***
Утро, пожалуй, любимое время Минхо. Он никогда не любил поздно ложиться, или долго спать. С утра он чувствовал себя намного продуктивнее. Наскоро приняв душ и выпив большую кружку кофе, покормив котов, он собирается в школу. Где его ждёт ворчливый старик Химик, который просто жаждет как можно скорее уйти на пенсию, поселиться в лесу и жить отшельником, настолько его достали эти дети. И те самые дети, которые, похоже, готовы свести с ума любого. Он же к этому относится как-то проще. Всё это временно. Скоро не будет никаких уроков, никаких детей. Он открывает дверь на улицу и видит то, что портит всё его утро. Минхёк стоит, оперевшись спиной на свой идеально чистый внедорожник. — Какого чёрта ты здесь делаешь? Всё. Весь день можно послать нафиг. Он уже не просто закатывает глаза. Он запрокидывает свою голову и закатывает глаза. Настолько отвратительным ощущается присутствие Минхёка в его личном пространстве. — Садись, довезу тебя до твоего детского сада. Улыбается, засранец. Он приехал прямо к нему домой. Не то, чтобы Минхо не привык к такому его поведению, однако давно же этого не случалось. Он не мог вспомнить, как давно они вообще находились под одной крышей? Или не так. Как давно они находились в одном пространстве и не хотели убить друг друга? — О, ещё чего. Он собирается просто уйти, однако Минхёк опережает его, хватая за руку и на силу усаживая его на пассажирское сидение, отчего Минхо больно ударяется головой. — Не выделывайся, нужно обсудить рабочие нюансы. — Он нависает над ним через всё ещё открытую дверь. — Так что будь хорошим мальчиком и прижми свой зад к сидению. — Дверь захлопывается с громким стуком, от которого Минхо вздрагивает. Запястье саднит, а затылок и вовсе будет болеть ещё пол дня. Хо ловит себя на мысли, что их пальто похожи, и от этого ему становится противно. Его руки в кожаных чёрных перчатках легко справляются с управлением и коробкой передач. Минхо просто смотрит, по радио играет какой-то легкий джаз, который опять же нравится им обоим. Отвратительно. Хочется открыть дверь и просто выйти из машины на ходу. — Вчера я осматривал дом одной местной самоубийцы. — Поворачивается, чтобы увидеть реакцию, но он продолжает молчать. — Однако, мне кто-то помешал, и судя по всему вытащил из дома все улики. — Ладно, я сделаю вид, что мне интересно и спрошу. Зачем кому-то выносить улики из дома самоубийцы? — Затем что она, судя по всему копала под нашу компанию. А возможно конкретно под меня. Опять же я не знаю, потому что кто-то, мать его, вынес все улики. — Он дробил фразу на слова, всё в его поведении выдавало, что он злился. — Единственное что они оставили, специально или нет. — Не прерывая движения, он правой рукой открывает бардачок, слишком близко наклонившись к Минхо. И достает оттуда фотографию, которую протягивает младшему Ли. — Ха-ха, ну и уродская же фотка. — Минхёк никак на это не реагирует. — Чей ты говоришь, это был дом? — О, а это самое интересное. Матери мёртвой подружки твоего щенка. — Мерзкая улыбка растекается у него по лицу. Оскорблять всё, что дорого Минхо его любимая тема. — Так, у тебя есть предположения, кто вытащил всё остальное? — Говорит он уже более серьезным тоном, ему больше не весело. — Это тебе и придется выяснить. Он паркует машину возле школы, и достает с заднего сидения короткое розовое пальто. — Тот, кто это сделал, разбил окно и сбежал, они были в подвале, пока я ходил сверху, и сбежали буквально перед тем, как мы спустились и выбили дверь. Разберись с этим. — Он кидает ему пальто. — Найди, кто это сделал, узнай, что им известно и ликвидируй. Вот так, будничным тоном. Словно таракана прихлопнуть. Человеческая жизнь не значила для него ничего ровным счётом. Но кто такой Минхо, что бы его осуждать, ведь они с ним в одной лодке. Минхо уже вышел из машины, когда окно сзади вдруг открылось. Он обернулся. — И да, Лино, узнаю, что это его рук дело, лично всажу шприц в его тощую шею. Всю дорогу до кабинета он думает о пораненных руках Хана. Могло ли это пальто принадлежать той девчонке, что обычно шатается с ними? Вполне да. «Зачем ты в это лезешь, Хан Джисон? Я уже не уверен, что смогу тебя защитить.»***
— Рассказать тебе о моём детстве? Зачем? Хвану кажется, что в его голосе он слышит слегка беспокойные нотки. Сынмин сидит, прислонившись к стене, в то время как Хёнджин уложил свою голову на его ноги, и вырисовывает узоры пальцем на его коленке, отчего его нога смешно дергается. — Не знаю, просто интересно? Кем были твои родители? — Хм. Мой отец был лесничим, а мать медсестрой. Ничего интересного. Они развелись, когда я был совсем маленький, но сохранили хорошие отношения. Обычно его сосед был не очень разговорчивым и Хёнджин был рад, что смог вытянуть из него хоть что-то. — Это отец научил тебя рыбачить? — Да. Он всему меня научил. Ориентироваться в лесу, ловить рыбу, охотиться, строить убежища. Мама учила меня оказывать первую помощь, разбираться в травах и растениях. — Видимо они очень любят тебя. Он ничего не отвечает на эту фразу и просто рассказывает дальше. — Помню, мы