И снова здравствуйте, я - Богиня!

Яркие и по-особому тёплые лучи утреннего солнца грели кожу, ласкали лицо, игрались и переливались в плавно покачивающихся мелкой рябью волнах. На небе ни единого облачка, словно синяя шелковая лента над головой. — Ну и духота, — простонал Мизуки, стирая на лбу проступившую испарину. — Самое то для пляжного отдыха, — будто бы сам себе говорит мужчина, поглядывая на кишащих в дали людей, измождённых жарой. В памяти непроизвольно начали всплывать воспоминания, когда они с Нанами отдыхали на пляже. Она была словно прекрасная нимфа, русалка на берегу океана. Влажные волосы с застывшими на них каплями, плавно, словно дразня, стекающие в ложбинку между грудей, по нежной коже бёдер, ключиц. Ах, как она прекрасна! — Будь так добр, сотри свою похабную улыбочку со своего лица. Томоэ говорит, как будто отстранённо, таким будничным тоном, однако глаза его слегка прищурены, уголки губ тянутся вниз. Он прекрасно помнит тот день. Особенно то, как сияли пронзительным лукавым блеском глаза змея, слишком знакомым ему. А ведь тогда даже Томоэ не мог безмятежно лежать. Он не мог оторвать от неё взгляда. До других вульгарно и слишком открыто разодетых девиц ему и дела не было. В отличие от мужского населения, которому Томоэ не терпелось вырвать похабно вытаращенные глазища. От одной мысли об этом Лиса окутывало жгучее раздражение, вплоть до дёргающейся брови. Единственное, что безумно радовало Томоэ, так это отсутствие Курамы. Хотя, он так благородно вызвался пойти в какое-то там агентство и «замолвить за неё словечко». А эта его сладкая улыбочка, что так уверенно поселилась на его лице со вчерашнего дня… И Томоэ понял, что его ещё никто и никогда не раздражал настолько сильно, по крайней мере, насколько он помнит. Томоэ вдруг перевёл свои прищуренные глаза. Акура-оу идёт плавно, специально замедляя шаг, идя рядом с Нанами почти ногу в ногу, вальяжно запрокинул руки за голову. — Мы пришли, — вдруг говорит Нанами. А Томоэ не смог сдержать нежной улыбки. Все угнетающие его мысли мигом развеялись, когда до ушей дошёл плавный, невероятно красивый, но немного непривычный глубокий голос. Резкий выступ, обрыв, на котором они стояли, был высоко над уровнем моря. И вид был просто невероятный, потрясающий даже для Томоэ. Белоснежный песок отсюда казался жемчужным, приятный ветер нежно ласкал кожу, спасая от этого адского пекла. Но Томоэ только немного позже начал замечать в себе нарастающее чувство тревоги. Сначала он не мог понять, в чём дело. А потом в него стрелой влетела кусающая мысль. А что они здесь делают? Для аякаши здесь высоковато, но не для такого, как он, конечно, а для человека — так и подавно! Всё это время он думал, что они начнутся спускаться вниз, к береговой линии, откуда и начнут свой путь к дворцу Короля Драконов. Но Нанами стоит над пропастью, блаженно прикрыв глаза. Уголки её губ немного приподняты вверх, плечи расслабленно опали. Может, ей просто нравится вид? Конечно, улыбнулся Томоэ, Нанами ведь невероятно любит наслаждаться красотой природы, умеет её находить даже там, где для многих людей растёт всего лишь какой-то цветок. И всегда любила. Он знает. Он помнит. Он помнит, сколько счастья было в её глазах, когда он отвёл её в место цветения сакуры, как она была очарована им. И, как бы ни прискорбно, отчётливо помнит её выражение лица на горе Курама. Но дальше произошло то, чего не ожидал ни Томоэ, ни кто-либо ещё. Одному Акуре-оу, кажется, было весело, да до такой степени, что губы его широко растянулись, обнажив острые белоснежные зубы. Нанами отошла на несколько шагов назад, затем отвела правую ногу, присев, будто готовится к прыжку. Губы растянулись её ещё шире, уголок рта взметнулся ещё ближе, а глаза озорно засияли. Резкое движение, словно прыгнула кошка, и Нанами уже летит с обрыва, сильно оттолкнувшись от земли ногами. Томоэ вздрагивает, тихо ахает вместе с ошарашенным Мизуки. Рефлекторно тянутся за ней, пытаясь догнать, поймать на ватных ногах. В отличие от Акуры-оу. Улыбка у демона широкая, растянутая, не прикрывающая острых зубов, а яркие желтые кошачьи глаза весело блеснули. Его широкие два шага более тяжёлые, более уверенные, прыжок более точный, более прицельный. Нанами прыгает вниз, чувствует, как ветер бьёт в лицо, обволакивая свой прохладой. Ах, это прекрасное ощущение полёта! Нанами чуть ли не смеётся с прикрытыми глазами, лишь тихие смешки слетают с её пухлых губ. Вдруг глубоко из самого моря закрученным водоворотом резко бьёт столб воды, мягко ловя девушку точно на середине пути. И замирает под шум воды. Смотрит на них озорно, с довольно приподнятыми уголками губ. Томоэ видел такое. Редко, но видел. Эта магия воды, что подвластна некоторым людям даже в эту эпоху. Хотя раньше, магов