, что крайне похоже на тычковые ножи Чонгук-ши. Только вымоченные в опасной концентрации яда, а не как у него. — О, — только и может выдавить Чонвон. — На занятии мы как раз изучали технику владения холодным оружием. Но я не думаю, что кто-то из моей группы… — Мы знаем, что это Сону. Его мёртвое сердце сжимается в эту секунду, потому что на лице Сонхуна разочарование широким серым мазком. — Он признался? — осторожничает Чонвон. В коридоре ведь точно никого не было вечером, их не могли подслушать, так откуда Сонхун знает, что это был Сону? — Не забывай, что Джейк видит прошлое. Чонвон поджимает губы. На которых всё ещё ощущалась чужая кровь. — Хён, твоя кровь… — дёргается он, спохватываясь и пытаясь сесть на постели, но Сонхун, мягко обхватывая ладонью плечо, укладывает его обратно. — Да, — кивает старший. А затем вдруг скользит рукой к шее и подбородку, мягко проводя подушечкой пальца прямо под нижней губой Чонвона, замершего под обжигающим прикосновением. — Прости, было немного не до салфеток. Он даже вроде бы фырчит насмешливо, но ни губы его, ни глаза не улыбаются. Рука будто бы нехотя возвращается от лица к ладони Чонвона. — Тэхён-ши сказал, что единственный способ привести тебя в чувства — дать мою кровь. Вампира, с которым ты…считай, что связан. Любая другая была бы бесполезна, и тебе пришлось бы неделю, а то и больше мучаться в агонии, пока яд не вышел полностью, а кровь не очистилась. Чертовски тонкая работа. Сону знал, что делал… — Неделю, — повторяет Чонвон эхом. — Повезло, что благодаря моей крови это затянулось всего на три дня. — Твоя кровь…так вот почему я видел это, — шепчет он. — Видел? — хмурится Сонхун. — О чём ты? — Воспоминания. О том вечере, когда мы…впервые встретились. Когда я укусил тебя. Я вспомнил, кажется, всё. — Это хорошо? — Я не знаю? — в той же манере спрашивает Чонвон, смотря в тёмно-сиреневые глаза. — Просто теперь я чётко помню, как сделал это. Как ты помог мне и… Бегло облизывая губы, Чонвон замолкает. Рука, которую держит Сонхун будто бы горит от контакта. Перед его глазами проносятся воспоминания той ночи, крепкая хватка пальцев в его волосах, мягкая кожа, к которой прижимались его губы, густая кровь, заполняющая рот. Это, наверное, должно было вызвать в нём вспышку голода, но Чонвон чувствует что-то иное, от чего сводит даже кончики пальцев. А ещё становится сложно смотреть Сонхуну в глаза и Чонвон опускает взгляд вниз, к их рукам. — И? — прерывает старший неловкую тишину после заминки. — И как Хисын привёл меня в дом. Да. — Он и нашёл тебя в коридоре.[Vancouver Sleep Clinic — Whispers]
Возвращаться вновь к теме нападения не хотелось совсем, но Чонвон понимал, что это неизбежно. Особенно учитывая того, кто за всем этим стоял. Учитывая то, как поменялось вмиг лицо Сонхуна, стоило ему самому об этом вспомнить. Будь у Чонвона друзья, он никогда бы не хотел оказаться в такой ситуации. — Сону… — начинает он, но слова не идут. Да и что он собирается говорить? Оправдать Сону, чтобы Сонхун не выглядел сейчас таким мрачным и разбитым? Но как? Да и зачем? Они, все эти вампиры, ему никто, и страдает он практически ни за что, попадая под раздачу ревнивого и чокнутого мальчишки, не справляющегося с собственным эгоизмом. Который даже не подозревает, что Чонвон, если только скажут, даже мысли о Сонхуне больше не допустит в своей голове. Не то, чтобы он в самом деле на что-то претендовал, к чему следовало бы ревновать. Он не станет рисковать собственной жизнью ради только расцветающего внутри, опасного чувства, у которого с большой вероятностью нет никакого продолжения за пределами его головы. Чонвон хмурится и вытягивает всё же руку из пальцев Сонхуна. — Зачем Сону сделал это? — Я не знаю, Чонвон. Никто не знает. Он всё ещё не вернулся в Академию, — Сонхун отводит взгляд, бездумно комкая в пальцах край