как то с отцом месяц жили в его хижине в лесу. Никакого электричества, никаких продуктов из магазина. Только охота и собирательство. Мы отстреливали зайцев, которые в то лето слишком расплодились. Собирали коренья, грибы. Это было самое вкусное рагу. Мы готовили его в большом старом котле, на костре. А я собирал травы и ягоды для чая, отец в них не очень разбирался, но чай мой пил. — Так ты вырос в этом городе? Хёнджин думает, что здесь не хватает каких-нибудь гирлянд на батарейках. Было бы здорово. Сынмин как-то долго молчит, прежде чем ответить. — Мы уехали, когда мне было семь. — Уехали? Куда? — В Америку — Стой, вы жили в Америке? Тогда почему ты снова здесь, да ещё и живешь в этой халупе? — Всё. Достаточно. Он встаёт, скидывая с себя надоедливого друга, гасит свет и ложится на свой матрас, отворачиваясь лицом к стене. Разговоры окончены. Он итак сказал слишком много. Может в другой раз он сможет узнать у него больше. Сейчас Хёнджин не хочет спать, слишком много вопросов у него рождается в голове. История Сынмина кажется всё более странной. Уехал в семилетнем возрасте значит? Если учитывать, что они примерно одного возраста, Хёнджин не помнит себя до восьми лет. Могло ли это быть как-то связано? Он вспоминает о газете, которую они купили. Забирает её и фонарь, и усаживается в коридоре, чтобы не мешать парню спать. Газета прямо пестрит дурацкими заголовками. «Инопланетяне похитили мой хлеб. Жительница дома №4 по улице… Утверждает, что пришельцы каждую ночь воруют у неё из холодильника…» Он перелистывает страницу. «Потерялась кошка, рыжая, откликается на кличку Принцесса, если вы её видели, позвоните…» «Пропал рыжий кот, на лапах белые «Носочки», зовут Пуфик, нашедшему просьба вернуть за вознаграждение по адресу…» И ещё штук пять похожих объявлений о пропавших кошках. Это было странно, неужели местной газете совсем нечего печатать? На пятой странице была статья с обложки, об отключении интернета. В ней давался комментарий начальника городской подстанции. Хван пробежался глазами по статье, из которой следовало, что из-за резкого скачка напряжения на подстанции сгорели сотовые вышки во всей округе. Статья изобиловала техническими терминами, которые мало кто мог понять. Но даже так ясно было, что это звучит как какая-то чушь. Он долистал до очередной колонки объявлений, одно из которых его чем-то зацепило. Принц, которого ждут в шалаше? Что это ещё такое?***
Сохе сильно попало от родителей за пропавшее пальто. Они посчитали, что девушка где-то беспробудно пила, раз смогла потерять такую часть гардероба. И больше парни её не видели, ну, точнее Чанбин слазил к ней на второй этаж (Не без их помощи) чтобы выяснить, что она под домашним арестом на две недели. Её отец — генерал в отставке был так зол, что отказался выпускать её даже в школу. Что изрядно расстроило всю их компанию. Бин и Чан продолжали пропадать в церкви, что пока казалось мало успешным занятием. Они до сих пор ничего не выяснили и ни на йоту не приблизились к Феликсу, который почему-то избегал их как огня и ни в какую не хотел разговаривать. Ещё и в школе их решили нагрузить по самое не хочу, напоминая про выпускные экзамены. Теперь распорядок Хан Джисона превратился в сущий кошмар. Днём его грузили на учебе, после он занимался с Минхо, который заставил его нагонять программу по химии. Он приходил домой, делал уроки, потом по кусочкам собирал записи матери Боны, после чего шёл к шалашу с Минхо ждать Хёнджина. Несколько раз в неделю он ещё выбирался в редакцию газеты, чтобы напечатать новое объявление. Спустя две недели Соха присоединилась к нему и вдвоем работа пошла быстрее. Они собрали на стене в его комнате уже больше половины, но до сих пор сложно было понять в этом хаосе хоть что-то. Ему не хватало пояснений. Он мог видеть списки фамилий, но не понимал, что они значат. Кто эти люди? Что они сделали? Что конкретно она нашла? Может, она и вовсе была больна на голову и всё это бред сумасшедшего. Он чувствовал себя уставшим, его голова пухла. Ещё и Минхо стал каким-то странным последнее время. Он словно уходил в себя, мог залипнуть в одну точку и почти не разговаривал с ним. Его определенно что-то беспокоило, но, сколько бы Хан не спрашивал, ответа не получал. Сегодня вместо объявления в газету он распечатал несколько десятков листовок. «Х.