«Ты – единственное море, в котором мой инстинкт самосохранения равен нулю...
И когда я в тебе тону, то с улыбкой иду ко дну» Владимир Ток
Здесь снова было тихо. Прохладно. Спокойно. И пахло сладким, орехово-древесным табаком. Кажется, это место навсегда потеряло статус укромного уголка. — Если ты пришёл сказать, что Фишер нашёл тебя и всё это время восстанавливал опущенную гордость в одном из тёмных классов, то знай – наша любовь не стерпит такого предательства, — протянул Теодор, едва Драко переступил порог комнаты. Кончик зажатой между губ сигареты вспыхнул ярко-оранжевым цветом одновременно с глубокой затяжкой. Малфой ощутил ненавязчивое чувство дежавю, которое рассеялось ровно в тот момент, когда в поле его зрения попала высокая фигура Забини, сидевшего на маленьком стёганом диване. Драко фыркнул, сделав несколько шагов вглубь. — Невозможно восстановить то, что отсутствует изначально, Тео. — Как интересно, что ты отреагировал только на первую часть предложения. — Я решил, что не стоит ковырять больную мозоль. Матиас до сих пор передаёт тебе «привет» в письмах, — усмехнулся Драко, вспомнив физиономию друга, когда тот на четвёртом курсе узнал о заинтересованности одного из дурмстранговцев в своей персоне. Тео зажал сигарету между указательным и средним пальцами и, повернув голову, угрожающе проговорил, выпустив дым: — Если ты когда-нибудь расскажешь этому содомиту, что я заколдовал всех его сов, Салазаром клянусь, Малфой... Драко хмыкнул, подойдя к подоконнику, который, как и в прошлый раз, был занят Ноттом, и оперевшись бёдрами о край. Воздух из распахнутого настежь окна обдал холодом заднюю поверхность шеи, и Малфой повёл плечами, сбросив прокатившуюся по спине дрожь. — Уже отбой, тебя отпустили больше часа назад, — сказал Блейз, взглянув на циферблат наручных часов. Сощурился. — Где ты был? — Нужно было проветрить голову, — ответил Малфой, вдохнув терпкий запах дыма. Голос прозвучал равнодушно, почти сухо и совершенно не сочетался со скребущим по рёбрам напряжением. — Одному? — Я похож на того, у кого была компания? — изогнул бровь Драко. — Ты всегда похож на того, у кого была компания, — хмыкнул Нотт, подтянув колено и уложив на него предплечье. — Если бы самодовольство было брендом, ты стал бы его официальным лицом. Малфой закатил глаза, согнув локоть одной руки и уперевшись ладонью в край подоконника. Драко перестал реагировать на подъёбы Теодора ещё курсе на третьем, когда заложенное на генетическом уровне остроумие перевалило за отметку «ты мне друг, поэтому я буду первым, кто простебёт тебя, когда ты облажаешься». — Что это? — спросил Блейз, взглянув на его вторую, опущенную вдоль тела руку. Драко рефлекторно опустил глаза на смятый в кулаке конверт. Пропитанный магией он вернулся к первоначальному состоянию, как только Малфой разжал пальцы и скользнул взглядом по кармазинному круглому сургучу с изображением стилизованной буквы «Т». Правую ладонь закололо, будто кожу на ней снова прихватили зубами, заставив почувствовать лёгкое тёплое жжение от мазнувшего по ней кончика языка. Её пульс бьёт ему в пальцы, обжигая подушечки короткими частыми импульсами, создавая контраст между странно холодной кожей хрупких запястий. Драко всё ещё чувствует его толчки, хотя сейчас между ними футы, которые, впрочем, скрадываются одним лишь взглядом распахнутых карих глаз. Грейнджер облизывает слегка порозовевшие губы, и он видит, как напряжённо дёргается её шея. — Я хочу помочь... Она пытается продолжить, сказать что-то ещё, чтобы окончательно сорвать резьбу с расшатанных креплений его самообладания, но отчётливо-громкий звук нескольких взмахов крыльями нарушает её планы. Грейнджер поворачивает голову, смотря на подлетающего к оконной арке белого филина, и Драко позволяет себе мимолётную мысль о том, что не собранные в хвост кудри идут ей гораздо больше. Малфой прикрыл глаза, проведя ладонью по лицу, словно собрав воспоминание с кожи, что буквально впечаталось в него вместе с её запахом. Съебись из моей головы. — Письмо от Тинкса, — ответил он Блейзу, поддев сломанную печать ногтем. Сбоку раздался хмык, и краем глаза Драко увидел, как Тео потянулся к знакомой металлической коробке. — Рабочая схема, правда? — Теодор смотрел, как друг доставал согнутый втрое лист пергамента, магией поджигая вытянутую из неплотного ряда сигарету. — Так удобно задерживать письма до момента полнейшей задницы. — Тинкс слишком жадный до галлеонов, чтобы устраивать это специально, — покачал головой Драко. — Даже если доступ к хранилищу закроют, ему всё равно будут отчислять столько, что его семья сможет жить на широкую ногу ещё как минимум год. — У него нет семьи. — Вот именно. Тео