***
Минхо пропал. Именно в тот момент, когда он так нужен был Хану, его не оказалось рядом. Он оббегал в его поисках всю школу, но они не увенчались успехом. Приступ Чонина благополучно прошёл. Им повезло, что Соха ходила на курсы первой помощи. Она была единственной, кто не растерялся в этой страшной ситуации. Девушка быстро сориентировалась и раздала всем указания, как лучше уложить парня и как его держать, чтобы он не поранился. Как бы на её месте поступил Хан? Наверное, он бы сунул ему ложку в рот, и в итоге парень в столь юном возрасте остался бы без пары зубов. Хорошо, что он этого не сделал. Чан настоял на том, чтобы одеть Чонина в свою одежду, которая лежала у него в школе для физкультуры, он же надел на него свою куртку. Всё это время парень крепко спал, совсем не приходя в себя. Чан сам нёс его всю дорогу до шерифа, не позволяя никому его подменить. Казалось, после того, как они его вытащили, он почувствовал некую ответственность. И хоть они были знакомы раньше, но эта встреча в больнице породила для них новую связь на совершенно другом уровне. Они принесли его в дом и уложили на кровать к Джисону. Чан стянул с него куртку и обувь, оставив его в несуразно большом для него спортивном костюме. — Нам нужно обсудить, что делать дальше. — Прошептал Хан. Чонин заворочался словно вот-вот проснётся, и Чан слегка погладил его по голове. — Давай поговорим об этом внизу. — Он собирался уйти, когда парень неожиданно схватил его за руку. Взгляд Чонина оставался затуманенным, но он определенно начал приходить в себя. Сложно было сказать, узнал ли он кого-то из них или просто боялся остаться один, но он прошептал: — Пожалуйста, не уходи. И Крису не осталось ничего, кроме как сесть рядом и продолжать успокаивающе гладить его по голове. Он махнул парням, чтобы они уходили, а сам остался с ним.***
— Он такой измученный. — На выдохе прошептал Чанбин. — Что они делали с ним? Руки Хана сжались в кулаки сами по себе. У него в ушах до сих пор стоял тот стук коленок об пол, когда Чонин упал в палате. Те слова, которые он бормотал себе под нос. Неужели тот жирный ублюдок принуждал его к этому? Одна только мысль о том, что он вытворял с ним, заставляла кровь в жилах Джисона бурлить. Ему хотелось ударить этого урода, заставить его поплатиться за то, что он сделал. Ещё никогда он не испытывал такой злости. Чонин был чистым невинным ребенком. Они должны были сделать это раньше. Они должны были быть более настойчивыми в том, чтобы вытащить его оттуда. Нельзя было его там оставлять. Он злился не только на Джима или Минхёка, он злился на себя за то, что был таким беспомощным. Чанбин казалось заметил это в его взгляде. Он похлопал его по спине, приводя в чувства. — Эй, мы сделали это, выдохни. Джисон кивнул ему. Они действительно сделали это. Но он знал, что просто достать его оттуда будет недостаточно. Произошедшее навсегда оставит в нём свой отпечаток. Он был не уверен, что когда-нибудь ещё раз увидит ту самую улыбку Чонина или услышит его смех. Им сильно повезет, если он вообще придёт в себя. С кухни раздалась трель домашнего телефона. Парни переглянулись и ринулись вниз. — Хан Джисон слушает. — Поднял он трубку. — Скажи мне, что у вас всё прошло гладко, потому что у нас в участке настоящий апокалипсис. — Раздался уставший голос отца. Связь слегка шипела, но даже так было слышно шум и возню на заднем фоне. — Папа! — Джи обрадовался услышав его, он всё ещё волновался за то, что тому пришлось так рано выйти на работу. — Всё прошло хорошо. — Он не доверял телефонным звонкам, поэтому не упоминал имя Чонина и о том, что они привели его сюда. — Это хорошие новости. Жаль, я такими похвастаться не могу. Твой костюм с выпускного конечно напрочь испорчен, но тот, что я давал тебе, ведь всё еще у тебя, да? — Да, он висит у меня в шкафу. А что? Он вопросительно посмотрел на Чанбина, который стоял совсем близко к нему, чтобы тоже всё слышать. Они буквально дышали одним воздухом. Чанбин, казалось, тоже не понимал, что происходит. — Сегодня похороны Комиссара Су. Джи рвано выдохнул. Ещё недавно они видели его живым в кабинете, а теперь его не стало. Они понимали, что к этому всё и идёт, но все равно услышать о его смерти ощущалось как удар под дых. — Это не всё. — Добавил Шериф. — Его место теперь займёт Минхёк.***
— Ты уверен, что нам стоит находиться здесь в одиночку? — Неуверенно спросил Хёнджин. Сынмину приспичило осмотреть здание церкви. Поэтому они пришли сюда и уже пол часа торчали на холоде. Погода сегодня была мягко говоря не очень. Хоть небо было ясное, солнце уже светило совсем по-зимнему и не дарило тепло. Парень поёжился. — Судя по рассказам ребят, эта церковь довольно опасное место. — Продолжил он. — Может, нам стоило согласовать это с ними? — Я всё ещё им не доверяю. Меня напрягает тот тип, которого обхаживает твой друг. — Дело только в нём? — Хёнджин опёрся спиной о фонарный столб. Ему показалось, что он слышал нотки ревности в голосе Сынмина. Неужели он боялся, что объединившись с Джисоном, он перестанет общаться с ним? — Мне кажется, я его где-то видел. И мне это не нравится. — Однако, ты довольно легко согласился жить в доме Хана. — Знай своего врага. Они уже обошли церковь по кругу, осмотрели её со всех сторон и не нашли ничего странного. В ней даже черного хода не было. Хван не понимал, что они тут ищут. А Сынмин не торопился делиться с ним этой информацией. — Сейчас внутри никого, кроме священника. Паства в такое время обычно не приходит. — Подытожил Сынмин. — К чему ты клонишь? — Я хочу, чтобы ты зашёл в церковь и отвлёк его. — Чего? — Изумился Джини. — Как ты это себе представляешь? Да я в церкви-то ни разу не был. Я даже не крещеный! Я даже не знаю как креститься! — Он начинал нервничать. Ему это всё не нравилось. Совсем не нравилось. — Это не важно. — Сказал Мин и положил руку ему на плечо. — Ты должен исповедоваться, брат мой. — Возможно, это был первый раз, когда на его лице Хван увидел ехидную улыбку. К церкви он шёл как на расстрел. Его коленки дрожали, а ладони потели. Он достаточно наслушался рассказов об этом человеке, чтобы он вызывал у него почти животный ужас. Бежать. Бежать. Бежать. Ладно люди, которые убивают под воздействием препаратов, которые не могут себя контролировать. Но ради чего убивал Священник? Ради высшей цели? Такая расчётливость пугала только больше. Он толкнул тяжелую дверь и вошёл в церковь. Здесь было светло и просторно. Ряды скамеек, на которые через витражные окна падали блики разноцветного света. Здесь приятно пахло, ему нравились разные запахи. Он раньше любил жечь ароматические свечи, были у него и те, что пахли похоже. Он легко улавливал нотки ладана и лаванды. На входе он замер. Всё-таки церковь была поистине красива изнутри. Он даже