Х. Жду тебя возле нашего шалаша в 12 ночи. Каждый день. Пожалуйста, приходи» Он расклеил их почти по всему городу. Может Хёнджин не читает газеты, так вдруг увидит листовку и поймёт? Сейчас Хан крутился на стуле в кабинете отца. Он ждал его уже полчаса, пока тот застрял на совещании. Джисон рассматривал их доску, на которой были развешаны опорные точки очередного дела. Пытался понять, по какой логике они связывают между собой различные вещи. Дверь резко открылась, да так громко, что парень вздрогнул. Его отец швырнул на стол какие-то папки, запрокинул голову и громко выдохнул, а потом схватил со стола свою кружку с остывшим кофе и осушил её залпом. — Ну и мерзость. — Ну да, это же не бренди. — Не шути так со мной, сын. Я чертовски устал. — Он садится за стол. Старый стул скрипит под его весом, так и норовя развалиться. — Так, что ты хотел? — Не знаю, просто мы давно не проводили время вместе, вот я и решил зайти. Я знаю, что у тебя много работы. — О, много это ещё слабо сказано. Только за прошедшую неделю у нас шесть убийств. Три жертвы ритуала и ещё трое это обычная семья, которые, похоже, перебили друг друга. Люди сходят с ума, за всю мою службу у нас за год столько не набиралось. Нам не хватает людей, пришлось открыть набор, будем обучать с нуля по сути вчерашних школьников. Ты бы видел, какие кадры сюда приходят. — У тебя есть какие-нибудь новости про Хёнджина? Или Чонина? — Опять ты про них? — Он снова тяжело вздохнул. Если так и продолжится, Джисон заподозрит у него астму. — Сейчас, подожди. Он достает из-под стола нечто массивное, коричневое и пластмассовое. До Джисона не сразу доходит, что это вообще такое. Нечто из полузабытого прошлого, тапочек динозавра, того глядишь в руках рассыпется. Отец нажимает несколько больших кнопок, цифры на которых уже почти стёрлись и поднимает трубку. Всё это под ошалевший взгляд своего сына, который не знал, что такие телефоны вообще ещё у кого-то остались и что они в принципе могут работать. Он делает звонок, перекидывается с кем-то парой фраз, затем благодарит и кладёт трубку. — Джисон, я не знаю, что тебе сказать. Чонин по прежнему в клинике, суд по его делу уже состоялся, и он был закрытым, его признали невменяемым и приговорили к лечению. А Хёнджина всё ещё ищут. Я боюсь, что даже если его найдут, то его ждёт такая же участь. И предвещая твои вопросы, нет, я не могу устроить тебе поход к нему. Не в ближайшие три года это точно. — Как ты сделал это? — Сделал что? — Ну, позвонил. Как? Я проверял ещё утром связи не было. -Сын. — Он смотрит на него так, словно это ему, а не Чонину нужно лечение. — Это стационарный телефон. Он работает не от сотовой связи. — Его лицо и тон голоса буквально говорили об удивлении от того факта, что его сын настолько глупый. — А у нас дома есть такой? — Ну да, вообще-то на кухне висит. — Да ну? — И ведь он действительно был шокирован этим фактом, сколько времени в день он проводит на кухне? Да ведь он постоянно что-то жрёт. Как он мог всё это время не замечать такой большой стационарный телефон? — Подожди меня ещё немного, и поедем домой вместе. Я возьму отгул на этот вечер. Закажем китайскую еду и посмотрим какое-нибудь кино вчетвером. Кажется, я действительно уделяю тебе мало внимания. — А где можно купить такую шнягу? Наверное, в комиссионке? — Зачем покупать, у нас пол склада ими завалено. С эпохой сотовых телефонов мы оставили стационарные только в главных кабинетах. Так что бери не хочу. И тут глаза Джисона загорелись. Кажется он нашёл решение части их проблем.***
Так прошло ещё несколько недель. Пейзаж за окном сменился, землю укрыло плотным слоем снега. Река в лесу начала замерзать. Был уже конец октября. — Служба закончилась, он ушёл, пойдём домой? — Спрашивает его Чанбин. Они сидят в церкви, из которой только что вышел последний человек. За окном снегопад, на улице минус шесть, а внутри тепло и пахнет лавандой. И пусть эту церковь осквернили странной верой, да и сам Кристофер уже не очень-то верит в бога, сегодня ему не хочется уходить. — Ты иди, я приду позже, хорошо? — Ты останешься здесь? — В его голосе и взгляде сквозит беспокойство. — Это плохая идея. — Они все ушли. Я немного соберусь с мыслью и тоже пойду, не переживай. Парень нехотя уходит. Оставляя его наедине со своими размышлениями. Большая статуя ангела, что стояла за кафедрой наводила жути. Ему сразу же вспоминался эпизод одного из сериалов, которые так любил Джисон, и который до смерти напугал их в детстве, об ангелах, которые убивают людей, если на них не смотришь. Он поежился и постарался откинуть эту мысль. Вот тебе и «Отведи меня в церковь». Он много думал над своими чувствами. Он так слепо готов был дарить их Феликсу, что совсем не задумался, а чувствует ли тот что-то в ответ? Если да, то почему он так холоден и избегает его? А если нет, то почему не скажет этого прямо? Изменились бы его чувства, в зависимости от ответа? После долгих размышлений он пришёл только к одному выводу. Он бы всё равно любил его, даже если тот тысячу раз сказал "нет", кроша его сердце на крохотные осколки. Он должен вытащить его отсюда, даже если тот потом будет его ненавидеть за это. Ему бы сейчас посоветоваться с кем-нибудь. С кем-то, кто не такой же подросток как он сам и знает что делать. Мама. Как же он скучал по матери, невозможность хотя-бы позвонить ей его убивала. — Почему ты ещё здесь? — Голос Феликса раздается неожиданно, низкий, хриплый, он пробирает до глубины души, и каждый звук словно врезается под кожу. — Почему ты продолжаешь приходить? Почему не уходишь? Видимо Крис настолько был увлечен своими мыслями, что даже шагов его не услышал. Он тут же подрывается со скамейки, подходя к нему. Ему столько хочется сказать. Да и не только сказать, дотронуться, обнять, вдохнуть запах его волос. Он