Наши дни.
Мэй по взгляду Кадзу понимает, что именно он собирается сделать со своим врагом. И она хочет оградить его от этого. Да, пусть в его прошлой жизни ему приходилось много убивать, но в этой… В этой нет. И кицунэ очень хочет, чтобы все так и оставалось. Ему не стоит пересекать эту черту. Нет. Мэй же её уже давно пересекла. Сейчас, в двадцать первом веке, они, кажется, поменялись ролями. В глубине её души поселяется скребущее чувство страха, которое не дает Мэй никакого покоя: она боится снова его потерять. Боится, что вновь обретенное счастье будет кратковременным… Что с Кадзу может произойти что-то ужасное, а она не успеет, не сможет помочь. Нет. Мэй во что бы то ни стало защитит его. Убережет. Потерять Кадзу и во второй раз она никак не может. Она не позволит кому-либо или чему-либо навредить ему. — Это лисьи… Приёмы, — отвечает кицунэ на его вопрос. Она желает отомстить тому, кто сломал жизнь Кадзу, причинил сильную боль. Заставить и этого человека страдать. Смерть — это слишком просто, слишком безболезненно… Есть кое-что похуже — жить и мучиться… От безумия.***
Империя Нойрë, шестнадцатый век.
Мэй провела несколько лет среди ëкаев, приспособившись к полудикому образу жизни. Привыкла жить с болью, которая поселилась глубоко в душе, и не замечать её, не обращать внимания. Но она всегда оставалась с ней, стала её частью. И иногда холодными ночами, глядя на небо, усеянное тысячами звёзд, в её сознании вновь возникал образ Кадзу. Она так сильно скучала — в такие моменты ей хотелось завыть от отчаяния, но кицунэ молчала, зная, что это не поможет. Он все равно не вернется к ней. Останется жить лишь в её памяти. Мэй по-прежнему поддерживала теплые отношения с кланом синоби, и, как и все остальные ëкаи, помогала им в случае необходимости. Иногда она виделась с членами клана в лесу и разговаривала с ними, обмениваясь последними новостями. Но в деревню их больше не приходила — просто не могла это сделать. Боялась, что это пошатнет и без того хрупкое душевное равновесие, заставит вновь задыхаться от боли и отчаяния. И тогда… Тьма может вернуться, и, возможно, побороть её уже не получится. Но все же настал тот момент, когда клану понадобилась помощь кицунэ, и Мэй пришла в их деревню… При печальных обстоятельствах — тогда, когда она была почти разрушена. Она не могла не прийти — эти люди были ее семьёй. Они были семьёй и для Кадзу. Вражеский клан напал на их деревню — он был сильнее и многочисленнее. Ниндзя Наито смогли дать отпор, но большим трудом. Они понесли большие жертвы — многие члены клана были тяжело ранены или убиты. Такао смог задержать одного из врагов. И теперь ему нужно было получить от него информацию: узнать местоположение их клана, а также дальнейшие планы. Как известно, синоби скорее умрет, чем расскажет об этом. Но Мэй может его заставить. У неё были свои методы. Все это время кицунэ развивала свою магию, научилась пользоваться ей в полной мере. Поняла, насколько она сильна. Мэй не могла не признать: это будоражило её сознание. Сила и власть над чужими судьбами пьянили. Кицунэ подходит к ниндзя вражеского клана, и чёрные тени тянутся за ней. Она останавливается, и они трепещут за её спиной. Синоби смотрит на неё, и Мэй замечает, как глаза его расширяются от страха. Она знает: по вине его клана погибли те, кого кицунэ знала. Хонг… Кими. Эти люди не были ей безразличны. Внутри Мэй, подобно лесному пожару, вспыхивает ярость. Она выставляет вперёд руку, и с тонких пальцев срывается иллюзия, а глаза её наполняются слабым синим свечением. Перед её врагом возникают образы невиданных чудовищ, самых ужасных обитателей Нараки — сама кицунэ растворяется в тенях, и синоби видит перед собой не девушку, а страшное, высокое рогатое существо с острыми когтями и клыками, с горящими алым светом глазами. Она издаёт утробное рычание, подходит ближе, и остальные чудовища