- Вы и в самом деле говорите, что не надо убивать?!
- Он демон, который похитил Оокунинуши! Порву их на части, никто не пройдет! – вопил бог лука и стрел, покровитель самураев под тщетные попытки Микаге успокоить его. – Да какая польза от девушки, ребенка и лиса!
Все-таки невзлюбил он Нанами, отчего ей всегда было неловко и даже немного обидно. Еще в Идзумо он как-то сказал:
- Ты никчемный человечишка, не путайся под ногами и не мешай мне! – надменно и презрительно кинул он, сложив руки на груди и встав в победной позе. И он этим гордится?!
-Вы так пренебрежительно и несправедливо относитесь ко всем людям? – наконец, терпению Нанами пришел конец. Он оскорбляет ее и не принимает, а значит, также относится к храму и самому Микаге, а такого она не может простить. - Вы не можете меня выгонять, я богиня храма Микаге и я…
- Ты и в подметки не годишься человеческой Богине! - слишком разъяренно выкрикнул он, словно была задета его честь. Значит, все же есть Богиня-человек или Бог-человек, которого он уважает?
- Огненная гора давно уже окружена нами. Рано или поздно мы их обнаружим. – Чуть ли не рыча сквозь зубы процедил Такехая, угрожающе схватившись за рукоять меча и немного вытащив меч из ножен, демонстрируя опасно сверкающую светло-серебряную острую часть оружия.
Нанами еле заметно поморщилась. Не нравится ей это все. Этот категоричный настрой: либо черное, либо белое. Этот тип, который называет себя Богом, кажется, презирает всех. Даже Томоэ достается, хотя это несправедливо. Разве он не явный пример того, что каждый может измениться? Его называют диким лисом, хотя он лучший хранитель, который может только быть в храме! И Нанами так обидно за него, чуть ли не до слез. Но сейчас не время об этом думать. Ей самой немного осталось быть с Томоэ рядом, поэтому она так хочет, чтобы он почувствовал себя таким нужным и любимым.
Нанами крепко сжала кулачки, впиваясь когтями в кожу, оставляя слега заметные следы, и тут же расслабляет руки. Не надо Томоэ видеть, что она так переживает за него, иначе совсем ходу прибавит. Нанами и так не успевает за ним и, кажется, уже никогда не успеет…
От мыслей ее отвлекает прижавшийся к ней вплотную ребенок, который сжал ее платье, словно она является спасательным кругом. Малышка тяжело задышала, совсем напугав и так чувствовавшую за это крохотное, беззащитное тельце большую ответственность Нанами. Она аккуратно и нежно, с улыбкой, положила на голову руку, бережно поглаживая по волосам, словно мама. Сработало безоговорочно, и Нанами надо было бы успокоиться, вот только ребенок вскинул на нее свои большие влажные глазки, заставив ее сердце медленно разрываться на малюсенькие кусочки.
- Отсюда до огненной горы еще приличное расстояние. Неужели ваша засада и есть это бессмысленное окружение? – язвительно и с раздражением кинул Томоэ. Даже находясь в этой форме милого пушистого белого лисенка, Томоэ все же остается Томоэ, к чему трудно привыкнуть, похоже, только Нанами.
- Мы воздвигли вокруг горы сильнейший барьер! Какие бы силы они не использовали, они не смогут разбить барьер и подняться на гору. Никто не пройдет!
- Предположим, что они смогли прорвать барьер, так мы сможем узнать их местонахождение, – спокойно и сдержанно сказала Нанами.
- На того, кто прорвется через барьер, я обрушу весь свой гнев, – хитро и даже гордо, снизив голос, словно его победа уже предрешена, сказал Такехая.
- Погодите, - от услышанного Нанами аж передернуло. – Не надо убивать Кирихито! – с вызовом, как могло многим показаться, особенно некоторым личностям, воскликнула она что есть мочи и сжала кулаки. Кирихито, он ведь ничего не сделал сейчас, верно?