удивился, что не приходил сюда раньше. Его семья была не особо религиозна. «Дом бога, да? Вот только в этом доме поселился самый настоящий дьявол». Священник сидел на скамье первого ряда и что-то читал. Он не повернулся на него, когда дверь открылась, хотя шуму он наделал своим приходом. Хёнджин не понимал, как Сынмин хочет войти сюда незамеченным. Он неуверенно прошёл вперед и сел на лавочку через проход от Святого отца. Тот тут же закрыл книгу и внимательно посмотрел на него. Он смотрел на него так, словно знал, кто сидит перед ним. На Хёнджине была маска, закрывающая больше половины его лица, шапка была сдвинута на брови и прятала его волосы. Узнать его было почти нереально. Он так думал. — Вы можете снять маску, господин Хван. Мурашки прошлись у него по телу. Откуда он знает его имя? Как он узнал его? — Да, священники тоже смотрят телевизор. — Ответил он на незаданный вопрос. — Вы можете обмануть этим полицию и органы опеки. Но такой маскарад бессмысленен перед богом. И тем более он не нужен вам в храме божьем. Этот храм открыт для всех, и не бойтесь, я никому не скажу, что вы приходили. — Тогда… — Он стянул с себя маску и, скомкав, убрал её в карман. Без неё он ощущал себя обнаженным. Этот человек был опасен, и он знал его. — Я бы хотел исповедоваться. Сынмин просил по максимуму тянуть время. Дать ему хотя бы полчаса на то, чтобы осмотреть церковь изнутри. О чём можно всё это время говорить со священником Хёнджин не представлял. Как и о чём говорить вообще. В каких грехах он должен каяться? Что плохого он совершил в этой жизни? — Это похвально. — Сказал священник. — Пойдём. — Он поднялся и повёл его в другое помещение. Джинни напрягся. — По старым обычаям, наша исповедальня находится не в главном зале церкви. Это позволяет нам в полной мере соблюдать таинство. Он лишь кивнул в ответ. Это было логично. Не прирежет же он его вот так, средь бела дня. Они прошли через несколько проходов и пока не встретили ни одного священнослужителя. Церковь была пуста и безлюдна. Они подошли к большой деревянной кабинке с двумя дверьми. «Святой» отец открыл одну для Хёнджина, пропуская его внутрь, а для себя он открыл другую дверь. Друг от друга их отделяла тонкая стенка с решетчатым окошком. — Что беспокоит тебя, сын мой? — Спросил священник. Его голос звучал так мягко и понимающе. И это совсем не вязалось в голове Хёнджина с тем, чем он занимается в свободное от службы время. Какое-то время он молчал, не зная что сказать и надеялся, что это выглядит как смущение и попытка собраться с мыслью. — Я сбежал из дома. — Начал он. — Я бросил своих родителей. — У тебя были на то причины? Внутри было темно, пахло деревом и лаком. Он теребил пальцы. — Да. — И какие же? — Я боялся. — Он специально отвечал односложно, чтобы священник задавал ему больше вопросов. Больше вопросов — дольше разговор. Если слова из него придётся тянуть словно клешнями, это будет ему только на руку. Однако святой отец перестал задавать вопросы. Наоборот, он как бы позволял Хёнджину просто говорить. И ему пришлось это сделать. — Мои родители, по всей видимости, сходили с ума. Я испугался, и единственным верным решением мне показалось сбежать из дома. Я всё думаю, если бы я попросил помощи, может быть это бы что-то изменило? Может они остались бы живы? По новостям говорят, что это я их убил, но это не так. Это не так, но я всё равно чувствую себя виноватым в их смерти. — Но твоей вины в этом нет. Ты думаешь, что проявил малодушие, сбежав из дома, но на самом деле тебе наверняка потребовалось много сил, чтобы решиться на такое. Не каждый может вот так просто взять и оборвать все связи. — Я позорно сбежал, вместо того чтобы помочь им. — А ты уверен в том, что мог бы им помочь? Что твоя помощь действительно бы спасла их. — Нет. Я ни в чём не уверен. — Тогда, ты коришь себя напрасно. В том, что случилось, нет твоей вины. Ты жив, и это великое чудо. Возможно, останься ты там, и сейчас ты здесь не сидел бы, но вопрос, сидел бы ты где-то ещё или был похоронен со своей семьей? Слышал ли ты про комплекс вины выжившего? Они продолжали разговаривать. Он впервые за долгое время высказал кому-то всё, что у него на душе. Он и сам не заметил, как легко было это сделать, стоило лишь начать. И вот вся его душа наизнанку. Он говорил о семье, о том что скучает и до сих пор каждый день скорбит и плачет. Говорил и о том, что не может вспомнить своё детство, что сердце его странно колотится, когда он смотрит на своего друга, что ему страшно за будущее и что он не знает, зачем ему жить дальше. — Всё, что ты испытываешь, совершенно нормально. Ты должен просто прожить эти чувства. Пройди через них, выражай их свободно, не прячь в себе, и тогда ты увидишь, как со временем тебе становится легче. — Говорил священник, и его слова находили отклик в душе Хенджина. Из исповедальни он вышел спустя добрый час. Он совсем забыл и о Сынмине, и о том, зачем вообще они пришли сюда изначально. На душе у него было легче, чем когда-либо. -Спасибо!— Он благодарил священника и кланялся ему. Когда они вышли обратно в главный зал, в церковь вошла молодая женщина. Она несла в руках аппетитно пахнущий домашний пирог. Даже отсюда Хёнджин мог уловить запах сливового варенья. — Святой отец. — Она поздоровалась. Это была высокая, розовощекая девушка, слегка пухлая, но очень милая. Хван невольно ей улыбнулся, а она улыбнулась в ответ. — Я принесла вам пирог, сама пекла. — Она протянула его священнику, он тут же рассыпался в благодарностях и поспешил унести его куда-то во внутренние комнаты, оставив их одних. — Вы первый раз в церкви? — Неожиданно спросила она Хёнджина. — Как вы узнали? — Он очень удивился такой проницательности. — По глазам вижу. Когда я первый раз попала сюда, у меня было такое же выражение лица. — Вам нравится эта церковь? — О, ещё бы. Очень нравится. Святой отец здесь просто замечательный. Это из-за него я переехала в этот город. Чтобы ходить в эту церковь. — Почему именно сюда? — Может по мне и не скажешь, но всего несколько лет назад я плотно сидела на наркотиках. У меня были большие проблемы. Я была тощая, как спичка, кололась и каждый день молила бога о смерти, которая никак не приходила ко мне. — На секунду улыбка на её лице угасла. — Я приехала в этот город навестить сестру, она-то и посоветовала мне сходить в церковь. Я исповедалась, и святой отец нашёл для меня нужные слова. Я стала приходить сюда каждый день, здесь мне помогли вылечить мою зависимость и научили как молиться богу правильно, чтобы он тебя слышал. С тех пор моя жизнь наладилась. — Ого, да он просто волшебник какой-то. — Божий человек. — Кивнула она, словно в подтверждение своих слов. — Он всем нам очень помог когда-то. Всей пастве. К каждому из прихожан он находит свои ключи. А ещё, вы знаете, он читает проповеди в местном хосписе. Во взрослом отделении. А в детском он устраивает концерты и прочие мероприятия. Он проводит там много времени. С этими бедными умирающими детьми. Из церкви Хван вышел совершенно ошарашенный. Он не мог поверить в то, что Священник может быть таким, каким он его увидел, а по ночам в лесу убивать людей во славу богу. Как такое может быть? Сынмин уже ждал его на улице. Хёнджин посмотрел время на телефоне, он пробыл там почти час и десять минут. Этого времени должно было быть более чем достаточно. — Ты долго, всё в порядке? Хёнджин шмыгнул носом и нацепил на лицо мятую чёрную маску. — О чём вы разговаривали? — Не важно. — Он не хотел говорить о своих мыслях. Они казались ему неправильными, но он ничего не мог сделать с тем, что думает. Что, если они ошибаются? Не может этот священник быть действительно таким, как рассказывают о нём Крис и Хан.***