одеяла, вместо небольшой ладони. — Я готов был понять словесные перепалки. Даже короткие несерьёзные стычки, не впервой, — он жмурится крепко, качая головой. — Но я отказываюсь понимать этот его поступок. Тем более после нашего разговора. — Но он ведь твой друг. Почему же нет? — внутри Чонвона короткой вспышкой взрывается гнев непонимания. Потому, что Сонхун не должен, как ему кажется, быть таким расстроенным. Потому, что поведение это подходит для того, кому кто-то нравится. Чонвон отрицает каждой клеточкой своего тела сейчас то, что Сонхун может чувствовать к нему хоть толику того же, что к нему всё-таки чувствует он сам. Сонхун другой. Ему не может понравиться обращённый, испортивший всю жизнь одним лишь укусом. Это неправильно. — Потому, что ты пострадал, Чонвон, — припечатывает Сонхун в противовес мыслям Чонвона, обращая на него чароитовые, светящиеся глаза. — Тот, кто ничего ему не сделал. — Но я не невинное существо, и ты знаешь это, хён, — слабо огрызается Чонвон. — Но не ему с тобой в таком случае разбираться. Взгляд Сонхуна трескается на полутонах. Пытающийся тщетно быть строгим, но до краёв наполненный усталостью и беспокойством. И грустью. Вспышка гнева в груди Чонвона в мгновение сменяется совсем иной: волнительной и трепетной, будто бы кто-то просто щёлкнул тумблер. Освещённые утренним светом, тени под глазами Сонхуна кажутся ещё больше. Словно это не Чонвон три дня пробыл без сознания, отравленный чёрт знает каким ядом. Он вновь чувствует внутри острое желание Сонхуна успокоить, сжать покрепче руку, а, может, и вовсе обнять. Желание, рождённое, вероятно, их неполноценной связью и острыми воспоминаниями того самого вечера. Или благодарностью всё же за то, что Сонхун, пусть и вовсе не должен был, но помог Чонвону прийти в себя быстрее. Давал свою кровь, следил за состоянием, даже спал рядом. Волновался? Желание, на самом-то деле, рождённое совершенно очевидным, но глупо запрещённым, самим же Чонвоном, чувством. Которое, как ни крути, сильнее него. И он сдаётся. Подчиняется ему, самостоятельно отыскивая рукой чужую и впервые переплетая их пальцы. Замок сразу же становится крепче, словно Сонхун только этого и ждал. — Спасибо тебе, хён. — Я должен был. — Вовсе нет. И это простая правда. Сонхун мог оставить его одного сражаться с ядом в крови. Жить, как ни в чём не бывало, и не сидеть сейчас рядом, похожим на смерть. Мог. Но снова не оставил, как и тогда, в доме. Это поселяет в Чонвоне крохотное зерно мысли о том, что, быть может, всё-таки укус влияет не только на его чувства? Одинокая и напуганная жизнью сторона Чонвона совершенно не знает: зачем ему взаимность Сонхуна, если они совсем скоро разойдутся по разные стороны? Однако, та сторона, что была спрятана всё это время внутри него, хочет этого. Вырывается из ослабших оков. Крепчает с каждой минутой. Тянется. Цепляется. Надеется. Та, что держит Сонхуна так крепко за руку. Та, что на деле — тупое чувство, возвращающее его к спящему лицу, что ещё недавно было совсем рядом, на подушке. К желанию коснуться бледных губ. К бьющемуся размеренно под ладонью сердцу. К пальцам в его волосах, сжимающих крепко и притягивающих к ране на шее, отдавая и спасая. Та, с которой Чонвон решает больше не бороться. Утром десятого дня он решает опустить руки и упасть на самое дно, окончательно признавая свои к Сонхуну растущие чувства. Вместо нелепой борьбы, он решает им следовать.* ♠ *
[The Plot In You — Face me]