У Томоэ навострились уши и широко распахнулись глаза от услышанного. Она волнуется за него? С какой стати?! Неужели это из-за того, что он прикасался к ее губам? А ведь люди такие непостоянные... Но эти мысли быстро вылетели из головы лиса. Это ведь его Нанами, такая добрая и сочувствующая… абсолютно всем! Дурочка! Милая дурочка… Если бы Томоэ сейчас был в нормальном виде, он точно не смог удержать улыбки, которую заметит не только Нанами, но и остальные, что послужит поводом для насмешек и приставучесть девушки. Все-таки от этой формы есть польза.
Краем глаза лис заметил маленький сжавшийся клубочек. Девочка села на присядки и, обхватив голову руками, сильно зажмурила глаза, шепча лишь одними губами, что никто не может услышать, кроме него.
«Что происходит с этим ребенком?»
- Появились! – неожиданно и опять громко и, никого не стесняясь, закричал уж слишком напыщенный, как индюк, бог, по мнению Томоэ. Он действительно чувствует себя здесь главным?
- Нашли! Отражение проецируется на хрустальном зеркале!
Нанами вновь вздрогнула. Сейчас произошло то, чего она боялась где-то глубоко-глубоко в душе, и сердце нездорово заколотилось. «Наверное, из-за болезни» убеждала сама себя Нанами, но ведь знает, что это не так. «Почему?» задает она вопрос, на который не знает ответа. Мучительный, усталый выдох-полустон срывается с ее губ. По всему телу разлетаются бабочки, что не очень-то и похоже на предсмертную агонию.
- За ним! Не отставать!
- Подождите! – ее буквально выдернули из своих собственных раздумий и словно дали хорошего пинка. – Господин Микаге, мы тоже должны поторопиться! – почти накинулась на него Нанами. Что хотите делайте, но Нанами точно знает, она поможет ему, поможет Кирихито!
А откуда такая уверенность? Откуда это странное и непонятное чувство? Она не помнит, что замечала за собой подобное в прошлом. Значит, метка бога так действует? Пробуждает такие забытые в человеке чувства, как сострадание, доброта ко всем окружающим, сочувствие и желание помочь? Нанами еле заметно улыбнулась. За то маленькое, даже ничтожное время, что ей осталось, она выложится и сделает мир немножечко, хотя бы на самую маленькую капельку лучше. Такова ведь, обязанность Бога? Как жаль, что многие боги забыли об этом.
- Сестренка, я тоже хочу пойти, - ее останавливает маленькая ручка, нерешительно держащая ее за платье.
- Ако, - даже немного строго сказала Нанами. – Ты должна остаться здесь.
- Нет! Я должна пойти, прошу тебя!
Нанами даже не услышала, что проворчал Томоэ. Прямо на ее глазах она подросла. С этой девочкой и впрямь что-то не так. Уголки губ Нанами сами немного приподнялись.
- Ако, - аккуратно и все с той же улыбкой на лице, начала она, словно сейчас подтвердиться то, о чем она давно размышляла. – Ты знаешь Акуру-Оу?
- Я не знаю, но… - с немного тусклыми и чем-то наполненными глазами, чем-то таким взрослым, что Нанами никак не могла понять, ответил ребенок. - Мне кажется, что я все время искала его.
Нанами улыбнулась, довольно закрыв глаза.
- Ясно. Томоэ, присмотри за Ако, - обратилась она к подергивающему хвостом лису, кинув взгляд на смотрящего в окно так любезно предоставленной Идзанами кареты ребенка.
- Ты, вроде, высоты боялась? – поглядывая на нее одним глазом, обратился лис. И впрямь, эти люди такие странные.
- Теперь, не боюсь.
- Память восстановилась?
- Я не знаю… - замолчала Ако, хотя явно хотела сказать что-то еще.
- Хоть я и не знаю, - приподнял голову Томоэ с навостренными мягкими ушами. – Но лучше всего, если ты не будешь приближаться к Кирихито. Этот человек не испытывает никаких чувств к людям.
- Даже если так, люди меняются, – ребенок смотрел на лиса таким же взглядом, как и Нанами когда-то, от чего Томоэ даже немного растерялся. Но лишь на секунду.
- Могут измениться? Дуреха!
«Даже если все в этом мире изменится, только он останется прежним».