так сильно скучал. — Потому что я не могу оставить тебя здесь. — Его голос надрывный, разносится эхом в пустом зале церкви. — Оставить меня где, Кристофер? — Это «Кристофер» сейчас звучит почти так же, как из уст его отца — С моей семьей? — Ты же знаешь, что творит твой отец. Неужели, тебя это не напрягает? Крис видит, как тот кусает губы. Он нервничает. — Он убивает людей, Феликс. — Он делает это во благо. — Его брови сводятся к переносице, а на лице появляется грустная улыбка. — Во благо чего, Ликс? Как Это может быть во благо? — Он не понимает Феликса, не может понять, он в курсе всего происходящего, но продолжает его выгораживать. — Мы очистим этот мир от грехов, вымолим прощение у богов. — Его голос дрожит, словно он вот-вот заплачет. — Ты сам то веришь, в то, что говоришь? Мы могли бы уйти отсюда. — Он переходит на шёпот, стараясь звучать спокойнее и убедительнее. — Просто уйти, несколько твоих слов, и у полиции будет достаточно оснований для его ареста. Он не тронет тебя и ты будешь жить спокойной, настоящей жизнью. — Спокойной жизнью с тобой? Зачем тебе это? — Потому что я люблю тебя. — Чушь собачья! Ты не знаешь меня! Это не любовь, между нами даже не было ничего. Это говоришь не ты, а твои подростковые гормоны. Стоит только этому периоду пройти, и я стану тебе не нужен, не интересен. Ты бросишь меня, а вернуться мне будет уже некуда. — Из его глаз начинают течь слёзы. — Ты сломаешь мою жизнь, лишишь меня всего: цели, семьи, а потом и сам бросишь. Я так старательно тебя избегал, так почему же ты всё ещё здесь? Он бьёт его кулаком в плечо, но удар не сильный, просто выпустить эмоции. — Это не так, я никогда не брошу тебя. — Чан дотрагивается до его щеки, утирает ему слёзы. — Ты не знаешь меня. — Ты самый замечательный парень, которого я знаю, я пропал ещё в тот день, когда увидел тебя. Мне было так легко с тобой, твоя улыбка, твой смех, у меня на подкорке отпечатались. Я отдам всё, чтобы тебя узнать и не отпускать больше никогда, как ты не понимаешь? — Он подходит ещё на несколько шагов ближе. — Я не такой хороший, как ты обо мне думаешь. — Феликс так же делает шаг к нему на встречу. — Я приму тебя любым. Просто перестань игнорировать меня. Дай мне хотя бы шанс узнать тебя настоящего. — Ещё шаг и между ними больше нет расстояния. Чан руками обхватывает его тонкую талию и притягивает к себе. Он видит в его карих глазах то, что так хотел там увидеть. В этом взгляде нет безразличия, с которым тот смотрел на него весь этот месяц. Нет страха. Он видит тоску, желание, и возможно немного смятения. Ещё секунда и их губы сталкиваются в поцелуе. Совсем не такой, как был тогда на балу. Нет. Требовательный, настойчивый. Крис не знал, что сейчас в голове у Феликса, он не мог прочитать его мысли, но своим поцелуем тот давал понять. «Я тоже скучал, у меня есть чувства к тебе, не отпускай меня, пожалуйста, не отпускай» Он зарывается руками в его высветленные волосы, они слегка сухие, но это ощущается сейчас так важно и нужно. Его хотелось притянуть как можно ближе к себе. Он словно тонул, а Феликс был его единственным воздухом. Не разрывая поцелуя, Феликс давит ладонями ему на грудь, заставляя его сесть обратно на скамейку. Он тут же садится на него сверху, поместив свои колени по бокам от его бедер. От неожиданности Крис больно ударяется спиной о спинку скамейки. Блондин, наконец разрывает поцелуй, чтобы сделать рваный вдох. Очерченный светом, который падает из большого окна, он выглядит просто прекрасно. Облака словно расступились именно сейчас, чтобы подсветить каждую веснушку на его медовой коже, подарить ещё больше блеска его глазам. Словно святой сошел с иконы. Ещё и напротив окна, где их мог увидеть любой прохожий. Феликс снова потянулся к его губам, проникая языком внутрь, запуская свои руки ему под футболку. По телу, словно электрический ток проходил от каждого движения его языка, от каждого сантиметра тела, которые он ощупывал. Даже воздух возле них словно накалился, готовый вспыхнуть в любой момент. Он больше не мог контролировать себя, особенно когда его возбуждение сталкивалось с точно таким же у Феликса. Их тела были непозволительно близко, от губ Чан плавно перешёл к его шее, оставляя влажную дорожку поцелуев всё ниже и ниже, крадя у него всё больше стонов. Не спрашивая, Ликс опускает свои руки на его ремень, пытаясь справиться с пряжкой, когда его ладони резко перехватывают. — Ликси. — Но тот всё ещё пытается расстегнуть его штаны. — Эй, Ликси, посмотри на меня. Он поднимает свою голову и их взгляды снова сталкиваются. — Куда ты торопишься? Мы же в церкви. — И что с того? Давай просто сделаем это? Он прижимает его руки к своим губам, оставляя поцелуи на его костяшках. — У нас с тобой всё время этого мира. Зачем нам торопиться? Но младшему, словно пощёчину дали. Он сползает на пол, и пятится от него. — Время. — Шепчет он. — Время… Кристофер хочет встать, но замечает, что парень всё-таки успел расстегнуть его ремень. Он возится с ним, когда Феликс резко начинает кричать. — В том то и дело, что нет у нас с тобой никакого времени! — Он хватается за свои волосы и тянет их. — Чёрт. Прости. Прости, я не хотел этого делать. Я не хотел. Он хочется кинуться к нему и успокоить, но тот продолжает кричать. — Не подходи ко мне. Не трогай меня. Боже, просто не приходи сюда больше, я не хочу тебя видеть. Он ведь убьёт тебя, если ты останешься, как ты не понимаешь? И он просто убегает, не позволяя притянуть к себе, вырываясь из рук. Кристоферу не остается больше ничего, кроме как отпустить его. Он снова остается совсем один, а в его душе что-то противно треснуло прямо в этот момент.***