стихий было намного больше. Сами люди были ближе к природе. А сейчас загрязнение ядовитыми газами, выхлопами, другими людскими ядами, оскверняющими и воду, и воздух, и землю сильно сказывается на людях не только физически, но и духовно. Многие уже рождаются запечатанными, с закрытыми чакрами, у многих же они сами закрываются, но в течение жизни. Чаще всего за первые двадцать лет. Нанами смотрит на них с лёгким прищуром, как бы спрашивает, зовёт за собой. Всплеск, и водная гладь успокаивается. Лишь морская пена бурлит — как доказательство того, что только что Богиню и её хранителей утянуло на морское дно. Ничего не видно. Всё кружится, шумит, бурлит. Сквозь пузыри и пену было тяжело увидеть хоть что-то. Но Лисьи глаза с острым, вмиг вытянувшимся зрачком отчаянно ищут, когти пытаются нащупать сквозь этот сильный, швыряющий его в разные стороны поток. Но всё закончилось также быстро, как и началось. Водяные потоки перестают терзать Томоэ. Мужчина чувствует, как последний импульс воды буквально кидает его на пол, швыряет прямо на дорогую искусную плитку, вдавливает. Нанами опускается легко и спокойно. Каблуки её плавно цокают, когда та встаёт на твёрдую поверхность. — А ты рисковая, Нанами, — раздаётся прямо у её уха бархатный баритон с еле уловимой хрипотцой. Так близко, что Нанами чувствует, как его дыхание опаляет её кожу, а длинные алые волосы легко касаются шеи, задевая ключицы своим шёлком. Девушка тихо, почти незаметно встрепенулась, еле уловимо напряглась, но он заметил. Осанка её стала ещё ровней, еще натянутей, еще величественнее. Нанами плавно ведёт головой, пока не сталкивается с яркими нечеловеческими глазами. Акура-оу ухмыляется так уверенно, так лукаво, а Нанами приподнимает бровь вместе с уголками губ. — А разве, это не весело? — подавшись вперёд, дерзко отвечает ему Нанами таким глубоким, таким соблазнительным голосом, почти подступая вплотную, нагло касаясь его носа своим с самодовольно вздёрнутыми уголками губ. Она смотрит на него из-под томно прикрытых век, но демон чувствует, знает, что в карих глазах плещутся насмешливые искорки. Подумать только, это она дразнит его! Акура-оу ухмыляется, не сводит глаз с этих розовых пухлых губ, почти нагло облизывается. Демон чувствует, как внутри всё сжимается. Но всё же находит в себе силы воздержаться. Вот же чертовка! Но Король всегда оставляет за собой последнее слово. Когда тихие смешки срываются с этих невероятно нежных, пухлых губ, когда Нанами довольно прикрывает глаза, когда думает, что победила, Акура-оу подступает к ней ещё ближе, как бы проходит мимо, ненароком, совершенно случайно задевая своей рукой чувствительное девичье бедро, плавно, но быстро проводя по линии талии до самой груди и обратно. У Нанами расширяются глаза, а слова застревают на вздохе от его выходки. Мужчина ухмыляется, взгляд его так и говорит, самодовольно кричит о своей победе. Акура явно получал удовольствие от ситуации. Но Нанами лишь хмыкает, разворачиваясь на пятках. Цокот каблуков. Уверенные твёрдые шаги, возможно даже слишком уверенные и твёрдые. Нанами стискивает зубы, когда чувствует, как лицо её становится немного теплее, но по-прежнему остаётся неизменно белым. Поганец. Едко про себя думает девушка, с ядовитым смехом над самой собой. Но лицо её всё по-прежнему излучает всепоглощающее спокойствие. Нанами подходит к Томоэ, как и изначально планировала, и замечает, что он единственный и непонятно почему выглядит немного помятым, немного взъерошенным. Лис упал на землю прямо спиной и теперь сидит, слегка сгорбившись, держась за голову. Но встаёт до того, как подходит Нанами. Томоэ, слегка отряхнувшись от невидимой пыли, встаёт с гордой осанкой и как бы вальяжно и расслабленно прикрывает глаза. Но Нанами отчего-то хмурится. — Ты в порядке, Томоэ? — спрашивает она, а сама хмурится ещё сильнее, да так, что брови её сводятся к переносице. Но не успел он проронить и слова с мягко растянувшимися сами по себе губами, как Нанами требовательно взяла его за руку, закатывая рукав кимоно. Томоэ резко вдыхает воздух носом так сильно, что раздуваются ноздри. Сердце его отозвалось сильным пульсом в висках, когда Нанами с таким серьёзным и едва скользнувшим беспокойством рассматривала затягивающиеся на глазах порезы, проводит по глубокому нежной подушечкой пальца так аккуратно, боясь сделать больно. И тихо ахает, когда под её пальцами моментально затягиваются раны. И яркая и такая отчетливая мысль молнией бьет по пульсирующим вискам, и она настолько неожиданная, что застает его врасплох: Он невероятно, вплоть до окутавшего его безумия хочет прикоснуться губами к этим шелковым волосам, прижать её к своей груди так сильно, чтобы чувствовать каждый удар её сердца, каждый вздох и трепет её тела, чтобы она