Свинцовые тучи нависли над горой, почти у подножья которой можно было заметить достаточно худую, бледную разъяренную фигуру в черном рядом с белой, очень знакомой и мохнатой шевелюрой. Ятори был абсолютно спокоен, в отличие от Кирихито. По одному его взгляду можно было видеть, как он сворачивает эту мохнатую голову, однако быстро и даже совершенно неожиданно для его характера, Кирихито сдерживает свою злость и ненависть, отражая их лишь в наполненных презрением глазах, и брезгливо отталкивает от себя Ятори, а в следующее мгновение, Ятори за секунду закрывает собой его тело от яростного и испепеляющего гнева небес: молнии сокрушительным залпом обрушились на них, сопровождаясь диким ревом грома. Это все, что удалось разглядеть Нанами с такой высоты.
- Мы нашли вас, приспешники Акуры-Оу! – с аналогичным, как у Кирихито, презрением прорычал Такэхая, словно забыл все свои, мягко говоря, не весьма удачные стычки с Кровавым Королем. Эту наглость было сложно не заметить. Вряд ли он был бы таким смелым, будь Акура-Оу сейчас в своем полном сил теле. То же самое и с людьми, если человек чувствует свое превосходство над кем-то когда-то превосходившим его, кого боялся, он уничтожит и нещадно растопчет его с превеликим удовольствием. - Как вы посмели похитить Оокунинуши? Вас ждет смерть!
- Нашли! Там Кирихито! – нетерпеливо заюлозила Ако.
- Быстрее спускаемся! – в таком же нетерпении крикнула Нанами, давая команду.
«Такой милый… Нежный… Заставляешь меня волноваться… Кирихито, мой любимый малыш. Я ничего не боюсь…
Верно, если это ради тебя, то я ничего не боюсь. Я дойду хоть до центра земли, чтобы в этот раз непременно тебя вернуть»
- Если так и продолжится, то Кирихито успеет взобраться на гору! Да еще и Ако улизнула! Как она вообще смогла?!
Чувство паники накрыло Нанами с головой: ребенок каким-то волшебным образом испарился, Кирихито вот-вот заберется на гору и вернет себе тело. Что ей теперь делать? Какая из нее богиня, если она не может защитить ребенка? Куда она тогда вообще влезает!
- Жди меня там.
Словно прочитав ее мысли Томоэ глубоко вздохнул, немного попятился назад, приготовившись к рывку, и грациозно спрыгнул на землю, демонстрируя свои милые розовенькие подушечки, растянувшись в воздухе.
Неужели Нанами не понимает, что он все чувствует? Он знает ее лучше всех. Он все о ней знает, по-другому и быть не может. Поэтому бесполезно от него что-либо скрывать, но она упрямо продолжает это делать, зля и выводя из себя еще больше. И вообще, человеческие девушки такие странные, что сейчас, что пятьсот лет назад. Они слабы, уязвимы больше, чем даже человеческие мужчины, но все равно упрямничают. Вот какой смысл упрямничать, если все равно будет так, как должно быть? Почему так сложно принять заботу и ласку более сильного? Того, с кем точно будешь чувствовать себя в безопасности, а взамен лишь любить его, дорожить и отдавать всю себя? Томоэ этого не понимает, но читать Нанами как открытую книгу он может и умеет, и ему это нравится. Нравится предугадывать ее мысли желания и даже поступки. Он легко понимает ее, и никто не сможет ее понять лучше. В этом Томоэ уверен.
«Будь это не так, было бы куда сложнее».
Томоэ спрыгнул в нужном месте. Еще немного: он уже чувствует его тело. Здесь заканчивается грань и Кирихито уже почти достиг зоны огня, Томоэ не мог этого допустить. Он бежит изо всех сил в этом маленьком и неудобном теле, но сейчас не до жалований. Сам виноват, поспешил. Так, наконец, захотелось быть с Нанами, стать человеком, чтобы она улыбалась с ним, как с другими людьми, и Нанами, как он думал, должна быть счастлива, но она только расстроилась. Он ведь не понимает людей и далек от них. А зачем ему их понимать? Ему достаточно Нанами, а о людях он и так знает больше самой Нанами.
Он уже близко: пушистые уши уже подрагивают, улавливая разговор Кирихито с Ятори.
