Безвременье.

Мирный сон после хорошего праздника. Что ещё нужно для счастья? Уснуть рядом с любимым человеком. Завалиться спать кучей друзей, после того, как не спали пол ночи. Улыбнуться тому, что у тебя полный дом гостей, после долгого одиночества. Всем хотелось, чтобы такая жизнь не кончалась. Но так же все понимали, это было то самое «Затишье перед бурей». Их ситуация была похожа на тяжелобольного человека. Как умирающему перед смертью резко становится лучше. Так и они провели отличный вечер, но знали что с утра их ждёт жестокая реальность. Откладывать дела на потом больше было нельзя. Принимать решения нужно было сразу, здесь и сейчас. Засучить рукава и начать искать выход. Улыбнуться на прощание и разойтись. Оторвать пластырь. Прыгнуть с тарзанки. Спуститься с Эвереста вниз на санях на огромной скорости, которая будет прямо пропорциональна их душевному равновесию. Вот что им предстояло сделать. Первым это почувствовал Ян Чонин. Точнее не так, первым, что он почувствовал, была тяжесть чужого тела, и раздражающий солнечный свет, который мешал ему спать. Он открыл глаза, и первые секунды не мог рассмотреть где он и что происходит. Солнце казалось ослепительным. Сквозь изморозь на окнах оно заливало всю комнату. Причудливые узоры, оставленные холодом на стекле блестели и переливались. Раньше, когда он был маленьким он с трепетом ожидал, когда зимой окна замерзнут и мог часами рассматривать узоры, находя в них то леса, то кружевные ветра или снежные вьюги. Сейчас он посмотрел на них со скучающим равнодушием. Он нашёл себя в объятьях сопящего Со Чанбина, с которым они спали на одном диване. Этот здоровяк так и норовил раздавить его всю ночь. Ян ясно осознал каково это быть плюшевым медвежонком маленькой девочки. Только представьте, что эта девочка делает сто килограмм в жиме лёжа. «Раздражает». На полу рядом с диваном на матрасе сопели Чан и Феликс, эти двое тоже были слипшимися пельменями, но их это хотя бы устраивало. Все четверо были заботливо укрыты одеялами, хотя Ян вообще не помнил как они уснули. Шериф изрядно пьяный ушёл одним из первых. Хан и Минхо буквально пребывали в своём собственном мире. Их взгляды друг на друга и дурацкое хихиканье бесили. Поэтому он был даже рад, когда они ушли. Остальные сидели до последнего. Делились историями из жизни, играли в дурацкие игры, смеялись. Словно всегда были хорошими друзьями. Мерзкий ком внутри из зависти, злости и жалости к себе не давал ему признать, что вечер ему понравился. Что это было лучшее, что случалось за последние полгода. Что ему было весело, и на секунду он даже забыл обо всём что с ним произошло. Но сейчас грязь, что поднималась с глубин его сердца, могла затопить всё его сознание. Его память была как кусок дырявого сыра. Он не помнил, но чувствовал — всё, что было важно, ускользало от него. Аккуратно, чтобы никого не разбудить, он скинул с себя чужие конечности. Нужен был свежий воздух. Ему необходимо было прочистить мысли. Он перелез через Чанбина, стараясь ни на кого не наступить, и уже собирался уйти, но его взгляд зацепился за упавшее одеяло. Пришлось задержаться, и убедиться что этот качек не замерзнет. «Раздражает». Слишком долго он не был на улице. С тех пор, как его посадили под арест. Побег из больницы не в счёт, он был не в себе. Прошло слишком много времени, достаточно, чтобы сейчас он чувствовал страх перед открытым пространством. Все его шмотки остались в родном доме, поэтому он немного потупил, не зная, как ему поступить. В конце концов, он ведь просто сумасшедший, поэтому никто не удивится, если он просто наденет чью-то обувь. Он выбрал из кучи, те, что казались более подходящими по размеру, надел куртку Чана и не попрощавшись вышел на улицу. Колючий холодный воздух тут же наполнил легкие и вышел обратно в виде облачка пара. Он сделал несколько глубоких вдохов. Воспоминание, такое яркое тут же обрушилось на него. Когда-то так же зимой они с Боной украли у её матери пачку сигарет. На заднем дворе школы вместо урока литературы… Он вспомнил, как она пыталась зажечь какую-то дешевую зажигалку, купленную в супермаркете. Её бледные худые руки тряслись, она снова и снова нажимала своим пальцем на кнопку, но получались только мелкие искры. Тогда своими руками он огородил её от ветра, и лишь после этого всё получилось. Сигареты были отвратительными, они долго кашляли, а потом сжевали несколько упаковок мятной резинки, и пообещали друг-другу больше никогда не курить. Сколько ещё он забыл? Всё, что ему оставалось это собирать собственную жизнь по крупицам. Ему нужно было вернуться туда, откуда всё началось. Вернуться домой. Если где-то он и сможет вернуть свои воспоминания, то только там. Пройти по знакомым местам. Это он может сделать. Должно сработать. В фильмах всегда работает. Есть конечно ещё вариант хорошенько ударить себя по голове, такое в кино тоже помогало, но такие радикальные варианты он решил отложить. Желающих отвесить ему хороший подзатыльник всегда можно найти. За эти дни у шерифа дома он успел разозлить уже многих людей. На самом деле вся ситуация была чертовски странной. Из всех людей, единственный, кому было на него не наплевать оказался Хан Джисон. А ведь они даже не были близкими друзьями. Просто хён из секции. Хён, с которым он иногда общается, или сидит за обедом. Но ведь у него есть родные. Дяди и тёти, бабушка. Интересно, думают ли они о нём? Верят ли в то, что это он убил всю свою семью? Однако, он должно быть действительно… Убил свою сестру… Запоздало пришла мысль о том, что нужно было предупредить кого-то о своём уходе. Воздух пьянил его, а мысли о доме поглотили с головой. На фоне этих низеньких домов, розоватое небо с чирикающими на нём птицами казалось бесконечным. Город ещё не проснулся, люди ещё не вышли на улицу, крушить всё, что им попадется. Обозленные происходящем, осмелевшие от алкоголя, обезумевшие от изоляции. Обычное утро рождества. Обычный Ян Чонин, возвращающийся домой.