Джисон смотрел, как опускают гроб в землю. Он уже был один раз на похоронах. Когда хоронили его мать. Ему не понравилось. Чан пошёл с ним для моральной поддержки. И он был благодарен ему, стоя вдали, среди толпы людей в черном, он тихонечко держал его за руку, и это позволяло ему сохранять рассудок. Он взял горсть холодной земли и бросил её на гроб. В голове было пусто. Комиссар Су был хорошим человеком. И вот теперь он мёртв. Как мертвы и много других хороших людей. И сколько их ещё умрёт. На скольких похоронах ему ещё придётся побывать. Отец вызвался отвезти их домой. Они молча сели в машину. Даже радио сегодня не работало. Джисон знал, что отец позвал его, потому что не хотел быть один. — Мне очень жаль, что так вышло с твоим начальником. — Он чувствовал, что должен что-то сказать. Разбавить эту оглушающую тишину. — Он был стариком, и к тому же сильно болел. Надеюсь, сейчас он в лучшем мире и не видит того, во что превращается его участок. — Он крепко сжал руль до побелевших костяшек. — Минхёк зачем-то собирает сегодня почти весь участок на ночное дежурство. Вряд ли он хочет почтить память комиссара, пропустив с нами по баночке соджу. — Ты тоже пойдёшь? — А у меня есть выбор? — Можно статься больным, вы ведь только из больницы. — Внёс свои предложения Крис. — Я предпочитаю быть в эпицентре, чтобы контролировать всё, что происходит. Он высадил их возле дома, а сам уехал на работу. Тут же из дома раздался просто душераздирающий вопль и какой-то невообразимый грохот. Они ломанулись внутрь. — Какого… — Начал было Джи, но осекся, потому что крик продолжался. Изнутри дом выглядел как после побоища. Все вещи были разбросаны. Всё, что можно было опрокинуть — опрокинуто, перевернуть — перевёрнуто. На кухне валялись осколки битой посуды, пара подушек были разорваны в клочья, и синтепон лежал по всей гостинной. Старый пузатый телевизор валялся на полу, по его ещё работающему экрану шёл белый шум. Хан предусмотрительно выдернул его из розетки. Крик раздавался со второго этажа и Хан начал различать в нём слова: — Отойди от меня! Кто ты вообще такой? Что тебе от меня нужно? Где я? — Но по большей части это был бессмысленный крик, словно свинью резали. Они побежали наверх и наткнулись на Чанбина, который сдавался под ударами паренька. Чонин колотил его со всей силы, и может его у неё было не так уж и много, но Чанбин не мог ничем ему ответить, чтобы не поранить его. Поэтому ему приходилось просто терпеть. — Эй, эй, эй. — Крис среагировал первым. Он обхватил Чонина со спины, прижав руки парня к его туловищу. Тот завопил ещё громче. Просто крик, без слов, как дикая кошка. — Успокойся, Чонин, успокойся, всё хорошо. Но он продолжал вырываться. Чан поднял его так, что тот теперь болтал ногами в воздухе, пытаясь ударить его. Несколько раз у него даже получилось, а так как он костлявый, это очевидно было довольно болезненно, но Чан не сдавался. — Пожалуйста прекрати, всё хорошо, ты в безопасности. — Пошёл ты нахер! Отпусти меня чёртов придурок! Он сопротивлялся так ожесточенно, словно от этого действительно зависела его жизнь. Будто это был не Кристофер, а маньяк в подворотне. Он очевидно был не в себе и не узнавал никого из присутствующих. В итоге, он каким-то образом умудрился выгнуться и со всей дури укусить Криса за руку да так, что тот взвыл от боли, а с его руки потекла кровь. Он разжал руки и Чонин брякнулся на пол, однако тут же вскочил и попытался удрать. Чан тупо пялился на свою руку, находясь в прострации, Чанбин похоже уже успел вымотаться, пытаясь успокоить его до их прихода. Оставался только Хан. Он перегородил Йену дорогу, за что тут же получил мощный удар коленкой между ног. И откуда у него только столько силы? Он ведь вот ещё недавно бился в конвульсиях и терял сознание. У него посей видимости был шок. Хан согнулся от боли, и Чонин почти проскочил мимо него, но в последний момент он поймал его за руку и потянул на себя. Вдвоём они рухнули на пол. Чан наконец забил на свою руку и помог Хану зафиксировать парня на полу. Они навалились на него всем весом, пытаясь удержать его. Чанбин держал ноги, Хан руки, а Чан пытался привести его в чувства. — Эй, посмотри на нас. Разве ты нас не узнаешь? Полностью зафиксированный Йена не мог ударить его, поэтому, судя по всему, он не придумал ничего лучше, как плюнуть ему в лицо. Но тот лишь молча вытер его слюну рукавом. - Всё хорошо, Чонин, мы не причиним тебе вреда. Мы твои друзья. Посмотри на нас. Ты в безопасности. Тебе ничего не угрожает. Никто больше тебя не обидит. Слышишь? — Чан приговаривал это и гладил его по голове, в надежде что его это успокоит, но парень продолжал дергаться и так и норовил ударить его лбом в лоб. — Точно! У меня кое-что есть для тебя! Он начал шариться по карманам и достал оттуда плитку шоколада в яркой обёртке. — Ты ведь хотел сладкое, да? Я принёс. Смотри. — Он повертел шоколадкой у его лица. — Я принёс её, и она вся твоя. Чонин тут же сосредоточил всё внимание на сладости. Его глаза буквально прилипли к ней, Чан водил ей у него перед носом, а тот не моргая следил, как щенок за костью. — Я отдам её тебе, если ты успокоишься и перестанешь пытаться сбежать. Мы не хотим, чтобы ты навредил себе, понимаешь? Он кивнул. Было очевидно, что за шоколад он сделает всё, что угодно. Всё, что ему скажут. Хан пытался вспомнить, было ли у него раньше такое пристрастие, но не мог вытащить из воспоманий ни одного момента, когда младший бы ел с ним что-то сладкое. — Сейчас мы тебя отпустим, а ты спокойно сядешь и не будешь пытаться сбежать. И тогда я отдам тебе это. — Он ещё раз провел шоколадом у него перед лицом. — Плитка отличного, дорогого молочного шоколада. Очень вкусная. Он кивал на каждое его слово, казалось бы только слюни у него не текли: — Я всё сделаю, только дай. Чану не нужно было два раза повторять. Он кивнул парням, чтобы они слезли с него. Они отошли, и Чан протянул ему шоколад. Обертка тут же была разорвана в клочья. Её мелкие фольгированные кусочки сыпались на пол и на самого Чонина. Он вгрызался в шоколад с таким остервенением, словно ничего не ел несколько недель. — Я сделаю чай. — Ошарашенно пробубнил Чанбин.***