чувствовала себя защищённой, нужной и такой желанной… Чтобы она чувствовала себя за ним, под его защитой. — О, Томоэ-кун, — как из ниоткуда появился Мизуки с обеспокоенным выражением лица рядом с Нанами, — вот это тебя потрепало! Едва Богиня со своими хранителями прибыли с поверхности на территорию Дворца, они были торжественно встречены отрядом придворных, среди которых были и приближённые преданные вассалы Короля Драконов: красный лещ, камбала морской язык, каракатица и духи храма — два морских слизняка. Они приветствовали Богиню от всего сердца в низком поклоне и проводили в сам Дворец. Томоэ был напряжён с самого начала. Одно представление встречи с Рюо, своим давним врагом, вызывало в нём мягко сказать настороженность. Многовековая вражда, последние события и то, зачем же Нанами потребовалось посетить его Дворец. Но всё же нотки веселья и былого задора затмевали и дурманили голову больше. — Нанами, доченька! — донеслось до и без того чутких ушей ошарашенного Лиса с распахнутыми от удивления глазами. — Здравствуйте, — Нанами опустила голову в признательном поклоне, — Рюо-сама. До этого окрылённый мужчина, словно маленький ребёнок, теперь выглядел весьма озадаченным и расстроенным. Великий Король Драконов, что до этого встречал Богиню с распростёртыми объятиями, теперь подходил к ней украдкой, аккуратно, словно боясь спугнуть как маленького зверька. Но Нанами стоит твёрдо, с идеальной, как и всегда, осанкой, и с твердыми карими глазами, но точно упирается. — Просто папа, — непривычно нежно и аккуратно проговорил Король Драконов, брови его вдруг жалобно приподнялись, а глаза прикрыла туманная пелена растерянной грусти и совсем немного отчаяния. Но губы его растянулись так плавно, голос его тихий, ласковый. И Томоэ содрогнулся от таких ярых изменений. Вместо крикливого, вспыльчивого и безразличного Короля перед ним, а точнее перед Нанами был абсолютно другой мужчина, чьё выражение лица было так схоже с выражением лица Микаге. Который вдруг, словно из ниоткуда, взялся прямо за его плечом, расстроенно и чуть ли не со слезами на глазах от досады, прикрывшись рукавом кимоно, и тихо и жалобно бормотавший: — Она даже меня так не называет. Нанами глубоко и, как показалось Томоэ, неловко и смущённо вздохнула, широко раскрыв глаза, попыталась мило улыбнуться. — Дорогой, — раздался взволнованный женский голос хозяйки, — Нанами уже… Но не успев договорить, лишь завидев девушку, женщина, с выступившими на глазах слезами, которые непроизвольно сами начали катиться по её щекам, кинулась Нанами на шею, буквально чуть ли не повиснув на ней, крепко прижимая к себе. — Здравствуйте, — только и выталкивает из себя смущенно Нанами. Камехимэ растерялась, немного отстранилась с таким выражением лица, словно сейчас вот-вот вконец разрыдается. Но вовремя сдержавшись, её нежные, немного подрагивающие губы растянулись в счастливой и широкой улыбке. Камехимэ аккуратно и так нежно тянется ладонями к опущенному и растерянному в лёгком смущении лицу Нанами, поднимает его, гладит подушечками пальцев. И смотрит как любящая мать на своего ребёнка. — Просто мама, — нежно говорит она, и каждое её слово наполнено любовью и лаской. Нанами опять низко-низко опускает голову. А Томоэ впервые видит, чтобы ей было так неловко. Нанами очень смущена, но щёки её не алеют, по-прежнему бледные. — Хорошо, — тихо-тихо, почти шепчет Нанами, и, наконец, выдавливает из себя такое непривычное слово, — мама… И Камехимэ растаяла в широкой и счастливой улыбке со стеклянными от слёз глазами. Такое чувство, что она ждала очень долго, чтобы услышать это именно от Нанами. Королева со счастливой улыбкой смотрела на печального супруга, и пока Нанами, прикрывшись ладонью, стояла с опущенной головой, Камехимэ заговорчески поманила нерешительно стоявшего поодаль мужа. И Мужчина, кажется, воспрял духом. Всё так же медленно и тихо, он подошёл к смущённой и до сих пор не привыкшей к ним девушке. Казалось такой сильный, смелый и решительный Король Драконов теперь не мог с такой же уверенностью подойти, крадясь, словно к дикому зверьку. Со всей аккуратность, Король обнял Нанами, и объятья его такие тёплые, такие крепкие, что у Нанами закололо в груди, отдаваясь приятной истомой. Большая рука мужчины аккуратно прошлась по волосам, зафиксировавшись на затылке, другой, Король морей обнял её за плечи. — Ты наконец-то дома, Нанами, — говорит он и целует её макушку так по-отцовски и от того так непривычно. Сказать, что все были в шоке или же крайне удивлены до взметнувшихся вверх бровей и больших глаз — ничего не сказать. Все, опять же, за исключением Микаге, который жалобно что-то бормотал себе под нос, прикрывшись кимоно. Акура-оу слегка ошарашенно, но всё же больше с интересом слегка наклонил