Начиная с того, что позволяет Сонхуну проводить себя в душевую, упиваясь чувством защищённости все те минуты, что стоит под прохладной водой и знает: за дверью его ждут. Продолжая тем, что позволяет Сонхуну вновь оказаться непозволительно близко и поправить ворот водолазки, которую тот отдал ему, чтобы не пришлось надевать вещи Сону. Заканчивая тем, что позволяет Сонхуну взять себя за руку и вести по наполненным вампирами коридору к исправительному классу. Из чувства ли долга, вины или ещё чего. Чонвон не хочет об этом больше не думать. Если Сонхун что-то делает — Чонвон может одобрить это или отклонить. Но он сжимает лишь крепче длинные пальцы, жмётся ближе к плечу, сторонясь проносящихся мимо вампиров, вдыхает полной грудью усилившийся цветочный аромат крови, и разрешает себе чувствовать. Принимать эти чувства каждой клеточкой своего тела. И мёртвого сердца. Их появление в классе первыми замечают Хисын и Джейк, одними глазами спрашивающие, всё ли в порядке. Сонхун кивает за них двоих, пока Чонвон надёжно прячется за его спиной, не отпуская руки и скользя взглядом по остальным ребятам в классе Хосока. Кто-то также осторожно украдкой или исподлобья смотрит в ответ, кому-то нет дела вовсе, а кто-то игриво усмехается, поигрывая бровями. Рики. Чонвон хмурится и спешно отворачивается, едва не тычась носом в плечо Сонхуна. — Тебе нехорошо? — беспокойно спрашивает тот, поворачивая голову в его сторону. — Нет, просто…в предвкушении. — Ну, исходя из того, что тел сегодня нет, Хосок-ши приготовил что-то особенное. — Ты знаешь, что это может быть? — Понятия не имею. Хосок-ши слишком непредсказуемый. — Вот ты меня и успокоил, хён. Против воли бросая короткий нервный смешок, Чонвон решает обернуться ещё разок, чтобы убедиться, что Рики внезапно не подошёл ближе, чтобы напугать, но то, что он видит, пугает его в разы больше, чем мог бы это сделать четырнадцатилетний телекинетик. Дёргаясь всем телом вперёд, Чонвон чувствует, как рука сжимается сильнее, а Сонхун оборачивается в ту же сторону, напрягаясь. Скрыв волосы и половину лица тёмным капюшоном, скрестив руки на груди, поодаль ото всех стоял Сону. За спиной которого тенью возвышался Джей, слегка придерживающий блондина за плечи и обводящий класс мрачным взглядом из-под неожиданно тёмно-русой чёлки. — Хён? — дрогнувшим голосом зовёт Чонвон. — Я вижу, — бесцветно отзывается Сонхун. — Не знал, что они вернулись. Он сухо кивает, когда их с Джеем взгляды сталкиваются, и тут же отворачивается, переплетая с Чонвоном словно окаменевшие пальцы. — Сосредоточься. Хосок-ши идёт. И только Чонвону хочется сказать, что сосредоточиться у него уж теперь явно не получится, как он вдыхает запах тёплой человеческой крови, тянущейся из коридора за приоткрытой дверью. Оглушающий его мгновенно вместе с гулким стуком каблуков по полу. И сосредоточиться приходится: есть у него на то силы или нет. Забывается и Сону, стоящий за его спиной, и отдающая болезненным воспоминанием рука, и ухмыляющийся неизвестно чему Рики. Есть только доводящий до тошноты горячий запах, сцепляющий гортань когтистыми пальцами, и головокружение, от которого перед глазами плывёт. — Денёчка, клыкастые выродки! — восклицает Хосок, захлопывая за собой дверь. — Скучали? Я вот нет. И не потому, что вы не достойны. Не только, — проносясь мимо ребят, он резко останавливается впереди и тянет белые губы в усмешке, держа на чуть вытянутых руках два небольших подноса с окровавленными сердцами. — Занят был, знаете ли. Чонвон всё же вжимается носом в плечо Сонхуна, вдыхая так глубоко, как только может. Он не ожидает ничего, как и от прошлого раза, когда тщетно пытался отвлечься на амариллис от вытекающей из тела крови. Но удивлённо приподнимает брови, ощущая цветочный запах вытесняющий всё остальное. Очертания Хосока перед его глазами становятся чётче, как, к сожалению, и два сердца, что явно бились ещё несколько минут назад. — У меня, вообще-то, сегодня много дел, — ведёт плечом преподаватель, — так что… Рики? — зовёт он. — Подвесь-ка эту прелесть? Считай это за дополнительный балл на экзамене. — Вы издеваетесь? — хрипит Рики, но всё же не имеет наглости ослушаться и медленно продвигается между одноклассниками, выходя в