***
Неловко поёжившись на своем, казалось бы, уже излюбленном стуле, Илья помотал головой, как бы оглядываясь, пусть и на самом деле ему уже становилось тошно. От лиц трёх волшебниц, неожиданно упавших на его голову? От кабинета с вечным бардаком, где один неровный выдох, и та стопка книг тут же свалится? От холода, который сквозит через большое круглое окно с видом на простирающийся дождь? От страха? От самого себя? — Ещё долго? — спросил Илья у Маши, в то время пока она с рядом сидящей Снежкой упёрто колдовала над уже знакомой синей дверью. Девочка, прищурив свои зелёные глаза, не оборачиваясь к парню, пытаясь не выдать в голосе раздражение, коротко сказала: — Скоро. Тишина снова заполонила комнату. Илья просто кивнул, приковав свой взгляд снова к своим блестящим красным туфлям. Он и без вопроса знал, что рано или поздно они всё же войдут в эту комнату, да и, если быть с самим собой честным, не имеет смысла мешать той, кто сейчас, в отличие от него, занимается делом. Маленький укол совести тут же стал словно яд отравлять разум совершенно иными и ненужными мыслями, которые парень позволить мог себе лишь в одиночестве, в безобманном и бесхитростном — по крайней мере, стараясь — общении с самим собой. — Я не понимаю… — внезапно спросила до этого молчаливая Алёнка, всё это время бездумно смотрящая в пустое мусорное ведро возле стола, о который она и опёрлась. — Почему бы Астэру просто не сказать, что профессор Звездочёт невиновен, а всё это дело рук Любавы?! Девочки у двери слегка встряхнули плечами, а Илья, ещё какое-то время назад желавший отделаться от этой рыжей девчонки, выпрямившись, сказал: — Думаю, вряд ли теперь в это поверят без каких-либо доказательств, — он перевёл задумчивый взгляд к окну. — Особенно, если предположить, что рассказал ваш друг, — Алёнка вскользь глянула на Илью, после чего ненавязчиво развернулась к подругам, будто те затылком могли уловить полноту её негодования этим парнем. — Вы, кстати, не рассказали о его роли во всём этом. Послышался уже ставший знакомым щелчок, обозначавший, что ещё одна шестерёнка встала на своё место, и Маша, устало поправляя очки, пока Снежка разминает затёкшую кисть, повернулась к Илье. — Нам бы самим это узнать… — сказала она, несмотря на внешнюю задумчивость, твёрдо. — Сейчас, например, меня больше беспокоит эта дверь и то, что в любую секунду сюда может зайти кто угодно. Взгляд сквозь стёкла зелёной оправы, направленный на Илью, был полон порицания. Неприятная тишина, повисшая в комнате и больше не прерываемая скрежетом металла и треском льда, стала прохладным воздухом щекотать затылок, в то время как поза неожиданно стала малоудобной до такой степени, что и вовсе теперь казалась неуклюжей. — Да кто сюда может зайти? — Астэр, может быть, — вновь развернулась Алёнка, махнув рукой. — Чей это кабинет, по-твоему? Закатив глаза, Илья встал со стула, на немного пройдя вглубь кабинета. — Вроде как кое-кто из нас и ворвался сюда с криком «Астэр», или нет? — он с ухмылкой покосился на уже успевшую раскраснеться Алёнку и гордо вздёрнул подбородок, будто лицо девчонки стало для него своеобразной наградой. — Так почему мы теперь должны его бояться, а? — Просто если мы в следующий раз попросим постоять на стороже, — начала Маша, до того как у Алёнки вовсе успела зародиться идея, что ответить наглецу, — то постой хотя бы несколько минут, а не сразу садись на стул. Волшебница земли вновь повернулась к синей двери, размяла шею и лишь одним жестом руки подозвала снова к себе Алёнку, явно довольствующуюся данным Илье ответом. И пока тот занял освобождённое место у стола, Рыжова, как и во все предыдущие разы, принялась раскалять неподатливый металл, который с помощью её магии огня мог принять любую форму всего лишь за несколько секунд. Для того, чтобы этот процесс дал какие бы то ни было плоды, контроль над всем брала та же Маша, сумевшая прознать тайну запутанной головоломки, но не в силах доступно донести разгадку друзьям. Она давала чёткие указания Алёнке, где должен накалиться металл, чтобы нужные механизмы заработали слаженно, когда Маша к ним приступит. Всё это действие занимало поначалу достаточное количество времени, чтобы Илья успел заскучать, но сейчас, возможно, вновь вернувшееся настроение огненной волшебницы помогало управляться ей с поставленной задачей проще бывалых разов так, что Снежка за ненадобностью смогла наконец-то встать и размяться, походить взад-вперёд и, наконец, заглянуть в окно, холод за которым её не пугал, а, наоборот, успокаивал, напоминая суровые, снежные и родные края. В конце концов, она решила остановиться у стола, встав сбоку от пристроившегося поскучать там парня, которого тут же стала краешком глаз рассматривать, как какую-нибудь диковинку. Большие голубые глазки бегали туда-сюда по уже заметившему их Илье, отчего тот невольно съёжился. — Что такое? — не выдержав, спросил парень. — Вот думаю, какой