голову, осматривая своими кошачьими глазами развернувшуюся перед ним, признаться честно, неожиданную сцену. А вот на Томоэ и Мизуки это произвело неизгладимое впечатление вплоть до широко распахнувшихся глаз и раскрытого рта у Мизуки. — Солнышко, — встревоженно начала Камехимэ, — тебе бы пора давно уже привыкнуть называть нас мама и папа. — Простите, — только и говорит она, делая небольшой шаг назад. — Ничего, милая, — так ласково говорит Король с грустной улыбкой, проводя ладонью по нежной щеке. А у Томоэ не сходится картинка, не сходятся мысли. Чтобы грубый и безжалостный Рюо вёл себя как… как любящий отец? — Мы всё понимаем и надеемся, что скоро ты привыкнешь. Нанами горько ухмыляется, словно корит себя за то, что никак не может выдавит из себя, просто произнести. И Томоэ, почему-то кажется, что так оно и есть. — Нанами, — так ласково произносит Король, — возвращайся сюда навсегда. Мне будет спокойнее, если ты будешь рядом. Но девушка вдруг отступает от него на шаг назад, слегка нахмурившись. Ей явно не понравилось, к чему всё ведётся. — Пойми, — уже более настырно говорит он, держа её за руку, постепенно сживая сильнее, — я за тебя переживаю. Мне гораздо важнее, чтобы ты была цела и невредима. И я, в свою очередь, сделаю для этого всё. — Я не могу, — вдруг осмелевшим и более решительным тоном начала Нанами, — и ты это знаешь. Я Богиня Войны, а теперь ещё и Земли. Нанами не понимает, чем вызвана такая внезапная опека и настрой, и от того сильно напряглась. Обстановка начала нешуточно накалятся между, как выяснилось, отцом и дочерью. Нанами упорствовала, твёрдо стояла, лишь слегка нахмурившись. А Король Драконов начинал нешуточно закипать. Брови его хмуро сведены к переносице, зубы стиснуты. Он смерил её взглядом и строго, словно отчитывал маленького непослушного ребёнка, сказал: — Я принял решение, что тебе будет лучше всего остаться во дворце под охраной. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! — Ты имеешь в виду запереть меня и не выпускать? — таким же голосом спросила Богиня войны, приподняв бровь и сложив руки на груди.  — Если для твоей защиты это будет необходимо, то я так и сделаю! Мне придётся это сделать, Нанами! — чересчур грубо ответил Рюо. — Я не могу допустить, чтобы ты осталась без защиты. Его крик разлетелся по всем морям, не терпя никаких возражений, от которого затряслись, казалось, сами стены дворца. Стража вся сжалась, затряслась от подобного тона Короля, желая побыстрее убраться отсюда куда подальше и провалиться ещё глубже. — Да что такое случилось, раз ты вдруг ни с того ни с сего принял такое решение? — слегка дёрнулась Нанами, повысив голос. — А разве для этого ещё мало причин? — сказал король Рюо и перевёл свой взгляд на демонов, не упустив шанса кинуть на них ненавистный взгляд и не обделив никого из них. — По-моему, Нанами вполне может сама о себе позаботиться, — вмешался Акура-оу, нарушая минутную тишину. — И уж тем более постоять за себя. — Демонам уж точно слово не давали! — в конец разозлился Король Драконов. — Хочется того или нет, но Нанами — Богиня двух храмов, — непоколебимо сказал Томоэ, сложив руки на груди в рукава кимоно, не в силах слушать дальнего врага. — А мы — её хранители, — глаза Лиса изрядно сверкнули. — Лучше нас Нанами никто не защитит! Он тут же отпустил руку дочери и направился к демонам, попутно вытаскивая меч из ножен. Хранители даже бровью не повели, — уж слишком была предсказуема его реакция на их присутствие. Да им и не было страшно или тревожно, а, скорее, наоборот весело, совсем как в давние времена. Их это веселило, лишь раззадоривало, чем и были вызваны хитрые ухмылки в его сторону. — Не надо! — наконец позвала его Нанами, но тот её уже не слышал, одержимый желанием отрубить им головы. — Прекрати это! — Я запрещаю вам даже близко подходить к моей дочери! — процедил сквозь стиснутые челюсти Король, направляя клинок на Томоэ и Акуру-оу, стоя всего в паре шагов от них. — Мне кажется, это не вам решать, — усмехнулся Томоэ, специально выделив спокойным и слегка насмешливым тоном. — Уж тем более не тебе, Лис! — Я, хотя бы, не принуждаю её сидеть взаперти! — парировал Томоэ. — Послушай, Рюо, — Микаге решил вмешаться, ибо Король Драконов был в шаге от того, чтобы не начать кровопролитие прямо здесь и сейчас. — Нанами даровала Акуре-оу прощение. Неужели ты не доверяешь Нанами? Посмотри на неё, — чуть более напористо говорит Микаге. Король Драконов замер, с широко раскрытыми глазами, но лезвия не опускает. Как? Как его дочь мгла даровать прощение этому… этому… этому демону, который сейчас стоит перед ним и нагло по-хозяйски ухмыляется! Он погубит Нанами! Мужчина глубоко дышит от переполняющего его гнева, ноздри его широко раздуваются, грудная клетка вздувается и резко падает