***

Даже сквозь сон его не покидало ощущение, что что-то не так. Можно назвать это как угодно. Интуиция, третий глаз, паучье чутьё. Но это назойливая тревога разбудила его. Сердце колотилось от страха, которому не было никаких объяснений. Рядом с ним по прежнему спал самый прекрасный мужчина на земле. Его сон был безмятежным. Хан смотрел на него и биение его сердца успокаивалось. В этом был весь Ли Минхо. Ему даже ничего делать не приходилось, от одного его присутствия в жизни Хана она тут же становилась лучше. Ему хотелось притронуться к нему, убрать чёлку с лица, провести рукой по обнаженной спине, оставить поцелуй в плечо. Но это бы его разбудило. И с его пробуждением ушло бы и всё волшебство, а Хану хотелось растянуть его ещё на несколько секунд. Ведь когда они проснутся, когда Минхо покинет этот дом, никаких «их» больше не будет. Решение, принятое ими вчера, не оставляло им путей к отступлению. Хотелось запомнить этот момент, поэтому он нащупал телефон и сделал одно фото. Он тут же пожалел, что не делал так раньше, ведь телефон был с ним всё время. Камера была ужасной, фото сделанное в темноте не передавало и одного процента от того, что он видел в живую, но это было лучшее фото в его телефоне. Он встал, оставляя Минхо одного, почему-то показалось, что так будет проще. Было холодно, босыми ногами он ощущал ледяной пол. Слишком холодно, вот что было ненормальным. Сильный сквозняк по полу, словно внизу была открыта входная дверь. Он натянул свои штаны, где-то должна была быть футболка, но в принципе можно было и без неё. В их доме были одни парни, кого ему стесняться. Джисон спустился вниз, по привычке обходя скрипучие половицы. Выйдя из темной комнаты его глаза не сразу привыкли к свету, поэтому первое, что он заметил - это нараспашку открытая входная дверь. Не успел он удивиться, как его глаза заметили остальное. За считанную секунду он успел испытать целый спектр эмоций: Радость, стыд, разочарование и страх. Стоящую в гостиной девушку он принял за Соху. Поэтому сперва он обрадовался, потом ему стало стыдно, ведь он стоит без футболки. По мере того, как его мозг обрабатывал информацию и он понял, что девушка ему не знакома, он расстроился и удивился. Чем больше деталей цепляли его глаза, тем больше ему становилось страшно. Волосы незнакомки были длинными, чёрными и спутанными, они развевались на ветру, который задувал из открытой двери, её одежда была растянутой и грязной, а сама она смотрела немигающим взглядом и даже не шевелилась. Жутко. Очень жутко. Пиздец как ему стало страшно. В голове тотчас же всплывали образы всевозможных Садако и Самар. Девушка виделась ему некой нежитью, пришедшей по его душу. Он бы не удивился, если сейчас она загробным голосом прошептала ему «Тебе осталось семь дней». Но она молчала. Молчала и тупо пялилась на него. Что на самом деле было ещё более жутко. Его отец всегда говорил, что бояться нужно живых, а не мёртвых. Поэтому он тут же взял себя в руки. Ну как, сгрёб в охапку остатки своего самообладания. На самом деле он уже понял, что происходит. Он замерз за ночь и его нос заложило, запоздало, но Хан всё же почувствовал запах бензина, и осознал, что то, во что он наступил не было простой лужей. Он стоял на залитом бензином полу… С ужасом он посмотрел на девушку, но не увидел в её глазах ни капли разумности. Он не знал, сколько времени у него осталось. Насколько она была вменяема на данный момент? Успеет ли он сделать что-то до того, как она бросит спичку и всё вспыхнет пламенем. Дом Хёнджина сгорел за считанные минуты. Даже если постарается, он не сможет никого спасти из горящего дома, потому что сам находится в эпицентре. Её лицо ничего не выражало, тупой отсутствующий взгляд, казалось, она даже не осознает что делает, а значит достучаться до неё не получится… «Анализируй ситуацию. Ищи выход» Он пытался, он правда пытался, но страх снова сковывал его. Девушка вдруг улыбнулась, но улыбка вышла кривой, слово часть её лица была парализована. Она приложила палец к губам, показывая ему не шуметь. А затем жестом подозвала его к себе. Какого чёрта эти придурки так крепко спали? Он злился. Но покорно как собачка шёл к ней, боясь что если не пойдёт она тут же сожжёт тут всё. Очевидно, что последние поджоги были её рук делом. Подойдя ближе стало ясно, на диване дрых один Чанбин. Больше там никого не было, а он не проснётся, даже если мир вокруг будет рушиться. Девушка запустила руки в карманы куртки, а затем достала их обратно и показала ему. В одной руке у неё лежала конфета. А в другой руке зажигалка… «Садако» сжала предметы в кулаках, завела руки за спину, и после нескольких манипуляций снова выставила свои кулаки вперёд. Дурацкая детская игра. Он должен был сделать правильный выбор. «Угадай где конфета или гори в аду тварь?» Ну нет. Он не собирался играть с ней в эти игры. Что будет, если он не угадает? Неужели она сожжёт их вместе с собой? В этом был смысл. Марк ведь тоже застрелился. Он убил и покалечил всех, кого хотел, и покончил с собой. Но почему именно дом шерифа? Почему эта девчонка пришла сжигать его чёртов дом? Он смотрел и не знал как ему поступить. Чтобы он не выбрал, хорошего конца не будет. Эта игра со смертью и исход в ней один. Девушка призывно потрясла кулаками, намекая что ему пора уже сделать выбор. Но он не будет играть по её правилам! Хан резко схватил её за руки, не позволяя разжать кулаки. Девушка мычала, и пыталась сопротивляться, но он начал тянуть её к выходу. Она вдруг впилась ему зубами прямо в плечо, он почувствовал жгучую боль и как по спине что-то потекло. Была ли это кровь или её слюни он не знал. На крыльце он поскользнулся, и полетел с ней кубарем по ступенькам, ударяясь казалось бы всем, чем только можно. Мороз обжигал обнаженную кожу. Зажигалка была отброшена куда-то в снег, было холодно, и больно. А ещё он никогда раньше не бил девушек, но всё бывает впервые. Как и все безумные, она оказалась не дюже сильной и ему хорошо прилетело. В какой то момент он оказался прямо над ней, и ему не пришло в голову ничего лучше, как со всей дури ударить лбом ей по лбу. Этот удар был сногсшибательным, во всех смыслах этого слова. Девушка моментально потеряла сознание. А у Хана в голове заиграли колокола. Он обмяк