ты, Илюшенька, — казалось бы, равнодушно произнесла Снежка, наконец-то прямо заглянув парню в глаза. Тот, скрестив руки на груди, в свою очередь недоверчиво и слегка настороженно нахмурил брови. — То вроде ленишься обычно, а тут сейчас вот с нами пошёл Варечку спасать. Хотя она тебе почему-то не нравится… Да и нам ты не помогаешь. Малость приоткрыв рот, Илья смотрел на девчушку, взгляд которой, как и раньше, не выдавал ни холода, ни тепла — полнейшее безразличие, отчего прямота её слов будто бы должна была обойти его стороной, но на самом деле пронзила в самое сердце. В секунду отвернувшись, он подал корпус вперёд, выпрямился, а как только краем глаза уловил, что Снежка тоже отвернулась, снова повернулся к ней. Она задумчиво глядела на подруг, пристально цепляя взглядом каждую мелочь в них. То и дело волшебница отводила глаза куда-то в сторону от них, поджимала губы и сразу же потом смотрела на синюю дверь. Следя за этим, Илья ясно понимал, кого же она видит на том пустом месте. Месте пустом лишь от того, что здесь нет её. — Снежка, — тихо произнёс он и легко, едва касаясь, дотронулся до её плеча. Даже не дрогнув, девочка непринуждённо повернулась к нему, вновь одним взглядом проникая в самую его суть, которую он уже почему-то не хотел скрывать. Словно жалкое оправдание, как он сам рассчитал, он выдавил из себя на одном выдохе: — Я, правда, хочу, но у меня не… — Получилось! — закричала Алёнка, победно взметнув руками, отчего ещё не догоревшие искорки пламени взметнулись вверх. — Да, Алёнка, — быстро поправив спавшие очки, Маша одним уверенным движением провернула механизм вправо, после чего послышался тот самый щелчок, от которого пробежали мурашки по всему телу. Одна за другой, шестерёнки проворачивались, цепляя друг друга своими зубчиками, пока не дошли до самой верхушки. — Получилось. Потянув Алёнку за собой, Маша решительно встала, а взгляд всё ещё боязливо бегал по всем механизмам, которые казались теперь одним живым организмом. Снежка тут же зачарованно подошла ближе к подругам, а Илья, сделав короткий вздох, остался следить за происходящим около стола. Раздался звонкий металлический скрежет где-то с той стороны двери, тут же противно ударив по ушам. Стук прошёлся по стене, заставляя её буквально трястись. Потом ещё один и ещё. Девочки синхронно сделали шаг назад, пока Илья наоборот пылко подошёл ближе. Медленно омерзительный шум овладевает всей комнатой, а скрежет становится всё громче и громче, отчего все присутствующие незамедлительно закрывают уши, но уже знакомый Алёнке грохот прорывается в её сознание, как надоедливая мысль. Стук и скрежет, и вот уже вся комната будто бы ходит ходуном. Ящики комода безвольно выдвигаются, все стопки книг рушатся, заполоняя собой весь пол, а на них летит из ниоткуда взявшаяся гора бумаг, перьев и прочей ненужной, казалось бы, чепухи, сыскавшей в этом месте своё пристанище. Ещё несколько секунд, и Илья, несмотря на всё своё любопытство, выбежал бы из этой комнаты — куда подальше от этого гадкого шума, действовавшего на нервы, а за ним, не размышляя, последовали бы и девочки. Но уже меньше, чем через секунду, неожиданно всё смолкло. Внезапная тишина отдалась звоном в ушах. У некоторых подкосились ноги, а у других и вовсе перехватило дыхание. Все застыли, решаясь лишь иногда краем глаза взглянуть друг на друга, пока всё внимание к себе приковывала одна-единственная вещь — синяя дверь. — Я одна это вижу? — неуверенно спросила Алёнка, чья дрожь в голосе подтолкнула Снежку сделать ещё один шаг назад. — Конечно же, одна, — процедил Илья, махнув рукой, — мы же здесь все кроме тебя слепые, да? — Хватит! — твёрдо отрубила Маша и тут же нервно сглотнула, хотя ей казалось, в горле уже давно пересохло. Голубое свечение, мигая и становясь всё ярче, било в глаза, но волшебница земли лишь нахмурилась и, сдавалось бы, на негнущихся ногах подошла ближе к двери. Рука машинально потянулась к сияющим узорам, завораживающе складывавшимся в различные созвездия, но, почувствовав обжигающее тепло, так и повисла в воздухе. Маша сделала глубокий вдох. Ладонь плавно поплыла вниз по линиям, останавливаясь на каждой встречающейся на пути звездочке, которые, девочка знала, готовы были тотчас сжечь тянущиеся к ним пальцы. В воздухе ощущалось это напряжение, сдавливающее виски, и даже Илья, ставший за последние несколько минут слегка нетерпеливым, под его гнётом не мог ничего сделать, кроме как молча наблюдать, как обрамлённый голубым светом силуэт Маши стоит напротив той самой двери, к ручке которой уже тянется её рука. Так медленно, боязливо, но стойко. Сомнения в голове пытались сжиться на контрасте с надеждой, таившейся в сердце. Той самой надеждой, которую нельзя подпустить близко, но и держать на расстоянии не получается. — Аккуратнее, Машенька, — произнёс тоненький голосок, на который почему-то рефлекторно повернулся один лишь Илья. Снежка взглянула на него, словно удивившись