вниз. Камехимэ стоит, молясь про себя, чтобы никто, кроме Микаге ничего не говорил, иначе — быть беде. Она знает своего мужа. И знает Нанами, как тяжело ей даётся это напускное спокойствие. Если бы не Мизуки, который стоит сейчас рядом с ней, шепча что-то успокаивающее, поглаживая по спине, Нанами бы давно вспыхнула сильнее, чем огненная гора в Ёмино-куни. — Отец, — уже более спокойно говорит Нанами, чувствуя, как тёплая рука Мизуки поддерживающе поглаживает её по спине, лишь иногда доходя до талии и обратно. — Ты ведь знаешь, что, если ты меня запрёшь, я, конечно, посижу несколько дней. Но сбежать отсюда мне не составит труда, и тогда, я больше сюда никогда не вернусь. Рюо почти вздрогнул от её слов, сказанных таким уверенным, констатирующим и без того очевидный факт голосом. Упорство, настойчивость в железных почти чёрных глазах, спокойный голос, которым она добивает его. И сцепленные за спиной в замок руки. Что говорит только одно: Нанами так и поступит, и тогда они больше никогда не увидят её. — По-моему, ты забыл, — продолжает она, а Король напрягся еще сильнее, он уже чувствует, что именно дальше хочет сказать Нанами. — Именно благодаря Томоэ я сейчас с вами. Если бы он пятьсот лет назад не дал глаз моему предку, Юкиджи, меня бы здесь не было. И не известно, что было бы вообще. Нанами говорит плавно, размеренно своим чарующим голосом. И Король Драконов застывает, не в силах хоть как-то противостоять её словам. Потому что он прекрасно понимает, что Нанами права. И едкая мысль, что он обязан этому Лису, бьёт под самые рёбра, сдавливает и душит мерзкими пальцами. Король недовольно, но смиренно вздыхает, сжав челюсти и закрыв глаза почти до боли. Он всё ещё разозлён, он всё ещё не доверяет им и никогда не будет. Он уверен, они не заслуживают его дочери, они просто не достойны её. Но всё же с громким лязгом убирает меч обратно в ножны. Кидает колючий, пропитанный жгучей ненавистью взгляд на демонов и идёт к дочери, под облегчённый вздох супруги. Нанами тянется к нему рукой, чувствуя, как мужчина напряжён, как разъярён, но всё же мирится с этим ради неё. Она аккуратно проводит подушечками пальцев по его правому глазу, точнее там, где он должен быть, прямо как всегда делала в детстве. — Дорогой, — ласково зовёт его Камехимэ, проводя нежными пальчиками по его ключицам, по линии плеч и смыкая руки за его шеей, — мужчину шрамы только лишь украшают. Особенно такого могущественного, как ты, — говорит он с улыбкой, оставляя лёгкий поцелуй на губах мужа. — С этим тяжело не согласиться, — со вздёрнутыми уголками губ вторит Нанами. Бушующая ярость Короля Драконов потихоньку успокаивается, плечи его опускаются, но он по-прежнему напряжён. — Единственное, что меня останавливает не отрубить тебе голову, это Нанами. Что мой глаз, моя сила теперь течёт по её венам, наполняет духовной энергией. Она — моя плоть и кровь. — Именно поэтому я вижу аякаши и наделена духовной силой, — поясняет Нанами, со сцепленными сзади руками. Следующий момент словно происходил в замедленной съемке: хранители застыли на месте, переводя глаза то с Нанами и Короля Драконов, то на Томоэ, для которого эта информация стала не просто неожиданной, а сбивающей с ног. Всё перевернулось. Странные, совершенно несовместимые чувства смешались вместе, вызывая просто невероятный коллапс. Нити судьбы переплелись просто в невероятный узор, и рисунок далеко ещё не закончен. — Раз уж один вопрос мы решили, — вдруг совершенно иначе, совершенно другим серьёзным тоном говорит Нанами, прерывая минутное молчание, — пора вернуться к делу, и, как я понимаю, более важному. Рюо вновь напрягается, ведёт головой, разминает шею, выравнивается во весь рост. Как будто специально оттягивает этот неизбежный разговор, но который обязан состояться. Король понимает, и всегда знал, что Нанами — действительно сильная, она, его хрупкая дочь, которую он считает своей безоговорочно, ведь кровная связь, особенно подкреплённая духовной энергией, сильнее — чем многие физические людские. Это так странно, люди так быстро взрослеют, стареют и умирают. Всего двенадцать лет назад Нанами была такой малышкой. И лишь мысль о том, что Нанами ждёт то же самое… Король сжимает кулаки почти до мелкой ряби. Нет. Он сделает всё, чтобы жизнь его единственной дочери была как можно дольше, даже по меркам аякаши. Он знает, что сейчас творится на земле, что там опасно, как никогда. Но, сколь угрожающими и твёрдыми ни были его речи, против воли Нанами ему будет слишком трудно пойти. Светлая просторная зала для обедов вызывает неимоверное восхищение. Приятные оттенки синего, голубого и белого, большие люстры со спадающими жемчужинами, позолоченная мебель, обитая синим королевским бархатом. Огромные картины, отображающие морской