и повалился рядом прямо на снег. По лицу потекла струйка крови, кажется колени тоже были разбиты. Всё тело ныло и болело. Промелькнула мысль, что Соха позаботится о его ранах, но потом он вспомнил, что её больше нет с ними. — Какого… чёрта? — Чанбин появился в дверном проёме. Всё ещё сонный, разбуженный шумом. Он замер в дверях пытаясь осмыслить происходящее. — Я, блять, тебя хотел спросить! У него не было много времени, чтобы обдумать своё нападение. Всё, что было в его голове, во чтобы то ни стало защитить свой дом. Сидя на диване, и смотря на своих друзей и отца, которые спустились на шум, он понимал, что это было единственно верное решение. Даже если бы это закончилось плохо для него самого. Они связали девушку по рукам и ногам. В гостиной по прежнему пахло бензином и им пришлось открыть все окна, но запах не выветрится, пока они не отмоют тут всё. — Как? Как это могло произойти? Как она прошла мимо и я ничего не услышал? Ты говоришь она просто стояла здесь? Стояла и смотрела как я сплю? Кошмар какой. — Чанбин возмущался и ворчал. Но ему было простительно, он ведь чуть не проспал свою смерть. — Да ты так спишь, что даже если бы она тут всё сожгла ты бы не заметил! — Сынмин умело сочетал сарказм и сочувствующие похлопывания по плечу. Чанбин даже не сразу понял, что тот смеется над ним. — Да. Эй, что ты имеешь в виду? — Мы со второго этажа слышали как ты сопишь. — Он продолжал его подкалывать. — Ах ты, если у тебя такой чуткий слух… Почему моё сопение ты слышал, а как она вошла нет? А? — Он распалился и ткнул его в плечо. — Так а как тут услышишь, когда ты так сопишь! Их перепалка для Хана была как гвоздём по школьной доске. Голова зверски болела. Минхо обрабатывал его раны зеленкой, сидя перед ним на коленях. Было неловко находится с ним так близко, на глазах у всех остальных. Краем глаза он заметил Чана и Феликса, они были красные и взъерошенные, а футболка на Феликсе была надета наизнанку. Это объясняло, почему они пришли последними. А разве последними? Он ещё раз осмотрел всех собравшихся. — А где Чонин? Парни переглянулись. — Его не было, когда мы проснулись. — Сказал Крис. -Мы его тоже не видели. — Подтвердил Хёнджин. Хан взвыл. Чонина дома не оказалось. Он забрал его обувь и куртку Чана и ушёл в неизвестном направлении. Очевидно, забыв запереть за собой дверь. Так у них на пороге и появилась утренняя гостья. Но даже получив объяснение её появления, Джисон почувствовал, что дом больше не был его безопасным местом. Он перестал быть неуязвимой крепостью. за стенами которой ничего не могло произойти. Даже здесь они были в опасности и оставаться так дальше было просто невозможно. И хоть он понятия не имел, как поступить дальше, броситься на поиски Яна, или остаться здесь, пора было принять решение. Они все, даже отец, смотрели на него в ожидании что он скажет. — Нужно отпустить гостей домой и отмыть этот бардак. — вот и всё, что он сказал. Шериф кивнул и одобрительно улыбнулся. Земля снова начала крутиться. Все занялись своими делами. Хан сделал вдох. Прощание с Минхо было скомканным. Проведя вместе ночь, они должны были разойтись чужими людьми. В другой ситуации всё было бы иначе. Но сейчас слишком многое стоит на кону. Он в ответе за этих людей и во чтобы то ни стало должен вывести их из этого города. Если Минхо не пойдёт с ним, значит так тому и быть. Он вырвет своё сердце и навсегда забудет о нём. Но всё-таки… — Я не могу не спросить… — Начал было Джисон, когда они стояли возле его дома. — Что бы ты не спросил, я не смогу ответить согласием, Сони. — Он нежно обхватил руками его лицо, поглаживая его щеки. Как от мальчика белки они перешли к этому трогательному «Сони»? Минхо улыбался, но это выглядело так наиграно. Своими словами он чётко отчертил линию между ними. Хан покачал головой. — Ну конечно, хотел бы я сказать что понимаю. — Он посмотрел на него и улыбнулся в ответ. — Так что… Это конец? — Могу я… поцеловать тебя? — Спросил он вместо ответа. — Технически, наш вечер уже закончился, но разве могу я сказать нет? Наверное, это был самый ужасный его поцелуй. С каждым соприкосновением их губ его сердце крошилось в порошок. Они так и не сказали друг другу о том, что чувствуют на самом деле. И чем дальше уходил Минхо, тем больше Джисону хотелось бросить всё и побежать за ним. Он был готов предать всех ради него, но его ноги примёрзли к земле. А потом Минхо исчез из виду, скрылся за углом, и всё что оставалось Хану это вернуться домой. Опустошенным, вывернутым наизнанку, полностью уничтоженным. Он вдруг отчётливо понял, что живым из этой истории ему не выпутаться. Даже если он выйдет, это уже будет кто-то другой. Просто парень без души, ненавидящий эту жизнь.

***

— Просто поверить не могу, пока мы развлекались в душе, нас могли просто сжечь. — Страх уже отступил, оставив место выбросу эндорфинов. Поэтому сейчас Феликс был через чур активный и взбудораженный. Он говорил сквозь смех, и чуть ли не подпрыгивал, когда шёл. Но Чан почти не слушал его. Их руки были переплетены, они шли совсем рядом, но головой он был далеко отсюда. Он действительно переживал за Чонина, который ушёл никому ничего не сказав. У парня были действительно серьезные проблемы. И то, что он ушёл вот так не на шутку его пугало. Благо, все ножи были дома, но вариантов всё равно остается масса. А ведь он думал, что тот разговор на кухне помог ему. Дал ему силы двигаться дальше… — Что? Ах, да, ты прав. — Голос Феликса потихоньку возвращал его в реальность, напоминая ему, что он тоже причина его головной боли. Времени почти не осталось, но он до сих пор его не переубедил. — Переживаешь за Чонина? — И за тебя тоже. — Он крепче сжал его руку. Крис даже не пытался скрыть своего беспокойства, в надежде, что открытое проявление чувств поможет ему лучше достучаться до парня. — Со мной будет всё в порядке. Думаю отец уже остыл и не злится, что я ушёл в рождество. — Ты знаешь, что я не об этом. Было светло, но солнце не проглядывало сквозь серую хмарь. Потихоньку сыпался редкий снег. Они шли вдалеке от центральных улиц, по районам выглядящем вымершими. Он знал, что это впечатление обманчиво. Это был район, где выдавали жильё работникам шахты и обычно здесь всегда людно. Видимо, все отсыпались после