ещё сильнее, чем была удивлена уже прежде, а парень, нахмурив брови, резко отвернулся, вперив свой взгляд в пол. Он понял, что единственный услышал её сейчас. Пускай на это не было времени, от этого стало почему-то жутко неловко. Чудилось, будто возникла некая связь между ним и ею. И сама мысль об этом Илью неприятно коробила. «Кому я пытаюсь что-то доказать?» — спросил он самого себя, засмотревшись на свои красные туфли, обыкновенно идеально начищенные до блеска. Сейчас они словно насмехаются над ним и над всей ситуацией, в которой он оказался. Буквально кожей почувствовав уже ставший знакомым взгляд, ухмыльнувшись, как ни в чём не бывало, Илья бросил взгляд на огненную девчушку, стоявшую слева от него. Алёнка, слегка встревоженная происходящим, не отрываясь, глядела на парня, а в её больших карих глазах плясал привычный огонёк, сливаясь с отражающимся, словно в зеркале, голубоватым свечением. Начиная потихоньку понимать для себя нечто важное, Илья смотрел в них, видя самого себя, так же безвольно вылупившегося на него, в этих чёрных зрачках, до тех пор, пока Маша лишь одним движением не распахнула дверь. Резкий яркий свет ослепил глаза, что не все сразу до конца поняли, что произошло. — Машенька, — взволнованно прикрикнула Снежка, тут же, спотыкаясь, подбежав к подруге, — давай я помогу. — Спасибо, Снежка, я в порядке… Усердно потерев глаза, Алёнка прищуренным взглядом заозиралась. На мгновенье ей показалось, что она переместилась в другое место, в другой мир, откуда люди больше не возвращаются. Но, заметив поблизости скривившееся лицо Ильи, точно так же привыкавшего к яркому свету, поняла, что до сих пор стоит в кабинете Астэра. Отдавая отчёт почти всем своим поступкам, Алёнка понимала, что не заслуживает оказаться вместе после смерти с этим невыносимым парнем рядом. Поэтому, пару раз проморгавшись, она подошла к своим подругам, тут же заглянув Маше через плечо. — Да у тебя же ожог! — неожиданно воскликнула Алёнка, округляя глаза, вовсе позабыв о ярком свете. Слегка нервозно Маша сложила руки на груди, спрятав пострадавшую ладонь под кофту. Боль, пульсируя, разливалась вверх до самого локтя, но девочка упрямо не хотела её замечать, приковав своё внимание к яркому свету, стоявшему стеной прямо в проходе к кабинету профессора Звездочёта. Слегка повернув голову, Маша взглянула на Илью, который тут же поймал её многозначительный взгляд. — Так, подружки, — тут же встрял парень, расталкивая прилипших девочек от волшебницы земли, — Маша сказала, что она в порядке, поэтому не будем задерживаться. Ноги в руки и вперёд, в кабинет Звездочёта, Алёнка! — Что?! — огорошено спросила Рыжова, тут же позабыв об ожоге подруги. — Почему это я первая должна идти? Наигранно тяжко вздохнув, Илья подошёл к ней со спины, крепко взяв за плечи. — Понимаешь, — начал он, подталкивая девочку к проходу, — если взять тот факт, что мы не знаем, что нас там ждёт, можно сделать вывод, что послать туда сначала будет разумнее того, кого не жалко, — он беглым взглядом пробежался по волшебницам и посмотрел на яркий свет, точно как и Алёнка, от страха — пусть она бы ни за что в этом позже не призналась — не обращающая внимание, что её глаза начали уже слезиться. — А из всех нас не жалко только тебя! — Чего?! — тут же вспылила волшебница. — Мне, например, тебя не жалко-а-а-а! Не дослушав возмущения, Илья грубо и резко толкнул двумя руками Алёнку вперёд, приложив в это действие максимум своих усилий, чтобы любая попытка ухватится за что-то провалилась с треском. Так оно и произошло. В спешке подхватившись, Маша и Снежка лишь смогли разглядеть, как рыжие хвостики их подруги пропадают за ширмой из света и как там, где секунду назад был невыносимый вопль, теперь стоит гробовая тишина. — Илья! — прикрикнула Маша, с осуждением глянув на парня, отошедшего на пару шагов назад. — Ты сама попросила, — как ни в чём не бывало ответил он, слегка нервно поправляя растрепавшиеся волосы. Чуть ли не буквально махнув рукой на парня, чтобы того задеть или просто смахнуть, как пылинку с монитора, Маша стремительно приблизилась вплотную к проходу, чей яркий свет жестоко и беспощадно ослеплял её. Из глаз давно стали течь непроизвольно слёзы, но она без какой-либо жалости к самой себе пыталась увидеть, почувствовать, понять, что скрывается там, за этой выросшей на её пути стеной света. Преграда, разделявшая её мир надвое, и, если переступить за неё, казалось, что ту, вторую половину, ты потеряешь навсегда, оставишь позади себя со всем, что так любил и чем так дорожил. А останешься ли ты на той, другой половине, с чем-то или задрожишь от страха под весом пустых карманов — неизвестно. Волшебница земли смогла отвести взгляд от завораживающей пелены света, лишь почувствовав, как её вспотевшей ладони коснулись холодные пальцы подруги. Сначала лишь кожа тыльной стороны ладони, позже кончики пальцев, и вот их руки сплетены в крепкий замок. Глаза подруг