- Как же я рад, как я рад, - голос Ятори ничуть не изменился в отличие от его внешнего вида: сейчас он больше похож на разожравшегося безликого, покрытого белой шерстью. Он навис над бледным Кирихито, и он, кажется, понял только сейчас, что Ятори из себя представляет, однако отступать уже слишком поздно, да и не в его это принципах.
– Ну же, господин Кирихито, достаньте зеркало Оокунинуши. С этим зеркалом не будет страшен огонь, – уж больно не нравился Кирихито этот безумный пустой взгляд и улыбка Ятори. – Ну же, прошу, продолжите идти вперед, и осуществите наше заветное желание…
Выругавшись про себя и раздражительно цокнув, Кирихито с еще большей решительностью достал зеркало и… Томоэ оттолкнулся своими мощными лапами и, раскрыв пасть с опасно блестевшими белоснежными и острыми клыками, вцепился в руку Кирихито. Зеркало полетело вниз, издав хруст.
- Я не позволю пройти тебе вперед! Я еще с тобой не расквитался!
Перед его глазами быстрой лентой пронеслись картины обессиленной Нанами, которая пожертвовала свою жизнь ему. Томоэ видел, как он жадно впивается в ее губы, опустошая ее без остатка. Он видит, как ей больно, как она мучается, как исчезают искорки из его любимых глаз. Томоэ видит, как он облизывается и в насмешку оставляет ей жизнь всего на несколько месяцев. – Я обязан вернуть жизненную силу Нанами, Акура-Оу! – рычал Томоэ, готовя свои клыки безжалостно впиться в медленно бившуюся сонную артерию, когда-то его брата. Ему совершенно не жалко его, он мечтает, жаждет прикончить его голыми руками, растерзать его плоть зубами.
- Ты все еще жив, лис?! – кидает свой победный, раздраженный, озлобленный на весь мир и… даже радостный взгляд Кирихито. Он действительно ждал его где-то в глубине своего еле бившегося сердца. – И правда, все, кого ты любишь, умирают молодыми, – язвительно, с издевкой, с ядовитой ненавистью выплюнул Кирихито, наблюдая, как черные руки Ятори сковывают Томоэ, не давая и шанса на освобождение. – Не мешай мне, лис. – сквозь зубы прорычал он.
«Никому не позволю остановить себя!» - сжав чуть ли не до треска челюсти, проорал про себя Акира-Оу.
«Моя цель уже рядом, наконец-то! Уже можно попрощаться с этим никчемным телом!» - наплевав на все и на всех, шаг за шагом, он приближался к грани. Еще чуть-чуть! С каким трудом давались эти шаги, словно к его ногам приковали цепями к огромным булыжникам и он тащит их.
«Как только получу свое тело, никогда больше не вспомню о прошлом. Я должен вспомнить себя настоящего, каким я был. Я пойду только вперед!»
Ненависть. Дикая ненависть и жажда мести все больше и больше разгорались внутри него, отчего окружающий его огонь уже не так жег, более того, он уже ничего физически не чувствовал, кроме сильно сжимающегося сердца, казалось до размера сухофрукта. Они… Все они кинули, бросили его сюда, избавившись от проблемы! Но они еще заплатят за всё, все они… Он не пощадит никого.
- Кирихито! - истошный крик окликнул его, заставив развернуться и чуть ли не разорваться сердцу. – Я наконец-то нашла тебя!
Эти светлые, немного поседевшие от стресса волосы. Большие, наполненные слезами глаза и теплая нежная улыбка…
- Матушка…
Что-то ошпарило его внутри, это мягкое тепло приятно разлилось по венам, исходя из самого сердца, но одновременно что-то странное и такое отвратительное кольнуло его, разрастаясь неприятной рябью.
- Мама, как ты здесь оказалась? – растерялся Кирихито. Он и не заметил, как ноги сами понесли его к этой женщине.
- Я все время искала тебя, Кирихито!
Она так ласково взяла его за руку, заставив вздрогнуть его от избытка таких чувств, и улыбнулась такой мягкой и нежной улыбкой, какой еще никто ему так не улыбался и не смотрел…
- Говоришь, ты искала меня..? – слегка опешил он. – Ты хоть понимаешь, что это за место! – прикрикнул Кирихито, ожидая чего угодно, но не такого ответа, от которого ноги словно приросли к земле, не в силах сдвинуться:
- Конечно, знаю, - ее губы растянулись шире в улыбке.