мир, невероятно красивых русалок и просто морские пейзажи. Огромный стол, пышащий изобилием блюд. Ещё дымящиеся креветки темпура, якизакана — традиционное блюдо из рыбы, приготовленное на гриле прямо на открытом огне, из-за чего рыба получается хрустящей, унаги-но-кабаяки — угорь, покрытый соусом и обжаренный на углях, низакана — скумбрия, сваренная в соевом соусе, тонко нарезанная почти прозрачными ломтиками рыба фугу, нежное сашими — традиционное блюдо из сырой рыбы, нарезанной кусочками, каждый из которых просто тает во рту. А также различные крабы, мидии, устрицы, креветки, что здесь были особенно вкусны. — Так и что же такое случилось, раз уж великий Король Драконов так обеспокоен? — ровным тоном спрашивает Нанами. Глаза её тёмные, сосредоточенные, локти опираются на край стола, руки сцеплены в замок, на который она давит подбородком. А с другого конца стола подобным образом сидит сам Король, по правую же руку от него сидит Камехимэ, и лицо её такое же обеспокоенное, чем-то серьёзно озадаченное, что редко можно увидеть. А значит, действительно случилось что-то серьёзное. Король сильно напряжён, причём не только тем, что по правую и левую руку от Нанами сидят сильнейшие демоны, которые, смешно сказать, теперь верные хранители, что само по себе уже абсурдно. Демоны так и остаются демонами, как бы их сейчас не называли. Однако на данный момент, есть куда более важные проблемы, игнорировать которые просто нельзя. — Много веков назад, а возможно, даже и тысячелетий, — озадаченно начал мужчина, и слова его тяжёлые, словно само воспоминание даётся с неимоверным трудом, — был один бог, который в человеческом мире известен как Сусаноо, старший брат Аматэрасу, был изгнан с небес и спустился на землю, очутившись на горе Торикама, возле реки Хи, что в провинции Идзумо. Там он наткнулся на пожилую чету богов по имени Асинадзути и Тэнадзути, которые горько плакали. Когда Сусаноо спросил, почему они плачут, боги ответили, что когда-то у них было восемь дочерей, но восьмиголовый и восьмихвостый змей Ямато-но Ороти каждый год требовал одну из них. Так у них осталась восьмая и последняя дочь — Кусинада-химэ, которую он возжелал. Он предложил убить чудовище в обмен на супружество с Кусинада-химэ. Пожилая пара согласилась, и Сусаноо начал приводить в действие свой план победы над змеем. Сперва Сусаноо превратил Кусинада-химэ в гребень и воткнул себе в волосы. Затем велел Асинадзути и Тэнадзути построить большую ограду с восемью воротами. Перед каждым из ворот было сделано возвышение, а на возвышение поставлена бочка. В чаны они налили чрезвычайно крепкое саке. Когда приготовления были закончены, все стали ожидать прибытия змея. Когда Ямата-но Ороти появился, он вполз в забор и заметил саке. Опустив все восемь голов в чаны, он выпил спиртное до капли и вскоре погрузился в глубокий пьяный сон. Сусанноо использовал этот шанс, чтобы напасть. Он мечом изрубил чудовище на куски. И резня была так велика, что река Хи потекла кровью. Но когда Сусаноо рубил четвертый хвост, его меч разлетелся на куски. Рассматривая ту часть хвоста Ямата-но Ороти, что сломала ему оружие, бог обнаружил в плоти чудовища еще один меч: это была легендарная катана Кусанаги-но Цуруги. В конце концов, Сусаноо предложил Кусанаги в дар своей сестре Аматэрасу, и ему было позволено вернуться на небеса. Меч передавался по японской императорской линии из поколения в поколение. И был одной из трех императорских регалий, вместе с зеркалом Ята-но Кагами и самоцветом Ясакани-но Магатама. Говорят, в нынешние дни меч, добытый из хвоста Ямата-но Ороти, хранится в святилище Ацута, что в Нагое. — И победа Сусаноо над змеем является поводом для ежегодных празднеств в различных синтоистских храмах, — задумчиво закончила Нанами, — знаменитый был праздник. Но люди забывают древние традиции. — Так гласит людская легенда, — серьёзно и более озадаченно продолжил Король Драконов. — На самом же деле Сусаноо мёртв. Ямата-но-Ороти слишком силён, умён и коварен, так что такая жалкая глупость не могла его одурачить. Даже мне было не по зубам с ним справиться, — руки его сами по себе непроизвольно сжались. — Ямато-но-Ороти и Рюо были заклятыми врагами на протяжении многих веков, — говорит Карехимэ с тяжёлым вздохом. — Он был сильнейшим демоном, что знали моря и земли. Боги ему были нипочём. Он волновал целые океаны, захватывал моря, сушу, охотился за редкими магическими артефактами. Кровь лилась рекой и стекала в такое же красное море. Крал, присваивал себе, убивал, забирал, что вздумается. И только Рюо мог противостоять ему. — Мы бились с ним на протяжении многих веков, пока однажды, действительно не был изгнан бог Сусаноо. Вот только для Ямато-но-Ороти переломить ему хребет было, как переломить соломинку. И