были наполнены необъяснимой уверенностью, взявшейся, казалось, на первый взгляд из ниоткуда, но на самом деле, родившейся в них задолго до этого момента. Лишь стоило первый раз заговорить Маше с Варей с новой ученицей Волшебного колледжа — забавной, рассеянной и странной, как это стало неотъемлемой частью их самих, связывающей и объединяющей воедино, заставлявшей действовать. Вот и сейчас. Они действовали. Одновременно переступив через порог, всё также держась за руки, они тут же погрузились в глубину света, в котором секунду назад каждый, без сомнения, боялся утонуть. Илья не успел ни подбежать, ни сказать ни словечка, ни моргнуть. Остался всё так же стоять, придумывая в воображении продолжения их образа за этой непроглядной стеной. — Постойте! — прокричал он наконец в пустоту. — А мне что делать-то?! Тяжёлая нерешительность в ногах и бушующая кровь в голове, мотающаяся туда-сюда: с выхода из этого, казалось, уже проклятого кабинета и на вход во что-то, казавшееся ещё хуже проклятья, пускай и мгновенье назад не представлявшееся даже угрозой, чтобы толкнуть туда подружку. Кулаки невольно сжались от раздражения, будто всё тот же яд просочился под кожу и стал бродить под ней, смешиваясь с кровью. Носки красных туфель застучали по полу, пока Илья пытался прислушаться не столько к окружению, как к самому себе. Мысли прыгали с одного полушария на другое, будоражив всё сознание, решавшее, к какой из них прислушаться, какая идея станет полноценной хозяйкой едва ли не всей оставшейся жизни. Два простых по выбору пути не равносильно склоняли к обыденности. Той самой, где он спокойно живёт в своём безмятежном мире, из которого каждый желающий проверить себя на прочность пытается его вытащить. И их глупая настойчивость раньше чуть ли не злила Илью, выводила из себя, била по лицу, оставляя красный след на бледной коже. А теперь-то что? Теперь он сам решает бить себя, но не в лицо, а прямо в душу. В свою любимую, уставшую, обреченную душу, которую он сам обрёк, сам истязал и сам лишь полюбил. Выбор был сделан давно, но только сейчас будто Илья решился на него. Шаг. И ещё один. Лёгкий холодок, обволакивающий кожу так сладко, что теплота, в которую окуналось тело спустя секунду, была сродни лаве в жерле бушующего вулкана. Илья задержал дыхание и скрипнул зубами. Прошла буквально секунда — один шаг, но Илья никак не мог отдышаться. Согнувшись пополам, он пытался вобрать ртом воздух, но в груди неожиданно будто кто-то разжёг огонь. Тело начало разрывать на части. Бывшее раздражение сменила паника, пробираясь под кожей в голову. Расплывчатый взгляд пытался зацепиться за что-то, как за спасательный круг. Сначала в голубом, застилающем пространство свете он заметил два силуэта, стоявших впереди него. Они тянулись руками куда-то вперёд, медленно переставляя ноги, которые явно не хотели их слушать, будто что-то, что не позволяет Илье сейчас вздохнуть, не позволяет им сделать шаг. Рассеянный взгляд стал пытаться сфокусироваться вдаль, туда, куда руками тянулись эти два силуэта и откуда сейчас шли странные извилистые волны, рассекая голубоватый воздух белыми свергающимися линиями. Виски пульсировали, и с ними одновременно Илья терял ясность мыслей. Он точно осознаёт сейчас, что видит Машу и Снежку рядом, понимает, что они тянутся туда, где сейчас стоит Алёнка, уже взмахнувшая собственный посохом, понимает, что слышит хруст стекла, и ощущает, что его тут же подбрасывает в воздух. Всё тело на секунду сдавило так, будто намеренно оно захотело превратиться обратно в маленькую точку в не ведавшей края Вселенной и точно так же оно, быстро передумав, вновь стало самим собой. Через пару минут Илья уже поднимался с пола, ухватывая за собой Машу, которая кое-как могла стоять на ногах, пока всё кое-как пытавшаяся отдышаться Снежка свернулась в клубок на полу. Парень кинул на неё жалостливый взгляд и застыл, осознавая лишь то, что сил у него нет ни сделать шаг дальше, ни камнем рухнуть вниз. Ясность в затуманенной голове вновь потихоньку брала командование над телом, некоторое мгновение тому назад бившее сейчас угасающей паникой. С огромной тяжестью Илья понимал, что сейчас наверняка ему лучше, чем всем остальным. Маша и Снежка пробыли в этом аду на несколько минут больше него. Момент, когда тело начало приходить в себя, показался секундной вспышкой, потому как сразу Илье стало ещё хуже. Он аккуратно спустил на пол Машу, которая больше не сотрясалась в жалких попытках отдышаться, просто повиснув на плече парня. Но Илья не придал этому значения, точно так же, как и не придал значения тому, что Снежка, в точности как и подруга, не подавала больше никаких признаков того, что она в сознании. Ватные ноги подкосились, с невыносимой болью кидая парня на холодный паркет. Жизнь, реальна она или нет, представлялась сейчас сном. Мрачным, бесцветным, лишённым всякого хозяина в нём. Илья будто был не здесь, будто отстранился. Пересиливая