праздника. Поэтому он не предавал этому большого значения. — Ли Минхо кое-что дал мне. Порошок нейтрализующий эффект чая. Почему бы тебе не попробовать? — Боже. Эффект чая? Что ты вообще имеешь в виду? — Ликси, ты не можешь отрицать, что эта дрянь действует как наркотики, а ты пьешь его с раннего детства. Разве ты никогда не замечал? Разве у тебя не трясутся руки? А может странные звуки по ночам? Кошмары? — Феликс хотел что-то ответить, но они как раз вышли на тропинку ведущую к его дому. Уже отсюда Чан заметил знакомый автомобиль. — А он что тут делает? — Кто? — Феликс не знал Минхека лично, и тем более автомобиль на котором он ездит. — Ли Минхёк. — Что, тот самый? Через какое-то время и сам Минхёк появился во дворе. Он вышел из дома Феликса в сопровождении его отца. Они о чём-то активно беседовали. Отсюда было не слышно, но выражение их лиц Чану не нравилось. Они подошли ближе. — Вы сделаете, как я прошу? — Спросил святой отец. — Не волнуйтесь, я позабочусь об этом. — Спец похлопал по багажнику своей машины. Чан заметил, что на нём были перчатки. Не те, что для тепла. Перчатки из тонкой резины, что используют в медицине. Он видимо заметил его взгляд. Скривился, снял перчатки и бросил их на переднее сидение. Затем кивнул присутствующим, сел за руль и уехал. — И как прошло ваше рождество? — Спросил старший Ли уже обращаясь к ним. В обращении однако он не скрывал своего недовольства. Его речь, обычно медовая с властными нотками, нынче сквозила ядом. — Отлично, сэр. — Ответил Кристофер. — Лучше святой отец. — Прошипел он сквозь зубы. — Конечно, Святой отец. — Крис был удивлен таким разительным переменам. Видимо, время действительно поджимало. Неужели на него так действовало предвкушение скорого проведения обряда? Этому человеку настолько не терпится убить своего сына? Зарезать его как индейку на день благодарения? — Иди в дом. — Бросил он сыну, и тот, не в силах сопротивляться ему, ушёл, одарив напоследок Чана своей улыбкой. — Не забывайте, что сегодня у нас ночная служба. На последних службах года должна присутствовать вся паства. Без исключения, включая вас. — Он сухо попрощался и захлопнул перед ним дверь. Вот вам и здравствуйте. Он постоял так ещё пару секунд, а затем двинулся в сторону дома. Но зудящее чувство беспокойства не давало ему покоя. Что Минхек делал здесь? Чем он занимался, что для этого потребовались перчатки? О чём он позаботится? Он развернулся и пошёл обратно. Что-то было подозрительным. Обойдя дом по кругу, заглядывая в окна, он нигде не видел матери Феликса, конечно, она могла быть и на втором этаже, или вообще выйти из дома. — Ай, чёрт. — Он плюнул и полез по стене к окну Феликса. Тот удивленно втащил его внутрь. — Что ты делаешь? Уже соскучился? — Эти перчатки на нём не дают мне покоя. — Перчатки? — Когда Минхёк уходил, он был в медицинских перчатках. А ещё, заметил как он похлопал по багажнику. Ты не спрашивал у отца что он тут делал? — Так ты из-за этого вернулся? — Сказал Феликс, несколько расстроенным голосом. — Да. Твоя мама дома? — Почему ты спрашиваешь? — Он непонимающе поднял бровь. Через несколько секунд до него дошло осознание вопроса и он разозлился. — Ты что-же, думаешь мой отец убил маму и она в багажнике у этого, вашего, спеца? — Ликс… Я просто… — Просто что? Это абсурд! Мои родители любят друг друга. Они вместе с юных лет. Как ты можешь такое говорить? Чан не мог найти нужных слов, чтобы убедить его. Его отец буквально собирался принести его в жертву, а он не хотел поверить что он способен убить его мать? — Он сказал, что ей нездоровится. — Сказал он чуть менее уверенно. — Она отдыхает в своей спальне. Я думал, ты принял моё решение. Если ты опять пытаешься склонить меня к побегу, то лучше просто уходи. — Феликс, я серьезно, Минхек опасный человек, то, что они вдвоем здесь это… — Просто уйди. Провести рождество с вами было здорово, но ты пугаешь меня. — Ты путаешь, кто на самом деле должен тебя пугать. Он пытался спуститься как можно аккуратнее, но приземление вышло неудачное. Его нога подвернулась и теперь сильно болела. «Вот класс» — подумал он. А ещё как-то нужно было возвращаться домой. Но обдумать всё это он не успел. Резкая боль в голове снесла его с ног и в глазах тут-же потемнело.

***

Ковры из гостиной пришлось выкинуть. Они пропитались бензином насквозь и не было ни шанса отмыть его теперь. Отмывали пол они под стоны связанной девушки, которая из-за всех сил брыкалась и пыталась выбраться. Хорошо, что старший Хан умел вязать достаточно крепкие узлы. Самой ей, такой хрупкой их было не развязать. Он набрал Чхве по стационарному телефону, и тот приехал довольно быстро, захватив с собой несколько крепких офицеров. Джи знал их всех в лицо, но не по имени. — Ну и где тут у вас? — Спросил Чхве, когда они зашли внутрь. — А то ты сам не видишь! — Сказал Шериф, который всё это время попивал пиво на кухне. Они с задором хлопнули друг-друга по рукам. — Хорошая работа. — Он покивал головой. — Кто это её так? — Сказал Чхве указывая на синяки на её лице и теле. — Мой сын. — Он сказал это с какой-то приторной гордостью. Младший Хан услышав такой тон отца чуть воздухом не подавился. Джисону тут же стало горько. Он побил девушку. Да, эта девушка была безумной поджигательницей, которая сожгла уже несколько зданий в городе, и собиралась убить его и его друзей, но всё же она была девушкой. Велика задача побороть её. Он оторвался от мытья полов и посмотрел на них, всем своим видом давая понять, как жалко он себя чувствует. — Ты молодец, парень, выше нос. — Подбодрил его Чхве своим хриплым прокуренным голосом. — Однако, я здесь не только за ней. — Сказал он уже обращаясь к отцу. — На улицах неспокойно, время пришло, старик. Джисон поднялся, чтобы подойти ближе. — Что вы имеете в виду? — Начались беспорядки, людям в городе нужна наша помощь. Полиция куплена, их некому защищать. Нам нужны любые руки, но в первую очередь нам нужен шериф. У тебя сейчас полный дом детей, и мы все поймём, если ты решишь остаться здесь, но… Шериф не ответил, они с Чхве молча смотрели друг на друга. Казалось, что диалог продолжается, но на каком-то телепатическом уровне. Когда-то его отец выбрал для себя эту работу, потому что искренне хотел защищать людей. Он посвятил этому большую часть своей жизни. Мог ли Джисон требовать от него, чтобы он остался? Конечно, он бы хотел уберечь своего отца, но знал, что тот не простит себя, если останется в стороне. — Ты должен пойти. Ты нужен им. Я… Мы тут справимся. — Он ободряюще улыбнулся ему. Шериф усмехнулся. — У меня вырос сын, которым я могу гордиться. — Он потрепал его по волосам. Хан изо всех сил старался сдержать слёзы. Выдержать отцовский взгляд и не упасть в грязь лицом. Он рассчитывал на него. Рассчитывал, что он больше не будет нюней, каким был всю свою жизнь. Обсудив дальнейший план действий, шериф выдал им две рации и ключ от сейфа. Им предстояло дождаться Чана, найти Чонина и проверить туннель под школой. Если всё получится, через него можно будет вывести и остальных людей из города. Перед выходом старший Хан остановился, и впервые за долгое время назвал его по имени. — Джисон… Будь осторожен. И позаботься о своих друзьях.