День у Минхо не задался с самого начала. Молоко в холодильнике, оказывается, давно прокисло, любимые хлопья закончились, да и в целом на кухне оказалось шаром покати. Со всеми этими ночными прогулками с Ханом, он кажется, совсем позабыл, о том, что такое человеческие потребности. Однако именно сейчас, им нужно было снова дать о себе знать. Живот неприятно урчал, а будильник, который он обычно заводит, говорил о том, что у него осталось пятнадцать минут, иначе он опоздает. Он и так-то по утрам был довольно неуклюжим, а три кошки которые крутились у него под ногами и вовсе не способствовали тому, что бы сделать что-то быстро. Он только и успевал следить, чтобы не наступить на чей-нибудь хвост. О своём благополучии придется подумать попозже. Несмотря на то, что торопится, он раскладывает корм кошкам. Каждой свой, собственный, ведь едят они разное, для каждой кошки нужно было налить миску воды. Вот уже и ушли его пятнадцать минут. Он хватает пальто, которое вчера бросил прямо на диване. Прямо там же, где спал сам, и бежит на работу. Уже в школе на ходу он меняет пальто на халат и чуть не врезается в директрису. Хо почти вспомнил, как её зовут, он читал досье на эту женщину. Ащ, имя крутится где-то на подкорке. — Ли Минхо. — Её голос бодрый, без толики недовольства, а ведь он чуть не сбил её с ног. Нет, не вспомнил. Поэтому он просто кивает. — Простите, немного задержался. — А я как раз вас искала. — Меня? — Он пытается перебрать в голове, зачем мог бы ей понадобиться. — Да, дело в том, что мистер Кан заболел, а он как вы знаете, единственный Химик. Всё. Это всё. Когда Минхо устраивался сюда, он знал, что этот год ему нужно будет работать лаборантом. Но вся фишка в том, что он дольше года и не собирался здесь задерживаться. Он совершенно не готов вести уроки. Общаться с этими детьми. Как-то с ними взаимодействовать. На самом деле, признаться честно, подростки внушают ему ужас. Он чувствует нервозность, когда проходит мимо шумных компаний. А сейчас ещё и дети такие, взять хотя бы дружков Хана, накаченные тестостероном, того и гляди лопнут. Смысл слов, которые она говорит, проходит, словно мимо него. Что-то про лес, лачугу, рыбалку… — Что простите? — Я говорю, что он ходил рыбачить в лес, и видимо поскользнулся. Сейчас он дома с сотрясением головного мозга. — Какой ужас. — Совсем не наигранно. Нет. Он ведь такой старый, а ещё в лес поперся. — Конечно, я с радостью заменю его. Для меня это будет ценный опыт, ведь со следующего года я займу его место. Он ещё успеет нарыбачиться вдоволь, когда уйдёт на пенсию. Весь день, как белый шум. Лица, голоса, флиртующие старшеклассницы в своих коротких юбках. Пробирки, химикаты, реагенты. И никакого Хана. Именно сегодня то у него и не было химии. Ещё и пальто это, висит в лаборантской. Даже не смотря на него, он знает, что оно там. Эта мысль прожигает дырку у него в мозгу. Что если он просто повесит его в раздевалке и посмотрит на их реакцию? Да, он так и поступит. После уроков он занимает наблюдательный пункт в детской раздевалке. Она находилась прямо напротив, у неё были тонированные стекла. С одной стороны как зеркало, но изнутри всё прекрасно видно. Лучшее место для наблюдения. Он заходит, берет стул, разворачивает его и садится лицом к спинке, чтобы удобно сложить руки и положить на неё подбородок. Гардеробщица от такого давится чаем. Ли не сразу заметил её, ведь думал, что все уже ушли. — Здравствуйте, извините, я тут присяду? — Хотя он вроде уже. — Карманника ловим. Она выдает многозначительное «Ааа». Наливает ему чашку чая и двигает свой стул рядом. Следом за ней двигается и какая-то кастрюля с непонятными клубками из ярких пластиковых нитей. По всей видимости, женщина вязала мочалку, веселенькую такую, ярко желтую. Они ждали, долго, чай уже был выпит, а мочалка связана почти наполовину. Вот же ж, нужно было посмотреть его расписание. Ещё минут через пятнадцать они, наконец-то появляются. Все четверо, заходят в раздевалку для старших. Хо может видеть их через решетчатые перегородки другой раздевалки. Он специально повесил пальто на видное место. Компания тут же его замечает, судя по тому, в каком удивлении они останавливаются. Они о чём-то шепчутся, но отсюда не слышно, а потом каждый берет свою куртку и молча выходят. А он-то надеялся, что они заберут его, или хотя бы ближе подойдут. Но они определенно точно узнали пальто, значит, оно принадлежит этой девчонке, просто они слишком умные, чтобы его брать. Тьфу. Не