приближаются к мужчине, окружая его, смыкаясь кольцом. Мэй усмехается, и иллюзионные твари начинают издеваться на ним, запугивать. Ниндзя не понимает, что все то, что он видит — ненастоящее. Для него все происходящее — реально, даже та физическая боль, которую он сейчас испытывает. Кицунэ делает шаг назад, удерживая магию. Её враг держится довольно-таки долго — но, в конце концов, измученный и полубезумный — он выдает местоположение собственного клана, говорит, что они собираются делать дальше. Молит, чтобы его мучения наконец-то прекратились: — Пожалуйста… — сбивчиво шепчет он, — Я сделаю все, что вы хотите… Мэй вспоминает про всех умерших от рук его клана, и на миг задумывается о том, что не хочет останавливается. Желает, чтобы он страдал и дальше — за каждого пострадавшего. Она качает головой, отгоняя эти мысли, и теперь они даже пугают её. Нет, её лисья магия не должна нести за собой хаос и разрушения, иначе этот путь приведет её лишь к одному — к превращению в ногицунэ. Ниндзя вражеского клана, чье имя Мэй так и не узнала, обессиленно опускает голову на плечо, бормочет себе под нос что-то неразборчивое. В этот момент в комнату заходит Такао, и девушка окидывает его беглым взглядом: колдун мертвенно-бледен, его руки и одежда перепачкана темно-алой кровью. Он едва на ногах держится, кажется, вот-вот и он без сил рухнет на пол. Кицунэ взмахивает рукой, и созданные ею иллюзии рассыпаются в воздухе синеватыми искрами. Такао явно удивлен тому, чему Мэй смогла научиться. — Получилось узнать что-нибудь? — тихо спрашивает он. — Да, — кивает кицунэ, бросая последний взгляд на пострадавшего от её магии ниндзя.***
Наши дни.
«Конечно же она изменилась, глупый.» (С их последней встречи прошло слишком много лет.) Он не знает, как она жила все это время, и что происходило с ней. Мысль о том, что наверняка ей пришлось пережить много боли, заставляет что-то внутри неприятно сжаться. Она видела не только его смерть — все, кто был ей дорог постепенно покинули её. Конечно, это все не прошло бесследно и изменило её. Насколько сильно? Кадзу пытается представить себе: какого это жить так долго. Выходит плохо. Он отбрасывает эти мысли прочь. Потом подумает об этом. Отчего-то ему не хочется знать, что она имеет ввиду под «лисьими приемами», да и просить её решить ещё и эту проблему — слишком. Это его месть, его путь — не Мэй. Порыв ветра подхватывает пряди её темных волос, и они опускаются ей на лицо. Кадзу так хочется поправить их, вновь коснутся её. Рука против его воли, тянется к Мэй, и он осторожно заправляет прядь за ухо. Она мягко улыбается ему, и взгляд янтарных глаз наполняется теплом. Волшебная. А сама всегда говорила, что неведьма… — Мэй, — наконец, серьезно произносит он, — Сам дальше. Это — мой путь. Но ещё раз спасибо тебе за помощь. И за то, что компанию составила. В её глазах на миг появляется какое-то странное выражение, которое у Кадзу разобрать не получается. — Хорошо, — говорит она. Несколько мгновений молчит, опуская взгляд, в нерешительности, — Но только будь осторожен. Пожалуйста, — последнее слово звучит совсем тихо. От услышанного сердце Кадзу ускоряет бег. Давно ему никто не говорил подобных слов… В ушах вновь начинает звенеть, в сознании всплывают воспоминания из прошлого: когда-то он и сам взял с неё обещание. Выжить. Любой ценой. Она просила о том же. Но только сам Кадзу это обещание сдержать не смог. — Буду, — отвечает он в тон ей, дотрагиваясь до её плеча. Мэй вновь улыбается ему. На миг их глаза встречаются — её янтарные и его темные. А после она произносит: — Ещё чаю? — Не откажусь, — отвечает Кадзу и проходит в комнату. Вновь прокручивает в голове их разговор с Мэй. Ей небезразлична его судьба… И он понимает, что и она ему тоже далеко не безразлична. Кадзу еще больше запутывается в паутине своих чувств, но одно все же знает наверняка: он хочет быть рядом с ней.