Драгоценный

      Когда мама его рожала, то потеряла много крови. Совсем одна в белоснежной палате престижной немецкой клиники, несмотря на мельтешащую толпу из акушерок, анестезиолога и гинеколога. За дверью ее ждал Чагатай (Арык усмехается, не выдерживая абсурдности подобного явления). Дженгиз Эрденет в тот день явиться не соизволил: сослался на «важную встречу», — а Огедай, как всегда, остался на другом континенте, погребенный под тонной нужных только ему гарвардских учебников, книг и конспектов.       Арык не знает, зачем мама ему об этом так часто напоминает. Возможно, хочет привить чужеродное для него чувство долга. Во всяком случае, бывает это, когда Арык поступает по-своему, не заботясь ни об отцовской репутации, ни о том, что за подобные проступки будет маме. Однажды он сбегает со школы (к слову, имеющей статус международной: мама хочет, чтобы Арык получил образование в Стэнфорде, как и Чагатай), решив поиграть с ровесниками в бейсбол. Арык неплохо бьет, и его первым ставят бэттером. Но поиграть толком не удается: ко двору дома, где они собрались, подъезжает черный тонированный мерседес, и оттуда выходит начальник охраны Дженгиза Эрденета.       — Если ты не будешь слушаться меня и Чагатая, то мы не сможем быть сильными, — театрально вздыхает мама и покачивает головой. Изящная рука покоится на щеке девятилетнего Арыка, и тот еле сдерживает смешок.       Когда мама это говорит, Чагатаю двадцать пять, и он уже директор принадлежащей Дженгизу Эрденету художественной галереи в Стамбуле. По совместительству — ведет переговоры со странными людьми, как на подбор смуглыми, с длинными черными бородами и пугающим, глубоким взглядом. Но Арыка мало заботит занудный Чагатай и его дела, хотя мама и уговаривает быть с ним дружелюбнее.       От него фонит надменностью и холодностью — пусть и не такой, когда он встречает только сошедшего с трапа Огедая (тот все колесит по Штатам и Европе, получая уже второе высшее). Арык терпеть не может, когда Чагатай неприязненно щурится, видя его в компании обычных детей.       Арыка чужая родословная не заботит. Оглядываясь назад, он может сказать, что его не заботит почти ничего, кроме одобрения отца.       В детстве Арык всегда разрывался между собственными желаниями и желаниями Дженгиза Эрденета, не мог смириться, что ему на него все равно. Хотел, чтобы его приняли таким, какой он есть. Но перед глазами навсегда застыли два примера: любимый, самый удобный сын Чагатай, и Огедай, застрявший в одном лишь мире лекций, семинаров и мастер-классов. Мозгом Арык понимает, что любовь Дженгиза Эрденета умещается в сократовском «прекрасное есть полезное», но вот сердцем…

***

      — Сынок, — говорит Дженгиз, и Арыку слышится что-то наподобие гордости, — ты молодец. Я рад, что ты меня услышал и взялся за ум.       Арык натянуто улыбается. Ему семнадцать, и он заканчивает школу, чтобы затем отправиться в солнечную Калифорнию, в Стэнфорд. Ухватившись за данную отцом возможность, не раздумывая выбирает старинное здание инженерного факультета. В конце концов, информационные технологии — далеко не самое проигрышное направление. Впрочем, Арык сомневается, что будет прилежно учиться и дальше. Есть вещи, которые увлекают его сильнее.       — Поэтому у меня есть для тебя подарок, — заканчивает Дженгиз. Арык оглядывается, услышав странное фырканье и топот за спиной. — Если захочешь, она будет сопровождать тебя, когда ты улетишь учиться. Я организую частный рейс.       — Отец…       Перед Арыком — гнедая чистокровная верховая лошадь со звездой и проточиной на морде. Выразительные, глубоко посаженные угольные глаза смотрят прямо, и в них Арыку видится пылкий нрав. Лошадь постукивает копытами, кажется, недовольная конюхом, держащим поводья.       — Не упусти данный тебе шанс, — прерывает Арыка Дженгиз. — Ты знаешь, я не люблю давать второй.       В тот день надежда вновь загорается в Арыке. Он верит, что, несмотря на такого смекалистого и дальновидного Чагатая под рукой, отец любит и его. Что подаренная чистокровная верховая — не попытка откупиться, а заботливое: «Я знаю, как ты любишь лошадей. Теперь тебе не придется тайком приходить на мою ферму и украдкой смотреть за ними. У тебя будет своя лошадь».       Конечно, позже Арык поймет, что ошибся. Когда Чагатай в очередной раз оправдает надежды отца, а он, Арык, окажется ненужным. Когда отец — нет, Дженгиз Эрденет — отправит его на ферму после долгих лет обучения в Штатах, вместо того, чтобы посвятить в свои дела. Видите ли, Арыку нет дела до войны США с талибами и афганских фермеров и он недостаточно сильно вникает в суть вещей.       На самом деле это правда: ему все равно. Он всего лишь хочет, чтобы отец его заметил. Даже Огедай спустя годы смог найти способ остаться рядом, Арык же в глазах Дженгиза Эрденета — блеклая, вспыльчивая и нерациональная тень Чагатая. Но, возможно, так даже лучше? Теперь не нужно каждое утро завтракать в особняке, выдавливая из себя улыбку. Не нужно ставить спектакль, чтобы Дженгиз Эреденет порадовался, глядя на дружную семью. Арык может не навещать его неделями, а порой — сбегать, исчезать на месяцы. И он сбегает — не желая дышать отравленным воздухом.       Как и Кулкан, с которым у Арыка давно разошлись пути, он, кажется, начинает избавляться от фамильного груза. Пока однажды Чагатай не лажает по-крупному.       Ну, а в тот солнечный день, когда Арык впервые увидел свою лошадь — Молнию, — он спросил кое о чем еще.       — Ты позволишь Серен поехать со мной?