дожидаясь больше никого, он прощается с женщиной и уходит, оставив пальто висеть. Он хочет хотя бы сходить в бассейн, привести мысли в порядок, когда его телефон жужжит в кармане. Там только одно сообщение. «Нужен на точке» и адрес. Видимо сегодня они стоят в парке. Фургон он находит быстро. Прямо на площади, большой, белый гигант. Он возвышается словно чудовище урбанистического мира. Колеса с пол него ростом, длинный как вагон поезда. С большим красным крестом. Он без стука открывает дверь, снова меняет пальто на халат и, сменив какого-то паренька, садится за стол. Долго ждать не приходится. Пропаганда по телику работает безотказно. Люди всё больше идут на вакцинацию. Он поставил уже десять инъекций, в основном это были старики, или мужчины за сорок. Но под вечер вошла Она. Молодая девушка, ей не было ещё и тридцати. Симпатичная, миловидная. На руках у неё был младенец, одетый в смешной дутый костюмчик, а за руку с ней был ещё мальчик лет трёх. Зачем она пришла сюда? По спине у Минхо тут же поползли мурашки. Он не может этого сделать. Он не может этого сделать! Его напарник собирается пригласить девушку за свой стол, но Минхо его опережает. — Садитесь. — Выкрикивает он, как то слишком быстро, слишком нервно. Девушка слегка тушуется, но садится за стол, её старший сын садится на соседний стул. У него в силу возраста большие щёки, да и в целом он выглядит румяным и довольным жизнью. — Мне нужна прививка от гриппа. — Улыбается. А у Минхо все внутренности в тугой клубок сворачиваются. Ставить эту дрянь забулдыгам или старикам, которым и так немного осталось он мог. Но ей? Как он может это сделать? — Сколько месяцев ребенку? — А? — Она не сразу понимает смысл вопроса. — Два. — На грудном вскармливании? «Пожалуйста, скажи да, пожалуйста, скажи да.» — Да. Конечно. Выдыхает. — Тогда, к сожалению, мы не можем поставить вам прививку. Вам следует дождаться, когда малыш станет постарше и перейдёт на прикорм. — Но врач сказал… — Возможно, у вас с врачом возникло недопонимание, к сожалению, мы не ставим прививки кормящим матерям, вам стоит дождаться пока ребенок перейдёт на прикорм. А пока просто не забывайте носить маску, избегайте большого скопления людей и ешьте больше фруктов. Его напарник только недовольно качает головой. Скорее всего, он доложит об этом начальству. Но что он мог сделать? Он не может. Только не так. До поздней ночи они заполняют отчетность, имена, адреса, номера телефонов. Эти люди живут своей жизнью, и даже не подозревают, что от нажатия одной только кнопки они навсегда сойдут с ума. Их разум больше не будет им принадлежать. Повезет, и они убьют не так много человек, и может даже себе выберут смерть помягче. А может и случиться так, как тогда в школе… Весь день на ногах. Он чувствует себя уставшим, измотанным. Сколько ещё он продержится? Эта работа сведет его в могилу. Конца и края ей не видно. Он больше не хочет этого делать. Он хочет прийти домой и уткнуться носом в трёх своих котов и просто исчезнуть. Возможно, если он один день не придёт, с Ханом ничего не случится? Он так устал. Скорее всего, младший обидится, когда выйдет из дома и не увидит его. Может, даже будет ждать? Завтра он извинится перед ним за то, что не пришёл. Он запирает фургон и прячет ключ под горой хлама в своём кармане. Захочет кто-то найти и не сможет. Бездонные карманы, забитые мусором и фантиками. Он пытается выудить оттуда же пачку сигарет, которая, вот сюрприз то, оказывается пустой. — Ха. Ну конечно. Ему не остается ничего, кроме как поплестись домой. На улице уже так темно, ещё и освещение в парке почему-то не работает. Всё его тело словно из глины, ноги прилипают к асфальту, отказываясь переставляться. Холодно. Может ему лечь и просто замёрзнуть? Нельзя. Он кое-как попадает ключом в замочную скважину и открывает дверь. Потом он подумает, что лучше было замёрзнуть по пути домой. «Что это? Мешок? Откуда в моей гостиной мешок?» Вот какие мысли ему приходят, когда в темноте квартиры он видит нечто темное и не опознанное. Почему-то холодно. Его обдаёт сильным сквозняком, который приносит с собой запах крови… Мешок начинает двигаться, он распрямляется, принимая очертания человека. Хо щёлкает выключателем. В свете становится видно грязную одежду, сальные свалявшиеся волосы, которые казалось, когда-то были светлыми. Непонятная мешковатая фуфайка и растянутые треники. И вонь. Жуткая вонь. Нечто поворачивается и оказывается человеком. Его лицо, а точнее рот и вокруг него, перепачканы кровью. Она стекает с подбородка по его грязной бороде. Он не старый, лет сорок, может даже меньше. Его взгляд безумен, зрачки расширены. У него что-то в руках. Минхо не сразу замечает что это, но когда понимает, его желудок скручивается. ============================================================================================================================================================================ — Смотрите, хозяин пришёл. — Он улыбается, обнажив зубы, испачканные кровью из которых торчит шерсть. А затем поднимает руки, меняет свой голос, и