самого себя, он пытался оглядеться. Глаза слипались. К горлу подступала тошнота. Ноги, руки, туловище и шею сковала судорога. Он был обездвижен и безэмоционален, но всё равно, казалось, обомлел, увидев знакомые два рыжих хвостика, волнами раскинувшиеся по ковру. Не было сил думать. Он просто чувствовал, как по щеке скатилась слеза, а за ней другая. Как в горле пересыхает, а сил сглотнуть нет. А позже, как в тишине, давящей по ушам, вновь появляются звуки. Мучавший до этого жуткий звон прекратился, уступив место тихому шёпоту: — Сли-и-ишком поздно… — произнёс знакомый голос с лягушачьим акцентом. — Он уже-е-е зде-е-есь… Ритмичный стук шагов послышался где-то сзади. Они приближались всё ближе. Внутри Ильи всё замерло от ужаса, пускай тело всё так же и лежало неподвижно, будто стало ему не принадлежать. До сих пор он балансировал на грани реальности и того, что казалось ему концом, встречу с которым он отчаянно сопротивлялся встретить. Шаги были уже перед его глазами. Огромные ботинки остановились прямо перед ним. Илья к ужасу понял, что бесконтрольно затаил дыхание от страха и вдохнуть больше не в силах. Черный плащ промелькнул перед глазами, которые тут же закрылись, погружая Илью в забвение. — Это всё? — вспылила снова Алёнка, начиная раздражать уже саму себя от бессилья в ситуации, в которую попала. — Как нам это поможет: плащ и ботинки?! — Пока ты размышлять над этим будешь, хотя бы замолчишь на секунду, — тут же ответил Илья и, оперевшись головой на другую попрохладнее решётку, от жалкого удовольствия прикрыл глаза. — А так, что вспомнил — рассказал! Какие ко мне претензии, подружки? — Никаких, — безэмоционально ответила Маша, лёжа на полу, запах которого давно перестал отталкивать, и разминая, насколько это было возможно, кисти рук, хоть недавний ожог давал о себе знать при каждом движении. — Просто мы застряли непонятно где, непонятно насколько… — И непонятно, — по-обыкновенному спокойно продолжила Снежка, сидящая с закрытыми глазами в центре своей клетки, — что собирается с нами делать тот, кто нас здесь запер. Все медленно устремили взгляды на Снегурочку, но промолчали, тут же устремив глаза в мирно спящего в тёмном закутке профессора Звездочёта. Никому нечего сказать. Пусть они и были вместе, но каждый остался с самим собой наедине. В своей собственной красной темнице с железными прутьями решеток. И вырваться из чужих лап или из собственных было сейчас невозможно…***
Впервые за эти несколько дней, даже не кинув взгляд на часы, Влад понял, что наступило утро. Дождь мелодично всё тарабанил в окно, а парень живописно окружён кипой исписанных бумаг и её клочков, принявших на себя груду немыслимых, казалось Мороку, ошибок. Словарь был давно откинут в сторону за ненадобностью, потому как сейчас перед глазами воцарилась крупица той истории, ставшей понятной лишь благодаря усердной и кропотливой работе, которая заняла без остатка всю ночь. Влад уже было привычно пробежался по своему принявшему корявый вид почерку, а потом за всё то время, проведенное здесь, решил выйти. Никогда вроде бы и не помогал этот восхваленный свежий воздух собраться с мыслями, но всё же, сидя в этой душной комнате с непонятными перепадами температуры от горящего магического огня в камине до бушующего вполне реального ветра за окном, Морок ещё больше сомневался, что способен вынести из всей добытой ему информации хоть что-то нужное. Да и что-то внутри, на самом деле, подсказывало, что ему стоит прогуляться. С самого первого взгляда на этот блокнот Влад понял, кому он принадлежит, без всяких на то знаков, просто почувствовал это — будь то интуиция или что-то другое. И теперь, идя туда, куда ведут его коридоры, он лишь думал об одном-единственном имени и обо всём, что с ним связано. Селена Дивайн-Грейс. Первые листы Влад встретил с маленькой долей энтузиазма, что предвещал тут же и сразу раскрыть все тайны маленькой записной книжечки. Но, перелистывая страницу за страницей, парень терял ту былую уверенность. Найденное и переведённое им не впечатляло, а цепляло примерно столько же, как если бы он нашёл чьё-то грязное бельё в шкафу. Записи представляли собой нечто личное, что явно Селена не готова была рассказать вслух ни кому-либо, ни самой себе. На страничке её дневника с лёгкостью могло уместиться три, а бывало и четыре дня, в которые она кратко умещала один и тот же смысл раз за разом: «Как мне сохранить саму себя здесь?» Остановившись возле окна, Влад заглянул в своё отражение в холодном стекле. Взъерошенные волосы, которые А́ртур никогда не допустит на себе, напомнили Мороку о самом себе. О том, как сейчас, вместо того чтобы от усталости свалиться на мягкую кровать, он идёт, не теряя ни секунды, дальше. Дело всей жизни — перевод заклинания из «Трактата об истинной магии». Потеря его равносильна смерти. И Селена всем своим нутром её ощущала. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду. Влад прочувствовал это в её словах, в которых она, пересказывая события прошедшего дня, высказывала раз за разом неодобрение по поводу указаний начальства, стоявшего ещё выше неё. Селену раздражало, когда её ставили работать с кем-то в паре, когда её труд изворачивали наизнанку, что ей самой было тяжело определить, где в нём осталась «она», когда среди прочих имён терялось её имя, которое по существу должно было стоять самым первым в списке. Вместе с тем заклинанием в землю закопали и её, оставив тело без души скитаться бесцельно по земле, на которой, пусть и из каждого угла кричали об её особенностях, об её усердиях, об её таланте, никто даже и не представлял, насколько она бессильна защитить всё это — то, во что вложила всю себя. Селена не могла никому и ничего сказать, а, думая, что нашла пристанище для своих мыслей в своем маленьком блокноте, осознала, что и с ним ей страшно поделиться чем-то сокровенным. Потому просто писала: «Им следовало сделать по-другому. Я справилась бы лучше». Сухими фактами прошедших дней были исписаны десятки страниц, на которых уместились несколько лет впечатляющей жизни Селены Дивайн-Грейс. Всё шло своим чередом, не делаясь хуже, но и не меняясь в лучшую сторону. Бесконечные планы дел, которые были написаны разве что для того, чтобы хоть что-то написать, закончились в один прекрасный день на одной из страниц. Поднимаясь по незнакомой лестнице, Влад уже сейчас ощущал прохладу штормградского воздуха. Волосы прилизывал назад знойный ветер, но парень упрямо шёл вперёд. Держа руки в карманах принесённого Ксюшей пальто, а подбородок гордо поднятым вверх, он был одновременно озадачен, но полон пугающей его решимости. Подойдя к краю балкона, Морок дотронулся ладонями до холодного камня и безучастно посмотрел на раскрывавшийся перед ним в урагане порт. Теперь же Селене едва ли хватало одного листа, чтобы описать все чувства, переполнявшие её каждый день после встречи с тем, кого она уже при первом упоминании ласково назвала своей звездой, осветившей путь в непроглядной тьме её обыденной реальности. Работа стала отходить на второй план, пусть и осталась занимать неотъемлемое важное место в её жизни, которая давно стала принадлежать не ей, а пустой и бездушной верхушке. Жизнь, которую спас он, теперь наполняло нечто иное, что до этого было принято не замечать. Свет пламенной любви неоглядно разливался повсюду, наполняя теплотой каждую клеточку тела. Жить без него было теперь невыносимо и невозможно. Теперь мало было лишь иногда быть рядом с ним. Необходимо было обладать им, потому как она довольно быстро поняла одну важную для себя вещь. Чтобы у тебя ничего не отняли — этим нужно беспрекословно обладать. Влад сам не до конца понял, как услышал шаги за своей спиной и как в тот же миг понял, кому они принадлежат. Словно лишь сейчас накинув на плечи свой тёплый кафтан, Богдан прошагал прямо к перилам балкона, высовывая за него свою светловолосую бороду. Капли, попавшие ему на лицо, он тут же смахнул и легко, с ему свойственной задорностью выдохнул, растягивая на лице улыбку. Ещё с минуту Влад смотрел на него в тоскливом ожидании, но, к удивлению, богатырь не проронил ни словечка и лишь смотрел на простирающиеся виды перед ним. Записи в блокноте больше не делились по дням. Всё переросло в один огромный неразборчивый текст, где Селена, казалось, больше не играла роли. Всё было уделено ему. Каждая буква в слове связывалась с ним. И это пугало. Всё стало походить на сумасшествие. Для Влада было не понятно, дело и правда ли в любви? Но, как бы это ни казалось вечным, всё прекратилось в один момент, который предзнаменовали всего лишь пару строк: «Я знаю, что делать. Это ему поможет. Я обязана». После этого записи оборвались. Несколько пустых страниц бумаги будто хранили в себе тайну, которую никто и никогда не напишет и не прочтёт. То, что осталось лишь в воспоминаниях Селены Дивайн-Грейс. Всё, что, казалось, только началось, закончилось на последней помятой странице перевернутого блокнота, в исписанном засохшими чернилами тексте: «Лишь Штормград принял меня. Больше никто мне не поверит. Вопрос времени всегда ставил меня в тупик. Никогда я не чувствовала его настолько буквально. Чувствую, я скоро уйду. Позаботилась обо всём и знаю, что уйду одна. Сама расплачусь за будущее, которое увидит свет, но не меня в нём. Я сгораю, осознав твои слова…» — Назвавши кого-то звездой… — слова вырвались наружу сами по себе, разрушая благоговейную тишину, заполненную лишь бесконечным концертом неутихающего дождя. То, что вырвалось само по себе, вызвало у Влада лишь тень удивления, которая быстро растворилась в попытках быстро придумать оправдание своего странного поведения. Поразило наповал его совсем иное. Стоящий сбоку от него Богдан, который всё так же смотрел куда-то вдаль на корабли, простаивающие без дела, закончил его фразу: — Гори в нём беспощадно. Богатырь наконец-то повернулся к нему, и