Они вернулись к церкви ночью, как и планировали. Сынмин был сильно против того, чтобы Хёнджин пошёл с ним. Он пытался максимально оградить его от всех опасных вещей. Где-то внутри он чувствовал ответственность за то, что втянул его в это. Хотя головой он понимал, что парень был втянут по уши ещё до их встречи. Но мысль о том, что он подвергает его опасности выводила из себя и мешала думать здраво. Хёнджин был высоким, выше, чем он. В свете фонаря его фигура выделялась на белом заснеженном фоне. Сынмин протянул руку и зачем-то поправил на нём шапку. Странное, импульсивное действие, но на душе почему-то от него стало легче. В это время церковь должна быть уже пуста. Свет в ней не горел, хотя Сынмин думал, что такие места открыты круглосуточно и там обязан кто-то быть, но видимо сегодня им повезло. Он пошёл без ружья, только небольшой пистолет в кобуре на поясе, да пара ножей. Это должно быть плёвое дело. Зайти, найти нужный чертеж и выйти. Так почему ему кажется, что что-то пойдёт не так? Дверь церкви действительно была не заперта. Когда они зашли, внутри было пусто и темно. Вся эта церковная мура вселяла в него страх. Эти статуэтки с ангелами, витражные окна, из которых едва падал свет. Он потянулся в карман за фонариком. — Здесь жарко, тебе не кажется? — Поинтересовался Хенджин. Он снял с себя куртку и кинул её на скамью. — Что ты делаешь? — Прошипел Сынмин. Он не понимал, как он может быть таким беспечным в такой момент, однако и отрицать его слова тоже не мог. В церкви действительно было жарко. Поэтому он последовал его примеру. Достал из кармана набор отмычек, а потом скинул свою куртку следом. Разумеется дверь во внутреннии помещания была заперта. Он предвидел это, поэтому и взял отмычки. Какое-то время ему пришлось повозиться с замком, потому что он давно уже таким не занимался. Вообще, этот навык у него был только в теории на случай, если он забудет ключи дома. Раздался щелчок. — Это было проще, чем я… Не успел он закончить мысль, как свет включился. Джини вскрикнул от неожиданности. Очевидно, они были не одни. Он встретился взглядом с парнем, который нажал на выключатель. Тот выглядел не менее удивленно, чем себя чувствовал Сынмин. Эта встреча явно застала врасплох всех троих. Парень был ему незнаком, раньше они не встречались, но нетрудно было догадаться, кто ещё может здесь быть в такой час. Он получил достаточно информации от Чанбина, пока они ждали еду в забегаловке. — Вы кто такие, и что вы здесь делаете? — Он говорил очень тихо, почти шепотом, но из-за высоких сводов и общей пустоты зала его голос дошёл до них довольно отчётливо. Хёнджин растерялся, он начал нервничать и что-то мямлить. Нужно было срочно что-то придумать. — Эй, ты же Феликс, да? — Он пытался сделать так, чтобы его голос звучал максимально дружелюбно. — Мы друзья Чана. Он просил нас найти тебя и кое-что передать. Он посмотрел на Хвана, посылая ему мысленно мольбы о помощи. Тот выглядел удивленным и только губами прошептал «Это в три-то часа ночи?», но попытался подыграть. — Да, он очень болен. Так простыл, просто ужас. На лице Феликса отражалась целая гамма различных эмоций. Удивление, страх, недоверие. Он словно хотел что-то спросить, но боролся с собой. В голову пришла мысль, что если Феликс был здесь в такой час, значит его отец тоже наверняка здесь. Они просчитались. Чёрт возьми, Ким Сынмин, ты не учёл, что сатанисты вполне могут торчать ночью в церкви, когда ещё им проводить свои сатанинские ритуалы. И пусть формально они не были сатанистами, от этого видимо ничего не менялось. В подтверждение его слов, Феликс наконец ожил и выбрал какую всё-таки эмоцию на своём лице ему оставить. И эта эмоция Сынмину не понравилась. Ой, как не понравилась. Парень резко двинулся в их сторону. И хоть он выглядел как ангел, рявкнул он на них вполне себе подобно сатане. — Вы не должны быть здесь! — Он схватил их обоих за руки. Да так сильно, что Хёнджин рядом пискнул. — Мой отец, он… В этот момент открылась дверь, которую Сынмин так усердно взламывал. Но на их счастье оттуда вышел не священник. Это был молодой парень, бледный как смерть, с мешками под глазами и копной непослушных волос. — Феликс, кто это? — Чёрт. — Он взревел. — Ты видел моего отца? — Он у себя в кабинете. — Он нерешительно показал в сторону двери, из которой вышел. — Скоро будет. — Парень выглядел растерянно. Он кусал губы, явно не зная что делать. И по его глазам было видно, что он колеблется - не позвать ли взрослых. Не говоря больше ни слова, Феликс потянул их в сторону сцены. Сынмин быстро разгадал его план. Он заставил их спрятаться за шторами, имитирующими занавес. Они были большие и плотные. Настолько, что они вдвоем вполне могли встать там и остаться незамеченными. — Стойте здесь, не шевелитесь, и что бы вы не услышали, не высовывайтесь. — Угрожающе прошептал он им. Сынмин надеялся, что они не оставили следов своими заснеженными ботинками, и что его детская аллергия на пыль не даст о себе знать в такой неудачный момент. Они стояли за этой старой пыльной шторой, казалось, он может даже ощущать этот запах пыли. Здесь было не так уж и широко. Сынмин стоял прижимаясь к стенке, а прямо перед ним стоял Хёнджин. Ему казалось, что он слышит, как стучит его сердце. Парень весь дрожал от страха и очень громко дышал. Если они увидят, что шторы шевелятся, то это ещё можно будет как-то списать на сковзняк, но если они услышат, что шторы дышат, это уже другой разговор. Он обнял его за талию, притягивая как можно ближе к себе, и прямо на самое ухо прошептал ему: «Ничего не бойся. Я рядом. Все будет хорошо». После таких слов он заметно расслабился в его руках, но на самом деле Сынмин совершенно не представлял, как они будут выкручиваться из этой ситуации, если их всё же заметят. Всё, что он мог сделать, это отвлечь их на себя и дать Джинни шанс убежать. Было слышно, как парень расспрашивает о них Феликса, но тот отнекивается от него. Потом открылась входная дверь, с улицы подуло холодным воздухом. Сынмин поймал себя на мысли, что от Хёнджина приятно пахнет шампунем, что он хотел бы прижаться к нему вот так, будь они в другой ситуации. Было слышно, как много людей заходят в церковь. Толпа шумно что-то обсуждает, до их ушей долетают обрывки каких-то разговоров. Совсем бытовых, словно они просто пришли на очередную службу. К ним вышел пастор, он долго читал какую-то проповедь. У Сынмина затекли ноги. Он устал стоять и не шевелиться. Он