- С этими словами он ушёл, и Хан ещё какое-то время ощущал себя потерянным. «Почему это звучало как прощание, папа?» Кто-то положил ему руку на плечо и он вздрогнул. Это был Чанбин, который выглядел не лучше, чем он сам. Что в общем то было не удивительно, живя под одной крышей, шериф как будто стал отцом и для него тоже? Если это можно было так назвать. Они тут все прикипели друг к другу. — Ты правильно поступил. — Вдруг сказал он. — Ты хорошо справляешься со всем этим. Это было именно то одобрение, которое ему нужно было сейчас услышать. Он с благодарностью посмотрел на друга. — Мы хорошо справляемся. — Поправил он Бина. После недолгого перерыва они вернулись к уборке. — И где только носит этих двоих? Почему мы за них убираемся? — Спросил Хёнджин. — Нас тут даже не было, мы наверху спали, это они проебались. — Удивлён, что говорю это, но я с тобой согласен. — Поддержал его Сынмин. — И вообще бензин вреден для кожи. У меня руки сохнут, а ещё одежда провоняла. Кто купит мне новые носки? И крем для рук. Масло для кутикулы… — А-а. — Взвыл Хан. Он успел сто раз взять все свои слова о том, что они хорошо справляются обратно и распластаться на вымытом участке пола.

***

Чан так и не появился. Этот засранец решил пропустить всю уборку. — Возмущался Джисон. Они уже закончили, и вчетвером совершенно без сил лежали на полу, когда дверь неожиданно открылась и в дом вошёл Ян Чонин. В руках он держал чужие вещи, которые забрал утром, а за спиной у него болтался набитый рюкзак. Даже смотря на него с полу, Хан заметил, что его глаза были красными и опухшими, словно он очень долго плакал. Злость закипела в Джисоне, заставив его подскочить. Он был готов высказать ему всё. За то, что он вот так ушёл никого не предупредив, оставив дверь незапертой, что подверг их всех опасности. Их чуть не убили, а потом они потратили все свои силы на эту чертову уборку. У Хана до сих пор всё болело от падения с лестницы. Ему так хотелось отвесить ему оплеуху. Ударить его посильнее, чтобы он почувствовал хотя бы треть того, через что он прошёл сегодня. Но маленький худой Ян сжался в испуге, в миг становясь ещё меньше и Хан опешил. Что это с ним такое? Разве может он поднять на него руку? Вместо этого он крепко обнял его. — Ты наконец-то дома. Пожалуйста, не пропадай больше так, мы очень переживали. И тогда Чонин расплакался снова. Как-то не сговариваясь, они решили не рассказывать ему о том, что произошло. Ему осталось только удивляться их внезапному рвению к мытью полов и тому, что из дома куда-то делись все ковры. Поскольку Чан ещё не пришёл, оказалось что, из их компании мало мальски умеет готовить только Сынмин. Ему и выпала честь кормить всю их голодную ораву. Пока Чонин рассказывал им о своей вылазке. — Я подумал, что если дойду до дома или пройдусь по знакомым местам, это поможет мне что-нибудь вспомнить. И я был прав. Кое-что мне действительно удалось, кажется, я знаю почему они выбрали именно этот город. Под шипение еды греющейся на сковородке, и звуки ветра с улицы, они слушали рассказ Ян Чонина. Для Сынмина и Хёнджина, незнакомых с людьми, о которых он рассказывал, его слова почти ничего не значили. Но чем больше его слушали Хан и Чанбин, тем больше у них лезли глаза на лоб. То, о чём он говорил, казалось каким-то невероятным. Такое просто не могло быть в реальной жизни, и это не хотело укладываться у них в голове. — Подожди… Я не могу в это поверить. — Сказал Хан. — То, о чём ты говоришь, похоже на какой-то индийский сериал. Такого просто не бывает в реальной жизни. — Ты ничего не путаешь? — Спросил Чанбин. — Я абсолютно уверен. Я вспомнил это, и теперь эта информация просто есть у меня в голове, она всегда там была. — Но, он выглядит достаточно молодо. — Сказал Хан. — Сколько ему? Лет тридцать, тридцать пять? Могут ли они… — Мы могли бы использовать это. — Сказал Сынмин. — Пока другие удивлялись, он искал выгоду в полученных знаниях. — Да, но как? Этот разговор оставил у Хана странное ощущение. Что-то не сходилось, но если это было правдой, эта информация действительно могла им пригодиться. После обеда они решили разделиться. Хан повел Сынмина и Хвана в школу, нужно было успеть осмотреть завалы до темноты. Но и ситуацию с Чаном они не могли так оставить. Чанбин и Чонин отправились на его поиски. Перед этим они открыли отцовский сейф, Чанбин забрал себе пистолет, у Сынмина всё ещё было своё ружье. Другое оружие решили пока не трогать, ограничившись одним на команду. Хотя на самом деле Хан просто не мог держать его в руках, Яну никто бы не решился дать оружие, учитывая его нестабильное состояние, а Хван… Похоже он чувствовал себя достаточно безопасно за спиной своего друга. Джисон лишь закрепил у себя на ноге подаренный Минхо нож, и лишний раз понадеялся на то, что он ему не понадобится. *** Реальность ускользала от него. Странное ощущение, глаза словно закрывались. Он проснулся всего пару часов назад и был вполне бодр. Но эта резкая, непонятно откуда взявшаяся усталость, словно давила ему на затылок. Он зевнул и понял, что уже несколько минут тупо смотрит на пустую чашку из-под чая. Где-то на задворках сознания ещё звучали слова Чана. Отец привычно шуршал своей утренней газетой. То, как он перелистывал страницы, через равное количество времени было убаюкивающим, как и мерный бубнёж