Морок смог настороженно заглянуть во всё те же дружелюбные светлые глаза, которые, казалось, он не смог бы спутать ни с какими бы то ни было другими, даже при огромном желании. Тревога легонько ущипнула его, отрезвляя. — Ты же про это лепечешь? — подняв брови, спросил Богдан. — «Назвавши кого-то звездой — гори в нём беспощадно». — А ты откуда знаешь? — только и мог произнести Влад, всем корпусом поворачиваясь к мужчине. — Так ты что ль, не читал?! — от того, насколько сильно поплыли вверх брови Богдана, Мороку на секунду стало стыдно за то, что он не знает, казалось бы, чего-то всем известного. Но, даже несмотря на это, парень почему-то внутри себя вздохнул с облегчением, отгоняя излишнюю тревогу вон. — Сказка вроде бы такая есть старая, про двух влюбленных. Я-то её знаю, потому как сёстры в детстве все уши прожужжали, так как зачитывали они её до дыр. А мне-то что было делать? Дом-то хоть у нас и большой, да от четырёх девиц с их там любовью никуда не спрячешься — сидел и слушал. — А если поподробнее, что в сказке было? — протараторил Влад, наклоняясь вперёд к приятелю, чтобы расслышать всё, что тот скажет. — Так сказка и есть сказка. Про любовь — значит, про любовь. Сударыня да сударь быть вместе хотели, да только не суждено было. Все против них встали, а они против всех. Девица та вроде оказалась волшебницей и наколдовала, чтобы с любимым быть заклинание, которое весь мир в Хаос обратило. Схожесть Морок уловил сразу же. Начиная догадываться, в чём суть, и вспоминая с каждым новым словом, произнесённым богатырём, обрывки из трактата, Влад в нетерпении твёрдо перебил: — Что было в конце? Слегка растерявшись, Богдан то ли для того, чтобы спрятать свою заминку, то ли в попытках вспомнить отвернулся, поглаживая свою бороду. — Да вроде как… Кхм… Не вышло у этих двоих ничего. Вот на прощание сударыня своему и сказала те слова. Последние силы потратила, чтоб сударь тот живым остался, да жил не один век после неё — коль нужно будет судьбе, ещё свидятся. — Почему именно эти слова? — Да звали того как-то интересно. То ли как звезду, то ли как-то ещё с ней связано. А про гореть и всё прочее тебе лучше у моих сестрёнок спросить, — он, скидывая подбородок вверх, радушно засмеялся, — Они про это сутками напролёт судачить могут, хоть по ним, суровым, и не скажешь, — Богдан горько усмехнулся, замолчал. Повернув голову, решившись излить в мир ещё хоть немного того, что так грело его душу день за днём, богатырь замер. Перекошенное от злости лицо Влада, ставшее вопреки бледнее, чем обыкновенно у него бывало, смотрело сразу и на него, и будто сквозь него. Отчего-то колеблясь, Богдан ощутил, словно только сейчас, какой в Штормграде холодный ветер. — Кхм… Хотя, честно признаюсь, не мастак, но, если тебе уж так не терпится, могу и я… Внутри будто что-то хрустнуло, надорвалось и рухнуло, расколовшись, задевая острием всё хорошее, что было. Что было немыслимым, теперь рухнуло на голову тяжелой реальностью. Прошлое пролетало перед глазами с бешеной скоростью, и лишь сейчас Морок будто бы наконец-то его понял. Какого это? Отрезвив всё сущее перед ним в одну секунду, этот парень туманил всё, на что Влад бы ни глянул, на протяжении недель. Отвратительно. Никогда раньше внутри не было так скверно. Голова закружилась, к горлу подкатил ком, от которого стало дурно, руки сжались в кулаки. Влад буквально слышал сквозь гром, как быстро стучит его сердце, когда изо рта с полным отвращением вырвалось одно-единственное существующее сейчас имя, про которое с такой гордостью в один из таких, казалось бы, недавних вечеров в Волшебном колледже рассказывал его, казалось бы, такой недавний друг: — Астэр… Всё, на что был способен Богдан в ту секунду — произнести всего лишь одну букву «О», растянувшуюся от удивления до смятения, перед тем как Влад молнией помчался по лестнице вниз. Упорно продолжать идти вперёд и на ходу прикидывать возможности скорого отъезда из столицы сейчас представлялось настолько важным, что парень попросту больше ничего не ощущал из настоящего, отвернувшись от своей крепчающей злости, словно обиженный ребёнок. Непомерная цепочка лжи наконец-то разорвалась. Явное теперь прокладывало дорогу, а тайному было суждено остаться позади. Весь разбушевавшийся ураган в голове, оставил незаметными торопливые шаги за спиной. Уже пройдя далеко не парочку метров, Морок заметил за Богдана, решившего не стоять столбом на балконе, а броситься за ним, будто мысля, что тому необходимо, что этот «тот» знает, что делает. Не стараясь скрывать истинное раздражение, Влад бросил богатырю через плечо: — Если у тебя нет готового корабля или хотя бы идей, как его сейчас достать, то отвяжись и оставь меня в покое! Голос перешёл на крик, который эхом отразился в пустом зале штормградского замка, пока не разбился о другой громкий звук. О звук скрежета металлических доспехов. Влад не смог даже как подобает удивиться, как уже понял, что