не планировал застрять тут на всю ночь. Он задумался и пропустил большую часть его речи, рассматривая узор на шторах. Слышались звуки возни. Они начали петь. Пели и пели, и их мелодия была жутковатой, она раскачивалась в мерном ритме, словно они вводили себя в транс. На фоне гула голосов можно было чётко выделить низкий голос Феликса. Казалось, будто он держал на себе весь строй их «хора». Хёнджин решил всё же выглянуть и посмотреть, что там творится. Он слегка отодвинул штору, обеспечивая им двоим достаточно места, чтобы видеть. Священник стоял за кафедрой, в то время как прихожане сидели на скамейках. В проходе между рядов лежал здоровенный деревянный крест. Сначала Мин не понимал, для чего он там лежит. Но после… Они вызвали какого-то мужчину, одного из тех, что сидел. Для Сынмина это был абсолютно незнакомый человек, но вот Хенджин ахнул, он определенно знал его. И судя по тому, как его снова начало трясти, они были хорошо знакомы. Мужчина был уже не молод, но еще не стар, может около сорока. Казалось, он был счастлив, что преподобный выбрал его. Он плакал от счастья так, словно выиграл в лотерею миллион долларов, а потом упал на колени перед крестом и начал кланяться, отбивая поклоны лбом об пол. Совершив несколько поклонов, Мин даже не пытался подсчитать сколько точно их было, мужчина всё продолжал приговаривать «Спасибо! Спасибо!». И даже поцеловал основание креста. Они дали ему выпить какой-то красной дряни из большой металлической миски. И через несколько минут выражение тупого благоговения отразилось на его лице. Он плашмя рухнул на пол так, словно в нём больше не осталось ничего человеческого. От мысли к чему всё это идёт, внутри всё похолодело. Священник достал из-под кафедры молоток и несколько огромных блестящих гвоздей. Они заживо прибивали мужчину к кресту, с каждым ударом окрапляя всё вокруг его кровью, в то время как жертва не издавала ни звука. Он лишь продолжал блаженно улыбаться. Чёрт подери, никто не мог подготовить его к тому, что он увидел сегодня. Отец конечно многому его научил, включая умение держать самообладание в сложных ситуациях, но никогда до этого момента он не видел такой ужасающей картины. А ведь он ходил на охоту, убивал животных, разделывал их туши. И вообще считал, что он парень-кремень. Какого было неподготовленному Хёнджину, который так и дрожал у него в руках, чуть ли не падая бессильно на пол, так и норовя свернуться в клубок. Всей толпой под невообразимый хор, похожий на тот, что они слышали той ночью, они подняли крест и вынесли его через главный вход. Это было бы хорошей возможностью найти вторую часть чертежа. Ведь сейчас дверь во внутренние помещения была открыта, и в церкви-то уж точно никого не осталось, но у Хенджина казалось началась паника. Он сполз на пол и тихо рыдал, стараясь не издавать звуков, чтобы его никто не услышал. Сейчас он казался намного меньше, чем был. Слезы катились по его красивому лицу, он пытался вытереть их, но они не останавливались. Его пухлые губы были искусаны в кровь, нос покраснел и опух, а глаза были испуганные. — Эй, ты знал его? — Мин присел напротив него и погладил его по коленке. В ответ Хёнджин только мотал головой, он был не в состоянии отвечать или просто внятно разговаривать. — Успокойся, нам нужно продолжить и найти чертежи. — Я не хочу. Сынмин удивлённо посмотрел на него. Он не ослышался? — Не хочу. Не хочу этого, ничего не хочу. Не хочу, не хочу, не хочу! — Он продолжал повторять это и мотать головой. — Мы должны. Другого шанса может не быть. Он попытался поднять его, но Хёнджин резко оттолкнул его от себя. Он поднялся сам, схватил свою куртку и выбежал прочь из церкви. Сынмин не знал, что ему делать. На улице было небезопасно, он должен был догнать его, но с другой стороны, возможно, другого такого шанса найти недостающий чертеж не предвидится. Он постоял какое-то время, ожидая, что сейчас дверь откроется и Хван вернется, но этого не произошло. Нужно было что-то решать. «Он умный мальчик, с ним ничего не случится» - думает он и уходит вглубь церкви.***
Хёнджин выбегает на улицу, холодный воздух заполняет легкие. На небе ни облачка, луна светит ярко, ему холодно, он торопится надеть куртку, кажется весь мир сужается у него перед глазами. Он видит эти удары снова и снова, как священник замахивается, как гвоздь входит в руки и ноги человека. Этот звук наверное навсегда застрянет в его ушах. Это был его педагог по искусству из школы. Милый мужчина, он всегда ему нравился. Хёнджин любил рисовать и делал в этом неплохие успехи. Этот преподаватель всегда поддерживал его старания. А сейчас он видел, как его убивают. Сердце бешено колотилось, словно намеревалось пробить грудную клетку. Ноги подкашивались, его мутило, но больше не рвало как раньше. Уже плюс. Хоть и весьма сомнительное достижение, он предпочёл бы его не иметь. Он замечает, что ушёл довольно далеко от церкви, а ещё, что Сынмина рядом с ним нет. Он так привык к нему за последние дни. Привык, что он следует за ним почти неотступной тенью. Всегда рядом, всегда готовый защитить. В этот раз он не последовал за ним. Возможно, Хёнджин довольно грубо оттолкнул его? Слишком быстро бежал? Или просто их цель была важнее, чем он. Он понимал всё это, но всё равно думать об этом было грустно. Ему бы стоило вернуться. И он собирался это сделать, видит бог, собирался. Но стоило ему повернуться, и дорогу ему преградили. Он не слышал, как к нему подошли со спины. Удивительно, это зимой-то, когда хребты снежинок ломаются у тебя под подошвой. Он почти нос к носу столкнулся с незнакомым человеком. Он смотрел на него невидящим взглядом. В буквальном смысле. Его глаза были белыми, человек был слеп. Он склонил голову набок и принюхался. Хёнджин даже задержал дыхание, хоть и знал, что тот всё равно чувствует его присутствие. Он не на шутку испугался, мужчина не выглядел дружелюбно. Его одежда была грязной и поношенной, волосы спутаны. Возможно, это был обычный бездомный, но из-за того, что он слеп, сложно было сказать, находится ли этот человек под влиянием препарата или что он может выкинуть прямо сейчас. Хёнджин попятился, он хотел развернуться обратно и бежать, но мужчина тут же схватил его за руку. Откуда ни возьмись на дорогу начали сползаться другие люди. Сначала один-два человека, они выходили из проулков, домов, потом ещё несколько, и ещё, и ещё. А Хёнджин так и стоял, оказавшись в ловушке из цепких рук слепца. А люди всё продолжали прибывать. Их было уже человек тридцать, если не больше. И это не были люди из секты, они выглядели… нормально. Не считая их глаз. Все из них были под влиянием. Толпа безумцев. Он слышал, на что способен даже один из них, а тут целый отряд. Перед тем, как страх полностью поглотил его, он успел задуматься