радио. — Так, что ты говоришь с мамой? Простыла? — Погода плохо влияет на неё. — Он сделал глоток чая. — Давление скачет. — Ты вызвал для неё врача? — Да, вы разминулись, он приходил с утра. Он поболтал чай в кружке. Разве он не выпил только что весь? Холодные, односложные ответы. Отец не горел желанием разговаривать и всем видом показывал это. Он посмотрел на него из-за газеты. Феликс попытался сфокусировать на нём свой взгляд, но получалось не очень. Перед глазами словно стоял туман. Отец нахмурился. — Ты выглядишь бледным. Весь в мать. Почему бы тебе не лечь поспать до ночной службы? Что это? Нотки заботы в его голосе… Что там Чан говорил про чай? Обычно, после чая он чувствовал прилив бодрости, подъем сил. Чай часто использовали в ритуалах, или нет. Нет, там используют концентрированный отвар. Чай который они пили каждый день был не крепче обычного пуэра. Почему же так хотелось спать? Он допил остатки. — Наверное, ты прав. Пошатываясь он поднялся на второй этаж. Возле родительской спальни он остановился и прислушался. Тишина. Он подергал ручку, но дверь была заперта. — Мам? Это я. Но ответа не было. «Спит?» Если ей не хорошо, она вполне могла уснуть. Он зашёл в свою комнату, стоило только его голове коснуться подушки он услышал это. Странный шорох с другой её стороны. Что-то шуршало, прямо под подушкой, шорох обретал ритм, превращался в шепот. Нечеткое бормотание никак не хотело складываться в слова, чем сильнее он пытался прислушаться, тем быстрее погружался в небытие. Шёпот усиливался, становился громче, разделялся на голоса, постепенно переходя в пение на неизвестном ему языке. Словно музыка из треска огня, шелеста листьев, стук дождя по крыше. Она гипнотизировала и звала за собой. Темнота поглощала, лишая его одного из органов чувств. Но он всё ещё мог испытывать осязание. Он чувствовал деревянную маску на своём лице. Ощущал запах дыма и горящих благовоний. Слышал песни сотни голосов. Нечто с деревянным постукиванием опустилось ему на шею, круг за кругом. Он откуда-то знал, что это были обрядовые бусы. Круг за кругом, снова и снова, пока шею не начинает сдавливать от боли и он больше не может вдохнуть, он задыхается, сквозь узкие прорези в маске он видит отблески от огня. Он пытается позвать на помощь, но совсем не может вдохнуть. Не сейчас! Ему не хочется умирать! — Феликс! — Кто-то позвал его, голос такой знакомый, Чан? Когда он проснулся за окном уже было темно. Но в его комнате горел свет, кто-то возился за его столом. — Кай? Что ты здесь делаешь? — О, ты проснулся? Я пришёл проводить тебя в церковь. — С каких пор мы ходим вместе? Твой дом на другом конце города. Он поднялся и потер лоб. Голова была тяжелой. Наверное спать днём было не лучшей идеей. — Да, но святой отец сказал тебе нездоровится и попросил меня за тобой присмотреть. — Он тоже встал со стула и расправил несуществующие складки на своих штанах. — Ты… не рад меня видеть? Последнее время мы так мало общаемся. И это Рождество мы праздновали порознь. Хотя раньше всегда вместе собирались. Он старался улыбаться, но Феликс слишком давно его знал, чтобы понять — парень едва сдерживает слезы. И ему стало так жаль его. Жизнь Феликса последние полгода закрутилась с невероятной скоростью. Они действительно отдалились друг от друга, хоть раньше и были как братья. — Что ты такое говоришь? Ты всегда будешь моим другом. Он притянул его для привычных объятий, слегка похлопывая его по спине. Но всё было не так, как обычно и он это понимал. С появлением Чана их отношения изменились. Почему сейчас это воспринималось не как дружеский визит, а как конвой? Когда они уходили, свет в комнате родителей не горел. из-за двери не раздавалось ни звука. В доме ощущалась холодная, почти мёртвая пустота. Уходя на службу он всё больше задумывался о словах Чана. “ Мог ли отец…? “ *** Апокалипсис локального масштаба. Так можно было описать то, во что превратился город за несколько часов. Раскрепощенные праздничным алкоголем люди толпами вышли на улицы. Они долго терпели тотальную изоляцию, и больше не собирались прятаться в своих домах. Повсюду раздавались крики, что-то горело, что-то дотлевало. Горы битого стекла валялись на асфальте возле магазинов, которые выносились подчистую. Путь до школы проходил через одну из самых людных улиц в городе. Они постарались максимально её обойти, но тут и там мимо пробегали люди, кто-то складывал вещи в машину, в надежде уехать, а может это были и не их вещи вовсе. Где-то плакали дети. Вдалеке раздавались сирены скорой помощи, удивительно, что они ещё работали в такой ситуации. Рядом с Ханом упал мужчина, из его спины торчала рукоятка ножа. Того, кто его пырнул было не видно, но он вполне мог поджидать их за углом. Нужно было быть максимально осторожными и внимательными. Единственным шансом прекратить всё это — было найти выход. — Знаете, во всём этом есть и свои плюсы. — Неожиданно сказал Хёнджин. — Боже, о чём ты? Какие тут могут быть плюсы? — Хан искренне удивлялся его словам. — То, что не приходится ходить в школу? — Спросил Сынмин смеясь. — У меня никогда не было столько друзей. Он говорил это совершенно серьезно. Может, это и было глупо. Раньше в школе он пользовался невероятной популярностью. Все хотели дружить с ним, ему регулярно признавались в любви и закидывали его ящик письмами, даже парни. Но он всегда чувствовал себя одиноким. Никто из них не был с ним по настоящему. Но сейчас, с этими людьми всё ощущалось по другому. — Это на тебя так адреналин действует. Когда есть нехилая такая вероятность умереть, все ощущается острее. Может, Джисон и был прав, но Хёнджин знал, он впервые за долгое время как никогда чувствует себя живым. Когда они подошли, Хван не узнал местность. Ещё бы, не хватало целого здания. — Хан… Когда ты сказал пепелище, я думал ты преувеличиваешь. Как это могло произойти? Первый этаж здания был целым, но вот все остальные обгорели и обвалились, словно были полностью из дерева. — Ха-ха, ну, знаешь как это бывает, на шторы то мы скинулись… Так вот какие они… муниципальные школы. Ну да, школа Хёнджина отличалась. В неё ходили ребята детей с большими кошельками. У них было всё самое новое, новейшее оборудование, отличный ремонт. Но по итогу где они все теперь? Всё было завалено, но