усмехнулся, повернув голову к окну и выпустив густое облако дыма. — Что в нём? — подался вперёд Блейз. Драко несколько секунд держал письмо в руке, касаясь линии сгиба, а затем передал его итальянцу, смяв в кулаке конверт. Блейз расправил пергамент, вызвав небольшой световой шар Люмоса, и принялся читать выведенные мелким, почти внахлёст выполненным почерком строчки. Вытащив из зачарованного кармана брюк палочку, Драко при помощи левитации заставил конверт зависнуть, а затем поджёг, наблюдая за тем, как пламя охватывало пергамент, разгораясь. В отправленном письме Тинкс сообщал практически ту же информацию, что и Кингсли за исключением пункта об обязательном предоставлении всей информации о находившихся на территории Англии предприятий, лабораторий и складов с артефактами. Малфой уже предвкушал лица авроров, когда те узнают, что подобная информация не оглашалась за семейными завтраками, а возможности пройти посвящение в семейный бизнес Драко не имел. Единственный, кто на данный момент владел всей информацией насчёт действующих складов – это Нарцисса, хранящая необходимую документацию в стенах поместья. — Фишер был в Мэноре полторы недели назад, — сказал Драко, когда Блейз скривился, скатав пергамент в шарик и подбросив в воздух в сторону друга. Спустя несколько секунд письмо вспыхнуло так же ярко. — Часы, — сощурился итальянец. Малфой кивнул. — Часы. — Раз в письме прописан пункт о предоставлении прав владения складами, значит они ещё не спрашивали об этом Нарциссу. — Они и не станут, — покачал головой Драко. — Мама не должна быть замешана в управлении бизнесом. Они считают, что она не может вступить в законные права, так как является женщиной, но магия Мэнора никогда не подчиняется законам волшебного мира. Она подчиняется роду. — Хоть где-то сексизм сыграл на руку, — хмыкнул за спиной Малфоя Тео. Драко нахмурился, повернувшись лицом к другу и прислонившись боком к стене. — О чём они тебя спрашивали, когда я ушёл? — Думаю, ответ на этот вопрос ты и сам знаешь, — острый уголок губ Теодора дёрнулся вверх в усмешке, когда он поднёс сигарету ко рту, обхватив фильтр губами и глубоко затянувшись. Драко кивнул. — Хорошо, тогда по-другому, — он выдержал короткую паузу, обведя взглядом расслабленный профиль друга. — Почему ты не рассказал про него? Шум бившихся о берег волн внизу. Зелёные глаза Нотта сузились в знакомом прищуре, пальцы небрежным щелчком отбросили почти догоревший окурок, чтобы почти сразу же потянуться к коробке. Драко недовольно сжал губы – ему совершенно не нравилось то, что у Нотта вошли в привычку маггловские сигареты. Тео молчал довольно долго. Настолько долго, что Малфой успел дважды отбросить мысль о вторжении в его разум с помощью легилименции, чтобы ускорить процесс получения информации. Драко не нравилось это чувство, что скребло по внутренней стороне рёбер, с тихим противным скрипом соскабливая его терпение и выдержку, латая полученные пробоины концентрированными раздражением и нетерпением. — Я хочу его увидеть. Произнесённая грудным голосом фраза повисла в воздухе, подобно застывшему в статике призраку. Несколько секунд она оставалась без ответа, потому как ни Драко, ни Блейз не ожидали, что степень охуевания будет такой сильной. Забини подался вперёд, уперевшись согнутыми локтями в колени и недоверчиво глядя на Нотта. — Ты же не серьёзно, да? — Увидишь его в камере, Тео, я скажу Хансу, чтобы он принёс колдоаппарат, если ты вдруг захочешь собственноручно сделанное колдо на память, — резко сказал Драко, почувствовав, как виски стянуло болью. — Твоя щедрость не знает границ, Малфой, надеюсь, что если я захочу два, ты подаришь мне второе колдо в честь дружбы, — съязвил Теодор, поджёгши новую сигарету и, прежде чем Драко успел ответить, спросил: — Как вы думаете, что авроры сделают с одним из самых первых и известных Пожирателей, когда поймают? — Убьют. Драко ответил без промедления. Потому что это действительно было так. В нынешней ситуации, когда люди боялись новых восстаний и войн, самым экологичным вариантом решения проблемы Пожирателей станет их смерть. Возможно справедливая, полученная в холодной камере Азкабана или в зале суда за частыми кольями решётки, а возможно и нет. Вероятнее всего, авроры, обозлённые и потерявшие в войне близких, устроят самосуд, не дожидаясь официальных слушаний, замаскировав убийство под несчастный случай. Тео кивнул, получив ожидаемый ответ. Меж узких губ скользнул сизый дым. — Именно. Они просто убьют его, вероятно, даже не выведав у него местоположение семейной лаборатории, ведь этот кретин Фишер даже не вспомнит, что мой отец алхимик. А я помню. — Тебе нужна лаборатория? — вздёрнул бровь Блейз. Зелёные