использует то, что держит на манер кукол. — Хозяин! Хозяин! — Кошачьи головы. Головы двух его любимых, рыжих кошек. — Хозяин, Хозяин! Уставший за день мозг пытается переработать информацию. Он оглядывается. На полу лежат обглоданные кости, снятые рыженькие шкурки кровь и… Он не хочет думать, чем именно было оставшееся. — Привет. Меня зовут Макото. — Он продолжает улыбаться, и склоняет голову набок. — Прости, я зашёл к тебе в гости без разрешения. — Он показывает в сторону разбитого окна на кухне. — Я часто видел твоих кошечек. Они любили лежать на подоконнике, да? Такие красивые. Такие толстенькие. Пушистенькие. Макото любит кошечек. А у тебя их так много. Так много таких красивых кошечек. Макото понравились твои кошечки. Речь как у ребенка. И голос словно детский. Как такое возможно? Ли трясёт. От злости, от страха, от усталости. Ярость стремительно заполняет его. — Ты, наверное, хорошо заботился о них, вот они и выросли такими вкусными. — Он прислоняет их головы и трёт об своё лицо. — Вкусные хорошенькие кошечки. Кровь шумит в ушах, в глазах всё темнеет. Он забывает, про то, что у него тут припрятан пистолет, он забывает обо всём и хватает обычный кухонный нож. — Ах ты грёбанный ублюдок! Минхо накидывается на него, роняя его на пол. — Ваш хозяин злится. — Продолжает он своим мерзким писклявым голосом. — Но ведь Макота съел только две кошечки. Макота оставил тебе одну кошечку. Серенькую кошечку Макота не съел. У сереньких кошечек мясо су… Ли вонзает нож ему прямо в грудь. Бордовое пятно тут же расползается по кофте незнакомца. Мерзкий звук пронзаемой плоти стоит в ушах Минхо. Он вынимает нож, и Макота захлёбывается кровью. — Сухое — Он выплёвывает кровь вместе с шерстью. В этот момент Минхо наносит ему ещё один удар, мужчина даже не сопротивляется. — Тебя разве мама не учила, что быть жадиной плохо. — Удар. Крови всё больше, в ней уже все руки. — Я съел только две кошечки. Одну оставил. И как он только ещё разговаривает. — Сука! Тварь! Тварь! Тварь! — Он кричит и с каждым криком продолжает втыкать в него нож. Пока тот, наконец не замолкает, издавая булькающие, хрипящие звуки. И даже после он не может остановиться, всё продолжая втыкать в него чёртов нож, пока тот как-то странно не застревает в его грудине. Минхо тянет за ручку, одновременно пытаясь встать, вместе с ножом отрываются ошмётки плоти, забрызгивая всё вокруг. Он стоит по локоть в чужой крови и смотрит на труп в своём доме. Кто-то кричит. Надрывный крик, полный боли и жалости. Он не сразу понимает, что сам является источником этого звука, пока его горло не начинает болеть. Он падает на колени всё туда-же в лужу крови. И подползает к тому, что осталось от его друзей. Больно. Даже казнь линчи была бы не так болезненна. Он не мог на это смотреть, он не знал что теперь делать. — Дори?! Дори, где ты? «Я оставил тебе одну кошечку» Дори где-то прячется. Где же она? Он пытается встать, но поскальзывается на крови и падает уткнувшись лицом прямо в труп. Запах. Едкий, мерзкий, тошнотный, прямо ему в лицо. Он хочет вытереться, но его руки тоже в крови. Кое-как поднявшись, он находит Дори спрятавшейся под кроватью. Он с такой силой сжимает её в объятиях, аккуратных, но крепких, и пусть она шипит и вырывается. Она всё, что у него осталось. Слёзы так и хлещут у него из глаз, его лицо сейчас перепачкано всем, чем можно и оно продолжает растекаться. Но хоть одна кошка осталась живой. Он продолжает громко рыдать, скорее всего, пугая её ещё больше. После чего скручивается с ней в клубок, пытаясь хоть как-то успокоиться. Кое-как нащупав телефон в кармане, он набирает такой знакомый и такой ненавистный номер. — Ало? — Мне нужна коробка от твоих дорогих пижонских туфель. Сейчас. ============================================================================================================================================================================ Минхо не думал, что это действительно сработает. Он потерял ход времени, поэтому не мог точно сказать, сколько прошло, когда за окном послышался звук приближающейся машины. Минхёк стучит в дверь, но Ли просто слишком жалок сейчас, чтобы встать и открыть её. Он достаточно жалок, что бы лежать недалеко от трупа какого-то бомжа, который только что поужинал его кошками. В любом случае, он не успел запереть дверь. — О. — Все, что выдает Минхёк, прежде чем сделать небольшую паузу. — Знаешь, мне кажется, здесь нужна коробка побольше. Минхо смотрит на него через опухшие заплывшие глаза. На старшем снова идеальный костюм, однако, его волосы мокрые, не уложенные и небрежно собраны в маленький хвост на затылке. Он действительно стоит здесь с гребанной коробкой в руках. Первое, что он делает, проверят шею Макоты. Ощупывает её так внимательно, даже не морщится от вони. — Наш клиент. Минхо кивает. Он по глазам всё понял. — Мда. Он подходит к Минхо, садится рядом с ним на корточки и брезгливо поднимает его голову за подбородок, осматривая его лицо. Смотря на него так, словно он самое отвратительное, что тот, когда-либо видел. — Какой же ты жалкий. Как