первый ряд и ровняясь с Чонвоном и Сонхуном. — Да. Резко убирая из-под подносов ладони, Хосок делает шаг назад и хмыкает, когда Рики шипит, сверкая синевой глаз, но из последних сил удерживает предметы в воздухе. — Знаешь ведь, что нужно питаться перед моими занятиями. — Я н-не… — Рики сглатывает так шумно, что Чонвон мечется взглядом к нему. — Не успел. — Тридцать минут, — чеканит Хосок, приподнимая рукав алой шёлковой блузы и глядя на наручные часы. — Всего тридцать минут. Но, если уронишь, отсчёт пойдёт заново. А сердца будут постепенно гнить в тепле, наполняя комнату и ваши тупые головы этим смрадом…время пошло. — Айщ… Чонвону почти Рики жаль. Почти, потому, что себя и Сонхуна жаль куда больше. Если в остальных, кто недостаточно кормился или просто ненасытен, сейчас зудит лишь простой голод, то в них отравляющая кислота. Хотя пока ещё, Чонвон мог приглушить её запахом крови Сонхуна, старшему, в отличие от него, деваться было некуда. И всё, что ему оставалось — испытывать собственную выдержку. А Чонвон помнит, чем в прошлый раз это кончилось. Считая про себя секунды, а затем и минуты, он действует скорее по наитию, нежели как-то осознанно, укладывая свободную руку на лопатки Сонхуна. И в тот же миг чувствуя, как мышцы старшего немного расслабляются от прикосновения, а по тыльной стороне ладони проходится большой палец в благодарном поглаживании. В таком положении они проводят двадцать две и ещё ровно тридцать минут сверху, пока не вылетают из кабинета так быстро, как только могут на сверхскорости, не расцепляя рук.* ♠ *
[Danny Blu — Paradise City]
После того, как они оба приканчивают по пакету вампирской крови, Сонхун нехотя отводит Чонвона на занятие к Чонгуку. Читая по пути нудную лекцию о том, что вообще-то Чонвону лучше бы ещё побыть в покое день-другой, и получая ответ о том, что они вообще-то вампиры и Чонвону правда не так плохо, как он думает. Разве что внутренне плохо об одной только мысли о том, что Сону вернулся в Академию, но старший и тут успокаивает. Тэхён забрал племянника сразу после исправительных. И всё ещё не отпустил. Расставаясь у тренировочного класса, Сонхун предупреждает о том, что может задержаться, уезжая за кровью, но обязательно заберёт его и проводит до душевых, а после и в комнату, вновь. Чонвон же думает об этом всё занятие, хмуро поглядывая на Бомгю и памятуя о неприятном инциденте. Он бы с лёгкостью подумал, что это Чхве так развлекался, если бы Сону не признался в том, что нападение — его идея. Вспомнить только, как Бомгю облизывал нож с вампирской кровью на ней, как горели его глаза. Но, когда Чонвон валит его на маты, получая взамен довольную ухмылку и поигрывающие брови, он обречённо качает головой в ответ своим мрачным мыслям. Бомгю просто псих. Такое среди вампиров, как оказалось, ни разу не редкость. — А ты живучий, новичок, — посмеивается он, поправляя серебристый кудрявый хвостик, стоит только Чонвону вновь уложить его на лопатки. — О чём это ты? — Уже даже крысы в нашем подполье в курсе, что младшенький Ким отправил тебя в кому на несколько дней, — хватаясь за протянутую руку, Бомгю подскакивает на ноги и тут же делает подсечку. К удивлению их обоих, Чонвон не падает ожидаемо на спину, а резко переворачивается в воздухе, опираясь на руки и вскидывая в удивлении голову, ловя такой же ошарашенный взгляд алых глаз. — Или ты просто превращался в фантастическую тварь, — присвистывает Бомгю. — Нет, я просто… — оттолкнувшись от пола, Чонвон выпрямляется и встряхивает головой. — Не знаю, если честно, что это. — Зато я, кажется, знаю. Чонвон закатывает глаза, стоит лишь хитрой и язвительной ухмылочке вновь появиться на лице чистокровного, а тяжёлой ладони хлопнуть его по плечу. — Что, Ледяной Принц решил сделать принцессе предложение? — Чего… — Очевидно, что ты пил его кровь. Только, если питаться своей парой способности обостряются, а сил становится больше, — Бомгю вмиг хмурится. — Ты не знал. — Я знал, что кровь связанного помогает прийти в себя, — зеркалит эмоцию Чонвон, а затем хватает Бомгю под руку, оттаскивая в другой конец зала, подальше от занимающихся ребят и пристального внимания Чонгука. — Но мы с Сонхун-хёном...