глаза Тео стали вдруг непривычно серьёзными. — Мне нужны ответы, — отчеканил он жёстко. — И я их получу. — Ты собираешься в «Критерион», — утвердительно произнёс Драко. Очевидно. — Вы не обязаны идти со мной, — мотнул головой друг, подняв твёрдый, уверенный взгляд. — Ой, иди нахуй, — получилось синхронно, отчего губы Нотта растянулись в настоящей улыбке. — На другой ответ я, впрочем, не рассчитывал, сами понимаете, но, — тихий хмык, перетёкший в напряжённую линию губ и сжатые челюсти. Тео обвёл друзей взглядом и бескомпромиссно припечатал: — Вы не скажете об этом девочкам. Никому. Драко покачал головой. — Пэнси тебя убьёт. — Если при этом она останется в замке и не полезет со своим геройством на рожон, как чёртова Грейнджер, то я, пожалуй, переживу. Малфой почувствовал, как по затылку пробежала дрожь, а сознание услужливо подкинуло ему самые неподходящие воспоминания. Нет, нет, нет, уйди. — И каков наш план? Драко на мгновение прикрыл глаза, откинув голову назад и прислонившись затылком к приятной бетонной прохладе. Тео вновь поджёг очередную сигарету и, потратив на раздумья не больше мгновения, Драко протянул руку к полупустой коробке. Этот день высосал из него все силы.***
— Вообще, это всё – лишь планы. Я бы хотел вернуться, но, возможно, позже. — М-м. — Года два, может лет пять. Её любимый пудинг горчил, словно прогорклое в тепле масло. Гермиона скривилась, задержав на языке воздушную массу, пытаясь решить, как поступить дальше. — На самом деле, я думал над театральным... — Кхм-м. Грейнджер рассеянно кивнула, с трудом проглотив откровенно невкусный пудинг, и потянулась к кубку с зелёным чаем. Разбавленная мёдом терпкость заглушила горечь, однако не убрала послевкусие полностью. Девушка поморщилась и сделала новый глоток, прокатив тёплую жидкость по всей полости рта. — Или прорицаниями. Ещё один кивок. Очередной глоток чая и взгляд на хлопнувшуюся поверх обложки учебника по трансфигурации ладонь. Слегка красноватые, обветренные на тренировках костяшки и сжатые в кулак пальцы. Гермиона медленно моргнула, прокрутив в голове только что озвученные фразы. Затем ещё раз. Вскинула голову на сидевшего напротив друга, приподняла брови, спросив: — Что, прости? Гарри скопировал выражение её лица, округлив зелёные глаза за прозрачными стёклами очков. — Надо же, ты всё-таки меня слушаешь, — прозвучал ехидный ответ. Гермиона вздохнула, приложив ладони к прохладным щекам и прикрыв веки, пытаясь подобрать слова. — Прости, я просто... — несколько мгновений темноты перед глазами едва ли помогли с формулировкой, но девушка продолжила, — я совершенно не выспалась сегодня ночью. Весь день не могу собраться с мыслями. Извини, пожалуйста, мы говорили об Аврорате, кажется... — Ты ведь в курсе, что если ты будешь заниматься чуть меньше, чем двадцать часов в сутки, мир не прекратит вращаться, а твои итоговые баллы не перестанут быть лучшими на курсе? — спросил Поттер, взглянув на Грейнджер из-под насупленных в беспокойстве бровей. — Ты стала слишком бледной. Гермиона коротко мотнула головой, отчего её собранные на затылке кудри легко шлёпнули по обтянутому плотной тканью форменного джемпера плечу. Она мягко улыбнулась. — Дело не в этом, Гарри. Не бери в голову, я в порядке, — заверила она друга. Опустила руки, уперевшись предплечьями в стол и обхватив ладонями выступавшие локтевые косточки. — Так о чём мы? Потратив ещё несколько секунд на пристальное рассматривание лица подруги, Поттер насупился, недовольно покачав головой, явно сомневаясь в правдивости произнесённого «я в порядке». Взяв в правую руку вилку, он наколол на зубья часть отрезанной картофельной запеканки и отправил дымившийся кусок в рот. — Ты спросила, планирую ли я подавать заявку на прохождение трёхгодичных курсов авроров, — пробормотал Гарри, стараясь звучать как можно чётче с набитым почти пережёванным картофелем ртом. Гермиона покачала головой, с тихой обречённой грустью подумав о том, что за все эти годы ей так и не удалось привить ему и Рону любовь хотя бы к азам этикета и элементарной вежливости к собеседнику. — Я ответил, что возможно лет через пять. — Да, точно, — кивнула Гермиона, — помню. Ты, кажется, говорил, что хочешь решить всё ближе к экзаменам. Гарри кивнул, и Грейнджер, воспользовавшись возникшей паузой, когда друг потянулся за кубком с чаем, чтобы смочить горло, опустила взгляд в лежавшую на столешнице книгу, запомнив номер станицы, и закрыла её. Отодвинув том в сторону, она уверенно посмотрела на Поттера. — Но я думаю, что это ложь. Ты уже всё решил, — увидев удивлённо изогнутые тёмные брови, девушка убеждённо кивнула. — Не смотри на меня так, Гарри. Я знаю тебя достаточно, чтобы понимать, что