тогда… Но Король Драконов вдруг замолчал. Было видно, каждое слово даётся ему с трудом, не то, чтобы воспоминание о заклятом враге. Но здесь что-то другое… — Я запечатал его. — Резко, словно обрубил мечом. — Пару дней назад, был слишком сильный выброс негативной энергии, — серьёзно сказал Микаге, поправляя очки. — Тогда версию с Церемонией, что проводилась в Южных землях Тайного мира, мы отбросили сразу, потому что она проходила каждые сто лет, и первое, о чём мы подумали — это энергия, выплеснувшаяся в ночь Кровавой Луны. Но потом оказалось, что это была сила Гримуара — сила из Вечного мира. Как выяснилось, этим последние три месяца занималась Рицка-сан. Второе наше предположение — выплеск энергии где-то за стеной. Бишамон и Уважаемая Рицка обещали разобраться с этим. Но потом, энергия страны Жёлтых вод окончательно сбила нас с правильного пути, когда Акура-оу вернул своё тело. — На самом деле, эта энергия выплеснулась Ямото-но-Ороти. Печать была разрушена. Он освободился. Вот, что было в его голосе. След утраты, сожаления за то, что не смог сделать, след растерянности и ярости. А также страх. Страх за последствия, за то, что теперь сделает вырвавшийся на свободу демон. Он будет мстить, и тогда, и земля, и море умоются кровью. — И ненависть ёкая никуда не денется, даже если его не видят, — задумчиво протягивает Нанами, приложив костяшку указательного пальца к губам. — Наоборот, она лишь росла в нём с каждым годом всё больше и больше. И теперь, когда он на свободе, поляжет ещё больше, прежде всего людей, на которых он спустит свой гнев. Нанами изрядно нахмурилась, брови её сильно свелись к переносице, отчего лоб покрыли крупные морщины. Акура ловит каждое её движение, каждый жест. Смотрит, как поджались её губы в лёгком еле заметном оскале, как прищурились её глаза под прикрытыми веками и черными длинными ресницами, и ловит себя на том, что просто не может от неё оторваться. Нанами делает глубокий вдох, и её грудь высоко вздымается и плавно опускается. Она облокачивается на спинку стула, складывает под грудью руки, отчего та, чёрт возьми, так приподнимается. Акура заглянул ей в лицо уже более открыто, пытаясь понять, что скрывается за этой чёрной железной пеленой, что закрывает прекрасные нежные глаза. Но отныне в них только сталь. И Акура глубоко вздыхает. Её настолько сильно это беспокоит? Люди рождаются, люди умирают, это естественно. Но… Нанами не была бы Нанами, если бы не беспокоилась о каждой душе, которую может спасти. Даже такую тёмную и прогнившую, усмехнулся демон. Но Акуре не нравится её взгляд. Такой сухой, чёрствый, отдалённый. Да он готов поклясться, что все её мысли только о том, как бы с ним справиться в одиночку. И Акуру-оу это до жгучего кома задевает, заставляет челюсти сжаться чуть ли не до хруста. Он что, в её глазах мебель какая-то что ли? Она ведь просто может его попросить. И мужчина еле сдерживает свои губы, чтобы те не растянулись. Точно, теперь его жгучая злоба переплавляется в жгучее желание. Он хочет, чтобы она сама попросила его, чтобы поняла, что нуждается в нём. А как же иначе? Он может всё! И Акура вдруг понимает, что так хочет увидеть эти благодарные, восхищённые его силой и мощью глаза, обращённые на него, как никогда и ничего не желал. А когда он чего-то хочет, хищная улыбка чуть ли не вырывается наружу, он всегда это получает. Мысль о том, как эта девчонка будет на коленях умолять его со слезами на глазах защитить и помочь — слаще любого персика, что он так любит. Она будоражит всё его нутро, переворачивает, разжигает задорный обжигающий огонь. — Получается, раз он только освободился, то ещё достаточно слаб, — озадаченно говорит Мизуки, слегка нахмурившись, придерживая подбородок двумя пальцами. — Ему потребуется время, чтобы полностью восстановить свои силы. — Значит, — таким резким и уверенным голосом говорит Томоэ, — мы должны его остановить прежде, чем он это сделает. — Найти его будет не так просто, — напряжённо цедит сквозь сжатые челюсти Король, не спуская с Лиса ненавистного взгляда. — Но всё же маленький шанс у нас есть, — непоколебимая твёрдость и уверенность исходит от Нанами. — Его энергия не могла иссякнуть полностью. Он по-любому оставит след. — А потом Нанами немного задумалась. — Люди долго собирали знания об аякаши. Сейчас много тех, кто изучает фольклор и ёкаев. Главное, собрать по крупицам все сведения, которыми мы располагаем. Она встаёт ровно, гордо, с величественной осанкой. И решительно добавляет таким холодным тоном, в котором чувствуется смертельная угроза, что значит одно: Богиня Войны идёт в бой. Жестокий, безжалостный, беспощадный. — Я займусь этим немедленно.