не пара. — Дилетанты. Думаешь в пары только по любви вступают? До черта союзов, которые просто пользуются связью. Нет, типа, они со временем и влюбляться могут. Изменять, конечно, не могут. Это факт. Но, бывает и так, что вампирам просто в кайф быть почти что всесильными. Ты же считай две вечности в себе объединяешь. Как скилл в игре? Вдвое больше неуязвимости, скорости, силы. А уж, учитывая то, что вы каннибалы и вас держит в тонусе исключительно вампирская кровь… — Бомгю вновь присвистывает, пробегаясь заинтересованным взглядом по чужому телу. — Даже я стараюсь держаться подальше от парочек каннибалов. Мне жизнь пока ещё дорога. Это сбивает с толка. И Чонвон не знает, о чём лучше спросить сперва, а потому выпаливает первое, что крутится на языке: — Со временем влюбляются? То есть укус не влияет на чувства? — Он влияет на твои чувства, как к самому себе. Типа…ну ты же себя жалеешь? Защищаешь? Оберегаешь? Хочешь для себя самого лучшего? Вот и к тому, кого укусил у тебя такие чувства будут. А влюблённость дело наживное. Её может и не быть вовсе, только из-за связи ты не сможешь уйти к кому-то другому. Ой, а представляешь, кто-то ведь так и живёт вечность в страдании? Зато всесильный… — Чхве! Ян! — окликает их Чонгук. — Занятие всё ещё идёт. А у вас штрафные пятнадцать минут. — Ну вот, новичок, — цокает своим болтливым языком Бомгю, — из-за тебя потеть тут лишнее время. — Извини, — бросает Чонвон, даже не задумываясь. Они возвращаются на маты, снова отрабатывают подсечки, броски и блоки, а у него в голове крутится на повторе всё, что сказал ему Бомгю. Выходит, что влюблённость его в Сонхуна — ни разу не итог укуса. Но, получается, что и отношение Сонхуна к нему не её отголоски. И в то же время, поведение Сону, наконец, кажется, встаёт на своё место. Его слова о Джее в первые дни, его недобрые взгляды на Чонвона. Что, если он связал себя парой лишь для объединения сил, а сам влюблён в Сонхуна?.. Чонвон встряхивает головой, с особой яростью опрокидывая Бомгю на маты. Потому, что глупости. Потому, что Сону не мешало это сделать ровным счётом ничего все эти два года, что они дружат. Потому, что, если бы Сону хотел — он сделал бы это уже давно и вряд ли бы разыгрывал карты с дружбой. Только, если это не одностороннее чувство. Только, если Сонхун не ответил ему отказом, ограничившись лишь предложением остаться друзьями. Только, если жажда силы не была ему важнее любви, о которой он в итоге тоже не забыл. С какой стороны не посмотри, а поведение Сону для Чонвона теперь казалось более понятным, хоть и ни разу не облегчающим его ситуацию. Только вот кое-что, пока Сону не было, изменилось. Кое-что, о чём он даже не подозревает. О чём не знает, в общем-то, кроме самого Чонвона никто. Теперь, даже если он в Академии и не останется, он не хочет забывать Сонхуна. Не хочет пытаться разорвать их связь и идти на поводу у маленького ревнивого чистокровного, зовущего себя лучшим другом. Не хочет упускать призрачный шанс на всё же хорошее своё будущее, что мельком видел в чароитовых глазах. И отступить он готов, только лишь если обладатель их его об этом попросит. Однако, отработав штрафные пятнадцать минут и услышав от Бомгю насмешливое: — Смотрите-ка, сам Принц, жаль без белого коня. Чонвон с улыбкой и без тени стеснения идёт в крепкие объятия, утыкаясь носом в бледную шею и с каплей неожиданного самодовольства подмечая: не попросит. Сонхун его отступить точно не попросит. А он, кажется, и не сможет уже всё равно.