твоё врождённое чувство справедливости просто не позволит тебе жить спокойно. Ты уже знаешь, что подашь заявку. Вопрос лишь в том, когда ты перестанешь делать вид, будто это что-то, в чём стоит сомневаться. Гермиона потянулась к крупному ярко-оранжевому апельсину, что украшал вершину фруктовой пирамиды на золочёном подносе. Гарри проследил за тем, как она поставила большой палец под прямым углом и вдавила ноготь в плотную кожуру, сняв первую полоску, а затем усмехнулся, покачав головой. — Я и забыл, насколько ты проницательна. — Наблюдательна, только и всего, — пожала плечом девушка, продолжив счищать липкую от сока кожуру. — Ты перечитываешь страницы газет с новостями от Министерства, поддерживаешь связь с аврорами и Кингсли. Сложи одно с другим и... Поттер вновь усмехнулся, мотнул головой и наколол на вилку новый кусок запеканки. Гермиона отделила от апельсина одну дольку и забросила в рот, обведя глазами прибывающих в Большой Зал студентов. Вечер пятницы был одним из самых громких за всю неделю. Старшекурсники, чья учебная неделя закончилась с прозвеневшим сорок минут назад звонком, обсуждали планы на выходные, собираясь группами по несколько человек, и открыто игнорировали приближение первых проверочных и необходимость подготовки к ним. Этот год ощущался странно. Почти неправильно. Гермиона смотрела на окружавших её людей, на знакомые лица, привычные глазу пейзажи за оконными арками и ловила себя на мысли, что не чувствует себя так, будто принадлежит этому месту. С каждым днём навязчивый шёпот в голове становился всё отчётливее, когда девушка поднимала взгляд от учебников и осознавала, что учёба больше не является для неё чем-то приятно-знакомым. Каждый раз, когда сложенные из букв предложения начинали смазываться от расфокусировки внимания на предмете, она силой заставляла себя сосредотачиваться вновь и вновь, понимая, что то, чем она горела всю сознательную часть жизни, теперь являлось для неё лишь временным спасением от разъедавших сознание мыслей. Ученики продолжали приходить, заполняя лавки своих факультетов и набрасываясь на еду после насыщенного дня. Гермиона скользнула глазами по макушкам сидевших за столом Слизерина студентов. На самом деле, она не планировала этого делать – быть лицом к змеиному факультету. Она никогда не выбирала эту сторону стола сознательно. Просто каждый раз инстинктивно занимала место так, чтобы брошенный взгляд – неважно, специальный или случайный – безошибочно находил нужную ей фигуру, как если бы её зрачки примагничивались к ней по велению чьей-то магии. Жестокой и крайне несправедливой, ведь любой взгляд в его сторону, даже мимолётный, с каждым разом стоил ей всё дороже. Гермиона сжала пальцы на мякоти отделённой апельсиновой дольки, ощутив, как липкий сок стекал вниз по фалангам до ладони. Между рёбрами, где-то на уровне солнечного сплетения заскребло, словно кто-то методично соскабливал с них костную пыль ножом, которая оседала на внутренних органах, вызывая это чувство. Мешающее, невесомое, раздражающее. От этой ядовитой пыли все спящие в её животе бабочки, о которых так часто пишут в любовных романах и которые, на самом деле, являются не более чем признаком повышения уровня кортизола и адреналина в крови, просыпались, чтобы в очередной раз напомнить ей, что во избежание новых сколов на сердце стоит держать голову опущенной. Всегда. Рядом с ним сидела Астория Гринграсс. Утончённая, в подогнанной по фигуре школьной форме, с изящными движениями и такой яркой улыбкой, что у Гермионы на мгновение зарябило в глазах от того, с каким обожанием слизеринка смотрела на Драко. Где-то в уголке сознания проскользнула мысль о том, что если со стороны она выглядит так же, когда наблюдает за ним, то лучше получить ещё одно Круцио между лопаток, чем выглядеть так очевидно влюблённо. От-вер-нись. На её безымянном пальце сверкало кольцо. Узкая полоска блестящего металла, украшенная паутиной из переливающихся в свете свечей изумрудов, подчёркивающая красоту алебастровой кожи и тонкость пальцев. Астории совершенно не шли изумруды. Этот цвет не подходил ей почти так же явно, как и вся её рука, находившаяся на мужском плече, не подходила к цвету его водолазки. Даже здесь он умудрился выделиться, потому что Драко Малфой был единственный, кто находился за столом Слизерина не в форменном джемпере. Гермиона смотрела на то, как девичья ладонь мягко огладила дельтовидную мышцу, замаскировав ласковый жест под желание собрать несуществующие пылинки с ткани, и чувствовала, как ногти, продырявив несчастную апельсиновую дольку насквозь, вонзились в кожу удерживавших её пальцев. Помня отношение слизеринца к спонтанным прикосновениям, младшая