о том, что это явление само по себе представляло интерес. Собрались ли они в группу ведомые стадным инстинктом, или это было осознанное решение, принятое остатками их ещё не до конца отравленных мозгов. Толпа медленно двигалась в их сторону по широкому проспекту, когда вдалеке послышался звук полицейской сирены. Этот звук отвлек их всех, включая слепого, который отпустил Хвана и развернулся в ту сторону. Подъехало несколько машин, у всех был включен дальний свет, и Хвану на секунду показалось, что он и сам сейчас ослепнет. Из машин тоже вышли люди, сначала он подумал, что они сейчас присоединятся к толпе. Но они встали в плотную шеренгу во всю ширину улицы и перевели своё оружие в боевую готовность. Каких-то пара секунд, отданный командиром приказ, и вот они уже стреляют по людям. Они падают один за другим. Хватка на его руках ослабляется, слепой мужчина хватается за свой живот, кряхтит, а из его рта льется кровь. Он падает прямо на Хёнджина, и всё, что ему остается, это поддаться и упасть под его весом, больно ударившись головой об асфальт, а дальше только темнота...***
Одному богу было известно, что сейчас творится в голове у несчастного Ян Чонина. Он сидел особняком в углу комнаты, не позволяя кому-либо приблизиться к нему. Он буквально начинал рычать, когда кто-нибудь из парней пытался к нему подойти. Наверняка, он занял такую позицию, чтобы из неё можно было наблюдать за всем, что происходит. Он уже съел свою шоколадку, пакетик M&M's, завалявшийся в комнате у Хана, пачку печенья и даже остатки сахара в кубиках. Но это, по всей видимости, не рождало в его уставшем разуме доверия к парням. Маленький, загнанный зверек, несчастный, испуганный, в его взгляде читалось столько боли, что у Хана сводило желудок. Джисон с Чаном и Чанбином наблюдали за ним, сидя на диване в гостинной. Наблюдали из-за спинки, сидя на коленях. Они уже бросили клич Сохе, позвонив ей по стационарному телефону. С минуты на минуту она должна была прийти, принеся с собой сладости из магазина. Это определенно было плохой идеей - кормить его одними только быстрыми углеводами, но ничего другого в него оказалось просто невозможно впихнуть. Вся еда, которую они ему давали, отбрасывалась куда-подальше с криками, что она слишком горькая, и что они явно пытаются его отравить, подмешав в неё что-то. Хан не сводил с Чонина взгляда, а тот так же старательно пялился в ответ. «Вот тебе и благодарность за спасение». Когда Соха пришла, она хотела сама передать ему сладости, но он напал на неё, грубо толкнув и вырвав у неё из рук пакет. Чанбин тут же вскочил с дивана, готовый порвать за неё всё, что движется, но она его осадила резким взмахом руки, давая показать, что с ней всё нормально. — Предлагаю вам троим оставить ребенка в покое. — Он был на каких-то два года младше, чем она, но она отзывалась о нём именно так. — Что ты имеешь ввиду? — Спросил Чанбин. — Просто не трогайте его, придурки, дайте ему время. Займитесь своими делами, никуда он от вас не денется. Не в ближайший час, это точно. — Она посмотрела на то, как он раскладывает вокруг сладости по принципу того, что ему нравится, а что нет. Когда все сладости были подсчитаны, разложены по цветам и вкусу, он принялся методично уничтожать их упаковку за упаковкой, возвышая возле себя горы из оберток. Хан тяжело сглотнул. Зрелище было, мягко говоря, дикое. Они последовали её совету и занялись своими делами, попытались приготовить ужин, молча съели его, выпили пару чашек чая, сделали какие-то уроки. Спустя час, в углу началось какое-то новое шевеление. Чонин встал на ноги, в руках у него был увесистый пакет кислых мармеладок. Он пару раз подкинул его в ладони, а потом с силой зашвырнул прямо в голову Джисона. Учитывая, что раньше он много занимался спортом, хорошо играл в бейсбол и занимал позицию питчера, удар вышел отменный. Джи даже покачнулся. Ему казалось, что ещё немного и вокруг него закружатся звёзды. Чан тут же подскочил к нему. — Эй, ты в норме? — Да, всё нормально. — Ответил он потирая лоб рукой. — Где у тебя туалет? — Это было первое, что Чонин осознанно спросил у них. Хан удивленно вылупился на него. — Пойдём, я тебя провожу. — Не ты. — Сказал он. — Ты. — И показал на Чана. Крис неуверенно подошёл к нему. Чонин отряхнул пальцы, которые были в сахарной посыпке, прямо об штаны и схватился за его руку, чуть ниже локтя. Видимо, хоть силы потихоньку и возвращались к нему, передвигался он ещё с трудом. Они ушли под ошарашенные взгляды оставшихся. — Ты вообще живой там? — Чанбин аккуратно убрал челку Хана с его лица, осматривая его на наличие синяков или шишек. Придерживая при этом двумя руками за щеки. — Я отказываюсь это комментировать. — Подытожил Джисон и просто сел обратно. Разумеется, уроки могли пойти нафиг. Больше в тот вечер Чонин ничего не говорил. Он не отходил от Чана и ходил за ним по пятам, куда бы тот ни шёл. Он идёт за водой, и Чонин за ним, он идёт в туалет, и Чонин ждёт под дверью, смотрит телик - Чонин молча сидит рядом. Так продолжалось несколько часов, пока он снова не уснул, прямо сидя на диване. Крис поднял его на второй этаж, уложил в кровать, и сам уснул рядом. Хан и Чанбин решили оставить их и проводить домой Соху. Внутри у Хана зарождалось нехорошее ощущение от того, что весь день дома не появлялись Хёнджин со своим другом. На улице было уже темно, но их до сих пор не было. Он знал, что они не маленькие дети и могут за себя постоять, но мысль, что эти двое вляпались во что-то нехорошее, продолжала его преследовать. Провожать Соху домой было приятно. Это ощущалась как небольшая дружеская прогулка. По дороге они с ней скооперировались и закидывали Чанбина снежками, и им даже удалось один раз повалить его в снег. Это было особенно замечательно, учитывая его габариты. Постепенно тревожные мысли уходили на второй план, уступая место надежде. Надежде на то, что всё может быть лучше. Они вытащили Чонина, он почему-то был уверен, что ещё каких-то пару дней, и он придёт в себя. С Минхо тоже вроде всё было замечательно, хотелось верить, что их отношения могли бы даже выйти на новый уровень. Может, и они смогут вот так же просто идти по улице и держаться за руки. Он позволил себе немного отвлечься и помечтать о том, что возможно скоро всё наладится. Но его мечтам предстояло разбиться в дребезги. Видимо, этот город не умел по-другому. Они услышали отчетливые звуки выстрелов. Хан больше ни с чем этот звук не спутает. В голове тут же всплывали воспоминания того, как Марк стреляет в Бону. Как её крохотное тельце падает, как быстро бледнеет её лицо и синеют губы, как кровь отвратительным красным пятном растекается по её безупречному изумрудному платью… Он встал как вкопанный, земля уходила у него из-под ног. Выстрелы гремели снова и