из-за того, что части были обгоревшие, они легко ломались, что позволяло просто убирать их подальше. Но даже так, работы было не на один день. Им нужны были инструменты, и больше рук это точно. — Почему бы нам не ограбить хозмаг? Он сказал это больше в шутку, но Сынмин явно задумался. — Чувак, мой отец шериф, как ты это представляешь? — Хан смеялся, спрашивая. — Но сейчас все мародёрствуют, если мы возьмём парочку лопат будет ли это считаться? — Сынмин шмыгнул носом. — И что? Ты предлагаешь просто завалиться в «Дайсо»? Они переглянулись. «Дайсо» был в получасе ходьбы, почти на окраине города. Они как-то заходили туда. Сынмин выглядел решительно. Хан хватался за голову. — Нет! Я на это не подписывался! Хван достал рацию. — Команда два, это команда один, как слышно? Приём. — С чего это мы команда два? — послышался возмущенный голос Чанбина с той стороны. — Слышно хорошо, приём. — Мы собираемся ограбить хозяйственный магазин, а как у вас дела? Нашли рыженького? Приём. — Под рыженьким он конечно имел в виду Чана. — Ты же в курсе, что не обязательно говорить каждый раз «приём»? — Спросил Сынмин. — Но это же прикольно! — Вы хоть переключайте канал, когда обсуждаете такие вещи. — Послышался из рации голос Чхве. Хан тут же выхватил рацию. — Простите, простите. Вы ничего не слышали. Это не моя идея. Извините. — Рыженького не нашли. Хотим поискать в церкви. Приём. — И этот туда же. — Сынмин закатил глаза. — Хорошо, держите в курсе. Приём. — Понял. Приём. Сынмин отобрал у них рацию. — Кого вы из себя строите? Ходить по улицам действительно было опасно. И возможно, если бы они хорошо подумали, и их не подстёгивало подростковое безумство и отсутствие инстинкта самосохранения, они бы выбрали другой путь, чтобы найти инструменты. Но сейчас дорога привела их к тому, что они чудом дошли до магазина и пытались вскрыть его заднюю дверь какой-то булавкой. Хан вошёл первым. Хёнджина немного напрягало, что у такого магазина не сработала сигнализация. Скорее всего они оказались в подсобке, глаза немного привыкли к темноте и он рассмотрел где находится. Это было небольшое складское помещение, но здесь определённо не было того, что им нужно. Хёнджин ориентировался в темноте чуть хуже, он почти сразу наткнулся на скопление чего-то мелкого и шумного. И всё это повалилось на пол с громким бряканьем. Хан выругался. План войти тихо и незаметно определённо был провален. Если в магазине кто-то был, они прекрасно их слышали. Они замерли в ожидании, но никто так и не появился. Никто не пришёл на шум, поэтому они выдохнули и двинулись дальше. Сынмин взял Хёнджина за руку, чтобы он больше ни во что не врезался и вёл за собой. Однако, стоило Хану открыть дверь ведущую в сам магазин и войти внутрь, как он тут же остановился. — Да твою мать. Что, опять? Их ждали. Какой-то мужчина целился пистолетом прямо в его лоб.

***

— Так получается, ты следил и за моей семьей тоже? — Спросил Чанбин. Они с Чонином начали поиски с дома Феликса. Но казалось, что Чана там не было. Впрочем, там вообще никого не было. Уже вечерело, но ни в одном окне не горел свет. Поэтому они направились прямиком к церкви, стараясь избегать людных улиц. Не хватало ещё быть втянутыми в разборки. — Да, что-то в этом роде. Чанбин отметил, что мелкий говорил неохотно. Беседа с ним не клеилась от слова совсем, а все слова он словно вытягивал из него клешнями. Возможно это было из-за провалов в памяти. Но вопросы, которые он задавал были слишком важные, чтобы думать о его комфорте. — Всё это время… Ты знал, чем занимается моя семья? Чонин посмотрел на него с нечитаемым выражением. Смесь вины и сочувствия. — Да, знал. Наверное поэтому общение с вами у нас не задавалось в школе. Вот так. Какой-то незнакомый парень знал о том, чем промышляла его семья, в то время как он, живя с ними под одной крышей, находился в полном неведении. Всю жизнь они скрывали это от него. А он знал. Знал, и не сказал ему ни слова. — Ты знаешь, где они могут быть сейчас? Он не видел свою мать с того самого дня, когда сбежал из дома, а отца не видел ещё дольше. Последний раз они разговаривали ещё до его отъезда на каникулы с Чаном. Он поежился. Мысль о том, что он пользовался деньгами, полученными за продажу наркотиков вызывала у него отвращение. Чонин не ответил. Промычав что-то нечленораздельное он прибавил шаг. Чанбин понимал, почему он не отвечает. Даже он сам был уверен, что родителей уже не было в городе. Обладая их связями, они наверняка уже нашли способ выбраться отсюда и просто бросили своего нерадивого сына. По крайней мере, такая мысль нравилась ему больше, чем та, в которой вся его семья уже мертва или сходит с ума. Раньше, здание церкви не вызывало у него никаких чувств. До того, как он узнал чем здесь на самом деле занимаются. Свет льющийся из витражных окон причудливо окрашивал снег вокруг. Зазывая спокойствием, играя на чувствах, даря ложную рождественскую атмосферу. Являясь по факту рыбой-удильщиком, что уже широко открыла пасть и следит своими стеклянными глазами-проемами за тем, как они подходят ближе. Они заглянули в одно из окон, внутри во всю шла служба. Весь зал был уставлен свечами. Как раз в этот момент несколько человек вносили какой-то длинный и явно тяжелый предмет, накрытый тканью. Чонин оказался быстрее. Он сразу понял, что происходит. Чанбину же понадобилось больше времени. Скорее по наитию он сначала побежал за младшим, и даже когда они уже оказались внутри церкви он всё равно безбожно отставал от происходящих событий. Словно в какой-то замедленной съёмке он увидел как Ян подбегает к Феликсу, и зачем-то обхватывает его со спины. Кто-то кричал. Началась настоящая неразбериха. Парень тянул на себя Феликса и только сейчас Со заметил пистолет, приставленный к его виску. Он тут же кинулся к своей кобуре, но она была пуста. " И когда он только успел?» Продолжая придерживать её, двое мужчин поставили свою ношу на пол. Раздался глухой деревянный стук. Вуаль из красного бархата соскользнула. Бин рвано выдохнул. Феликс, до этого пытавшийся вырваться, застыл на месте. Это был большой деревянный крест, такой же, как в рассказе Хёнджина. К которому был привязан обнаженный парень, едва прикрытый в важных местах какой-то повязкой. Не абы кто, не какой-то