- Ничего ты не знаешь! – закричал он и раздраженно откинул ее руку. – Тут не место для людей! Ты всего лишь…
«Слабая человеческая женщина. Какое отношение ты имеешь ко мне!»
Ему не нравились эти новые чувства, которые волной накрыли его. Они мешают ему! Она мешает ему! Они убивают его сущность!
«Но…»
- Если не хочешь умереть, немедленно возвращайся!
«Почему мне так неспокойно?»
Ее глаза вновь наполнились слезами, ком подкатил к горлу, не давая возможности даже спокойно вздохнуть:
- Когда ты чуть не погиб в заснеженных горах, мне было так больно, что я не смогла последовать за тобой. Я хотела поскорей прийти и обнять твое ледяное тело, - ей так хотелось расплакаться, обнять своего сына, прижать к израненному и изношенному материнскому сердцу. - Я бы заплатила любую цену, лишь бы вернуть тебя домой, – женщина тихо шмыгнула своим маленьким носиком, прикрывшись кимоно. – Хоть ты и вернулся домой целым и невредимым, но ты полностью закрыл свое сердце.
- Это одиночество, эта боль в груди делали тебя таким одиноким, будто ты все еще был один на этой ледяной горе. Поэтому я и решила, что в следующий раз я обязательно найду тебя и непременно смогу защитить от боли и страданий…
Маленькие, теплые и такие хрупкие пальчики аккуратно потянулись к холодной грубой руке, едва касаясь ее. Кирихито замер, слыша и чувствуя бешеные удары сошедшего с ума сердца и горевшую кожу под этим прикосновением. Что-то резко щелкнуло, и глаза его наполнились чем-то таким странным и необъяснимым, отражая всю его сущность, словно зеркало. Он впервые почувствовал себя нужным кому-то, почувствовал себя даже лучше, чем когда выпил жизненные силы.
- Чтобы не произошло, я всегда поддержу тебя. Ты больше не одинок, – губы женщины растянулись еще шире в счастливой и невероятной улыбке. Слезы крупными каплями скатились по щекам, застыв на искусанных губах. Она вся дрожала в истерическом мандраже, особенно губы. - Давай вернемся вместе, Кирихито…
Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба, и, наконец, он все понял: Кровавый Король уже никогда не будет прежним.
Он хотел протянуть к ней свою руку, вновь почувствовать это тепло, но…
- Ты должна умереть! Не мешай нам! – черная рука в миллиметре от его лица с ожесточением схватила бедную женщину за горло, сцепив на ней гадкие пальцы.
- Ятори! – закричал он что есть мочи.
- Господин Кирихито, - уж больно серьезно подал голос с нотками разочарования демон. – Вы не должны верить словам этой женщины! Вы же король Акура-Оу, - лицо Ятори в маске приблизилось к нему, сомкнув свои костлявые пальцы на его плече, немного надавив. – Что может понимать эта женщина?
Ятори всегда маниакально относился к личности Акура-Оу. Это восторженное выражение лица, эти повадки, пресмыкания, выполнение его любых приказов, а сейчас…
- Я убью эту женщину столько раз, сколько потребуется.
Кирихито сжал челюсти с неимоверной силой, но всего лишь скрестил руки на груди и опустил голову в своей манере.
- Звучит так, словно ты ее уже убил, Ятори, ты и в самом деле… - низкий угрожающий голос с выдохом сорвался с его бледных губ, вызвав у Ятори табун мурашек, что ему, видимо, безумно понравилось.
– Убил мою мать?!
Яд сорвался, словно с черных губ Кровавого Короля.
- А что такого-то? – искренняя интонация сбитого с толку Ятори. Неужели этим он собирался впечатлить его? И все же мохнатый шар всегда остается мохнатым шаром. Но этот низший ёкай считай посягнул на то, на что не имел право.
- Я больше не хочу видеть твою мерзкую рожу! – сорвав с него маску, прорычал Кирихито, нет, сам Акура-Оу прямо ему в лицо, кинув напоследок презрительный взгляд, и вновь продолжил свой и так затянувшийся путь к своему телу.