снова. Один за другим, и он продолжал вздрагивать на каждом. Снова и снова переживая тот кошмарный момент. Чанбин тащил его в противоположную от звуков сторону. Они побежали к дому Сохи. Но факт оставался фактом, в каком-то квартале от них сейчас погибали люди. Они ночью, посреди города, и им ещё предстоит вернуться домой. — Нет, нет, стой, что, если там кому-то нужна помощь? — Ты что, рехнулся? Нам нужно бежать отсюда. — Но там ведь люди умирают. — Хан не понимал, как он может оставаться таким спокойным. — И хрен с ними, главное самим выжить. Хан вырвался из его хватки и побежал в сторону выстрелов. Он пытался бежать, но казалось, всё его тело само пыталось повернуть обратно. Он спотыкался и падал, но всё равно поднимался и бежал дальше. Чанбин чертыхнулся и двинулся за ним. Он не мог бросить друга одного. Один раз он уже чуть не потерял его, и понимает, что не переживет, если такое произойдет. Эти трое были его настоящей семьей. И он ни за что на свете их не отпустит. Джисон, казалось, совсем потерял рассудок, вместо того, чтобы прятаться, он не рассчитал расстояние и выбежал на стрелявших почти в открытую. Это была небольшая вооруженная группа полицейских, которые тут же направили оружие в его сторону. Он замер и не придумал ничего лучше, чем поднять руки. Сзади его уже догнали Чанбин с Сохой, которые чуть не врезались в него из-за резкой остановки. Увидев направленное на них оружие, они не на шутку перепугались. — Отставить. — Раздался знакомый голос, который Джи меньше всего хотел бы услышать. — Так-так. Кого я вижу? Если бы Ли Минхёк был бы животным, то он был бы королевской коброй. Даже его слова казалось истекали ядом. На его обычно безупречном бежевом пальто яркими красками горели капли крови, видимо долетевшие до него от расстрелянных людей. Он небрежно смахнул с лица упавшую челку. Даже в такой холод этот чёрт не носил шапку. Возможно, лак на его волосах не позволял ему этого сделать. — Ну конечно же, это всегда ты! — Он приторно улыбнулся, но эта улыбка тут же пропала с его лица, обнажив его истинный вид. Гипнотизирующий взгляд, острые клыки, пропитанные ядом, совершенно безжизненная бледность. — Взять их. — Сказал он совсем другим тоном. Ледяным, властным, не терпящим пререканий. — Но, господин Ли, это же сын шерифа Хана. — Сказал один из полицейских. Минхёк тут же вытащил глок из своей кобуры и приставил дулом к его виску. Молниеносное движение, буквально каких-то пара секунд, и вот он уже возле него, хотя они стояли на расстоянии. — Ты что-то сказал? — Спросил он, сильнее надавив на пистолет и перенеся палец на спусковой крючок. — Нет, сэр. — Вот и отлично. Всех троих. В мою машину.***
Первое, что он почувствовал, когда очнулся, это сильную тяжесть. И только потом жуткую вонь. Хенджин не сразу понял, где конкретно он очутился. До него дошло только через пару минут. Каких-то пара минут, это так мало, но так бесконечно долго. Когда ты не можешь пошевелиться и почти не можешь вдохнуть. И тогда ты понимаешь, что тебя, каким-то чудесным образом, приняли за труп и скинули в ту самую яму, которую они с Сынмином видели всего пару дней назад. Он оказался придавленным трупами. Трупы были везде: под ним, на нём, возле. Его куртка насквозь пропиталась кровью, которая вытекла из тел выше. Липкая, вязкая, он ощущал её своей кожей, чувствовал её мерзкий запах, казалось, он может даже почувствовать её металлический привкус во рту. Вполне вероятно, что она могла попасть и туда тоже. Ещё какое-то время у него ушло на то, чтобы скинуть с себя тела, которыми его придавило. Он не знал, сколько конкретно прошло времени. Может быть пять минут, а может быть все пять часов. Оказывается, ощущение времени искажается, когда ты лежишь погребенный в братской могиле. Страх и отвращение сковывали его, но жить хотелось больше. Он понимал, что если сверху свалят очередную порцию жмуриков, то, возможно, самостоятельно он уже отсюда не выберется. Когда он скинул с себя тела, всё ещё было темно хоть глаз выколи. Он достал из кармана телефон и включил фонарик. Это было рискованно, но другого пути он просто не видел. Оказалось, вылезти из-под трупов лишь пол беды. Яма не была заполнена и на половину. А у противоположного края, с которого у него больше шансов вылезти живым, и вовсе ещё никого не лежало. Он не вылезет наверх сам. Он никогда не отличался особо спортивным телосложением. Он всегда был хилым. Ему не подняться, если кто-то его не вытащит. А вытаскивать его было некому, Сынмин понятия не имеет, где он. Он не придёт за ним сюда. Никто за ним не придёт. А те кто придут, скорее пристрелят его. Он умрёт здесь. Он умрёт здесь! После всего, через что он прошёл. Он просто погибнет. Да ещё и где. В чёртовой могиле. — Давай, Хёнджин. Думай. Что ты можешь сделать? Как ни крути, а он видел только один выход. Не можешь выкарабкаться — делай лестницу. — Простите меня! — Он глубоко поклонился и схватил за ноги какого-то мужчину. На его груди было уже засохшее пятно крови, видимо, это был один из тех расстрелянных. Он перетаскивал их и складывал возле стены. Одного за другим. Мёртвые люди оказались очень тяжелыми. Он старался визуально выбирать тех, кто полегче. Перед каждым он извинялся. Он тащил их и плакал. Он боялся вытереть слёзы со своего лица, ведь его руки были такими грязными, поэтому они просто продолжали катиться и замерзать у него на щеках, от чего кожу неприятно тянуло, но это была меньшая из его проблем. Он потащил очередного мужчину, когда тот неожиданно очень громко застонал. Он был ещё жив. — По-мо-ги-те. — Протянул он. Хёнджин испугался. Он попятился, упал и продолжил отползать назад, пока не уткнулся в стопку сложенных им тел. — По-мо-ги-те. — Продолжал стонать мужчина. Это было плохо. Это было очень плохо. На такой шум могла прийти охрана. Они бы заметили, что кто-то пытается сбежать, даже если бы Хёнджин лёг и притворился мёртвым, что, если бы они начали палить по трупам, чтобы наверняка всех добить. Нет. Нет. Нет. Он не может умереть. Он не может здесь умереть. Он ведь почти выбрался. Он подполз к мужчине. — Тише, пожалуйста, тише, я осмотрю вас, только не шумите. Он расстегнул его куртку, футболка внутри была насквозь пропитана кровью и примерзла к животу. Он отодрал её, чем вызвал очередной громкий и протяжный стон. — Дядечка, пожалуйста, тише. — Шептал он. Хёнджин еле сдерживал рвотные позывы, запах крови и испражнений от этого мужчины был очень сильным. Ему прострелили живот в нескольких местах. Ему ни за что не выбраться отсюда. Даже если Хёнджин сможет его поднять, что было очень маловероятно, он уже не жилец. — По-мо-ги мне. — Всё продолжал он. — По-мо-ги. — Громче и громче. — Я ничем не могу вам помочь. Пожалуйста, не шумите. Дайте хотя бы мне уйти. Вы ведь погубите меня. Он вцепился в него из последних сил и уже собирался снова завести свою шарманку, и Хёнджин не придумал ничего лучше, кроме как закрыть ему рот. Он надавил ему ладонью на лицо. Перекрывая доступ воздуху, не давая ему произнести ни звука. Он делал это и приговаривал: — Простите, пожалуйста, простите. — А слезы продолжали застилать ему глаза, затекать ему в рот, в нос. Они капали на лицо этого мужчины, смешивались с его собственными слезами. Когда всё закончилось, он не смог заставить себя переложить этого мужчину в его импровизированную лестницу. Ещё тяжелее оказалось заставить себя наступать на тела мёртвых людей. Он не был верующим, но после этой ночи чётко знал, что будет гореть в аду за то, что выжил сегодня. Он поднялся наверх и ползком двинулся в сторону леса. И только скрывшись за деревьями он позволил себе встать и побежать в сторону дома.***