их с Богданом окружила королевская стража. Копья в одно мгновенье звонко ударили в пол, после чего в тишине послышались размеренные шаги. Фиакр-Эмерик Трюдо неспешно прошёл мимо двух стражников, задирая свой острый нос куда-то вверх. По лицу старого мажордома разлилась ядовитая улыбка, с каждой секундой становившаяся всё шире, будто её обладатель чем-то наслаждался. — Господин А́ртур, — произнёс тот и коротко кивнул, отчего тревога вновь загудела внутри Влада, который не увидел привычную для поклона ему лысину. — Что-то случилось? — спросил Морок, голос которого тут же выдал его напряжение. Услышав такой глупый для него вопрос, Трюдо горделиво выпрямился, став как будто бы на голову выше прежнего. — Король и Королева ожидают Вас в тронном зале. Тихое дыхание и стук сердца. Тишина. Влад прищурился, стал глядеть по сторонам, сам не понимая, что ищет, зато прекрасно понимая, что вряд ли сможет использовать что-то, даже если и найдет. Страх всего лишь пошевелиться в такой дружелюбно настроенной к нему компании не говорил об этом, а просто с надрывом кричал. — Сударь любезный, — добродушно вышел вперёд Богдан, обводя взглядом окруживших солдат, — а что всё это значится, а? Обратив будто только сейчас на него внимание, мажордом поклонился богатырю и произнёс более приязненно: — Не тревожьтесь, господин Богдан Воиславович… — Бо-дя, — в ту же секунду, перебив, поправил Богдан, простодушно раздвинув руки в сторону. — Договаривались же, сударь. Улыбка на мгновение слезла с лица Трюдо, обнажив наконец-то истинную натуру, так подходящую главному служащему в тёмном замке, но уже через секунду вернулась обратно, пусть уголки и предательски опустились вниз. — Вас проводят в ваши покои, — отрезав, сказал он, и рядом с Богданом по обе стороны, как по команде, выросли два стражника. Тут же мажордом повернулся обратно к Владу. — А мы не будем заставлять Короля и Королеву ждать. Сжав в кармане кулаки, Морок снова быстро прошёлся взглядом по каждому окружавшему его стражнику. Лица за шлемами не выражали никаких чувств. Изуродованные угрюмостью, они почему-то в такой неподходящей ситуации заставили Влада припомнить всех встретившихся ему моряков. К ужасу собственному себе в прошлом, он, кажется, начинал понимать тех бедняг сейчас как никогда. Влад был уверен, что ему не послышалось тихое «А́ртур» за его спиной, но оборачиваться не стал. Расходясь с Богданом каждый в свой тёмный коридор, парень ощущал взволнованный взгляд приятеля, который на самом деле всё прекрасно понимал, хоть и пытался до конца быть добродушным и неунывающим. Но Влад не обернулся. Лишь прошептал что-то одними губами, как бы прощаясь, а как бы и сам не понимал, к чему, ведь никто, даже он сам, ничего не услышит. Замок никогда не казался приветливым, но сейчас он, словно свалив всю свою тяжесть на Влада, пытался вдавить его в пол своей безграничной неприязнью. Пусть Морок и твердил себе, что наверняка это ощущение возникало от идущих рядом стражников, которые даже в узком коридоре не позволяли себе оставить парню какой-либо кусочек свободы. Но нет. «Наверняка» пропало, и парень ясно всё понял. Произошло это в ту же секунду, как только тот оказался освобождён от какой-либо охраны вокруг себя, но так и не смог вдохнуть полной грудью. Поправив свой фрак, Трюдо с некой гордостью, пронизывающей каждое его движение, пару раз постучал в огромные двери, походившие больше на церемониальные ворота. Влад предполагал множество причин оказаться здесь. По крайней мере, он знал две из них, за которые он и мог стоять прямо сейчас перед огромным каменным пьедесталом, уходившем вверх острой горой, на вершине которой восседали Его Величество Король и Её Величество Королева. Знал ровно до того момента, пока не заметил знакомое личико в немногочисленной толпе слева, в тени колонн. Ксюша неотрывно смотрела на него, нервно при этом чесав свою ладонь. Как всегда обычная служанка, да только как бы неуклюжа, нелепа и неловка ни была её поза, Влад лишь по одному её взгляду сжался от понимания неизбежного. Почувствовал. Прочитал. Знал. Сердце застучало быстрее, тело бросило в жар, голова загудела, после чего будто внутри всё сдавило от сильного удара. Подавляя волну паники, он пытался сконцентрироваться на чём-то, кроме неё. Перевёл взгляд на Королеву, чей хмурый болезненный вид загнал его ещё в большую ловушку. Влад замер, осознавая всю суть произошедшего и то, что есть ещё одна, третья причина оказаться здесь, о которой он глупо забыл. «Письмо…» — Надеюсь, господин А́ртур, — начал говорить Король, чей голос сразу разлетелся по огромному залу, огибая каждую узорчатую колонну, — мы не очень сильно вас отвлекаем. «… должно было лежать в трактате…» Спокойно встретив грозный взгляд Короля, направленный явно, чтобы тут же и мгновенно испепелить его, Влад измученно выдохнул, принимая последующие его слова, как выстрел в упор. — Или лучше обращаться к тебе, как… Морок?