незнакомец. А человек, который был ему как брат. На кресте висел Чан, совсем без движения. Его грудь лишь редко вздымалась, говоря о том, что он ещё дышит. Однако из его носа, глаз, ушей и рта текла кровь. Рядом стоял священник, который держал в руках молоток и длинные гвозди. Очевидно, он собирался прибить его к кресту. Знал ли об этом Феликс? Со перевел на него взгляд. Тот выглядел совершенно обескураженным. Абсолютно бледным, казалось, даже веснушки пропали с его лица. — Отпустите его. — Ледяным тоном проговорил Ли старший. — Сначала вы. — Чонин надавил на пистолет, так сильно, словно готов был продавить им череп. Стало страшно. Говорят, безвыходных ситуаций не бывает, но эта выглядела именно так. Они в меньшинстве. Чан без сознания и без одежды. Даже забрав его, смогут ли они уйти отсюда живыми? — Малыш. — Обратился пастырь к Чонину, используя свой самый елейный тон. — Зачем тебе брать такой грех на душу? — Не вам мне об этом говорить! Не надо меня недооценивать! Я от твоего сына и мокрого места не оставлю! Ты что не слышал про меня? Меня разыскивают за убийство семьи, я из психушки сбежал мне терять нечего! — Папа! — Подал голос Феликс. — Ты не можешь так поступить! Отпусти его! — Он готов был разреветься в любую минуту. — Ну нет. Ты знал к чему всё это приведет. — Он перехватил гвоздь и начал примерять его к руке Чана. — Если ты не отпустишь моего сына я буду вбивать в него один гвоздь за другим. — Только пальцем его тронь. Смотри, а то палец то дернется! — Его руки опасно дрожали. Чанбин пытался найти выход. Им удалось сработать на эффекте неожиданности, и взять заложника. Но и у фанатиков тоже был заложник. Нужно было что-то придумать. Устроить ещё больший хаос. Это могло бы им помочь. Пользуясь тем, что всё внимание сфокусировано на Чонине. Он взял в руки одну из свечей, стоявших на полу. Хорошо, что он играл несколько месяцев в бейсбол. Он кинул её так точно, что она прилетела прямо в лицо пастырю. Обожженный растаявшим воском он начал кричать и шататься, из-за чего сбил несколько свечей. Те покатились и подожгли ткань, лежавшую на земле. Огонь начал распространяться. Люди толпой побежали к выходу, попутно роняя другие свечи. — Вам нужно поработать над пожарной безопасностью. — Крикнул Чанбин. Он бросился к Чану наперекор толпе. Конечно они бросили чертов крест. Слава богу он успел оказаться рядом до того, как его друг шмякнулся бы лицом в огонь. Пламя разрасталось с бешенной скоростью, поглощая деревянный пол и мебель. Ему удалось избежать одного пожара с утра, и он надеялся что у вселенной не настолько хреновое чувство юмора, что она решила убить его в другом пожаре вечером. — Ну же, Чан, очнись. — Он пытался развязать веревки. Стена огня отрезала его от Чонина, оставляя лишь надежду на то, что с ним всё в порядке. Но что было плохо, выход также остался позади. Он вдруг почувствовал резкую боль в правом плече. Такую, что заставила его вскрикнуть. Обезумевший пастырь голыми руками всадил в него гвоздь. Тот вероятно вошёл не слишком глубоко, но боль причинял поистине адскую. Не успел он опомниться, как тут же получил удар молотком под коленку. Он потерял равновесие и согнулся от боли, отпустив крест. Чан тут же начал падать прямо на него, потому что такая конструкция просто не могла стоять сама по себе. Он кое-как поймал его, но священник продолжал наносить ему удары. При этом он громко смеялся. Всё, что ему оставалось, это продолжать развязывать веревки, несмотря на боль, которую ему причиняли. Стоило ему развязать последний узел, он взвалил Кристофера себе на здоровое плечо, а другой рукой толкнул крест прямо на священника, замахнувшегося для нового удара. Крест был достаточно тяжелым, для того, чтобы повалить этого худого мужчину. Чанбин закашлялся. Дыма уже было настолько много, что он почти ничего не различал. Где-то на фоне он слышал, как лопнули стёкла, не выдержав разницу температур. Из разбитых окон дул холодный ветер, а значит это был его единственный выход. Выбираясь на улицу он слышал как священник продолжает смеяться. Этот смех будет стоять в ушах у него ещё долгие годы. *** Всё, что делал Минхо это старался не думать о Хане. В голове то и дело всплывал его образ. Их ночь проведенная вместе. Где он был сейчас? В порядке ли он? Всё, о чём он мог думать. Руки дрожали, те самые руки, которыми он продолжал ставить инъекции людям. Он ненавидел себя за то, что не может усидеть на месте. Мысли жрали его изнутри, то и дело поднимая со стула и заставляя ходить по маленькому тесному кабинету. Казалось, собственное тело не слушается его и пытается уйти. Но глупый мозг снова и снова заставлял его сесть обратно, запирая в этой душной каморке, вынуждая делать то, что он совсем не хочет. Этими руками он мог бы сжимать его хрупкую талию, гладить его обнаженное тело. Он оставил столько своих отметок на нём прошлой ночью, сердце не хотело смиряться с мыслью, что завтра этот человек уже не будет ему принадлежать. Он ударил себя по лицу. Специально постарался как можно больнее. «Хватит.» В этот момент в кабинет зашёл Минхёк. На его лице была привычная ехидная улыбка. На самом деле, младший ждал их встречи со страхом. Он знал, что вчера разозлил его своим уходом. — У меня для тебя рождественский подарок. — Сказал он. И после этих слов Минхо испугался по настоящему. Всё, что он испытывал до этой фразы было просто ерундой. Его внутренности начало скручивать. Нехороший тон. Совсем нехороший. — Четвёртый кабинет. Наверное Минхо позеленел. Потому что выражение его лица очень насмешило старшего. Раньше они не использовали четвёртый кабинет. Там у них было что-то вроде карцера. Специальная комната, в которой можно было-бы кого-то запереть и вести наблюдения. На случай, если в ходе эксперимента возникнет такая необходимость. Как его трясло, когда он вводил код от двери. Секунды, что ушли на её открытие казались вечностью, в которую его сердце останавливалось снова и снова. Однако, увидев кто находится внутри он почувствовал ужасное облегчение, но в тоже время и ещё более отвратительное чувство вины. — И всё-таки мы с вами встретились в такой ситуации, господин Ли Минхо. — Шериф Хан невесело улыбался ему, из-за стеклянной перегородки. — Полагаю, закурить у вас не найдётся?