Казалось, Минхёк сполна упивается своей новообретенной властью. Он выглядел очень довольным своим новым положением. Ещё более довольным он выглядел, когда увёз их в лес, загнал в огромный фургон какой-то машины и приказал своим людям связать их по рукам и ногам. Так, что даже пошевелиться было невозможно. Хан уже догадался, где они. Та самая машина, про которую рассказывали Хёнджин с его дружком. Тот самый фургон возле огромной братской могилы. Внутри оказался инвентарь и мешки с каким-то неопознанным содержимым. Наверняка это была какая-нибудь химия для того, чтобы тела быстрее разлагались и не воняли. — Ах. — Минхёк издал очень довольный выдох. Сродни тому, что обычно издают в других ситуациях. — Ты не представляешь, как мне нравится такое зрелище. — Старый извращенец. — Выдал Хан. — Ругайся, пока можешь. Пока есть чем. Потому что совсем скоро я вырву твой поганый язык. — Он погладил его пистолетом по щеке. Хан знал, что он заряжен и даже снят с предохранителя, и сам не представлял, откуда в нём вообще взялась смелость что-то вякнуть. — Сначала, я расправлюсь с твоими друзьями. Я убью их с особым удовольствием. Я также лично прослежу, чтобы твои глаза держали открытыми. Чтобы ты видел всё, что происходит как можно лучше. — Он продолжал медленно водить стволом пистолета по лицу Джисона, задевая его губы, потом спускаясь к шее. — А когда твои друзья закончатся, я возьмусь за тебя. — Ты омерзителен. — Оставь его в покое. — Рычал Чанбин. — Ты добился своего, ты теперь полицейский. Большая шишка, ты не можешь просто взять и убить нас. — Оу-у. — Протянул он надувая губы. — Посмотрите, эта свинка подала голос. Как мило. — Он направил на него пистолет. — Может мне пристрелить её прямо сейчас? — Ли Минхёк! — Неожиданно заговорила Соха. — Вы верите в бессмертие? Он замер. Казалось бы, ничем не примечательный вопрос и звучит совсем не к месту, но он действительно замер. Замер и отступил от них на пару шагов. — Что ты сказала? — Я спросила, верите ли вы в бессмертие? — Соха, что ты делаешь? — Шептал Чанбин. Он усиленно пытался привлечь её внимание. — Не разговаривай с ним. Он какое-то время постоял, молча смотря на неё каким-то совсем другим взглядом. Растерянным. Он был застигнут врасплох её вопросом. — А вы? — спросил он как-то неуверенно. — Я верю, что бессмертие возможно лишь в нашем разуме, а не в теле. — Что это? Предсмертная исповедь? — Он нервно рассмеялся. — Ты пытаешься меня заболтать? Что за ересь ты порешь! — Я пытаюсь сказать вам, что вы нас не видите! Хан совсем потерял смысл происходящего. Здесь определенно что-то происходило, но он не понимал что, зато казалось понимает Минхёк. И от того происходящее становилось ещё более странным. Что означали все эти её слова? В смысле не видит? — И почему же я вас не вижу? Удивите меня. — Потому что… — Она осеклась. Небольшая заминка, но глаза Минхека казалось бы загорелись. Он готов был ухватиться за эту заминку. — Потому что мы уже мертвы. — Договорила она. Невообразимые изменения начали происходить. Куда-то пропала его нахальная улыбка. После её слов он сначала побледнел. Джи даже показалось, что он напуган, но это быстро сменилось злостью. И даже яростью. — Только тебя. — Сказал он сквозь зубы. — Я не вижу только тебя. — Вы не видите нас всех! — Настаивала на своём девушка. Чанбин даже перестал пытаться выбраться. Просто сидел совершенно ошарашенный происходящим. Ни он, ни Хан не могли представить, что будет дальше. Но Минхёк просто молча убрал пистолет в кобуру. А затем приказал развязать их и отпустить. Попутно прикрикивая, чтобы они убирались отсюда к чертям собачьим. Их чуть ли не пинком выкинули из фургона, и они рванули оттуда со всех ног. Только уже выбежав в город, они позволили себе отдышаться. Хан сразу же отошёл от неё на несколько шагов. До него начала доходить суть того, что сейчас произошло. Он потянул Чанбина за рукав его куртки. — Бинни, Бинс, отойди от неё. Но он продолжал стоять как вкопанный напротив своей девушки, пытаясь разглядеть в её лице то, что он не видел всё это время. Что-то, чего он не замечал раньше. Но это была всё та же Соха. Девушка, которая вытащила его из дома, которая была всегда рядом, которая помогала пережить все эти ужасные моменты. Она вроде бы снова спасла его. Но в этот раз всё было по-другому. — Что это было, Соха?***
«Ли Минхёк заступил на должность комиссара местной полиции с большим размахом. Его начало трудовой деятельности можно отметить устранением крупной террористической группировки. Около тридцати человек готовили мощнейший теракт, все они так или иначе были ликвидированы» — Вещала с экрана телевизора молодая журналистка. Минхек курил. Комната заполнялась дымом. В этом они с бывшим комиссаром были похожи. Оставалось только надеяться, что он доживёт до таких же годов. И тихо-мирно сдохнет от рака. В дверь постучали. — Войдите. — Рявкнул он. И тут же выключил телевизор. — К-к-к-комиссар Ли. — Это был один из молодых подчинённых. Вид у него был крайне испуганный. — Т-т-там… Это… В-в-вам л-л-лучше с-самому увидеть. Заинтригованный, он выходит следом за парнем. В участке шумно, все копошатся, но стоит ему выйти, как он приковывает всё их внимание и взгляды. Полицейские о чём-то перешептываются. «Интересно». Парнишка ведёт его к главному входу, а следом и вовсе на улицу. Он так и выходит на холод в одном пиджаке. Благо, далеко идти не приходится. Рядом с входом к стене привален крест, на котором висит голый мужчина. Точно такой же крест, как тот, что использовали в лесу для жертвоприношения. Только у этого во рту зажат небольшой белый конверт. — Что это у него в зубах? — Спросил он. — Мы ещё не смотрели. Не заботясь о перчатках, он достает конверт и разворачивает его. Внутри лежит один небольшой листок бумаги, на котором аккуратным почерком выведено: «Подарок для нового комиссара. Поздравляем со вступлением в должность. »