был слабаком, так им и остался. Ты каждый день превращаешь людей в Это. — Он кивнул головой в сторону трупа. — Так считай, что отделался малой кровью. Минхо старается не смотреть в его сторону. Увести взгляд. На кой чёрт он вообще ему позвонил. Мог ведь и сам справиться. И правда, такой слабак. — У меня в машине есть лопата. — Он кинул ему ключи и коробку от обуви. — Закопай их на заднем дворе, а я пока разберусь с этим. И приведи себя в порядок. Минхо хватает его за рукав пиджака, оставляя на нём грязные кровавые пятна. — Ты не мог бы? — Он протягивает ему коробку обратно. Тот как то тупо на него смотрит, не понимая, чего от него хотят. Он смеется, когда до него доходит. — Ты серьезно? А Минхо только и может, что отводить взгляд. Жалкий. Такой жалкий. Самому тошно. — Ха. Отвратительное зрелище. Однако он всё-таки укладывает в коробку то, что осталось, и даже закрывает её прежде, чем передать Минхо. Земля в это время года мёрзлая. Плохо поддается лопате, Минхо удается кое-как вырыть небольшую ямку, достаточную, для того, чтобы погрузить туда коробку. Всё это время он не переставая плачет. Его руки трясутся, а ноги отказываются его держать. Он садится прямо на сырую землю и его сотрясает истерикой. Ради чего всё это? Господи, стоит ли оно того? Неужели это действительно расплата за то, чем он занимается. Но ведь он не хотел этого. Минхёк уезжает, погрузив тело в багажник, а потом приезжает обратно, конечно в его машине полно всего, включая моющие средства. Он проходит мимо, даже не смотря на Минхо, который всё ещё сидит на земле. Старший плохо закрывает дверь в доме, что если Дори испугается и убежит? Он заставляет себя подняться и на ватных ногах вернуться в дом. Минхёк отмывает кровь от пола. Весь его дорогой костюм напрочь испорчен, потому что он на коленях оттирает даже малейшие пятнышки. Его брюки испачканы кровью, пиджак заляпал сам Минхо, когда схватил его. Да ещё и хлорка проест краску. Он снял пиджак, и закатал рукава рубашки, пока прибирал тут всё. Вот так. Молча. Ничего больше не говоря и не спрашивая. Молча вывез труп. Молча убрал всю кровь. — Ты этим ножом ещё что-то резать будешь? — Чего? — Ножом говорю, резать что-то будешь? Ему вдруг представилось, как он берет этот нож и просто режет им яблоко. Желудок решил, что ему пора выйти подышать свежим воздухом. — Видимо нет. — Он уносит нож в машину, ещё раз осматривает всё в доме. Вздыхает, глядя на себя в зеркало. — Я закончил. Так что, до завтра. Не забудь написать отчёт об этом. Вот так просто. Словно он каждый день вывозит трупы и отмывает кровь. Хотя, скорее всего так и было. Неужели, даже такие вещи могут стать рутиной и перестать вызывать эмоции? — Ты что, прямо так поедешь? — Сомневаюсь, что у тебя есть подходящий костюм. — Нет, но ты мог бы остаться на ночь, а завтра что-нибудь придумаем. Он снова хватает его за руку, но в этот раз его рукава загнуты, и он чувствует тепло его кожи. Ему нужен кто-то рядом сегодня. Жизненно необходим. Ему кажется, что если он останется один то просто свихнётся, и тогда, всё, что он делал было зря. — Я не останусь с тобой на завтрак. — Я знаю. Он смотрит на него взглядом полным надежды. Ему нельзя сейчас оставаться одному, иначе его мысли сожрут его с потрохами. Минхёк закатывает глаза и запирает за собой дверь.***
Время подходит к двенадцати, а Минхо всё ещё нет. Если он продолжит ждать дальше, то не успеет сегодня прийти в парк вовремя. Чёрт. Ему бы взять кого-то из ребят, но Чан до сих пор не вернулся из церкви, а Чанбин ушёл к Сохе устанавливать один из телефонов, который Хан принёс из участка. Он совсем один и эта мысль ему не нравится. Но он не может пропустить ни одного дня. Что если именного сегодня Хёнджин придёт, а Хана там не будет? Он так же переживает за Минхо. Где он? Почему не пришёл? А вдруг с ним что-то случилось? Луна сегодня аномально большая и странно желтая. Он вспоминает детскую страшилку про Ведьмину ночь. Когда на улице всходит такая луна, не смотри в окно, а то можешь увидеть ведьму, пролетающую на своей метле. Если она заметит тебя, то проклянёт, и всю жизнь тебя будут преследовать несчастья. Кто Хан такой, чтобы верить в детские страшилки? Однако ему всё равно было неспокойно. Он остро реагировал на каждый шорох, когда шёл по парку. Сегодня даже привычное уже дерево, казалось ему страшным монстром, чья крона как руки тянется к небу. Сегодня всё иначе. В темноте на скамейке он замечает чей-то силуэт. Кто-то сидит, закинув ногу на ногу, и беспокойно дергает ей. Его лицо скрывается за капюшоном. Сердце Хана пропускает удар. Неужели? Он останавливается как вкопанный в каких-то нескольких метрах. — Хёнджин? Сидящий на скамейке тут же реагирует, словно узнает и голос и имя. Нет, ошибки быть не может, это точно он! В этот самый момент, что-то твёрдое упирается ему прямо в спину. "Нет. Пожалуйста, только не опять" — Ещё шаг и я прострелю тебе позвоночник! Он не успевает даже вздохнуть, как ощущает жгучую боль в затылке. В глазах моментом темнеет. Последнее, что он слышит это «Какого чёрта ты делаешь?»