Гринграсс непринуждённо опустила руку на стол в нескольких дюймах от его локтя до того, как Малфой успел отреагировать на это. Не смотри, не смотри, не смотри. Он потянулся вперёд, сомкнув пальцы на кубке с дымившимся чаем и слегка повернув голову, слушая фразы сидящего по другую руку Теодора Нотта. Его волосы выглядели слегка влажными, что на самом деле не было чем-то удивительным – тренировка команды Слизерина закончилась около получаса назад. Драко поднёс кубок ко рту. Гермиона очертила глазами линию его челюсти и втянувшихся щёк, когда он приоткрыл губы, проследила за движением кадыка, когда сделал глоток. Сглотнула сама, когда он вернул кубок на стол, проведя языком по губам, собрав не подслащённый мёдом вкус с кожи. Малфой не любил разбавлять напитки. Не. Смотри. Холодный кварц обжёг сетчатку, пробурив зрачки. Тот оттенок серого, в котором слишком мало зелёного, чтобы уйти в селадоновый и недостаточно синего, чтобы стать грифельным. Хрупкий баланс цветов, который могли соблюдать только его глаза. Смотри.***
Ей казалось, что она едва дышит. Шаги МакГонагалл и Бруствера затихли, растворившись среди темноты коридоров более нескольких минут назад, и Гермиона могла поклясться, что за всё это время её лёгкие едва ли наполнились кислородом трижды. Его пальцы на её щеках обжигали, что не имело абсолютно никакого смысла, потому что его кожа была прохладной. Гермиона чувствовала собственный пульс, бивший в сжимавшую её запястья ладонь в такт с ритмичной пульсацией по вискам, и могла видеть лишь очертания его лица, застывшего на расстоянии в несколько дюймов от неё. Достаточно близко, чтобы пробудить шевельнувшихся на гладких гранях змеек, но далеко, чтобы поддаться их шёпоту и приподнять лицо выше. Одно движение. Чтобы ещё ближе. Он не отпускал её, и этот факт разливался по нутру тёплой патокой. Почти такой же тёплой, как его дыхание на её лице, сравнявшемся по цвету с кожурой спелых красных яблок, исправно подающихся к завтраку на протяжении семи лет. Гермиона была рада, что он не мог видеть её в темноте достаточно чётко, потому как была уверена, что абсолютно все роившиеся в голове мысли были выбиты на её лбу, подобно унизительному «ЯБЕДА» у Мариэтты Эджком на пятом курсе. Принцип один, разница лишь в словах. Тишина между ними затягивалась, становясь слишком красноречивой. Слишком громкой. Слишком плотной. Обжигающей каждой песчинкой в заколдованных часах Слизнорта, потому что будь у Гермионы возможность взглянуть на них сейчас, она бы наверняка увидела, что песок, перетекающий из одной стеклянной полости в другую, застыл. Пожалуйста. Она приподняла подбородок выше одновременно с тем, как Драко расслабил пальцы на её запястьях, отступив назад с тихим шелестом подошв по бетонному полу и сняв ладонь с её губ. Гермиона моргнула, почувствовав, как вяжущее скулы разочарование наполнило её тело под звуки хрустящего разбитыми осколками момента. Малфой отступил ещё на шаг, и вместе с этим движением пришла реальность. Ноющее напряжение в кистях рук из-за длительного неудобного положения, боль от вонзавшегося под рёбра кончика собственной палочки. Холод на спине и затылке, прижатых к каменной стене коридора. И остаточный фантомный запах крови на прижимавшихся к её лицу пальцах. Гермиона облизала губы, проведя языком по пылающей, словно от ожога коже, ощутив разбавленную соль на его кончике. — Зачем ты был нужен Кингсли? Её голос прозвучал тихо, почти непозволительно хрипло, выдав всё её состояние со звуком первой буквы, словно у соскользнувшего со струны медиатора. Между ними было расстояние вытянутой руки. Даже больше. Но оно всё равно ощущалось так, будто Драко продолжал стоять в паре дюймов от неё, путая мысли и запирая дыхание в грудной клетке. — Это тебя не касается, — раздался глухой, почти такой же просевший голос, обернутый в шёлковую сталь. Холодный воздух коснулся открытых участков тела, мазнув колючей дрожью по коже. Гермиона повела плечами, попытавшись заставить себя двигаться, сжала во всё ещё непослушных пальцах палочку и совершила короткий знакомый пас кистью. Коридор первого этажа осветил огонь зажёгшихся настенных факелов, позволив девушке наконец взглянуть в лицо Драко. Его глаза смотрели на неё с теплотой Уэдделлских вод, превращая внутренности в ледник. Стиснутые челюсти и сведённые на переносице брови свидетельствовали о раздражении, но Гермиона была готова поклясться, что ещё минуту назад он смотрел на неё не так. Опустив взгляд с его лица на сжатую в кулак правую руку, она нахмурилась, увидев засохшую кровь на счёсанных костяшках пальцев. — У тебя кровь. Гермиона даже не пыталась скрыть беспокойство в голосе. Она шагнула вперёд, попытавшись