Верно, он все равно остается самим собой, неважно в каком он теле. И прямо сейчас взгляд красно-карих глаз принадлежал Кровавому Королю, который раздавил Ятори, как мелкую букашку. Униженный, оскорбленный, жалкий меховой шар одержимый Акурой-Оу сжал голову, волосы чуть ли не до боли. Горькая соленая пелена жгла глаза. А все из-за той женщины. Она очень сильно мешает!
- А людей, которые мешают, надо уничтожать! – его черная когтистая рука стрелой двинулась к пытавшейся до сих пор отдышаться упавшей женщине.
- Ако! – закричал Томоэ, частично выбравшись из оков. – Беги!
Но она не могла шелохнуться, ноги резко онемели, и подняться было невозможно. Да и человеческая реакция слишком заторможенная, особенно, если он скован страхом. Свист, вскрик заставил Кирихито на секунду отречено обернуться: его это никак не касается. Тело уже совсем рядом, он уже чувствует его. Он здесь только ради того, чтобы, наконец, вернуть то, что по праву принадлежит ему.
«Какое отношение имеет ко мне эта человеческая женщина!? Она сама пришла сюда, пусть сама и разбирается! - гневно цокнул Кирихито. Его не должно это волновать и не волнует. Его цель – это его тело и ничто не помешает ему. Он не вернется без него. – Если ты слаб, то должен умереть! Но…
Что я творю?!»
Кирихито в последнюю секунду обвил свои холодные руки, обняв эту женщину, источник тепла и света, и крепко-крепко прижал к себе. Острая и такая резкая боль пронзила спину. И все же человеческое тело слишком уязвимое, слабое и такое проблемное, что даже такой пустяк является смертельным.
- Мама, здесь очень опасно. Ты знаешь, как вернуться назад?
Струйка алой крови потекла по бледной коже, упав на землю. Черная рука резко вышла из плоти, толкая тело на землю, заставив Кирихито зашипеть и закрыть глаза от человеческой боли.
- Кирихито! – жалобный женский рев, смешанный с воем, раздался по все округе, врезаясь в уши каждому. – Кирихито, нет! – вмиг побледневшие руки затряслись как в лихорадке, тряся за плечи, пытаясь привести в чувства холодеющее и бледнеющее на глазах тело. Безуспешно. Бедная женщина аккуратно положила его голову к себе на колени. Трясущиеся ледяные руки судорожно прикасались и гладили по лицу, по черным волосам. Горячие, соленые слезы падали на смертельно белые фарфоровые щеки, приятно обжигая кожу почему-то улыбающемуся Кирихито. Со всей осторожностью он протянул из последних сил руку, прислонив ее к своей щеке, и аккуратно стер большим пальцем эти слезы с красных и опухших глаз. Ако тут же вцепилась в нее, судорожно целуя, и прислонила к своей горячей щеке.
Ошарашенный Ятори упал на колени. Почему. Почему он предал себя? У него ведь было все: красота, сила, власть! Разве он не хочет вернуться? Неужели он очеловечился? Он отказывается от всего? Вот он бы никогда не променял все это…
Воспользовавшись смятением Ятори, не менее растерянный Томоэ выскользнул из оков.
- Это не похоже на тебя… Это совсем не похоже на тебя! Ты не должен быть таким! – закричал Томоэ от нахлынувшего ужаса. – Ты не из тех, кто может пожертвовать жизнью ради человека!
«Он ведь никогда не изменится, так почему же…» Этим вопросом задавался Томоэ и никак не мог найти на него ответ. Выходит, он стал ближе к людям, чем…
- Сам удивился, как-то это само собой получилось, - с глупой улыбкой ответил Кирихито, смотря на лиса через маленькую щелку глаз. Холодная рука потянулась к Томоэ, держа какой-то яркий сгусток. Это тепло и энергию лис ни за что не перепутает ни с чем. – Остатки моей жизни, я отдаю Нанами… - Губы еле шевелятся, с трудом выговаривая так тяжело дававшиеся слова. Глаз уже не может фокусировать взгляд, поэтому он ухватывается за белое и пушистое пятно. – Этому телу уже конец.