***

— Нанами, умоляю, будь осторожнее, — непривычно тихим, мягким голосом говорит Король Драконов на дворцовой площади. Мужчина крепко прижимает Нанами к своей широкой груди, словно пытается закрыть её собой, прикрыть ото всех. И Нанами сама не ожидала такого от себя. Так послушно приникает к нему, утыкается носом в плечо Короля, согнувшегося в три погибели. Рюо сжимает челюсти до скрипа и сжимает её ещё сильнее. Он не хочет её отпускать. Ему кажется, что если он прямо сейчас отпустит Нанами, он больше никогда не увидит её. — Мы потеряли Исо. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится. Моё сердце просто не выдержит, — тихо-тихо, с жалостью и печалью в голосе почти шепчет Король. — Совсем недавно, во время Церемонии, я видела принцессу Исо, — также тихо говорит Нанами, и губы её мягко растягиваются, однако с тенью сожаления и грусти. — Она улыбалась. Говорила, что очень скучает по вас и что хочет вас увидеть ещё хоть раз. Поэтому, — и улыбка её такая светлая, обнадеживающая, заставляющая поверить, что всё непременно будет хорошо, — я не могу умереть. Я пообещала, что исполню её желание. Рюо замирает, не в силах сказать хоть слово. Нанами немного отстраняется, заглядывая в лицо Короля. И видит, как оно изменилось, преобразилось. Сквозь чёрную тень печали, что поселилась на его лице, Нанами увидела надежду, что затмевает собой мрак. Король стоит, и чувства его такие противоречивые, бушующие, подобно шторму в открытом море. Ему больно, что Нанами до сих пор отстранена от них, ещё не может принять их любовь и заботу, но ещё больнее, что от его допущенной ошибки, Нанами в опасности, он не смог уберечь её, обеспечить беззаботную безмятежность. Но одновременно вместе с этими бурлящими, разъедающими до костей чувствами, к нему пришла надежда. Её слова заставили поверить даже его в светлое, чистое будущее, что всё будет хорошо. Король нежно, почти невесомыми движениями прикасается двумя ладонями к её прекрасному лицу, приподнимает его. А затем целует её в лоб, готовясь отпустить. И отпускает. Нанами возвращается к хранителям со светлой улыбкой, что кроется в приподнятых уголках губ, такой яркой, что кажется, может разогнать любую скорбь. — Если с головы моей дочери упадёт хоть один волос, я порву вас на куски, — и голос его такой жёсткий, словно острый клинок, разрубающий тело. И, признаться честно, от которого действительно становится не по себе. — Можешь не сомневаться, — напоследок говорит Томоэ. И вдруг, когда столб бурлящий воды начал постепенно обволакивать Нанами, Мизуки и Микаге, скрывая их за белоснежной пеной, куда вальяжной походкой направился Акура-оу, губы Томоэ растягиваются в ухмылке. — И ещё кое-что, — и голос его кардинально меняется. — Она — моя! — с некой уверенностью произнёс он. — Повтори… Что ты сейчас сказал, Лис?! — процедил сквозь зубы король Драконов, заставив уверенные и даже хитрые фиолетовые глаза серебристоволосого мужчины смотреть на него, а не на его дочь, что скрылась за столбом воды и уже на четверть пути к суше.  — Нанами — моя, Рюо! — таким же, как в первый раз, голосом произнёс Томоэ, глядя в тёмно-синие глаза давнего врага. И когда рассвирепевший Король дёргается к нему навстречу, замахивается на него своим тяжёлым мечом, готовясь отрубить демону голову, Томоэ самодовольно ухмыляется, резко отталкивается ногами от земли в самый бурлящий поток, что уже унёс и его, и Нанами на берег. Рюо долго стоял, тяжело дыша, ноздри его широко раздувались, словно из них выходит пар, грудная клетка расширялась и рваными рывками сжималась. Он всё прокручивал и прокручивал в голове слова этого Лиса, его взгляд и самодовольную уверенную ухмылку. И то, как смотрел на его дочь аловолосый демон, вернее, что было в его глазах, что плескалось в них озорными огнями… заставляло Рюо во что бы то ни стало скорее вернуть Нанами во дворец. Да хоть сейчас рваться за ней! Никто не смел и на шаг подойти к разъярённому Королю, желая пожить на свете ещё хоть немного. Казалось, он разорвёт глотку любому, кто осмелится к нему подойти, хотя, так и было на самом деле. — Идём, дорогой, — нежно раздаётся над самым его ухом. Он чувствует, как его спину, шею, поглаживают нежные любимые руки. Мужчина вздрагивает, смотрит на драгоценную супругу, и взгляд его немного смягчается, но ненависть в них не потухает. Король немного грубым и резким движением берёт руки Камехимэ и нежно целует их. Рюо вместе со своими войнами и любимой королевой вновь отправился во дворец, всё ещё пытаясь переварить услышанное. Он будет думать об этом несколько дней и, наверное, даже забудет на какое-то время о том, что совсем недавно его злейший враг освободился. Что ж, это к лучшему, мужчина хоть не будет приставать к Нанами со своими родительскими наклонностями и желанием запереть её во дворце под надёжной охраной с ярым желанием защитить. Какое-то время.