приблизиться, но была остановлена полыхнувшим во взгляде предостережением. Щёлкнула языком, едва сдержав себя от желания закатить глаза. — Я хочу помочь, — произнесла на удивление спокойно. — Я похож на того, кто нуждается в помощи? Обманчивая мягкость в его голосе задела её больше, чем если бы он открыто послал её нахер. Гермиона поджала губы, наблюдая, как Драко поднял руку, показав затягивающиеся от невербального исцеляющего ссадины. Слишком нарочито. Слишком просто для того, кто делал это впервые. — Ты явно в ней нуждался, когда пытался остаться незамеченным в темноте, — язвительно буркнула девушка, приподняв подбородок в привычном движении. — С чем ты, разумеется, так сильно мне помогала, — саркастично ответил Драко, звуча при этом в большей степени раздражённо, чем колко. Гермиона сложила руки на груди, приняв защитную позу. Это был инстинктивный жест, почти бессознательный, как автоматическая реакция организма на предстоявшую боль. Такую же очевидно-неизбежную, как выражение холодной незаинтересованности на его лице. — Тебя допрашивали, так ведь? — спросила она, не обозначив вопрос интонацией, потому что это было понятно, как первое правило волшебства. — Кингсли был здесь из-за того, о чём писал «Пророк». — Не. Твоё. Дело. Крадущийся вдоль позвоночника холод разошёлся дрожью по коже от звенящего в голосе льда, но Гермиона отодвинула это ощущение на задний план. — Они подозревают тебя? — Ты ведь понимаешь, что напрашиваешься на грубость? — прозвучало почти действительно уточняюще. — Снова. Она сделала короткий вдох, прежде чем задать главный вопрос, игнорируя открытое предупреждение в свинцовых радужках. — Что не так с твоей меткой? Гермионе показалось, что она услышала сухой хруст, настолько сильно он стиснул челюсти. Казалось ещё одно малейшее усилие – и его рот наполнится пылью треснувших до состояния крошева зубов. Это была запретная территория, на которую доступ был закрыт для всех, кто не входил в ближний круг. Гермиона сглотнула, усилием мысли пытаясь усмирить подскочивший пульс, сохраняя на лице что-то среднее между беспокойством и сдержанной строгостью. Что это вообще за эмоция, Годрик? Сделав шаг вперёд, она облизнула пересохшие от волнения губы и мягко произнесла: — Драко, я хочу помочь... Громкий звук нескольких взмахов крыльями прервал девушку на середине предложения. Повернув голову в сторону высокого окна, Гермиона увидела стремительно приближавшийся силуэт снежно-белого филина с зажатым в клюве письмом. Приоткрыв рот от удивления, гриффиндорка проследила за тем, как он ловко спикировал вниз, залетев через незастеклённую арку, и, промелькнув мимо неё светлым бликом, выпустил конверт, который приземлился аккурат в раскрытую мужскую ладонь. Доставив письмо получателю, филин развернулся в воздухе и так же шустро улетел, разогнав потоки холодного воздуха крыльями. Когда Гермиона обернулась, вернув внимание Драко, он смотрел на конверт в своих пальцах, как на что-то, чего не существовало. На его лице отсутствовал даже малейший намёк на эмоции относительно увиденного, будь то радость, удивление или грусть. Малфой несколько секунд молча сверлил взглядом круглую бляшку классической сургучной печати, потом надавил на два противоположных края, сломав её, и заглянул в конверт, пробежав глазами по выведенным строчкам. А затем остро, практически нервно усмехнулся. Гермиона сглотнула, тихо спросив: — От кого оно? Его ладонь сжалась в кулак так показательно медленно и жёстко, что вид сминающегося в сильных пальцах пергамента вызвал у неё неприятное чувство под рёбрами. Драко поднял на неё взгляд, отливавший тяжестью чернёного хрома. Хищно сощурился, опустив руку вдоль тела и склонив голову набок. — Ты должна знать первое правило благородной помощи, Грейнджер: оказывать её только тем, кто просит, — процедил он низко, — а не причинять добро по своей ебучей гриффиндорской прихоти. Гермиона медленно втянула носом воздух, пропитанный его запахом и терпкой горечью. Холод облизывал её нутро, проходясь колючим языком по самым незащищённым от ран местам – сердцу и сжимающимся в спазмах лёгким. Ласково счёсывая верхние слои до крови. Он снова это делал. Снова защищался, защёлкивая маску на лице со звуком грубых слов и хрустящего на зубах льда. Малфой как закрытая книга. Даже если каким-то фантастическим чудом получится открыть её, шанс разобраться в написанном в любом случае приравнивается к нулю, потому что текст окажется на несуществующем языке, к которому не найдётся ни один словарь или переводчик даже в библиотеке Мэнора. Особенно, если эта самая книга раз за разом даёт понять, что её история предназначена только для избранных, в чей круг ей никогда не