Томоэ хотел подойти к нему, но Ако истерично закричала сквозь слезы, инстинктивно закрывая его руками:
- Нет! Не подходи! Я не позволю тронуть моего ребенка!
- Твой сын уже давно погиб в снегах.
«Это неправильно, он ведь не такой, он без спросу брал все, что ему нравится, все, что ему неинтересно, он уничтожал. Ничем во всем мире, даже собственной жизнью он не дорожил. Моего брата… »
- Прощай, мама…
***
«Больше… нет. Его не стало?»
- Акура-Оу, что изменило тебя?
- Я – это я, и я могу делать все, что захочу, – черные губы широко растянулись в веселой и счастливой улыбке, но… глаза все еще мутные, красно-карие. – Я слышал, что ты хочешь стать человеком? Мне сказала об этом Нанами. Эта девушка очень интересна.
- Можно сказать и так, - буркнул Томоэ.
- В итоге, хотя я так и не смог вернуть свое тело, но и человеческом показалось мне не таким уж и плохим. То, чего будучи ёкаем, я постичь не мог, теперь стало мне немного понятнее.
- Почему так получилось? Ты все время жаловался на неудобства своего положения, а на деле оказался довольно сильным парнем, да?
- Верно. Я хотел вернуть свое тело ради того, чтобы избавиться от этой бессильной оболочки. Я использовал все, что только смог. Я бережно обходился с тем, что могло мне пригодиться, то, что использовать я не мог, я постепенно менял так, чтобы оно стало мне полезно. И между делом незаметно, количество вещей, становившихся для меня незаменимыми, росло. Если бы не ущербность моего положения, я бы о них так и не узнал. В тот момент, когда ты прощался со мной, мне было грустно… Но только теперь я на самом деле понял, что ты чувствовал тогда.
- Брат, ты тоже полюбил человека?
- Смог полюбить? – на секунду задумался Акура, приложив указательный палец к подбородку и подергивая длинным черным ногтем. - Хм, наверное, - расслабился он, позволяя уголкам черных губ приподняться и разгладиться серьезным морщинкам на лбу, - поэтому, я больше не одинок! – Акура широко улыбнулся, весело демонстрируя свои белоснежные клыки. – У меня есть ты, есть мама, есть… Нанами, - полушепотом произнес он, прикрыв глаза.
– И теперь в моем сердце есть важные для меня люди и вещи. В нем больше не пусто. Думаю, ты понимаешь. Теперь, я чувствую в своем сердце тепло. Это чувство ни с чем несравнимо.
- Ты уходишь, Акуро-Оу?
«Подобно тому, как сделал я в прошлый раз…»
- Да, прошу тебя, позаботься о маме… и о Нанами. – он в последний раз вальяжно закинул руки за голову в своей непринужденной и, наконец, свободной позе. - Прощай, Томоэ…
«В этот раз, уходишь ты…»
***
Крепкие, мужские, братские объятия сменились отдаленным женским голосом и прикосновением ко лбу. Нанами уже была здесь.
- Я… думал, что он никогда не сможет измениться, но, став человеком, он все же смог. Скажи мне, Нанами, - с жалостью во взгляде Томоэ с немой мольбой заглянул в родные сердцу глаза. – Смогу ли я измениться? Я смогу быть таким же, как Акура-Оу? Я… смогу измениться?
Впервые Нанами расплылась в настолько счастливой улыбке.
- Обязательно сможешь! Нужна только твоя вера, и неважно сколько раз ты будешь пытаться. Ты сможешь измениться. Смотри, - так робко, как ему показалось, протянула руку Нанами, - что ты видишь?
Из луковицы, которую дала Идзанами, вырос невероятной красоты цветок. Она распустилась потому, что Томоэ всем сердцем принял человеческую сущность.
- Похоже, ты смирился с поражением, Ятори. Сейчас я снесу тебе башку! – Такэхая замахнулся клинком, готовясь нанести сокрушительный удар.
- Бог лука и стрел, не надо. Не надо опять препятствовать мне…
Черная тень начала медленно поглощать демона, пока он совсем не скрылся.
- Подожди, Ятори!
Еще немного, еще немного! Я так близок к своей мечте…