войти. Гермиона глубоко вздохнула и попыталась собрать воедино все раскрошенные крупицы львиной гриффиндорской храбрости, которая покрывалась трещинами каждый раз, когда Драко появлялся в поле её зрения. — Я знаю, что ты не причастен к тому бреду, Малфой. Верю, что не виноват, — произнесла она тихо, видя, как его маска скалывалась, обнажая дрогнувший нерв, вибрирующий, как натянутая струна от таких простых слов. — Ты не должен справляться с нападками Министерства в одиночку, я лишь хочу... Он перебил её в своей излюбленной бесцеремонной манере, подступив ближе крадущимися шагами и вновь заставив Гермиону потеряться в перевернувшем внутренности ощущении от его близости. — Я уже говорил тебе однажды, но ты, кажется, не поняла, — он сделал шаг вперёд, сократив дистанцию до минимума. Увеличив её боль от режущих сердце слов: — Не лезь ко мне в душу, Грейнджер. Захлебнёшься тьмой. Гермиона вздрогнула от количества твёрдой мрачной убеждённости в его голосе. Драко обвёл глазами её лицо, будто закрепив сказанное взглядом, а затем развернулся на пятках и направился дальше по коридору, скомкав в ладони доставленное филином письмо.***
— Гермиона. Воспоминание вчерашнего вечера прожгло сознание, оставив после себя саднящее чувство ожога. Грейнджер часто заморгала, увлажняя слизистую защипавших белков глаз, и опустила взгляд вниз. Очищенная долька апельсина, что всё это время была зажата в её пальцах, превратилась в раздавленную кисло-сладкую массу. — Гермиона? Он смотрел на неё. Она это знала. Чувствовала. Ощущала каждой клеткой тела и думала: чувствуется ли это так же, когда она не сводит с него глаз? Маловероятно. Только его взгляд мог ощущаться таким тяжёлым и почти греховно-окрыляющим в одно и то же время. Смотри. — Гермиона! Собственное имя, произнесённое на повышенных тонах, заставило нахмуриться. Грейнджер подняла голову, встретившись глазами с обеспокоенными зелёными радужками. — Что? Поттер вскинул брови, словно она только что произнесла самую несусветную чепуху. — «Что»? Что ты имеешь в виду под «что», я зову тебя уже несколько минут, — воскликнул друг, поправив на переносице очки в круглой оправе. — Я уж было подумал, что тебя парализовало. Что с тобой происходит? Ничего, Гарри, просто я – идиотка. Пропавшая в том, к кому не должна была попасться никогда. — Всё в порядке, — губы дрогнули в совершенно неубедительной улыбке, и Гермиона подумала, что в ближайшее время ей стоит попрактиковать её перед зеркалом. — Ложь, — припечатал Поттер, вызвав на лице гриффиндорки неподдельное удивление, разбавленное каплей настороженности. Нет, нет, нет, не... Гарри обернулся, вонзившись взглядом в обращённое к ним лицо, и Гермиона прикрыла веки, мысленно желая исчезнуть из Большого Зала. На самом деле, если она сейчас встанет и просто уйдёт, то никто ведь даже не подумает за ней идти. Она может спрятаться в библиотеке, пока это выворачивающее нутро чувство от ощущения чужого взгляда на правой щеке не сотрётся... — Он на тебя смотрит. Я знаю, Гарри, отвернись. Послушавшись мысленной просьбы, Поттер вернул внимание за их стол, переведя пытливый взгляд на Грейнджер. Взгляд, не идущий ни в какое сравнение с тем, что словно кислотой выжигал руны на её коже, но девушке всё равно стало не по себе. Гарри поднял брови. Гермиона закатила глаза, щёлкнув языком по нёбу. — Прекрати, мы пересеклись вчера на первом этаже, когда я шла к МакГонагалл. Я едва не сбила Малфоя с ног, и теперь он решил сжечь меня за то, что я испортила ему вечер, — со вздохом проговорила она, магией очистив пальцы от липкого сока и постаравшись держать голос ровным. Это почти не ложь. Почти правда. Аппетит пропал, так и не появившись. Гарри насупился, почесав кончик носа. — Тогда, полагаю, это не связано с тобой напрямую, — пробормотал он, видимым усилием подавив в себе желание обернуться вновь. — Я был у МакГонагалл, когда Малфоя и Нотта вызвал Фишер. Гермиона опустила руку на столешницу так резко, что на звук громкого удара по деревянной поверхности повернулись сидевшие рядом студенты. — Что? Почему ты не сказал мне? — возмущённо прошипела гриффиндорка, склонившись над столом. — Этот мерзавец вновь взялся за старое? Мы добились отклонения всех его апелляций, я разговаривала с Кингсли летом, ты же помнишь... — Гермиона... — Нет, погоди, ты же знаешь, — подняла ладонь девушка. — Я, мы выступали в суде, добились снятия всех обвинений и назначения только условного наказания в качестве меры предосторожности, мы... — Гермиона. Гарри перехватил её руки своими и настойчиво прижал к столу, прекратив бурное жестикулирование. Посмотрел поверх круглых стёкол и проговорил: — Успокойся. Именно поэтому я ничего не рассказал – ты слишком эмоционально реагируешь на Фишера, как и Малфой. — Разумеется, ведь он самовлюблённый, наглый и абсолютно не смыслящий в своём деле кретин, — серьёзно подтвердила Грейнджер. Поттер усмехнулся, покачав головой. — Кажется, это уже что-то личное, — хмыкнул друг, а Гермиона почувствовала, как его слова воткнулись ей в горло, оборвав связки. — Я догадываюсь, что Фишер хотел от Малфоя и Нотта, но Кингсли предложил мне присоединиться к аврорам. По крайней мере до того момента, пока все бывшие Пожиратели не будут схвачены или убиты. Я должен решить всё до завтра и, в случае отказа или же согласия, сообщить МакГонагалл. Грейнджер фыркнула, закатив глаза. — Значит, вот где ты был в обед. Рон сказал, что тебя задержала Спраут, но ты же знаешь, что из него ужасный лжец. Гарри сжал губы, пытаясь скрыть улыбку. Неподалёку справа раздался звонкий голос, который своими характерными звуками и отрывисто-мелодичными полутонами мог принадлежать только одному человеку. Гермиона упёрлась предплечьями в стол и повернула голову в сторону направлявшейся к ним Джинни, придерживавшей ремешок школьной сумки на плече. Услышав негромкий, почти обречённый вздох, Грейнджер спросила, не отрывая взгляда от светящейся радостью подруги. — Ты ведь уже не злишься на неё, правда? Между ними повисла короткая пауза, за время которой младшую Уизли трижды окликнули, вынудив задержаться для того, чтобы перекинуться парой фраз с однокурсницей. — Я злюсь на себя, — произнёс Гарри спустя некоторое время, когда Грейнджер уже не рассчитывала услышать ответ. — Однако это не помогает, и я... понимаю почему. Нельзя казнить себя за то, над чем не имеешь власти. Тем более над собственными чувствами. Гермиона рассеяно кивнула, наблюдая за сменявшимися эмоциями на лице Джинни. Девушка подняла руку и, собрав ладонью копну длинных рыжих волос, перекинула её на одну сторону, открыв тонкую длинную шею. Гарри вновь вздохнул, отвернувшись, и потянулся к новой порции всё ещё горячей картофельной запеканки. Нельзя казнить себя за то, над чем не имеешь власти. Гермиона прокручивала эту фразу в голове, пытаясь вникнуть в, казалось бы, правдивый смысл слов, но не могла ухватиться за собственные чувства. Потому что абсолютно каждый раз, когда она смотрелась в зеркало, ей хотелось отвесить себе пощёчину. Говорят, что первая любовь причиняет боль, а безответная – разбивает сердце. Насмешка судьбы ещё никогда не была такой горькой, потому что в таком случае от сердца Гермионы не должно было остаться и ошмётка – Драко Малфой совмещал в себе оба этих понятия. Когда порозовевшая от переполняющих её эмоций Джинни плюхнулась рядом на скамью, Гермиона уже улыбалась её настрою, невербально обновив согревающие чары, действие которых начало ослабевать после полного учебного дня, и мысленно обещала себе не поворачивать голову в его сторону до конца ужина.***
За пределами стадиона шумела листва, разгоняемая резкими порывами холодного воздуха. Гермиона замедлилась, перейдя на шаг, пытаясь восстановить сбившееся от бега дыхание. Съехавшая с макушки на затылок резинка мешала, совершенно не сдерживая буйные кудри, и девушка, воспользовавшись собственным разрешением на пятиминутный перерыв, остановилась, стянув её до конца. Корни волос были влажными от длительной нагрузки, но Грейнджер радовалась этому, как маленькая – это был первый раз за всю неделю, когда ей удалось согреться. Она пообещала, что зайдёт после занятий к мадам Помфри за Бодроперцовой настойкой, потому что подобные симптомы начинали её смущать. Болеть и пропускать занятия из-за плохого самочувствия – последнее, чего бы ей хотелось. Опустив глаза на циферблат наручных часов, Гермиона мысленно прикинула количество кругов, которое успеет сделать за оставшиеся четырнадцать минут. Глубоко вдохнула, размяв сначала одну стопу, затем вторую. Вытянулась на носочках, размягчив забившиеся мышцы икр и бёдер. И, затянув резинку по новой, побежала.***
Поменяв положение корпуса на более удобное, он расслабил одну ногу в колене, прислонившись плечом к деревянной опоре. Это было идеальное место для укрытия: далеко, темно и тихо. Его не было видно со стадиона, даже если заподозрить чужое присутствие, однако ему вид открывался просто изумительный. Она приходила сюда почти каждое утро на протяжении семи дней, пропустила лишь один раз, и этот день впоследствии оказался для него просто паскудным. Но больше она не пропустит, он это знал. Он не допустит. Этот день обещал быть прекрасным. Он наклонил голову, прижавшись виском к опоре под восточными трибунами. И позволил губам растянуться в улыбке, наблюдая за тем, как Гермиона Грейнджер совершала двенадцатый круг по полю для квиддича.